В 1980 году христианская диссидентка Татьяна Щипкова на 3 года отправилась в лагерь в Хабаровском крае. Она подробно описала, чем жила тогда женская зона. Щипкова описывала, что лагерь был поражён лесбиянством, а тяга зэчек к вере оборачивалась страшными суевериями и сатанизмом.

Татьяна Щипкова в 1970-е годы стала активисткой христианского кружка, который окормлял известный православный священник-диссидент Дмитрий Дудко (отсидел 8 лет в ГУЛАГе за сотрудничество с немцами на оккупированных территориях). В 1979 году на одной из молельных квартир их кружок был схвачен КГБ, лишь двоих верующих осудили по политическим статьям, шестерых – по уголовным. Щипкова оказала сопротивление оперативникам (ударила одного из них), за это она была осуждена на 3 года лагеря общего режима. Пересылка по этапу из Москвы в Хабаровский край заняла больше двух месяцев.

Щипкова в 2011 году в издательстве «Индрик» выпустила книгу «Женский портрет в тюремном интерьере. Записки православной», в которой описала и свою диссидентскую деятельность, и пребывание в лагере (хотя сама книга была написана ещё в 1987 году). Татьяна Щипкова – мать нынешнего пресс-секретаря РПЦ Александра Щипкова, который тоже в 1970-е состоял в православном диссидентском кружке, но смог избежать преследования. Мы публикуем отрывок из её книги, посвящённых сексуальным отношениям и суевериям в советском женском лагере.

«Об этом явлении я узнала ещё в тюрьме. В камере 310 (Бутырской тюрьмы) ненадолго задержалась Юлька, шедшая этапом из образцово-показательной зоны откуда-то из-под Иванова, там она проштрафилась настолько, что её отправляли в другое место, не столь образцовое.

Её тюремная биография началась ещё на малолетке — она была участницей какого-то группового преступления подростков. Теперь ей было не более двадцати, но она вела себя как опытная, уверенная в себе и привыкшая к лидерству. По отношению к ней я впервые услышала сказанное шёпотом слово «кобёл». За день-два Юлька совершенно поработила вялую, тихую Наташу. Юлька пробыла у нас неделю. Всё это время Наташа была её тенью. Смотрела только на неё, обстирывала её, обшивала, ночью они ложились рядом и занавешивались простынёй. Когда Юльку увели, Наташа сказала: «С такой девчонкой я согласна пробыть в зоне всю жизнь».

В колонии я убедилась в том, что «зоновская любовь» — не единичные случаи патологического отклонения, а массовое явление. Почти все молодые заключённые женщины, одни раньше, другие позже, вступают в гомосексуальные отношения. Некоторые стойко держатся год, два, три, но если срок большой, то можно сказать с уверенностью, что в конце концов они предадутся соблазну, тем более что на них идёт непрерывная атака, сильнейший и неотступный нажим со стороны «зоновских мальчиков», иначе «коблов».

В женских колониях участницы гомосексуальных союзов не подвергаются презрению ни в женской роли, ни в мужской (в отличие от мужских зон). Когда в зону приходит этап, новеньких уже ждут у дверей «женихи», которые без стеснения оглядывают выходящую из дверей молодёжь, выбирая себе очередную «невесту». Эти противоестественные отношения накладывают свой отпечаток на физическое состояние и внешний облик «мальчиков», многие из них не только приобретают мужскую психологию и ухватки, с ними, несомненно, происходит в какой-то степени перерождение на физиологическом уровне: плечи становятся шире бёдер, меняется походка. Но есть и такие, кто сохраняет свой женский облик и силуэт при явно изменившейся психологии.

Не следует думать, что эти отношения всегда основаны на вульгарном разврате. Если в тюрьмах женщины ухитряются всерьёз влюбляться по запискам в людей, которых они никогда не видели в глаза, то здесь, в колонии, где мужчины — это те, кто их сторожит и кто обычно не в счёт, они влюбляются друг в друга. Насилие над природой не проходит бесследно. Однажды кто-то из женщин нашей бригады нашёл на дороге оброненную записку, она оказалась любовной, и её читали вслух. Это было самое настоящее любовное письмо, со всем красноречием страсти. Относительно пола адресатки и автора сомнений быть не могло: в русском языке пол хорошо выражается грамматически.

Помню поразивший всю зону случай: к женщине приехали на свидание мать, муж и двое детей, а она отказалась к ним выйти, заявив, что отныне у неё нет никого, кроме её возлюбленной. Гомосексуальные пары образуют «зоновские семьи»: празднуется свадьба, молодым дарят подарки, подруги меняются местами, чтобы поселить их рядом. «Муж» заботится о пропитании, достаёт где что можно, «жена» устраивает быт, проявляет нежную заботу.

«Семьи» образуются и без всякой эротической основы. Почти все объединяются по двое, по трое, так легче выжить. Это тоже называется «семья», союз, основанный на моральной и хозяйственной взаимопомощи. Среди «зоновских мальчиков» есть патологические индивидуумы, склонные к такого рода отношениям с раннего возраста и независимо от обстоятельств жизни (многие из них охотно рассказывали о себе), но есть и вполне нормальные от природы женщины, которые просто не в силах выдержать многолетнее воздержание. «Мужской» же путь они избирают потому, что он более престижен в их собственных глазах и, возможно, отвечает каким-то чертам их характера.

В нашей колонии «пацаны» составляли особое рабочее звено и выполняли строительные, плотницкие и прочие подобные работы, впрочем многие из «мальчиков» сидели за швейной машинкой, а некоторые строители вовсе не принадлежали к «пацанам».

Администрация полностью в курсе дела, ей известны многие пары. Нельзя сказать, что начальство совсем не борется с этим явлением. Запрещено занавешиваться — но ведь не сидит же начальник всю ночь в спальном помещении. Проводятся беседы в стиле «фу, как вам не противно», — а им не противно. Запреты, конечно, были бы бессильны. Какие, собственно, меры можно здесь принять, если главные причины распространённости гомосексуализма в колониях — это укоренившаяся десятилетиями традиция и невыносимые по длительности сроки заключения. Нужны психологи, сексопатологи, но главное — нужна содержательная, наполненная смыслом жизнь.

Гомосексуальными отношениями охвачены все наши колонии, мужские и женские, взрослые и подростковые. Я не врач, я не знаю, вредно ли это физически, но совершенно очевидно, что вредно психически и духовно. Думаю, что многолетняя гомосексуальная практика не способствует в дальнейшем нормальным супружеским отношениям и созданию хорошей семьи. Даже тот, кто слышал об этом явлении, вряд ли представляет себе его масштабы. Повторяю: речь идёт не об отдельных извращениях, а о сотнях тысяч молодых людей, рука отказывается написать — миллионах, а надо бы.

В нашей колонии было в 1983 году две с половиной тысячи женщин. Напоминаю номер колонии — 267-я. Это ведь не последний номер в стране. Вот и считайте. Подавляющее большинство — молодёжь. Подавляющее число этой молодёжи делилось на гомосексуальные пары. Каждые несколько лет население колонии сменяется, ситуация при этом остаётся прежней. И если сексуальное лицо страны через двадцать-тридцать лет изменится до неузнаваемости, то корни этого ищите в наших исправительных учреждениях.