Жители города нашли способ митинговать, соблюдая самоизоляцию.  Это здание городской администрации.

Ну и без пикабушников никуда )

Когда я обрастаю шерстью, мои чувства меняются.

Мои глаза видят иначе.

Мои уши слышат тихий ветер.

Запахи окружают меня и укутывают.

Мысли истончаются и опадают, слабыми отзвуками отдаваясь в голове.

Мне было не больше десяти, когда я обратился впервые. Воспоминаний о том случае… ничтожно мало. Не думаю, впрочем, что тогда это особо отличалось. Я попробую объяснить.

Человек вопит и скулит от боли, стоит лишь сломать ему палец. Что стоит сказать о тех страданиях, которые испытывает волколак? За ничтожные мгновения его тело искажается; руки и ноги меняют свои очертания, кости ломаются и соединяются вновь столько раз, сколько я и не смогу сосчитать. Этот жуткий хруст я слышу каждый раз.

Но Боги, зная о слабости живой плоти, поступили мудро. Чтобы боль не свела тебя с ума, они поселили в твоём сердце восторг — кипящий огонь, в сиянии которого любой другой светоч меркнет. Страдания и радость смешиваются в твоей груди, и приносят неожиданное равновесие, чистоту и ясность рассудка.

Его отсутствие.

***

В моём племени меня называют Брюнвэнном¹. За его пределами мало кто знает, откуда взялось это имя.

В своём роду я первый такой за несколько поколений. Говорят, прапрадед мой тоже мог оборачиваться лисом — но вряд ли кто уже сможет это проверить. Не так уж много лет прошло, но то, что раньше считалось благословением, стало проклятием. Я очень хорошо помню недоверчивые, полные недоумения взгляды, от которых хотелось спрятать голову подальше в плечи.

Когда мне было мало лет, я часто убегал в леса. Сперва я бродил там один, а после нашёл и похожих на меня. Или, вернее сказать, совсем непохожих?

Роднило нас только то, что мы все обладали человеческим умом, скрытым под толстым слоем меха. Но если я принял свою особенность как нечто неизбежное, простую, хоть и странную часть меня, то остальные сделали самих себя идолами. Они так кичились своим звериным обликом, что неизбежно начинало казаться, будто бы это всё, что у них есть — всё, что у них осталось. Как оказалось, я был почти прав.

Но я и благодарен им. Они помогли мне перестать бояться. Они научили меня многим вещам: как отделять человеческий разум от звериных стремлений; как правильно идти по следу и слышать звуки. Но важнее всего то, что даже Боги не смогли превзойти тех сил, которые они дали человеку. Каждое новое превращение притупляет чувства: сперва почти неощутимо, но затем всё более явственно. Будь человеком — или зверем — как можно дольше, чтобы, желая ощутить снова первоначальный восторг, не разрушить своё тело бесконечными обращениями и не впасть в безумие.

***

Я старался быть больше человеком, нежели лисом. Я думал, что если я буду почаще у людей на виду, они смогут относиться ко мне более доброжелательно. Прав был я лишь отчасти. Некоторые и впрямь смягчили свои сердца, но иные ещё больше загорелись странной, ничем не подкреплённой ненавистью. Наверное, я бы мог их понять, будь я на их месте.

Превращаясь же, я старался держаться подальше от дома. Не только затем, чтобы не заметили меня в этот самый миг обращения, но и вовсе чтобы не застрелили с испугу. Чем больше становилось человеческое тело моё, тем грознее выглядел и звериный облик.

Ибо мне кажется, что в природе есть такой закон: ничто никуда не девается бесследно и нечто не возникает из ничего. Конь питается травой и сеном, а из его навоза берут силу плодовые деревья. Младенец, вырастая в чреве у матери, насыщается соками её тела — но зачастую и сего ему не хватает, и взамен на рождение своё он отбирает жизнь у родившей. Обычный лис невелик, и чтобы стать им, что должно произойти? Разве что куски моей плоти отпали бы вовсе, а лишняя кровь смешалось с землёй — а как тогда вернуть их обратно потом? Рыжий зверь размером с крупного волка мог напугать любого, потому я и старался не попадаться на глаза.

***

Её звали Гвеннэда², и когда я увидел её впервые, моё сердце словно окаменело. Будто зачарованный, я смотрел, как она расчёсывала свои волосы, сидя на берегу реки. Её чёрные косы горели багряным огнём в лучах заходящего солнца, и в этом блеске навек поселилось моё дыхание. Когда она обернулась, я онемел — очи её отражали синеву небес.

Она знала, кто я такой, но не побоялась заговорить со мной первой. В тот день мы просидели на шершавом песке до самой ночи. У меня не осталось воспоминаний, о чём мы говорили — помню лишь её звонкий смех и тёплый весенний ветер.

С тех пор мы встречались не раз. Она не испытывала ко мне неприязни или отвращения, будто я был таким же человеком, как все остальные. Но она не выказывала и жалости или сочувствия, и благодаря этому я смог наконец ощутить себя своим.

Настал день, когда я решился. Не помню, чтобы испытывал когда-либо до этого времени такого ужаса и дрожи в коленях. Я предложил ей свою любовь. Она же, поникнув головой, сперва заплакала — а потом тихонько засмеялась сквозь слёзы.

— О, горе мне, — еле слышно прошептала она. — Я всем сердцем тебя люблю, но не могу пока быть с тобой!

Я будто оглох. Ей пришлось повторить ещё два раза, чтобы до меня наконец дошло.

Она любила другую.

Тогда рассмеялся и я, поняв, как Боги зло подшутили надо мной и над всем моим родом. Полюбив наконец деву, я получил то, что прочие девы получали ранее от меня и от прочих мужей моего племени.

Но затем она взяла меня за руку и твёрдо посмотрела в глаза.

— Пройдут годы, и меня начнут звать замуж, — сказала она. — Ты будешь ждать меня?

Осталось ещё совсем немного, сердце моё. Гвеннэда! Я жду.

_________________________

¹ brünwɨnnoʰ «белогрудый», от пракельтского *brusū, brusn- «грудь», *windos «белый».

² gwenneðọ, из пракельтского *windiyā, от *windos «белый». Ср. современное валлийское имя Gwynedd, бретонское Gwenez.

2000 лет жили были галлы и неизвестно ,на сколько долго они бы еще жили и на сколько хорошо поживали, но на свою беду они оказались очень удобным способом реализовать амбиции Цезаря (тут нет никакого упрека, я считаю Цезаря одним из самых выдающихся деятелей в истории, гениальным полководцем, политиком, оратором и … человечным человеком, правда это благородство его и прикончило, когда упыри которых Цезарь помиловал после Гражданской войны его и прикончили). Во времена Римской Республики война была единственным способом продвинуться по социальной лестнице, война была источником денег (они Цезаря всегда интересовали мало и были лишь средством, к которому он не испытывал привязанности) и власти (а вот она была для Цезаря была всем). И в идеале, лучше было грабить не собственных граждан.

Реконструкция Лютеции.

https://jeanclaudegolvin.com/en/project/gaul/gaule-lutetia-l...

Неизвестно сколько народа убил и обратил в рабство Цезарь в процессе завоевания Галлии. Главным источником о военном походе Цезаря был труд «Записки о Галльской войне» за авторством самого же Цезаря. Надо понимать что «Записки… « были набором писем которые Цезарь отправлял своим соратникам в Рим, и были они (письма) своеобразной саморекламой благодаря которой цезарь продвигал себя в политической и народной среде. Нет, естественно он не был вралем, но некоторые вещи надо воспринимать критично.

Именно перу Цезаря принадлежит первое описание города (а вернее поселения) под названием Лютеция, которое в дальнейшем превратиться в столицу Франции – Париж. Он описывал племя паризиев, главный город которых Лютеция располагался на одном из остовов реки Сены . правда археологи не обнаружили в этом районе каких то значительных артефактов указывающих на существовании города, поэтому возможно Лютеция располагалась в другом месте (например на одном из холмов Парижа Сент-Женевьев).

Реконструкция форума Лютеции.

https://www.medicographia.com/2012/11/lutetia-the-gallo-roma...

Паризии оказались ребятами несговорчивыми и похоже, что перед финальной битвой сожгли свой город. В итоге римлянами достались лишь головешки.

Место было очень удобным, поэтому на месте сгоревшего города легионеры выстроили военный лагерь. И как часто бывает из лагеря вырос город, сохранивший сетчатую планировку. Это была своеобразная шахматная доска: «декуманы» – улицы ведущие с востока на запад и «кардо» – с севера на юг. Размер квадратов был 89 на 89 метров. Город состоял из трех частей, основное поселение было на холме Сент-Женевьев (ведь река очень часто разливалась) меньшие части на острове и на противоположенном берегу.

Лютеция стала административным центром Галлии и все здесь было как в лучших домах Рима: театр, форум, арены для боев и спортивных состязаний. Население римского периода составляло около 10 000 человек.

А как же Лютеция стала Парижем?

Реконструкция арены Лютеции.

https://www.medicographia.com/2012/11/lutetia-the-gallo-roma...

В 3 веке нашей эры империя пошла в разнос. На периферии стало не очень хорошо и город сжался словно зверь, который зажимает свою рану. Величественный форум, некрополи, термы разбирали по частям что бы возвести стену для защиты от варваров(ведь как и Вечный Город , Лютеция долгое время полагалась на авторитет империи а не на каменные стены). Примерно в это время, наравне с названием Лютеция , город начали именовать по имени племени которое раньше населяло эти места – Паризий.

Не римляне первыми поселились на территории нынешнего Парижа, но именно они создали город, населили его мастерами, создававшими амфоры, резчиками камней, столярами, превратив захудалую деревню в крупное поселение.