В российских онлайн-кинотеатрах выходит «Волшебник Изумрудного города. Дорога из желтого кирпича» – первая часть долгоиграющей сказочной франшизы по книжкам Александра Волкова, умело адаптированным для советского читателя из сказок зарубежного Фрэнка Баума, создателя страны Оз. Фильм, сделанный в конце 1930-х, произвел своего рода революцию в мировом кино, объединив в насыщенной и объемно звучащей картинке не только музыку, но и цвет, став классикой мирового кинематографа и Бродвея, умело актуализированной в этом году в фильме «Злая». Отечественному «Волшебнику Изумрудного города», очевидно, помешал тонкий замах на голливудскую классику, с которой первая игровая экранизация Волкова не может конкурировать – не по визуальным эффектам, а именно по смыслам. Впрочем, это не помешало фильму собрать больше трех миллиардов рублей в прокате.

У сказки Волкова – поначалу уж точно – мало отличий от Баума, что, кажется, сразу поставило в тупик сценаристов нынешнего «Волшебника». Там, где в советских мультфильмах допускалась сказочная фантазия, в по большому счету первой полнометражной игровой версии никто не собирается делать упор на изначальную визуализацию этой сказки. Идеальные родители (Софья Лебедева и Егор Корешков) везут свою капризную и зависимую от гаджетов дочь Элли (Екатерина Червова) на отдых, чтобы та увидела, какой может быть природа без фильтров. Но Элли не интересует примерно ничего, кроме ее телефона. Даже, казалось бы, ее лучший друг джек-рассел. Семья, путешествующая неожиданно для России с трейлером (или прицепом), не сдается, но внезапный ураган как раз забирает прицеп вместе с девочкой Элли и ее собакой Тотошкой, или Тотонием, как он предпочитает себя называть.

Не совсем логичное, но работающее в рамках сказки разделение детей и взрослых тут вообще отключается. Элли будто бы и хочет вернуться к родителям, но для человеческих характеров и соответственно их мотиваций «Дороге из желтого кирпича» пока не хватает времени. Оно занято знакомством почти невыносимой девчонки со сказочными Страшилой (Евгений Чумак), Железным Дровосеком (Юрий Колокольников) и Трусливым Львом (Артур Ваха). Последний – больше всех дорисованный при помощи компьютерной графики – выглядит самым живым. Вместе с джек-расселом, который играет Тотошку, парни выносят на себе всю актерскую работу. Им помогает разве что далекая ведьма Бастинда в исполнении Светланы Ходченковой, которой очень идет эта роль.

Страна Оз и волшебник из нее стали генетическим кодом Америки, поколений, выросших даже не на киношном, а на бродвейском мюзикле. У нас скрепный Щелкунчик всегда перебьет цены на билеты в кино, которое еще так не кстати вышло одновременно с той же «Злой», оказавшейся не только в параллельном прокате, но и в интернете. И «Злая», и наш «Волшебник» предлагают свои, так похожие друг на друга, сказки. Только в голливудском мюзикле все сделано слишком идеально – и песни уместны, и герои разыгрывают сказку здорового человека, несмотря на то, что, как и наш «Волшебник», обещают продолжение в следующем году.

Режиссер Игорь Волошин в «Волшебнике Изумрудного города» пытается объединить свой авторский взгляд с голливудским мюзиклом и прочими отсылками к мировому кинематографу, но слабый сценарий, основанный исключительно на зависимости детей от гаджетов, просто не позволяет вырваться за пределы этой дороги из желтого кирпича. Она проложена довольно профессионально, но главное на ней не заснуть. Как делают герои и фильма, и сказки.

Русский перевод сказки Андерсена "Русалочка" оказался вредительским.

Переводчики, сами того не желая, перевернули представления русских о собственных фольклорных персонажах с ног на голову, тотально все исказив.

И это уже не починить.

Вот как это произошло.

В оригинале сказка Андерсена называется "Den Lille Havfrue", то есть, в дословном переводе, "Маленькая морская женщина" (havfrue - от hav («море») + frue («жена, дама, женщина», то же, что немецкая "фрау").

И здесь надо сразу оговориться, что в европейском бестиарии, то есть списке мифологических существ, существует четкое разделение на mermaid - "морскую деву" (от "mere" (море) и "maid" (девушка) и славянскую rusalka.

Русалки, кстати, являются самым значительным вкладом славян в общеевропейскую мифологию, это слово вошло во все мировые языки, а экзотических русалок до сих пор пишут книги. Достаточно вспомнить, к примеру, цикл фэнтези-романов "Rusalka" известной американской писательницы Кэролайн Черри.

Про "морских дев" все понятно - это традиционные для европейского фольклора прекрасные девушки с рыбьим хвостом, живущие в море и берущие свое начало от древнегреческих сирен, если не раньше. Вот вам для примера «Морская дева» Д. У. Уотерхауса, написанная в 1900 году.

На Руси морских дев называли "фараонками" - по поверью, известному как минимум с 16 века, полулюди-полурыбы произошли от египтян, утонувших в море при погоне войск «фараона лютого» за реллокантами-евреями, рвущимися за кордон под предводительством Моисея.

Вот вам милая фараонка на оконном наличнике в подмосковной деревне Коновалиха Балахинского уезда.

И - да, именно про морскую деву и писал в своей сказке Ганс Христиан Андерсен.

А русалки тогда кто? - спросите вы.

А русалки - это персонажи славянской мифологии. И в море они не живут. Они живут в реках и озерах.

Дело в том, что русалки - не нашедшие покоя утонувшие девки. И даже не столько утонувшие, сколько утопившиеся - как правило, забеременевшие вне брака и бросившиеся от позора в омут.

Именно поэтому русалок следует опасаться в первую очередь мужчинам. Неосторожных мужиков, шарахающихся по ночам около воды, русалки ловят и, как деликатно объясняли в детских книжках, "щекочут до смерти".

Спорить не буду, действительно - до смерти, но не защекочивают. Другое "за..."

Хотя бы из одного этого объяснения понятно, что рыбий хвост от пояса создает для этой лютой казни некоторые э-э-э... анатомические препятствия.

И действительно - нет у русалок хвоста.

Нет и никогда не было.

Обратимся к истокам - какими видели русалок классики русской живописи?

Вот картина "Русалки" Ивана Николаевича Крамского (да, тот самый, что «Неизвестную» написал, угу). 1871 год.

Вот картина "Русалки" 1878 года Константина Егоровича Маковского.

Опять никаких хвостов.

Вот, наконец, главный специалист по отечественной сказочной нечистой силе - Иван Билибин.

Вот вам его "Русалка", иллюстрация к книге "Всеобщая мифология. Мифология славян" (Mythologie generale. Fascicule 16–17. Paris: Larousse, 1934. "Mythologie slave").

Ноги! Ноги крупным планом. Такие ноги ноги даются лишь немногим.

Андерсеновскую Русалочку Билибин, кстати, тоже рисовал - иллюстрировал сказку в эмиграции. Но там у него - чистой воды морская дева.

Подводных дам с хвостами изображал разве что Илья Ефимович Репин.

Но так он и не русалок рисовал!

Картина 1876 года называется "Садко" и изображает парад-алле дочерей морского царя, которые ни в одном из вариантов былины "русалками" не называются. Сам Репин писал критику В. В. Стасову: "Сообщаю Вам, под глубочайшим секретом, тему будущей моей картины: Садко богатый гость на дне морском; водяной царь показывает ему невест. Картина самая фантастичная, от архитектуры до растений и свиты царя".

Причем бесхвостые русалки не являются прерогативой исключительно русских художников, у других славян - то же самое.

Вот «Русалки» поляка Витольда Прушковского, демонстрирующие изящную щиколотку, 1877 г.

А вот "Русалки" 1888 года его соотечественника Яцека Мальчевского, написавшего целый цикл картин на эту тему. Очередная демонстрация ног.

В общем, все с русалками понятно.

Было.

Но потом...

Потом в дело вмешалась сказка.

Самое обидное, что альтернативные переводы Андерсена вполне себе наличествовали.

Берта Давыдовна Порозовская в 1894 году перевела название сказки как «Маленькая морская царевна», Варвара Павловна Андреевская в 1896-м издала "Морскую царевну".

Но, к сожалению, лучшие переводчики Андерсена на русский язык, супруги Ганзен сделали смысловую ошибку и назвали героиню сказки - Русалочкой.

И именно их вариант прижился намертво.

Дальше если и были вариации, то уже в гансеновской орбите - "Царевна-русалка" или "Маленькая русалка".

Ну а дальше все понятно.

Поскольку первичные знания об окружающем мире люди получают в раннем детстве, а Андерсена читали все, вскоре в России выросло поколение людей, твердо знающих - русалки это такие подводные дамы с рыбьим хвостом.

С учетом того, что тема отсутствия ножек является в этой сказке ключевой посылкой сюжета - про хвост все запоминают крепко-накрепко, не оторвешь.

К чему это привело - проще показать на примере.

Есть в русской литературе не менее классический текст про русалку: пушкинское Лукоморье, где "чудеса, там леший бродит, русалка на ветвях сидит".

В диафильме 1938 года художник Владимир Николаевич Кутлинский еще помнит классический облик русалок.

А вот вам диафильм "Лукоморье" 1973 года, художник Мешков Евгений Александрович.

Или вот - 1983 год, иллюстратор диафильма Лосин Вениамин Николаевич:

И ведь никому даже в голову не пришло задаться вопросом - что дама с рыбьим хвостом делает на ветке дуба? Как она туда залезла, и - самое главное - как собирается слезать?

Впрочем, на последний вопрос нам уже ответили авторы мультика "Пластилиновая ворона".

Если вы помните, о чем я.

_________________________________________

Моя группа во ВКонтакте - https://vk.com/grgame

Моя группа в Телеграмм - https://t.me/cartoon_history

Моя страница на "Автор.Тудей" - https://author.today/u/id86412741

В далёкой-далёкой стране, где солнце золотило песок, словно волшебная кисть, а море шептало ласковые песни, жила маленькая черепашка по имени Боня. Она была не похожа на других: её панцирь искрился всеми цветами радуги, будто кусочек неба упал на землю, а в её больших глазах сияли доброта и неутолимое любопытство.

Боня обитала на уютном пляже, где стройные пальмы качали зелёными листьями, а цветы пестрели яркими красками, словно рассыпанные конфеты. Каждое утро она неспешно бродила вдоль кромки воды, собирала ракушки с узорами, похожими на звёзды, и мечтала о дальних странствиях. Но её друзья — суетливые крабы, шумные чайки и юркие рыбки — только посмеивались: «Боня, ты такая крохотная! Куда тебе в большое путешествие? Оставайся здесь, где тепло и безопасно!»

Но однажды привычный шум волн прервал тревожный крик. Это был дельфин Мартин, старый друг Бони, который стремительно подплыл к берегу. Его голос дрожал от волнения: «В далёком океане беда! Огромная волна унесла стайку маленьких рыбок далеко от дома. Они потерялись и не могут вернуться. Я прошу помощи у всех, но никто не решается плыть — путь слишком опасен!»

Боня слушала, и её сердце забилось быстрее. Не раздумывая, она выпрямилась, насколько могла, и сказала: «Я помогу!» Друзья ахнули: «Ты? Такая маленькая? Как ты справишься с океаном?» Но Боня лишь улыбнулась, и её панцирь блеснул ярче солнца. «Может, я и маленькая, — ответила она, — но моё сердце большое, и я верю, что найду рыбок».

Собрав немного еды в крохотный узелок и попрощавшись с друзьями, Боня смело шагнула в воду. Её панцирь сиял, как маяк, освещая путь, а решимость грела её изнутри. Вскоре она повстречала мудрую морскую звезду, чьи лучи светились мягким светом. «Ты такая отважная, Боня, — сказала звезда. — Иди через подводные пещеры, они сократят твой путь». Боня поблагодарила её и двинулась дальше.

Затем на её пути возник добродушный осьминог с разноцветными щупальцами. Узнав о её цели, он протянул ей старую карту океана, нарисованную на листе водорослей. «Она поможет тебе не заблудиться», — сказал он, подмигнув. Боня крепко сжала карту и поплыла дальше, чувствуя, как поддержка друзей придаёт ей сил.

Но настоящее испытание ждало её впереди. Из глубины всплыл огромный кит — такой большой, что его тень закрыла солнце. Он был одинок и печален: никто не хотел дружить с ним из-за его размеров. Боня, хоть и дрожала от страха, подплыла ближе и тихо сказала: «Ты такой сильный и большой! Не поможешь ли мне найти маленьких рыбок?» Кит удивлённо моргнул, а потом улыбнулся — впервые за долгие годы. «С радостью!» — прогудел он своим низким голосом.

Вместе они отыскали потерявшихся рыбок, которые прятались среди разноцветных кораллов, дрожа от страха. Кит мягко подтолкнул их своим плавником, и скоро вся стайка оказалась дома, в объятиях своих семей. Рыбки радостно кружились вокруг Бони, а кит смотрел на неё с благодарностью.

Когда Боня вернулась на родной пляж, её встретили восторженные крики. Крабы хлопали клешнями, чайки кружились в небе, а рыбки устроили настоящий подводный танец. Все поняли, что даже самая маленькая черепашка может совершить великое дело, если в ней живёт смелость и доброта. Панцирь Бони засиял ещё ярче, как символ её подвига, а её имя стало легендой среди обитателей побережья.

С тех пор, когда кто-то грустно вздыхал: «Я слишком маленький, чтобы что-то изменить», Боня подходила, поднимала голову и говорила с тёплой улыбкой: «Главное — верить в себя, и тогда весь океан станет тебе по силам!»

Жил-да-был в тёплом лесу, где деревья шептались с ветром, а воздух был напоён ароматом сладких цветов, маленький муравьед по имени Марвин. У него был длинный, любопытный нос, который всегда тянулся к новым запахам, и пушистый хвост, который радостно подрагивал, когда Марвин был счастлив. Его домом была уютная норка, где вместе с ним жила мама-муравьедиха — мудрая, терпеливая и бесконечно добрая.

Каждый вечер, когда солнце опускалось за горизонт, а лес окутывали мягкие сумерки, мама говорила:

— Марвин, пора спать. Завтра тебя ждут новые приключения!

Но Марвин, как и все маленькие муравьеды, спать не хотел. Он то катался по полу, смешно подпрыгивая на своём пушистом хвосте, то строил башни из листьев, которые приносил с прогулок, то вдруг начинал просить:

— Мам, можно мне водички? Пожалуйста!

Мама, конечно, приносила ему воду в маленькой чашечке, сделанной из скорлупы ореха. Но даже после этого Марвин не успокаивался. Он прыгал на своей кроватке, сплетённой из мягкого мха, и умоляюще смотрел на маму:

— Ну, ещё чуть-чуть поиграю, мам! Совсем чуть-чуть!

Мама-муравьедиха только качала головой и улыбалась. Она знала, что её Марвин — настоящий непоседа, и что угомонить его не так-то просто. Но у неё был секрет. Когда Марвин становился особенно шаловливым, она садилась рядом с его кроваткой, гладила его длинный нос и начинала тихонько петь. Это была особая песня — песня о Газели Тисе, которую мама придумала сама. Газель Тиса жила далеко-далеко, на зелёных равнинах, где трава была такой высокой, что касалась облаков, а звёзды светили так ярко, что казалось, будто можно до них дотронуться.

Песня звучала так:

«Газель Тиса скачет в ночи,

Её копыта легки, как лучи.

По травам высоким, по звёздам ярким,

Она бежит в снах, где всё так сладко.

Тиса танцует, луна ей светит,

Спи, мой Марвин, сны тебя встретят.

В снах, где реки из мёда текут,

Где облака в небе тихо поют.

Где ветер играет на струнах травы,

И счастье находит тебя, едва

Ты закроешь глаза и поверишь в чудо,

Как верит Газель Тиса в звёздное утро».

Как только мама начинала петь, Марвин затихал. Его глазки становились всё тяжелее, длинный нос переставал шевелиться, а хвостик уютно сворачивался калачиком. Песня о Газели Тисе уносила его в волшебный мир, где он видел, как Тиса прыгает по облакам, а звёзды подмигивают ему с неба. Ему казалось, что он сам бежит рядом с ней, чувствуя, как ветер ласкает его шёрстку, а земля под копытами Тиси становится мягкой, как пух.

— Мам, ещё про Тису... — сонно шептал Марвин, но мама только улыбалась и заканчивала песню. Через минуту он уже крепко спал, посапывая своим длинным носиком.

А мама тихо вставала, укрывала Марвина мягким листочком и шептала:

— Спокойной ночи, мой маленький шалун. Пусть тебе приснится Газель Тиса.

И так каждый вечер, пока Марвин не вырос и не стал сам петь эту песню своим маленьким муравьедикам. А когда они, как и он когда-то, начинали капризничать и не хотели спать, Марвин садился рядом с их кроватками, гладил их длинные носики и начинал тихонько напевать:

«Газель Тиса скачет в ночи,

Её копыта легки, как лучи...»

И тогда весь лес затихал, слушая эту песню, а звёзды на небе начинали светить чуть ярче, будто подмигивая Марвину и его семье.

В зелёной долине, где холмы переливались изумрудной травой, а речка звенела, как серебряный колокольчик, жил-был маленький ослик по имени Оскар. Он был невысоким, с мягкими ушами, которые трепетали на ветру, и весёлым нравом, который заражал всех вокруг. Оскар любил гулять по полям, жевать сладкую травку и слушать, как ветер шуршит в листьях. Ему нравилось всё вокруг — и солнышко, которое ласково грело его спинку, и бабочки, порхающие, как живые цветы, и даже лужи после дождя, в которых он с удовольствием плескался копытцами.

Но иногда Оскар замечал кое-что странное. Когда он проходил мимо других животных, они говорили обидные слова. Заяц крикнул лисе: "Ты что, упрямая, как осёл?" Корова фыркнула телёнку: "Не будь глупым, как осёл!" А ворон на дереве каркнул своему другу: "Ты что, осёл, что ли?" Оскар опускал уши и думал: "Почему это про меня так говорят? Я же не глупый и не упрямый!"

С каждым днём ему становилось всё грустнее. Он перестал весело скакать по полянкам и всё чаще смотрел на свои копыта, будто они виноваты. Однажды Оскар решил уйти подальше от всех. Он побрёл в горы, где высокие скалы касались облаков, а ветер пел свои песни. Там было тихо, и никто не обзывался.

На узкой горной тропинке Оскар встретил старого осла. У него была седая грива, которая блестела на солнце, а глаза светились, как два мудрых огонька. Оскар подошёл поближе и тихо спросил:

— Дедушка, а тебе не обидно, что слово "осёл" используют как ругательство? Меня все зовут так, будто я плохой.

Старый осёл посмотрел на Оскара, улыбнулся и вдруг громко рассмеялся — "Иа-иа-иа!" Его смех эхом отскочил от гор и заставил Оскара удивлённо моргнуть.

— Обидно? — переспросил старик, вытирая слезинку от смеха. — Да вовсе нет, малыш! Пусть говорят что хотят. Мы, ослы, сильные, добрые и всегда идём своей дорогой. Если кто-то видит в этом глупость, это их беда, а не наша. Будь собой — и пусть весь мир удивляется твоей смелости!

Оскар задумался. Слова старого осла были такими простыми, но такими тёплыми, что грусть в его сердце растаяла, как утренний туман. Он вдруг почувствовал себя лёгким и радостным. Ослик подпрыгнул, махнул хвостом и сказал:

— Ты прав, дедушка! Я — осёл, и это здорово!

С того дня Оскар вернулся в долину с улыбкой. Когда заяц снова крикнул: "Упрямый, как осёл!", Оскар только хихикнул и ответил: "Спасибо, я такой!" Когда корова буркнула: "Глупый, как осёл!", он весело кивнул: "Ну да, я умею радоваться жизни!" И даже ворон, каркнувший: "Ты что, осёл?", получил в ответ: "Да, и горжусь этим!"

Животные сначала удивились, а потом начали улыбаться. Оскар снова гулял по полям, плескался в лужах и пел свои ослиные песни. Он понял, что быть ослом — это не обидно, а очень даже весело. И с тех пор в долине никто не грустил — особенно Оскар, самый счастливый ослик на свете.