Река Амур, могучий и суровый разделитель двух великих цивилизаций — русской и китайской, — на протяжении веков манила к себе смелых, отчаянных и лишенных страха людей. Это была terra incognita, «дикий восток» Евразии, где законы империй были условны, а власть определялась силой оружия и твердостью духа. В этом пограничье, в разное время, усилиями авантюристов, возникли и ярко вспыхнули два уникальных государственных образования: Албазинская крепость XVII века и Желтугинская республика XIX столетия. Их истории, разделенные двумя сотнями лет, удивительным образом перекликаются, являя собой феномен вольного духа на самой окраине освоенного мира.

Абазин. Предыстория: Русский Дальний Восток в XVII веке
К середине XVII века русские землепроходцы во главе с Ерофеем Хабаровым уже проложили тропы к Амуру, именуемому ими «Амур-батюшка». Этот богатейший край, населенный тунгусскими (эвенкийскими) и даурскими племенами, сулил огромные богатства: пушнину, плодородные земли и новое пространство для экспансии. Однако он же был и зоной интересов набирающей мощь империи Цин, что неминуемо вело к конфликту. Первые русские остроги на Амуре уже становились яблоком раздора между двумя империями.

Китай того времени был не раздробленным и ослабленным государством, а могущественной империей Цин, находящейся на пике своей военной мощи. Маньчжурские правители только что завершили завоевание собственно Китая, и их армия, закаленная в долгих войнах, была одной из сильнейших в мире. Противостояние с ней на удаленной, практически отрезанной от метрополии заставе было предприятием не просто рискованным, а почти самоубийственным.

Ключевой фигурой албазинской саги стал Никифор Романович Черниговский. По одной из распространенных версий, он был поляком (или литвином, то есть уроженцем Великого княжества Литовского), который попал в русский плен во время русско-польской войны. Как и многих других, его сослали в Сибирь, на службу в Илимский острог. Здесь его жизнь круто изменилась.

Трагедия разыгралась, когда местный воевода, человек по имени Обухов (история не сохранила его имени), совершил чудовищный поступок — изнасиловал взрослую дочь Черниговского. Для человека с бунтарской кровью, каким был Черниговский, месть была вопросом чести. Собрав вокруг себя группу недовольных казаков (около 80 человек), он поднял мятеж, в ходе которого воевода был убит.

Поступок был героическим, но с точки зрения царского закона — чистейшим уголовным преступлением, за которым следовала бы неминуемая жестокая расправа. Бегство было единственным шансом. И бежать было некуда, кроме как на самую дальнюю, самую необжитую и опасную границу — на Амур.

Основание Албазина: Республика беглых казаков
Отряд Черниговского двинулся на юг, по пути обрастая новыми людьми — такими же беглыми, искателями приключений и воли. Их целью стал заброшенный Амурский острог, ранее основанный Хабаровым. В 1665 году они достигли его, отстроили заново и укрепили, назвав Албазином (от имени местного тунгусского князька Албазы).

Так родилась Албазинская вольница. Управлялась она по казачьему кругу, где все важные решения принимались сообща. Черниговский, по сути, был выбранным атаманом, а не назначенным губернатором. Это было самоуправляющееся сообщество, абсолютно независимое от московской власти.

Жизнь в албазинской вольнице была подчинена суровым законам выживания и военной демократии. Помимо военной добычи и сбора ясака, казаки быстро наладили собственное хозяйство: распахивали целину, сеяли хлеб, ловили рыбу в Амуре. Крепость обрастала слободами, где жили семьи казаков. Несмотря на статус беглых, они воспроизводили уклад, привычный им с детства: здесь была своя маленькая часовня, а значит, и свой священник, что свидетельствует о сложной социальной организации общины. Албазин стал не просто военным форпостом, а полноценным очагом русской колонизации, живущим своей автономной жизнью.

Пушнина стала экономической основой республики. Но как легализовать ее сбыт, будучи в статусе беглых преступников? Черниговский проявил не только воинскую, но и дипломатическую хитрость.

Он отправил собранную пушнину в Москву не как добычу мятежников, а как «государеву ясачную казну», сопровождая ее покаянной челобитной. В послании он подробно описывал заслуги своей общины по присоединению новых земель и сбору дани, умалчивая или смягчая детали бунта и убийства воеводы. Расчет оказался верным. Царь Алексей Михайлович, увидев в этом возможность укрепиться на Амуре без лишних затрат, поступил по-прагматичному: он помиловал Черниговского и его людей, официально зачислил их на службу и назначил им жалование, а Албазин был признан русской крепостью. Так, в 1672 году, авантюристы были амнистированы, а их «республика» мирно интегрировалась в состав Российского государства, получив официальный статус и воеводу.

Конец вольницы и начало конфликта
Однако легализация Албазина не сняла главной проблемы — его нахождения на территории, которую империя Цин считала своей. Мирное сосуществование было временным. В 1680-х годах цинские власти, окончательно подавившие сопротивление внутри Китая, обратили взгляд на север. Албазин стал костью в горле. Началась череда осад и штурмов крепости, героически обороняемой небольшим гарнизоном.

Осада 1685-1686 годов стала эпилогом албазинской эпопеи. Крепость была практически стерта с лица земли, а ее защитникам было позволено уйти в Нерчинск. По Нерчинскому договору 1689 года русские были вынуждены оставить Приамурье почти на полтора века. Но семя было посеяно. Албазин стал символом русского присутствия, а его защитники — «албазинцы» — вошли в историю как первые герои-дальневосточники. Их дух вольности и стойкости будет жить в памяти тех, кто столетие спустя вновь устремится на Амур в поисках свободы и богатства.

Желтуга. Предыстория: Новый старый Амур
К середине XIX века ситуация кардинально изменилась. По Айгунскому (1858) и Пекинскому (1860) договорам Приамурье и Приморье официально отошли к России. Началось активное освоение края. Однако китайская сторона реки, Маньчжурия, оставалась слабозаселенной и плохо контролируемой цинскими властями территорией. Именно здесь, в изгибе Амура, на китайской земле, и развернулась новая драма.

В 1883 году слухи о богатых золотых россыпях в долине реки Желтуги пронеслись по Дальнему Востоку. Золото — этот вечный двигатель авантюризма — мгновенно привлекло тысячи людей. Первыми были китайские старатели, но очень скоро основную массу составили русские: бывшие каторжане, беглые ссыльные, отставные солдаты, казаки и просто искатели легкой наживы со всей Сибири. К ним присоединились корейцы, немцы, французы, американцы, японцы — интернациональная толпа, объединенная одной страстью.

К 1885 году на месте недавней тайги вырос огромный палаточный город, а затем и поселение с лавками, кабаками, игорными домами и даже своим театром. Численность населения Желтуги оценивалась в 12-15 тысяч человек. Это был настоящий «Дикий Восток» в азиатском исполнении — шумный, опасный, пьяный и невероятно богатый.

Рождение республики
Хаос и беззаконие, царившие на приисках, угрожали самому существованию золотого Эльдорадо. Воровство, убийства и грабежи были обычным делом. Чтобы выжить, стихийное сообщество было вынуждено самоорганизоваться.

Так родилась Желтугинская республика — уникальное самоуправляемое образование. Ее часто называют первой демократической республикой на территории Азии. Ее законы были просты, суровы и эффективны. Высшим органом власти был общий сход (сходка) старателей. Они же избирали свое правительство.

Уголовный кодекс республики состоял всего из 18 пунктов, но соблюдался неукоснительно. За воровство, грабеж и убийство полагалась смерть через повешение. За менее тяжкие преступления — телесные наказания плетьми или изгнание с приисков. Воровство золота каралось особенно жестоко. Благодаря этой жесткой системе, в Желтуге воцарился относительный порядок, выгодный всем, кто приехал работать, а не грабить.

Экономика республики была основана на золоте. С каждого прииска взимался налог, на который содержалась «администрация», медик и оплачивались общие нужды. Желтуга стала крупным нелеганым экономическим центром, где золото обменивалось на продукты, спирт, оружие и товары, ввозимые контрабандистами с русского берега.

Конец «Амурской Калифорнии»
Существование огромного, вооруженного и абсолютно независимого поселения иностранцев на своей территории не могло не беспокоить цинские власти. Первые их попытки урегулировать вопрос были комичными. Они прислали чиновника с требованием разойтись. Ему вежливо указали на дверь. Затем был отправлен отряд в 60 солдат. Несколько тысяч вооруженных и уверенных в себе желтугинцев просто разогнали их, даже не открывая серьезной стрельбы.

Однако Пекин не мог допустить такого унижения. Желтуга стала вопросом престижа и государственного суверенитета. Зимой 1885-1886 годов была собрана карательная экспедиция численностью около 1500-2000 человек регулярной маньчжурской кавалерии и пехоты.

У старателей не было ни малейшего шанса. Их разрозненные отряды, вооруженные в основном охотничьими ружьями, не могли противостоять дисциплинированной армии с артиллерией. В январе 1886 года цинские войска вошли в Желтугу. Поселение было окружено и сожжено дотла. Многим старателям удалось бежать через замерзший Амур на российскую территорию, но сотни были убиты или взяты в плен. «Республика» пала, просуществовав чуть более двух лет. Золотые прииски были закрыты и надолго законсервированы китайскими властями.

Общая судьба вольных городов Амура
Истории Албазина и Желтуги, несмотря на разделяющие их два столетия, поразительно похожи. Оба этих образования были порождены авантюрным духом — людей, бегущих от закона в надежде обрести свободу и богатство на ничейной земле. И там, и там основой возникновения «республик» стала слабость или отсутствие центральной власти в конкретный исторический момент.

И Албазин, и Желтуга демонстрировали удивительную способность к самоорганизации. Столкнувшись с необходимостью выживать в экстремальных условиях, сообщества беглых каторжан и мятежных казаков сумели создать работающую модель управления, основанную на прямой демократии (казачий круг, общий сход) и суровом, но справедливом праве.

Интересно, что этот исторический сюжет поразительно актуален и сегодня. В нашем новом посте мы разбираем, как принципы самоорганизации и дух авантюризма XVII-XIX веков могут работать в современном мире — от стартапов до личных проектов. Как приручить авантюризм: уроки вольных республик для современного человека.

Однако их судьба также была предопределена: они возникли в зоне геополитических интересов двух гигантов. Их независимость была возможна лишь до тех пор, пока на них не обращали серьезного внимания в Москве или Пекине. Как только могущество империй было обращено на клочок свободной земли, их участь была решена. Албазин был поглощен одной империей и разрушен другой. Желтуга была уничтожена империей, на чьей земле она зародилась.

Эти две «республики» стали яркими, но короткими вспышками вольного духа на Дальнем Востоке. Они оставили после себя не государственные институты, а легенды — о казачьей доблести и золотой лихорадке, о людях, которые вдали от центров цивилизации бросили вызов судьбе и на краткий миг стали хозяевами своей жизни и своего кусочка дикого Амура. Они стали прообразом дальневосточного характера — стойкого, независимого и всегда готового к авантюре.

Пифагор, часть 1: Греция в VI веке до н.э.
https://oper.ru/news/read.php?t=1051627617

Аудиоверсия: https://oper.ru/video/getaudio/pythagoras1.mp3

Плейлист: https://rutube.ru/plst/410611

Существуют три более-менее общепринятых ответа на этот вопрос.

1. Самый широкоизвестный из них, который, как-то почему-то вечно так получается, стал таковым с легкой (на самом деле не очень) руки Моммзена и так и прилип, заключается в чем: якобы Цезарь, всю свою жизнь только и стремящийся стать царем, решил, типа, а чего ходить вокруг да около, а подайте мне диадему. Для выполнения чего выдал реквизит верному Антонию, который, как и было запланировано, доставил ее в нужное время на нужную лысину, после чего что-то пошло не так, народ почему-то не возрадовался, а наоборот начал свистеть и помидорами швыряться (специально для этого из Америки завезли, ага), и пришлось короче Цезарю расстроенно сдать назад.

Прелесть этого нарратива в том, что он безнадежно устарел и в нем неправильно… Абсолютно все.

Самый подробный, цельный и современный разбор что как где и почему из существующих – Morstein-Marx, Caesar, 2021, здесь я не буду на этом останавливаться, потому что… Блин, это очень долго разбирать, тут отдельная серия постов нужна и я не уверена, что готова ее делать не в формате вольного пересказа Морштейна-Маркса со смехуечками, а прям нормального анализа.

2. Вариация первого – это было прощупывание почвы на предмет готовы ли широкие массы римлян принять царскую власть. Точно так же был разбит в щепки в прошлом веке, начиная с Сайма onwards.

3. Это была постановка с целью опровергнуть слухи. По-моему, самая конвенциональная интерпретация в академических кругах на текущий момент времени..

Суть ее заключается в чем? Суть ее заключается в том, что к февралю-44 уже произошло несколько крайне неоднозначных и неприятных эпизодов, так или иначе связанных с намеками на то, что Цезарь, якобы, хочет стать царем. Он, не будь дурак, понимал, насколько это опасно для интегральной целостности его драгоценной тушки, и решил вот в такой вот довольно однозначной форме продемонстрировать свое реальное мнение по поводу всех этих слухов.

Проблема этой версии, на которую почему-то почти все закрывают глаза, заключается в том, что итог у этого представления был прямо противоположный. Никто вообще не понял, что произошло, зачем и почему это было, и слухов и их вариаций тут же стало только больше, но ни в коем случае не меньше.

К сожалению, почему-то большинство авторов обходят этот вопрос по длинной дуге.

А вот теперь доставайте ваши шапочки из фольги, и поехали.

Луперкалии 44 г. до н.э. упоминаются во всех основных источниках, которые освещают последние несколько месяцев жизни Цезаря, как биографических, так и не биографических. Давайте начнем с первых.

Светоний (Div. Iul., 79)[1] упоминает Луперкалии вскользь, посреди длинного списка оскорблений, которые вызвали ненависть сенаторов к Цезарю. В его вариации, Антоний пытался возложить диадему на голову Цезарю несколько раз, Цезарь отказывается и в конце концов диадему приказывают [прим. пер. – не указано кто] переместить в храм Юпитера Капитолийского. Светоний не упоминает ни реакцию толпы, ни реакцию Цезаря, ни реакцию кого бы то ни было еще из присутствовавших (как будет далее показано) на рострах.

Плутарх (Caes., 61) куда менее лаконичен. В его версии, Цезарь сидит на золотом кресле, в фиолетовом триумфальном облачении. Антоний не луперк, но в качестве консула является зрителем праздничного шоу (sic). Плутарх соглашается со Светонием в том, что Антоний предлагал Цезарю диадему дважды, но, в отличие от Светония, также описывает реакцию толпы. Которая далека от единодушной.

Поскольку он рассматривает все представление как срежиссированную попытку коронации[2], неудивительно, что ту часть толпы, которая реагирует восторженно, он считает подкупленной, и противопоставляет ее основной массе людей, которые встречают предложение Антония недовольством, а отказам Цезаря наоборот аплодируют. Судьба диадемы у Плутарха повторяет таковую у Светония – она точно так же оказывается отправленной на Капитолийский Холм [где расположен храм Юпитера].

Плутарх (Ant, 12) вступает в прямое противоречие с его собственным нарративом из биографии Цезаря. Теперь Антоний уже не консул, а луперк. Он не просто подходит к Цезарю, как в предыдущей версии (sic), но во время традиционного забега луперков отклоняется от маршрута и бежит к ростре, что якобы идет вразрез с традициями.

Здесь стоит остановиться поподробнее. Маршрут луперков известен довольно хорошо. Самый его конец пролегал по via Sacra и предполагается, что конечной точкой было фиговое дерево, которое росло на комиции, в самом конце via Sacra. Старые ростры располагались на комиции, прямо напротив курии Гостилия, на месте которой была позже построена курия Юлия. Таким образом, фиговое дерево должно было расти либо рядом с рострами, либо между рострами и курией[3].

Следовательно, утверждение Плутарха о том, что такое отклонение от маршрута идет вразрез с традицией, не подтверждается фактами. Но, поскольку у нас нет никакой информации о том, что луперки должны были подняться на ростры с какими-то ритуальными целями, все остальные действия Антония действительно не имеют ничего общего с ритуалом, в котором он участвовал.

Возвращаемся к нарративу Плутарха. После того, как Антоний подбегает, его неназванные друзья поднимают его с земли на ростры[4], чтобы он мог предложить Цезарю диадему. Далее, предложение повторяется дважды, пока толпа освистывает предложения и аплодирует отказам Цезаря. Вроде бы все то же самое, что и в двух предыдущих версиях, но что отличается – это реакция Цезаря. Сначала он реагирует растерянно, а потом, отвергнув предложение диадемы дважды, бегом спускается с ростр, в ярости оттягивает тогу с шеи и предлагает любому желающему убить его здесь и сейчас.

Последний эпизод также встречается в других источниках в сочетании с другими инцидентами с трибунами Флавом и Маруллом. Как моралист, Плутарх в целом мало заботится о хронологии и часто путает местами разные эпизоды во всех своих работах, но все равно разница в реакции между биографией Цезаря и Антония очевидна.

Среди небиографических источников самым важным, разумеется, является Цицерон. К сожалению, его переписка за период с начала 44 г. до н.э. до мартовских ид не сохранилась, однако есть несколько других мест, где он упоминает Луперкалии-44. Первое из них – Вторая Филиппика против Марка Антония (85-87). Поскольку, цель этой речи – Антоний и его предполагаемые злодеяния, Цицерон не углубляется в детали, однако очертания событий, которые он передает, совпадают с таковыми в биографических нарративах.

В представленном отрывке не ясно, сколько именно раз Антоний предлагал Цезарю диадему. Однако, во фразе “Tu diadema inponebas cum plangore populi, ille cum plausu reiciebat” используются несовершенные формы глаголов прошедшего времени, что по моему ни разу не экспертному мнению, намекает на продолжающееся действие в прошлом, в то время, как в случае однократного действия было бы уместно использовать совершенные формы глаголов.

Луперкалии упоминаются в речах Цицерона еще дважды в Phil. 5.38 и 13.17.

[Прим. пер. – на русский эти речи не переведены, поэтому вот перевод релевантных отрывков:

Phil. 5.38: “И Марку Лепиду, за его выдающиеся заслуги перед Республикой, я предлагаю объявить высочайшие почести. Он всегда желал свободы народу Рима и доказал это самым явным образом, когда в день, когда Антоний предлагал диадему Цезарю, отвернулся и своими недовольством и печалью продемонстрировал насколько велико его отвращение к рабству…”

Phil. 13.17: “…Кто более везуч, чем Лепид? Кто может похвастаться более прочными принципами? На Луперкалиях народ Рима видел его печаль и слезы, видел как угнетен, как подавлен он был, когда Антоний, надев диадему на голову Цезаря, признал себя не коллегой, но рабом…”]

Как видно из этих отрывков, Лепид также присутствовал и по всей видимости, присутствовал на рострах, в момент инцидента.

Аппиан (Гражданские войны, II, 109) повторяет тот же самый нарратив, с несколькими покушениями на голову Цезаря. Нарратив Диона Кассия (44, 11, 1-3)[5] в общих чертах также повторяет все вышеуказанные, за одним исключением – Дион Кассий, единственный из всех источников, утверждает, что Антоний предложил Цезарю диадему единожды.

Это были наиболее известные источники, однако, кроме них, есть еще один, который обычно отбрасывают на основании того, насколько он не похожа на все остальные. Самое забавное, что, после Цицерона, именно этот источник является самым близким к описываемым событиям по времени.

И это Николай Дамасский (Vita Caesaris, XXI). [Прим. пер. – осторожно, в русском переводе есть один очень большой смысловой косяк]

А теперь пристегните ремни, потому что мы начинаем погружение в кроличью нору.

Луперкалии по версии Николая Дамасского

Для начала кратко о происхождении текста: нарратив Николая Дамасского о заговоре и убийстве Цезаря некогда был частью утерянной и, возможно, даже незавершенной работы о жизни Октавиана (таким образом, Цезарь в названии книги относится не к Гаю Юлию, но к Октавиану), которая была сохранена в нескольких манускриптах, самый ранний из которых был обнаружен в Византийской антологии X в. н.э. Оригинал был написан в конце I века до н.э. или в самом начале I века н.э. Рожденный в 69 г. до н.э., Николай Дамасский был ровесником (а позднее - другом) Октавиана.

Некоторые предполагают[6], что в своей работе он основывался на утерянной Истории Г. Азиния Поллиона, однако, поскольку его работа редко привлекает к себе внимание, мне не удалось найти достаточных аргументов ни за ни против этого предположения (а поиск Истории Поллиона в научных кругах это что-то типа “Ищут пожарные, ищет милиция, ищут все службы нашей столицы, ищут никак не могут найти…” и так уже кучу лет).

Азиний Поллион или нет, в любом случае при рассмотрении текста Николая Дамасского становится очевидным, что он пользовался не тем же самым источником, каким пользовались все остальные авторы, кроме Цицерона, который был свидетелем событий, но и не Цицероном - вследствие фундаментальных отличий в деталях и подаче материала.

Но начнем с начала. Как и в Ant. Плутарха и работах Аппиана и Диона Кассия, у Николая Антоний не один, но окружен разными людьми. В противовес утверждению Цицерона[7], что Антоний принес диадему из дома, у Николая она появляется на сцене благодаря некоему “Лицинию”, который в последних редакциях манускрипта отождествлен с Л. Цинной[8]. Именно он, а не Антоний, приносит диадему и кладет ее к ногам Цезаря. Народ видит это и требует от Лепида короновать Цезаря. Лепид колеблется. Затем, Кассий вместе с Каской подбирают диадему и кладут ее Цезарю на колени, после чего Цезарь отказывается от нее. И только потом прибегает обнаженный, умащенный Антоний, и завершает "коронацию".

Этот ход событий несколько отличается от всех остальных источников. Как уже было сказано, из отличий бросается в глаза то, что Антоний не приносит диадему сам, ее приносит неизвестный Лициний или Л. Цинна. Кажется, что это не имеет смысла, но общепринятая версия ничем не лучше, а то и хуже.

Антоний луперк. Антоний участвует в ритуальном забеге. Согласно ритуалу, луперк обязан быть обнаженным и у него в руках должен быть ремень, вырезанный из кожи жертвенного животного. В таком “облачении” Антонию просто негде спрятать диадему. Для того, чтобы она появилась на сцене, ее в любом случае должен принести кто-то другой, и этот кто-то должен иметь возможность находиться на рострах, не вызывая подозрений.

Иначе очень сложно объяснить отсутствие в источниках упоминаний того, что голый Антоний несколько часов нарезал круги по городу с диадемой в одной руке и ремнем в другой.

И в источниках нет ни одного кандидата на эту роль, кроме неизвестного Лициния/Л. Цинны, если мы принимаем корректировки, внесенные в манускрипт.

Отдельно нужно остановиться на несоответствии версии событий Николая Дамасского Цицерону, который, как уже было сказано, был свидетелем событий. Цицерон утверждает, что Антоний принес диадему из дому, подчеркивая таким образом, что “коронация” была продуманным и спланированным действием vs спонтанной импровизацией. Представляется, что здесь Цицерон может намеренно искажать истину, т.к., как было показано выше, даже если Антоний принес диадему из дому, он не мог иметь ее при себе во время проведения ритуального забега, поскольку ему некуда было ее спрятать, а если бы он бегал по городу с диадемой в руках в открытую, это бы нашло отражения в источниках (все-таки не каждый день такое происходит). Следовательно, ее должен был принести кто-то другой и она так или иначе оказалась у Антония непосредственно перед "коронацией".

Отсутствие в сцене, изображаемой Цицероном, других людей (даже Лепида, который присутствует в других речах Цицерона), кроме Антония и Цезаря легко объясняется тем, что источник – это речь-инвектива против Антония. Упоминания других людей могли отвлечь читателей[9] от главного – обвинений в адрес Антония, - и представляется разумным предположить, что Цицерон мог умолчать об их присутствии по этой причине.

К тому же, на момент публикации этой речи, Цицерон полностью перешел на сторону заговорщиков, так что, если кто-то из них присутствовал в этот момент на рострах, понятно его желание не акцентировать на этом внимание.

Насчет состава присутствующих, по Николаю Дамасскому. Во-первых, конечно, Цезарь, без которого вообще ничего бы не состоялось, и Лепид, чье присутствие и недовольство действиями Антония подтверждено Цицероном[10]. Дальше – Л. Цинна (с этого момента корректировка манускрипта считается верной по умолчанию), предположительно – Л. Корнелий Цинна, претор[11]. Кассий – очевидно, Г. Кассий Лонгин, тоже претор, и П. Сервилий Каска, народный трибун.

У них всех есть кое-что общее. Во-первых – все они действующие магистраты, а во-вторых – за исключением Цезаря, Лепида и, предположительно, Антония – все они будущие (или действующие?) заговорщики. Любопытная картина, а ведь мы еще не достигли самого дна этой кроличьей норы.

Есть еще несколько отличий версии Николая Дамасского от мейнстримной. Что-то странное происходит с диадемой, когда сначала Цезарь кидает ее в толпу, а потом она снова оказывается в руках у Антония. Такого рода ошибки можно отнести к обычной путанице в свидетельствах очевидцев, особенно в свете того, сколько замешательства вызывал этот инцидент с самого начала.

Мнение народа тоже явным образом отличается от представленного в других источниках. Далекое от единодушного, однако в вариации Николая большинство требует чтобы Цезарь принял диадему. По-моему мнению, лучшее объяснение подобным различиям в источниках уже было дано Морштейном-Марксом[12]: если собрание не созвано по специфической политической причине одной из заинтересованных сторон, мнения его участников обречены быть различающимися. Следовательно, нет никакой причины пытаться натянуть сову на глобус, объясняя различия между Николаем и Плутархом и клеймить одну версию истинной, а другую ложной – они обе могут быть справедливы только с разной точки зрения.

Также, учитывая вышесказанное, для объяснения того, что часть собравшихся поддержала Антония, не требуются дополнительные конструкции вида “они все были подкуплены”, оно и без этого вполне вписывается в рамки нормального поведения народного собрания.

И, пожалуй, самое важное противоречие – в версии Николая Дамасского вокруг Цезаря и Антония тусуется целая толпа людей в то время, как в других источниках фигурируют только они двое. Однако, как уже было сказано, несмотря на полное молчание остальных источников, из речей Цицерона известно, что, как минимум, на рострах был еще и Лепид. Был ли он там потому, что так того требовала традиция празднования Луперкалий или нет[13], если он был там, то я не вижу причины отказывать в подобной привилегии другим магистратам.

[Пояснение – на момент описываемых событий Цезарь является диктатором (экстраординарная магистратура) и консулом (ординарная магистратура), Лепид – начальником конницы (экстраординарная магистратура), Антоний (который должен был быть на рострах, согласно Цицерону, именно по причине занимаемой должности) – консулом (ординарная магистратура). Преторы и народные трибуны – тоже ординарные магистраты. All in all, если на рострах могли/должны были присутствовать все экстраординарные магистраты и как минимум один ординарный достоверно, нет причины предполагать, что других ординарных магистратов там совершенно точно не могло/не должно было быть.]

Но, если Цинна, Кассий и Каска собирались совсем скоро убить Цезаря, зачем бы им участвовать в попытке его коронации? У меня есть несколько возможных ответов, но для начала…

Заговор против Цезаря: временные рамки

Хотя невозможно точно определить момент, когда заговор против Цезаря появился на свет, зная его лидеров – Кассия и Брута[14], - точку post quam достаточно легко установить.

В конце 45ого года Брут и Кассий соревновались за должность городского претора и, согласно общепринятому нарративу, несмотря на то, что притязания Кассия были более справедливыми, Цезарь предпочел ему Брута из-за личных симпатий[15], и таким образом ухитрился оскорбить обоих.

Таким образом, конец 45ого года представляется последней точкой, после которой идея заговора, который в итоге убил Цезаря, должна была начала витать в воздухе. К этому моменту ни для кого уже не было секретом, что Цезарь собирается вскорости отправиться воевать с парфянами, потому что подготовка к кампании уже шла полным ходом. И следовательно, точка ante quam для любого, кто хотел бы попробовать избавиться от Цезаря, к тому моменту также была хорошо известна.

Источники утверждают[16], что заговорщики рассматривали возможность убить Цезаря, когда он будет проводить выборы, из чего, если это правда, вытекает, что к моменту начала “скоростных выборов” на 44-41 года, заговор уже находился в стадии исполнения, что косвенно подтверждает утверждение Цицерона[17], что заговорщики приняли решение действовать после (и по причине) Луперкалий.

Давайте попробуем определить, когда именно могли проходить эти выборы и как они соотносятся с формировавшимся (или уже сформированным?) в этот момент заговором.

Состоянием на мартовские иды, все магистраты на 43ий год, а также консулы и преторы на 42ой год уже достоверно были избраны[18]. Между январем и серединой марта было не так-то много дней, в которые выборы в принципе можно было проводить - и это ставит нас в довольно узкие временные рамки.

В римском календаре вся первая половина февраля, вплоть до двух дней после Луперкалий (т.е. 17ого февраля) – это nefasti-дни.

Nefasti-дни – это дни, в которые не заседают суды и запрещено созывать любые собрания. Таким образом, в период с начала февраля до середины марта всего 14 дней являются днями, когда можно созывать собрания (comitionales) и всего 4 дня являются fasti-днями (конкретно – 21 февраля, 1ое марта, 9ое и 10ое марта).

Таким образом, на момент середины февраля “скоростные выборы” должны были либо скоро начаться, либо продолжиться после длительного перерыва на nefasti-дни февраля.

Морштейн-Маркс приводит убедительные доказательства того, что большинство цезарианцев вступили в заговор, сделали это исключительно из-за “скоростных” выборов, которые должны были скоро случиться[19]. Хотя для большинства из заговорщиков это действительно выглядит как убедительная мотивация, в рамках этого анализа нас интересует только момент вступления в заговор некоторых из них и произошло ли это до или после февраля-44.

Г. Кассий Лонгин – родоначальник заговора. Учитывая предполагаемую мотивацию, был "в деле" как минимум с конца 45ого года.

Л. Корнелий Цинна. Был претором в 44ом году, поэтому технически мог претендовать на должность консула в 41ом году. Учитывая, что надвигающиеся “скоростные” выборы обязаны были обсуждаться задолго до своего начала из-за своей необычности, а также то, что есть как минимум одно свидетельство того[20], что именно Цинна поспособствовал возвращению изгнанных Цезарем трибунов в середине января, не кажется неправдоподобным предположение, что к середине февраля Цинна мог быть в списке заговорщиков.

П. Сервилий Каска Лонг. Его точная или даже предположительная мотивация либо неизвестна, либо ускользает от меня, пока я пишу это второй день подряд, но вряд ли это консульские выборы. На момент 44ого года он был народным трибуном и не занимал еще должности претора, но технически невозможно исключить то, что он надеялся получить либо должность квестора, либо должность претора в 42ом или 41ом году.

И на десерт… Подозреваемый.

М. Антоний. То, что консулом-суффектом на остаток года после того, как Цезарь уедет в Парфию, станет Долабелла, не было секретом ни для кого с самого начала года. Наверняка Антоний и Цезарь миллион раз обсуждали этот вопрос тет-а-тет, но, поскольку Долабелла все-таки стал консулом, попытки Антония переубедить Цезаря явно провалились. Поэтому, делайте со мной что хотите, но я вижу наличие у Антония явной мотивации, причем – только до выборов-44, а не после.

Интерпретация: сплав

Давайте вернемся к Николаю Дамасскому. Как показано выше, все люди, которых он включил в список присутствовавших на рострах в момент попытки “коронации” к Луперкалиям-44 скорее уже были заговорщиками, чем не были. Сам Николай никак не объясняет мотивации Л. Цинны и Каски (второй вообще упоминается вскользь), однако он предоставляет объяснение действий Кассия.

По его мнению, Кассий кладет диадему на колени к Цезарю, чтобы прикинуться доброжелателем, чтобы сокрыть свои истинные намерения. Эта интерпретация колоссальным образом базируется на т.н. телеологическом нарративе, поскольку предполагает, что Цезарь сам хотел, чтобы ему предложили диадему, поскольку стремился к царской власти. Если мы уберем это предположение, мы останемся один на один с очень странной сценой, в которой Кассий для того, чтобы “скрыть” свои намерения, фактически совершает прямую атаку на Цезаря и наоборот раскрывает их если не в глазах народа – то в глазах самого Цезаря точно.

Таким образом, стоит попробовать найти другое объяснение этому эпизоду. Как кажется, если убрать из нарратива Николая Дамасского телеологическую его часть, есть всего два пути объяснить происходящее.

Первое: это подстава, направленная на то, чтобы спровоцировать народ, - поскольку Луперкалии были древним праздником очень популярным среди простого народа, - на еще большее негодование в сторону Цезаря[21], таким образом подготавливая почву для его убийства.

Зачем такие сложности?

Со времен Гракхов некоторые круги внутри сенаторской прослойки общества периодически прибегали к подобного рода политическому насилию, и во всех этих случаях за ним следовала ярость народа[22]. Хотя большинству из участников все сходило с рук, конкретный исполнитель плана обычно оказывался козлом отпущения, что, как правило, заканчивалось для него изгнанием.

С подобными примерами, - последний из которых случился при их жизни[23], - перед глазами, кажется обоснованным предположить, что заговорщики должны были об этом задуматься и что никто из них не горел желанием проследовать дорогой Назики, Цицерона и остальных. Таким образом, им нужно было придумать что-то для того, чтобы избежать народного гнева. Учитывая настроения в республиканском обществе, обвинения и подставы с целью “разоблачить” царя вполне могли сработать.

Однако, это объяснение кажется неправдоподобным из-за исполнения, которое раскрывало личности по меньшей мере троих заговорщиков, вместе с лидером заговора. Учитывая, насколько осторожным паникером был Кассий[24], кажется почти невероятным, что он бы одобрил и уж тем более поучаствовал в подобном плане.

И второе объяснение. Это было покушение на убийство, в котором что-то пошло не так.

Пристегните ваши ремни, потому что сейчас вы узнаете, насколько глубока эта кроличья нора.

Вообще, с убийством Цезаря, как он есть, есть несколько огромных проблем. Во-первых, хорошо известно, что оно произошло на мартовские иды, совсем незадолго до того, как он должен был отправиться на Парфянскую войну 18 марта. Неясно, имеется ли ввиду 18 марта как дата отправления из Рима или из Италии, я встречала оба мнения, но в любом случае очевидно, что, если заговорщики вообще хотели его убить – это был их последний шанс.

Учитывая, что заговор должен был сформироваться где-то в конце 45 г. до н.э./начале 44 г. до н.э., учитывая, что военные планы Цезаря ни для кого не были секретом, даже учитывая, что в феврале полно nefasti-дней, у заговорщиков все равно было огромное количество возможностей сделать то, что они собирались. Выборы, собрания, заседания Сената, и т.д. и т.п. Кажется очень странным, что, при всем при этом, они буквально дотянули до последнего. Если бы что-нибудь пошло не так – второго шанса у них бы уже не было, потому что не только Цезарь, но и часть из заговорщиков бы разъехалась по своим провинциям. На самом деле, все почти что пошло не так, потому что в мартовские иды Цезарь не собирался идти в Сенат и заговорщикам пришлось послать за ним Децима Брута, чтобы он его все-таки уговорил[25].

Очень-очень странный выбор времени и еще более странное самоограничение одной попыткой.

Вторая большая проблема убийства Цезаря в том, что, как подмечали со времен Цицерона[26], у заговорщиков словно не было никакого плана, что делать потом. Они просто побежали на форум, крича, что они убили тирана, так. словно это автоматически значило, что сейчас их будут носить на руках, а когда этого не случилось, быстро отступили на Капитолийский холм и спрятались там. Учитывая, что произошло потом, учитывая, как быстро ситуация превратилась для них в “lose-lose”[27], их план, а точнее его отсутствие, выглядит слишком наивно и даже по-детски. Настолько, что сложно поверить, что 60 опытных политиков и военнокомандующих вообще могли поверить, что он может сработать, и плевать на авторитет М. Брута, если он у него вообще был настолько большим, как утверждают источники.

Обе эти проблемы уходят, если попробовать рассмотреть версию событий Николая Дамасского как на покушение на убийство, которое пошло не так.

Л. Цинна подходит к рострам[28] и, поднятый коллегами, кладет диадему к ногам Цезаря. Потом подключаются Кассий и Каска[29] - и диадема оказывается у Цезаря на коленях. В конце-концов, Антоний прибегает на ростры и завершает “коронацию” Цезаря на царство[30].

Что происходит дальше? Толпа заговорщиков (большинство из которых были действующими магистратами и, соответственно, не имели никакой внятной причины не быть на рострах, если там были диктатор, начальник конницы, два претора и народный трибун) окружает Цезаря, закрывая от глаз людей внизу, и делает свое дело. И, когда все будет закончено, никто не сможет поспорить с тем, что они убили тирана, потому что буквально весь город только что видел, как Цезаря короновали а сам Цезарь самую капельку слишком мертв для того, чтобы поспорить.

Но когда Антоний надел на Цезаря диадему, тот сорвал ее и вышвырнул на глазах у всего города, и план пошел прахом. В таком случае, вторая попытка Антония видится следствием замешательства, а бездействие остальных заговорщиков легко объясняется тем, что этим действием Цезарь перевернул шахматную доску, и, убей они его сейчас, они бы больше не были убийцами тирана. Совсем наоборот – они бы убили человека, который только что явно отверг корону, которую они сами ему и предложили. После такого они могли даже не надеяться уйти с забитого людьми форума живыми.

Первая попытка провалилась. Цезарь совсем скоро должен был отправиться в Парфию и пропасть из зоны досягаемости, и только теперь заговорщики стали жестко ограниченными во времени. Выборы, на которых Долабелла стал консулом, прошли. Именно в этот момент Антоний мог выйти из активного состава заговорщиков, возможно под предлогом того, что после Луперкалий он будет под подозрением, и, вместо предотвращения избрания Долабеллы консулом, сосредоточиться на попытках признать выборы недействительными на основании плохих знамений[31], что в любом случае было бы для него полезным, не важно будет ли сопутствовать другим успех.

Те же опасения должны были преследовать всех участников попытки коронации и это неизбежно должно было повлиять на их дальнейшие действия.

...

Конец и примечания в закрепленном комменте, потому что что-то у меня нифига не влезло Оо

ПыСы для модераторов: пнити пожалуйста если опубликуете, я коммент-то докину, там еще под 10к символов не влезло.