Механическая рука Питера Хаммера
часть первая
Питер Хаммер, старшина первого класса, канонир крейсера «Рука Господа», отправленный в отставку по ранению, сошёл на раскрошенный бетон посадочной площадки цепеллинов близ Кейт-Йорка, и немедленно закурил. Он провел в воздухе восемьдесят часов, его немного мутило, то ли от небесной болтанки, то ли от выпитого, ему было не до красот Манхэттена.
Статую Дружбы, возвышающуюся над островом Бедлоу, он заметил, только выдохнув табачный дым в октябрьское небо. Фермерша, олицетворяющая Америку, стояла, воздев серп, рядом с плечистым Кузнецом, олицетворяющим Россию. Пит Хаммер смотрел на сияющие груди Фермерши, пока не стало больно глазам. «Вот я и дома, — подумал он. — Вот я и в дома».
***
Питер Хаммер поднялся на борт цепеллина R-34 в Дорчестере. В Англии лил дождь и дул пронизывающий ветер. На входе в цепеллин у него отобрали спички и курево. Хаммер получил ключ от двухместной каюты, поднялся на свою палубу, открыл дверь и оказался в крошечной комнате с двухъярусной алюминиевой коечкой, складным умывальником, зеркалом и откидным столиком.
Верхняя полка была застелена синим шерстяным одеялом, а всю нижнюю полку занимал тусклый цинковый гроб. Хаммер бросил чемодан на верхнюю койку и вышел в коридор к рыжему лейтенанту-англичанину, стоявшему около трапа на нижнюю палубу.
— Что-то случилось, сынок? — спросил лейтенант, ухмыльнувшись так, что у Хаммера возникло острое желание съездить этому лайми по роже.
— Хочу узнать имя соседа по каюте, сэр. Сам-то он неразговорчивый.
— Люкас Фарбаут, капитан ВВС, — ответил лейтенант, справившись со списком. — Ещё вопросы?
— Да, сэр. Где располагается бар?
— Прямо по коридору есть ресторан.
— Спасибо, сэр.
— Не за что, сынок. Он не работает.
Хаммер вернулся в каюту. В шкафчике над складным умывальником нашёлся мутноватый стакан. Хаммер выдвинул столик, поставил на него стакан, достал из чемодана первую бутылку vodka, налил, посмотрел на гроб и сказал:
— Zaaz-no-come-stuff, капитан Люк Фарбаут, сэр!
После чего немедленно выпил.
Когда первая бутылка vodka закончилась, он встал и посмотрел в зеркало. Бледный парень с россыпью веснушек, сломанным носом и щетиной. Три года войны. Лицо осталось таким же, как и в сорок третьем. Лицо парня, увлекающегося боксом, предпочитающего пиву молочные коктейли, платящего три четвертака за фильм в автомобильном кинотеатре. На экране идёт «Грозовой перевал» с Лоуренсом Оливье и Мерл Оберон, а они с Флорой Паркер целуются на заднем сидении. Да, лицо осталось тем же, только заострилось, обжалось, теперь он пьёт, курит, он видел оторванную человеческую голову, он спал с проститутками и забыл о боксе, лишившись левой кисти.
Питер посмотрел на свою новую руку, виртуозно собранную из ясеня и никелированной стали, осторожно пригладил ей волосы. Русский врач рекомендовал пользоваться рукой почаще, чтобы скорее привыкнуть. Механика. Чудесная русская механика. Родную клешню Питеру отхватило немецким осколком, влетевшим аккурат в иллюминатор. Да, теперь в несессере кроме бритвы и помазка Питер возит маслёнку с ветошью. Но грех жаловаться, капитан, сэр, этот же осколок снес полбашки французу Анри Бальдеру, а такое не чинят даже русские.
Питера слегка качало. Он понял, что последнюю фразу произнёс вслух.
На откидном столике стояла круглая жестяная банка с крекерами, три банки фасоли с мясом и несколько плиток шоколада из «Пайка Д», чёрного и твёрдого, будто карболит. Натюрморту явно чего-то не хватало. Питер открыл чемодан и достал вторую бутылку. Русские в госпитале закусывали vodka ломтями просоленного свиного жира, которое называли salo. Питер не смог заставить себя даже попробовать эту гадость.
— Zaaz-door-of-view, капитан Люк Фарбаут, сэр! — сказал он цинковому гробу, откупоривая вторую бутылку.
Выпив, Питер открыл фасоль и съел её холодной, аккуратно орудуя ножом. Ополовинив бутылку, он решил, что неплохо бы почистить зубы. Он полез за несессером, но, уже достав его, передумал, стащил с себя ботинки, погасил тусклую лампочку и вскарабкался на свою койку. Голова его кружилась, как и всегда бывает после vodka. «Домой, — подумал Питер. — Я наконец-то лечу домой». Потом он уснул.
***
Питер Хаммер вошёл в здание таможни, положил фанерный чемодан на длинный стол перед инспектором и откинул крышку с трафаретными буквами «US NAVY».
— Где служил? — спросил его инспектор, и Питер увидел татуировку в форме якоря на его руке.
— Четвёртый флот, сэр. «Рука Господа».
— Где ранен?
— В Балтийском море.
— А я на субмарине «Жёлтая Рыба». Двести сорок девятый проект. Слыхал?
— Конечно.
— Потерял ногу и половину задницы.
— Такие дела.
— Отправили в отставку? — спросил инспектор.
— Списали подчистую, сэр.
Инспектор заглянул в чемодан, но не стал прикасаться к вещам Питера.
— Оружие везёшь?
— Сдал в арсенал на корабле.
— Трофейное оружие есть?
— Нет, сэр. Меня предупредили. Из контрабанды только две бутылки vodka.
Инспектор цепко глянул в лицо Питера, сравнил с фотографией в военной книжке.
— Тебе есть где остановиться?
— Вот, вручили перед отлётом, — Питер достал из нагрудного кармана сложенный вчетверо лист бумаги, развернул его на столе. — Гостиница «Куртис-Инн», сэр.
— Ого, — присвистнул инспектор.
— Хорошая гостиница, сэр?
— Не по моим средствам. Денег-то хватит?
— Министерство обороны платит, — Питер протянул лист бумаги инспектору. — Я бы не задерживаясь поехал в Айову к родным оладушкам.
Инспектор быстро пробежал бумагу и посмотрел на Питера очень уважительно.
— Ужин с Президентом, надо же… — сказал он.
— Я и сам обалдел, — расплылся в улыбке Питер. — Лейтенант сказал, что они по всему флоту собирали парней… ну… героев, короче.
— Добро пожаловать в Америку! — торжественно сказал инспектор, и добавил интимно, сунув в руку Питеру плоскую пачку спичек:
— С возвращением, брат. Загляни вечером в «Деревянную Лошадь» — местечко неподалёку от твоей гостиницы. Сговорчивые девчонки, свежее пиво и никаких шпаков.
— Спасибо, сэр.
— Если захочешь чего покрепче пива, скажи бармену, что ты от Курта. Курт — это я.
— Заметано.
Питер козырнул, сунул спички в карман, закрыл чемодан, подхватил его мёртвой левой рукой и вышел в Кейт-Йорк.
Маленькие города не меняются. Вы приезжаете в них спустя десять лет и видите те же дома и садовые скамейки, разве что парикмахерскую перекрасили в другой цвет да открыли новый магазин на месте старого. То ли дело Кейт-Йорк…
За три года, что Питер здесь не был, город, кажется, совершенно переменился. Он ходил по улицам со странным чувством, что вот-вот повернёт за угол и вспомнит город, но тщетно. Кто-то переставил местами дома и деревья, протянул новые улицы и схлопнул старые. Город вырос и окреп, стал ещё шумнее и многолюднее. Город ускользал от его памяти.
Небоскрёбы ловили окнами верхних этажей осеннее солнце. По улице шуршали автомобили, воздух пах бензином и осенью, девушки сновали мимо — настоящие живые девушки! Словно и нет никакой войны с фашистскими скотами.
Глазея по сторонам, как форменная деревенщина, Питер бродил по городу, пока не наткнулся на бирюзовое ограждение входа в подземку. Метро проглотило его, хорошенько отбило, сунуло в душный вагон, провернуло по своим пахучим и грохочущим кишкам и выплюнуло на Таймс-сквер.
Он помыкался в толпе, в тщетной попытке остановить хоть кого-нибудь. Серые плащи ловко проскальзывали мимо, его толкали и пихали, пока он не оказался прямо перед фургоном с открытым бортом, от которого упоительно пахло жареным картофелем, мясом и кукурузой.
— Быстр-р-ро! Кур-р-р-ица? Кур-р-иветка? Сосиска? — заорал на Питера смуглый паренёк, стоящий за прилавком.
— Сосиска! — ответил Питер, бросая деньги в тарелочку. — И большую картошку. Горчицы побольше!
Парень бросился исполнять заказ, а Питер вспомнил недавнюю поездку в подземке и подумал, что до войны индусов что-то не было особенно видно, а теперь они встречаются на каждом шагу. Парень протянул ему заказ, и Питер едва сдержался, чтобы не откусить сосиску прямо сейчас.
— Гостиница «Куртис-Инн»! Где? — спросил он паренька.
— Кур-р-иветка? — с готовностью заорал паренёк.
— Нет! «Куртис-Инн» тут где?
— А! Кур-куруза?
— Нет! Гости... Да ну тебя!
Питер развернулся от юного индуса и увидел стоящее через дорогу гигантское белоснежное здание с золотой надписью на козырьке мраморного портала:
«КУРТИС-ИНН»
— Вот же она! — сказал он пареньку, тыча сосиской в сторону сияющих букв. — Эх ты... — Питер задумался над подходящим эпитетом и вспомнил, хорошее русское слово, выученное в госпитале. — Эх ты, well-enok!
Швейцар у входа недоуменно посмотрел на бумажный пакет с сосиской и картошкой, но двери широко распахнул. Войдя в грандиозное фойе гостиницы, Питер обогнул фонтан из полированного мрамора, прошёл мимо кадок с апельсиновыми деревьями и подошёл к длинной стойке регистрации. Поставив на пол свой чемодан, он протянул документы симпатичной блондинке.
— Мистер Питер Хаммер, — заглянув в военную книжку и улыбаясь, сказала она. — Вы бронировали номер?
— У меня есть вот это приглашение, — ответил Питер, протягивая длинный конверт, который ему вручили перед выпиской из госпиталя.
— Минуточку, я уточню у менеджера. Можете пока расположиться на диване, — девушка показала Питеру на шикарный кожаный диван, в углу которого что-то увлечённо строчил в блокнот мужчина в шикарном бежевом костюме с набитыми плечами, вероятно по последней моде. Из его кармана торчал кончик жёлтого шёлкового платка.
Питер сунул в рот сигарету, достал из кармана пачку бумажных спичек, которую ему подарил таможенный инспектор. На коробке была нарисована детская лошадь-качалка, на которую вместо ребёнка взгромоздился здоровенный мужчина с красным пивным носом. В правой руке красноносого была зажата пивная кружка размером с хороший бочонок, а из его рта вылетал пузырь, в который художник вписал буковки:
«Деревянная Лошадь»
НАПОИМ В ДРОВА!
Таймс-сквер.
Бравым воякам скидки.
«Сговорчивые девочки», — вспомнил Питер. Ему показалось, что кто-то пристально смотрит ему в спину, даже волосы на затылке зашевелились. Обернувшись, он увидел только сидящего на диване мужчину в бежевом костюме, продолжающего что-то писать в блокнот. В огромном фойе было пустовато, никто на Питера не смотрел.
— Вам забронирован номер на тридцатом этаже, — сказала симпатичная блондинка и с обворожительной улыбкой протянула ему ключ.