Отголоски прошлого (вторая часть цикла)
1 часть - https://pikabu.ru/story/pyatyiy_den_5033037
3 часть - https://pikabu.ru/story/bolshe_chem_kamen_5207276
Стояла глубокая зима. В оврагах и под деревьями снег лежал кипенно-белый, почти не тронутый следами, нарядный.
Совсем по-другому дела шли на открытом месте, у большой воды. Вчера еще с неба сыпало так, что было можно заблудиться на околице селения, а сегодня проказник-ветер начисто подмел обширную поляну, согнав весь снег к деревьям и кустам. Там он собрался причудливыми горами и башнями, ярко полыхавшими в лучах выглянувшего солнца.
Вдоль берега носился туда и сюда мальчишка с выбившимися из-под шапки светлыми кудрями и расстегнутой, несмотря на суровый мороз шубке. Это была его восьмая зима и отец впервые взял мальчонку с собой в лес, признав, наконец, что сын подрос. Было, чем гордиться! Рядом с мальчишкой бегал и заливисто лаял, в притворной злости скаля зубы, рыжий пес. Да, собственно, еще и не пес, а щенок-подросток, удавшийся особенно крепким и смышленым, а потому подаренный этой весной единственному сыну вождя. В руках у хозяина была палка и псеныш всем видом показывал, что не прочь забрать ее у человека. Если надо будет, так и вместе с рукой. Обоим было несказанно весело.
Отец мальчишки сидел поодаль от них на могучем корне и наблюдал за игрой, прищурившись от солнца. На его суровом лице нет-нет да и появлялась улыбка, так потешно гонялся за мальчишкой щенок, так радостно было слышать смех, прерываемый звонким лаем. А уж если учесть, сколь похожи были отец и сын... И действительно, убери следы прожитых годов с лица, да завей прямые, соломенного цвета волосы вождя и разглядишь такого же точно мальчонку, только ростом побольше. Опытный, видавший виды охотник будто вновь в детство заглянул.
Мальчик тем временем нашел на льду замерзшего озера орлиное перо и, разом забыв про игру, побежал хвастаться отцу. Тот рассмотрел перо со всех сторон, одобрительно похлопал сына по плечу и посоветовал положить находку к другим подношениям.
Корень, на котором устроился мужчина, принадлежал когда-то громадному, старому дереву. Давным-давно выросло оно на пригорке у края Гнилых болот, многие годы служило стражем темных сил, свивших себе гнездо в топких глубинах. Но однажды вышел срок и ему.
Почти два десятилетия назад над этим краем пронеслась страшная гроза и, не доставив людям никакого беспокойства, кроме вымокшей одежды, весь свой гнев выместила на лесном исполине. Говорят, одного удара молнии не хватило, чтобы повалить дерево, потребовалось не то семь, не то двенадцать, не то и вовсе без числа. Так оно было, или нет, но с тех пор сохранился лишь неохватный низкий пень с торчащим вверх наподобие гребня обломком. Человеческие руки обтесали и выгладили твердое дерево, покрыли резьбой и лаком. Гребень с тех пор стал нести на себе изображения богов и великих подвигов, а сам пень превратился в алтарь святилища. Желающие почтить благих богов несли сюда подношения, оставляли просьбы и благодарности. Вот и сейчас на широком Пне лежали горкой блины, отражала солнце кованая булавка, покрывались изморозью вяленые сливы, уже поклеванные птицами. Нашлось, конечно, местечко и для пера.
Боги не стали бы гневаться, даже не принеси они вовсе никаких даров. Ведь кто, как не будущий вождь первым обнаружил Пень? Да и не он ли - под строгим взором жреца - обтесывал и шлифовал заветный обломок, чтобы мастер-резчик мог бы затем с легким сердцем браться за работу? Нет, боги бы не прогневались. Но если уж подвернулся случай лишний раз помянуть их добром, так отчего бы и нет.
Мальчишка пристроил свой подарок рядом с блинами, торжественно поклонился святилищу, затем растущим полукругом елочкам, будто стерегущим покой предка и в молчании вернулся к берегу. Серьезности его, конечно, хватило ненадолго и вскоре над ледяной гладью озера уже вновь раздавался ребячий смех и лай верного пса.
Но к этим звукам примешивался и другой, заставивший мужчину насторожиться и повернуть голову в сторону леса, где с ближайших деревьев снялись вдруг две сороки. И действительно, прошло совсем немного времени, прежде чем из-за стволов показались охотники. Все молодые, безусые, вооружённые легкими копьями, они шумели так, что, по мнению мужчины, могли добыть разве что глухого зверя. А того вернее - уже мертвого. Увидав сведенные брови вождя, молодежь разом примолкла и побежала дальше, приминая лыжами снег, в напряженной тишине. Их тоже не хватило надолго: стоило скрыться от взыскательного взора опытного охотника на другом конце поляны, за деревьями, как парни вновь начали перекликаться и хвастать будущей добычей. Одно хорошо, что хотя бы вполголоса.
Вождь усмехнулся, слушая, как стихают отголоски их речей вдалеке. Он и сам бы сейчас был не прочь немного размяться. Мороз стоял нешуточный. Поднявшись на ноги и похлопывая себя рукавицами по бедрам, мужчина начинал уже подумывать, а не отправиться ли назад, к неблизкому дому, когда вспомнил о ручейке.
В те времена, когда он был еще совсем мальчишкой, ненамного старше сына в его нынешние года, будущий вождь бывал на этом берегу едва ли не чаще всех остальных деревенских вместе взятых. Досадно потому, что не ему выпало обнаружить пробившуюся сквозь землю тонкую струйку воды. Кристально чистую, холодную даже в самый жаркий летний полдень. Это было уже после того, как гроза сумела обвалить древнюю елку и, видимо, неслучайно после этого что ни год, то все дальше и дальше начала отходить от берега линия камышей и грязно-зеленой ряски, пока не образовался чистый и светлый залив с песчаным дном. На дне лежали какие-то причудливые обломки, хорошо заметные сквозь прозрачную воду, но сколько бы не ныряли за ними любопытные мальчишки, не повезло ни одному. Уж очень глубоким оказалось озеро. А ручеек тек себе да тек, питая водоем свежей влагой и почитался в народе если не святым, так уж чудесным - точно. Напиться из него означало залучить удачу в дом. Не зря же нашедший его среди лесного мусора, под валежиной малец вырос в лучшего охотника селения, мужа первой красавицы. Вождь не собирался отказываться от удачи и решил обязательно сводить сына на ручей. Благо, и идти тут было совсем немного, только вон тот пригорок одолеть. Сейчас они сходят туда, затем, глядишь, пробегутся до Красного холма посмотреть, как там старый бортник Ронша поживает, а там и до дому останется не так, чтобы много. Может, даже засветло успеют обернуться. А уж дома...
Но тут залаял пес. Не так, как до этого - весело и озорно. В голосе рыжего защитника слышались злоба и страх.
- Что ты, Черноух, что ты? Кого учуял? - спрашивал мальчишка, теребя лохматого друга.
- Ко мне, быстро! - крикнул вдруг ему отец, да таким голосом, что послушный мальчуган сейчас же повиновался и подоспел к мужчине, провожаемый часто озирающимся псом.
- Надевай и быстро беги вон туда! Запомнил, куда парни уходили? - протягивал ему охотник лыжи.
- Да зачем бы..? - не мог взять в толк мальчишка. - Без тебя..?
Он-то от берега не мог видеть того, что учуял нос Черноуха, а отец - увидел со своего места на возвышении. Да и, право же, незачем такое видеть.
- Быстро, я сказал! - прорычал мужчина. Тут пес, в очередной раз оглянувшись, тоскливо завыл и мальчишка поглядел на озеро. Лучше бы он этого не делал. По льду, лишь кое-где припорошенному снегом, бежал в их с отцом сторону медведь. Да не в том беда, что зверь был крупный, хотя о встрече с такой громадиной впору сочинять легенды. И даже странный, небывалый окрас его шкуры - иссиня-черный по желтому - не был столь уж грозен. Но вот только бежал этот медведь с дикой скоростью, покрывая одним махом сотни шагов и вырастая из едва заметной точки на горизонте в оскаленное чудище за считанные мгновения. Убегать от такого было бесполезно, а значит, кто-то должен был встать на пути шатуна и остановить его. И восьмилетний мальчик с храброй собакой точно не годились на эту роль.
- Живее надевай! - голос мужчины сорвался.
Мальчишка промедлил еще мгновение, зловещий медведь показался на границе болота и озера. Тут размеры все-таки подвели зверя. Лед явственно затрещал под неимоверно массивной тушей, одна лапа хищника провалилась. Он зарычал, выдергивая конечность из стылой воды, сбился с бега.
- Живо! - крикнул мужчина и когда сын вновь промешкал, сбил его с ног и сам споро начал надевать на мальчишку лыжи.
- Папка, а ты? Ты как же?! - хныкал малец и даже предпринял попытку оттолкнуть руки отца ногой, за что получил тут же нешуточную затрещину и заныл уже без слов. Мужчина успел-таки напялить на валенки сына лыжи, мигом поставил его вертикально и отправил бежать к лесу, в ту сторону, куда совсем недавно направлялись парни. Сопровождал он это такой злой бранью, что иной взрослый бы испугался. Мальчишка, всхлипывая, побежал прочь. Пес кинулся за ним. Прощального взгляда рыжего, брошенного им на отца обожаемого хозяина, мужчина уже не видел. Медведь был близко.
Уходя в лес даже ненадолго, вождь всегда брал с собой топор. Очень хороший, выкованный ему в подарок на свадьбу кузнецом, приходившимся невесте родным дядей, он никогда не подводил охотника. А тот в благодарность не позволял даже пятнышку ржавчины осесть на железе, держал лезвие острым и уже трижды менял топорище, когда то от жаркой работы начинало изнашиваться. Был заветный топор с мужчиной и теперь. Но он - для ближней схватки, когда доходит дело до когтей и зубов, когда все решает сила и злоба, не умение. Для первого удара у него было припасено другое оружие.
Вождь знал, что не одолеет медведя. Слишком велико было чудовище. Будь у него рогатина - и то едва ли. И всё-таки он поднял свое охотничье копье, готовясь встретить зверя. Если боги пожелают, он успеет еще и топором достать страшилище. А там уж - будь что будет... Только б сынишка сумел уйти. А он... Что ж, всякое бывало, конечно. И радости, и горести. Сколько дров наломал, понимаешь только потом, когда поздно что-то исправлять. И всё же жизнь прожита не совсем зря, наверное. По крайней мере, голодать его людям не приходилось уже много лет подряд. Да и поганые болота, пожалуй, отступили от леса не без его помощи.
Тут в лицо охотнику словно гнилью дохнуло: надолго ли отступили? Не их ли посланец мчится, разевая пасть, на обидчика своих хозяев? А потом мужчина и вовсе похолодел: медведь заворачивал влево. Он собирался сперва нагнать ребенка, а уже затем разобраться со взрослым! Едва осознав это, вождь с криком метнул копье.
Зверь, явившийся с дальних просторов болот, неведомой силой порожденный, был немыслимо скор. Двух, много трех прыжков хватило бы ему, чтобы обойти ощетинившегося острым жалом человечка. И всё-таки копье поймало его в воздухе, ударив в бок. Охотник был силен, рука его тверда, а потому стальное острие пробило и мохнатую шкуру, и толстенный слой сала под ней. Нанести удар сильнее было выше человеческих сил. Зверь дико заревел, опрокидываясь на левый бок, но тут же вскакивая на лапы. Копейное древко хрустнуло, как щепка в зубах колосса и разломилось, оставив свою меньшую часть в теле медведя. Подняв лобастую голову, тот поглядел на ранившего его мужчину. Намерения убийцы изменились. Сначала он разорвет надоедливого самца, а уж потом настигнет детеныша. Тому не уйти далеко. Коротко рявкнув, зверь бросился по пологому склону вверх, к такой близкой добыче.
В эти мгновения мужчина успел рассмотреть людоеда. Не был тот ни дряхлым, растерявшим зубы стариком, ни отощавшим и слабым подранком. Не слетали с пасти клочья пены, как бывает с бешеными. В маленьких глазках зверя горело желание убивать и только, а сам он был крепок, сыт и невероятно могуч. И не было рядом своры собак, способных бросаться на гиганта со всех сторон, повисая пиявками и отвлекая от острого железа в руках охотников. Не было и самих охотников с тяжёлыми копьями, способными выдержать натиск лесного хозяина. Вождь бился против лютой смерти совсем один и была эта схватка безнадёжна. Не спасет от стальных когтей добротная росомашья шуба, не укроют от клыков обереги на груди. И все-таки он еще жив, а значит…
Сверкнул топор, метя встающему на дыбы медведю в шею, но тот прикрылся лапой. Ожившей горой вознесся он над охотником. Весь мир, казалось, заполонил запах тины и смрада из громадной пасти. Еще один раз успел мужчина ударить чудище топором, попав почти туда же, где уже сидело копейное жало, а потом вцепился в лохматую тушу обеими руками. Конечно, никаких рук не хватило бы, чтобы обнять медведя как следует. А уж какие силы нужны, чтобы переломить такому гиганту хребет - и представить себе нельзя. Мужчина и не рассчитывал. Чудо уже то, что избежал он покамест когтей и зубов исчадия болот. Задыхаясь от вони, слыша над головой рев ярости - человечек опять сумел ужалить! - охотник надеялся только на то, что сын успеет удрать как можно дальше, пока медведь возится с ним. Прощай, Созин, малыш...
Все это длилось одно или два удара разгоряченного сердца. Человек и медведь замерли на вершине покатого пригорка, будто обнявшиеся после долгой разлуки старинные друзья. А затем вождя понесло спиной вперед, сбивая с ног, он и сам дёрнул обидчика, что было сил, просто лишь затем, чтобы не умирать в полной беспомощности... А потом была обжигающая боль, от которой на глазах вскипели слезы, страшный рев зверя и тяжесть наседающего чудовища на груди, переходящая в милосердное забытье.
***
- Дядя Юкко! Дядя Юкко! Скорее, идем! Да идем же!
Голос кажется знакомым, но чей он, вспомнить никак не удается. Да разве имеет это значение, ведь он уже уходит. Куда? Не вспомнить, да и какая разница. Он уходит и знает только одно: там, в конце пути, будет хорошо и спокойно. А пока есть лишь тьма. Или это свет? Не имеет значения. Ничто не имеет. Есть светотьма, есть путь туда, где будет хорошо.
- Что... что с ним, дядя Юкко?! Что с ним?!
- Тише, малыш. Не плачь. Я и сам еще не понял, что там с ним. Боги, да с какой стороны к тебе подступиться-то?!
Еще один голос. Он тоже кажется знакомым. Наверное, если как следует подумать, то можно вспомнить, кому он принадлежит. Да только не хочется. Путь все короче. Свет гаснет, а во тьме загорается огонь. И снова. И опять. А это еще кто? Воин с золотыми волосами. Он идет навстречу и преграждает путь почти ушедшему в вечный покой человеку. Он говорит, но говорит непонятно. Какая-то ёлка, какие-то темные болота. Хрудовы боги на дне в ярости, что их сила тает. Что бы это значило? Как тяжело думать… Ясно одно: он сделал все правильно, но этого пока слишком мало для окончательной победы. А значит, он слишком рано вышел на последнюю дорогу.
- Дышит..! Клянусь Вараланом, я оторву тебе уши, братик, если ты попробуешь перестать!
Воин берет его под руку и ведет назад. Мысли становятся яснее. Он начинает что-то вспоминать. Имена, лица. Звуки голосов…
- Сейчас я подниму, а ты тяни, малыш! Тяни, что есть силы! Готов?
Голоса все громче, все яснее. Его ждут и просят вернуться. В том краю, откуда доносятся голоса, не все еще завершено. Золотой воин останавливается. Поднимает руку, прощаясь. Надо бы ответить ему тем же, пока еще не слишком по...
***
На пригорке недалеко от замерзшего озера открыл глаза светловолосый мужчина, вождь лесной деревни. Открыл, чтобы увидать над собой встревоженные лица, взрослое и мальчишеское, заслонившие собой безоблачно-синее небо. И еще затем, дабы вспомнить разом все, что совсем недавно было лишь смутными миражами на дальних рубежах памяти. Тут же раздался радостный вопль и мальчишка бросился ему на грудь, больно уперевшись в помятые ребра ладонями, смеясь и рыдая одновременно.
- Папка, папка..!
Больше малыш ничего произнести не сумел и только заливался слезами.
- С возвращением, Линдиар, - сказал высокий, темноглазый Юкко, распрямляясь. - С возвращением, братишка.
- И т-тебе привет, брат, - отозвался вождь, не делая ни малейшей попытки подняться, а только гладя кудрявый затылок Созина и, сам того не замечая, плача. – Как п-поохотился..?
Потом, уже в потемках, они все вместе шли в деревню. Линдиар нес сына на руках и тот даже не думал канючить, что уже большой и может идти сам, а только жался к груди отца и изредка счастливо всхлипывал. У ног вождя вертелся рыжий пес. По обе руки от мужчины и позади него шли молодые охотники, глядя на своего правителя со смесью восторга и подмечая каждое движение. Не приведи боги, великий герой, в одиночку одолевший гигантского медведя, запнется, устав от ратных трудов и упадет. Кто, как не они подхватят тогда вождя и спасут от срама. Они и сейчас - долго ли соорудить носилки! - подняли бы мужчину на плечи, да никто не решался предложить.
Охотники вернулись к воде как раз вовремя, чтобы помочь рубить мертвого медведя на куски и разводить погребальный костер. Размеры страшилища, а пуще того - меняющее временами цвет пламя и нестерпимая вонь, испускаемая горящей тушей поразили их до глубины души. Не стоило сомневаться, что уже назавтра вся деревня будет знать, как их вождь одолел колдовского медведя шириной с амбар на кулачках, а к концу недели окажется, что зверей было десять, а у вождя одна рука завязана за спиной.
Линдиар же, тихо бормоча молитвы всем светлым богам вместе и каждому по отдельности, почти не видел дороги. Болела перевязанная наспех голова, мысли ворочались неспешно, будто жернова мельницы. Перед глазами стояла одна и та же картина. Громадный мертвый зверь, насадивший сам себя на алтарный выступ, да так, что изрезанный священными сюжетами обломок толщиной в четыре пальца, шириной в сажень и с закругленной верхушкой сумел разрезать медведя едва ли не напополам.
Косматая лапа чудища, упавшая на грудь мужчине, едва не выдавила из него жизнь. Если бы рухнула вся туша... Но даже это были еще не все чудеса. Там, где сам он, падая в обнимку с медведем, чиркнул виском о край алтаря, к лакированному дереву пристал лоскут кожи и задержалось несколько быстро замерзших красных капель. А вот темной медвежьей крови, хлеставшей из смертельно раненого зверя ручьем, отчего-то не осталось ни в одной трещинке, ни в одном завитке резных изображений и букв. Даже орлиное перо не впитало ни единой капли.
Вот и шел теперь мужчина, веря и не веря в случившееся и вознося хвалы благим богам. Только благодаря их промыслу одолел он ужасного шатуна, сам отделавшись лишь головной болью да мушками в глазах. Думалось ему и о том, какие же черные силы могли вызвать проклятого медведя из болотных далей. Сон мешался с явью, вождь вновь видел себя мальчишкой, прикоснувшимся к неведомым и страшным тайнам прошлого. Тогда, двадцать с лишним лет назад, все закончилось хорошо. А вот теперь..? Если и правда болотные боги так хотели его и сына погибели, они скоро найдут другой случай отомстить. И кто знает, окажутся ли тогда рядом силы, способные помочь, заступиться и даже увести непутевого под руку от чертогов Прядильщика Уримэ? И все-таки… Все-таки там, среди света и тьмы, он узнал, что силы Болота на исходе. Надежда оставалась.
Юкко шел впереди всех, поглядывая иногда через плечо на старшего брата. Он как раз возвращался домой с охоты, когда встретил бегущего не разбирая дороги и зареванного Созина. Услыхав, что родич в беде, охотник без жалости швырнул добытого изюбря на снег и бросился на подмогу. И, как видно, очень вовремя успел. Юкко также нашлось бы, о чем подумать, и все же самым главным сейчас было то, что брат, которого они с племянником насилу вытянули из-под медведя, жив. Обычно младший был боек на язык, но сейчас никак не мог сообразить, что сказать. Его переполняла тревога.
- Послушай, Лин, - сказал Юкко наконец, остановившись и крепко взяв брата за плечи. Мужчина пытался говорить весело, но губы у него прыгали. - Ты это прекращай. То молишься, то плачешь. В жрецы, что ли, готовишься? Да оно и верно, какой из тебя вождь! Под глазами синяки, ноги едва волочишь. Того и гляди – носом в снег улетишь. Смотреть противно!
Линдиар долго глядел на брата, пытаясь понять, а потом облегченно рассмеялся. Все беды показались ему вдруг посильными. Мрачные тени будущего таяли, кружась в морозном воздухе.
- Т-тебе бы так головой п-приложиться! Посмотрел бы я тогда н-на тебя!
Тут уж засмеялись все, а Черноух, ощутив наконец знакомый запах, зашелся вдруг радостным лаем и бросился вперед. Деревня была совсем близко.
Бродяга
Привет Пикабу!
Холода наступают, поэтому запилил небольшую анимацию!
Хорошего вам вечера!
![Бродяга Pixel Art, Фэнтези, Волк, Зима, Гифка, Coub](https://cs10.pikabu.ru/post_img/2018/10/23/10/154031450613632986.jpg)
Северный страж
На дальнем севере, где зима можно длиться больше полугода, обитают необычные создания..
Заметить их может лишь особо наблюдательный.А к тем, кто по истине верит в чудеса, могут и в гости заглянуть))
Зимний Амфиптер, который заглянул к нам на огонек, пушист и дружелюбен)
И ещё несколько фото в естественной среде обитания)
Полностью подвижен;
Размер : 33х35см
На вопросы отвечу здесь))
by Mystic Wood
Breath of Winter
Поиграем в бизнесменов?
Одна вакансия, два кандидата. Сможете выбрать лучшего? И так пять раз.
Пятый день
Лихорадка пришла с Гнилых Болот и в одночасье уложила в постель едва ли не всех жителей деревни.
В стародавние времена, когда мир был ещё юн и светел, на месте Болот лежали озёра неописуемой красоты. Вода их обладала целебными свойствами, а уж какая рыба водилась в той воде, словами не описать. Говорят, в светлый праздник Долгодень сами боги не брезговали омыть ноги в прохладных волнах. Потому и назывались те озёра не как-нибудь, а Белыми, ибо белый - знак святости и чистоты.
Но пришёл однажды вождь, жаждущий славы и власти и принёс в край Озёр волю своих богов, помноженную на силу воинов. Три недели шло сражение на берегах чистых вод, пока не были разгромлены войска неприятеля. Вот только кровь погибших навеки осквернила землю. Начали хиреть и иссякать питавшие озёра источники, дурной травой обросли некогда чистые берега. На том месте, где пал вражеский военачальник, выросла поганая чёрная елка, запустившая извивы своих корней прямо в прозрачные воды. А чужие боги, не нашедшие себе пристанища в душах здешних людей, прокляли место своего позора страшным проклятием. Больше уж никто не называл озёра Белыми, а вскоре бывшая светлой вода превратилась в застойную жижу. Так родились Гнилые Болота.
И видно все ещё не иссякла в них сила древних и злых времен, раз лихорадка, всегда боявшаяся морозов, сумела пробраться в дома под конец осени.
"Привет, Юкко! Как твои дела? Неужели совсем ничего не изменилось? Не знаю, слышишь ли ты меня, ведь я не говорю вслух... Очень бы хотелось верить, что слышишь. Мама считает, ты наполовину уже там, во владениях Уримэ, а ведь все, кто попал к нему, слышат нас и без слов, верно? Ты почти там и, наверное, встретил уже дедушку и дядю Серми. Если так, то скажи, что мы чтим их память. И пусть не тревожатся понапрасну: у нас всё хорошо. Передавай им привет, Юкко, и возвращайся. Мы так долго тебя ждём, дольше, чем всех остальных. Старик Тириюн проболел всего три дня и поправился, а ведь он старше дедушки в два раза. Кривой Хэммил поднялся на седьмой день, а Рападог Южанин на десятый. Никто из наших не ушёл к Уримэ, один ты там, да и то наполовину. За эти три недели ты стал ещё меньше и бледнее. Кто же возьмет в мужья такого малыша, подумай сам? Юкко, знаешь, а ведь я даже рад, что не нужно говорить. Я никогда не умел болтать так складно, как ты, и пожалуй, сейчас бы мучился до заката, подбирая слова. Вот только у меня нет на это времени, брат. Скоро совсем рассветет, а путь неблизкий, значит пора идти. На Болотах не страшно, Юкко, только очень ветрено и очень одиноко. Понимаешь теперь, почему туда никто не ходит? Если не испугаешься, я покажу тебе волчий камень и ледяные зубы. И даже Ёлку, обещаю! Потом, когда ты вернешься. Я очень хочу, чтобы ты вернулся, братишка... Сегодня я пойду на Болота в пятый раз. Это хорошее число, Юкко, оно угодно богам. Сегодня всё получится. Иначе... Не обижайся, пожалуйста, но иначе нет смысла пытаться. Ты ведь тоже охотник, Юкко, ты знаешь, что такое судьба. Боги могли рассердиться и приказать Уримэ пришить тебя толстой ниткой к Вечному Полотну. Тогда понятно, почему тебя всё нет и нет. Пришитое трудно оторвать. И всё-таки сегодня пятый день и я попробую. Не скучай, Юкко."
Мальчишка лет четырнадцати ловко выскользнул из двери дома на окраине деревни, быстро надел лыжи и помчался в утренней полутьме за околицу, к лесу и лежащим за ним болотам. Путь был давно известен и не таил в себе опасностей. По крайней мере, вплоть до проклятых топей.
До них было пока ещё далеко и малец спешил, как мог. Родители, измотанные домашними хлопотами, а того больше - горестным ожиданием и предчувствием беды, спали. Да они и не удивятся, что старший сын их отправился спозаранку в лес. Без пары-тройки тетеревов, а то и зайцев тот и в более юные годы возвращался редко, нынче же и вовсе считался первым охотником. Из деревенских один только Хэммил забредал в чащу так далеко, однако он с неделю назад сломал ногу и лежал дома под присмотром семьи.
А вечером пойдет снег, все приметы указывают на это. Никто не узнает, где мальчишка бывал четыре дня до этого и куда отправился сегодня. Нечего доброму человеку делать на Болотах, не для того предки их берега покинули. Дурное место.
Да только что же остаётся делать, когда твой брат тает с каждым днём и не помогают никакие снадобья? Быть может, болезнь излечит тот, кто ее наслал?
Над вершинами сосен медленно разгоралось алое пламя мирового светила. Шуршал под широкими охотничьими лыжами снег. Перекликалась мелкая птичья братия, встречающая новый день. На светлых и прямых, как солома, волосах мальчишки появился иней и тот, не прекращая движения, нахлобучил на голову видавшую виды шапку. Самый жгучий мороз, знал он, бывает именно в эти рассветные часы.
К полудню стало куда теплее и шапка вновь отправилась в сумку, а уж верхние крючки шубы мальчишка расстегнул ещё раньше. Деревья кругом становились всё реже и тоньше, многие выглядели больными. Давно уже не было слышно птиц, почти не встречалось звериных следов. Болота были близко, их ядовитое дыхание распугало всё живое окрест.
И всё-таки лыжнику, как бы он ни спешил, пришлось остановиться передохнуть. Одолеть весь путь до поганых топей одним махом было не под силу даже взрослому мужчине. Пожевав немного сушёного, жёсткого как подметка мяса и проглотив горсть снега, мальчишка отдышался и продолжил путь, чтобы через пару часов выбежать, наконец, прямо к краю трясины.
Сейчас, подо льдом и снегом, Гнилые Болота не выглядели такими уж устрашающими. Просто широкое белое поле с торчащими из сугробов тут и там жёсткими стеблями камыша и редкими, изогнутыми стволами осинок и берёз. А вот ёлка, растущая у самого берега, на невысоком пригорке, с приходом зимы вовсе не изменилась. Да и с чего бы ей, простоявшей без малого семь столетий, меняться. Топорщились иголки тяжёлых тёмных лап, чернел морщинистый узловатый ствол, бугрились могучие корни. И пахло от дерева вовсе не хвоей, а чем-то неведомым, хоть и не слишком неприятным.
Мальчишка обогнул громадный серо-зелёный камень, напоминающий издалека голову волка, оставил по левую руку целое поле странных ледяных наростов, порождений воды и мороза и выбрался, наконец, прямо к Ёлке. На нижних ветвях дерева покачивались подвешенные кусочки лепёшки, вяленая рыба, разноцветные лоскутки. А на плоской, словно стол, поверхности толстого корня лежали и другие подношения.
"Сегодня пятый день, - произнёс мальчишка мысленно и, сняв рукавицы, коснулся тёмной коры. - И я вновь здесь, дерево. Брат горит изнутри от лихорадки и перестал приходить в себя. Лекарь давно отступился от него, сказав, что всё в руках богов. Но боги, как видно, гневаются и не желают слушать, а то и вовсе спят, и я прошу тебя - помоги! Ты - сердце болот, его сила и воля. Если ты умеешь насылать болезни, то, должно быть, и врачевать их - в твоей власти! Прошу, прими эти дары и вылечи Юкко, Ёлка. Не отправляй во владения Уримэ такого малыша, позволь ему вернуться! Быть может, то, что я делаю - греховно и боги вовсе отвернутся от меня, но к кому обратиться ещё, я не знаю. Так сделай по-моему, прошу тебя!"
Слова эти мальчишка за пять дней успел выучить наизусть. Они были рождены последней, чахлой и безумной надеждой на чудо, за которой - лишь отчаяние. Закончив разговор, проситель извлёк из сумки завернутый в тряпицу дар. Последний дар... Медовый пряник, что испекла мать в то самое злополучное утро, когда старик Тириюн вдруг упал посреди улицы едва ли не замертво, а Юкко не смог сам подняться с постели. Выпечка ничуть не зачерствела за эти дни и теперь заняла подобающее место среди прочих подношений.
Что же, когда сделано всё, что только можно, остаётся лишь вернуться домой. Если Юкко так и не станет лучше, значит... А ничего это не значит! Не может быть такого! Не может, чтобы все чаяния, усилия, молитвы, всё это оказалось совсем напрасным... Не должно быть так... Никогда...
Мальчишка как согнулся положить пряник, так и забыл разогнуться и замер в неудобной позе, сжав до боли кулаки. И сам не замечал, что плачет. Можно сказать младшему братишке красивые и гордые слова: дескать, сделаю, что смогу, а там уж как получится. Дескать, на всё воля богов и мы примем её, как должное. Вот бы ещё и самому поверить в то, что говоришь...
Умерших не стоит огорчать видом излишней скорби и горьким плачем. Зачем им, ставшим частью Великого Полотна, что в заветный час развернётся, порождая новый прекрасный мир, заботы и печали. Да как тут сдержишься, когда ноет от чёрной тоски душа, когда небо над головой кажется застиранной, но всё равно нечистой тряпкой и меркнут краски мира!
Долго это продолжалось, нет ли - кто знает. А только мальчишка распрямил наконец спину, утёр щеки, разлепил смёрзшиеся ресницы и окончательно решил отправляться домой. Сегодня уж точно не до охоты, тем паче, что и ловушек он прошлым днём снаряжать не стал. И в тот же миг...
- Линдиар, негодник! Ты чем это там занимаешься? - раздался визгливый голос за спиной.
Названный этим именем мигом обернулся, чтобы увидеть замотанную в бесчисленное множество платков, из-под которых почти не видно иной одежды, женскую фигуру. Безумная Деришка! Вечно слоняется по деревне, всюду видит неправедность и ковы, хоть и безобидна, как дитя. Неужели пошла за ним, не побоялась болотного зла? Да и он тоже хорош - ничего не заметил!
- Я тебя спрашиваю, дурень! - продолжала тем временем наседать Деришка. - Что в таком поганом месте забыл? Или не ведаешь законов людских?
Линдиар не сразу нашёлся, что сказать в ответ.
- Ах! - закричала вдруг безумная и начала мелко-мелко пятиться назад к лесу. - Поняла теперь! Ты - колдун проклятый! Богов тёмных выкормыш! Чуяло моё сердце - неладное что-то под крышей вашего дома творится... Болезнь у вас загостилась неспроста... Теперь-то ясно, почему! Ты и наслал, проклятый заика!
А потом неуклюже повернулась к мальчишке спиной и бросилась прочь. Старенькие чинённые лыжи её так и мелькали, палки размётывали снег.
- По... по... постой! - закричал Линдиар, бросаясь в погоню. Этого ему ещё только не хватало! Конечно, никто не поверит, что сын уважаемого семейства - злой заклинатель, сочтут очередными бреднями, изрекаемыми Деришкой по дюжине на день. Вот только каждый знает, что врать женщина не умеет. Принять соседскую свинью за злое чудище - это сколько угодно, а выдумать, чего не было... Такого за дурочкой не водилось. Растрезвонит на всю деревню и объясняй потом, что ты на Болотах делал, если даже не колдовал и тёмным богам не молился! А ведь он и правда молился, пусть не богам, а Ёлке... Начнёт отец спрашивать - как ему солжёшь?
Нет уж, надо догнать Деришку и как можно скорее! А там... Там видно будет. Может быть, удастся ее успокоить. Ведь рядом живёт, через три двора, сызмальства знает и его, и Юкко. Глядишь поверит.
- Де... де... - язык никак не желал подчиниться хозяину. - Дери... шка! Ст-той, д-дай я те... тебе все о... о... о... объясню!
Но та не слышала, а быть может не желала слышать и продолжала нестись во всю прыть - откуда только силы взялись! - в деревню. Линдиар нагонял женщину, но не так быстро, как ему того хотелось. И не мог понять, на кого больше злится: на полоумную Деришку, влезшую не в своё дело, или на себя самого. Лёгкое копьецо, притороченное сзади, било мальчишку в спину, словно подталкивая к более решительным действиям. Всего один замах... Тело оттащить хотя бы вон к той ложбине... Снег скроет любые следы раньше, чем кто-то начнёт всерьёз искать... Деришка и раньше, бывало, исчезала на целый день...
Отогнать эти мысли оказалось нелегко. Линдиар прекрасно понимал, что не сможет убить ни в чем неповинную соседку. И ударить не сможет, и даже изругать как следует (причём вовсе не потому, что заикается. Ругаться он умеет не хуже других). Просто себя уважать после такого не получится уже больше никогда. Не иначе, это болота шептали ему на ухо, как скорее опоганиться.
Между тем, их с беглянкой разделяло уже не больше полудюжины шагов. Линдиар вновь попробовал докричаться до женщины.
- Н-не беги та... так! Шею свернешь!
И сейчас же лыжа преследователя налетела на толстый, притаившийся под верхним слоем снега корень и он упал, успев ещё заметить, как Деришка благополучно проскочила мимо завала из камней и поваленных деревьев, о котором он её предупреждал. Линдиар с ворчанием поднялся на ноги, намереваясь продолжать погоню, но его чаяниям не дано было сбыться. Дорогу юному охотнику преграждал неизвестно откуда взявшийся крупный мужчина в воронёной кольчуге, серебристом нагруднике, с щитом за плечами и в островерхом шлеме. Меч незнакомец держал в ножнах, однако это ничуть не успокоило Линдиара, попятившегося в страхе назад.
- Зачем ты проводил обряд? - голос у воина был необычайно сильный.
- Какой ещё обряд?
Линдиар упёрся лопатками в дерево и смотрел на незнакомца во все глаза, силясь понять, откуда тот мог взяться и что ему надо. До ближайшего города отсюда не меньше недели пути в обход топей. Что может искать человек меча в деревенской глуши? Уж не разбойник ли какой?
Мужчина ответил не сразу. Расстегнул подбородочный ремень, снял шлем и кожаный подшлемник, обнажив копну золотистых волос, слипшихся от пота. Долго смотрел в небо. И только потом перевёл взгляд серьёзных тёмных глаз на мальчишку.
- Зачем ты справлял по мне тризну?
А Линдиар лишь мгновением раньше обратил внимание на ноги воина. Покрой штанов, обшитых красным шнуром, низкие порыжелые сапоги с узкими носами - все было какое-то нездешнее. Но главное - мужчина стоял на снегу и не проваливался. И следов, кроме как от его, Линдиара и деришкиных лыж кругом видно не было.
Упоминание тризны стало последней каплей. Мальчишка догадался, кто перед ним и плотнее прижался к стволу дерева. Как назло, в голову не шла ни одна молитва, а потому Линдиар начал просто шептать имена богов, чтобы хоть так отогнать беду.
- Варалан Жизнедар и сын его Укни, Свет Проливающий, Атис Благодатная и Уримэ Прядильщик... Смилуйтесь... Нет! Не приближайся! Прочь! Иди своей дорогой!
Слова мальчишки остановили воина, сделавшего было несколько шагов в его сторону.
- Ты меня боишься? - с непонятной интонацией в голосе спросил призрак.
- Нет! - закричал Линдиар яростно. Чего бояться, когда твоя смерть уже здесь, только руку протяни. Надо встретить её так, чтобы век не забыла! А потому юный охотник разразился отборной бранью, не брезгуя самыми мерзкими сравнениями и лихими оборотами.
Правая рука мёртвого полководца была занята шлемом, но сграбастать Линдиара за грудки и как следует встряхнуть он сумел и левой.
- Успокойся, глупец! Разве я чем-то тебя оскорбил, что должен слушать поносные речи?
- Пошёл вон! - прохрипел Линдиар. Мужчина не столько отпустил, сколько отбросил его от себя, мальчишка больно ударился головой о ствол и чуть не упал.
- Хорошо же, я уйду, - произнёс воин, поворачиваясь к собеседнику спиной. - И всё-таки скажи мне напоследок: зачем ты справлял по мне тризну, если теперь не желаешь видеть?
- Ничего я не справлял! - выкрикнул Линдиар. - На кой ты мне сдался! Это все ради Юкко и только! А теперь убирайся, здесь нет власти твоих проклятых богов!
- Юкко..? - обернулся совсем уже было наладившийся уходить воин. - Постой-ка... Да, что-то припоминаю. Юкко...
У Линдиара потемнело в глазах. Призрак незапамятных времён, сосуд Тьмы вновь шагал к нему, не оставляя следов. Неужели это всё-таки конец? Тяжёлая рука мужчины легла на плечо мальчишки.
- Так твой брат болен?
Линдиар хотел было снова осыпать врага проклятиями, но почему-то только кивнул. А когда мёртвый воин потребовал подробностей, покорно и без утайки рассказал о случившемся несчастье всё, что смог вспомнить.
- Понятно, - сказал мужчина наконец и, немного отойдя в сторону, вновь взглянул на небо. - Так значит, ты просил за своего брата. И потому приносил дары к моей могиле пять дней кряду. Ты хоть понимал, что делаешь, дитя?
- Пять - священное число, любимое богами, - сказал Линдиар, а потом осознал, что за время разговора с призраком ни разу не то, что не начал заикаться, но даже не сбился. Впрочем, удивляться уже не было сил. - К тому же если чего-то просишь, надо отдарить в ответ.
- Отдарить, да... - древний воитель вдруг улыбнулся. - Скажи, какой сейчас месяц?
- Ну... Снегирей месяц... - такого вопроса Линдиар никак не ожидал.
- А по счёту?
- Четвёртый.
- Зимой и четвёртый? А впрочем, какая разница! - махнул мужчина рукой. - Знай, что ты пришёл к моей могиле в нужное время и с нужными словами, мальчик. Как тебя зовут?
- Линдиар. Но ведь я же ничего тебе не говорил и даже не поминал о тебе! - произнёс мальчишка. О том, что назвал своё имя, он пожалел лишь через несколько мгновений и очень рассердился. Впрочем, мёртвый воин уже не казался таким страшным и Линдиар начал крепко надеяться на то, что сумеет при случае сбежать.
- Ты думал обо мне, этого оказалось достаточно, - произнёс призрак и как-то устало сгорбился, прикрыв глаза, словно разговор ему наскучил.
- Ну, а теперь? Что ты станешь делать дальше? - разорвал затянувшееся молчание Линдиар, отлепившийся наконец от дерева.
- Теперь... Теперь... - как бы про себя проговорил мужчина, а потом встряхнулся, выходя из раздумий. - Теперь к твоему брату, к Юкко, конечно же.
- Зачем? - вырвалось у враз испугавшегося мальчишки. - Что ты задумал?
- Помочь, - коротко отвечал воин. - Отдарить в ответ.
- Значит, ты и правда можешь изгонять болезни, посланные проклятыми богами.
- Нет, это не в моей власти, Линдиар. Но я чувствую, как кипит во мне некая могучая сила. Я передам твоему брату столько, сколько смогу. Если в нём есть ещё воля к жизни, то он поправится. Если нет...
- А сила твоих тёмных богов не навредит Юкко ещё больше? Ведь он совсем малыш!
Сказать это Линдиар решился не сразу. Вдруг призрак рассердится и не станет помогать! Но... Но вдруг от такой помощи станет только хуже? Может, не стоит и пробовать? От таких мыслей сами собой начинали закипать злые слёзы. Нет, сдаваться нельзя! Но и не спросить тоже нельзя, и мальчишка спросил. И призрак рассердился.
- О каких богах ты постоянно толкуешь?
- Я их не знаю и знать не хочу! Это они отравили здешние озёра, веками насылали болезни и беды... И твою армию привели тоже они! Вот о чём я толкую!
Линдиар вновь впал в бесстрашие, чувствуя, как наметившаяся между ними тонкая связующая нить готова порваться, но не желая давать спуску силам зла.
- Тёмные боги привели мою армию? - переспросил воин. - Да ты в своём ли уме?
- Ещё как! Думаешь, о таком когда-нибудь могут забыть те, кого чуть не убили ради каких-то нечистых божков? Это сейчас они почти утратили свою прежнюю власть...
- Ты прав почти во всём, Линдиар, - кивнул мужчина, - кроме одного. Боги моего народа вовсе не так слабы, как ты почему-то считаешь. С каждым днём они только набираются сил, ибо всё больше людей признают их власть. Я чувствую это...
- Упаси меня, Варалан, от ядовитых речей, дай сил мне, Укни, одолеть все невзгоды... - начал, как и полагается, нараспев, мальчишка. Пусть имена истинных богов разорвут паутину лжи!
- Одари милостью своей, Атис, и запри двери в чертоги свои крепче, Уримэ, и поддержите в пути трудном, Братья Неразлучники Тирс и Мирс... - эхом отозвался на молитву мужчина.
Линдиар глядел на него во все глаза, не понимая, как такое может быть. Или ради обмана слуга зла готов славить любых богов без разбора? Но в чём его выгода, даже если так? Нет, мальчишка, как ни старался, не мог понять. Тем временем молитва подошла к концу и оба её певца замолчали. Первым тишину нарушил призрак.
- Кажется, мы оба сильно заблуждались, дитя. Как часто ложь затмевает свет истины! Здесь все пропитано ею. Выслушай же мой рассказ и реши сам, чему верить.
Линдиар медленно кивнул и воитель продолжал:
- Когда мы пришли в эти земли с именем Варалана на устах и жаждой мести за набеги на наши границы в сердцах, то долго не могли поверить, что и так тоже бывает на свете. Дома, Линдиар: богатые и бедные, деревенские и городские... И у каждого третьего - по яме, глубиной локтей десять. А там на дне - колья. По праздникам в них следует бросать рабов, как нам охотно объяснял любой встречный. Колья были тёмные от крови, а между ними лежали кости. Много костей. А ещё у ям стояли глиняные чудовища с человеческими глазами и глаза те у них отнюдь не сами выросли... Война была страшной, враги сильными. Они звали своих богов и боги насылали на ряды моих воинов ужас и болезни. Никому не пожелаю услышать тех имен, что они кричали... Тысячи рабов, осенённые чёрными знаками, бросались на наши мечи и погибали, и каждый мог оказаться чумным. Мы сталкивали их тела в те самые ямы - вслед за страшилами из глины - и засыпали землёй. Наверное, на этих местах ещё долго ничего не росло... Когда же мы вышли, наконец, к столице врага, нас ждал последний и самый грозный бой. Весь город был одним большим храмом проклятого культа. Мечи наши выщербились, щиты треснули, а силы иссякли, но истуканы врага всё-таки были разрушены. Самых упертых, так и не пожелавших сдаться, мы прижали к болотам. Уже тогда здесь не было и следа озёр, о которых ты мне говорил. Правителя же, негодяя Хруда...
- Как встарь, так и сейчас, правит род Хрудов, - перебил рассказ взволнованный Линдиар.
- Не удивлён, - горько усмехнулся воин. - Их и тогда было девять братьев и каждый при власти. Так вот, негодяя Хруда хотели пленить и заставить прекратить, наконец, резню, но он бросил мне вызов и я не мог отказаться. Хруд был умелым бойцом, и, хотя меч мой нашёл его сердце, ему удалось ранить меня отравленным копьём. Мои люди, привязав его тело к последнему уцелевшему идолу, бросили прямо в трясину. Это сломило дух врага, победа была за нами. Но яд сделал свое дело, мои воины тоже остались без командира. Они ушли, не желая лишнего дня оставаться на заражённой земле. Ушли, обложив покорённый край данью и оставив у самых его рубежей крепкий гарнизон. Там-то меня и похоронили. Это всё, что я помню, Линдиар. Должно быть, сила тёмных чар не позволила мне уйти к Уримэ. Я был обречен на многовековой сон и, как вижу теперь, на всеобщее презрение. Но сейчас я свободен, воля чужих богов надо мной не властна. Благодарю тебя, мальчик мой. Сам того не желая, ты помог мне. А ведь вновь обретя память здесь, у самых Болот, я поначалу принял тебя за одного из прежних врагов.
- Если всё так, как ты говоришь, если зло было уничтожено, то откуда взялась эта лихорадка? - спросил мальчишка, веря и не веря в рассказ призрака. - И почему Болота вновь не стали озерами? Почему это такое же гиблое место, как и прежде?
- Потому, что мы с тобой стоим сейчас на месте древнего храма, Линдиар. Земля за долгие годы пропиталась скверной, очистить её не так-то просто. Наш народ изгнал хрудовых богов, и сейчас сердце моё полнится радостью, что этот край хранят благие силы. Значит, борьба наша была не напрасна. Я смогу уйти с чистой совестью. Но нельзя до конца извести сорняки, не испортив плодородной земли, как невозможно и уничтожить культ, не вырезав всех его последователей подчистую. Пока молятся где-то хрудовым богам, болото никогда не станет прозрачным озером. Ведь там, на дне лежит немало символов их власти, немало верных им при жизни людей.
- Но кто в здравом уме станет поклоняться давно забытым безымянным чудовищам, требующим к тому же кровавых жертв? И причём тут наш нынешний Хруд, зачем хулить весь их род?
- Это очень сложный вопрос, мальчик мой, - произнёс воин. - Ведь каждый сам решает для себя, во что верить, а зло может прорасти в душе даже самого чистого человека. А Хруды... Не может быть, чтобы всю их семью - а их кроме братьев было человек сорок - убили или склонили в новую веру. Да и кто, подумай сам, так извратил правду, сделав из меня и моих людей каких-то тварей, одержимых тьмой? Кто все эти годы не позволял погибнуть черному культу? И кто, хотелось бы знать, потревожил мой прах, преданный честному погребению по заветам богов, кто перенёс его под корни дерева на краю болот? Уж не по велению ли правителей, не простивших смерть своего предка, это сделано? Ты сам говорил: вовеки не забудут обиды те, кого чуть не убили во имя чужих богов. А ещё...
Тут мужчина осёкся на полуслове и некоторое время смотрел перед собой невидящим взором. А придя в себя, заговорил отрывисто:
- Увы, время моё на исходе. Уримэ слишком долго ждал. А ведь я должен успеть ещё навестить твоего брата, надо спешить. Мне сейчас открылось, что нет в мире больше моего народа. Нет и воспоминаний о нём. Это очень грустно, Линдиар, что мы, первые последователи Варалана, ушли навсегда. Но вера наша жива и богов наших славит теперь полмира, это радует сердце. Тебе, мальчик, я доверяю последнее, что у меня осталось. Храни память о Шекусе из народа Сач. Приди однажды сюда вновь, вознеси хвалу небесам. Не бойся хрудовых богов, людской страх питает их. Гони их прочь, как гнал недавно меня. Быть может, это единственный способ очистить здешние земли. А теперь - прощай!
И воитель древних времён исчез как не бывало, салютовав юному охотнику из глухой деревеньки мечом.