Поезд в... никуда? Часть 2
Начало истории: Поезд в... никуда? Часть 1
------------------------------------
Дима оглянулся на вокзал с табличкой “Белодольскъ”, вскочил на подножку жёлтого вагона и вошёл внутрь. Через мгновение поезд тронулся, набирая ход.
Обратной дороги нет. Теперь только вперёд…
Дима постоял, собираясь с мыслями, а потом пошёл по длинному, через весь вагон, проходу, разглядывая обстановку и людей.
Справа и слева от прохода по всему вагону шли места для пассажиров. Рядом с каждым окном стояли друг напротив друга два мягких дивана. Все они были обиты сине-серой полосатой тканью. На окнах висели синие шторы, а над каждым диваном была приделана аккуратная полочка-сетка, куда люди могли положить свои вещи.
Невидимый и неслышимый, Дима шёл по вагону, невозбранно наблюдая за пассажирами. Кто-то уже вовсю болтал с соседом или дремал, а кто-то ещё суетился, укладывая вещи или усаживая детей.
В середине вагона послышался голос Ивана Поликарповича, объясняющий кому-то, что друг очень много курит, а вот ему самому табачный дым невыносим, потому они с Андреем Борисовичем едут в разных вагонах.
Дима пошёл на знакомый голос. Он решил держаться рядом с этим человеком, просто для какой-то определённости.
Иван Поликарпович сидел у окна, а место рядом с ними пустовало. Поколебавшись, Дима сел туда. Иван Поликарпович недоумённо нахмурился, почувствовав что-то странное, но взял себя в руки и продолжил беседу с соседями.
— Какую, говорите, вы должность занимаете?
— Помощник секретаря Пермского окружного суда! — с гордостью ответил молодой мужчина, сидевший напротив. - Представьте, мою фамилию даже внесли в губернский адрес-календарь! Так и написано: “помощник секретаря — Матвей Павлович Евстюнин”.
— Поздравляю! А чин у вас какой?
— Пока что никакого. — смутился Матвей Евстюнин. — Но я собираюсь в следующем году выдержать экзамен и получить коллежского регистратора. А там уж как пойдёт! Господин судебный секретарь Белощапов ясно дал понять, что считает меня хорошим служащим. Я даже смею надеяться на некоторую протекцию. Я приложу все силы, чтобы доказать свою полезность и продвинуться выше! Тем более это важно сейчас, когда мы с Наденькой обвенчались…
И он улыбнулся сидящей рядом жене, а та в ответ одарила его восхищённым взглядом.
Дима рассматривал чету Евстюниных. Им обоим было лет по двадцать-двадцать пять, и они были красивой парой. По нежным, смущённым взглядам и по новеньким обручальным кольцам было понятно, что это — счастливые молодожёны.
Девушка была в тёмно-зелёном платье и такой же шляпке. Этот наряд удивительно подходил к её рыжим волосам и ясным серым глазам. Мраморно-белая кожа вспыхивала трогательным румянцем, когда девушка смущалась (а делала она это часто).
Супруг её очень старался выглядеть солидно и казаться старше, чем есть, но ещё юношеская горячность то и дело прорывалась в жестах и фразах. Иван Поликарпович, разумеется, это замечал, но только по-доброму улыбался. А может, вспоминал свою, уже минувшую юность?..
Иван Поликарпович и Матвей Евстюнин беседовали на самые разные темы, Надя по большей части молчала, но иногда деликатно вставляла в разговор свои соображения.
А Дима слушал соседей вполуха. Он смотрел в окно и впал в то особенное, сродни трансу состояние, которое хорошо знакомо путешественникам: кажется, что время и пространство застыли, и поезд будет ехать вечно. За окном мелькают силуэты деревьев, уютно светятся вдали чужие города. И мыслями улетаешь куда-то ввысь, растворяешься в ночи, в просторах и далёких огоньках и чувствуешь в душе удивительную гармонию...
Дима позабыл, что сидит в старинном поезде, а вокруг тысяча девятьсот десятый год. Парень улыбался, глядя на мелькающую в окне луну, и мысли его бродили где-то далеко.
А поезд равнодушно мчался вперёд, разрезая тьму и нарушая тишину ночи.
Вдруг вагон резко тряхнуло. Дима едва не слетел с сиденья и тут же очнулся от своих благодушных грёз. Надя Евстюнина испуганно вскрикнула, муж одной рукой прижал её к себе, другой крепко схватился за сиденье. Иван Поликарпович выругался куда-то вперёд:
— Что творите, черти?! Не дрова же везёте - людей!
Поезд невозмутимо продолжил свой путь, но теперь с явно большей скоростью. Стук колёс стал громче и чаще, вагон натужно скрипел и раскачивался из стороны в сторону.
Взбираясь на холм, поезд замедлился, но на спуске снова разогнался, да так, что неладное заметили даже самые невнимательные пассажиры.
— Проводник! — крикнул Матвей Евстюнин. — Милейший, в чём дело? Куда гоните? Машинист у вас пьян что ли?
При слове “машинист” по лицу Нади пробежала тень, уголок рта дёрнулся, будто девушка вспомнила что-то неприятное.
— Здесь обычно поезд плетётся еле-еле — дорога вниз уходит, на мост. А тут гонят, как на пожар. — встревоженно сказал Иван Поликарпович. — Надеюсь, это не…
На что надеялся Иван Поликарпович, осталось неузнанным.
Вагон тряхнуло, дёрнуло, а потом его сотряс страшный удар. Неведомая сила приподняла вагон над землёй, а потом швырнула вперёд, вниз и потащила по склону.
Истошные крики, визг и ругань наполнили воздух. Гнулись полочки, вырывались из креплений диваны. Пассажиров и вещи в диком хаосе мотало по вагону. Окна разбились, и осколки разлетались во все стороны, раня людей не хуже картечи.
Дима тоже не устоял на ногах и кубарем полетел по проходу. Парень пытался ухватиться за что-нибудь, но безуспешно. Он улетел в угол вагона, ударился головой и спиной об стену и потерял сознание.
***
Очнулся Дима от жуткого звука. Это был крик, наполненный ужасным, неизбывным горем. Женский голос на одной и той же ноте вопил:
— Володиинька, сынооок!
Дима лежал на земле. Застонав, парень встал, осмотрел и ощупал себя. На затылке и над правым виском обнаружились две глубокие ссадины. Раны кровили, но кость была цела. Если не считать этого и рваной одежды, Дима был в порядке. Даже телефон в кармане каким-то чудом уцелел.
А вокруг царил ад.
Всюду валялись куски вагонной обшивки, осколки стекла и вещи пассажиров. Сам вагон лежал на боку, искорёженный и смятый чуть ли не в гармошку. Чуть поодаль другие вагоны горели, и пламя пожара озаряло ночь зловещим красным светом.
В воздухе висел тяжёлый запах гари, крови и чего-то химозно-едкого. Кричали и бранились раненые, голосили жутким, звериным воем женщины над мёртвыми телами.
Казалось, метвецы были всюду. Раскоряченные, застывшие в нелепых позах тела валялись у вагонов, на путях и дальше — кого где настигла гибель. А кое-где виднелись оторванные руки, ноги, пальцы…
Диму затошнило, и он быстро зажмурился, пытаясь удержать в себе содержимое желудка. Получилось.
Поднявшись на вершину холма, парень осмотрелся. Железная дорога шла по двум холмам и поворачивала на мост, под которым протекал небольшой, но быстрый ручей. Под мостом валялся паровоз и несколько разбитых и перевёрнутых вагонов, остальные же вагоны разбросало по округе. Некоторые из них горели.
С высоты холма парень смотрел, как чёрными силуэтами в зареве пожара бродят выжившие люди. Они или шли бесцельно, просто чтобы куда-то идти, или искали своих родных и вещи. И только немногие, сохранившие силы и волю, пытались помочь раненым и не допустить большого пожара. Благо, на месте крушения не росли большие деревья, а трава была мокрой от недавнего дождя.
Диме стало стыдно, что он просто наблюдает со стороны. Спустившись с холма, он решительно направился к тем, кто тащил носилки с раненым. Задним носильщиком был совсем молоденький парнишка, видимо, ещё гимназист. Он сам шатался и был бледен до зелени, но упорно шёл. Дима взялся за ручку рядом с парнишкой, и глаза гимназиста удивлённо распахнулись: носилки ни с того ни с сего стали легче!
Раненого отнесли подальше, к раскидистому дубу, и носильщики присели отдохнуть. А Дима пошёл обратно, к покорёженным вагонам. И вдруг откуда-то сбоку он услышал мучительный стон.
Дима пошёл на звук и увидел Надю Евстюнину. Ниже пояса девушку придавило диваном. Лоб и щёку Нади посекло осколками окна, и всё лицо было залито кровью. Шляпка потерялась, а восхитительные рыжие волосы растрепались и вымазаны в грязи. Серые глаза затуманены — Надя, кажется, была не в себе от боли.
Поднатужившись, Дима приподнял диван и откинул его в сторону, освобождая ноги Нади. От открывшейся глазам картины тошнота снова подступила к горлу.
Неестественно вывернутые, разбухшие от отёков ноги девушки были сломаны в нескольких местах. Кое-где из синюшной кожи торчали наружу ярко белеющие в темноте обломки кости.
Надя тихо застонала, из-под прикрытых век выкатились несколько слезинок, и Диму остро кольнула жалость. Ему очень хотелось помочь девушке, облегчить её страдания, но как?.. Дима ничего не понимал в медицине, но догадался, что передвигать девушку и трогать искалеченные ноги не надо.
Оглядевшись, Дима поднял с земли рваные вагонные шторы, отряхнул их, скатал в валик и аккуратно подложил его Наде под голову.
“Надо её укрыть чем-нибудь и дать попить”, — подумал парень и пошёл искать нужные вещи.
В чьём-то треснувшем чемодане нашлась пуховая шаль, там же парень взял погнутую, но ещё вполне годную металлическую кружку. Воды он зачерпнул из ручья. Она была прохладной и прозрачной, и парень прогнал прочь мысль, что сырую воду не стоит пить. А где другую-то возьмёшь?
Вернувшись к Наде Евстюниной, Дима укрыл её шалью. Потом, сев рядом на землю, аккуратно напоил девушку. Она глотала воду жадно, с наслаждением, совсем не думая, откуда взялась вода и почему кружка висит в воздухе.
— Пей, Надюха, пей, — с грубоватой нежностью сказал Дима. — Может, выкарабкаешься. Жаль, что я переломы лечить не умею.
Девушка допила воду и немного повеселела. Черты лица, искажённые страданием, слегка разгладились, а взгляд прояснился.
На сердце у Димы потеплело, он улыбнулся и… его взгляд натолкнулся на осмысленный взгляд Нади. Она смотрела на Диму удивлённо и испуганно.
Она его ВИДЕЛА!
А потом что-то случилось.
Мир мигнул, дёрнулся. А после воцарилась жуткая, всеобъемлющая тишина.
Стихли стоны раненых, смолк плач по погибшим и ругань, и даже пламя, доедавшее остатки вагонов, кажется, перестало трещать.
В зловещей тишине стук Диминого сердца прозвучал громким набатом.
И, как в кошмарном сне, медленно, но неотвратимо зашевелились и стали подниматься на ноги мертвецы. Раненые, молча, не чувствуя боли, тоже поднимались, вопреки всем сломанным конечностям, пробитым головам и прочим травмам. Прочие люди, бросив свои занятия, ничуть не удивляясь и не пугаясь, тоже встали, подчиняясь общему движению.
И даже Надя Евстюнина, которая только что могла лишь стонать, вдруг впилась пальцами в землю, ловко подтянулась и встала на свои переломанные ноги.
Все бывшие пассажиры поезда, живые или мёртвые, молча смотрели на Диму пристально, в первый раз видя его. Стояли в этом странном строю и пожилая дама в синем платье, и Матвей Евстюнин, и надменный Андрей Борисович, и похожий на Куприна Иван Поликарпович… И у всех было одно выражение лица и одни и те же взгляды.
И что выражали эти взгляды, нельзя было понять. То ли страх, то ли гнев, то ли чью-то волю.
В горле у Димы моментально пересохло, его затрясло. Взгляды этих молчаливых людей (да и людей ли?..), казалось, обжигали даже через одежду.
Надя Евстюнина клацнула зубами и потянулась к Диме. Он закричал, отпрыгнул, и это будто стало сигналом к действию.
Все пассажиры бросились к Диме. Остатки самообладания покинули его, паника накрыла с головой. Крича от ужаса, он побежал к лесу.
Не говоря ни слова, но очень выразительно пыхтя, все жуткие пассажиры рванули за Димой. И двигались они быстро и ловко, что вроде бы мёртвые, что раненые.
Дима почти добежал до леса, но ему наперерез выскочил недавний гимназист и ещё один мужчина, носивший раненых. Споткнувшись, Дима растянулся на земле, и тут же в него впились жадные до добычи пальцы. Парень закричал от боли, казалось, что из него живьём вырывают куски плоти.
Каким-то чудом он сумел отбиться от носильщиков и бросился к лесу, но и там уже из-за деревьев выходили преследователи.
Загнанным зайцем Дима метался по месту крушения поезда, уворачиваясь от загребущих рук.
Но всё же его взяли в кольцо. Бывшие пассажиры будто по команде, в одно мгновение, улыбнулись во весь рот. На отстранённо-спокойных лицах эта улыбка выглядела особенно жутко.
Дима затравленно огляделся по сторонам. Кольцо врагов неумолимо сжималось…
“Мне конец. Как глупо!”, — мелькнуло в голове.
Последняя вспышка отчаяния придала Диме сил, и он рванулся к горящему вагону. На нём тут же повисли две девушки, но но удержать его не смогли. Дима вывернулся из их хватки и достиг цели.
В лицо дыхнуло жаром, и Дима на долю секунды замедлился и оглянулся.
Преследователи были уже совсем близко. В их глазах был одинаковый голодный блеск, и движения их всех были удивительно синхронны.
— Лучше сгорю, чем вам в лапы!! — заорал Дима, зажмурился и прыгнул вперёд, в объятый пламенем дверной проём.
Раскалённый воздух вошёл в лёгкие, опалив их; волна жара и пламени накрыла нестерпимой болью. Дима закричал в последний раз.
А за жаром и пламенем пришла тьма.
***
— Молодой человек! Эй, слышишь меня? Аууу!
Первым вернулся слух. Словно издалека, приглушенно слышался женский голос, требовательный и встревоженный.
Потом подключилось зрение. Перед внутренним взором в черноте замелькали белые и цветные пятна.
Последними вернулись ощущения тела. Дима почувствовал, что лежит на чём-то твёрдом, что у него болит голова, особенно ноет правый висок. А ещё — что в нос бьёт противный запах нашатыря.
Дима зашевелился и открыл глаза. Он увидел высокий потолок с хрустальной люстрой, а совсем близко — лицо пожилой женщины в медицинской шапочке. Рядом с ней стоял охранник.
— Ну наконец-то! Очнулся! — с облегчением сказала медичка, убирая от носа Димы ватку с нашатырным спиртом. — Скажи что-нибудь.
— Где я? Что случилось? — просипел Дима.
— Ты в Белодольске, на вокзале. Ты спал, потом упал и головой ударился. Глеб Степанович, — медичка показала рукой на охранника, — вот меня позвал.
— Ну ты, парень, напугал! Спал спокойно, потом задёргался и заорал так, будто тебя режут. Аж на пол брякнулся. Кошмар приснился?
— Вроде того…
Приподнявшись на локтях, Дима оторопело осматривался. Вот он, вокзал Белодольска: высоченный потолок, лестница на второй этаж, кофейный автомат, ряды металлических стульев и монументальная советская мозаика во всю стену. На табло два часа ночи. Под стульями стоит очень знакомая спортивная сумка. А в зале ожидания пусто, нет никого, кроме охранника, медички и кассирши за стеклом.
Дима едва не заплакал от облегчения.
Так это был сон?! Ужасный, реалистичный, но сон?! Ура!!
— Пошли-ка в медпункт. У тебя на затылке ссадина и над правым виском, надо обработать. Это что, ты так со стульев упал?! Или это ты раньше?
В ответ Дима только пожал плечами, мол, не знаю.
— Давление заодно измерим. Идём. Сумку не тащи, Глеб Степаныч за ней присмотрит.
Вслед за женщиной Дима поднялся на второй этаж и зашёл в кабинет.
— Садись сюда, на кушетку, и кофту снимай.
В окружении медицинских плакатов и шкафчиков с бинтами и лекарствами Дима окончательно поверил, что весь абсурд с 1910-м годом, крушением поезда и бегающими мертвецами просто приснился.
Медичка обрабатывала Диме ссадины, попутно расспрашивая, что пациент делал, что вообще случилось. Дима честно рассказал про пиво в буфете и коньяк после, про жуткий сон и пробуждение. Когда он рассказывал, перед глазами то и дело появлялось лицо Нади Евстюниной, то счастливое, то искажённое страданием. Дима потряс головой, прогоняя видения.
— Насмотрятся ужастиков, а потом кошмары снятся. — неодобрительно покачала головой медичка. — У меня внук наиграется во что-нибудь, а потом в туалет с фонариком идёт, боится. Эх, молодёжь!.. Ну всё, иди, Дмитрий Смолин, и береги себя. Даже на поезд успеешь. И коньяк с пивом впредь не мешай!
— Не буду, — пристыженно сказал Дима. — Спасибо вам!
Дима ещё немного поболтал с медичкой, а потом спустился в зал ожидания и больше не спал. В четыре утра прибыл нужный поезд, и Дима уехал. В поезде он тоже не решился поспать, а всю дорогу сидел, глядел в окно, грыз семечки и о чём-то думал.
До места командировки Дима добрался спокойно и даже успел пару часов подремать в гостинице. А потом — круговерть дел, разговоры, звонки… И Дима постепенно забыл и про Белодольск, и про странный сон, навеянный пустым вокзалом.
“А что травмы там и в реальности одинаковые, так это просто совпадение, — убедил себя Дима. — Иногда вон и с дивана падают и шею ломают”.
***
Из документов специальной комиссии Министерства путей сообщения Российской империи.
Написано рукой одной из членов комиссии:
“В двадцать первый день мая сего года (тысяча девятьсот десятого от Р. Х.) на железнодорожном переезде Кулики – Белодольск произошел сход с рельс пассажирского поезда №7 в составе 19 вагонов. В результате происшествия погибло 34 лица: 20 мужчин и 14 женщин. Сверх того, 61 пассажир и 3 лица из штатной команды поезда, включая машиниста, получили увечья различной степени тяжести.
Из материалов дознания, проведенного приставом 1 стана Белодольского уезда М.В. Агафоновым, выяснилось, что причиной сказанного происшествия стало нарушение подлежащих инструкций дежурным машинистом Карасёвым. Последний, к слову, во время вышеуказанной аварии получил несколько легких ран.
Ефим Данилов Карасёв, из крестьян Мамадышского уезда Казанской губернии, находится на службе в ведомстве Министерства (путей сообщения) с 1902 г. Классного чина не имеет, должность же машиниста исполняет с 1906 г. Из показаний, данных Карасёвым приставу Евграфову, следует, что он, Карасёв, два года назад был помолвлен с девицей, дочерью купца Надеждой Ивановой Кашириной. По словам виновного, он «любил эту стервь больше жизни», но Каширина без объяснений разорвала помолвку и уехала. Карасёв уверяет, что с тех пор ничего не знал о судьбе бывшей невесты.
В ночь на 21 мая сего года Карасёв, приведя поезд на станцию Белодольск, увидел, как в вагон вошли молодожены: статный молодой человек под руку с рыжеволосой красавицей, в которой Карасёв с изумлением узнал свою бывшую пассию. При этом Каширина казалась вполне счастливой, и это обстоятельство больше всего поразило машиниста. По словам Карасёва, он пришёл в сильнейшее волнение и расстройство чувств и оттого не выполнил инструкцию, предписывающую снижать скорость поезда на опасных участках дороги. На участке перед Холмогорским мостом скорость поезда, как следует из материалов дознания, в несколько раз превышала предельно допустимую. Итогом стал сход состава с рельс. Список жертв и пострадавших прилагается <…> Карасёв характеризуется начальством как ответственное, трезвое и вполне благонадежное лицо. В каких бы то ни было связях с революционно настроенным элементом замечен не был. Считаю, что подозревать тут намеренную диверсию не стоит. Дата, подпись.”
Другой рукой на полях рядом написано: “Вот что творят с человеком любовь и ревность!”
------------------------------------------------------
Если кто-то захочет поддержать меня донатом или следить за моим творчеством в других соцсетях, буду очень рада. Присоединяйтесь!
1) "Авторы сегодня": https://author.today/u/diatra_raido
2) Группа в ВК: https://vk.com/my_strange_stories