- Упс!..

Обычное, вроде бы, слово. Его произносят, например, если уронят в гостях бутерброд маслом вниз. Или толкнут случайно в метро, когда вагон качнётся. «Упс», - и всё нормально.

Но когда это самое «Упс» произносит бородатый старик-ксеноархеолог, щуплый даже в скафандре, становится очень даже не по себе.

Особенно, если позади что-то заскрежетало.

Этот звук – мерзкий, как сверло судового дантиста-садиста, отражался от утонувших в вековечной тьме многокилометровых сводов зала-собора древней цивилизаци. Он бился, как попавшая в квартиру птица, о стены, на которых огромные барельефы в тошнотворных подробностях изображали древние битвы. Разнообразием сюжеты не отличались – почти везде стройные ряды закованных в броню паукообразных существ с неведомыми штуцерами в лапах повергали в пыль и пепел бесчисленные миры. Эти ребята явно знали толк в войне, потому что лишь одна-единственная картина показывала, как на этих хитрых пауков нашлась управа. Колоссальный куб, чьи очертания терялись в темноте под потолком, был покрыт изображениями проигранных битв с ещё более странными тварями - отвратительными, неправильными, несимметричными. Будто по десятку динозавров проехал танк и ты смотришь на всё это, гадая, где же должна быть эта конечность? Правильно ли она растёт или должна быть в другом месте?

Глаза отказывались воспринимать эти изображения, на них не хотелось даже смотреть, потому что где-то в глубине души просыпался древний беспричинный страх.

Ах, как жаль. Ничто, как говорится, не предвещало, экспедиция в брошенный храм обещала стать очередной прогулкой по тёмным пыльным коридорам давно вымерших «чужих», но не срослось. Потому что этот старый придурок что-то тронул и сказал: «Упс».

Куб со скрежетом и шохором осыпающегося песка медленно расползался, открывая своё нутро, а стотысячелетняя тьма озарилась ядовито-фиолетовым сиянием, в свете которого тени от барельефов, статуй и горгулий заметались по залу туда-сюда, создавая ощущение, будто все страшилища ожили и куда-то поползли. Или это не ощущение?..

Я обернулся, вскинул винтовку и инстинктивно прицелился в самый центр, где ворочалось что-то невообразимо огромное, вращающееся, сверкающее сотней солнц. На энергетическом теле вспучивались и тут же пропадали фиолетовые протуберанцы размером с город, всплывали и снова уходили вглубь «солнечные» пятна.

Весь зал затрясся и задрожал, куб затрещал по швам и я впервые за сегодня испытал желание броситься бежать подальше. «Культурное наследие» оплавлялось и светилось багрово-красным цветом лавы, по поверхности пробежали светящиеся изнутри трещины, похожие на лиловые молнии.

Я завопил от ужаса и на одних рефлексах выпустил весь магазин, сообразив, что это бесполезно, только когда закончились патроны. С потолка посыпались каменные глыбы – скоро кубу должен был прийти конец, но старый придурок всё ещё стоял прямо у его подножия и смотрел вверх, не шевелясь.

В два прыжка я подскочил к археологу и, схватив его за загривок, потащил к выходу, молясь всем известным богам, чтобы они позволили мне сегодня выжить. Я знал, чувствовал, что ничего не получится и храм похоронит нас под тоннами камня, песка и вулканического стекла, но всё равно упрямо тащил старика подальше и бежал сам. Не сдаваться, никогда не сдаваться. Ладонь утонула в скафандре археолога и, я, посмотрев на грудную пластину, увидел, что та оплавилась. В ней зияла здоровенная вмятина в форме ладони, от которой, как от растаявшей на солнце жвачки, к моей бронеперчатке тянутся липкие нити керамопластика, сиреневые в исходящем от куба сиянии. Археолог закрыл глаза - либо уже умер, либо потерял сознание, но проверять было некогда и я, взвалив тщедушное тельце на плечо, изо всех сил, данных мне слабой гравитацией и гидроусилителями скафандра, помчался подальше. Каких усилий мне стоило не поддаться инстинкту самосохранения и не бросить его – ведают одни древние боги этого пыльного шарика.

Рёв, раздавшийся за спиной, сшиб меня с ног, подхватил и понёс над полом. Волна тяжёлых газов, вперемешку с пылью и каменными глыбами толкнула меня и понесла вдаль, как будто я был не огромным мужиком в ещё более огромном боевом скафандре, а ребёнком на океанском пляже. Я матерился на все лады, чувствуя, как мозг охватывает липкая волна паники и безумия; умолял себя не разжимать пальцы, чтобы не потерять начальника экспедиции, без которого куковать мне тут до скончания века.

Волна неожиданно отпустила и меня со всей силы впечатало в каменный пол, испещрённый выбоинками – следами тех самых паукообразных засранцев. Следом нас двоих осыпало острыми обломками и припорошило пылью. Как следует накричавшись, я обернулся и увидел, что куб окончательно рассыпался, а на его обломках, как на яичной скорлупе, возвышается нечто, похожее на фиолетового джинна из сказок.

Шар чистой энергии, бугрящийся мышцами протуберанцев и плазменных ложноножек. В стены и потолок били колоссальные молнии, от попадания которых металл и камень превращались в перегретую плазму и опадали на пол огненным дождём.

Оно шевелилось.

И оно смотрело на меня – понял я с содроганием. Всё тело свело судорогой от ужаса, я лихорадочно сучил ногами по полу, пытаясь отползти ещё дальше, натыкался локтями и спиной на обломки камня, но понимал, что расстояние для ТАКОГО существа не помеха.

А потом в мозг пришла боль.

Оно вторглось в моё сознание и это было похоже на грёбаное изнасилование – тело, мозг, личность в единый миг перестали быть моими.

«Начинаю выполнение задания», - подумал он в мою голову, в то время, как я визжал, как девчонка, от невыносимой боли.

«Их звёзды обратятся в пыль».