В злачном месте было очень сильно накурено. Дым разъедал глаза. Оля закашлялась. Оксана принялась тереть глаза пальцами, что было неправильно. «Попадет зараза! Конъюнктивит подхватишь!» – пугала мама.
Мама… Кто мог знать, что ты превратишься в чудовище?
Оксана почувствовала, как по щекам ее побежали влажные, позорные капельки. От дыма. Или не от дыма. В общем, хотелось плакать. И Оксана перестала сдерживаться. Ее трясло, а слезы разлетались от нее, как от циркового клоуна с брызгалками под густо накрашенными глазами. То, что происходило с Оксаной, было невыносимо стыдно. Она, к тому же, старшая. И нате вам, здрасьте.
Почему-то именно здесь, в задымленной, жуткой рыгаловке, маскирующейся под ресторан, на Оксану навалилось тяжеленное чувство. Оксана поняла, что она – дура. И ебаная авантюристка. Точнее, ни разу, никем, вообще, нахуй, не ебаная. Вот так вот!
Что сподвигло Оксану удрать из дома? Жажда секса. В свои почти восемнадцать она была девственницей. Это было непростительно. И отстойно.
Снаружи Оксана выглядела приличной девочкой, практически паинькой. Но под внешностью пай-девочки бушевали дьяволы, щекотали межножье, навевали грязные сны, нашептывали сладкие и волнующие непристойности. Собственно, уйти в побег Оксана решилась именно, чтобы, наконец, поебаться и тем самым встретить парня своей мечты, а затем раз и навсегда устроить свою личную жизнь.
А с родаками в тылу это было без вариантов. Ни шмоток не купишь, ни даже курить не начнешь. Все жмутся-жмутся. Только на кассетный магнитофон их и раскрутила Оксана. Да и то – кассет было мало. Некоторые – совсем стремные, еще советские, самозажевывающиеся. Ходишь, как бомжиха, никто на тебя не смотрит. Серая, сука, мышь. Но если бы кто-нибудь узнал, как хотелось ебаться этой серой мыши. У того, кто понял, взорвался бы мозг!
И тут на предков свалилось богатство – нереальные деньжищи! Но это не на них свалилось, на самом деле. А на Оксану. Это был ее единственный шанс. Сладкий зуд предвкушения уводил ее из дома. А то, что матушка сошла с ума, так это только подтолкнуло старшую дочь. Иначе она бы никогда не решилась.
А Оля пошла за компанию. Она была просто маленькая дурочка, попугайничающая за сестрой. Сначала Оксана хотела уйти сама. Но Оля заметила, как Оксана присматривается к чемодану с деньгами. И, хоть и дурочка, но раскусила Оксану в два щелчка зубами. Оля поставила сестре детский, но реальный ультиматум: «Или ты берешь меня с собой, или я все расскажу родакам!»
Ну, конечно, Оксана ее взяла. С Олькой, в конце концов, не так скучно. А сейчас Оксана жалела. Вот, например, будет Оксана ебаться. А мелкую куда девать? Будет подглядывать, егозить, комментировать! И как с ней бороться? Нет, ну, конечно, за огромные деньжищи можно купить хоть дворец. Но мелкая даже во дворце будет подглядывать. Потому что натура такая.
А сейчас Оксана поняла, что дура – не только младшая сестренка, но и она, старшая, тоже натворила хуйни. Оля, конечно, родная и все такое, но мешать будет. Но и с матерью-людоедкой ее не оставишь. В кошмарной квартире, полной трупов! И туда Ольку нельзя. И пуьешествовать с ней трудно!
– Вам, девушки, подсказать чего? – спросил пухлощекий официант с хитрыми глазами.
– Мы есть хотим! – пискляво заявила Оля.
Кто только за язык дурынду тянет? Оксане захотелось дать сестренке подзатыльник.
Официант критично оглядел сестричек, их бедные шмотки, рюкзак, чемодан, покачал головой.
– Валите отсюда, – сказал он.
– Мы есть хотим! – запальчиво пищала Оля.
– Валите, я сказал, малявки! – процедил щекастый. – Целее будете.
– Почему это? – возмутилась теперь и Оксана.
– Потому что серьезные люди здесь собираются. Базары перетирают.
– Вы гоните! – завизжала Оля. – Базар – он большой! Это вообще рынок! Как его можно перетереть!
Писк был так громок и, к несчастью, отчетлив, что перекрыл даже неизбежного в таких местах Шуфутинского в колонках.
За одним из окутанных едким дымом столов кто-то засмеялся. В клубах дыма выросла туманная фигура. Это был такой дымный великан. Это он ржал.
Великан вышел из дыма и приблизился к девчонкам.
«Может, это моя судьба?» – подумала Оксана.
Она смотрела на губы дымного и пыталась представить, как будет с ним целоваться. Губы ей совсем не нравились. Сухие губы, как корка на сухаре. И тонкие. Нос – тоже некрасивый. Как у бабки-ёжки. И глаза маленькие, близко посаженные. Зато взрослый. Лет двадцать пять. Круто, наверное, с таким тусоваться. Не то, что с ровесниками-сопляками.
– Чо вам надо, козявки? – спросил мужик своими сухими и тонкими губами.
– Сами вы, дяденька, козявка! – дерзко пропищала Оля.
Дядька недобро рассмеялся. Поганым таким, козлячьим смехом.
– А ты, мелкая, борзая букашка, – сказал он.
Вот совсем он Оксане не нравился. Но, наверное, для того, чтобы лишиться постылой невинности, сойдет и этот сомнительный тип. Оксана не будет заводить с ним отношения. Нет! Пусть он просто долбаную целку ей порвет. А потом Оксана его пошлет. Она, правда, не знает, как это делается, но что-нибудь придумает.
– Гоша, они сейчас уйдут, – сказал официант. – Да, девчонки?
«Что он несет, этот козел? – возмущенно подумала Оксана. – А как же ебаться?»
– Не надо им никуда уходить, – вдруг очень душевно сказал мужик, которого, оказывается, звали Гошей. – Пойдем, девчонки, похряцаем, что бог послал.
Сестры с одинаковой решительностью шагнули за Гошей в дым.
***
За столом, куда их привел Гоша, сидело еще два мужика. Один был лысый, со зверской рожей.
«Вот его хочу!» – поняла Оксана.
И еще один мужик был мутный, похожий на Шарикова из фильма. С этим – только в крайнем случае.
Они оба курили. Шариков смотрел на девчонок равнодушно. А лысый – со злостью.
На столе стояла еда. Блюда с мясом, салаты в вазочках. Бутылка амаретто. Бутылка купоросного цвета водки «Кеглевич» в треугольной бутылке.
– Ты, Игогоша, прихуевши в край? – спросил лысый.
– А чо такого, Сяпыч? Бабы, чо.
– Да это малолетки сраные.
– Так это заебись, – сказал Шариков.
Оксана поняла, что этот тоже полезет ебаться. Но с Шариковым не хотелось. А вот с лысым Сяпычем – да. С таким даже по району круто будет погулять, чтобы лысый ее обнимал, а она млела.
– Водку будете, девчонки? – спросил Шариков.
Оксана хотела ответить «да», но не успела. Вмешался Гоша.
– Какую нахуй водку? – сказал он. – Самим мало, га-га-га!
«Зубы хуевые», – отметила Оксана. С таким по району не погуляешь.
– Девки пусть пьют амаретто, – сказал лысый.
– Я не буду амаретто! Я буду компот! – сказала Оля.
Свободные стулья были. Оля сидела между Шариковым по правую руку и Гошей по левую. Чемодан она сначала поставила было на пол, но Оксана страшно на мелкую зыркнула, и та положила чемодан плашмя на стул, сама уселась сверху и радостно рассмеялась.
– О! Совсем большая стала, – прогундел Шариков. – Теперь можно сказать, что восемнадцать есть. Правда, да?
– Нету! – радостно воскликнула Оля. – Мне только десять исполнится!
«Дура! – мысленно взвыла Оксана. – Из-за тебя не поебусь!»
И точно. Лысый поднялся из-за стола, достал большой кошелек и швырнул на стол несколько тысячных купюр.
– Я ебал, братва, все, я ухожу. В этом не участвую, – сказал он.
– Да, Сяпыч! Все заебца, чо ты? – загундосил Шариков.
– Не заебца, – отрезал лысый. – Я на централ за эту хуйню заезжать не хочу. Как-то видел, что за такое на хате бывает. Ну нахуй. Сами разбирайтесь, меня не впутывайте.
Лысый ушел.
Оксана яростно посмотрела на сестру. Дура, кто тебя за язык тянул? Такого парня спугнула. Один уроды остались. Хотя Гоша, в принципе, еще был куда ни шло.
– Ну, давайте, девчонки, пять капель, – забормотал Шариков.
– Я сказала, что буду компот! – заявила Оля.
– Эй, ты, морда, – позвал Гоша официанта. – Принеси нам компота, нахуй.
Щекастый кивнул и скоро вернулся с графинчиком соблазнительного малинового компота.
Сестренка все портила. Вон, и Шариков завозмущался.
– Ты, давай быстрее на базу поедем, – сказал он Гоше. – На диван хочу. Валяться хочу. Всю ночь не спал.
– Сначала работал, потом бухал, – жизнерадостно подхватил Гоша.
Он налил Оксане амаретто, а Оле компот. Себе и Шарикову плеснул купоросной водки.
– За вас, девчонки! – провозгласил он.
Все чокнулись.
Амаретто был совсем не вкусный. В горле защипало, а где-то в глубине заклубился комок тошноты. Это, наверное, бунтовала полупереваренная человечина.
– Садись сюда, – похлопал Шариков по стулу рядом с собой.
Оксана не сразу поняла, что он обращается к ней. О нет! Старшая сестра вовсе не хотела к отвратительному Шарикову. Лучше уж с Гошей рядом!
Оксана повернулась к Гоше и вдруг увидела, что тот масляными глазами смотрит на Олю. Ну, сестричка ! Ну, удружила! Еще не хватало, чтобы мужика увела!
– Тогда я сам подсяду, – сказал Шариков.
И пересел на место лысого.
От нового соседа воняло. Это был какой-то кислый, затхло-сиротский запах. Он Оксане не нравился.
– Давайте еще по одной, еще! – бормотал Шариков.
Он положил руку Оксане на бедро, стал грубо щупать, словно тесто мять.
Было больно. Никакого удовольствия Оксана не испытывала.
Второй амаретто пошел уже лучше. Голова закружилась. Во рту стало сладко, но сладость тут же переросла в свою противоположность. Стала горечью. А навстречу ей из желудка поднялась еще одна горечь. Сдерживаться больше не было сил. И Оксана выплеснула едкий поток рвоты прямо на ноги Шарикову.
Повисло молчание. Наступила немая сцена.
– Из-зви… звини… ните… – пыталась извиниться Оксана, отплевываясь от вязкой слюну.
– Ты чо, сука, творишь, малолетка ебаная? – как-то гнусно, по-бабски, завопил Шариков. – Ты щас языком слизывать будешь.
Оксана пыталась встать и уйти. Но куда девать рюкзак? Бросить, что ли? Да и Оля, оказывается, отбивалась от Гоши, который начал ее щупать.
– Отпустите нас, мы пойдем! – сказала Оксана.
– Сидеть, сучка! – рявкнул Шариков и ударил Оксану по щеке.
Во рту появился привкус крови. Глаза заволокли слезы. Все вокруг стало резким и размытым.
По причине этой размытости Оксана и не заметила, как вдруг около их стола снова появился лысый. Сквозь едкую пелену слез Оксана видела только мелькание каких-то силуэтов и слышала хрипы и приглушенный мат.
Когда, спустя несколько секунд, зрение все-таки к Оксане вернулось, она поняла, что вернувшийся лысый бьет Гошу. Он медленно и безэмоционально вбивал Гоше нос в череп. А Шариков уже валялся под столом с окровавленным ебалом.
– Я вас, блядь, уебу – малолеток мацать! – хрипел лысый. – Зашквар, нахуй! Петушня пробитая, нахуй.
– Ты не так понял, Сяпыч! – хрипел Гоша.
– Уебашу на хуй! – ревел лысый. – Так, девчонки, бегом за мной!
Оксана обрадовалась. Ну, конечно, тут и к бабке не ходи! Лысый в нее влюбился. И это он от любви вернулся бить ебальники их обидчикам.
«Скоро мы будем целоваться!» – принялась мечтать Оксана.
***
Свежий воздух привел Оксану в чувство. Москва уже проснулась. Гудели машины, разбрызгивая грязь. Оля была взбудоражена. Она размахивала чемоданом, глаза ее горели восторгом. Она воспринимала все, что с нею происходило, как веселое приключение. Она уводила у Оксаны мужиков.
«Рано тебе! Дура малолетняя!» – возмущенно думала Оксана.
Лысый подвел сестер к угольно-черной «девятке» с номером 666.
– Садись, девчонки! – сказал он. – Поедем!
«Как проститутки!» – с восторгом подумала Оксана. Кататься на тачке! С мужиком! Это было очень круто!
Еще Оксана подумала, что скоро она будет с лысым целоваться. Это, наверное, очень круто.
И ебаться! Наконец-то!
Оксана села рядом с Сяпычем. А малявка-сестра с недовольной мордой села сзади.
– Где вы живете? – спросил лысый.
– Э… А зачем вам? – сказала Оксана.
– Домой вас отвезу, – пояснил Сяпыч. – Плохих людей много.
– Домой? – разочарованно спросила Оксана. – Пожалуйста, не надо нас домой!
– Это еще почему?
– Наша мама убивает людей, – пропищала Оля.
Она решила все испортить!
– Убивает и ест! Не верите?
– Не верю, – покачал лысой головой Сяпыч. – Не выдумывайте. Таким маленьким девочкам, как вы, опасно гулять одни…
Он не договорил. Потому что голова его вдруг взорвалась, как перезревший арбуз, а по салону «девятки» разлетелись брызги крови.
Продолжение следует...
