Бунты в местах заключения происходили всегда, во всех государствах и при любых режимах, такова природа пенитенциарной системы : когда несколько сотен взрослых мужчин собирают вместе и запирают на замок, а другие мужчины начинают их охранять, и все происходящее внутри тщательно закрывается от общества, конфликт неизбежен. Об этом написаны тома исследований, сняты голливудские (и не только) блокбастеры — в том числе и по мотивам многочисленных экспериментов с добровольцами из обычных граждан, которые, разделяясь на «охранников» и «заключенных», немедля начинают конфликт. Советская пенитенциарная система была одной из самых жестких в мире, а советские уголовники одними из самых идейных, что не могло не привести к глубокому и непримиримому конфликту между сторонами, который периодически приводил к бунтам, начиная от самых мягких в виде отказа работать и заканчивая самыми жесткими в ходе которых зеки буквально сметали все и всех на своем пути. В этом посте мы расскажем вам о пяти самых жестких бунтах вспыхнувших в тюрьмах и лагерях
ИТК УЖ-15/7, Минск, БССР, 1987 г.
Изначально колония предназначалась для содержания осужденных женщин-инвалидов, в мужскую колонию общего режима ее перепрофилировали только через одиннадцать лет — в 1961-м. Осужденные снабжали запчастями МТЗ, делали детские кроватки, колеса для мотовелозавода, детали для «Горизонта», а после имели честь трудиться на крупнейшем в стране филиале завода по обработке металла. Из-за роста объемов производства количество осужденных увеличивалось, в колонию прибывало все больше рабочих рук.
Серьезных преступников сюда не везли, в основном мелких воришек, карманников, алиментщиков, которые редко нарушали режим и вели себя тише, чем некоторые жители соседнего спального района. Руководство старалось находить общий язык с осужденными и часто выходило с ними на контакт. Конечно, большой любви у отбывавших наказание это не вызывало, но и ссориться им не слишком хотелось.
Все пошло не так после «горбачевской амнистии», под которую попало около 1800 человек — примерно половина всего контингента. Работать стало некому. Недавно сменившееся руководство решило добрать бойцов из других лагерей и бросило клич коллегам. Вскоре из Пскова, Бобруйска и Могилева в белорусскую столицу направились поезда с 1600 заключенными. Конечно, лучших никто не отдавал. Преступников бросили в «Семерку» одним махом. Не привыкшие к принятому на спокойной семерке порядку новые зеки начали устанавливать свой. Совладать с ними у нового руководства получалось плохо.
«Накануне перестройки начальник колонии Гурский уходит на пенсию, в результате борьбы меняется руководство. Пошли так называемые „позвоночники“, которых устраивали по звонку сверху. Один из них — новый начальник колонии того времени. Вчерашний снабженец был далек от пенитенциарной системы. Человек этот фактически не принимал участия в жизни учреждения: редко „спускался“ в жилую зону, на производство. Осужденных он попросту боялся. А тем временем центр по-прежнему требовал перевыполнения плана, за которым не видел людей», — так описываются предшествующие бунту события в учебнике «Уголовно-исполнительная система Беларуси».
Бунт назревал достаточно долго и поспел О его подготовке руководство, конечно, знало заранее.
Первый тревожный сигнал, что в колонии может произойти нечто чрезвычайное, "прозвенел" еще в сентябре 1987 года, за два месяца до бунта. В один из дней (точную дату уже никто не помнит) кто-то из "псковских волков" нагрубил прапорщику-контролеру, и тот применил силу, отделав заключенного по полной программе. В ответ отряд, где был "прописан" пострадавший, отказался выйти на работу. Но это был еще не бунт, а только его предвестник, "тихая забастовка". И чтобы не портить показатели образцовой колонии, администрация решила разобраться во всем самостоятельно, не ставя в известность о случившемся руководство ИТУ и МВД БССР. На переговоры с забастовщиками отправился Анатолий Говор, который среди осужденных пользовался большим авторитетом.
Заключенные поведали начальнику колонии, что пострадавший вовсе не грубил прапорщику, а просто при встрече с ним забыл снять шапку и покорно склонить голову. В некотором смысле забастовщики были правы, так как контролеры всегда любили, когда перед ними снимают шапку, и очень обижались, если кто-то игнорировал ритуал холопского повиновения. Тогда Говор пообещал лично во всем разобраться и, если выяснится, что прапорщик был не прав, наказать его. Зеки же должны были немедленно выйти на работу, и начальник колонии лично гарантировал им, что виновные в организации забастовки не будут привлечены к ответственности, если конфликт не выйдет за пределы колонии. Зная известную либеральность начальника колонии, зеки поверили ему и забастовку прекратили.
Однако сразу после этого за работу принялся оперативный отдел. Очень скоро все зачинщики "тихой забастовки" были выявлены, и список лиц лег на стол Говора. Оперативный отдел требовал немедленной изоляции указанных "элементов", но начальник колонии категорически запретил делать это. Между представителями администрации вновь возник конфликт.
"Нам нужно было оперативно решить, как не допустить «взрывоопасной» ситуации. Мы предложили под благовидным предлогом изъять зачинщиков и вывезти их из колонии, пока все не устаканится. Таких мы насчитали что-то около ста пятидесяти-двухсот человек. Предложение было оптимальное, но производственники сразу восприняли его в штыки: а как же планы?!"
— вспоминает профессор Академии МВД Анатолий Шарков, который в то время работал в центральном аппарате МВД оперуполномоченным режимного отдела
Тюремная система в то время занимала четвертое место по производительности в СССР. За невыполнение плана серьезно наказывали. Чтобы недопустить бунта в итоге увезли человек пятьдесят — самых злостных. Но этого Оказалось, мало. К этому времени недовольство осужденных уже достигло предела: их заставляли работать в три смены, колония была переполнена, нужных условий для нормальной жизни создано не было.
2 ноября 1987 года Ближе к обеду один из осужденных вскочил за руль грузовика, который находился в производственной зоне, и на всей скорости врезался в ворота, ограждавшие жилые бараки. Протаранить их автомобиль не смог, но это стало знаком для других осужденных, которые тут же бросили все дела и приступили к запланированному тюремному Армагеддону.
В колонии не было ни дубин, ни щитов, никаких средств защиты. Солдаты сразу побежали наружу, но шансов у них не было. Зэки забрались на балкон над воротами и начали бросать оттуда металлические болванки: один раз шарахнет кто-нибудь в каску — солдат готов. А в колонии было больше трех тысяч осужденных, из которых бунтовало примерно две трети. то есть 2000 человек
Они сразу подожгли машину, которая застряла в воротах, забрались на крышу, где тоже устроили пожар. Кто-то сообразительный взломал сейф в кабинете дежурного, где хранилась целая канистра технического спирта, который использовался для производственных целей. Поскольку люди годами не пили ничего спиртного, им много было не надо. Они «маханули», после чего начался настоящий ужас.
Разгоряченные зэки поджигали все, что только могло гореть: матрасы, рубероид, машины и личные вещи. Военным пришлось вызвать пожарных.Около 23:00 в дежурное отделение поступил сигнал тревоги о загорании на территории ИТК-7. По пути следования поступила новая команда: обеспечить вторые ходы решетками.
В то время у пожарных была такая же форма, как и у внутренних войск, поэтому им поступил приказ не снимать амуницию и все время находиться в касках (даже водителям), чтобы зэки видели, что они пожарные. Когда пожарные приехали, заключенные пытались выбить ворота. Было похоже на древнюю осаду замка. Пока они штурмовали стену, пожарные машины въехали в жилую зону. Правда, тушить им не дали: бунтующие сразу закрыли за ними ворота, пробили колеса и окружили три автомобиля. В руках у них были заточки, куски арматуры, палки и камни. Заточенной арматурой, вырванной из забора, чуть не убили из водителей, когда метнули ее в лобовое стекло.
Пожарные закрылись за большими воротами в производственной части, где было безопаснее всего. Потом были переговоры. кто-то из чиновников предложил въехать на зону на броневике, но его не пустили. Перегоаоры длились около двух часов, после чего осужденные разрешили пожарным сделать свою работу и уехать.
Успокоить уже сильно пьяных осужденных было крайне сложно. Ко второй половине ночи подтянулись военные, спецназ в полной экипировке. К этому времени часть осужденных уже знатно напилась и начала расходиться по кроватям.
"Мы зашли в казарму, бунтующие уже лежали. Один из военных дал команду «подъем», но в ответ получил только гору мата. Они думали, что с ними и дальше будут «сюсюкаться». Тогда командир подошел к кровати и одной рукой выкинул этого смельчака в самый центр помещения. Все притихли, а через минуту уже выстроились вдоль стен. Так военные вывели всех на плац и положили на землю. Через какое-то время туда начали подъезжать грузовики и небольшими партиями забирать осужденных. Потихоньку вывезли всех до единого." — вспоминает бывший опер Анатолий Шарков
После бунта колонию решили расформировать. Бунтарей раскидали по всему Союзу. Многих из зачинщиков отправили в литовскую ИТК, где они тоже затеяли бунт, хотя и не такой масштабный.
Сейчас на месте производственной зоны УЖ-15/7 находится агрокомбинат «Мачулищи», который тоже занимается металлообработкой, а на территории жилой зоны пустуют помещения уголовно-исполнительного факультета Академии МВД. Теперь о старой минской колонии напоминает только терпеливый бетонный забор с колючей проволокой наверху и втоптанные в землю мелкие запчасти от велосипедов, которые когда-то здесь изготавливали.
Днепропетровское СИЗО, Днепропетровск, УССР, 1990 г.
В июне 1990 года в Днепропетровском СИЗО произошел самый страшный и кровавый тюремный бунт в истории советской Украины. Зэки бунтовали пять дней.
Днепропетровский СИЗО считался неплохим, но очень перенаселенным учреждением, — анализирует причины бунта генерал Иван Штанько, в то время возглавлявший управление по вопросам исполнения наказаний МВД Украины. — Тогда там находилось 2400 «сидельцев», на 30 процентов больше нормы.
Днепропетровский СИЗО было исполнительной тюрьмой. Туда привозили смертников из Одессы, Кировограда, Сум и Харькова. Тем не менее в СИЗО, царил беспредел, — Можно было купить все что угодно, за деньги переходить из камеры в камеру. Заправляли всеми порядками в изоляторе «криворожские» рекетиры.
Как рассказывал один из участников событий, смертник Бухтияров
"Часа в три ночи услышал, как поднялся крик в главном корпусе: «Женщин бьют!» Оказалось, у одной из девчонок-наркоманок был день рождения. Они все там накололись. Одна разделась, изрисовала тело губной помадой, начала «вышивать». Контролеры стали ее успокаивать, девки в драку. Мужики заслышали визг: «Надо девчатам помочь!» — и начали выходить из камер. Отрывали от пола вмурованные кровати, таранили двери, захватили ключи у контролеров. Тут же началась стрельба из автоматов. Потом раздался крик: «Третий главный (корпус то есть) наш!.. Пятый главный наш!» И еще: «Бей мусоров!» Слышу: уже гупают кувалдами в железные двери нашего коридора. Выбили двери, выхватили у контролера ключи, стали открывать камеры."
По версии правоохранителей Поводом для массового неповиновения действительно послужил инцидент в женском корпусе. Один из сотрудников изолятора занес в камеру к девушкам магнитофон. Но, когда те отказались выключить его после отбоя, для установления порядка пришлось вызвать резервную группу сотрудников. Женщины в крик… И началось!
События развивались стремительно. Все камеры были открыты, в том числе и камеры смертников, арестанты выпущены. Спустя несколько часов после начала бунта вокруг СИЗО собралось огромное количество военных и милицейских подразделений, техники. У каждого была своя задача. Вплоть до того, что была назначена отдельная группа, контролирующая возможность подкопа с территории СИЗО. Одной из задач, поставленных спецназовцам, была разведка обстановки внутри тюрьмы. Группами по 4-5 человек они пробирались туда и по коммуникациям через подвалы, и по крышам. Иногда переодевались в форму пожарных. Но зэки к людям в погонах относились агрессивно — угрожали, размахивали заточками. Хоть они были вооружены (каждый при себе имел по два пистолета и штык-ножу), это был огромный риск, заключенные могли бы завладеть оружием.
Люди тащили мешки с продуктами, пылали костры, тут и там возникали драки. Зэки добрались до документации, распотрошили личные дела, кое-кто прочитал показания подельников… В механической мастерской желающие точили для себя ножи, сабли, копья. Они готовились к отражению штурма.
Иногда спецназовцы в тихую захватывали бунтовщиков, уводили с собой за оцепление. А некоторых, объевшихся таблеток, просто выносили! Потом расспрашивали, в каких помещениях находятся зачинщики бунта. Иногда пойманный просил: «Сам хочу выйти и знаю еще человек пять, которые хотели бы выйти». Как правило, таких отпускали. Примерно в половине случаев зэки сдерживали слово. выводили за оцепление всех желающих. Один раз спецназовцам передали, что хочет выйти большая группа — человек тридцать. им назначили им место встречи в подвале одного из корпусов. Прождали два часа по колено в воде, в то время как под низким потолком растекался слой вонючего дыма. Но они так и не пришли — скорее всего, их не пустили зачинщики. Если кто-нибудь из зэков открыто направлялся к воротам, через которые можно было выйти, в спину ему летели заточенные напильники.
Заключенные ели найденные в медсанчасти таблетки, пили самодельную бражку. Они захватили склад с продуктами, в котором хранились банки с томатным соком. Сок литрами вливали в стиральную машину, минут десять взбалтывали с сахаром и, возможно, дрожжами. После «коктейля» кое-кто впадал в беспамятство, а некоторые лезли на трехметровый бетонный забор. Но забор простреливался с вышек. Поэтому «смельчаки», взобравшиеся наверх, тут же соскальзывали вниз.
Разрабатывались различные варианты штурма — с помощью вертолетов, пожарных. Однако штурм откладывали с одного дня на другой. В первый же день бунта в столовой убили одного зэка, таскавшего мясо из котла. Автоматчик с вышки врезал очередью по зданию столовой, пуля пробила стеклоблок и попала прямо в «охотника»
Организаторы бунта, решив, что смертникам нечего терять, попытались использовать их в качестве основной ударной и устрашающей силы. К ним в подвал спустилось пятнадцать представителей «криворожских», Лица обмотали полотенцами, чтобы их невозможно было узнать. Принесли трехлитровый бутыль спирта, поднос с таблетками и куски мяса.
Как рассказывает Бухтияров, один из криворожских заявил «Выходите, Сейчас вам принесут топор и мешок. В одном из корпусов прячутся девчонки-практикантки из медицинского училища — будете рубить им головы. Потом найдем «коня», который отнесет мешок с головами на КПП. Тогда администрация колонии сговорчивее будет»
«Криворожским» смертники решили не подчиняться. Правда, в открытую об этом им не сказали. Мол, все будет выполнено. Позже девушек удалось вывести за контрольно-пропускной пункт.
В блоке смертников было четырнадцать человек, Двенадцать мужчин и две женщины, мать и дочь. Как только начался бунт, один из освобожденных смертников повесился во дворике.тринадцать оставшихся смертников решили не участвовать в беспорядках.
По воспоминаниям Бухтиярова пьяные женщины бегали голышом, везде были толпы пьяных зэков! В медсанчасти несколько заключенных без чувств валялись на полу, объевшись таблеток. Во дворе СИЗО стояла «Волга», из которой лидеры бунта по рации вели переговоры с администрацией» Один из зачинщиков бунта периодически взбирался на крышу машины, агитировал остальных, разъезжал туда-сюда по внутреннему дворику, .
В СИЗО было много малолеток, большую часть из них ейтрально настроенным сидельцам удалось уговорить не учавствовать в бунте. Так же в бунте не учавствовала группа находящихся в СИЗО цыган
На следующий день в СИЗО отправились генерал Иван Штанько, в то время возглавлявший управление по вопросам исполнения наказаний МВД Украины с заместителем начальника Главного управления исполнения наказаний генерал Петр Мищенков,
Парлементеры представились и Спросили, какие у бунтовщиков требования. Заключенные хотели, чтобы наказали сотрудников, обижавших девочек, и кое-кого освободили. Побеседовали и с главным зачинщиком бунта.
После чего парламентеры пошли посмотреть на корпус, где началась заваруха. По дороге На генерала Петр Мищенкова бросились с заточенной отверткой. Лишь благодаря одному из зэков, смертнику Бухтиярову, выбившему оружие из рук убийцы, генерал остался жив. за это впоследствии его помиловали
Когда события немного успокоились, его позвали к Мищенкову, и тот поблагодарил за свое спасение, Мищенков лично попросил президента Советского Союза Михаила Горбачева, чтобы тот его помиловал. Правда, этого события пришлось ждать еще год.
на второй день после начала бунта смертников вывели из сизо и сразу же распределили по другим тюрьмам.
СИЗО плотным кольцом окружили горожане, родственники заключенных. В толпе в основном сочувствовали бунтовщикам. В зону рвались депутаты: «Мы сейчас поговорим с людьми, мы их уговорим!»
Докладывая о событиях в Днепропетровске на сессии Верховного Совета, сотрудники мвд показали депутатам оперативную видеозапись того, что творилось на территории изолятора. Эти кадры многих повергли в шок.
За время бунта Было несколько убитых в драках, двое насмерть отравились лекарствами, один смертник повесился.
За четыре дня вывели за оцепление и вывезли почти всех «сидельцев». процентов 80 из них сами хотели покинуть этот ад. Многие расходились по камерам и закрывались, потому что понимали, чем все может кончиться.
На территории остались 200 самых оголтелых зэков, не соглашавшихся мирно покинуть колонию. На пятый день подожгли шиферные крыши корпусов изолятора. На территорию СИЗО въехала пожарная машина, а за ней вошел спецназ из Донецка. Бойцов, ничем не вооруженных, было человек 50. У них были только светошумовые гранаты. При ударе такой гранаты об землю раздается оглушительный взрыв, столб пламени взлетает до неба. Психологически действует замечательно. Спецназовцы вбежали на территорию с криком «Ложись!», бросили эти гранаты — положили «компанию» во дворике. Потом обошли всех по очереди, изъяли заточки, пики. Дело было закончено.
Согласно уголовному законодательству тех лет, против зачинщиков бунта (их было около 15 человек) возбудили уголовные дела. В соответствии со степенью вины каждому из них к основному сроку добавили от 3 до 15 лет лишения свободы. Материального иска им не выставляли, хотя изолятор пришлось ремонтировать три месяца.
То же самое в видео формате: