РОЖДЕНИЕ БОГОВ: Глава 14
Художник Валерий Шамсутдинов
1
Всю ночь дом Тофона гудел как растревоженный улей. Лишь под утро Пандоре удалось кое-как успокоить перепуганную ключницу. Она сотни раз убеждала Ифигению, что в полном порядке и на ней нет ни царапины, но та охала, причитала и все норовила перевязать несуществующие раны. Отец тоже не спал. Сначала наводили порядок в доме и успокаивали соседей. Затем пришел дежурный притан, и они долго сидели с отцом в андроне.
Только когда горы на востоке начали розоветь, Пандора добралась до своей спальни и, завернувшись в теплое покрывало, упала на ложе. Но Морфей все никак не принимал ее в свои мягкие объятия. Она не ощущала ни торжества победы, ни радости. Конечно, ей не было жалко раба, тем более он сам был виноват во всем, что с ним случилось. Но все же та маленькая ложь, к которой ей пришлось прибегнуть, не давала девушке покоя. «Угроза всему полису!» – эти слова не шли у нее из головы.
Наконец Пандора погрузилась в зыбкое забытье, но даже сон не принес ей покоя. Сновидения были наполнены мимолетными жутковатыми образами. Вот какая-то женщина стоит у алтаря спиной к Пандоре. Это же мама! Она протянула к матери руку. Но ее образ превратился в черный дым, и рука Пандоры коснулась священного сосуда, который Лисимаха требовательно протягивала девушке. Со всех сторон летел шепот: «Не смотри… Не смотри… Не смотри…» Лисимаха пристально взглянула ей глаза и громко сказала: «Помни, что судьба собьёт тебя с ног!»
И вот, как это уже было в детстве, Пандора бежит вниз по длинной-длинной лестнице, держа на вытянутых руках запечатанный сосуд для богини. В голове лишь одна мысль: «Не смотри, что бы ни случилось – не смотри!» Но вдруг из-за темного угла навстречу ей шагнула фигура. Пандора отшатнулась, упала и уронила сосуд прямо на мраморные ступени. Она зажмурилась, чтобы случайно не увидеть содержимое разбившегося сосуда. Но это не помогло. Она видела сквозь веки!
Пандора подняла взгляд: перед ней возвышался этот проклятый раб. «Посмотри, что ты сделала… Ты солгала, а это расплата за ложь!» Пандора взглянула на осколки священной амфоры – все они были покрыты огромными, размером с виноград, прозрачными каплями росы. Невольно она опустила руку и коснулась одной из капель. Капля лопнула и разлилась отвратительным кровавым пятном. Раб крепко схватил ее руку. «Защити полис!» – отчетливо произнес он. Пандора попыталась вырваться, но раб не отпускал ее. «Тише… Тише… Успокойся…»
Вдруг Пандора осознала, что ее действительно кто-то держит за руку. Она резко села и открыла глаза. Потоки яркого солнечного света, бьющие сквозь полузакрытые ставни, заставили ее охнуть и зажмуриться.
– Девочка моя! Тише! Успокойся! Это всего лишь сон!
Слава богам! Всего лишь сон. Это отец пришел проведать ее. Он просто сидит рядом и держит ее ладонь.
– Прости, отец… Мне что-то снилось… – Пандора закрыла лицо руками и с силой потерла глаза. – Что, уже утро?
– Давно за полдень. Как ты себя чувствуешь?
– Не знаю… Вроде хорошо… Только… Мне кажется, я видела пророческий сон.
– Ничего… Ты просто сильно переволновалась! Как и все мы…
– Наверное…
– Ты голодна? Что хочешь на завтрак?
– Я… Спасибо… Еще не голодна.
– Тебе нужно поесть, восстановить силы. Может, чечевичную похлебку? – Тофон причмокнул. – С кровью!
Пандора вздрогнула.
– Нет! – решительно сказала она и посмотрела в глаза отцу.
Ей вдруг показалось, что за эту ночь он как-то разом постарел. Столько морщин и седых волос! Впавшие щеки и потухший взгляд. Девушка крепко обняла отца, прижалась щекой к его груди. Как давно она не обнимала его…
Тофон неловко вздохнул и осторожно погладил ее по спине:
– Ну полно, полно… Ничего страшного… Теперь все будет хорошо.
Пандора спустила ноги на пол и глубоко вдохнула. Да, в воздухе нет ни капли утренней свежести, лишь тяжёлый летний зной и пыль.
Она опустила глаза и тихо спросила:
– Он умер?
– Акматид? Да. Столько ран и крови. Ты же сама… – Тофон смущенно осекся.
– Нет, я про раба.
– Алексиус? Тьфу! Противно произносить это имя! Почему я не слушал тебя, дочка? Ты же предупреждала, что он мошенник и вор! – Тофон брезгливо поморщился и невольно начал отряхивать хитон. – К сожалению, он еще жив. Его хорошенько отделали вчера. Честно говоря, я был уверен, что он не дотянет до утра. Но пока что дышит... Валяется внизу. Его заперли в хлеву. Я уговаривал притана забрать это Аидово отродье, но ему неохота было возиться ночью. А недавно он снова приходил и просил, чтобы мы оставили мерзавца до суда.
– Суда?
– Ну да, – хмуро сказал Тофон. – По закону, я могу наказать раба, но лишить его жизни можно лишь по решению гелиэи. Но притан мне намекнул, что никто не расстроится, если убийца не доживет до суда и погибнет от полученных ран. Всяко меньше возни.
– А что будет, если он выживет?
– Придется всем нам прийти в гелиэю и рассказать о случившемся.
– И мне?
Тофон вздохнул:
– Прости, дочка. Я понимаю, что тебе, как и любой благородной девушке, будет тяжело появиться на людях, да еще и говорить об этом подонке. Но, поверь мне, ты вела себя достойно. На самом деле это ведь ты его одолела! Практически сама! – в голосе Тофона звучало искреннее восхищение. – Этот ублюдок справился с отличным воином, но не сумел одолеть тебя!
– Он просто боялся меня ранить… – чуть слышно прошептала Пандора.
Тофон поморщился:
– Это не важно и не оправдывает его… – он умолк на мгновение, собираясь с мыслями. – Так вот, суд… Тебе нужно будет лишь выступить перед людьми – рассказать все, что ты слышала и видела в эту ночь.
– Перед людьми и перед… богами?
– Ну… Разумеется…
– Отец… – Пандора уставилась в пол и сцепила ладони на коленях, так что костяшки ее тонких пальцев побелели. Она собралась с духом и повторила: – Отец!
Тофон внимательно посмотрел на ее сплетенные пальцы:
– Что, дочка?
– Отец, прости меня. Я солгала!
– В чем?
– Этот Акматид… Он и вправду был спартанским шпионом… Я слышала, как он допытывался у раба про какие-то письма.
Тофон вздохнул, уголок его губ дернулся. Но он не выглядел ни сильно удивленным, ни сильно расстроенным.
– Я догадывался… – признался он. – Не переживай. Я сказал притану, что Акматид мог быть шпионом, и сейчас в Буле организуют расследование. Это, кстати, еще одна причина, почему раба оставили у нас. И тем больше причин не доводить дело до суда… Незачем трезвонить об этой истории по всему городу.
– Ты не сердишься, отец?
По лицу Тофона пробежала легкая улыбка.
– Нет, девочка моя. Я понимаю, почему ты это сделала. И это ни в коей мере не оправдывает раба. Он готовил побег! Он крал наши деньги! Он угрожал тебе! – голос Тофона звенел от негодования. – Ему нет оправдания и не будет пощады!
Пандора с облегчением вздохнула:
– Спасибо, отец!
Тофон заботливо коснулся ее руки:
– Ну что? Может, все-таки похлебку? Или хотя бы оливки с сыром?
Девушка осторожно улыбнулась:
– Ну хорошо, давай оливки с сыром… И лепешек побольше!
2
После завтрака Пандора спустилась во двор. Она не находила себе места. Уже который раз девушка проходила мимо запертого на прочный засов хлева, где пару лет назад держали свиней. Теперь старый хлев стал тюрьмой, и ленивый Тимокл изображал из себя сурового тюремщика.
Из-за двери донесся приглушенный стон.
Тимокл, глядя на Пандору, с нарочитой злобой пнул ногой дверь:
– Стони-стони! Мерзкий предатель! Чтоб ты сдох!
Пандора не выдержала и подошла ближе.
– Открой, – приказала она тихо.
– Да ты что, госпожа! – ошалело пробормотал Тимокл.
– Я сказала: открой!
– Но хозяин… – Тимокл запнулся. – Господин Тофон велел никого туда не пускать…
Пандора с прищуром посмотрела на охранника. В ее взгляде было что-то такое, от чего у Тимокла быстро пропало желание перечить.
– Слушаюсь, госпожа!
Слуга схватился обеими руками за засов и с усилием потянул его. Засов медленно, со скрипом сдвинулся. Тимокл неловко крякнул и распахнул дверь. На Пандору пахнуло сладковато-тошнотворным запахом застарелого навоза и запекшейся крови. Алексиус бесформенным кулем валялся на куче прелой соломы. Он хрипло дышал, с трудом глотая воздух. По лицу раба ползали жирные зеленые мухи. При появлении Пандоры мухи нехотя взлетели и, назойливо жужжа, стали кружить по темному хлеву. Глаза Алексиуса заплыли, изорванный хитон почти не закрывал его тело. Он был весь вымазан в грязи, крови и навозе.
Пандора застыла, глядя на эту картину, не в силах пошевелиться. Почувствовав отвратительные спазмы в животе, она выскочила во двор и сделала несколько глубоких вдохов.
Тимокл осклабился:
– Ну что, госпожа, налюбовалась? Закрывать?
Девушка справилась с тошнотой и пристально взглянула на слугу. Тот осекся и сделал шаг назад.
– Позови Ифигению и принеси теплой воды, оливковое масло, бальзам и полотно.
Тимокл с недоверием посмотрел на нее, но у него не хватило духа возразить. Он растерянно кивнул и бросился искать ключницу.
Из-за полуоткрытой двери снова раздался еле слышный стон. Какое-то протяжное жалобное слово на непонятном языке. Пандора поморщилась и вошла в хлев.
3
Картина, представшая перед Тофоном во дворе его собственного дома, была абсолютно непостижима. Раб, готовивший побег, раб, напавший с оружием на своих хозяев, раб, жизнь которого теперь не стоила и половины обола, лежал не в хлеву, в навозной яме, где ему полагалось быть, а здесь, во дворе, под навесом, на удобном ложе, и над ним хлопотало несколько женских фигур.
Тофона перекосило от нахлынувшей волны гнева и ярости:
– О, всемогущие боги! Как это понимать?! Что здесь творится?! Кто позволил?!
Две служанки испуганно отскочили от израненного тела. Третья фигура даже не обернулась.
Тофон стремительно подошел к ней, словно намереваясь оттащить ее силой. Но в последний миг замер и растеряно прошептал:
– Пандора…
Девушка наконец посмотрела на отца. Ее губы сжались в тонкую полоску, глаза блеснули из-под подрагивающих век. Под маской равнодушного спокойствия пряталось плохо скрываемое отвращение. Осторожно поддерживая беспомощно запрокинутую голову Алексиуса, она вливала ему в рот разбавленное медом вино. Оно тонкой струйкой текло в полуоткрытый рот. Несколько капель скользили по щекам раба, оставляя бледно-розовый след. Когда вино заполняло рот раба, он судорожно сглатывал, и тогда к хрипу его дыхания примешивалось судорожное бульканье.
– Девочка моя, что ты делаешь?.. – в голосе Тофона слышались негодование, удивление и растерянность.
– Я забочусь о том, кого боги отдали под покровительство нашего дома.
– Ты об этом преступнике и злодее? Забыла, о чем мы говорили с тобой? Живым этот выродок никому не нужен! Всем будет лучше, если он отправится в Аид! Боги свидетели, я отлучил его от нашего очага! Теперь он никто в этом доме, и нет никаких законов, велящих тебе заботиться об этой падали!
Пандора вздохнула, прикрыла веки и с деланым равнодушием произнесла тихим размеренным речитативом:
«Не знала я, что, по земному праву
Царей земных, ты можешь, человек,
Веления божественных законов,
Неписаных, но вечных, преступать…»
Тофон удивленно поднял брови:
– Всемогущий Зевс! О чем ты, дочка! Как можешь ты сейчас вспоминать Антигону? Она заботилась о своем брате! А о ком печешься ты?
– О себе, – просто сказала Пандора.
Повисло тяжелое молчание.
Тофон посмотрел на Алексиуса. Тот был в забытьи. Лишь короткие хриплые вдохи говорили, что в нем еще теплится жизнь. Ифигения с Антимоной уже омыли его тело и густо намазали мазью многочисленные кровоподтеки и порезы.
– Оставьте нас, – коротко бросил Тофон служанкам, и те выбежали со двора.
Когда они остались одни, девушка посмотрела на отца и прошептала:
– Я его ненавижу! С каким наслаждением я бы воткнула ему в шею тот нож… Но я не могу просто сидеть и смотреть, как он умирает здесь от жажды, истекая кровью…
Тофон подошел к дочери и коснулся широкой ладонью ее щеки:
– Девочка моя, я благодарю богов за то, что они подарили мне дочь с таким чистым и благородным сердцем…
Пандора отвела взгляд, пряча неловкую досаду, пробежавшую по лицу.
– Но ты понимаешь, что будет, если он выживет? Публичный суд. Люди будут глумиться надо мной, над тобой, над всей нашей семьей… А тут еще эта непонятная история со спартанцами. По городу уже ползают слухи…
Пандора аккуратно опустила голову Алексиуса на подушку и принялась торопливо мыть руки, резкими движениями разбрызгивая воду, словно пытаясь стряхнуть с них налипшую грязь. Тофон молча следил за девушкой.
Наконец она тщательно вытерла руки, посмотрела на постанывающего в забытьи раба и задумчиво спросила:
– Отец, ты, кажется, рассказывал, будто Теодор предлагал тебе за этого мерзавца целых двадцать мин?
Тофон недоуменно пожал плечами:
– Когда-то предлагал… Но теперь он не стоит и жалкого обола.
Пандора поймала взгляд отца, он грустно улыбнулся в ответ. Девушка вздохнула и обняла его.
Он нежно погладил ее по голове:
– Все будет хорошо, дочка. Все будет хорошо…
Раб снова застонал. Тофон с Пандорой одновременно обернулись и долго молча слушали тяжелое хриплое дыхание, вырывающееся из груди Алексиуса. Наконец, Тофон сплюнул и взглянул на Пандору – девушка задумчиво терла тонким пальцем подбородок, продолжая неотрывно смотреть на раба.