Разумеется, западным державам было глубоко безразлично политическое будущее российского государства. Интервенция в Россию проводилась участвовавшими в ней странами исключительно в собственных политических и экономических интересах. Великобритания, Франция, Япония, США и прочие страны, отправившие в Россию свои войска, рассчитывали на свой «кусок пирога» при дележе распавшейся империи.

К примеру, японцы, тесно сотрудничавшие с атаманом Семеновым и поддерживавшие семеновцев деньгами и оружием, не скрывали своих экспансионистских планов на Дальнем Востоке и в Восточной Сибири. Сотрудничавшие с японским командованием белые, таким образом, превращались в проводников японских интересов. Это, кстати, впоследствии прекрасно продемонстрировала и сама судьба атамана Семенова и его ближайшего окружения, которые после Гражданской войны оказались на службе у японских милитаристов и использовались последними для осуществления провокационной и диверсионной деятельности против советского государства.

Если Семенов сотрудничал с японцами открыто, то Колчак и Деникин предпочитали взаимодействовать с западными союзниками менее выраженно. Но, тем не менее, всем и так было понятно, что Белое движение получает деньги и оружие от западных союзников. И это тоже было неспроста – не зря Уинстон Черчилль в свое время заявил, что «не мы сражались в интересах Колчака и Деникина, но что Колчак и Деникин сражались в наших интересах». Чем дольше продолжалась Гражданская война в России, тем больше ослаблялась наша страна, гибли молодые и активные люди, расхищались национальные богатства.

Естественно, что многие настоящие патриоты России, в том числе и царские офицеры и генералы, никогда прежде не замеченные в симпатиях к левым, прекрасно понимали, какую угрозу несут стране интервенция, Гражданская война и деятельность многочисленных белых директорий, правителей и атаманов. Поэтому именно большевики и Красная Армия вскоре стали ассоциироваться с силой, способной заново собрать рассыпающуюся по швам Россию. Сотрудничество с интервентами в глазах многих патриотов России выглядело настоящим предательством. От Белого движения отвернулись многие боевые офицеры и даже генералы старой русской армии.

Социальная политика

Февральская, а затем и Октябрьская революция были обусловлены глубочайшим кризисом в социальных отношениях, который к тому времени назрел в российском обществе. Подходило к концу второе десятилетие ХХ века, а в Российской империи сохранялись сословные привилегии, земля и основная часть промышленности находились в частных руках, велась очень непродуманная политика в национальном вопросе. Когда революционные партии и движения подняли лозунги социального характера, они сразу же встретили поддержку со стороны крестьянства и рабочего класса.

Однако, после начала Гражданской войны, Белое движение практически упустило социальную составляющую. Вместо того, чтобы точно также пообещать крестьянам землю, заявить о переходе собственности в руки трудового народа, белые действовали очень неопределенно в социальном вопросе, их позиция была невнятной, а кое-где и откровенно антинародной. Многие белые формирования не гнушались мародерством, негативно относились к рабочим и действовали по отношению к ним очень жестко. О расправах колчаковцев и семеновцев над мирным населением в Сибири написано очень много.

Именно социальная составляющая политики большевистской партии явилась одним из главных факторов и прихода большевиков к власти, и их способности удержать власть в своих руках. Основная масса простого населения России поддержала большевиков и это бесспорный факт.

В Центральной России белым так и не удалось закрепиться. И это было не случайно, поскольку, в отличие от периферийных регионов, где проживало казачье население, пользовавшееся при царях большими привилегиями, в Центральной России белые были фактически лишены социальной базы – их не поддерживало ни крестьянство, ни городской рабочий класс. Но и в тех регионах, где белые до 1920 года контролировали ситуацию, действовали многочисленные партизанские формирования.

Кадровая проблема

В обывательском сознании Белое движение неизменно ассоциируется с офицерством старой русской армии, с «поручиками и корнетами», которые сражались против превосходящих их по численности простолюдинов. На самом деле, в годы Первой мировой войны произошло тотальное кадровое обновление офицерского корпуса российской императорской армии. Старое кадровое офицерство, практически поголовно происходившее из дворян и получавшее качественное военное образование, в большинстве своем выбыло из строя уже в первые месяцы и годы войны.

Далее в армии возник серьезный кадровый дефицит. Нехватка офицеров была столь колоссальна, что командование пошло на значительное упрощение присвоения офицерских званий. В результате этого кадрового обновления, основная часть младших офицеров русской армии к 1917 году имела мещанское и крестьянское происхождение, среди них было много выслужившихся нижних чинов или выпускников гражданских учебных заведений, прошедших ускоренную подготовку в качестве офицеров. Среди них было очень много людей демократических и социалистических взглядов, которые сами ненавидели монархию и не собирались за нее сражаться.

В ходе Гражданской войны до 70% офицерского корпуса старой русской армии воевали в составе РККА. Более того, помимо многочисленных младших офицеров, на сторону красных перешли многие старшие и высшие офицеры, включая офицеров Генерального штаба. Именно активное участие военных специалистов позволило Красной Армии в кратчайшие сроки превратиться в боеспособные вооруженные силы, выстроить собственную систему подготовки командного состава и технических специалистов, наладить управление всевозможными службами войск.

Раздробленность белых

Еще одной важнейшей причиной поражения Белого движения стала его полная раздробленность, неспособность большинства белых командиров договариваться между собой, идти на компромиссы, формировать централизованную структуру – и военную, и политическую. В Белом движении не прекращалось соперничество, борьба за власть и финансовые потоки.

В плане централизации руководства большевики отличались от белых как небо и земля. Советской России сразу удалось выстроить достаточно эффективную структуру организации и гражданского, и военного управления. Несмотря на многочисленные случаи самоуправства командиров, проявления т.н. «партизанщины», у большевиков была единая Красная Армия, а у белых – множество формирований, слабо связанных между собой, а иногда и откровенно враждовавших друг с другом.

Отсутствие идеологии и политического центра

В отличие от большевиков, объединенных единой и хорошо разработанной идеологией, имевших своих теоретиков и публицистов, Белое движение было полностью аморфным в идеологическом отношении. В его рядах объединились сторонники взаимоисключающих взглядов – от эсеров и меньшевиков до монархистов и даже до таких причудливых персонажей как Роман Унгерн фон Штернберг, политические взгляды которого – вообще отдельная песня.

Отсутствие единой идеологии очень пагубно сказывалось не только на внутренней ситуации в Белом движении, но и на его поддержке населением. Люди просто не понимали, за что воюют белые. Если красные воевали за какой-то новый мир, не всегда и не во всем понятный, но новый, то белые не могли внятно объяснить свою позицию и люди были убеждены, что они воюют за то, чтобы «жить как раньше». Но ведь далеко не всем, включая и обеспеченные категории населения, нравилось жить в царской России. Однако белые не удосуживали себя разработкой внятной идеологии. Более того, их среда не родила и достойных гражданских политиков, публицистов, которые могли бы конкурировать с представителями большевиков.

Трагический финал Белого движения был, в значительной степени, подготовлен самими белыми, точнее их лидерами и командирами, не способными правильно оценить ситуацию и выработать стратегию действий, адекватную народным запросам.

Автор Илья Полонский

https://topwar.ru/150405-pjat-prichin-porazhenija-belyh-v-gr...

Наше сообщество посвящено обсужденію великой и самобытной имперіи прошлаго - Всероссійской имперіи, объединившей въ себѣ множество восточноевропейскихъ государствъ, растянувшееся на 12 часовыхъ поясовъ;

«Нѣтъ» — сектантству, «нѣтъ» — идіотіи и троллингу, «нѣтъ» — троллингу, «нѣтъ» — карикатурно правымъ, «нѣтъ» — карикатурному монархизму, «нѣтъ» — язычеству и конспирологіи.

Привѣтствуется дореформенная орѳографія и «боярскій языкъ». Привѣтствуются обсужденія историческихъ аспектовъ жизни Россійскаго государства.

Николай Крошко родился на Тамбовщине, рос и воспи­тывался в бедности. Однако его родители шли на любые жертвы, чтобы дать ему достойное образование. Гимназию Николай окончил с серебряной медалью.

В 1918 году из оккупированного немцами Киева он выехал на Дон, в армию Деники­на. Затем — бегство за границу, в Польшу, работа у Савинкова, тесная связь с эмигрантами, особенно из числа офицеров.

В 1920 году одной из советских прибалтийских резидентур стало известно, что белоэмигрант, эсер-савинковец, поручик Николай Крошко разочаровался в эсеров­ских идеалах, в эмигрантской жизни вообще и мечтает о возвраще­нии на родину. Оперативный работник встретился с Николаем — в то время это был 22-летний красавец, высокий, спортивного склада, в элегантном костюме.

Предложение о сотрудничестве с советской разведкой он принял без коле­баний — уже давным-давно невидимой чертой он отделил себя от бывших коллег по белой армии и эмиграции, и они уже не были его друзьями. Одно-единственное, что расстраивало его, — необходимость оставаться за гра­ницей на неопределенный срок, когда он так рвался домой…

Первые задания оказались нетрудными. Надо было проникнуть в несколько эмигрантских групп и установить, что они собой представляют — сборище ли безопасных болтунов, которые тоскуют по прошлой жизни, или же опасные организации, которые свя­заны со спецслужбами. Эти задания Николай Крошко выполнил в такой степени успешно, что был за­числен в штат внешней разведки, что случалось чрезвычайно редко, и стал ее кадровым сотрудником под псевдонимом «Кейт».

Кейт, в основном, работал в составе берлинской резидентуры, хотя не раз ему доводилось выезжать в другие страны, В то время в Берлине действовала белоэмигрантская организация под названием «Братство Белого Креста» (ББК), которой руководил бывший лейтенант царского флота Павлов. Членами Братства были молодые офицеры, которые разочаровались в старых вождях — Деникине, Врангеле и правомонархических организациях. Павлов нашел материальную и политическую поддержку у деятелей из крайне реакционных германских кругов, ставших впоследствии ак­тивными членами гитлеровской партии.

Перед Кейтом было поставлено очередное задание: проникнуть в «Братство Белого Креста», войти в до­верие к Павлову и установить, чем они занимаются и насколько опас­на эта организация.

Выполняя задание, Кейт стал самым близким помощником Павлова, понял всю «кухню» ББК, а также смог наладить противодействие его ра­боте.

Через некоторое время неудачи ББК до такой степени надоели немцам, что они отказали ему в материальной поддержке, и «Братство», по существу, прекратило деятельность. Сам Павлов был вынужден «переквалифицироваться» в шоферы, хоть и продолжал находиться во главе ББК.

Кейт же завел широкие связи среди немцев, был в 1923 году на съезде партии национал-социалистов и организации «Стальной шлем», присутствовал на дружеских пьянках делегатов, где еще больше укрепил эти связи. Молодой, элегантный поручик был вхож и к руководителям РОВС, и к монархическим вождям, почти ко всей верхушке белой эмиграции во многих странах.

Очередное задание Кейта было связано с русскими монархистами, которые обосновались в Мюнхене. Прибыв туда, Кейт потратил много сил, чтобы познакомиться и ближе сой­тись с секретарями великого князя Кирилла Владимировича баро­ном Медемом и князем Казем-беком. Безусловно, кроме личного обая­ния довелось употребить и деньги резидентуры — обнищавшие на чужбине аристократы были весьма рады пропустить пару рюмочек за его счет.

В результате Кейту не только удалось принять участие в совещании кирилловцев с фельдмарша­лом Людендорфом и зарождающейся нацистской партией, но и после переезда Кирилла Владимировича в Париж с помощью секретарей великого князя проникнуть в его канцелярию и сфотографировать около сотни находившихся в сейфах документов.

Вернувшись в Берлин, Кейт однажды вечером вывез из военной миссии Деникина-Врангеля в резидентуру два чемодана с документами, которые после перефотографирования ранним утром вернул на ме­сто.

Но главнейшей целью Кейта была организация «Братство русской правды» и ее руководитель Орлов.

Все дело в том, что во второй половине 1920-х годов в зарубежной прессе начали публиковаться «документальные материалы» о «зловещих планах» ОГПУ и Коминтерна, которые якобы были направлены на потрясение экономических и политических основ западного мира. Что интересно, внешне подлинность докумен­тов не вызывала сомнений: их стиль, лексика, реквизиты, подписи должностных лиц — все было как подлинное.

Эти публикации вызвали бурю негодования западной общественности и привели в от­дельных случаях к тяжким, трагическим последствиям. Престижу и интересам СССР, только-только начавшего выходить из международной изоляции, был нанесен существенный ущерб.

Документы исходили якобы из Москвы, но советское руководст­во знало, что это фальшивки, хотя и квалифициро­ванно изготовленные.

Но кем? Где?

Советская разведка получила задание — дать ответ на эти вопросы.

После продолжительных и кропотливых поисков удалось выйти на производителя фальшивок — организацию, которая именовала себя «Братство русской правды» (БРП). Руководителем ее был ранее следователь по особо важным делам, а после революции — начальник врангелевской разведки и контрразведки, действительный статский советник Владимир Григорьевич Орлов, обосновавшийся в Берлине.

Владимир Григорьевич Орлов — потомственный дворянин, юрист и профессиональный контрразведчик, действительный статский советник, участник Русско-японской войны 1905 года, участник Первой мировой войны в органах контрразведки,участник антибольшевистского подполья в Петрограде, начальник контрразведки Добровольческой армии Одесского района в феврале-апреле 1919 года, позднее служил в контрразведке у Деникина и Врангеля. После поражения Белого дела в 1920 году эмигрировал в Германию.

О его реальной деятельности, разумеется, знал крайне узкий круг лиц. Проникнуть в окружение Орлова мог лишь очень изворотливый человек, к тому же с подходящими анкетными данными. Вы­бор в ИНО пал на Николая Крошко.

Кейт, вы­полняя задание по проникновению в «Братство русской правды», завел знакомство с полковником Кольбергом — товарищем и однодумцем Орлова, который и представил его приятелю лично.

Орлов — действительный статский советник, человек желч­ный и подозрительный, не очень спешил приближать Николая, хотя молодой поручик и произвел на него благоприятное впечатление. Для начала он навел справки у Павлова, и тот охарактеризовал своего

помощ­ника наилучшим образом.

Однако этого было мало. Необходимо было показать какие-нибудь возможности, которые вызвали бы у Орлова интерес к сотрудничест­ву и растопили бы лед недоверия.

Как-то Кейт сообщил Павлову, а затем, по его совету, и Орлову об информации, полученной от «своих людей» в СССР о том, что они якобы активизировали свою ра­боту и им нужна прямая связь. Павлов , желая под­нять свой вес, ухватился за это и принялся убеждать Орлова направить Кейта в качестве эмиссара, используя для этого свои связи в Финляндии.

Орлов неохотно дал Кейту рекомендательные письма на имя начальника финской политической полиции и своего представителя в Выборге.

Темной ноябрьской ночью 1925 года агенты финской политиче­ской полиции, обеспечив надежными документами и ору­жием, вывели Кейта к советской границе. Переход границы прошел спокойно — советские пограничники ждали «нарушителя» и заблаговременно освободили ему «окно».

Кейт без происшествий прибыл в Москву, подробно доложил, что ему стало известно о связях эмигрантских группировок в Хельсинки и Выборге с финской полицией и о том, кто и как готовил и проводил его переброску через границу. Затем — трогательная встреча в Кие­ве с матерью и сестрой.

Еще одно важное событие — Кейт получил советский паспорт.

Перед отправкой в обратный путь его обеспечили «информацион­ными материалами», которые должны были заинтересовать белую эмиграцию и ее друзей из западных спецслужб. Часть этих «материалов» по возвращении в Финляндию Кейт в качестве «платы» за по­мощь передал начальнику политической полиции. Они произвели такое впечатление на финские спецслужбы, что те стали добиваться, чтобы Кейт дал им явки «своих людей» в Ленинграде и Москве, однако тот отказался под предлогом того, что они якобы занимают видные посты в госаппарате и связь с ними из соображений их безопасности можно поддерживать только через него.

По возвращению Кейта в Берлин, Павлов в своих интересах стал афишировать его успехи, а вскоре и Орлов, ознакомившись с привезенной информацией и подогретый к тому же положительными от­зывами финнов о Кейте, предложил ему полностью переключиться на работу в БРП. Кейт согласился не сразу, его пришлось «уговаривать».

Через некоторое время Кейт стал особо доверенным лицом Орлова. Он выяснил, что кроме финской Орлов сотрудничает еще с английской, французской и немецкой разведками, а также с политической полицией Бер­лина.

Кейт раскрыл представителей Орлова в Латвии и Литве, тесно связанных с местной охранкой и разведкой, установил, что по зада­нию немецкой полиции Орлов через свою агентуру разрабатыва­ет сотрудников советского представительства в Берлине, и обнару­жил список этой агентуры в виде ведомости на получение возна­граждений.

Однако выполнение главного задания — раскрытие фабрики фальшивок – пока не продвигалось.

Прошло больше года.

Летом 1927 года Орлов по просьбе финских спецслужб лично предложил Кейту провести новую вылазку в СССР. Тот сначала отказы­вался, ссылаясь на недавние провалы, однако под давлением Орлова вынужден был со­гласиться.

Эта вылазка оказалась «очень успешной» и для Орлова, и для финских спецслужб — они получили от Кейта «информацию», «явки» в Ленинграде, но в первую очередь для Кейта — удовлетворенный началь­ник финской полиции многое рассказал о деятельности эмиграции в Финляндии, о ее связях с западными спецслужбами, в том числе английской разведкой.

Но главным было то, что Орлов в конце концов целиком дове­рился Кейту. Однажды он пригласил его для обстоятельного разговора, в процессе которого рассказал и о фальшивках, и о других «проектах», которые были направлены против советских предста­вительств за границей и дискредитирующих отдельных лиц. И не просто рассказал, а даже показал Кейту свою «фабрику»!

Кейт с изумлением разглядывал его огромную картотеку, штампы, печати, дубликаты наиболее злостных фальшивок, образцы подписей, фото и химическую лаборатории, набор пишущих машинок с раз­ными шрифтами и другие приспособления.

В конце беседы Орлов предложил Кейту принять участие в деле. С кое-какими оговорками он согласился, и через некоторое время Орлов по­знакомил его со своим главным подручным — бывшим сотрудником ВЧК-ОГПУ Яшиным-Сумароковым, который проживал в Берлине по выдан­ным ему немцами документам на имя Павлуновского.

Яшин-Сумароков отнесся к Кейту с доверием, рассказал о своей судьбе: влюбился в немку, некую Дюмлер, а та оказалась агентом полиции и склонила его к предательству. Собравшись бежать, он взял с собой ряд документов резидентуры, часть отдал немцам в качестве платы за убежище, а часть передал Орлову, с которых тот скопировал бланки, штампы, подписи и печати, поэтому-то все, что выходило с «фабрики», и выглядело как настоящее. Консультировал он также Орлова и по вопросам чекистской и партийной терминологии, по реалиям советской жизни, по деталям взаимоотношений сотрудников предста­вительств и резидентур.

Пришел черед советской разведки принять контрмеры. Отдельные горячие головы предлагали просто разнести и сжечь «фабрику» Орлова. Однако это лишь на некоторое время приостановило бы его работу, к тому же все прошлые фальшивки остались бы не­ разоблаченными, а советские спецслужбы могли подвергнуться обвинению в нападении на эмигрантов.

Кейт предложил другое решение. Он сделал слепки ключей от квартиры, лаборатории, сейфов и шкафов с документами, по которым из­готовили дубликаты ключей.

Несколько недель Кейт ждал подходящего случая. В конце концов, когда Орлов уехал в Мекленбург, Кейт пробрался в его квартиру и изъял копии, черновики и заготовки фальшивых доку­ментов, образцы штампов и печатей. Среди изъятых были и заготов­ки двух фальшивок, за которыми особенно охотился Кейт, — о мни­мом подкупе советским правительством американских сенаторов Бора и Норриса.

Советская разведка по своим каналам довела этот документ до сведения правительства США. 27 февраля 1929 года Орлов и его подручные — Яшин-Сумароков­ Павлуновский, его любовница — агент полиции Дюмлер и полковник Кольберг — были арестованы и преданы суду. Им инкриминировали попытку продажи корреспонденту американской газеты «Нью-Йорк ивнинг пост» Артуру Никкер-Бокеру фальшивого письма о получении сена­торами Бором и Норрисом денег от советского правительства за то, что они выступили за признание Соединенными Штатами СССР и установление с ним дипломатических отношений.

Также на суде были ра­зоблачены и остальные фальшивки. Орлов был осужден к 4-месячному заключению и по отбытии на­казания выслан из Германии.

Кейту довелось срочно покинуть Германию, так как из-за грубого нарушения конспирации одним из сотрудников резидентуры над ним нависла угроза провала. На пароходе «Герцен» он отплыл на родину. Он еще был в море, когда во всех газетах появились телеграм­мы о «таинственно исчезнувшем поручике» и пропавших из сейфа документах. По различным причинам его роль в разоблачении Орлова и других акциях стала известна на Западе и в конце 1920-х годов послужила основой для сенсационных публикаций с броскими заголовками: «Король кремлевских шпионов», «Хозяин секретных сейфов царя Кирилла», «Коллекционер ротозеев», «Человек, который проходит сквозь стену».

Кейт дожил до глубокой старости, долгие годы воспитывал моло­дых разведчиков, в 1967 году, уже будучи тяжело больным, написал воспоминания о своей разведывательной работе.

По материалам: Примаков «История российской внешней разведки в 6-ти томах» том 2

ИНО- Иностранный отдел (ИНО) ВЧК при НКВД РСФСР.