Выход без входа
Двадцать лет назад, летом 1997 года, довелось побывать в Лондоне в качестве туриста. Надо признать, что уже с первых минут знакомства с этой страной она производила впечатление какого-то совсем другого мира - вовсе не того, каким представлялась Англия в течение полутора десятков лет, потраченных на изучение ее языка, литературы и культуры сначала в школе, а потом в двух институтах. Из советского и послесоветского далека она казалась этакой иллюстрацией к произведениям Диккенса - застывшей в самосозерцании страной, постоянно переосмысливающей свою историю, по итогам которой главным и единственным общепризнанным международным языком стал английский. Однако, научив весь мир говорить на своем наречии, англичане не спешили перенять у мира почти повсеместно действующие в нем правила. Вот почему первым культурным потрясением для приехавшего из Москвы туриста стал тот факт, что автобус, перевозивший туристическую группу из аэропорта Хитроу в Лондон, вдруг поехал по левой стороне дороги.
Надо признать, что это испытание было не для слабонервных, так как на первых километрах казалось, что поехавший "против всех правил" роскошный автобус сейчас обязательно врежется если не во встречную машину, то в какой-нибудь отбойник. Удивительным образом движение по левой стороне не привело тогда ни к каким авариям и неприятностям, и скоро группа русских туристов уже с любопытством рассматривала проползавшие за окнами дома и станции метро. Вся эта архитектура настолько сильно отличалась от привычной московской застройки, что почти на полном серьезе казалось, будто это не что иное, как театральные декорации, и скоро, когда они наконец закончатся, вокруг откроется "настоящий мир" с привычными огромными домами и широкими улицами. Однако этому ожиданию не суждено было сбыться, и скоро туристы, разойдясь по своим гостиницам, уже заполняли карты прибытия на диванах у приемных стоек.
Уже на следующий день это наблюдение подкрепил молодой араб, раздававший на том же пятачке какие-то рекламные листовки. Попытавшись взять у него одну, я вызвал у парня несказанное удивление. Оказалось, они были написаны арабской вязью, то есть предназначались только для своих, которых, надо полагать, он ожидал повстречать на улице в большом количестве. "You read? (Ты читаешь?)" - с изумленной гримасой спросил он меня, явно не араба, и показал, что желтая листовка была испещрена загадочными для европейца волнисто-кучерявыми письменами. Естественно, я их прочитать не мог и от идеи взять флаер отказался. Только вечером по окончании рабочей смены на центральных улицах появились "белые", как назвали бы их в Америке, неожиданно оказавшиеся в Лондоне отдельной этнической группой, причем еще не факт, что самой многочисленной. Облаченные в деловые костюмы, они с чемоданчиками в руках спешили на метро, в магазины, домой или куда-то еще, - то есть явно отличались своей суетностью и разобщенностью от вообще никуда не спешивших индусов и ходивших большими группами громко разговаривавших пакистанцев.
Уже тогда создалось ощущение, что именно приезжие из далеких южных стран смуглолицые прохожие в экзотических нарядах составляли большинство в этой стране, почему-то считавшейся европейской, хотя, надо признать, трепетно оберегающей свои в общем и целом европейские рыцарские истоки. Оказалось, что в просторном ресторане Garfunkel на углу у Пэддингтона на кассе у весов, куда надо было водружать тарелку с блюдами, собранными воедино на шведском столе, работала азиатка, почему-то условно прозванная мною "вьетнамкой", хотя она могла быть и китаянкой, и кореянкой, и монголкой, и дочерью любой другой азиатской страны. Живая, подвижная, жадноватая и при этом веселая, не упускавшая возможности подтрунить над клиентом, она ничем не походила на холодных и необщительных англичанок. "You took everything! (Ты взял все!)", - с делаными удивлением и недовольством воскликнула она, когда на второй день пребывания в этом странном городе я, уже изучив технологию обслуживания в ее заведении, наполнил тарелку селедкой, салатами, мясом, крабовыми палочками и картошкой. В ответ на мое возражение насчет того, что все было сделано по правилам этого ресторана, мелкая "вьетнамка" рассмеялась и, помня мой визит в предыдущий день, спросила "Large Sprunklist? (Большой Спрунклист?)" - имея в виду банку шипучего напитка, по цвету и вкусу напоминавшего "Фанту". Именно его я выбрал в предыдущий визит, не обнаружив в перечне предложенных напитков ни одного или почти ни одного привычного для европейца названия.
Вот почему уже давным-давно эта страна, в центре столицы которой можно было на протяжении ста метров побывать сначала в одном азиатском мирке, а потом в другом, мало общего имела с Европой. Не удивительно, что в середине марта 2017 года, спустя почти двадцать лет после той поездки, верхняя палата английского парламента разрешила премьер-министру начать выход из Европейского союза. Законопроект был утвержден почти с троекратным перевесом голосов - 274 против 118. Лорды не внесли поправки, отвергнутые Палатой общин. Против поправок выступало правительство, и шанс добиться их одобрения был ничтожно мал. По большому счету, Великобритания и не была в Европе, так как жила в своей обособленной островной культурно-исторической среде. Уже тот факт, что в лондонской гостинице утром спрашивают, какой подать завтрак - британский или материковый (British or Continental), - лучше всех референдумов и чиновничьих решений говорит, что Англия и прежде не ощущала себя частью "материка", то есть Европы как таковой, и предпочитала жить по-своему. Вряд ли на ее улицах теперь станет меньше смуглолицых приезжих - она слишком долго колонизировала прочий мир и пускала на свою территорию выходцев из него, чтобы он поверил, будто одной из причин расставания с Евросоюзом является усталость от трудовых и прочих мигрантов. Англия покидает ЕС потому, что она ему чужая, и он ей чужой, так что вести с ним общее хозяйство этому географически обособленному государству с веками складывавшимся островным мышлением трудно и физически, и культурно, и умственно.
Источник: http://www.drivingidea.ru/MP/MP-2.html
