Когда горничная ушла, я смотрел в окно. Никуда идти не хотелось. На самом деле, прогуляться бы не повредило, но не хотелось заморачиваться со всеми этими кремами от солнца. В такую погоду простая широкополая шляпа не спасет - непременно обгорит шея и подбородок, да и глухо застегнутый плащ с перчатками могут вызвать вопросы. Хотя, конечно, соседи здесь были не из тех, кто станет судачить за твоей спиной. Всяких экстравагантных личностей тут хватало.

За деньги можно многое купить. Например, загородный домик. За большие деньги - еще больше. Например, личную ежедневную горничную с блоком сигарет. За неприлично огромные деньги - право быть странным, но уверенным, что никто тебя не осудит. Поэтому Филипп и посоветовал мне поселиться здесь. Некоторые мои соседи (по крайней мере внешне) выглядели еще чудаковатее меня. А кое у кого и скелетов в шкафу поболе было. Иногда - буквально.

Потом я читал. Сперва тот томик, что рекомендовал Филипп, но от этой словесной паутины у меня быстро разболелась голова. Я сделал еще несколько пометок в тетрадке (Филипп настоял, что это нужно делать по старинке), отложил древнюю книгу и взял со стола читалку. Читалка могла предложить кое-что поинтересней - запертый в ее экране герой ничуть не смущался этим фактом и продолжал самозабвенно истреблять нечисть в промышленных масштабах, отпуская забавные комментарии и лапая обворожительных принцесс и девственных крестьянок.

Под вечер я отложил чтиво и подумал, не стоит ли и мне кого-нибудь сегодня облапать. Пожалуй, не стоит. Было так же лень, как обмазываться кремом и идти на улицу. К тому же, солнце садилось. А раз уж я насладился рассветом, стоило поглазеть и на закат.

Когда его последние кровавые крылья скрылись за горизонтом, мне в ухо ударил дурацкий звук шутовского рожка и резкий, невероятно жизнерадостный крик:

- С днем рождения, друг мой!

Филипп. Его я ненавидел больше всего.

- Ты что-то невесел. Не рад меня видеть? - спросил он мою спину.

- Не рад, - тихо промямлил я.

***

Возможно, это произошло случайно. Или же это часть его дурацкого чувства юмора. Но Филипп пришел ко мне в день моего рождения. Мне было двадцать пять, я был пьян, исцелован, по пьяному находчив и так же неуклюж.

- С днем рождения, друг мой! - сказал он и тогда, годы назад.

Я его не знал, но это меня не беспокоило. Я с трудом вспомнил бы имена всех, кто расположился в съемном коттедже - неслыханная роскошь при моих тогдашних средствах, но раз в году могу себя побаловать. Так что еще одно незнакомое лицо ничего бы не изменило. В конце концов, я был молод, мне было весело, и без того горячую кровь раздувал до белого пламени трудяга-алкоголь, и поделиться этим весельем я тогда был готов с любым встречным:

- Ну заходи, друг! Добро пожаловать!

Двадцать семь человек. Именно стольким я подписал смертный приговор этой простой фразой.

Это мое последнее воспоминание в тот день. В мой день. В мой день рождения. Не двадцать пятый. В первый.

***

- О, да ты сегодня молчалив.

- Я всегда молчалив.

- Тебе это идет.

Филипп поставил коробку на стол - стол выбирал он, как и все остальное в этой комнате. Возможно, за это я ее и ненавидел. Он прекрасно знал, что я люблю строгий скандинавский стиль, геометрические орнаменты и прямые линии. Он устроил форменный разнос риелтору за тот дурацкий столик с львиными головами вместо ножек, и добился, чтобы его бесплатно заменили на квадратный, со стеклянной столешницей. Как раз такой, какой выбрал бы и я. Черт, да я и такой бы не выбрал. Взял бы какой ширпотреб от икеи, а не это дизайнерское чудо за пятизначную сумму.

Филипп мог позволить себе купить всю компанию этого чертового дизайнера мебели, а не только один поганый столик. Но он добился, чтобы его нам предоставили бесплатно. Потому что Филипп - бессердечный сукин сын. Как и я. Но у него есть вкус, а я еще только учусь. В том числе и бессердечности.

***

Похмелье было просто космических масштабов. Я пытался сблевать - обычно это помогало, - но из меня не лезло ни крошки, ни лужицы. Выбравшись из туалета (я даже не помнил, как добирался до него поутру, и вообще не проснулся ли в нем), я прошаркал в ванную и сунул голову под кран, глотая струйки воды, что затекали по волосам мне в рот.

Вода была соленой. А еще красной.

- Ужасно выглядишь, друг мой, - отметил насмешливый голос за спиной.

Я не ответил. Я вообще слабо соображал. Привкус железа и соли почему-то наоборот бодрил, а не усугублял сушняк. Не особо понимая, что я делаю, я сунул в рот прядь своих длинных волос и начал ее обсасывать.

- А вот такое я в первый раз вижу, - ехидно заметил все тот же голос.

Голова у меня стремительно прояснялась. Боль отступила, похмелье кто-то вышиб ногой из головы. Зрение сфокусировалось, о чем я тут же пожалел. За моей спиной, бесстыдно отражаясь в зеркале, лежала половина девушки. Ее я тоже не знал - подруга подруги общего знакомого, не иначе. Которую кто-то аккуратно разделил чуть повыше пупка на две одинаково мертвые части и оставил лежать в ванной ту из них, которая была снабжена грудью и головой. Как я впоследствии выяснил, вторая была во дворе, надетая причинным местом на сук местной сосны.

У Филиппа вообще очень странное чувство юмора.

***

- У меня для тебя подарок.

Как будто я не знал. Еще бы, ту самую коробку на столе, перевязанную легкомысленной розовой ленточкой, было сложно пропустить. Я с силой, злобно разорвал оболочку блока сигарет, так, что пачки рассыпались по полу. Поднял одну. Открыл. Закурил. Тело никак не откликалось на никотин, но привычные действия успокаивали.

- Но ты ему не рад, верно, друг мой?

- Я вообще ничему не рад, - пробурчал я.

- Не расстраивайся, я тебя понимаю.

- Черта с два…

Я замолк. Это было глупо. Естественно, он понимал. Он вообще все понимал. Он, наверное, лучше меня понимал эту злобу, беспричинную ненависть к дорогущей комнате, к элитному дому, к закрытому для посторонних поселку, да и вообще ко всему. Он единственный меня понимал. Может, для этого он меня и создал. Чтобы понимать. Наслаждаться своим превосходством. Понимать то, что меня пугало, вгоняло в панику, заставляло скулить под одеялом. И потешаться над тем, как я потихонечку узнаю.

И начинаю понимать тоже.

***

Он не кормился на них. Ни одной капли из щедро разбросанной повсюду крови не попало в его гнусную глотку. Из уголка рта стекала только моя - он охотно признался, что специально не умывался, чтобы я увидел его таким. Его забавляли мои попытки самостоятельно разобраться в произошедшем. Он с энтузиазмом рассказывал мне, что именно он сделал в ту ночь - и со мной, и с остальными. Обо мне он говорил воодушевленно, о других - с плохо скрываемым презрением:

- На самом деле, я думал, их будет человек пять от силы. Не знал, что у тебя было столько друзей.

Было. Хорошее слово, короткое. Друзья - уже длиннее. Знакомые - еще длиннее. Примерно как человеческий кишечник, соединяющий два угла уютной кухоньки коттеджа. В одном - нижняя половина, бесстыдно сверкающая голой задницей. В другом - верхняя, выглядящая почти естественно, только очень удивленная. Стас успел перед смертью удивиться. Это впечатлило чем-то Филиппа, и он оставил тело так и лежать. Ему понравилось - говорю же, у моего нового друга очень специфическое чувство юмора.

Большую часть остальных он приспособил под елочные игрушки. Да, это был не новый год, но черт его подери, Филипп всегда обожал елку. Тут он передо мной извинялся - дескать, не смог удержаться, и частичку моего праздника перекроил под себя. Сложнее всего было с верхушкой - Федя, мой одноклассник, был насажен на сосну криво, так, что верхушка ствола вспорола ему живот и выглядывала наружу. Эта неприятность Филиппа не волновала, его раздражало, что Федя все никак не хотел умирать. Вот что за люди пошли, никакого уважения…

А вот на мне Филипп кормился.

***

- Это называется второй экзистенциальный кризис.

Это называется “шел бы ты на хрен отсюда”. Но вслух я это не произнес. Я смотрел на ночное небо и рисовал на нем созвездия. Как и вполне обычные, так и такие, которые изобретал на ходу. Я не хотел видеть Филиппа, даже не хотел помнить о его существовании. Но выбора как такового у меня не было. Филипп появлялся, когда хотел. Наверняка в этом была своя извращенная система, но разглядеть я ее не мог. То он притаскивал мне полузадушенных шлюх, то - испуганных школьниц. Иногда не притаскивал ничего. Я уже знал, что все это - часть игры. Его игры. Или не игры. Я давно оставил попытки понять Филиппа. Возможно, это и делало меня ближе к его пониманию. Может, этого он и добивался.

***

Он прокусил мне шею и пил мою кровь. И рассказывал об этом с такими прибаутками, что было сложно не улыбнуться. Но я сдюжил. Тела, нанизанные на ветки сосны, помогали. Вернее, даже не тела. Их части.

- За что? - спросил я.

- Мне было скучно, - ответил он.

Двадцать семь трупов. Из них в одном куске - только верхушка дерева, пронзенный Федя.

- За что я?

Он долго смеялся. Потом уточнил:

- Ты серьезно, что ли?

Увидев мое лицо, он покатывался со смеху еще добрых полчаса. Потом вытер слезы - напускные, теперь я это знаю, - и очертил основные принципы нашей с ним дружбы:

- Потому что мне захотелось.

***

На его языке это называлось первым экзистенциальным кризисом.

- Да успокойся, друг мой. Смотри. Что ты видишь? Только отвечай честно, я узнаю, если ты солжешь.

Я видел руку. Рука выглядела осиротевшей без плеча - она валялась под елкой в куче перебродивших потрохов и чего-то такого, чему я просто не хотел давать название. У руки были тонкие красивые пальцы и фиолетовый лак на ногтях. Кажется, это была рука Катьки. Она любила фиолетовый цвет. Мечтала стать успешным дизайнером. Не отвечала на мои ухаживания. Хранила верность своему… Валику, вроде.

- Рука, - прохрипел я.

- Плохо смотришь. Посмотри внимательнее.

Я посмотрел. Так ничего и не понял. Вонь скотобойни мешала думать.

- Мясо, - я не узнал свой голос.

- Хорошее, свежее, мягкое мясо, - Филипп переломил руку об колено, и жадно вцепился в ту ее часть, на которой подрагивали безвольные пальцы.

Я вцепился в бицепс. Черт бы меня подрал, ничего более возбуждающего я за всю жизнь не испытывал.

***

- Кто ты? - наконец спросил я у него.

- Вампир, - не стал хитрить Филипп.

- Как тебя зовут?

- Как я захочу.

- В смысле?

Он опять рассмеялся:

- Я не помню, как меня назвали родители. Это было… Ну, не знаю. Лет семьсот назад. Ты бы смог такое припомнить?

- Вряд ли.

- Ну вот и я забыл. Сейчас я Филипп.

- А я?

- А ты тот, кем захочешь стать.

- А ты?

- Сперва я был Владом, - хихикнул мой друг, - ВладИславом, если тебя интересуют подробности. Потом Мартином. Очень увлекательно было. А потом я сменил столько имен, что уже и не знаю, какое из них мне больше подходит.

- А это важно?

- Ну, ты же спросил. Значит, кому-то еще важно.

- Почему я?

- Первый экзистенциальный кризис, - хохотнул Филипп, - Не думал, что он так рано у тебя наступит.

- Экзи-что?

- Кризис. Просто кризис. Не углубляйся в подробности. Вкусное. Жри.

И я жрал.

***

Далее он был более откровенен:

- Ну да, ты теперь вампир.

- А разве они не пьют кровь?

- Пьют. И я пью, и ты. Смотри на это, ну, не знаю, как на яблоко. Так сказать, сок с мякотью. Раз уж тебя это так волнует, то попробуй ответить на один простой вопрос. Не мне. Себе. Вкусно?

Я не ответил.

- Я так и думал, - заржал Филипп.

***

Первую мою жертву он лично опробовал. Посмаковал, скривился. Мой выбор явно не одобрил. Придорожная потаскуха же медленно угасала на полу. Филипп пнул ее ногой:

- Все с этого начинают.

Я не собирался с ним спорить.

- Ты же в курсе, что это не обязательно?

Нет, я не был в курсе.

- Ты хороший ученик, ты не спрашиваешь. Ты сразу действуешь. Пробуешь самостоятельно. Мне это нравится. Я в тебе не ошибся.

- Почему нас не ищут? - я дотягивал последние крохи жизни из проституки.

- А кому это надо? Вампиров же не бывает, помнишь? Зато маньяков и убийц навалом. Просто еще одно тело на дороге. Одно из сотен. Одно из тысяч. Все с этого начинают.

- А потом?

- А потом, - рассмеялся Филипп, - Мы учимся клевать помаленьку.

***

Как оказалось, кровь пить не обязательно. Убивать - тем более. С каждым глотком крови наши тела молодеют, наполняются силой. Если кровь хорошая, молодая, благородная, то одного убийства может хватить на новую жизнь. Когда видите дряхлого старичка рядом с очередной фотомоделью - не спешите сокрушаться о его миллионах, которые модель унаследует. Возможно, она унаследует лишь клетушку в морге, а старичок - ее полновесные годы жизни.

Большинство вещей - совсем не то, чем кажутся.

- Ты у нас уже совсем большой, - он стоял ко мне спиной, и я не видел, улыбается он или нет, - Сорок годиков.

***

- А солнце?

- Да окстись, друг мой, - расхохотался Филипп, - Небольшая солнечная ванна еще никого не убивала.

- А большая?

- Может обжечь. Больно, неприятно, но не смертельно. Как сгореть на солнце, только намного быстрее происходит.

- А убить?

- Прогресс, мой друг, великая вещь. Особенно для того, что может его наблюдать намного дольше, чем несчастные сто лет. И прогресс подарил нам кремы от загара.

- А раньше?

- Плащи, пальто, длинные платья. Широкополые шляпы. Пудра, парики. Ты не думал, насколько мода может быть… Практичной. Для некоторых категорий населения.

Я не сдержал смешок. Это плохо. Это делало Филиппа разговорчивым. Иногда чрезмерно.

- Конечно, совсем в старину было сложнее. Тысячи две-три лет назад. Слышал про распятие?

- Которое на нас тоже не действует? - съязвил я.

- И про это тоже. Но настоящее - действует.

- Какое такое настоящее? - хмыкнул я, - Обломок креста господня?

- Нет. То самое распятие. Раздеть, привязать к деревяшке и оставить вялиться на солнышке. Вот это - смертельно. И для людей, и для нас. И одинаково мучительно.

Он помолчал, видимо, ожидая ответной реплики. Не дождавшись, продолжил:

- Древние люди еще помнили отголоски настоящей темноты, той, в которой не было спасительного огня, а тем более - электрических лампочек. Они намного серьезней относились к нам. Как ты думаешь, почему распятие по римским законам полагалось в равной степени жестоким убийцам и государственным изменникам?

- Для устрашения? - брякнул я.

- Потому что оба этих преступления - это то, чем мы занимаемся. А вбивать деревянный кол в сердце каждого древнеримского маньяка - ну, вызовет вопросы. А так - дополнительная гарантия.

- А что Христос тогда? Тоже из наших?

- Нет, он просто идеалист. Его поэтому и проткнули копьем, скажу тебе по секрету. Не было смысла дальше жечь совершенно безобидного революционера.

- Эх, - подпер он кулаком голову, - Опаснее раньше было. Намного опаснее. Не то что сейчас.

***

- А чеснок? - я даже получал какое-то удовольствие от этих расспросов.

Филипп расхохотался, подставив лицо ветру. Где он достал кабриолет посреди Сибири, было для меня загадкой. Первое время он таскал меня по всему континенту - то летим с ветерком в Париж, то на попутках петляем до Рима, то - во Владивосток, своим ходом, прямо из Челябинска.

- Чеснок, мой друг, портит дыхание, но только если его съесть. И еще может спровоцировать расстройство желудка. У нас, у кровососов, так почти гарантированно.

- А ты раньше не мог сказать? - вспомнил несколько неприятных эпизодов я.

- Зачем? - искренне удивился он, - Ты же и так знал, что чеснок нам нельзя. И что есть нам тоже нет никакой необходимости. А научную любознательность, друг мой, следует только поощрять.

- Ладно, а серебро?

- Это про оборотней, - коротко бросил он, перестав улыбаться.

- Погоди, они тоже существуют?

- А ты как думаешь?

- Да я уже, блин, вообще не знаю, что мне думать.

- И правильно. Я ни разу не видел ни одного, а ты?

- Нет.

- Вот видишь. Логика подсказывает, что их нет. Но три года назад логика подсказывала тебе, что и вампиров нет.

Я промолчал. Филипп тоже, но после очередного поворота все же добавил:

- Я здесь намного дольше тебя, но мне все еще кажется, что я до сих пор ничегошеньки так и не узнал.

Я так и не понял, был он искренен или нет.

***

- Так что за экзистенциальный кризис на сей раз? - буркнул я.

О, Филипп знал, когда меня можно терзать потоками информации и тонкими насмешками, а когда нужно просто промолчать, чтобы я вынужден был начать разговор сам.

Тот первый кризис он обозвал “кризисом зверя”. Использовал метафору падения в пропасть - я все еще пытаюсь зацепиться за какие-то остатки человечности, за мораль, за ценность человеческой жизни. Ужасаюсь при виде того кровавого месива, которое он сотворил, пока я валялся в отключке, раздолбанный на части алкоголем и чертовым вампирским наваждением. Но в то же время отчаянно хочу жить, цепляюсь за искорку своего существования, погружаю зубы в плоть, которая еще вчера смеялась и принимала мои неуклюжие комплименты.

Но зверь побеждает. Зверь всегда побеждает. Потому что жить - это все, что у нас вообще есть. Цепляющийся за жизнь человек хуже любого зверя. Он страшен. Он способен на такое, от чего любое чудовище поджало бы хвост и попыталось сбежать.

Но не сбежало бы. Не успело. Потому что опаснее цепляющегося за жизнь человека может быть только цепляющееся за жизнь чудовище с сознанием человека.

То есть, я. И Филипп. Вампиры, короче. Ну и оборотни, наверное, если эти чертовы твари вообще существуют.

***

- Держи, это тебе.

Я машинально подхватил банковскую карточку, которую Филипп отправил в мою сторону на манер звездочки ниндзя. Посмотрел на логотип швейцарского банка:

- И что за…

- Друг мой, когда ты живешь уже которую сотню лет, надо быть полностью недееспособным овощем, чтобы не собрать себе небольшое состояние. Особенно если у тебя нет никакой необходимости есть и пить.

Я посмотрел на него.

- А если вас таких несколько, то состояние становится довольно большим.

***

- Сколько вас… Нас, то есть?

- Достаточно, - Филипп шумно втянул через трубочку молочный коктейль.

Есть нам было не нужно, но вкус - вы даже не представляете, как остро мы чувствуем вкус. Обычная яичница могла стать почти оргазмическим наслаждением. И даже больше.

- Видишь ли, у нас довольно остро стоит вопрос контроля рождаемости.

Я прыснул сквозь свой бургер, разбросав недожеванные остатки по столу. Филипп невозмутимо стряхнул один ошметок со своего дорогущего пиджака:

- Посуди сам. Нечеловеческая сила, почти полная неуязвимость, способность трахнуть все, что движется, притом так, что это самое движимое само тебя захочет. Сам догадаешься, что будет, если мы начнем клепать себе друзей и соратников без разбору?

- И что не так?

- Ты плохо слушал историю про распятие, - назидательно погрозил мне пальцем Филипп, - Сейчас у нас жизнь - просто сказка. Никто в нас не верит, да и мы особо не лютуем. Охотники на вампиров… Ну, до сих пор встречаются. Иногда даже успешно отправляют в лучший мир одного-другого. Но это не идет ни в какое сравнение с тем, что было в древности. А сейчас и того круче - спутники, интернет, радары. Если вдруг каким-то жутким чудом власть имущие…

Он мерзко хихикнул:

- Кроме тех, кто из наших, конечно. Если они реально поверят, что мы существуем… Пожалуй, даже я не стану с уверенностью утверждать, кто выйдет победителем.

Он стал загибать пальцы:

- Напалм, белый фосфор, тепловизоры - у нас температура тела, кстати, около 20 градусов цельсия, - горчичный газ…

- Чего?

- Не смейся. Он что-то нехорошее делает с нами. Я в Первую мировую этого дерьма наглотался, до сих пор не отошел. Нам сейчас лучше не высовываться, в общем. Если современный мир захочет нас истребить, то он это сделает. Это не сложно.

Мы немного помолчали, потом Филипп подозвал официантку и попросил нас рассчитать:

- Помнишь, я говорил, что прогресс - великая вещь? Так вот, в первую очередь потому, что люди в нас больше не верят.

***

- Ты не посмотришь подарок?

Посмотрю. Куда я денусь. Но сейчас я стоял за его спиной, смолил уже черт-те какую сигарету и просто существовал. Во мне обитала пустота. Сорок лет - сорок лет без сна, без пищи, без жизни. Без сигарет. Мои легкие - если, конечно, они у меня все еще существовали, - конвульсивно сжимались и прогоняли сквозь меня дым. Который совершенно никак на меня не влиял - дышать-то тоже уже не было никакой необходимости.

***

- Ага, - только и сказал он.

Я не ответил. Я валялся на полу. Тогда это не была скандинавская комната в уютном районе, где не задают лишних вопросов. Блатхата, как ее саркастично называл сам Филипп. Обычная комнатушка в спальном районе, коих у него было несколько десятков. Ну а что, за семьсот лет можно было себе скопить на небольшой континент, не то что на сеть квартир по всей стране.

По всему миру.

- Ну вот на кой ляд весь пузырь? - с сожалением покачал он головой и поднял пустую бутылку.

- Чтобы нажраться, - меланхолично ответил я.

- Чтобы нажраться, покупают дешевое пойло в магазинах у дома.

- Я никогда не пробовал Хеннесси.

- Конечно, не пробовал. Особенно такой.

Кто бы сомневался. Я спросил у гугля, и тот торжественно мне заявил, что одна бутылка этого чуда стоит несколько миллионов долларов. С той карточкой, что мне вручил Филипп, это было даже не смешно. Там были даже не миллиарды. Я, в общем-то, вообще не знал, как называются числа с таким количеством нулей.

- Ну и как результаты? - ехидно спросил Филипп, присев рядом.

- Ни в одном глазу.

Я настолько ничего не чувствовал, что покорно сносил подколки своего нового друга и честно отвечал на его вопросы. Я лежал на полу не потому, что был мертвецки пьян, а потому, что литр коньяка не сделал со мной решительно ничего. И я просто не знал, что мне делать. Будь я человеком, просто перестал бы дышать. В моей текущей ипостаси дыхание вообще не имело какого-либо значения. Как и гребаный чрезмерно дорогой коньяк, который я хлебал, как то самое дешевое пойло.

- Я же говорил тебе, что мы не можем опьянеть.

- Говорил.

- Ну и на кой ляд?

- А мне нужны причины?

Он расхохотался:

- Хорошее начало. Ты действительно способный ученик. Поверь, если я когда-нибудь услышу от тебя “я так захотел”, я утру слезинку гордости. На твоей заднице, сволочь. Ножом. Ну твою ж мать, зачем сразу всю бутылку?

Кажется, гордости в нем было больше, чем раздражения. А во мне не было ничего.

***

- Дай-ка угадаю, ты хочешь напиться.

- Это ты заключил после Хеннесси или до?

- Где-то посередине. Так вот, это возможно.

- Чо?

- Через плечо, мой друг. Но ты и сам, думаю, догадываешься, чего именно тебе нужно напиться.

- ߅

- Кроме твоих неуклюжих попыток всосать придорожную шлюху, ты так никого и не отведал.  Или у тебя очень специфические вкусы, или ты еще не до конца прожил кризис зверя.

- Да шел бы ты…

- Я-то пойду. И проведу время с пользой. А что сделаешь ты?

Я закрыл глаза. И, кажется, открыл их только в полумраке бара.

- Ну, смотри. Да, я периодически привожу тебе скотинку-другую…

- Людей, Филипп. Ты приводишь ко мне людей.

- Я привожу к тебе скот. Ходячие бифштексы, коктейли, которые нужно только разлить по стаканам.

Его лицо заострилось, глаза сузились:

- Я же говорил тебе про кризис зверя. Посмотри сам. Какие к чертовой матери люди? Люди. Блин, да чем они вообще лучше тех свиней, чье мясо ты так спокойно грыз под пивко, а?

Фактически - ничем. Если честно, меня ни одна свинья за всю жизнь ни разу не обидела, не боднула и не укусила. А вот люди - люди, конечно, успели отметиться. Рот наполнился слюной - некстати я вспомнил ту руку, в которую вгрызался тогда, в своей новый день рождения, Черт. Сознание плыло, будто я был в хламину пьян - что должно было бы быть правдой после литра коньяка и уже черт-те которого бокала пива.

Но пьянеть-то я не умел. То есть, умел…

- …не каннибализм. Ты человек? Нет. Но почему-то цепляешься за это слово, как будто оно защитит тебя от того, кто ты уже есть. От темноты, лунного света и…

Филипп замолчал. Я же осмотрел бар, в котором мы с ним сидели, и с удивлением понял, что не узнаю это место. Я никогда тут раньше не был - я даже не имел ни малейшего понятия, в какой части города нахожусь. В каком вообще городе нахожусь.

- Твою ж мать, - хихикнул мой старый новый друг, - Твою ж, так его, мать.

- Что? - зло бросил я.

- Ты помнишь, что это ты был за рулем?

Провал в памяти. Прихожу в себя у умывальника. Журчит вода. Волосы липнут к лицу, но это даже приятно. Холодненькое. Еще приятнее ниже - опускаю глаза. Рыженькая. Старается. Хорошо старается. Кто она? Я не помню. Где Филипп? Впервые чувствую неловкость от того, что его нет рядом.

Особенно забавно, что в такой момент.

Ловлю свой взгляд в зеркале. Зрачки расширены так, что почти не видно радужки. Наркотики на нас тоже не действуют. Что с моими глазами?

Вырубаюсь.

***

- Поздравляю.

Я мычу что-то.

- Это называется охота. Забавный факт. Кроме обычного значения этого слова, - раздаются какие-то хлюпающие, почему-то пугающие звуки, - так называют период гона у самок.

- Филипп… - рука попадает во что-то липкое, скользит дальше, и моя попытка встать оборачивается полнейшим провалом.

У меня ничего не болит, нет слабости в конечностях, но в голове, в голове пляшут неведомые созвездия - из тех,которые я периодически ищу на небе. Кривых,замысловатых, чужеродных.

- Я уже рассказывал тебе о том, как кормиться. Черт, я тебе практических пособий притащил уже столько, что скоро пора будет сваливать из города. Но охота - это кое-что другое.

Лучше б он заткнулся. И потому, что я просто хотел лежать и ничего не делать, и потому, что я догадывался, что эта новая лекция не принесет с собой никаких хороших новостей.

- К тому же, у тебя недурной вкус.

Я приоткрыл глаза, но тут же захлопнул их обратно. Перед моими глазами находилось лицо Филиппа, и он слизывал с пола…

- Эта рыженькая была неплоха.

Это и вправду немного походило на похмелье, только еще хуже. Может, какие конченные психопаты чувствуют что-то подобное, когда их темное дело завершено. Впрочем, чем я лучше такого психопата.

- Охота - это настоящее. Когда ты берешь то, что по-настоящему тебе нравится. Выслеживаешь, находишь и забираешь. Во время охоты можно пересечь половину мира. даже толком не понимая. куда ты идешь и зачем. Но когда ты найдешь - о, это искупает все затраты.

Филипп, надо отдать ему должное. большую часть беспорядка уже успел разобрать. Меня же все еще мутило - я отказывался себе в этом признаваться, но уголки губ втягивали внутрь красную кашицу, а буквально через несколько секунд я, рыча, точно так же облизывал пол.

/* Окончание в комментариях */

В июле прошлого года дело, казалось, с мертвой точки должно было бы сдвинуться. Губернатор Кондратьев посетил поросшие пицундской сосной и прочей краснокнижной зеленью пригорки, на которых ранее располагался пансионат «Ольгинка». Глава высказал на камеру сопровождающим журналистам свою высокую, личную обеспокоенность сложившимся. Среди сопровождавших Кондратьева лиц, помимо краевого прокурора Табельского, губернаторского эколога Рудомахи, присутствовал и руководитель «Кубаньэнерго» Гаврилов, который, вроде как является одним из обладателей ольгинских участков.

После отъезда краевого начальства из очередного рейда блогеры и общественники Туапсинского района начали пересылать нам фотографии мер, которые сразу же начали осуществляться. Меры заключались в следующем: количество заборов и из высота, увеличились. Темпы стройки на землях бывшего пансионата возросли. И было совершенно очевидно: «Ольгинку» не тронут.

Губернатор Кубани Вениамин Кондратьев тогда поручил проверить застройку коттеджного поселка «Русское море» в Туапсинском районе. Уточнялось, что администрация Новомихайловского городского поселения разрешения на строительство объектов не выдавала, в том числе потому, что часть земельных участков пересекается с лесными землями.

- Плотность застройки коттеджами, планировка территории не выдерживает критики. Улицы узкие, сплошные заборы, не разъехаться… Нужно разобраться, соответствует ли такая застройка градостроительным нормам, затронуты ли земли заповедника или нет… Склоны гор здесь подрезаны. Надо понять насколько тут безопасно жить людям, не пострадают ли они в случае схода селей и вероятных смерчей, - вроде как возмущался губернатор. …

Но тревожить бизнесмена Владимира Киселева, который к моменту визита уже практически завершил в Ольгинке стройку коттеджного поселка «Русское море», не стали. И сегодня коттеджи «Русского моря» можно без проблем купить по цене от 15 миллионов за штуку.

Да и горы, похоже, опасно подрезаны, и склоны не укреплены, и в земли Агрийского заказника территория поселка, вероятно, залезла. Но кого это волнует?

А директора профсоюзных пансионатов «Ольгинка» и «Шепси» Елену Кустову даже на опрос правоохранители вроде не вызывали. В общем, похоже, дело этого пансионата оказалось не по зубам надзорному органу.

Ответят ли конкретные лица?

Для восстановления земельно-курортной справедливости была выбрана другая точка – профсоюзный пансионат «Шепси». И можно легко предположить почему. В объемном списке собственников не встретишь фамилий чиновников, владельцев крепкого бизнеса или там генералов. За простых арендаторов никто не начнет просить, не позвонят с просьбами из здания Красной, 35. Не прилетит одергивание из Кремля.

Но в списке исковых претензий значится администрация Туапсинского района в целом.

В силу ст. 4 Закона Краснодарского края от 07.08.1996 № 41-КЗ «О природных лечебных ресурсах, лечебно-оздоровительных местностях и курортах Краснодарского края», постановлений главы администрации Краснодарского края от 06.12.2006 № 1098 «О курортах краевого значения» и от 10.12.2007 № 1136 «Об утверждении Положений о курортах краевого значения» администрация МО Туапсинский район не имела полномочий по распоряжению указанной землей, - указала прокуратура.

Но не вся же властная структура района виновата. Кто-то конкретный организовывал возможную аферу, кто-то конкретный подписывал все необходимые бумаги. Так вот под всеми бумагами по тем самым участкам, что сегодня фигурируют в прокурорском списке на возвращение в краевое курортное земельное лоно, стоят подписи Андрея Алексеенко, тогдашнего заместителя главы администрации Туапсинского района, бывшего вице-губернатора Краснодарского края, бывшего мэра Краснодара, бывшего главы Совмина Харьковской области, а ныне председателя правительства Херсонской области. И, ладно, подписал бы один документ, можно было бы сослаться на то, что его тогдашний шеф - глава района Лыбанев - на работе отсутствовал. Но ведь подписи Алексеенко под десятками, в разные числа отпечатанными документами.

Все документы были готовы в 2015-м. Под каждым – подписи Алексеенко и руководителя пансионата «Шепси» Кустовой.

Причем, как уже отмечала «Живая Кубань», делалось все под благовидным предлогом. В Шепси же не хватало детского сада. И Алексеенко с Кустовой подписали документ о выделении 47 га под его строительство. Какое право имела Кустова распоряжаться землями профсоюзного пансионата? Не являются такие санатории собственниками курортной земли. Она лишь передается им во владение. Собственность и владение – разные понятия.

Генеральная прокуратура РФ в своем исковом заявлении привела исчерпывающие аргументы по неправомерности всего этого земельного действия.

- Являясь объектами общенационального достояния, земли лечебно-оздоровительных местностей и курортов находятся в государственной собственности.

И развеяла все сомнения, курорт Шепси или нет:

- Постановлением Совета Министров РСФСР от 04.08.1972 № 83 утвержден перечень курортных местностей Краснодарского края. В их состав включен курорт Шепси.

Вердикт надзорного органа звучит так:

- В нарушение конституционных запретов и установленных ст. 1, 96 Земельного кодекса Российской Федерации, ст. 31, 32 Федерального закона от 14.03.1995 № ЗЗ-ФЗ «Об особо охраняемых природных территориях», ст. 10, 16 Федерального закона от 23.02.1995 № 26-ФЗ «О природных лечебных ресурсах, лечебно-оздоровительных областях и курортах» ограничений руководством ЗАО «Пансионат «Шепси» приняты меры по незаконному дроблению и выводу земельного участка из оборота по организации лечения, оздоровления и отдыха граждан».

Хотя уже тут видна, на наш взгляд, некоторая недосказанность. Поучается, что руководство пансионата «Шепси» «приняло меры по незаконному дроблению» этой полусотни га земли, а подготовивший и подписавший эти бумаги Алексеенко вроде уже и не при чем?

Как главные «злодеи» ввели в заблуждение «наивные» судебные органы

Так как землю под строительство детского сада раздробили, то выходило, что в Шепси должно было появиться около сотни детских садов. Примерно по одному на каждую поселковую малолетнюю единицу. Понятно, что у покупателей по поводу такой вот «социальной ответственности» сомнения были. Но новых владельцев якобы убеждали: с переоформлением вида использования обязательно поможем. Будет вам и под ИЖС, и под бизнес. Беззаконие было оформлено «по закону»: всем покупателям земли предлагались документы, сопровождаемые необходимыми подписями и печатями.

И ведь не могли чиновники не знать, что действуют неправомерно.

- Достоверно зная об изложенных обстоятельствах и отсутствии правовых оснований для передачи земли в аренду, действуя вопреки интересам Российской Федерации и Краснодарского края, совместно с ЗАО «Пансионат «Шепси» и оказывая ему содействие в получении преимущества из своего незаконного и недобросовестного поведения, администрация МО Туапсинский район заключила указанные договоры аренды, - говорится в документе прокуратуры.

Но вот теперь из иска Генеральной прокуратуры РФ совершенно не понятно, отчего главными «злодеями» во всей этой афере выставляются нынешние арендаторы.

Процитируем Генпрокуратуру:

- Они неправомерно изменили вид разрешенного использования ограниченной в обороте ликвидной земли, застроили ее коммерческими объектами гостиничных комплексов и жилищного назначения, негативно влияющими на природные (рекреационные) резервы курорта. Такие действия совершены при содействии органов местного самоуправления, допустивших и даже легализовавших самовольное строительство, выдав вопреки требованиям п. 2 ч. 11 ст. 51 ГрК РФ, соответствующие разрешения. Кроме того, в отдельных случаях с помощью введенных в заблуждение судебных органов арендаторы приобрели право собственности на возведенные постройки, которые им в силу ч. 2 ст. 222 ГК РФ принадлежать не могли.

В отношении «ведения в заблуждение судебных органов» даже не смешно: это надо же какие служители Фемиды на Кубани наивные.

Теперь 45 нынешним владельцам участков, оказавшихся незаконными, придется с землей расстаться, и все на ней построенное , а это 157 объектов, снести. Прокуратура признала договоры аренды недействительными:

- Таким образом, недействительные договоры аренды не породили прав ответчиков на спорные земельные участки, которые в силу закона должны быть переданы надлежащему собственнику, вид их разрешенного использования - приведен в первоначальное состояние, а возведенные на них объекты капитального строительства, являющиеся в силу ч. 1 ст. 222 ГК РФ самовольными, в соответствии с ч. 2 указанной статьи подлежат сносу за счет их собственников и арендаторов; строения, не являющиеся капитальными – демонтажу.

А деньги где?

С прокуратурой не поспорить. Интересно другое: вернут ли деньги арендаторам, которые официально вносились в кассу пансионата? Ведь когда заходит речь о наказании недобросовестных застройщиков, то, помимо отправки таких в места не столь отдаленные, аферистам предписывается вернуть деньги обманутым дольщикам. Зачастую у жуликов-застройщиков таких денег нет. Чтобы избежать социальных взрывов власти создают специальные фонды, которые либо выплачивают людям внесенные на жилье средства, либо перечисляют деньги на достройку проблемных домов, если у тех достаточно высокая степень готовности. То есть людям компенсируют их утерянные затраты. В этом случае власть таким образом «приносит извинения» за собственные прохлопы: не тому застройщику по торгам отдали землю, не тому выдали все лицензирующие документы без тщательной проверки и т.п. Ситуация с обманутыми властью арендаторами десятков земельных участков земли в Шепси - идентичная.

Ведь власть предлагала к реализации полностью законно оформленные ее участки. Покупатели в этой законности не сомневались ни секунду. Логичнее было бы прокуратуре в этой ситуации людей защитить, а не объявлять их злодеями, покусившимися на наши земельно-курортные святыни. И заставить вернуть все вложенные людьми средства. И если уж невозможно отправить на каторгу администрации МО Туапсинский район как единый монолит (все же не все чиновники были в курсе гешефта начальства), то вычленить в отдельное уголовное дело хотя бы тех, кто готовил, подписывал и, вероятно, придавал вид законности всему этому «леваку».

Впрочем, сказанное, скорее всего, несбыточно...

https://www.livekuban.ru/mneniya/genprokuratura-rf-vystupila...