#comment_112361358

Ссылка не первую часть https://pikabu.ru/story/ded_mikhas_iz_sbornika_quotvoyna_dev...

Через некоторое время деда Михася всё-таки вычислили как партизаны, так и немцы. После того, как на хутор явились несколько полицаев и семья едва не погибла, дед перевёз детей в партизанский отряд

Около года семья деда Михася прожила на болотах с партизанами, потом полицаев, которые штурмовали их дом, куда-то отправили, интерес к хутору поутих, и отец семейства принял рискованное решение вернуться в родную хату.

Партизаны его отговаривали:

- Ну куда ты пойдёшь? А вдруг опять нагрянут? Расстреляют же вместе с детьми.

Дед Михась был непреклонен.

- Не расстреляют. Я за хутором посматриваю – там уже полгода никто не появлялся. А жить с вами по землянкам, да по чужим домам больше сил нет. Ирэнка, вон, кашляла всю зиму.

Дочери деда Михася Ирэне было лет двенадцать. Она действительно тяжело перенесла партизанскую зиму, и отец опасался за жизнь любимицы. Вот и поехали обратно, к натопленной печи, и дедовским стенам.

Полицаи, конечно, устроили погром. Вынесли всё, что можно, а что не вынесли – порубили и сожгли во дворе. Выбили стёкла, о чём деде Михась особо сокрушался – стекло было трудно достать. Отчего не сожгли сам дом – да кто ж их знает, может, побоялись, что огонь перекинется на лес и им попадёт за лесной пожар, а может, просто не подумали. Чужие люди – чужие головы и мысли.

Напилили досок, сделали лавки, полати, шкаф. Вместо стекол вставили фанеру. И зажили по- прежнему. Только теперь раз в неделю ночью кто-то стучал в раму окна, дед Михась вставал, ворча и крестясь. Шёл по партизанским делам. Возвращался иногда через день, а раз пропал почти на неделю. Дети привыкли. Старшие одевали и кормили младших, дочь Ирэна верховодила братьями. Ну, кроме старшего Василя. Тот держался особняком. Ему уже четырнадцать, вот ещё будет им каждая мелочь командовать.

Через некоторое время дело нашлось и Ирэне. Весенним паводком затопило землянки, лагерь стал неудобен для жилья, и у морозовцев началась кочевая жизнь. Они завели своих связных в окрестных деревнях, и эти связные сообщали им есть ли в деревне полицаи или немцы. Если нет – то партизаны ночевали по хатам.

Одной из связных и была Ирэнка. С маленьким бидончиком она обходила деревни, как будто искала, у кого бы купить молока. А сама посматривала по сторонам, расспрашивала людей. А потом за околицей встречалась с партизанами и передавала им информацию. Так прошло несколько месяцев. А потом Ирэнка попала в большую беду.

Шла она как обычно с бидончиком мимом деревни Кости. А там в это время полным ходом шла большая облава. Приехало сотни две полицаев под командованием немецких офицеров, начали выгонять людей из хат, сбивать их в длинную вереницу. Потом партизаны узнали, что накануне в район прибыл большой отряд «чёрных полицаев» и для них нужно было освободить дома. Но это было потом. Пока – шум, крики, неразбериха. Команды на немецком и украинский мат.

Ирэнку схватили, поволокли по земле, толкнули в общую толпу. Девочка заплакала, не понимая, что происходит, но предчувствуя большую беду.

Полицаи согнали всех в центр деревни, построили и повели прочь. Бабы рыдали, оглядываясь на свои хаты. Мужики молчали, глядя в землю. На их глазах застрелили троих, пытавшихся сопротивляться. По толпе прошёл слух: «Гонят в соседнюю деревню Юратишки, а потом, наверное, на какие-то работы».

Вывели за околицу. Ирэнка шла рядом с этими людьми, с надеждой поглядывая в кусты. Там ждали её партизаны. Но полицаев было много. Пару сотен не меньше. А партизан трое. Они могли только наблюдать, бессильно скрипя зубами и сжимая оружие.

Так и погибла бы Ирэнка, и некому было бы мне рассказать эту историю. Но на счастье в толпе она наткнулась на тётку Елену. Ту самую, у которой она всегда покупала молоко:

- А ты что здесь делаешь? – удивилась тётка.

- Да вот, и меня с вами. И гонят куда-то, - всхлипнула Ирэнка. – А я к вам, за молоком…

И тут проявился характер славянской бабы. На глазах тётки Елены расстреляли троих, она понимала, что и с остальными церемониться не будут, но она упёрла руки в боки и пошла наводить порядок.

Выбрала одного офицера за то, что тот, покрикивая на полицаев, вставлял в речь польские слова. Подошла к нему (полицаи подняли карабины) и по-польски говорит:

- Пан, эта девочка не из наше й деревни!

Немец посмотрел на тётку Елену удивлённо.

- Пан, эта девочка не из нашей деревни. Она с хутора. Она просто шла мимо. Отпустите её! – настойчивей повторила тётка Елена.

Полицаи уже замахнулись прикладами, чтобы отогнать тётку, но в этот момент немец поднял руку, подзывая к себе Ирэнку.

Спрашивает по-польски:

- Ты с хутора?

- Да, паночку.

- Ты зачем здесь?

- За молоком пришла, братик хворый, - запела Ирэнка свою выученную легенду.

Немец задумался. Приказа брать жителей соседних хуторов у него видно не было.

И тут неожиданно к ним подошёл муж тётки Елены и тоже заговорил:

- Паночку, отпустите лучше меня. Они там на своём хуторе все партизаны!

- Да что ты говоришь?! – возмутилась тётка Елена. – Да как у тебя язык поворачивается?!

Немец - Ирэнке:

- Этот человек говорит правду? У вас есть партизаны?

- Нет. Самим есть нечего, - прошептала девочка.

- А отец твой где?

- Он старый. В лесу работает.

Офицер взял её за руку.

- Пошли к тебе на хутор. Если там партизаны – то расстреляем всех. И тебя и отца, и семью.

Куда Ирэнке деваться?

- Пошли, - говорит.

А сама думает, успели ли отцовы гости в лес уйти?

Мужчина опять:

- Возьмите лучше меня. Я тут всё знаю. Я вам все тропы покажу. А они – партизаны.

Немец:

- А что делать с твоими детьми и женой?

- Они же со всеми идут. Не пропадут.

- А если мы их на расстрел ведём?

- Пусть себе. Меня берите – я вам буду полезен.

Офицер презрительно сморщился и махнул двум полицаям – мол, отведите в сторону. Мужчина опять начал приставать. Упал на колени, начал обнимать офицера за сапоги. И тут внезапно немец толкнул его ногой, достал пистолет и выстрелил в живот. И толкнул девочку в спину:

- Иди отсюда!

Ирэнка побежала. Слышала сзади крики, выстрелы. Громко вопил раненый. Бежала долго, слышала, как несколько полицаев ломают кусты за её спиной. Зацепилась – упала, что-то ударило по макушке. Лежала, ждала, что сейчас подойдут и добьют. Дотронулась – вся голова в крови. Зацепило пулей.

Ещё помнит, как тётка Елена кричала:

– Сними платок!

Платок был белый, стреляли по нему – мелькал между деревьев.

Ждала, ждала, но так никто и не подошёл. Тогда она поднялась и пошла домой. Потом оказалось, что за ней кинулись всего человек пять полицаев. Догнали бы, но на счастье бежала она в сторону, где засели партизаны, наблюдающие за своей связной. Партизаны дали залп из зарослей, полицаи испугались и бросились назад, к дороге. У них был приказ – увести жителей деревни, а бегать по лесу за каждой девочкой под пулями вовсе не хотелось

Потом после войны девочка ходила к тому оврагу в 5-6 км от Костей. Посидела на том месте, где лежала и ждала смерти. Поплакала над огромной могилой жителей Костей, которых расстреляли неподалёку.

Когда в Костях собирались открывать памятник расстрелянным, вместе с комиссией, составлявшей списки, приехал первый секретарь райкома – бывший фронтовик. Ирэнка пришла, рассказала историю последнего дня деревни. И секретарь приказал вычеркнуть имя мужа тётки Елены с из списков. Мол, недостоин предатель, быть рядом с погибшими.

От автора:

В годы войны на Ивьевщине погибли 5 170 человек. Из них: 761 фронтовик, 81 партизан, 4328 мирных жителей. Около двухсот еврейских семей вывезены в Борисовское гетто.

Деревни Ятолтовичи, Верещаки, Матыковщина, Юровские, Ковалевы, Бакшты, Кости, Шаркути разделили трагическую судьбу Хатыни. Две из них после войны не возродились. Деревня Юровские увековечена в мемориальном комплексе «Хатынь».

На территории Ивьевского района расположено 30 воинских захоронений Великой Отечественной войны.

(Рассказ написан по воспоминаниям Леонида Львовича Фалевича о матери Ирэне)