Source

Друзья и близкие знакомые часто меня спрашивают: какой случай за время моей карьеры в полиции я считаю самым интересным? Прежде я крепко задумывался над таким вопросом, ведь происшествий, которые мне приходилось расследовать, было великое множество. От самых, на первый взгляд, банальных (вроде избиения жен мужьями), до из ряда вон выходящих, как, например, случай, о котором несколько недель трубили все СМИ — массового самоубийства в одной из деревень. Задумывался же я над этим вопросом по той простой причине, что каждый вызов, на который выезжает полицейский, уникален. Простая, казалось бы, заявка в дежурную часть с жалобой от избитой мужем жены может скрывать в себе историю, какую ни в одном кино не увидишь. Поэтому выбрать какого-то «фаворита» среди случаев, в которых мне приходилось разбираться, я раньше не мог, рассказывая, как правило, что-то из самого свежего.

Однако если бы меня спросили, какой случай я считаю самым безумным, то мне даже не пришлось бы задумываться, ведь расследованием такого случая я занимаюсь прямо сейчас. Другое дело, что вслух свой ответ я бы не произнес: мне кажется, что если я облечу свои мысли и переживания, связанные с этим делом, в слова, то просто сойду с ума. Прямо как тот бедняга (которого все мои коллеги без исключения считают жестоким маньяком), заваривший всю эту кашу. Другое дело — написать об этом. Не зря ведь различные гуру психологии утверждают, что проблему надо вынести на бумагу, и тогда она перестанет тебя терзать. В общем, именно это я и попробую сделать, ведь в последнее время это дело полностью занимает мои мысли, лишив сна. Расследование подходит к концу, виновный давно найден, остались лишь кое-какие формальности, поэтому свободного времени у меня появилось достаточно, чтобы посвятить его изложению последних событий на бумаге, что (как я надеюсь!) не даст мне «потерять почву под ногами».

***

Итак, началось все с банального заявления о пропаже человека. В наш отдел обратилась женщина — сестра пропавшего, пояснившая, что вот уже месяц не может связаться со своим братом. Причина, по которой она его усиленно искала, оказалась весьма прозаична: умер их отец, и, в соответствии с завещанием, для вступления в наследство оба родственника должны были подписать некие документы. Единственное, что женщина знала о своем брате, так это то, что он владел частным крематорием, который открыл некоторое время назад с давним товарищем. Как правило, дела о поиске пропавших мы передаем волонтерским организациям — к сожалению, на поиск «потеряшек» у полиции нет ни сил, ни ресурсов (а, что уж таить — и желания!), но, несмотря на это, определенные формальности нами должны быть выполнены (как, например, опрос лиц, последними видевших пропавшего), прежде чем заявление будет списано в архив. Поэтому, несмотря на то, что женщина предупредила меня, что уже разговаривала с совладельцем крематория, который утверждал, что не знает, где находится ее брат, я, в свою очередь, тоже должен был опросить его.

В тот же день я выбрал время и поехал на место. Здание крематория находилось в лесополосе в черте города, в десяти минутах езды от ближайших домов. Это была квадратная постройка из серого гранита, с небольшой, но ухоженной территорией вокруг, обнесенной забором. Над входом нависал длинный козырек, под которым расположилась табличка: «Крематорий». Подойдя к двери, я позвонил в домофон с камерой.

-Я вас слушаю! - бодро ответил хриплый голос после первого же гудка.

-Добрый день, я из полиции. Мне нужно задать вам пару вопросов.

-А что, собственно, случилось? - тон голоса резко изменился; я прямо видел, как человек по ту сторону «провода» нахмурился.

-Я по поводу Николая Б. К нам обратились с заявлением о его пропаже, поэтому я должен опросить вас.

-Но я не знаю, где он! - был поспешный ответ. Слишком поспешный, на мой взгляд. -Коля взял отпуск и уехал, как он мне сказал, куда-то в Крым!

-Я понимаю, что вы не знаете, где он, - я начал терять терпение. -Но мне надо отобрать с вас письменное объяснение по этому поводу!

-А в другой раз нельзя? Я сейчас провожу важную профилактическую процедуру...

-Нельзя!

-Ну, хорошо, я сейчас подойду, - домофон запищал, свидетельствуя об открытии двери. Я вошел в здание и сразу же оказался в достаточно просторном вестибюле, обстановка которого была достаточно минималистической: на светлых стенах висела пара картин с пасторальными пейзажами, (совершенно, казалось бы, неуместными в таком месте), посередине помещения стоял стеклянный стол, рядом с которым расположились кожаные кресло и диван. На кресле сидел мужчина лет тридцати пяти в темном костюме, его левая рука была затянута в белую лайковую перчатку. Мое внимание сразу же привлекло лицо незнакомца: на фоне бледного, нездорового цвета кожи выделялись запавшие глаза, горящие каким-то лихорадочным огнем.

-Добрый день, - мужчина встал и протянул руку для рукопожатия. В голосе чувствовалась нервозность — будто я отвлек его от какого-то важного занятия, и теперь он хочет как можно скорее избавиться от меня. -Меня зовут Вячеслав. Так чем могу быть полезен?

-Как я уже говорил, мне надо взять от вас объяснение по поводу пропажи Николая Б., - я достал из захваченной с машины папки чистый лист бумаги. -Когда вы видели его в последний раз? - вблизи я повнимательнее пригляделся к руке в перчатке и понял, что это не перчатка, а искусственная рука.

-Несчастный случай, - произнес мужчина, отследив направление моего взгляда. -Так вот, Николая я видел в последний раз две недели назад. Как я уже говорил, он уехал на отдых, куда точно — не знаю, - Вячеслав извиняюще улыбнулся.

-Ясно, - я начал записывать слова Вячеслава. Обычно подобные дела не вызывают у меня никакого интереса, я на автомате выполняю формальности, вроде опроса тех, кто последним видел пропавшего, после чего занимаюсь чем-то другим. Но рассказ Вячеслава заставил во мне пробудиться то, что некоторые коллеги называют «полицейской чуйкой» - к концу написания объяснения в моем мозгу чуть ли не горела табличка: «Здесь что-то не так!».

-Спасибо, за уделенное время, - как можно более равнодушно произнес я, когда все формальности были закончены. Идя к двери я заметил, что Вячеслав прихрамывая следует за мной по пятам, будто подгоняя.

«Надо здесь осмотреться», - решил я.

Покинув крематорий, я отогнал машину подальше в лес, а сам двинул обратно. Первым делом я решил тайно осмотреть территорию крематория, ведь несмотря на внезапно проснувшуюся во мне «чуйку», этого было бы недостаточно для того, чтобы убедить прокурора в необходимости таких действий. Пройдя через лес, я наткнулся на невысокий, с человеческий рост забор, которым была обнесена территория крематория. За зданием, в котором я сорок минут назад опрашивал странного субъекта, я приметил одноэтажную хозяйственную постройку с единственным темным окном посередине, которую не видел с главного входа. Возле нее валялись несколько газовых баллонов, какой-то металлический хлам, а рядом с входом стояла зеленая тележка. Я собирался уже было перемахнуть через забор, чтобы осторожно осмотреть постройку, использовавшуюся, судя по всему, в качестве склада, как вдруг задняя дверь крематория распахнулась и оттуда вышел Вячеслав, которого я узнал по хромающей походке, одетый в резиновый плащ, наподобие костюма химической защиты, используемого в армии. В руках мужчина держал инструмент, который я определил как небольшую циркулярную пилу. Вячеслав спешно, насколько позволяла его хромота, направлялся в сторону строения.

Войдя внутрь, Вячеслав запер за собой дверь, после чего из окна начала пробиваться узкая полоска яркого электрического света.

«Жалюзи», - понял я.

Прождав некоторое время, я посмотрел на часы и увидел, что прошло уже полчаса. Собравшись уже было перелезть через забор, чтобы попытать счастья и глянуть в окно, я увидел, как свет потух, а затем услышал шум отпираемой двери, после чего на улицу вышел Вячеслав, держащий в руках какой-то крупный предмет, обернутый в черный пакет. Из-за расстояния и сгущающихся сумерек, понять по очертаниям, какого рода предмет держал в руках один из хозяев крематория не представлялось возможным. Аккуратно положив сверток в тележку, мужчина пошел в сторону главного здания, что-то довольно мурлыкая себе под нос.

Когда он исчез в крематории, я аккуратно, стараясь не производить лишнего шума, перемахнул через забор и, пригнувшись к земле, подбежал к складу. Крепкая дубовая дверь оказалась не заперта, поэтому медленно потянув ее на себя, я вошел внутрь, сразу же притворив дверь за собой. Подождав несколько секунд, пока глаза привыкнут к темноте, я осмотрелся. Я правильно определил строение как склад: кругом стояли какие-то бочки, ящики, инструмент, баллоны. Чуть подальше, где коридор расширялся, образуя довольно просторное помещение, висела какая-то конструкция, представляющая собой крупный предмет неясных в темноте очертаний, подвешенный четырьмя цепями к потолку. Осторожно, стараясь ничего не задеть, я пошел в сторону неопознанного предмета. Приближаясь к нему, я почувствовал неуместный для этого места запах благовоний, будто в помещении одновременно жгли большое количество ароматических палочек. Вскоре я начал различать очертания подвешенного предмета. В голове внезапно возникло воспоминание о деле годичной давности, когда мне пришлось участвовать в расследовании деятельности незаконной скотобойни — предмет, висящий передо мной, был очень сильно схож со свиными тушами, которые десятками висели в мясохранилище скотобойни.

Внезапно предмет шевельнулся, слегка зазвенев цепями. От неожиданности я отпрыгнул назад, сердце было готово выскочить из груди. Достав телефон, я включил фонарик на телефоне и направил на конструкцию передо мной.

Это был металлический поддон, который удерживался цепями, вмонтированными в потолок. На поддоне, обмотанный все теми же цепями, лежал мужчина. Вернее то, что от него осталось: у него полностью отсутствовали конечности; обрубки были небрежно замотаны какими-то тряпками. Глядя на меня глазами, белки которых были кроваво-красного цвета, мужчина, лицо которого я видел не так давно на фотографиях, показанных мне его сестрой, хрипло спросил:

-Что, огонек не наелся?

***

Глядя, как Вячеслава, выкрикивающего что-то о «всепоглощающем пламени» садят в патрульный автомобиль, в голове моей не укладывалась одна мысль:

«Что должно произойти в жизни человека, чтобы он стал настолько безумен?».

Прибывший на место наряд застал безумца в крематории, стоящим возле открытой печи, и разговаривающего с бурлящим внутри пламенем.

-Я не совсем понял, что он там говорил, - поделился Игорь — опытный полицейский, проработавший в патруле почти двадцать лет. -Но, вроде как, он обещал принести огню еще больше чего-то там.

Осматривать залитый кровью бедняги Николая Б. склад я поручил прибывшим на место экспертам — оказываться вновь в этом жутком месте у меня не было никакого желания. К зданию крематория приехало все областное руководство, а еще раньше них — журналисты, неизвестно как почуявшие запах «жареного», уж простите за каламбур. Начальство поручило мне написать рапорт с изложением всех подробностей (что я сделал довольно быстро), после чего я мог пойти домой отдыхать, но что-то не отпускало меня с этого места. Это чувство, которое я списал на обычное, хоть и не совсем здоровое любопытство, заставило меня обойти все здание крематория, раньше следственной группы тщательно просмотреть каждый кабинет, коих было всего три (не считая подвал с печью и еще пары хозяйственных помещений): архив, кабинет для оформления документов и комната отдыха. Именно в последнем помещении я обнаружил на тумбочке рядом с диваном книжицу, которую поначалу воспринял как ежедневник. Однако полистав ее, я сразу понял, что передо мной нечто во много раз большее — это был дневник Вячеслава, который он, судя по всему, писал как раз в тот момент, когда я пришел.

Спрятав дневник задержанного под куртку, я вышел из здания, попрощался с коллегами и уехал домой, намереваясь прочитать записи человека, способного на такие безумные поступки.

На родник мы рассчитывали.

Рассчитывали даже не как на источник воды, а как на место, где собирались устроить привал, пообедать и отдохнуть. Родник стал для нас важным пунктом на пути, по которому мы шли.

Родник был нашей маленькой, но ближайшей целью, и цель эта, находившаяся прямо перед глазами, заслоняла в тот момент все другие цели, которые мы намечаем в своей жизнь. Более важные, более масштабные, но пока и более далёкие.

А в данный момент нас интересовал только родник.

И вот — его не было, а, судя по указаниям, мы уже должны были до него дойти.

В одном месте из скалы еле сочилась вода, смачивая верхний слой почвы, и мы подумали — а, может, это и подразумевалось под родником?

Отправляясь в поход ни я, ни мой товарищ не озаботились уточнить, как выглядит родник на Тропе? И где он расположен — прямо на Тропе или чуть в стороне?

Я даже начал обследовать прилегающие окрестности, но всё было тщетно.

Настроение стало портиться, но делать было нечего — только идти дальше, и вот за очередным поворотом мы почуяли воду и наконец оказались у родника.

Вода! У тебя нет ни вкуса, ни цвета, ни запаха, тебя не опишешь, тобою наслаждаешься, не понимая,что ты такое. Ты не просто необходима для жизни, ты и есть жизнь. С тобой во всём существе разливается блаженство, которое не объяснить только нашими пятью чувствами. Ты возвращаешь нам силы и свойства, на которых мы поставили уже было крест. Твоим милосердием снова отворяются иссякшие родники сердца.

На родник кто-то поставил водопроводный кран.

Который исправно работал.

Конечно, когда кран закрывали, вода всё равно находила себе путь и преспокойно бежала из щелей в камнях и из-под крышки бетонного накопителя.

– Нам пора, – говорил провожатый.
Но они словно окаменели.
– Не мешай…
И замолкали и серьёзно, безмолвно созерцали это нескончаемое торжественное таинство. Здесь из чрева горы вырывалась жизнь, живая кровь, без которой нет человека. Столько её изливалось за одну секунду – можно бы воскресить все караваны, что, опьянев от жажды, канули навеки в бездны солончаков и миражей. Перед ними предстал сам бог, и не могли они от него уйти. Бог разверз хляби, являя свое могущество, и три мавра застыли на месте.
– Неужели вы не насмотрелись? Пойдемте…
– Надо подождать.
– Чего ждать?
– Пока вода кончится.
Они хотели дождаться часа, когда бог устанет от собственного сумасбродства. Он скоро опомнится, он скупой.
– Да ведь эта вода течёт уже тысячи лет!..
И в этот вечер о водопаде предпочитают не говорить. Об иных чудесах лучше хранить молчание. Лучше и думать-то о них поменьше, не то совсем запутаешься и начнешь сомневаться в боге…

У родника мы отдыхали около получаса.

Здесь было многолюдно по меркам Тропы. Помимо идущих по маршруту, приходили люди с пляжей, чтобы запастись водой. От родника к берегу спускаются тропы, и если бы идти было недалеко, мы бы, пожалуй, попробовали искупаться в море.

В тени деревьев мы остыли. Принесённую из дому воду вылили себе на головы, умылись ещё и в источнике, а бутылки заполнили свежей прозрачной водой.

Потом попрощались с гостеприимным местом и побрели дальше.

Усталость уже порядком давала о себе знать.

Мы бросили взгляд в сторону пляжей.

Лодочки — тентованные водные такси — жались к берегу.

И можно было спуститься к ним, попроситься на борт, и они бы отвезли нас в Балаклаву, и не нужно было бы тогда шагать по пыльной Тропе и напрягать уставшие мышцы ног.

Но мы так не поступили, и ещё я вспомнил историю про одну альпинистку.

Недавно я прочёл в интернете, как одна спортсменка поднялась на Эверест, но не дошла до вершины 15 метров. Вершину она сфотографировала, а фотографии, где она на вершине, сделала в фотошопе и потом Фейсбук заблокировал её страницу из-за жалоб на подделку.

Как оно там всё на Эвересте вышло я не знаю, но мы решили преодолеть наш короткий маршрут до конца, не сокращать его и не изменять.

Пройти свои последние 15 метров.

И мы шли вперёд и в одном месте наткнулись на груду камней, почерневших в пламени, про которые на информационном плакате было сказано, что это остатки средневековой гончарной печи.

Тропа то превращалась в проезжую грунтовую автодорогу, то в узкую лесную аллейку.

Когда мы уже довольно далеко отошли от родника, наши головы посетила мысль, что раз чай мы уже практически допили, то могли бы на источнике набрать воду не в пластиковые бутылки, а в термоса, чтобы она оставалась холодной.

Мы немного поговорили об этом и двинулись дальше.

А метров через пятьсот остановились и подумали, что ничто не мешало нам перелить воду в термоса полкилометра назад.

Мы ополоснули один термос и вылили в него воду, пока она не сильно нагрелась, и теперь опять немного поговорили. На этот раз о том, что усталость действует не только на мышцы, но и на мозги.

Мы посмотрели назад,

а затем вперёд.

Перед нами возвышалась гора Аскети, которую необходимо было одолеть.

Уже видны были руины Южного форта и «Бочка смерти», зависшая над пропастью.

На последний подъём мы потратили около 10 минут, и должен вам доложить — это были нелёгкие 10 минут.

Но вот мы уже и на вершине.

Казематы Южного форта нас, выросших среди береговых батарей и бастионов Севастополя, не заинтересовали, и мы не собирались исследовать укрепления.

Обратили внимание только на «Бочку смерти».

Это бывший дальномерный пост батареи. Действительно, похож на бочку. Только сделанную из листовой брони и подвешенную над пропастью.

В «Бочку» можно войти.

Посмотреть налево,

Посмотреть направо.

А название такое «Бочка» получила из-за легенды о том, что во время войны немцы будто бы сбрасывали из неё пленных советских моряков вниз на камни.\

Один севастопольский художник даже создал когда-то на эту тему полотно.

Но говорят, что на самом деле подобного не происходило, что это просто часть нашей севастопольской мифологии.

А перед нами уже лежала Балаклава.

И нужно было только спуститься с высоты 362 метра на уровень моря и закончить поход.

Когда хочешь сбежать из шумного города, совсем не обязательно уезжать в далёкие края. Достаточно просто найти район, в котором время идет иначе.
Жверинас-это не только район центре Вильнюса, с одной из самых высоких* цен на недвижимость, но и район в котором цветёт своя атмосфера.

Снято на Зенит ет, Мир 1 в и на пленку kodak gold 200

Нескончаемый людской поток течёт по тротуару мимо кафешки, стеклянные витрины которой безразлично наблюдают за переполненным вечерним проспектом. Там стройные уличные фонари щедро заливают золотистым светом увязшие в пробке автомобили, водителям которых остаётся лишь с тоской наблюдать за более везучими пешеходами. Кажется само время на дороге угодило в янтарную ловушку вечности.

Я перевожу взгляд на сидящего напротив: неуловимые глаза тревожно скрываются за грязными волосами, свисающими длинными слипшимися сосульками; дешёвая давно нестираная одежда - наверное, так и должен выглядеть типичный художник-неудачник. А лихорадочные, резкие движения худых костистых рук легко приоткрывают тайну о давно утерянной уверенности в себе.

Нервно вороша листки электронной бумаги, молодой человек подозрительно косится то на меня, то на моего напарника.

- И-и-и... ?

Я небрежно пожимаю плечами:

- Там же всё написано.

- И-и-и, что это значит? - настойчиво гнёт своё собеседник.

- Вы обратили внимание на даты, где они, конечно, есть?

Художник, вздохнув, откидывает рукой волосы с бесцветных глаз:

- Это ничего не проясняет, а только запутывает. Как, впрочем, и вы.

Надменно киваю головой:

- А я вам объясню... Когда вы попытаетесь для разнообразия беседы хотя бы немножко довериться нам.

- С чего бы это? - Собеседник никак не может совладать с эмоциональным напряжением, отчего по его хилым плечам периодически пробегает нервная дрожь.

- А с того, что мы с вами на одной стороне.

- Ха! Подсунув мне не вызывающие никакого доверия карточки пластика, вы сразу хотите получить доверие от меня? - Парень брезгливо отталкивает просмотренные листки, и они разъезжаются по столику подобно колоде шулерских карт.

- Ну почему сразу? Только после ознакомления с интересными новостями, которые, кстати, впрямую касаются именно вас.

- Ну-у-у, во-первых, не меня, а моих картин, а во-вторых, они все были украдены из художественного салона, и полиция даже искать не стала - "за отсутствием ценности пропажи". И хозяин салона, как назло, сразу же куда-то испарился. Ну, и в-третьих, я и сам могу таких же новостных лент целую пачку изобразить. Но от этого мне легче не станет, и в кармане приятного звона не прибавится.

- То есть ВЫ нам не верите? - вклинивается в диалог мой напарник, здраво рассудив, что нужна безотлагательная помощь в обработке клиента.

- А с чего бы мне ВАМ верить? - агрессивно парирует незадавшийся художник.

- Ну, так попробуйте назвать хотя бы одну вескую причину, чтобы этот прекрасный вечер впустую тратить на эту нудную беседу с вами? - легко возвращает подачу мой помощник.

Живописец, замерев, задумывается, натужно перетасовывая в голове свои версии происходящего. И только тонкие пальцы со следами впитавшихся в кожу красок нервно барабанят по столику, словно проверяя реальность происходящего. Мы же не спешим прийти на помощь.

Вызвать молодого человека на разговор не составило особого труда - стоило лишь упомянуть, что речь пойдет о его картинах. И пары ни к чему не обязывающих намёков хватило, чтобы навести его на мысль о покупке холстов. Как и любой в этом возрасте, парень имел изрядно завышенное мнение о собственных талантах, а отсутствие всеобщего интереса к своим произведениям легко объяснял вульгарными вкусами бестолковой массы.

- Я правильно понял? Вы же не собираетесь приобретать мои картины? - ожидаемо ставит он вопрос ребром.

- В данный конкретный момент времени мы действительно этого не желаем, - отметая любые сомнения, заверяет напарник.

Я только утвердительно киваю головой, безжалостно круша нежно взлелеянные воздушные замки.

- Да я понял всё!

Быстро переглядываемся с напарником - неужели где-то умудрились проколоться? Мгновенно проматываю в голове места, где могли случайно пересечься с художником. Однако...

- Согласен продать оставшиеся шесть картин... За полцены! - Смиряясь с неизбежным, протягивает пустую руку собеседник.

Предложение разряжает возникшую было напряжённость. Ха! Ну зачем нам его картины? Нас интересует кое-что посущественнее.

- Вы обратили внимание на даты? - продолжаю я, возвращая разговор в нужное русло.

- Обратил. Там ерунда. Я понял вашу задумку. Берите за четверть. Больше цену ронять не могу. Мне ещё нужно рассчитаться за комнату и краски.

- Новости были подобраны за период в БУДУЩИЕ сто лет, - выделив интонационно, пытается всё-таки достучаться до его рассудка мой коллега.

Но нищий живописец ничего не слышит, переживая наш категорический отказ скупить по сходной цене оставшиеся холсты оптом. Обхватив голову руками, он о чём-то напряженно размышляет.

- Эй! Очнись. Вернись-ка к нам, - я легко трясу за сухое плечо.

Слабые отблески надежды быстро истаивают в глазах собеседника, а на смену им прорастают ростки безумия... Наконец наступал тот самый психологический момент, когда можно брать парня "тёпленьким".

- Ты понял, о чём речь?

- Розыгрыш? Кто вас направил? Друзья? Хотя... Какие к чёрту друзья?

Я кардинально меняя тактику:

- Мы из хроно-полиции, из будущего. Инспектор Лосев, - Тычу пальцем в напарника, и тот, снисходительно усмехнувшись, отвечает утвердительным кивком головы, - Я - старший инспектор Манцев. Новости подлинные. Как вы, наверное, поняли из прочитанного - в ближайшее время ваше имя станет узнаваемым, картины войдут в фонды национального достояния сразу нескольких европейских государств. На доме, где вы сейчас живёте в подвале, повесят медную табличку: "В этом доме с ... до ... жил такой-то известный художник". Любая ваша картина - через каких-то пять лет - станет стоить целое состояние.

По мере того, как мои слова всё глубже проникают в мечущееся сознание, туман в тусклых глазах начинает постепенно рассеиваться, взгляд приобретает осмысленность, и только брови, уверенно покорив пик высокого лба, ни в какую не желают спускаться вниз.

- Что вы сказали? - Ошалелый взгляд испуганно перепрыгивает с одного непроницаемого лица на другое.

- Хотите цитату из Всемирной Энциклопедии изобразительного искусства, изданной в две тысячи сотом году?

Неожиданно он вспыхивает яркой петардой:

- Хватит меня разыгрывать! - Порывисто вскочив, пытается бежать из уютной кафешки, где мы сидим за столиком битый час.

Профессионально успеваю перехватить его трепещущую длань:

- Да подожди ты! Убежать никогда не поздно, только вот если сейчас убежать, может и наступить то самое - безвозвратное поздно.

Художник останавливается, делая сложный выбор - ему, конечно, хочется верить и в это сказочное будущее, которое сулят новостные ленты: о случайных находках его пропавших картин, ставших бесценными шедеврами, и наши льстивые речи; но здравый смысл, устоявшаяся вера в беспросветную безнадёгу нашёптывают об изощрённом дьявольском обмане и требует поостеречься.

- "Становление", "Уповаете", "Слияние", "Без преград"...

- Как? - Волосы на голове собеседника начинают шевелиться, уподобившись змеям Горгоны, видно моя подача переворошила все устоявшиеся представления живописца о мироздании. - Никто... Понимаете, еще никто...

Мы многозначительно молчим.

- Вы хотите сказать, что знаете названия ещё только заготовок картин? А может вы из полиции, а я указал их в протоколе?

Слова звучат излишне резко. Видимо парень пытается найти простое объяснение необъяснимому. Но слезящиеся глаза ждут продолжение сказки.

- Что же вы от меня хотите?

- Я хочу только, чтобы ты нам поверил. Ни одна, даже самая захудалая газетёнка, вечно страдающая от отсутствия пережаренных фактов, не купилась на этот банальный инцидент. А информации о будущих картинах нет даже в полицейском протоколе. Она присутствует только... - поддавшись искушению, я выдерживаю тягостную театральную паузу, - В твоем БУДУЩЕМ!

- Несколько украденных картин будут найдены в течение этого полувека, - мой напарник указывает на разбросанные по столу газетные вырезки, - Ну вы же прочитали - везде чистейшая случайность... Большая часть не будет найдена ещё и в наше время.

- Ваше, это когда?

- Прибавьте сотню с хвостиком лет.

- И что? Что вы хотите в нашем времени? Найти все мои картины?

Наступал кульминационный момент. Клиент почти созрел, оставалось только закрепиться. Перебрасывая нить разговора между собой, мы не даём и секунды на спокойно поразмыслить:

- Нет. Мы намерены защитить вас.

- От чего?

- Понимаешь, кража картин, проблемы с реализацией, гробовое молчание критиков - это всё заговор, инициированный из будущего. Точнее... Из ВАШЕГО будущего.

- Зачем? - Художник наконец-то внимательно слушает. Может, втайне надеясь на объяснение, пускай не совсем безупречно гладкое, но всё-таки объяснение, своих бед... И такое близкое, понятное - он гений, и только злая воля до сих пор мешала реализоваться скрытому потенциалу.

- Цель - манипуляции с ценой на картины.

- Вот, например, кто к вам обратился о проведении выставки картин?

Перекрёстный разговор давит уже сломленного человека, заставляя всё больше и больше доверять нашей истории. Что нам и необходимо было добиться на первоначальном этапе.

- Не знаю, получил заказное письмо, обрадовался, поэтому даже не поинтересовался. Показалось, вот оно - нашлись поклонники моего таланта. Отдал почти все свои законченные картины... Самые удачные - пятнадцать штук. До этого, за всё время смог продать только четыре, а тут пообещали распродать всё в течение месяца. А потом взлом, кража, и всё-о-о... Когда пришёл за компенсацией от кражи, никого не нашёл - ни хозяина зала, ни арендатора.

- Это были агенты Темпоральной Художественной Корпорации.

- Неужели мои картины настолько дороги в будущем? - Стремительно крепнущая в голосе надежда о многом говорит.

Я незаметно подмигиваю напарнику. А тот отвечает бодрым тычком ноги под столом.

- Не то слово, дороги... Баснословно дороги! - подбрасываю "дровишек" в топку разгорающегося воображения.

Парень уже смотрит на нас, открыв рот. Постепенно согбенность уходит, волосы как будто становятся чуть аккуратней уложены, избавляясь от неряшливых сосулек, и даже одежда начинает расправлять давно окаменевшие складки. Уверенность в себе, только слегка проклюнувшись, начинает стремительно разрастаться. Еще час назад тусклый и безжизненный взор приобретает глубину и ясность. Кажется он начинает зрить сквозь толщу времён. Наступал психологический момент для завершения:

- Понимаешь, они берут из прошлого малоизвестного художника и "раскручивают" его - кражи, скандалы, утеря картин, купленные отзывы критиков, всем этим приучают около-художественную тусовку к имени, а затем на нескольких оставшихся картинах, "буквально чудом" избежавших исчезновения, делают ему имя. Публика любит сказки о талантах-неудачниках, восставших из небытия. И это намного проще и эффективнее чем искать истинные таланты. Которые, к слову, уже учтены все и оприходованы Художественной Корпорацией. А для насыщения агрессивно бездонного изобразительного рынка истинных гениев недостаточно. Поэтому, они уже не ищут таланты. Они творят их сами!

- Не понял. Как это... Творят?

Я по памяти начинаю цитировать Всемирную Энциклопедию:

- Достоверно известно о тридцати шедеврах. О месте нахождения всех пятнадцати украденных среди экспертов ходит самая противоречивая информация. Имеются также репродукции четырех "финальных" полотен, являющихся непревзойденным отражением душевных метаний великого художника в трудный период жизни. Сами картины утеряны. Десять ранних полотен, найденных в разное время, хранятся в частных коллекциях и экспонируются в музеях...

Физиономия художник по мере знакомства со своей историей расплывается в блаженной улыбке. Я буквально вижу, как в немытой голове бодро идет процесс восстановления было навсегда утраченного Эго...

- Постойте! - внезапно выныривает он из убаюкивающих видений и вклинивается в самом интересном месте, - Что вы сказали? Самоубийство? Я не ослышался?

- Нет, - напарник холодно повторяет по слогам, - Са-мо-у-бий-ство!

Лицо собеседника леденеет, щёки быстро теряют недавно обретённый цвет живых роз:

- Как самоубийство... Когда?

- От этого мы тебя и пытаемся защитить. Понимаешь, - профессионально наседаю я, - Как художник, ты, по большому счёту, бездарь. Ценность твоих картин - тьфу и растереть.

Оценив вытянутость физиономии, слегка сдабриваю шок:

- Хм-м, то есть имеют малую ценность. И не видать тебе признания, если бы не вмешательство Темпоральной Художественной Корпорации. Руками своих хроно-агентов, действующих в этом времени, была организована выставка, потом кража, а затем устраивая периодическую шумиху в СМИ и расчётливо подпитывая её в течение нескольких лет, переведёт твои картины из разряда мало-художественного мусора в шедевральные произведения искусства начала двадцать первого века.

На молодого человека уже нельзя смотреть без слёз. Процесс нарождения нового гения стремительно обращается вспять.

- А позже с помпой будет открыт основной "тайник" с пропавшими картинами, и всё будет распродано с максимальной выручкой. Вот так-то. Это всего лишь бизнес... Из пустоты.

Траурно помалкиваем, давая несостоявшемуся гению от мольберта и красок как следует прочувствовать всю подлость Темпоральной Корпорации.

- Что вы от меня хотите? - убито спрашивает он.

- Заявление и показания на хроно-агентов Корпорации. Фактура у нас собрана, и уж мы быстренько предъявим им обвинение и пересажаем. Темпоральное мошенничество и доведение до самоубийства сурово карается в наше время.

- Доведение?

- Ну конечно, с чего бы ты стал бросаться под поезд? Живой ты им не нужен. Ожидается начало поступления основной прибыли. Ценность представляют только ограниченные партии "товара", а за свою жизнь сколько ты мог бы "наваять"? Тысячи, при их известной ценности в полтинник, - мой коллега по цеху покровительственно усмехается.

- Я правильно понял, что, оставшись жить, я останусь нынешним, никому неизвестным мазилкой?

- Абсолютно точно! Как это ни цинично звучит. - Киваю головой.

Художник задумывается, и мы уже теперь не торопим, ожидая вполне предсказуемого решения.

- А убить меня они не могут?

- Тут понимаешь, какая штука, всё сложно с этими хроно-полями, устоявшейся реальностью и хроно-сдвигами. В общем, процесс должен идти как бы сам собой, без прямых насильственных действий из будущего. Свобода воли, так сказать.

Я заботливо пододвигаю чистый лист бумаги и ручку:

- Пиши...

- Сколько осталось? - нервно перебивает жертва темпорального заговора.

- Десять дней. И ты их потратил бы на четыре полотна, ставших венцом всей жизни.

Художник некоторое время молчит... Наконец, на что-то решившись, встаёт:

- Я понял, прощайте. Никаких заявлений. Я выбираю известность. Моё имя останется жить в веках.

Парень, не прощаясь, быстро убегает. Что ж... Четыре ещё не созданных "шедевра" ждут своего воплощения.

Мы переглядываемся. Миссия выполнена. Выходим на ночную улицу. Поток пешеходов иссяк, пробка на дороге рассосалась, и только уличные фонари продолжают заливать всё вокруг янтарным светом. Кажется само время не торопится приближать прекрасное будущее. Я беру хронофон:

- Два хроно-агента требуют эвакуацию. Закладка произведена. Можно начинать операцию по вскрытию хранилища...