1499 год

Крепкий седовласый мужчина, сидевший в коридоре, нервно перебирал чётки, на которые падал уличный свет, льющийся через маленькое окошко. Сжатые губы и обеспокоенный усталый взгляд – глава этой семьи изо всех сил старался держать себя в руках. В это время его 24-летняя дочь со стеклянными глазами молилась на коленях у образа Святого Эмерия, поставленного на табуретке рядом с дверью. Его почитали лишь каталонцы, но Исмаэль и без этого опознавательного символа знал о происхождении Муньосов – сеньора Нурия была частой гостьей в местном приходе.

Стоя в дверях и следя за улицей, Исмаэль Торре, скрестив руки, посмотрел на её смуглое, лишённое изящных черт, но притягивающее своей простотой лицо. Чёрные волосы, завязанные в пучок, растрепались; мокрые от слёз губы беззвучно шевелятся. Священник изо всех сил боролся с искушением подойти к ней и обнять за плечи, успокаивающе поглаживая обнажённые сейчас худые руки. Он был ещё достаточно молод, чтобы время от времени поддаваться мыслям, далеким от святости, но сейчас в них не было ничего распутного. Лишь угрюмая нежность по отношению к этой женщине, брошенной когда-то неким пройдохой и оставленной на произвол судьбы с ребёнком на руках.

Из закрытой комнаты вновь донёсся тягучий тихий рык, заставивший Нурию ещё усерднее взывать к помощи у Эмерия. Старик исподлобья взглянул на Исмаэля, но тот не смог долго выдерживать этот взгляд и снова обратил взор на улицу. Там он с облегчением отметил в толпе знакомую фигуру. Падре помахал рукой, обращая на себя внимание. С Карлосом Ласарте ему доводилось встречаться лишь раз, но молва о нём гуляла по всему Мадриду. Гроза одержимых, убийца демонов, страж Церкви – эпитетов, посвящённых этому человеку, было больше, чем апостолов. Если обычные священники занимались своего рода терапией, то Ласарте был хирургом, вырезающим всю бесовскую гниль из «пациентов». Практически на каждый случай одержимости звали именно его.

Впрочем, хорошим человеком это его не делало. Знающие пересказывали, что годы борьбы с Дьяволом сделали Ласарте чёрствым и даже бессердечным. Он стал своего рода ремесленником, который всю жизнь чинит одну и ту же калитку. Исмаэль подозревал, что его коллега разуверился в Боге, ибо сколько бы злых духов тот не изгонял, меньше их не становилось. Но ведь и хирурги работают до старости, невзирая на нескончаемое число больных, заключил про себя Торре. Он несколько укоризненно отметил сигарету в зубах и довольно потрёпанный вид Ласарте. В конце концов, они – представители Церкви; негоже вести себя, как слесарь, даже если ты известный борец с порождениями зла.

Словно заметив это на лице Исмаэля, Карлос, еле заметно стушевавшись (или сделав вид), бросил сигарету, задавив её подошвой. Подойдя, он протянул ладонь для рукопожатия и заодно осмотрел хозяев дома, не заходя внутрь.

- Угу, маноло, значит.

Исмаэлю не понравился этот тон - предвзятый, пренебрежительный. Он сам был выходцем из Алжира и на своем недолгом веку наслушался всякого от «коренных мадридцев». Пусть у этого мужчины и имеется богатый опыт, но он не позволит ему так цинично делить прихожан на «чёрных» и «белых».

- Это как-то отразится на проведении обряда? – Торре постарался, чтобы коллега уловил негодование в его голосе.

Ласарте осмотрел священника с ног до головы, но ничего не ответил. Он вошёл в дом и протянул руку старику, лишь мельком взглянув на девушку. Короткий разговор, несколько наводящих вопросов и вот «хирург» уже открывает увенчанную деревянным крестиком дверь в свою «операционную». Торре был новичком в этом деле, но знал, что перед обрядом необходимо убрать из комнаты всю мебель. Вместе с отцом Нурии он заранее выставил на кухню немногочисленное убранство. Ласарте одобрительно кивнул, отметив этот факт. В помещении остались лишь кровать… и тот, кто лежал на ней.

1500 год

Как-то раз один пожилой сеньор сказал Исмаэлю, что люди видят Бога каждый миг своей жизни – достаточно лишь посмотреть наверх. Мол, небо – это и есть его лицо. Сейчас на «лице» Всевышнего проступали веснушки-звёзды, предвещающие тёмную тропическую ночь. Но если раньше Торре находил в этой поре нечто волшебное, сейчас его снедала тревога. В этих землях ночь не сулила ничего хорошего. Он только что закончил отпевание семи погибших, среди которых был его давний товарищ, Марко Чавес – лейтенант, возглавивший эту экспедицию.

Именно он уговорил священника присоединиться к походу, поскольку после того случая с одержимым мальчиком Исмаэль ушёл из Церкви, хотя и не перестал верить в Господа. Как объяснил сам Чавес, именно такой человек и нужен был отряду – Церкви лейтенант не доверял, но отправиться за море без знающего псалтырь просто не мог. Ветеран многочисленных битв считал, что отправляется в самые настоящие преисподнии: «И кто же спасёт заблудшие в прибежище Дьявола души, как не человек от Бога?». Говорил он это с горькой усмешкой, но Торре отчего-то догадывался, что тот не шутит.

Он слышал, как на корабле про Чавеса говорили, что перед отправлением в плавание он был удостоен аудиенции у самого Фердинанда II - правителя страны. Зачем тому понадобилось вызывать прославленного, но всё же одного из многих лейтенантов, никто сказать не мог. Но всем было очевидно, что Марко Чавес должен в первую очередь найти новый источник золота или другого ценного для государства ресурса, а вся эта миссионерская хрень - дело второстепенное. Торре не обижался на эту правду.

В свете костров он увидел, что капрал Димас Промино до сих пор стоит, взирая на огонь, хотя все остальные уже разошлись. Этому человеку, который приходился священнику ровесником, теперь предстоит взять на себя обязанности Чавеса, но то было лишь малой его заботой. Исмаэль слышал от одного из солдат - кажется это был Рамирес - что капрал нашёл в джунглях останки своего брата. Старший Промино, как оказалось, уже высаживался в этом месте. И, по словам того же Рамиреса, младший настроен осуществить вылазку в лес, чтобы найти тех, кто виновен в гибели первопроходцев. Кроме неожиданных смертей нынешняя миссия столкнулась с массой таинственных загадок. Рассудив про себя, что от этого человека теперь зависят их жизни, Торре неторопливо подошёл к Димасу, заложив руки за спину.

- Уже приняли решение?

Промино не сразу ответил, несколько секунд продолжая смотреть на пламя. Затем он дёрнул головой, словно ища источник вопроса и, наконец, взглянул на священника.

- Решение? Насчёт чего? – его голос был тоскливо-нейтрален. Превосходно зная нрав солдат, Торре понял, что тот одновременно растерян и угнетён.

- Насчёт завтрашнего дня. Уверен, многие сегодня решат отправиться назад, в Испанию.

- А вы, падре? – капрал повернулся к нему всем телом. - После того, что вы видели сегодня, вы приняли решение?

- По поводу утра?

- По поводу Всевышнего. То, что вы увидели, их трупы – у вас не возник вопрос, как Господь допустил такое? Разве это не считается богохульством?

Гнев Димаса был вымуштрованно спокойным, но оттого не менее эмоциональным. Исмаэль отвернулся в сторону леса. Шумно вдохнул, прислушиваясь к необычным крикам ночных птиц.

- Когда испанцы убивали французских солдат или наоборот, вы задавались тем же вопросом?

Промино непонимающе переступил с ноги на ногу.

- Причём здесь это? Война – это другое.

- Ну, тогда для вашего же спокойствия, представьте, что вы на войне. Помнится мне, в Ватерлоо с некоторыми поступали не менее сурово.

Это было правдой. Французские бойцы славились хладнокровной жестокостью, а подданные испанской короны часто устраивали бесчинства над захваченными в плен. Торре несколько лет прослужил падре при батальоне Чавеса, где и сдружился с ним. И хотя покойный ныне товарищ держал подчинённых в ежовых рукавицах, иногда он позволял им такие вольности, о которых сам не подозревал. Но Исмаэль всё видел. Со временем ему стало тяжко жить рядом с этими людьми, и потому он перевёлся в один из мадридских приходов, ища покоя в родных улицах.

- Что, и головы врагов испанцы или французы тоже высушивали? – с этими словами Промино достал из сумки свёрток и развернул его. Исмаэль, справившись с волной чувств, осторожно спросил.

- Это ваш брат?

Капрал медленно кивнул. Он глядел на перекошенную сморщенную физиономию, которая, казалось бы, никоим образом не могла принадлежать когда-то реальному человеку. Однако Димас явно был уверен в том, что это именно его пропавший родственник. Исмаэль даже не хотел думать о том, какими методами этот «сувенир» получили из обычной человеческой головы неизвестные изверги. А главное, о целях такого обряда. Но наибольшее смятение вызывал тот факт, что именно голова старшего Промино была зачем-то оставлена на месте массового убийства, и именно младший брат нашел её. Будто те, кто сделал это, ведали самой судьбой и посылали тайные знаки непрошенным гостям. Наверняка, Димас задавался теми же вопросами. Торре еле заметно кивнул на голову.

- Так вы здесь из-за этого?

- Я здесь по приказу.

- Одно другого не исключает.

Промино убрал находку обратно.

- Вы к чему клоните, падре?

- К тому, что завтра вы отправите всю нашу охрану в неизвестность. И сдаётся мне, что тут пахнет кровной местью.

В глазах капрала проявилось настороженное внимание.

- Кто вам это сказал?

Не получив ответа, он мотнул головой.

- Я знал, что брать в путешествие священника будет худшим решением, чем взять на борт бывшего убийцу. Запомните, с этих пор докладывать о планах экспедиции буду лично я сам, а не мои подчиненные. И если уж затронули тему… Мы отправимся устранять угрозу, а не мстить.

- И то, что вы обнаружили, здесь не при чём?

Капрал упёр руки в бока, уткнув взгляд в землю. На его лице проявилась злая ухмылка.

- Вы, видимо, думаете, что раз лейтенант лично пригласил вас в эту экспедицию, то вам дозволено вести себя вольно, как вздумается? - он посмотрел в лицо священника. - Ваши вопросы переходят дозволенные границы.

- Для вас это подчинённые, Промино. А для меня - моя паства. И я ответственен за них не меньше, чем вы, - Торре не собирался сдавать назад. - Может быть, вам достанет храбрости рассказать о находке всем остальным?

- У меня встречное предложение. Избавьте себя от иллюзий, что мы здесь на равных. Да, мой брат был здесь. И нет, я не собираюсь оставлять волонтёров без охраны. А теперь займитесь своей «паствой».

Он повернулся, чтобы уйти, но Торре окликнул его.

- Разве вас не пугает то, что именно вы нашли эту голову? Слишком уж серьёзное совпадение, не так ли?

Капрал сделал шаг обратно.

- И тем не менее, совпадение. Скорее всего, именно здесь высаживалась его экспедиция. И у этих дикарей, что убили лейтенанта и ещё пятерых людей, наверняка имеются части тел других убитых. Завтра мы пойдём в лес и попытаемся найти местонахождение противника, а затем ликвидируем угрозу.

- Вы сами верите в это?

- Слушайте, Торре, зачем вы сюда прибыли? - Димас внимательно заглянул в глаза Исмаэля. - Я думал, ваша задача - сеять в сердцах членов экспедиции мужество, а не смуту.

- Я всего лишь пытаюсь предостеречь вас, как нового руководителя, от необдуманных шагов, - священник не отвёл взгляда. - Сегодня вы нашли высушенную голову вашего брата и похоронили своего лейтенанта. И я пытаюсь понять, насколько вы объективны в своих планах. Потому что если сейчас в вас говорит месть, а не стремление защитить тех, кто находится под вашей протекцией, я обязан знать об этом.

Капрал долго не отвечал, его челюсть ходила ходуном, а брови нахмурились.

- Шли бы вы проповедовать в другом месте, падре.

Исмаэль изучал его лицо несколько секунд, раздумывая - продолжить ли разговор - но, отвернувшись, заключил, что лучше не доводить до худшего. Он тихо направился в сторону других костров, однако по пути передумал и свернул к морю, решив дать себе время на размышления. Встав неподалёку от границы набегающих волн, мужчина засунул руки в карманы, оглядывая тёмный горизонт. Молодая луна мягко обволакивала лучами контур стоящего у побережья корабля. Подмигивающие звёзды время от времени устало падали за край света. Где-то в стороне джунглей шумно вспорхнула с ветки крупная птица.

«Зачем вы сюда прибыли?» - вопрос, на который Исмаэль, казалось бы, уже ответил самому себе. И всё же неуверенность в необходимости его участия в этом походе точила священника изнутри. Действительно ли он всё ещё слуга Бога, если более не принадлежит Церкви? Может, Марко Чавес ошибся с выбором и ему стоило обратиться к епископу за более подходящей кандидатурой? Что, если присутствие Торре в этой экспедиции - проклятье, а не благословение? Направляясь к неизвестным берегам, Исмаэль убедил себя, что это его шанс помочь людям, которые столкнутся с чем-то чужим для них. Но разговор с Промино сильно пошатнул его уверенность.

Здесь не было уютной кельи и успокаивающих свечей. А ужасное начало миссии для большинства наверняка стало дурным знаком. Как в таких условиях поддержать веру в Бога в десятках людей, половина из которых были абсолютными незнакомцами? Как убедить капрала следовать голосу разума, а не сиюминутных чувств? Как победить сомнения внутри самого себя? Вопросы плодились быстрее, чем разум осознавал их. Вдобавок к этому неконтролируемая тревога - после случившегося Исмаэль больше не чувствовал себя в безопасности - мешала здраво рассуждать. Наверно, то же происходило с капралом.

Увидев краем глаза тень сбоку, мужчина взглянул туда. В паре метров от него остановился… кажется тот бывший сторож, что ходил вместе с Промино. Он стал непосредственным свидетелем сначала гибели его товарища, задранного дикой кошкой, а после - группы Чавеса, распятой так, что даже черти не смогли бы придумать лучше. На корабле этот немного тучный парень приходил к Исмаэлю исповедоваться в пристрастии к алкоголю и тот вспомнил его имя - Начо Хименес. Сейчас сторож опять держал в руке бутылку, но стоял, кажется, ещё достаточно ровно. Торре начал разговор с тихой ноты.

- Обычно к священнику приходят исповедоваться после совершения греха, а не во время.

Лица сторожа не было видно, однако Исмаэль отчётливо услышал всхлип.

- Я чувствую вину, падре. Тот садовод тщедушный… он… я его даже по имени не знал - мне сказали только потом. Он и тот крысолов - они были совершенно беззащитны. Из всех гражданских, кто был в группе, мне одному доверили огнестрельное оружие - вякнул Промино, что служил раньше.

Послышалось звонкое бульканье пойла в бутылке - мужчина сделал глоток, словно алкоголь был для него воздухом.

- Но я соврал. Не был я ни в каком батальоне. Мне просто хотелось чувствовать себя в безопасности. Мушкеты эти в первый раз видел. И стрелок из меня, как из дерьма - пирог.

Торре не двигался с места, молча выслушивая признание.

- Когда появился зверь, я даже не сразу сообразил, что надо курок сдвинуть, а тот уже рвал кожу на его груди. Я даже не целился, когда стрелял - как распоследний идиот думал, что оно как-то само попадёт в него. Господи…

Раздался еле слышный плач, прерываемый частыми вздохами. Исмаэль медленно подошёл ближе, глубоко вдыхая слишком чистый воздух. Да, здесь не было кельи, но тьма ночи скрывала не хуже. Не было свечей, но тепло ярких костров умело согревать душу. И пусть он был не в своей рясе, но этот человек и без неё знал, кто сумеет провести его к Богу.

- Так как его звали?

- Серджио, - мужчина ответил гнусаво, вытирая слёзы с лица. - Серджио Маркес.

- Ты говоришь, что не знал его имени, но знал ли ты Его?

- Ну, он… растения изучал. Он помог нам найти съедобные фрукты. И даже первый их попробовал, - Хименес пару раз взглянул на священника, будто проверяя у него собственные ответы, но затем, поняв суть вопроса, устремил взгляд в море. - Он был хорошим малым. Мы всего раз общались на корабле, но я точно знал, что… он не подведёт нас всех. Что он храбрый парень и не заслуживает гибели в первый же день. И то, что я не сумел спасти его… Я чувствовал себя обязанным. Этот мушкет… он был моим молчаливым обещанием встать на защиту в случае чего, но нужно было сказать его вслух.

- Начо, твои муки - это самое естественное, что даровал тебе Господь. И путь к искуплению ты начал ещё до того, как подошёл ко мне, - Исмаэль между делом осторожно забрал бутылку из рук «прихожанина». - Знаешь, в чём разница между совестью Подлеца и совестью Праведника? Первую никто не слышит, а вторая уже говорит твоим голосом.

Он увидел, как Хименес смотрит в его сторону, но всё ещё избегает глаз.

- Ты не виноват в том, что хотел обезопасить себя в первую очередь, и остальных - после. В этих землях, как мы уже успели убедиться, опасность подстерегает на каждом шагу. И если уж кто-то и обязан был позаботиться о вашей защите - так это солдаты. То, что они оставили вас одних - полностью их вина. Но и твои муки справедливы: ложь, даже ради чувства собственной безопасности, всегда - ложь. И если ты желаешь искупить этот грех, то корить себя в нынешних условиях - скорее слабость, нежели благонравие.

Сторож медленно поднял взгляд. Священник заметил в зрачках отблески огней.

- Хочешь искупить грех - действуй. Помогай другим, работай в меру своих способностей. Каждый из нас обещал принести пользу здесь, так будь полезным. Будь, как Серджио.

Сторож кивнул сперва неуверенно, но затем задёргал головой.

- Вы правы. Я должен проявить себя, а не плакаться тут, упиваясь до потери памяти. Я ведь… я ведь и плыл сюда в надежде изменить свою жизнь. И да, пусть она оказалась совсем не такая, какой я ожидал… но я все ещё обещал себе стать другим. Я должен сдержать хотя бы это обещание.

Он порывисто притронулся к ладони падре, положенной ему на плечо. Исмаэль тепло улыбнулся, хотя через секунду понял, что делает это через силу. Такое бывало каждый раз - исповедь будто служила мостом для греха, которым делился с ним человек. Чужая горькая правда камнем скатывалась прямо в руки священника, но избавиться от неё вот так сразу было невозможно. Уходя, люди оставляли Исмаэля наедине с их грехами, сами того не подозревая. Потому в его профессии оставались лишь самые стойкие.

P.S. Уже в следующем посте герои повстречают первого демона. А пока продолжаю делиться соображениями насчет истории

Изначально "67ДА" виделся мне эдаким мрачным "Остаться в живых". Здесь также немалую роль играет прошлое героев, которое те привезли с собой к чужим берегам. Их внутренние демоны сталкиваются с местными, а заодно провоцируют конфликты в самом коллективе. По сути, это история не о войне между испанцами и монстрами, а о том, как ведут себя самые разные люди в экстремальных условиях. Буквально каждый человек из трех десятков волонтеров и примерно такого же количества солдат, представленных здесь, имеет свой характер и скелеты в шкафах - многие из них на деле не прибыли в Южную Америку, а убежали из родного дома.

Впрочем, чем больше я писал, тем больше осознавал, что дух "67ДА" невероятно близок к моему любимому фильму "Планета обезьян. Война". Тяжелое ощущение безысходности, мрачной неизвестности и собственной беспомощности все больше будет окутывать отряд героев. В конце концов, в какой-то момент все стало настолько сумрачно, что я решил добавить комедийного персонажа, который разряжал бы обстановку. Как и "Плохая обезьяна" в "Планете обезьян", этот герой вносит своеобразный юмор, характерный для хоррора. Что вовсе не лишает его трагического прошлого. К слову, вы уже знакомы с ним.