Цепочка.

Помню как в детстве, я заламывала руки и подражая Александру Вертинскому пела балладу Анны Ахматовой:

"Слава тебе, безысходная боль, умер вчера сероглазый король..."

Двенадцатилетние сердце останавливалось от слов:

Сжала руки под тёмной вуалью…
«Отчего ты сегодня бледна?»
— Оттого, что я терпкой печалью
Напоила его допьяна.(1911)

***

Столько просьб у любимой всегда!
У разлюбленной просьб не бывает.
Как я рада, что нынче вода
Под бесцветным ледком замирает...(1912)

***

Я научилась просто, мудро жить,
Смотреть на небо и молиться Богу,
И долго перед вечером бродить,
Чтоб утомить ненужную тревогу.(1912)

Вот зачем я узнала их так рано и Ахматову и Цветаеву и Блока, потом пришлось силой воли отклоняться от этой вселенской грусти, исступленной экзальтации, возвращаясь в реальность. Их строчки мне казались совершенными и конечными. Только легкий гений Пушкина не дал мне впасть в иррациональность. Будучи взрослой, я по новой для себя открыла творчество поэта. Представьте как тяжело жилось человеку, который жил в этой чувственности постоянно.

А.Модильяни,1911

Её одухотворенное, притягательное лицо вдохновляло художников, что-то неуловимое, изменчивое было в нём, то что всегда словно ускользало от них. Её гордый профиль можно было печать на монетах, насколько он был хорош в своей чеканности. Такая земная и одновременно хрупкая, загадочная красота. Утонченные, женственные портреты и фотографии молодых лет, сменялись образом гордым, трагичным и обреченным.

Когда то ещё бедный художник Амедео Модильяни рисовал Анну во время её медового месяца в 1911 г., один из его рисунков она всегда носила с собой. Она называла художника: «Юноша прекрасный как Божий день».

А портрет работа Юрия Анненкова был продан на торгах аукционного дома Sotheby’s в 2013 г. за 1,380 млн. долларов. Анненков говорил, что увидел ее «печальной красавицей, казавшейся скромной отшельницей, наряженной в модное платье светской прелестницы».

Ю.Анненков, 1921

Анна Андреевна Горенко родилась в Одессе 1889 году 23 июня, в Севастополе она проводила лето, а городом её жизни стал Санкт-Петербург(Ленинград). Всё детство она провела в Царском селе и по воспоминаниям русских эмигрантов была знакома с главным лицом государства. Псевдоним Ахматова она взяла по легенде от восточного князя Ахмата.

Она была способной с детства, учила азбуку по книге Льва Толстого, выучила французский язык в пять лет на слух, от учительницы, которая преподавала её старшему брату и сестре. В последствии, ей не составляла труда заниматься переводами.

И ещё она была влюбчивая, видела красоту везде и сама была необыкновенна выразительна. Её статность, шарм и тициановские руки завораживали.

В 1910 она обвенчалась с поэтом Николаем Гумилёвым. Его настойчивые ухаживания сменилось замужними буднями, рождением любимого сына и разочарованием.

С мужем (Н.Гумилевым) и сыном (Л.Гумилевым).

В мемуарах поэтесса была более конкретна: «Николай Степанович всегда был холост. Я не представляю себе его женатым. Скоро после рождения Лёвы (1912 год) мы молча дали друг другу полную свободу и перестали интересоваться интимной стороной жизни друг друга».

26 августа 1921 года Николай Гумилёв был расстрелян по обвинению в участии в заговоре, на стене тюремной камеры он выцарапал слова: «Господи, прости мои прегрешения, иду в последний путь! Николай Гумилев»

Именно Николай Гумилёв ввел свою жену в круг поэтической богемы или "цех" как они его называли. Первый сборник вышел в 1912 г. и имел немалый успех. Талантливая строчка, как и шаги талантливого танцора неизменная величина её творчества.

Я к розам хочу, в тот единственный сад,
Где лучшая в мире стоит из оград,

Где статуи помнят меня молодой,
А я их под невскою помню водой.

В душистой тиши между царственных лип
Мне мачт корабельных мерещится скрип.

И лебедь, как прежде, плывет сквозь века,
Любуясь красой своего двойника.

И замертво спят сотни тысяч шагов
Врагов и друзей, друзей и врагов.

А шествию теней не видно конца
От вазы гранитной до двери дворца.

Там шепчутся белые ночи мои
О чьей-то высокой и тайной любви.

И все перламутром и яшмой горит,
Но света источник таинственно скрыт. (1959)

Она писала всю свою сознательную жизнь, относилась к своему творчеству, как к тяжелому физическому труду и плоды её усилий были сделаны на совесть. И тем не менее в 1946 году она была исключена из Союза советских писателей. Конечно она была восстановлена и позорное постановление было отменено, но человеческая жизнь была искорёжена, потому что она пережила уже главную потерю в своей жизни.

Это был её сын, которого она любила больше всего на свете, ради которого она пошла на осквернения своего поэтического стиха (Цикл „Слава миру“), ради которого она отстояла свою трехсот часовую вахту перед Крестами. «Радость моя - сын мой возлюбленный, // счастье мое - мой мальчик погубленный…»

Лев Гумилёв был арестован первый раз 10 декабря 1933 года, второй раз 24 октября 1935 года, третий раз 11 марта 1938 года и приговорён к 10 годам лишения свободы.

Ахматова написала письмо Сталину в 1935 году, которое дошло до адресата: «Арест двух единственно близких мне людей наносит мне такой удар, который я уже не могу перенести. Я прошу Вас, Иосиф Виссарионович, вернуть мне мужа и сына, уверенная, что об этом никогда никто не пожалеет».

Её сын Лев Гумилёв выжил в лагерях, но там он провел в общей сложности около 14 лет, что не могло не отразиться на его физическом и психологическом здоровье. Каково это было, жить зная, что самому близкому твоему человеку невыносимо плохо, где найти силы дышать. Поэма "Реквием", дневники становятся её отдушиной и произведениями, которые обессмертили имя Ахматовой. Не придуманная шекспировская трагедия длиною в половину жизни.

"Показать бы тебе, насмешнице
И любимице всех друзей,
Царскосельской веселой грешнице,
Что случилось с жизнью твоей.
Как трехсотая, с передачею,
Под Крестами будешь стоять
И своей слезою горячею
Новогодний лед прожигать.
Там тюремный тополь качается,
И ни звука. А сколько там
Неповинных жизней кончается…" (1938,из Поэмы "Реквием")

Лев Гумилёв был хорошо образованным человеком, достойным сыном своих талантливых родителей, со сложным характером и острым языком, он оставил свой след в науке и истории. Из ссылки в годы войны в 1944 году он ушел прямиком на фронт, удостоился двух медалей — «За взятие Берлина» и «За победу над Германией», а также грамоты-благодарности за Штаргард и Берлин. 13 сентября 1950 года он был снова осужден на десять лет лагерей.

Ахматова пишет повторное письмо Сталину, которое не дошло до адресата. Освобожден он был только в 1956 году. После освобождения Гумилёв рассказывал Льву Ардову, что до войны сидел «за папу», а после войны — «за маму».

Летний сад Ахматовой.

Её творчество стала классикой и вошло прочно в мировую литературу. По годам издания мы видим, как взрослела, влюблялась и страдала талантливая женщина. И конечно главное её произведение "Реквием", в котором заключен как трагизм и страдания матери, так и скорбь всего народа, подвергшегося перемалыванию беспощадной государственной машиной.

А.Г.Найман вспоминал: Когда она «слагала стихи», этот процесс не прерывался ни на минуту: вдруг, во время очередной реплики собеседника, за чтением книги, за письмом, за едой, она почти в полный голос пропевала-проборматывала — «жужжала» — неразборчивые гласные и согласные приближающихся строк, уже нашедших ритм. Это гудение представлялось звуковым, и потому всеми слышимым, выражением не воспринимаемого обычным слухом постоянного гула поэзии. Или, если угодно, первичным превращением хаоса в поэтический космос".

"Когда б вы знали, из какого сора
Растут стихи, не ведая стыда,
Как желтый одуванчик у забора,
Как лопухи и лебеда.

Сердитый окрик, дегтя запах свежий,
Таинственная плесень на стене...
И стих уже звучит, задорен, нежен,
На радость вам и мне."

Она умерла в Подмосковье 05 марта 1966 года. И до последнего, по воспоминаниям Иосифа Бродского, который помогал проводить Ахматову в последний путь ни кто не знал где её похоронят. Она была похоронена на Комаровском кладбище под Ленинградом. Лев Гумилёв своими руками выстроил памятник, напоминающий самую горькую страницу жизни, символ стены «Крестов», под которой стояла его мать с передачами сыну, приговоренная к тяжёлому, вынужденному молчанию. После похорон Ахматовой Комаровский некрополь стал одним из самых престижных мест упокоения. Королеве нужна была достойная свита.

К ней всегда тянулись люди, она дарила им самое главное вдохновение. Будучи сама музой она отдавала свой талант всем тем кто был рядом, а рядом как правило были люди творческие и умные. Это удивительное погружение в мир поэзии, когда прямо у вас на глазах оживают чувства, заложенные в великих строчках.

Красивое имя Муза Дальних Странствий придумал, точнее, создал знаменитый поэт с удивительной и трагической судьбой Николай Степанович Гумилев (1886-1921). Его фантазия дала свободу десятой музе в истории человеческих мифов, и она стала покровительницей всех, кто идет вперед – земными или морскими дорогами, летит в небесах или безвоздушном пространстве. Главное – вперед! К неизведанному, какие бы опасности оно не таило для первопроходца.

Николай Гумилёв любил Африку в целом и Абиссинию (Эфиопию) в частности. В этом он был не одинок, поскольку экзотика Чёрного континента вызывал интерес у многих представителей русской культуры. Но он не ограничивался восторгами на расстоянии, а взял и поехал туда, занявшись вполне серьёзными исследованиями.

Изначально Гумилёв вдохновлялся подвигами русских офицеров-добровольцев, помогавших абиссинцам в 1895–1896 годах отражать итальянскую агрессию.

Первая его поездка состоялась в 1907 году, в значительной степени спонтанно. Двадцатиоднолетний молодой человек сэкономил на путешествие некоторые средства из родительской «стипендии», присылаемой ему, пока он учился в парижской Сорбонне.

Незадолго до своего вояжа он в очередной раз сделал предложение руки и сердца Анне Горенко, которая вскоре станет известной поэтессой Анной Ахматовой, и получил отказ. Так что Африка стала для него в некотором роде средством успокоения сердечной раны.

Обстоятельства и подробности этого путешествия весьма туманны.
25 сентября он отправляется в Одессу, оттуда – в Джибути, затем в Абиссинию. Ночевал в трюме парохода, причём даже был арестован за попытку попасть зайцем на судно.

Известно, что Гумилёв побывал в Аддис-Абебе на парадном приёме у негуса. Как он смог попасть на приём к эфиопскому императору и что сблизило этих двух людей – молодого русского поэта и умудрённого опытом Менелика II, – остается тайной. В статье «Умер ли Менелик?» поэт обрисовал интриги при дворе и раскрыл личное отношение к происходящему, что доказывает его изрядную информированность. Домой он вернулся полный впечатлений и планов на будущее.

В 1909 году Гумилев всё же добивается руки Ахматовой и вновь уезжает в Африку, на этот раз в составе экспедиции. Исследователи проходят пустыню, неоднократно подвергаются нападению аборигенов (у многих племён существовал обычай, по которому жениться мог лишь тот, кто уже убил человека), переправляются в корзинах на верёвках через реку, кишащую крокодилами. Гумилёв, уставший от африканского зноя, загоревший и жаждавший рассказать о своих открытиях и находках, в конце февраля, достигнув Джибути, отбыл домой. Дата его отплытия от берегов Африки неизвестна, но в марте 1911 года на пароходе через Александрию и Стамбул он прибыл в Одессу.

Из долгого путешествия Гумилёв вернулся не совсем здоровым (получил в Абиссинии болотную лихорадку – малярию), но не отлёживался дома, а спешил поделиться с друзьями своими впечатлениями.

Африка не отпускала Николая Степановича даже на родине. С этим связан забавный случай. Поэт и издатель Владимир Нарбут, соратник Гумилёва по «Цеху поэтов», был известен любовью к розыгрышам и эпатажу. В 1912 году он издал скандальный сборник стихов «Аллилуия», который тут же был запрещён цензурой.

Против поэта начали судебное разбирательство. Чтобы избежать суда, Нарбут наскоро собирается и покидает в неизвестном направлении Петербург. Через несколько месяцев после его исчезновения во все петербургские редакции пришла телеграмма: «Абиссиния. Джибути. Поэт Владимир Нарбут помолвлен с дочерью повелителя Абиссинии Менелика».

Телеграмма оказалась очередной шуткой поэта. Но вскоре Нарбут и сам написал об этом в письме из Гранд-отеля в Джибути, припечатав на него герб Нарбутов: «Дорогие друзья (если вы мне ещё друзья), шлю привет из Джибути и завидую вам, потому что в Петербурге лучше. Приехал сюда стрелять львов и скрываться от позора. Но львов нет, и позора, я теперь рассудил, тоже нет». О своём браке он с иронией замечает: «Брак мой с дочкой Менелика расстроился, потому что она не его дочка. Да и о самом Менелике есть слух, что он семь лет тому назад умер».

Объявился Нарбут так же неожиданно, как и пропал, и обо всём рассказал на устроенном им вечере по случаю возвращения из Абиссинии в Петербург. Друзья настолько привыкли к розыгрышам и шуткам Владимира Ивановича, что не поверили даже в его поездку в Африку. Тогда тот с возмущением воскликнул: «А вот приедет Гумилёв, пусть меня проэкзаменует!» Гумилёв действительно проэкзаменовал Нарбута на знание местных абиссинских особенностей и некоторых терминов, а также адресов соответствующих заведений, о которых, по словам поэта, в присутствии дам говорить неудобно. После этого Николай Степанович объявил, что Нарбут не врёт и действительно был в Джибути.

Новая экспедиция Гумилёва по Эфиопии состоялась в 1913 году. Николай Степанович особенно подчёркивал, что именно это путешествие в Абиссинию он совершил в качестве руководителя экспедиции, посланной Академией наук. Помощником Гумилёв выбрал своего племянника Николая Сверчкова – любителя охоты и естествоиспытателя, «покладистого человека, не боящегося лишений и опасностей».

В апреле – августе 1913 года Санкт-Петербургский музей антропологии и этнографии добился государственных дотаций на дальние экспедиции. Музею требовались африканские коллекции. Гумилёв показался для руководителей музея фигурой подходящей, хотя профессиональным этнографом не был, соответствующего образования не получал, в этнографических учреждениях никогда не работал. Да и претендовал он на славу поэта, путешественника и воина, но никак не профессионального учёного. И всё же директору музея академику Василию Радлову и учёному, хранителю музея Льву Штернбергу он подошёл.

Дело в том, что профессиональных этнографов-африканистов в России тогда вообще не было. Гумилёв же знал страну, был молод, здоров, полон энергии. Он буквально рвался в Африку, и маршрут ему утвердили: изучение восточной и южной частей Абиссинии и западной части Сомали. Задачи – делать фотоснимки, собирать этнографические коллекции, записывать песни и легенды, собирать зоологические коллекции.

Отъезд Гумилёва был назначен на 7 апреля 1913 года. Ему только что исполнилось 27 лет. Сохранилось несколько писем и открыток, посланных с дороги и вскоре по прибытии в Джибути и Абиссинию. Среди них и письма к Анне Ахматовой. Кроме того, он начинает вести «Африканский дневник», в котором пишет о дружбе с турецким консулом, назначенным в Харар. Эта встреча оказалась важной. Встречать турецкого консула в Харар приехал один из сомалийских вождей, и у его свиты Гумилёву удалось купить немало интересных предметов для петербургского музея.

Харар очень привлекал Гумилёва, поскольку имел многовековую историю и разноплеменное население. Здесь он встретил человека, который потом стал императором и правил поразительно долго – 44 года. Фактически российский поэт оказался первым, кто рассказал о нём, описал его внешность, манеры, его жену, дом.

Этот молодой человек стал известен миру под именем Хайле Селассие I – император Абиссинии с 1930 по 1974 год. Его считали 225-м потомком царя Соломона и царицы Савской.

Хайле Селассие не без гордости вспоминал в автобиографии «Моя жизнь и прогресс в Эфиопии», как, едва придя к власти, запретил отрубать руки и ноги (это было привычным наказанием даже за мелкие проступки). Запретил он и варварский обычай четвертования, который публично исполнял самый близкий родственник: сын убивал отца, мать – сына. Запретил работорговлю.

Гумилёв встретился с Хайле Селассие, когда тот был губернатором Харара и окружавших его территорий. Звали его тогда Тэфэри Мэконнын, и было ему чуть больше 21 года.

Русский путешественник излагает свои впечатления от встречи с молодым губернатором, отмечая, что он один из самых знатных людей в стране и ведёт «свой род прямо от царя Соломона и царицы Савской», сын двоюродного брата и друга Менелика, великого негуса Абиссинии, а его жена – внучка покойного императора и сестра наследника престола.

Экспедицию преследовали постоянные испытания. Сначала из-за размытых путей исследователи не смогли добраться по железной дороге до Харара. На одной из переправ по пути в селение Шейх-Гуссейн Сверчкова чуть не утащил крокодил, после этого возникли проблемы с провизией, но всё же цель оказалась достигнута. Там Гумилёв решил проверить свою греховность – по абиссинской традиции ему следовало обнаженным пролезть в узкую щель между двумя камнями. Если испытуемый застревал, то умирал в страшных мучениях – никто не смел помочь ему выбраться и даже дать воды или хлеба. У камней лежало множество костей – грешников было предостаточно. Гумилёв рискнул – и благополучно вернулся, чем заслужил еще большее уважение местного населения.

29 июля 1913 года в «Африканском дневнике» поэта сделана последняя запись. Но экспедиция на этом не завершилась. В начале августа Гумилёв и Сверчков в Дире-Дауа ждут денег, так как им не на что отправиться назад. 8 августа Николай Степанович вынужден был обратиться с просьбой одолжить необходимую сумму к русскому послу в Абиссинии Чемерзину. Посол дал поэту сто сорок талеров, которые тот обязался вернуть по прибытии в Россию.

Гумилёв сдал в качестве отчеёа три коллекции в Музей антропологии и этнографии, а Николай Сверчков – около двухсот пятидесяти негативов с описью отснятого материала. В первую коллекцию попали экспонаты, собранные в Хараре. Их сорок шесть. Вторая коллекция содержала предметы быта сомалийцев и насчитывала сорок восемь предметов. В третьей, представлявшей галласские племена коту и арусси из провинций Арусси, Аппия, Бали и Мета, было тридцать четыре предмета. Четвёртую коллекцию, которую музей не мог купить, поэт подарил. В неё вошли предметы абиссинского быта.

Гумилёв хотел организовать ещё несколько экспедиций в Африку, но грянувшая в августе 1914 года Первая мировая война нарушила его планы. Он ушёл на фронт, где за храбрость заработал два Георгиевских креста и офицерское звание.

Окончательный крест на исследовании Африки поставила революция.

В стихотворении «Абиссиния» поэт писал:

Есть музей этнографии в городе этом
Над широкой, как Нил, многоводной Невой,
В час, когда я устану быть только поэтом,
Ничего не найду я желанней его.

Я хожу туда трогать дикарские вещи,
Что когда-то я сам издалёка привез,
Чуять запах их странный, родной и зловещий,
Запах ладана, шерсти звериной и роз.

И я вижу, как знойное солнце пылает,
Леопард, изогнувшись, ползет на врага,
И как в хижине дымной меня поджидает
Для веселой охоты мой старый слуга.

2 августа 1921 года Николая Гумилёва арестовали по обвинению в участии в заговоре Таганцева и Петроградской боевой организации. В конце месяца поэт и еще 60 человек были расстреляны. Точная дата и место расстрела неизвестны до сих пор.

Источник