А мы продолжаем рассказывать о преступлениях, совершенных на территории Оренбургской области в давно прошедшие времена. Сегодня заглянем в очередную папку Революционного Трибунала, разбиравшего дело о коррупции: надежному, казалось бы, пролетарию доверили ответственную должность, а он воспользовался служебным положением и «занялся гнусными выгодами лично для себя»; к тому же оказался бунтовщиком и антисемитом, сообщает Урал56.Ру.

«Опять наработал кучу делов»

16 сентября 1920 года из села Мурапталово (сейчас это Башкирия, а тогда была Оренбургская губерния) на хутор Абдульган выдвинулись два человека. Старший милиционер Ведькалов и его помощник, младший милиционер Алибаев, отправились проверять оперативную информацию: агенты донесли, что в хуторе неизвестно откуда взялся человек с женой и двумя детишками, что он обменивает на продукты, да и просто продает за деньги, хорошие вещи: одежду, постельное белье… В общем, по всему выходило, что незнакомец занимается спекуляцией.

Около 7 вечера милиционеры ворвались в дом Григория Терешина, где незнакомец снимал угол. Но его самого не застали (как выяснилось позже, спекулянт заметил их, приближающихся к хутору, издали, и сразу сбежал). В доме были лишь жена да дети. Женщина сразу принялась плакать. Ведькалову она сообщила, что муж служит где-то, но не знает, в каком отделе или части, потому что неграмотная. За какую-то провинность он недавно был арестован, но «с-под аресту ушел, захватил с собой меня и детей, привез на хутор Абдульган, где и проживаем с месяц». Муж каждый почти вечер куда-то уходит, говоря, что по делу очень важному, а она ждет его и беспокоится.

Поняв, что ничего от перепуганной жены им не добиться, милиционеры учинили обыск. В сараюшке во дворе они обнаружили несколько узлов, в которые было увязано целое состояние:

Рубах 34, кальсон 9, шинелей 4, наволочек 48, утиральников [полотенцев] 18, простыней 12, чулок 31 пара. Двое карманных часов: одни золотыя, одни серебряныя, 5 пуговиц золотых и 7 аршин ситцу.

Сейчас нам покажется: подумаешь, большое дело, утиральники какие-то! Разве что часы, «золотыя и серебряные», как-то цепляют воображение… Но это сейчас. А тогда, после Гражданской, владелец одной-единственной шинели чувствовал себя обеспеченным человеком. А тут – четыре шинели! Да рубах 34 штуки!

К тому же оказалось, что белье – «казенного образца». То есть не купленное по случаю, а краденое, притом краденое в госучреждении. Милиционеры принялись искать еще тщательнее – и в кармане фуфайки, висящей в избе, нашли 2 документа. 1 удостоверение личности на имя Алексея Карташева, второе – на имя Алексея Леонтьева. Причем подпись под обоими – одинаковая! То есть спекулянт оказался не прост, очень не прост – жил с фальшивыми документами… А еще при обыске обнаружились три письма, и, прочитав их, милиционеры опешили: какая уж там спекуляция, какие кражи – тут белогвардейщина махровая, контрреволюция! К сожалению, самих писем в материалах дела нет, есть лишь цитаты, приведенные следователем Оренгубчека Зыковым:

Были обнаружены три письма контрреволюционного характера. Так, например, в письме «Митрофану Поликарповичу» Карташов пишет: «Дядя, обо мне опять, вероятно, будут справки в деревне, я опять наработал кучу делов». Читаем далее: «Во время Сапожковского наступления я на общем собрании резко калил шайку коммунистов». Во втором письме Карташов пишет «Дмитрию Васильевичу»: «И ударит час, когда начнем день и ночь работать по уничтожению этой заразы, т.е. жидов и их ставленников». Далее Карташов пишет: «Если удастся осуществить план, им первым оторву головы в случае переворота».

Сапожковское восстание было тогда на слуху. Александр Сапожков, самарский крестьянин, геройски воевал в Первой мировой, выслужил офицерское звание, вступил в партию эсеров, позже примкнул к большевикам, в Гражданскую командовал дивизией, рубился на Дону с белыми казаками. Вернувшись домой, стал выступать против продразверстки и за свободную торговлю хлебом, много ругал евреев, которые будто бы и были виноваты в бедах народных; в итоге поднял мощное антибольшевистское восстание, захватил Бузулук, попытался взять и Уральск, но не осилил, и в августе 1920 года погиб в бою, после чего восстание было подавлено. И вот те самые письма, обнаруженные у «спекулянта», указывали вряд ли на его участие в бунте (в то время он находился на виду и воевать никак не мог), но точно – на поддержку бунтовщиков.

В общем, дело принимало оборот неожиданный. Милиционеры забрали найденное при обыске добро, посадили в телегу женщину с детьми и двинулись обратно в Мурапталово. Местным властям оставили распоряжение: «Розыск скрывшегося бандита продолжать безостановочно».

Однако искать его не пришлось. Следующим утром, около 11 часов, «скрывшийся бандит» заявился в Мурапталово и сам сдался милиционерам. Сначала он заявил, что фамилия его Леонтьев, что приехал в эту местность, чтобы найти работу. И даже бегал, узнавал о вакансиях (правда, тут же сбился от неожиданного вопроса милиционера: тот поинтересовался, в какие именно учреждения заходил «Леонтьев», а «Леонтьев», потерявшись, стал бормотать про какого-то прохожего мужика, который сказал, что работы нет). Барахлишко, найденное при обыске, его: приобрел по случаю в Москве. Понимая, что деньги обесцениваются, вложил все в ходовые товары, а теперь распродает понемногу, чтобы детей прокормить.

В общем, говорил он довольно складно… а потом Ведькалов предъявил ему два документа и три письма. «Леонтьев» сник и замкнулся. Тут подоспела конвойная команда, которая проводила его в Оренбургскую губернскую тюрьму.

«Занялся гнусными выгодами лично для себя»

Находясь под стражей, таинственный незнакомец начал давать признательные показания. Назвался он Алексеем Карташевым, 35-летним крестьянином Владимирской губернии, Вязниковского уезда, Останковской волости, деревни Костенино. Впрочем, на земле почти не работал: в ранней юности ушел в Москву на заработки, где освоил профессию бетонщика и кочевал со стройки на стройку. Считался малограмотным: окончил 2 класса церковно-приходской школы.

После революции перед ним, крестьянином по происхождению и рабочим по сути, открылись новые карьерные перспективы. Гражданская война занесла его в Оренбургскую губернию, где он устроился в кумысолечебницу (санаторий, где инвалиды Красной Армии восстанавливали силы с помощью целебного кобыльего молока), расположившуюся в национализированной усадьбе помещика Брагина. Да не просто рабочим, не бетонщиком тем же стал – сразу каптенармусом, то есть, гражданским языком говоря, завхозом.

Должность оказалась хлебной, и вскоре Карташев этим вполне воспользовался. Вот как он описал свое падение на допросе:

Я встретил неизвестного мне башкира, который спросил, не служу ли я в кумысолечебнице и спросил, нет ли у меня соли в обмен на товар. Я спросил, какой товар, он ответил – белье. Я ответил, что у меня есть пальто и золотой перстень, которые я могу сменять на белье. Неизвестный башкир согласился, и в назначенное время у р. Салмыш встретились, он привез 16 пар белья, 6 простыней и несколько полотенец, чулки и наволочки. За все это мной было отдано около 120 тысяч рублей деньгами, меховое пальто и золотой перстень.

В дальнейшем Карташев еще не раз обращался к помощи дружелюбного башкирина, потом стал крепко дружить с населением окрестных сел, и вообще, развил самую бурную деятельность – вроде бы в интересах учреждения, но и о себе не забывал.

Когда в кумысолечебницу нагрянула ревизия, она обнаружила множество поддельных расписок: то энергичный каптенармус купил в деревне старый дом на дрова – печку топить – и бревна привез в учреждение, но утаил, что впридачу к ним прихватил у хозяина кабанчика и утку, которых оставил у себя; то 10 фунтов соли было куплено, а в расписку вписано 8, то еще что… Дома у него произвели обыск – и обнаружили, по тогдашним голодным годам, богатства несметные.

При обыске в квартире Карташева было обнаружено 35 тыс. рублей денег, гречневой крупы 2 пуда [32 кг], 8 фунтов 12 золотников соли комовой, 8 расписок на сумму 130 тыс. рублей, 2 расписки на 12 аршин ситцу, 25 пудов муки пшеничной, сахара 9 пудов, крупы манной 1 пуд, масла сливочного 2 пуда, а также других продуктов в большом количестве.

Ну, тут уж вина налицо: не дом, а целый продуктовый склад! И у кого – у скромного завхоза! Карташева арестовали и отправили в Оренбург, в Особый отдел ЧК. По пути он сбежал из-под стражи (жаль, подробностей не сообщается – как именно сбежал? Наверняка захватывающая история!) Вернулся в лечебницу и 9 сентября ограбил цейхгауз (склад, проще говоря), за который ранее отвечал и в котором, конечно, знал каждый уголок. Все, что было им припасено за время нечестной службы, изъяли ведь – решил хоть так сколотить капиталец для того, чтобы начать новую жизнь под новым именем… Набрав в цехгаузе белья, шинелей и прочего, заскочил за женой с детьми – и рванул на север, в Башкирию. Документы фальшивые били им заготовлены заранее и припрятаны в укромном месте – хитер был крестьянин-бетонщик Карташев! Но, как ни хитер, а попался-таки…

«Убеждения противны рабочей власти»

7 мая 1921 года Оренбургско-Тургайский Революционный Трибунал в лице неких Рожкова, Гребенщикова и председателя Галкина вынес приговор:

Хотя является Карташев по своему социальному положению рабочим, но его убеждения в совершенстве противны рабочей власти, как доказывает ряд совершенных преступлений с корыстными целями, подрывающими устои рабоче-крестьянской республики, в переживаемый вообще тяжелый период, он, Карташев, занялся гнусными выгодами лично для себя; а посему приговорил: гр. Карташева Алексея Емельяновича, 36 лет, РАССТРЕЛЯТЬ. Но, принимая во внимание, что преступление совершено до амнистии ВЦИК от 7 ноября 1920 года, Трибунал нашел возможным заменить Карташеву расстрел 5-ю годами принудительных работ с лишением свободы с изоляцией от общества. Вещи, отобранные при аресте у Карташева, конфисковать, передать в Кирздравотдел [отдел здравоохранения Киргизской республики, по ведомству которого, очевидно, и проходила кумысолечебница], часы золотыя и серебряныя передать в Нарбанк.

https://www.ural56.ru/news/662239/