Кружок по фармакологии под названием "Convallaria majalis" закончился поздно.
- Пошли покурим? - предложил Родион.
- Пойдем! - ответил я.
Разговорились. Оказалось, что Родион не такой уж и страшный, а вполне себе адекватный и здравомыслящий человек. Он поступил в медучилище ещё в прошлом году, но у него что-то случилось и он ушёл в "академ", а теперь вот снова пришёл учиться. Живёт он в 313-ой комнате, которая находилась как раз под нашей комнатой. На тот момент ему было двадцать два года. Родом он был из одной знаменитой деревни, которая находилась в районе ВУРСа (Восточно-Уральский радиоактивный след).
- А ты откуда, Березин?
- Из глухой деревни. Даже в соседнем селе не все знают о её существовании.
- Бывает, - просто ответил он и затушил окурок. - Пошли что-ли в общагу? Жрать хочется! Ты готовить умеешь?
- Не-а...
- Пойдем. Научу тебя суп варить, только сначала надо продуктов надыбать...
Я принёс картошку, морковку и лук, Родион принес мяса и макароны, где-то нашли немного растительного масла. "Кубовуха" на этаже была одна, имела две с половиной электрических плиты на десять конфорок. После занятий все толпились в кубовухе, пытаясь приготовить покушать или вскипятить кипятка, для того чтобы заварить быструю лапшу или просто попить чаю. Протолкнуться в ней было почти невозможно.
Родион научил меня готовить суп, который получился очень даже вкусный.
- Этот суп называется "Холостяцкий" - сказал он мне, когда мы сели ужинать.
- Почему "Холостяцкий"? - спросил я.
- Подрастешь, поймёшь...
В тот вечер я впервые за весь срок обучения почувствовал себя сытым.
Я думал, почему, проживая с родителями семнадцать лет, я не научился готовить такой простой и вкусный суп, а здесь, в общежитии, я научился за один день? Наверное, потому, что голод - самая эффективная мотивация к действию.
...
В холле общежития мы услышали звуки гитары.
- В общаге гитара есть? - удивился я.
- А ты умеешь играть?
- Ну так, чуть-чуть..
- Пошли!
Если честно, то играл на гитаре я не очень хорошо. Сносно умел сыграть пару-тройку песен, которые подбирались пятью стандартными аккордами шестиструнной гитары. Но одна песня у меня все же получалась нормально. Я по сей день не знаю кто её автор и её настоящее название. Называл я её по первым строчкам первого куплета "На карте в белом платье едешь ты...".
Слезливая такая песня о том, как девушка, бросив парня вышла замуж за другого, и теперь этот парень, страдая, поёт о том, что "рады за тебя все твои друзья, только в этот вечер грустен я... На карте в белом платье едешь ты..."
- Сыграешь? - спросил меня Родион.
Я взял гитару, присел в холле и запел эту песню. Не знаю почему, но так душевно, как в тот раз, я не пел никогда. В холле собралось человек двадцать. Парни молча слушали, некоторые девушки всхлипывали и вытирали слёзы. Когда я закончил играть, мне стали аплодировать.
Обстановка в общежитии стала для меня более или менее сносной.
...
Из четырёх этажей общежития заселены были только третий и четвертый. Второй этаж занимала доклиника, где на манекенах мы учились делать те или иные манипуляции, а на первом этаже находилась библиотека, актовый зал, кастелянша и единственный на всю общагу туалет, в котором были два места, представленные чашами Генуя. Вечером перед отбоем, в туалет была дикая очередь. В кабинку входили по два однополых студента и делали свои дела. Выглядело это забавно. Сначала, из всей толпы надо было найти себе пару одного с тобой пола, потом выяснить у него цель посещения туалета: "по большому" он туда собрался или "по маленькому"?
Если вдруг, в образовавшейся паре поставленные цели не совпадали, то приходилось расставаться и искать себе пару по предстоящему интересу. На деле же всё выглядело до безобразия стрёмно.
- Пацаны! Кто ср@ть идёт? - кричал кто-то из парней в толпу, стоящую в коридоре перед туалетом.
- Я! - отвечал ему кто-нибудь из толпы.
- Меня с собой возьмёшь?
- Не. Со мной уже Серёга се́рет!
- Блин! - сокрушался не нашедший себе пару. - Мне что, одному что ли ср@ть идти?
- Да не переживай ты! - успокаивали его, - пока твоя очередь подойдёт, по-любому ещё кто-нибудь надумает!
А потом, мы действительно задаёмся вопросом: "куда девается чувство стыда у медиков?" Да уж. Все проблемы реализации физиологических потребностей нам пришлось испытать на собственной шкуре.
...
Наступил ноябрь. В нашей комнате было очень холодно, батареи были чуть тёплыми, окна имели щели, через которые в комнату тянуло холодом. Проклейка щелей скотчем, бумагой или тряпками не помогала, все равно от него тянуло холодом, поэтому одно окно мы полностью затянули покрывалом. Спать приходилось в одежде. Зато утром, можно было не умываться холодной водой - скинул с себя одеяло и уже бодрый!
...
- 413-я подъём! Услышал я среди ночи знакомый голос и громкий стук в дверь. Били ногой так, что дверь того и гляди могла вылететь
Я поднялся и открыл дверь. Это снова был Фаза со своими шестёрками. Лицо его было искажено гримасой боли, на лбу проступили мелкие капельки пота, руки тряслись - у Фазы была ломка.
- Денег дай! - прошипел он. - Видишь, кумарит меня!
- У меня нету.
- Да-ай! - отчаянно крикнул он и махнул рукой, целясь мне в шею.
Я увернулся.
Его рука, не попав по шее, скользнула мне по левой половине грудной клетки. Я почувствовал какую-то резкую, жгучую боль и посмотрел в то место. Моя фланелевая клетчатая рубашка в области левого нагрудного кармана была разрезана и уже окрашивалась темной кровью.
- Алик! Брось лезвие! Ты чо гонишь!? - сказал его дружок Тимур и схватил Фазу за руку, пытаясь отобрать у него лезвие.
Лезвие от одноразового бритвенного станка выскочило у него из руки, звякнуло об пол. Тимур отпустил Фазу и потянулся за лезвием.
- Дай! - снова крикнул Фаза и ударил меня в лицо кулаком.
Во рту появился привкус соленой крови от разбитой губы. Я сделал шаг назад. Фаза, надвигаясь на меня, смотрел каким-то звериным взглядом.
Даже сейчас, я не помню, как мне в руку попался, подаренный мне сестрой, керамический заварочный чайник. Видимо он стоял на столе, слева от меня.
Удар этим чайником пришелся в область правого виска Фазы. Чайник разлетелся в дребезги, забрызгав стены и висевший на вешалке медицинский халат остатками заварки. Фаза, как подкошенный, с грохотом упал на пол. Он тут же попытался подняться, но снова упал. Я отступил ещё на шаг, ожидая нападения его шестёрок и посмотрел в сторону двери.
В дверях стоял Родион.
Увидев мой взгляд, обращённый в сторону двери, шестёрки резко обернулись.
Родион каким-то спокойным, изучающим взглядом осматривал произошедшее. Самый высокий из шестерок-старшекурсников был Родиону ростом по плечу.
- Родя...,тут это..., кароче..., Димон Фазу вырубил! - бессовестно, по-шакальи "заблеял" Тимур. - Вот, видишь?
Фаза сидел на полу и стонал, держась за голову.
Родион также спокойно посмотрел на Фазу.
- Вы его приберите куда-нибудь, - уверенным голосом сказал он.
Шестёрки засуетились, как по команде:
- Алик вставай, пойдем. Пойдем-пойдем! Тебе холод к голове приложить надо. Пойдем!
Шестёрки подхватили Фазу под руки и вывели его из комнаты.
Родион прошёлся взглядом по пятнам заварки на стене и халате, посмотрел на пол, по которому разлетелись куски керамики от чайника, потом посмотрел на меня.
- Снимай рубашку. Надо рану осмотреть. И положи уже ручку.
Я посмотрел на свою левую руку так, как будто она была чужая. В кулаке была зажата ручка чайника. Я бросил её на пол.
На груди слева была небольшая резаная рана, с ровными краями и длиной примерно три-четыре сантиметра.
- Он ему шею лезвием хотел порезать! - наперебой начали говорить пацаны, до этого сидевшие молча.
В соседней комнате у девчонок нашлась перекись водорода, зелёнка, лейкопластырь.
Когда Родя обработал и залепил мне рану, то почему-то засмеялся.
- Что, Родя? - спросил я. - Что тебе тут смешным кажется?
- Да так, - ответил он. - Просто получилось "чайником по чайнику..."
