"Благословение на свадьбу" (1886) Барнаул, Государственный художественный музей Алтайского края
Говоря о правах женщин в дореволюционной России, стоит с одной стороны взглянуть на то, что н гласили законы, а с другой – на то, как обстояло дело на практике. К тому же многие проблемы были характерны не только для России, но и для многих других государств того времени. Отсюда спойлер: по современным меркам с правами женщин была беда, а по сравнению с другими европейскими государствами все было не так уж плохо.
С. И. Грибков «Перед свадьбой»
Большую роль в общественном положении женщины играло ее сословное происхождение. Так уж исторически сложилось, что чем выше был социальный статус женщины, тем меньше у нее было личных свобод, и это было характерно для многих стран. Если крестьянка могла свободно гулять по деревне или уехать на заработки в город, то барышня из благородного семейства в допетровскую эпоху фактически сидела в своем тереме и в общественной жизни участия не принимала. При Петре I новые более откровенные наряды и регулярное присутствие женщин на публичных мероприятиях для многих стали шоком. Однако даже несколько последних десятилетий правления императриц не изменило патриархальных устоев. До второй половины 19 века барыня и тем более барышня не могла одна прогуляться по ближайшему парку, потому что это считалось неприличным. Барышню сопровождала гувернантка, прислуга, другие родственницы старшего возраста. Позади замужней дамы обычно плелся слуга, который при этом часто еще и нес вещи своей хозяйки. Естественно, ни в каком законе подобное прописано не было, но одиноко идущая по улице дама, особенно в вечернее время, могла быть принята за женщину сомнительного поведения. И небезосновательно, потому что жрицы любви действительно часто прогуливались одни, демонстрируя себя во всей красе. Или, например, ситуация с внебрачными связями, которые осуждались в любом случае. Однако к добрачным связям крестьянок и мещанок относились все-таки лояльнее, и это никого не удивляло. В некоторых случаях за такую девушку просто давали больше приданого, или она была менее требовательна к потенциальным женихам, но препятствием к браку это не являлось. К добрачным связям дворянок отношение было куда хуже, и девушка, уличенная в них или даже просто заподозренная, вряд ли могла рассчитывать на удачный брак. С другой стороны супружеская измена в крестьянской среде часто каралась намного серьезнее (характерный пример – рассказ «Вывод» М. Горького). В дворянской среде, где браки часто были по расчету, на измены могли смотреть сквозь пальцы, лишь бы это происходило тайно и не породило сплетен, как в случае с Анной Карениной. Чтобы барышня не проявляла интереса с интимной стороне жизни, ее всячески оберегали от любой информации на эту тему. В итоге в первую брачную ночь ее мог ждать сюрприз, не всегда приятный. В большинстве случаев женихов и невест выбирали родители, при этом некоторые учитывали пожелания своих отпрысков, а некоторые нет. Более самостоятельны в этом вопросе женщины стали во второй половине 19 века. Подробнее о поиске спутников жизни тут
Фирс Журавлев «После венчания»
Крестьянские девушки могли наблюдать за размножением скотины, а иногда и своих родственников, потому что обеспечить приватность личной жизни в крестьянской избе было проблематично. Или, например, ситуация с рукоприкладством. Крестьянин или мещанин, поколачивающий домочадцев – обычное дело, и если это не приводило к серьезным травмам, то община, на уровне которой решалась большая часть вопросов, смотрела на это сквозь пальцы. Правда, и ситуации, когда жена отправляла к праотцам нерадивого супруга, в крестьянской среде встречались не так уж редко. Дворянину поколачивать жену было неприлично (он при этом мог поколачивать слуг, но это уже другая история).
В ответ на давление общества в 19 веке появилось понятие «эмансипе» - женщина, демонстративно выступающая за равные права с мужчинами и пренебрегающая патриархальными устоями. Однако отношение к ним было, скорее, негативным. Довольно злая пародия на подобных женщин – Кукшина в «Отцах и детях» - «дама, еще молодая, белокурая, несколько растрепанная, в шелковом, не совсем опрятном платье, с крупными браслетами на коротеньких руках и кружевною косынкой на голове. Она встала с дивана и, небрежно натягивая себе на плечи бархатную шубку на пожелтелом горностаевом меху, лениво промолвила: “Здравствуйте, Victor”...уставив на Базарова свои круглые глаза, между которыми сиротливо краснел крошечный вздернутый носик… В маленькой и невзрачной фигурке эманципированной женщины не было ничего безобразного; но выражение ее лица неприятно действовало на зрителя. Невольно хотелось спросить у ней: “Что ты, голодна? Или скучаешь? Или робеешь? Чего ты пружишься?”» Более приятное впечатление производит сильная и независимая Анна Одинцова, но и тут писатель подчеркивает, что независимость ей дали деньги, а ради них она вышла замуж за ненавистного ей человека, да и оставшись вдовой, она не чувствует себя счастливой. Идеал писателя – «тургеневская девушка» - на этих героинь явно не похожа. Но это больше об общественной морали патриархального общества, а не о законодательстве.
Григорий Мясоедов «Поздравление молодых в доме помещика» (1861)
Российская империя была патриархальна и на уровне законов. Юридический статус женщины определялся у замужних исходя из статуса их мужей, у незамужних – по отцу. Если женщина выходила замуж, она числилась в том сословии, к которому относился ее муж. Если дворянка выходила замуж за крестьянина, она становилась крестьянкой. А если крестьянин – еще и крепостной, то и она теряла свободу. Такая ситуация однажды даже дошла до суда. Мелкопоместная дворянка влюбилась в своего крепостного и вышла замуж за него, а вольную ему перед этим дать забыла. Из-за бюрократии она сама оказалась крепостной и отошла в собственность другому помещику. Суд в итоге женщину все-таки освободил. Сходной ситуация была, например, в семье художника В. А. Тропинина. Тропинин был крепостным, а его невеста – «вольной поселянкой», но после свадьбы и она стала крепостной. Из-за самодурства помещика свободными они стали только спустя много лет.
В. Г. Венецианов «Утро помещицы» (1823) Государственный Русский музей
Помимо сословий не стоит забывать и о табеле о рангах. В дореволюционной России чиновница – жена чиновника, и обращение к ней было таким же, как к ее мужу. В условиях «чинопочитания» это было важно. В «Мертвых душах», когда Чичиков знакомится с помещицей Коробочкой, та представляется: «... Коробочка, коллежская секретарша». О том, что она - Настасья Петровна, Коробочка сказала позже после вопроса Чичикова. То есть чин ее покойного мужа в данном случае оказался важнее, чем ее собственное имя. В случае смерти чиновника его вдова теоретически могла рассчитывать на пенсию, при условии, что покойный прослужил требуемое количество лет. Когда в «Преступлении и наказании» пьяница Мармеладов погибает, близкие сетуют, что тот на госслужбе пробыл не достаточно долго, чтобы его жена могла рассчитывать на финансовые выплаты. Аналогичная ситуация была и с военнослужащими. Слова «генеральша», «полковница», «майорша» были в ходу.
Одна из юридических проблем женщин того времени – отсутствие собственных паспортов. Вместо этого данные женщин были вписаны в паспорта их мужей, у незамужних – их отцов. Надо заметить, что в то время паспорта были вещью необязательной. Это был в первую очередь документ, дающий право на перемещение по стране, а в родных краях он и не требовался. У дворян он был бессрочным, остальным его приходилось периодически продлевать. Соответственно, не имея своего паспорта, женщина не могла самостоятельно путешествовать. Получить личный документ можно было только с согласия мужчины. Это могло создавать трудности, если женщина решила куда-либо уехать против его воли. Если, например, жена ушла к соседу, то повлиять на ее решение было бы трудно. Если она решила с ним уехать в другой регион, муж мог помешать ей это сделать, например, подав заявление на розыск, и женщину по этапу вернули бы на родину. Аналогичная ситуация могла быть и со свободолюбивой дочерью. Чтобы разжиться собственным паспортом, некоторые девушки даже фиктивно выходили замуж. При этом получить развод до революции было крайне трудно. Легальных поводов было всего несколько: доказанная измена (а доказать ее было крайне сложно), сумасшествие супруга(и), отсутствие между супругами интимных отношений за все время брака (тоже трудно доказуемо, если только жена так и осталась девственницей, или муж имел врожденную патологию, при которой половая жизнь заведомо невозможна).
В. Е. Маковский «Не пущу» (1892)
Рукоприкладство в этот список не входило. Разводами занимались консистории (чиновничий аппарат при церкви), которые отличались коррумпированностью и медленной работой. Проще было добиться официального права на раздельное проживание. Одно время этим вопросом занималось знаменитое Третье отделение. Также теоретически можно (но сложно) было добиться от мужа алиментов, вернее, фиксированной суммы, которую мужчина должен был выделять на содержание супруги. Такая ситуация была, например, у А. В. Суворова, а много лет спустя у И. К. Айвазовского. Если в случае с Суворовым на решение о выплатах могли повлиять прохладные отношения с императором, то во втором речь шла о доказанных случаях рукоприкладства. Жена художника смогла добиться сначала раздельного проживания с выплатой алиментов, а затем и развода. Дети остались с ней. Но подобные процессы были редкостью (их число возросло ближе к концу 19 века). В большинстве случаев рассорившиеся дворяне разъезжались, а финансовые вопросы решали полюбовно. Как например, Пьер и Элен Безуховы в «Войне и мире». Кому в случае расставания доставалась опека над детьми, зависело от многих причин, включая причину развода. Но довольно часто суд становился на сторону отцов. В случае с крестьянками было сложнее, потому что жены и мужья воспринимались как рабочие руки в хозяйстве, и остаться без мужчины в семье было серьезной проблемой.
Василий Максимов «Больной муж» (1881)
У европеек паспорта, как правило, были свои. Но при этом у россиянок было другое право, которого были лишены некоторые европейки: право распоряжаться своим имуществом. В России муж и жена были, если так можно сказать, разными «хозяйствующими субъектами». В браке и приданое, и добрачное имущество формально оставалось собственностью женщины. Ее деньги нельзя было снять со счета без ее ведома, или, например, продать ее дом. Она могла получать зарплату, наследство, дорогостоящие подарки без разрешения мужа. В «Анне Карениной» легкомысленный Стива спускает деньги на развлечения и любовниц, плодит долги и уговаривает жену продать принадлежащий ей лес. Потом он пытается заставить ее продать имение, но та сопротивляется. В Британской империи, например, даже совершеннолетняя и дееспособная женщина такого права была лишена, и ей полагался опекун мужского пола. В итоге это породило множество брачных афер, когда прохиндеи женились на доверчивых девушках, а потом прибирали к рукам их имущество. Подобная ситуация встречается во многих английских романах того времени. Правда, и оплачивать счета жен и возмещать причиненный ими ущерб обязаны были мужья, а россиянин мог отказаться (но это выливалось в скандалы и тяжбы, поэтому «благородия» обычно так не поступали). Или, например, коварный «милый друг» Мопассана шантажом заставляет жену отдать ему половину причитающегося ей наследства, а в противном случае не дал бы ей получить что-либо вовсе. В России она бы могла показать мужу кукиш, а в случае развода каждый остался бы при своем. Если муж тайно растрачивал имущество жены, то теоретически она могла подать на него в суд, правда, подобные судебные процессы были редкостью.
Василий Максимов «С дипломом» (1890)
Так называемый «женский вопрос» в России обычно увязывали с вопросом женского образования. В отличие от европеек россиянка могла сама распоряжаться своими деньгами, но их еще нужно было заработать. А квалифицированный труд, увы, среди женщин был не так распространен. Официально женщина могла выучиться на учительницу/ гувернантку или акушерку, к 20 веку было довольно много женщин-зубных техников. Иногда образованные женщины в столице подрабатывали переводами. Например, мимолетная возлюбленная Пушкина Анна Керн, которая во втором браке очень нуждалась в деньгах, занималась переводами литературных произведений. Иногда женщины работали редакторами, корректорами, переписывали ноты и т.д. При этом многие старались это не афишировать, так как работа была для женщины признаком финансов проблем ее семьи. С появлением печатных машинок появилось множество стенографисток. Известно, что вторая жена Ф. М. Достоевского Анна была его стенографисткой. Еще одним частым способом заработка была сдача помещений в аренду и субаренду, при том что сдавать могли что угодно: дома, квартиры, комнаты, углы, койко-место. Женщины часто подрабатывали шитьем и рукоделием, но труд этот был малооплачиваемым, а клиенты нередко обманывали. Сонечка Мармеладова пыталась шить на заказ, но так и не смогла заработать. Также женщины работали в сфере торговли, от модных лавок до продажи пирожков на улице, иногда в общепите. Про сомнительные профессии не говорю, это отдельная тема.
Николай Ярошенко «Курсистка» (1883)
Увы, высшего образования для женщин было не предусмотрено. Девочки из крестьянских и мещанских семей могли учиться в церковноприходской школе, в лучшем случае заканчивали 2 или 4-класные училища, где учились вместе с мальчиками. По статистике даже в начале 20 века число грамотных среди женщин было намного меньше, чем среди мужчин. До середины 19 века девочки из обеспеченных семей учились на дому. Из благородных, но небогатых семейств – в институтах благородных девиц (Смольный – самый известный – основан еще при Екатерине II). Девочек учили читать, писать, говорить на иностранных языках, танцевать, музицировать, а общеобразовательным предметам уделялось меньше внимания. О жизни институток более подробный пост уже был.
В 1851 году в Петербурге было открыто знаменитое Мариинское училище, в котором после 4 лет учебы девушки из малообеспеченных семей могли получить диплом домашней учительницы, «дабы приобретать средства к жизни собственным трудом». Первоначально училище назначалось исключительно для детей привилегированных сословий, в конце XIX века оно стало всесословным. В первом выпуске 1855 году было всего 8 учениц, к началу 20 века каждый год выпускалось около 300. Но, как не трудно догадаться, шли учиться в подобные училища не по велению сердца и желанию «сеять разумное, доброе, вечное», а из-за безденежья, поэтому к выпускницам относились часто не с уважением, а с сочувствием. В 1850-х было открыто еще несколько подобных училищ в других городах.
В. Г. Перов «Приезд гувернантки в купеческий дом» (1866) Государственная Третьяковская галерея
24 мая 1870 года было утверждено «Положение» о женских гимназиях и прогимназиях ведомства Министерства народного просвещения. Если мужские гимназии были рассчитаны на подготовку к поступлению в ВУЗы, то ученицы женских гимназий могли при желании сдать экзамен на гордое звание домашней учительницы, и на этом все. Те, кто хотел учиться дальше, отправлялись за границу, что было по карману далеко не всем.
В 1860-х на волне активизации общественной жизни и либеральных идей были предприняты попытки организовать научно-популярные лекции. Из воспоминаний А. Я. Панаевой: «Слепцов приехал в Петербург в самый разгар женского вопроса и сделался горячим его пропагандистом… В 1863 году по инициативе Слепцова устроились частные популярно-научные лекции для женщин… Наконец они открылись в квартире одного господина из общих наших знакомых. Быть лекторами на этих лекциях Слепцов уговорил нескольких молодых людей из сочувствующих женскому вопросу. Правда, что это были не ученые специалисты, но настолько образованные люди, что женщины могли вынести из их лекций элементарные сведения по физике, химии и гигиене. Слепцов также был в числе лекторов и должен был читать на первой лекции о составе воды и о применении ее силы к механике. Все лекторы добросовестно готовились к лекциям. Я приехала на лекцию аккуратно в назначенный час, но все стулья уже были заняты слушательницами, между которыми находились дамы и девицы не из круга учащихся. Слепцов засуетился, видя, что для меня нет стула.
– Я повытаскал в залу стулья из всех комнат, – говорил он, – только в кухне осталась табуретка. – И добавил и гордостью: – Видите, я был прав, что в наших лекциях чувствуется большая потребность – сколько явилось слушательниц! Погодите, скоро эта зала окажется малой…
Но, к огорчению Слепцова, с каждой лекцией число слушательниц все убывало, потому что пошли слухи, что хозяина залы, где читались лекции, призывали куда следует для объяснения о сборищах в его квартире и требовали, чтобы более их не было. Кроме того, учащиеся женщины утром были заняты, а мнимо-учащиеся (которых было тогда много), побывав на первой лекции, нашли, что там слишком много бывает аристократок (так называли тогда женщин хорошо одевающихся), и не желали сидеть вместе с ними. Дамы же, которых считали за аристократок, испугались слухов, что во время чтения может явиться полиция, и перестали посещать лекции.
Наконец, на одну из лекций явилось всего восемь слушательниц. Слепцов расхаживал по пустой зале в ожидании, не прибудет ли хоть еще немного публики, чтобы начать лекцию; но ожидания его оказались напрасными. Тогда он сел за стол и позвонил в колокольчик. Присутствующие в зале прекратили разговор и смотрели на Слепцова, который встал и произнес следующую речь:
– Милостивые государыни и милостивые государи, прошу вашего внимания. Я должен сказать надгробное слово преждевременно погибшим нашим лекциям. С душевным, глубоким прискорбием я обязан объявить вам, что, за отсутствием слушательниц, лекции прекращаются. Но, покидая эту залу, я, как Галилей, воскликну: “А все-таки эти лекции принесли бы большую пользу женщинам в общем их образовании”». Позже В. А. Слепцов основал «Знаменскую коммуну» для учащихся девушек, но она была вскоре закрыта из-за слухов о сомнительном поведении членов (при этом слухи раздували искусственно). В 1869 году И. И. Паульсон с разрешения правительства открыл в здании 5-й Санкт-Петербургской мужской гимназии. Затем появились Лубянские курсы (Москва, 1869—1886), Владимирские курсы (Санкт-Петербург, 1869—1875), Курсы В. И. Герье (Москва, 1872—1888 и 1900—1918), Бестужевские курсы (Санкт-Петербург, 1878—1918), Казанские (с 1876 года), Киевские (1878—1920), Сибирские высшие женские курсы (с 1910 года). Учебная программа на многих из них была приближена к университетской.
Э. Я. Шанкс «Наем гувернантки» (до 1893 года)
В начале 1860-х женщин допустили в некоторые российские университеты (в том числе университеты в Петербурге, Казани, Киеве и Харькове) в качестве вольнослушательниц, однако в 1863 году новый устав эту практику прекратил. Даже если женщина получала диплом за границей, то часто не могла им воспользоваться, так как вакансий для нее не было. Женщина-хирург или физик-теоретик была нонсенсом. Редкое исключение – Н. П. Суслова. Из воспоминаний А. П. Панаевой: «Она резко отличалась от других тогдашних барышень, которые тоже посещали лекции в университете и в медицинской академии. В ее манерах и разговоре не было кичливого хвастовства своими занятиями и того смешного презрения, с каким относились они к другим женщинам, не посещающим лекций. Видно было по энергичному и умному выражению лица молодой Сусловой, что она не из пустого тщеславия прослыть современной передовой барышней занялась медициной, а с разумной целью, и серьезно относилась к своим занятиям, что и доказала впоследствии на деле. Когда в Петербурге доступ женщинам на лекции в медицинскую академию был запрещен, Суслова уехала в Цюрих слушать лекции. В 1868 году она первая из русских женщин (и чуть ли не из первых европейских женщин) получила диплом доктора медицины и вернулась в Петербург держать экзамен в медико-хирургической академии. Какую сенсацию тогда произвела она в обществе, особенно в корпорации докторов, среди которых образовались две партии: одни были возмущены дерзостью женщины, претендующей сделаться их коллегой (тогда твердо укоренилось общее убеждение, что у женщины настолько слабы умственные способности, что она не может усвоить себе никакой науки). Другая партия докторов явилась защитниками умственной равноправности женщины. Г-жа Суслова блистательно оправдала на экзамене защитников женщин, получила докторский диплом и быстро приобрела практику. В 1869 году она вышла замуж за швейцарского подданного Ф. Ф. Эрисмана, молодого ученого, ныне известного гигиениста... Как пионерке. Сусловой пришлось испытать и преодолеть массу неприятностей и препятствий на своем пути: надо было иметь сильный, энергичный характер, чтобы дойти до цели, не смущаясь враждебностью и оскорбительными насмешками. Упомяну еще о г-же М. А. Боковой, с которой я познакомилась, когда она была еще молоденькой женщиной, также слушала лекции в медицинской академии и также должна была уехать за границу, чтобы учиться медицине, получила в Гейдельберге диплом на доктора-окулиста и сделалась известной в Лондоне как искусный глазной оператор. Г-жа Бокова также занималась литературой: она перевела почти всего Брэма, которого издавал выпусками молодой естественник В. О. Ковалевский. В. О. Ковалевский часто бывал у нас, он и познакомил меня со своей невестой, которой тогда было всего лет семнадцать. Это была очень хорошенькая барышня, живая, веселая, но уже тогда избравшая себе целью изучить высшую математику. Теперь Софья Васильевна Ковалевская сделалась профессором в Стокгольмском университете».
Отношение к женскому образованию можно проследить на примере карикатур Кадулина, а именно серий «Типы студентов» и «Типы курсисток».
Как видим, курсистки - куда менее привлекательны. Даже в начале 20 века отношение к «ученым девам» было либо пренебрежительным или, как минимум, настороженным. Суфражистка справа - классический «синий чулок», как тогда его и изображали. На другой открытке подпись «фребеличка». Фребель - немецкий педагог, один из теоретиков дошкольного воспитания. В Санкт-Петербурге в 1866 году последователи, а точнее, последовательницы открыли первые бесплатные сады для детей фабричных рабочих. Их организацию профинансировала благотворительное «Общество дешевых квартир».
Участницы общества помимо прочего отстаивали идеи женского равноправия. Из-за отсутствия господдержки сады просуществовали недолго, но название «фребелистка» стало нарицательным. Сложился и клишированный образ курсистки – девушки с короткой стрижкой и непременно в барашковой шапке пирожком. О том, насколько важно женское профессиональное образование, по-настоящему стало понятно с началом Первой мировой войны, когда и в России, и в Европе «мужскими профессиями» многие женщины стали заниматься в силу очевидной необходимости.