yvv98r

Вот такие плакаты вешают туристы… как вы можете видеть места чудесные. И тем не менее среди леса - свалка, ради бабла, кто-то сваливал это говно в лесу, а не вёз куда положено. Каждый проходящий мимо турист, наверняка, поминает этого человека не добрым словом. Его карма испорчена. Не сорите, и никто вас не проклянёт, поберегите своё здоровье. Не сорите!

Утро. Иван Петрович Крайнов, глава городской администрации города Р, вошёл в свой кабинет и первым делом направился к приоткрытому окну.

Из окна открывался вид на городской сквер. Благодушное выражение на лице Ивана Петровича сменилось недоумением – собачки не было. Вчера ещё была, а сегодня – нет.

В кабинете раздался телефонный звонок. Иван Петрович его проигнорировал, продолжая смотреть в окно. Телефон затих, через минуту ожил вновь. Казалось, на этот раз звонок зазвенел ещё громче. Иван Петрович отовернулся от окна и снял трубку.

– Петрович! Ты знаешь, что у тебя из-под носа воруют? На главном предприятии города вывоз неучтёнки на миллионы долларов. Встречай гостей из центра. Распустил! Не Чеховым надо заниматься, а комбинатом!

Иван Петрович молчал. От увиденного, вернее, не увиденного за окном, и от услышанного по телефону в голове была каша.

– Ты слышишь меня?! Что молчишь? – орал губернатор.

Иван Петрович не нашёл ничего лучшего, как пролепетать:

- Да, Геннадий Геннадьевич, воруют...

А хотелось сказать Гондон Гондонович. Промолчал. Молчать Иван Петрович умел – без этого качества не был бы он мэром, а сидел бы в какой-нибудь редакции и читал бессмысленные опусы графоманов.

– Тьфу ты, твою мать! Поднимай полицию и на комбинат! Всё опечатать! доступ к компьютерам обрубить! Руководство изолировать, до приезда бригады из центра держать всех под замком. Ты понял!? Пушкин хренов…

Губернатор бросил трубку.

Иван Петрович повернулся, ещё раз посмотрел в окно, дабы убедиться, что пропажа собачки – это не сон. Нет, не сон. Он рассвирепел: «Воруют. Но чтоб вот так!? У меня из-под носа спёрли моё детище!» К такому плевку в душу Иван Петрович готов не был.

– Евсеич, что за …!

До подполковника, начальника городской милиции, Степана Евсеевича не сразу дошёл смысл сказанного градоначальником.

– Какую собачку?!

– Мою! Мою собачку! Чеховскую! Дошло?! Я тебе даю 24 часа, чтоб ты её нашёл. Выполняй!

Иван Петрович сделал паузу.

– Да, чуть не забыл. Направь оперативную группу на комбинат. Компьютеры отключить, никого не впускать и не выпускать, руководство изолировать, ждать москвичей. Уже выехали… И искать! Искать собачку! Головой мне ответишь. Понял!?

«Педагогический совет решил выдвинуть Ваню Крайнова на олимпиаду по русской литературе, а его сочинение «Истинные и мнимые ценности в мире А.П. Чехова» послать на всероссийский конкурс», – объявила Вера Николаевна, классная десятого А.

Аплодисментов не было. В классе к Ивану относились настороженно – молчалив, послушен и к тому же любит русскую литературу, ботан, одним словом.

Окончил Иван школу с золотой медалью, на всероссийском конкурсе его сочинение получило диплом третьей степени – прямая дорога в литинститут. Поступил, окончил, но вместо работы на литературном поприще каким-то чудесным образом влился в ряды чиновников. Карьерная дорога привела его в небольшой, но важный для страны город. Тут располагался химический комбинат – предприятие стратегического, можно сказать, значения. Благодаря комбинату город жил и трудился, выстоял в перестройку, в лихие девяностые, и благополучно вошёл в двадцать первый век. Веянья новой жизни долетели и сюда, что-то изменилось к лучшему, но не настолько, чтобы всплеснуть руками и воскликнуть: «Надо же! Вот это да!» Не будешь же аплодировать бесчисленным аптекам, салонам красоты и бутикам, народившимся, как грибы в урожайный год.

Ивану Петровичу хотелось сделать что-то такое особенное – и для себя, и для города, чтобы заговорили о них, чтобы расшевелить тихую провинциальную жизнь. А то, кроме как: «Ну и вонь тут у вас!» ничего «доброго» от приезжих не услышишь. Вонь, конечно, бывает, но не всегда, а только когда ветер со стороны комбината.

То ли от скуки в Мухосранске, как называл Иван Петрович про себя вверенный ему город, то ли от тоски на чиновничьей службе, то ли и от того и другого, но любовь к литературе в сердце Крайнова разгорелась пуще прежнего. Поэтому, когда гипсовый памятник основателю социалистического государства треснул, а рука вождя отломилась и повисла, указывая путь куда-то вниз, а вовсе не вперёд, к победе коммунизма, Иван Петрович воспользовался моментом и Ленин по-тихому был удалён из городского сквера. Надо сказать, что жителей исчезновение вождя нисколько не взволновало – что был, что не был.

Весной, на том самом месте, где стоял Ленин, Иван Петрович при большом стечении жителей города и полном составе городской администрации и других ответственных лиц открыл скульптурную композицию, посвящённую Чеховской даме с собачкой. Отлитая из бронзы, она представляла собой скамейку, на краю которой сидела героиня, её длинное платье ниспадало, касаясь каменного постамента. Прописанного Чеховым берета на ней не было. По просьбе Ивана Петровича скульптор заменил его на широкополую шляпу. Рядом, вздёрнув остренькую морду вверх, в порыве любви к своей хозяйке застыла собачка. Не белый шпиц, как в рассказе, а такса. Скульптор не спорил, когда Иван Петрович вручил ему фото молодой привлекательной женщины с таксой. Женщина сидела на скамейке на фоне пышного куста. Так что скульптору и композицию придумывать не пришлось, да и таксу лепить гораздо проще, чем шпица. В облике Дамы наблюдалось сходство с портретом на фото.

Созданный по инициативе Ивана Петровича скульптурный ансамбль приобрёл широкую известность. В городе, на удивление, нашлось немало любителей творчества Антона Павловича. Энтузиазм поклонников при поддержке администрации перерос в Чеховские чтения, в город Р стали приезжать писатели, журналисты, критики. Выяснилось, что приличной гостиницы в городе нет – отстроили. Чтения переросли в фестиваль, а Иван Петрович стал его куратором.

И надо же, какая-то сволочь утащила собачку! Одно ворьё кругом. Позор!

У Ивана Петровича пропал аппетит, он пропустил ланч. Евсеич регулярно рапортовал о поисковых мероприятиях, но результата не было.

Москвичи орудовали на комбинате, город встал. Телефон Ивана Петровича разрывался от звонков. Звонили из центра, прокуратуры, ФСБ, новостного канала. «Неужели пронюхали про собачку? Только не это».

Иван Петрович не заметил, как ночь сменила день. Он в который раз бросил взгляд на своё детище – подсветка выхватывала из темноты одинокий силуэт дамы.

Усталость навалилась на Ивана Петровича, как будто по нему проехал многотонный грузовик. Он прилег на диван, положил голову на мягкий подлокотник и уснул.

Ему снилась собачка. Она бегала вокруг скамейки, декламировала разную чепуху и виляла хвостом. Её хозяйка едва заметно улыбалась, ласково глядя на любимицу. Дама была как две капли воды похожа на Анну, которая жила в Москве с мужем, и с которой у Иван Петровича уже много лет был роман. Иван Петрович подошёл к Даме, склонился, чтобы поцеловать ей ручку, и только прикоснулся к ней губами, как его разбудил звон колоколов. Колокола? Нет, это звонил телефон. В незашторенные окна кабинета пробивались первые лучи солнца.

– Иван Петрович, доброе утро, – радостно прогудел в трубку Евсеич.

– Ну?!

– Нашлась собачка, Иван Петрович! Нашлась!

– Не врёшь?

Иван Петрович поднялся с дивана, выглянул в окно. Собачка стояла на прежнем месте, около неё крутилось несколько человек, приделывая её к постаменту.

– Молодец, Евсеич! Удружил!

– Тут, Иван Петрович с комбинатом круговерть…

– Позже-позже. Не порть настроения.

Прошёл год. Собачку привинтили так, что разве только краном отодрать можно. Забулдыг, утащивших её с целью продажи ценного металла, посадили. Руководство химкомбината отстранили, следствие затянулось настолько, что общественность потеряла к нему интерес. Химкомбинат продолжал пыхтеть, но вонял меньше – Иван Петрович выбил современные очистительные сооружения.

«Нельзя, чтобы в городе, где фестиваль Чеховский, воздух был низкого качества. Не простит нам Антон Павлович», – любил покрасоваться перед журналистами Иван Петрович, поглаживая собачку, которая от многочисленных прикосновений почитателей блестела как золотая.

Иван Петрович в волнении прохаживался по кабинету. На столе лежало письмо из министерства культуры с предложением занять крупный пост.

Голова кружилась от счастья: столица, должность, деньги, любимая Анна… Иван Петрович глотнул коньяку и с чувством произнёс: «Спасибо, Чехов! Не подвёл!»

Москва – Брянск,

20 – 25 Мая.

Долгими ночами Вера ворочалась с боку на бок, ненадолго проваливалась в сон и снова просыпалась. Она мечтала о мужчине. Конкретного образа не было, она не могла бы сказать – брюнет он или блондин, но обязательно должен быть нежный, ласковый, не жадный и, конечно, умный! Профессионал в своём деле, с юмором, имеющий вес и уважение среди окружающих. Но судьба сталкивала её с мужчинами разными и не все они были семи пядей во лбу. Сказать, что она неразборчива, было бы неправильно. Разве можно любить плохого и некрасивого? Конечно, нет. Влюбившись, Вера дорисовывала образ избранника так, как ей хотелось его видеть. После дорисовки, он казался достойным любви. И тогда радость жизни захлёстывала Веру, в животе порхали бабочки, готовая подарить счастливцу себя всю, она отдавалась мужчине со всей страстью. Проходило некоторое время, пелена восторга спадала, бабочки в животе дохли, реальность вытесняла фантазии, и мужчина из божества переходил в разряд смертных, после чего избранники как-то сами собой быстро исчезали из её жизни. Скучные будни и бессонные ночи возвращались, а вместе с ними к Вере возвращались мечты о единственной и великой любви на всю жизнь. Но любовь не приходила. Оставались одиночество и нерастраченная потребность о ком-то заботиться.

Вера взяла щенка русского спаниеля – чернявого как цыган, ни пятнышка, ни белых крапинок. Имя щенку дала Макс. Мужчин с таким именем в её жизни не было, а имя нравилось. Многие не верят, что имя влияет на жизнь человека. А тут, пожалуй, вовсе засмеют, если я скажу, что имя влияет на жизнь не только человека, но и животного. Получив имя Макс, он автоматически занял место воображаемого мужчины, именем которого был назван.

Вера услышала скулёж и возню своего чада, включила лампу на прикроватной тумбочке: «Ну, так и есть, надул лужу, мой красавец».

Поднялась с кровати, приговаривала: «Максимилиан, как же так? Пора, Максимилиан, сдерживать себя», – при этом в голосе слышался укор. Обтерла ему лапы и взяла в кровать, прижала к себе маленький тёплый комочек. Макс затих. Слегка поглаживая пальцами его мягкую шёрстку, Вера успокоилась и скоро уснула.

Так и укоренилось: Вера звала любимца Максимилианом, когда он безобразничал или делал что-то неподобающее статусу приличной собаки, у которой есть дом и хозяйка. Через месяц он знал, что ходить по нужде надо на улицу. Летел по лестнице чуть ли не кубарем, только бы успеть, а выбежав из подъезда, тут же оставлял жёлтую метку на снегу: «Молодец, Максик. Максик хороший мальчик», – он ощущал, как тёплая мягкая рука хозяйки поглаживала его. Поэтому разницу между Максиком и Максимилианом он прекрасно усвоил ещё в раннем детстве.

На вопрос знакомых: «А почему Макс?» Вера отвечала: «В честь Максимилиана Волошина, стихи его люблю, – и добавляла, – вот он там радуется».

Максик рос милым и добрым псом, причина этого проста – его любили.

Жизнь Веры обрела если не смысл, то постоянные обязанности: выгуляй, накорми, убери, если нашкодил. К подругам не забежать, на работе не задержаться – пулей в продуктовый и домой. Купила книжки о том, как воспитывать, ухаживать и кормить собак. Старалась делать всё по-написанному. Рыбий жир – пожалуйста, косточку погрызть – всегда есть, витаминчики – по расписанию.

Вера поймала себя на том, что мясо теперь выбирает с косточкой – Максу зубы поточить. Мясное, как и подобает псу, он любил. Но также имел особые гастрономические пристрастия – сырую картошку обожал. Обнаружилось это неожиданно, Вера чистила картошку, кожура упала на пол, Макс тут же схватил, сжевал и проглотил её, всем своим видом показывая – хочу ещё. Вера отрезала кусок картофелины, и Макс с таким удовольствием захрустел им, что сомнений не было, съеденная кожура не случайность. Не брезговал солёными огурцами, уважал арбуз, но повседневной пищей была овсянка с кусочками колбасы или мяса. Хлеб не любил. Вера давала ему кусочек бутерброда с колбасой, колбаса чудесным образом исчезала, а хлеб оказывался на полу. «Ешь! – строго наказывала Вера. – А ну-ка, быстро ешь!» Макс, жалобно поглядывая на неё, подбирал с пола кусочек хлеба и медленно-медленно неохотно жевал.

Встречал её с работы, Вера ещё ключи не достала, а он уже за дверью пыхтит, вздыхает да поскуливает. За доброе к себе отношение платил хозяйке безмерной собачьей любовью. Придёт Вера с работы уставшая, сядет в прихожей, а он тут как тут, положит ей морду на колени, смотрит сочувствующе и так вздыхает, что видно – всё-всё понимает. Не кричит: «Голодный я!» или «Скорей на улицу!». Нет, терпит, сначала сочувствие хозяйке надо выказать, а уж потом о себе заявить.

Подрос Макс, приучила его Вера гулять самостоятельно. Не боялась, что украдут. Она вообще мало чего боялась. К тому же через несколько месяцев Макса знал весь дом. Нагулявшись, он стоял у подъезда и поджидал, когда кто-нибудь из жильцов впустит его. Хорошо, если с улицы жилец зашёл, тогда и на лифте прокатишься, и не надо бежать домой на седьмой этаж. А если это соседи по лестничной площадке, так ещё и в дверь позвонят, тогда и лаять, чтобы Вера дверь открыла, не придется.

Как-то зашли к Вере сослуживцы, сидели, пили чай на кухне, Макс на улице гулял. Раздался звонок: «О, Максик пришёл», – поднялась Вера. Открыла дверь, вытерла Максу лапы. Чувствуя посторонних, он стремительно побежал на кухню. Вера вошла следом, поймала недоумённые взгляды гостей: «Он что у тебя в дверь звонит?» «Да, – как ни в чём не бывало ответила Вера, – прыгает и лапой на звонок нажимает». «Да, ладно!?» – не поверили ей коллеги, но сомнения остались, а вдруг и правда.

Макс был в ударе, показал гостям весь свой арсенал умений, выполнял команды: лежать, сидеть, стоять, дать лапу левую, правую, принести тапочки. И главный, не любимый им, трюк: Вера положила кусочек колбасы ему на нос, приговаривая: «Не есть, не есть». Из пасти Макса потекла слюна, Макс не только чувствовал запах колбасы, но и, скосив глаза, видел её на своём длинном носу. «Давай скорее уж, не тяни», – он знал, что колбасу съест, но как долго это издевательство будет продолжаться, не знал – секунды шли на часы. Наконец, Вера скомандовала: «Можно». И Макс, подкинув вверх этот жалкий кусочек колбаски, поймал его и тут же проглотил. Закрутил хвостом, всем своим видом показывая готовность повторить трюк.

Особенно Вера гордилась тем, что научила Максика лаять шёпотом. Громких резких звуков, в том числе и собачий лай, она не переносила. Услышав шум на лестничной клетке, Макс, вскакивал и начинал лаять, Вера тихо ему повторяла: «Ш-ш-ш, тише, тише», и его лай постепенно затихал. Со временем его уже не нужно было одергивать, своих встречал шепотом, даже почтальоншу узнавал которая приходила раз в месяц И только если незнакомый звонил в дверь, Макс не сдерживал себя. Какой тут шёпот!? Он начинал лаять таким злобным басом, что можно было подумать – за дверью волкодав, а не маленькая собачка.

Максу исполнилось два года – половозрелый пёс. Вера не задумывалась как там у него на личном фронте, у самой тишина – никого и ничего.

По телеку бубнили про перестройку, надоели уже. Что-то долго Макс гуляет. Вера оторвалась от «ящика» и подошла к окну – где там мой Максик? В этом году зима припозднилась, ещё и снега не было, – размышляла она, глядя на унылый пейзаж двора. Взгляд остановился на белой догине в чёрную крапинку, вокруг которой бегал Макс. Он обнюхивал рослую красотку, и та благосклонно позволяла ему это делать. Макс был в два, а то и в три раза меньше её, беспрепятственно мог бы пробежать у неё между ног. Но как можно? Это значило бы уронить мужское достоинство. Возбудившись, Макс предпринял попытку совершить главное. Но из-за маленького роста не было никакой возможности овладеть объектом страсти. Он стал прыгать на догиню сзади, хлопался животом на её круп, сползал и падал. Не оставляя своих намерений, продолжал предпринимать попытки одну за другой. Догиня спокойно стояла в ожидании чуда, перебирала длинными ногами, словно лошадка. Дав ухажёру достаточно времени и не дождавшись обещанного, догиня флегматично покинула двор.

Вера хохотала: «Бедный Максик, и тебе любви хочется... и мне любви хочется».

Весной Макс стал мужчиной, Вера оказалась невольной тому свидетельницей.

Перед домом настроили каменных гаражей, а где гаражи, там не только мужчины, любящие проводить время за ремонтом машин, но и собаки. Причинная связь одного с другим проста, какой ремонт без водочки и закуски, а выпьют мужики – всегда поделятся чем-нибудь с бездомной собакой, костью ли куриной, от которой страх один пораниться, хлебом ли чёрным – выбирать не приходится.

Главным тут был одноглазый кобель с примесью овчарки, в жёнках у него была разбитная бабёнка из простых, никакая в ней порода не проглядывала. Макс, осознавая своё превосходство никогда с бездомными собаками дружбы не водил. Нет, не от зазнайства, а от того, что сытый голодного не поймёт. А тут как удержишься, когда свадьба собачья в разгаре – тут не до социальных различий. Только на минуту потерял одноглазый из виду свою бабёнку, как она тут же подмигнула Максу.

Вера вышла во двор. «День какой чудесный, на удивление тёплый. Где же Макс?». Позвала – не идёт. «Что ж, искать надо». Опаздывать на пикник ей не хотелось. Пошла к гаражам, собак Вера никогда не боялась. У ветхого сарайчика, притулившегося к последнему гаражу, сидел одноглазый и смотрел на подругу, голова которой торчала из проёма, и было у неё на морде написано что-то такое, что ни с чем не спутаешь. Супруг сидел и наблюдал, пока его сучка определённо изменяла ему. Видно у собак так принято, раз уж прилепились – нельзя мешать. Вера застыла, шестое чувство подсказывало, что не стоит уходить, а следует дождаться и узнать – а кто же третий. Чутьё не обмануло её. Скоро морда собачей бабёнки приняла равнодушное выражение, она встряхнулась и выбежала, неверная, к супругу своему, за ней следом показался Макс. Увидев Веру, подбежал к ней. «Ну что, Максик, поздравляю!»

***

Мангал – до тех пор душа компании, и объект всеобщего внимания, пока шашлык жарится, а в желудке от ожидания голодный спазм. Управлял процессом весёлый парень. Вера видела его впервые.

– Кто такой?

– Новенький, из соседнего отдела. Холостой. Максимом зовут.

– Максимом?

И тут же Макс откликнулся, вильнул хвостом – вот он я, здесь.

– Дурачок, не про тебя.

– Хочешь, познакомлю?

Вера промолчала. У мангала тем временем собралась большая группа, все громко разговаривали, вдыхали ароматный дым, отпускали Максиму комплименты, разливали на старт. Вера искоса бросала на парня взгляд, он будто парил над всем, колдовал, как шаман, опрыскивал чем-то шашлык, обмахивал его картонкой, заговаривал. Было видно, что он делал это не в первый раз, что ему нравится и готовить и быть в центре внимания. «Дарующий жизнь», – подумала Вера и сама удивилась пафосу своего сравнения.

Под радостные возгласы началась раздача шашлыка. Все ахали, цокали и хвалили мангальщика. Подошла очередь Веры. «А вам двойную, вы с собакой. Вон как облизывается», – Максим кивнул на Макса и посмотрел на Веру. Их взгляды встретились, Веру бросило в краску.

Все наелись, расселись у костра, и центр внимания с Максима переместился на Андрюшку Ганичева – гитариста и исполнителя бардовских песен.

Максим подсел к Вере.

После пикника он проводил Веру домой, и остался у неё на ночь. Максик забился в дальний угол и плакал. «Максимилиан прекрати!» Он переставал и снова начинал скулить: «Сволочь, ещё и имя моё себе присвоил. Покусать его за это мало».

Вера не выдержала, отвела Макса в ванную комнату. «Будешь скулить – накажу!». Вера была так рассержена, что не обратила внимания на его полные слёз глаза. Максик понял, что жалобы не помогут и затих.

Через несколько дней Максим пришёл с чемоданом. Слабая надежда Максика на то, что ухажёр не придёт, не сбылась. Он наблюдал из своего закутка всё это безобразие: поцелуи, смех, воркование. Лежал, прикрыв морду лапами, словно человек, обхвативший голову руками во время беды. К еде Максик не притронулся. «Максимилиан, хватит уж дуться. Ты что, забастовку объявил?» Максик лежал неподвижно и не отвечал. «Ну, как хочешь».

– Не ест, ревнует.

– Голод не тётка – жрать захочет, перестанет выделываться.

Это «жрать» резануло ей ухо, но отвлёк запах подгоревшего из кухни. «Ой, курицу пора вынимать из духовки».

Максик не ел третий день. «Что делать?». Вера брала Максика на руки, гладила, чесала уши – никакой реакции, его хвостик не дрожал, не вилял от счастья как раньше.

– Господи, какие мы ранимые, – комментировал Максим.

– Да, вот такие мы, ранимые…

Прошла неделя, другая, Максик не стал прежним, лежал в углу, как безнадёжно больной. Вера чуть ли не насильно запихивала в него еду, стараясь кормить только тем, что он особенно любит. Всё это плохо помогало.

Ревность пса раздражала Максима. Вера расстраивалась. Ей хотелось, чтобы Максик снова стал весёлым и жизнерадостным, но и терять Максима ей не хотелось. Конфликт между её мужчинами нарастал.

***

– В эти выходные все на озеро собираются, едем? И деньги уже на шашлык собрали.

– Да, хорошо бы развеяться.

– Ты мясо завтра купишь? А я с Максиком погуляю, совсем он усох и захирел.

– На озере нагуляется. Один не пойду.

Приехали на озеро, Максим установил мангал почти у самой воды, хлопочет, движения быстрые, уверенные, народ вокруг него хороводы водит. Вера сама по себе. Если раньше ей нравилось смотреть, как её мужчина становится центром всеобщего внимания, то сейчас это раздражало. Она отвернулась, Максик сидел у ноги, она погладила его, прижалась головой к его морде. «А не искупаться ли? Холодновато, но можно попробовать».

– Вер, ты куда? Холодно же, – крикнул кто-то, увидев, что Вера заходит в воду.

– Ничего, люди и зимой купаются.

Вода действительно была обжигающе холодная. Зайдя по пояс, Вера оттолкнулась и поплыла. Проплыв метров десять она оглянулась, Максик стоял у кромки воды смотрел на неё и негромко подвывал. Максим, занятый шашлыком и компанией не смотрел в её сторону. Вера поплыла дальше, отплыв довольно далеко, она повернулась, Максик метался по берегу, как сумасшедший, то к воде подбежит, то к мангалу. Его раздирало на части: что выбрать? «Плыть, спасать хозяйку, или шашлыка дождаться. Знаю я эту публику, враз налетят и ничего не останется».

Максим, увлеченный процессом приготовления шашлыка и собой, не обращал внимания ни на мечущегося по берегу Максика, ни на Веру.

Максик сделал свой выбор, бросился в воду и поплыл к Вере. Её Максик, её друг, плыл к хозяйке, чтобы спасти её. Вера повернула к берегу. Они поравнялись, Максик тыкался в неё носом и, вместо того, чтобы плыть рядом, пытался влезть на её спину. Дурачок, он был уверен, что так помогает Вере. «Ах, ты, мой спаситель». Они доплыли до берега, расцарапанная спина Веры пощипывала, но она совсем не злилась на Максика.

Максим даже не заметил отсутствия Веры, окружённый поклонниками и поклонницами своего поварского таланта, он увлечённо что-то рассказывал.

Домой ехали молча. Максим выпил лишнего. Обнял Веру, полез целоваться, от него несло водкой и потом. Вера отвернулась.

– Ты чего?

– Голова болит, – соврала Вера.

Максим не унимался и принялся гладить её по спине. Вера отдёрнулась, ей было больно. Ничего не объясняя, она убрала его руку и вдруг поняла, что не любит больше Максима, что он чёрствый болван, который только и умеет, что жарить шашлыки. И ещё она заметила у него в ушах волосы, намечающуюся плешь и гусиную кожу на шее. Как она не видела всего этого раньше?

Она знала, что и сегодня и завтра будет спать одна. Череду скучных будней скрасит верный друг Максик, а мечты о настоящей любви скоротают её бессонные ночи.

Mayflower, S. Euclid OH Июнь, 2020

Вот такое удивительное архитектурное сооружение повстречалось мне в Подмосковье. Наверно, хозяева дома либо выходцы из Индии, либо очень любят Индийских слонов.

Центр управление вышел на связь с межгалактическим кораблём Хоуп.

- Хвалю! Вы чисто прошли молекулярные облака.

- Да, сэр.

- Сверяйтесь с конформной картой. На вашем пути три пульсара – один за другим, не старайтесь перепрыгивать через них, обогните по эллипсоидной кривой.

- Да, сэр.

- Жду отчёта о санитарном состоянии третьего отсека.

- Да, сэр.

- Инспекция и тестирование шестого блока идёт по графику?

- Да, сэр.

Аллан Смита раздражали излишние вопросы и наставления. Он отвечал, как попугай, повторяя одну и ту же фразу, и от этого злился ещё больше.

«Старый козёл, долго он будет нудить мне азбучные истины, я не хуже, а лучше его знаю, что мне делать. Седьмой межгалактический полёт».

- Аллан Смит, что вы себе позволяете?

- Извините сэр, всё сделаю, как вы сказали.

- Ну вот, так-то лучше. Какие-то вопросы? Просьбы? Жалобы?

- Нет, сэр, всё в порядке! Ещё раз извините. Виноват.

- Отбой.

Аллан был удивлён: «Энтони Гилл – прочёл его мысли, за миллионы миль от земли. Я мотаюсь по галактикам, считаю себя суперменом, а оказывается я обычный - под колпаком. Но зачем Энтони выдал себя? Хотел настучать – настучал бы, а он предупредил. Прикрывает? Возможно. Предосторожность не помешает, прими РПС (регулятор психического состояния) и успокойся, а не то спишут в утиль».

Окончив вахту, Аллан направился в сад - единственное место на корабле, где он по-настоящему мог уединится и расслабиться. Сад представлял из себя некую смесь тропических растений и Грейт-Смоки-Маунтинс: с многоголосьем птиц; периодически возникающим шумом ливня, раскатами грома; постоянным журчанием ручья; облаками, плывущими над причудливыми лианами и пальмами с гладкими, как столбы, стволами; могучими дубами, развесистыми каштанами, буками, желтыми березами, серебристыми липами и пахучими соснами – всё это переплелось в саду невообразимым образом. Сидя на лавочке среди этого буйства природы, он закрывал глаза, отдавался воспоминаниям и проваливался в полусон.

Су - последняя его возлюбленная, других он давно позабыл. Какие у неё чудные волосы – огненные, упругие как проволока, глаза цвета карибской волны, белоснежная грудь и розовые крупные соски. За две недели до его отлёта они отдыхали на Верджин-Айлендс. Золотой закат солнца перед последней проведённой вместе ночью. Она сказала, что у неё для него есть сюрприз, но не успела о нём поведать. Он целовал её как никогда страстно, а на утро попрощался: «Пока. Хорошего дня, детка!» – и исчез из её жизни навсегда.

Ей сказали, что с ним произошёл несчастный случай – погиб из-за неполадок в трансформере. Тело предъявить не могут, оно уже на пути в Сиэтл. Аллан Смит завещал его науке, вот копия сертификата о смерти. Что она тогда чувствовала? - особая и неповторимая Су. Когда они расстались, ей было двадцать, а ему тридцать пять.

Эта жестокая необходимость лгать - он привык к ней или почти привык. Не мог же он сказать: «Су, я – Покоритель Временного Пространства, слыхала о таких!? Давай повстречаемся, пока я на «берегу», а потом прощай, зайка, спасибо за компанию». Да, она бы порвала с ним сразу, скажи он это. Возможно, сказала бы: «Выбирай – я или космос и вечная молодость?» Он бы выбрал второе. Он никогда не променял бы звёзды на юбку. А его молодость – лишь иллюзия относительно убежавшего вперёд земного времени. Возвращение в будущее – звучит парадоксально. Желание узнать какое оно, затягивает похлеще любого наркотика. Время, время! Однажды преодолев его и познав неизведанное – невозможно отказаться от полётов, даже несмотря на горечь потерь и расставаний с теми, к кому привязался.

Пожалуй, это лишь оправдание его самовлюблённости и эгоизма.

«Конченный подонок! Лгун, обманывал её, как и всех остальных. Разрушал судьбы доверившихся мне девушек. Когда вернусь, сколько ей будет? Мне будет сорок или около того. Никогда заранее не знаешь, только по прилёту компьютер выдаст до минуты земной возраст.

Хватит сходить с ума! Прими лекарство! Неделю как не принимал, сорвался, распустил себя – дал волю недовольству. Смотри-ка – совесть заговорила. Психическое расстройство наступает незаметно. Скольких списали из-за этого? Я держусь дольше других. Легенда!».

***

Аллан Смит сидел рядом с Су, лежащей на больничной койке. Держал её за руку, смотрел на её неподвижное, изъеденное морщинами лицо, обвисшие щёки, похожие на два засохших блина, из которых торчало несколько седых волосинок, на козявку, застрявшую в носу. Аллан зацепил и убрал её. Сделал это неосознанно, удивился содеянному. Су вздрогнула, открыв глаза.

- Что?

- Нет, ничего, ничего, - мягко произнёс он, стряхнул козявку на пол и обтёр пальцы о простыню.

Су смотрела на него равнодушно, в уголках слезящихся глаз образовались следы высохшей соли.

«Когда-то она была незаурядной женщиной. Когда-то она была моей Су. Сейчас передо мной чужая старуха. Что с ней сделало время? Зачем я сюда пришёл? Действительно, зачем?» Аллан, как школьник, стал «загибать пальцы». Ответы выходили какими-то дежурными и неубедительными: «Потому, что я был с ней счастлив. Потому, что она единственный когда-то близкий мне человек, кто жив со дня последнего старта. – И тут же возразил себе, – Это не может быть веской причиной. И счастье моё с ней было коротким, каких-то несколько месяцев. Что же меня привело сюда? Интерес к тому, как она прожила эти годы, вышла ли замуж, есть ли у неё дети, и, что это был за сюрприз, о котором она не успела мне рассказать? Тогда меня это мало волновало, а сейчас я бы хотел узнать. Всё думал об этом в полете. Увы, так и не узнаю. Если бы она меня узнала, я бы попросил у неё прощения».

Дневной свет раздражал Су, она закрыла глаза. «Кто этот незнакомый мужчина, что ему нужно от меня?» - подумала и тут же забыла. Аллан осторожно выпустил её невесомую руку. Су спала, полуоткрыв рот, слегка похрапывая.

Дверь открылась, в палату вошла пожилая женщина. Она с удивлением посмотрела на Аллана. «Ещё этого не хватало! – объяснять что-либо ему хотелось меньше всего. – Хорошо, что она застала меня, когда я собрался уже уходить, а не когда сидел и держал Су за руку».

- Похоже я ошибся палатой, извините. – он быстро глянул на неё, крупное родимое пятно выделялось на шее вошедшей. Похоже женщина его совершенно не стеснялась, не пыталась скрыть одеждой. Точно такое же пятно есть и у него на шее, только расположено ниже и его не видно из-под ворота рубашки. Аллан не сомневался в том, что он столкнулся в госпитале со своей дочерью. «Так вот в чём заключался сюрприз Су - она была беременна. А что, если бы она сказала мне об этом до отлёта? Нет – это не остановило бы меня. Я бы всё равно улетел. Сказать, этой незнакомой женщине: Дочь, здравствуй, я – твой папа! Извини, моложе тебя на двадцать лет. Так вышло. Какая чушь! Что он может ей сказать? Как объяснить свое отсутствие? Он станет для неё подонком, а не отцом, который внезапно погиб в трансформере».

***

Аллан зашёл в капсулу, задал адрес и в следующий момент он уже входил в свой «дом». Каждый раз по возвращении из межгалактических экспедиций его ждал новый дом. За это отвечала GASA (Глобальное Аэрокосмическое Агентство). Такие дома-времянки, напичканные технологическими новинками, выполненные по последней дизайнерской моде, имеют всё, кроме домашнего тепла. Они не отражают течения времени, здесь нет дорогих сердцу вещиц, фамильных реликвий, семейных фотографий на стенах, бесполезных предметов, оставленных на столе – безупречная чистота и устойчивый запах чистящих средств встречает вас при входе.

Перед Алланом засветилась голограмма с изображением его новой подружки - Нинель.

- Привет! Я пыталась с тобой связаться, но сигнал не проходил из-за блокировки. Ты от меня что-то скрываешь? Ты был с другой?

Аллан всё ещё находился под впечатлением от посещения Су, ему не хотелось отвечать на её чепуховые вопросы.

- Что ты молчишь?

«Опять всё по новой: интрижки, ревность, каждый раз одно и то же. – Досада охватила его. – Но одному ещё хуже».

- Ты же знаешь, наш офис блокирует связь, чтобы мы не отвлекались на постороннее, не касающееся работы, - он следовал легенде, изображая из себя обыкновенного служащего.

Эту старую байку – про офис, занятость - он каждый раз рассказывает женщинам. Глупые, они верят тем, в кого влюблены - все до единой. Аллан пользовался их красотой, молодостью, а потом исчезал. Возвращался и находил их со старившимся или умершими.

- Я так соскучилась по тебе.

Аллан усмехнулся про себя: «Втрескалась дурёха».

- Я тоже, - соврал он.

Нинель, вернее её голограмма, вспыхнула ярче.

«А надо ли начинать всё заново, когда финал известен? Нет, не стоит об этом думать». Аллан взял стакан воды, достал таблетку РПС.

- Милый, ты пропал.

- Я здесь. Мне надо ещё закончить дела, - снова соврал он.

- Мы увидимся сегодня?

- Конечно, конечно, - ответил Аллан.

Роман с Нинель длился несколько месяцев, с каждым днём, Аллан привязывался к ней всё сильнее. Его дом потихоньку начал оживать, в нём появились предметы, принесённые ею: китайские вазочки, вращающиеся шары с меняющимися 3D картинками, совместные фото на стенах, две чашки – с их портретами. Она подарила ему две картины, написанные от руки – кто делает это сегодня? Приобрела красивое постельное бельё. У неё появилась собственная полка в платяном шкафу, вешалки в гардеробной пополнялись её одеждой. Эти действия говорили Аллану о серьёзности намерений Нинель. Он думал о ней чаще положенного, как ему казалось. Кто в кого втрескался? Скорее он в неё, чем она. Ему сорок, а ей всего девятнадцать. Она свежа и прекрасна, а он… как бы не молодился - возраст не скроешь. А впрочем, что он несёт? Для того, кто родился накануне «Большого Взрыва» в 2025, переломном, он недурно сохранился. Аллан посмотрелся в зеркало, поправил модный кок на голове. Кок не хуже, чем у того парня – Элвиса, прародителя рок-н-ролла. Аллан остался доволен своей причёской. Мода всё время возвращается.

За время знакомства с Нинель Аллан быстро преобразился, стал употреблять современный молодёжный сленг. Одевался как студент, был в курсе новомодных течений в музыке и искусстве. Старался двигаться как мальчишка, а не как сорокалетний мужчина. Внешне выглядел спокойным, удовлетворённым жизнью человеком. Но мысли о том, что ему придётся скоро оставить её, сильно огорчали – такого раньше с ним не было. Он представлял, каким будет их последний день перед расставанием. Думал: «Как долго она будет страдать? Как быстро найдёт ему замену?» Вспомнил её сокурсника-блондина с группового фото в sky-cloud. Он сразу почувствовал - этот парень неровно дышит к ней. Но тогда он только усмехнулся и забыл об этом. А сейчас мысль о возможном сопернике была ему нестерпима. Аллан заметался по комнате. Что это с ним? Надо успокоиться, Нинель вот-вот должна прийти.

Ангел, совершенное чудо! - Аллан молча крепко обнял её, не отпуская от себя.

- Что случилось, милый?

- Так, ничего, соскучился.

- А у меня для тебя есть новость, - Нинель потащила его на диван. Аллан хотел снова обнять её. – Подожди-подожди, дай сказать.

Она слегка отстранилась, выпрямила спинку, напряглась. «Ну, что там? Наверное, получила премию или повышение по работе - какие пустяки».

- Ты слышал что-нибудь о Покорителях Времени и Пространства?

- Кто не слышал? Это всего лишь байки.

- Может и байки, но парадокс «близнецов» и СТО (специальная теория относительности) никто не отменял, если один близнец останется на земле, а другой улетит в космос, то по возвращении он будет намного моложе своего брата-близнеца. Согласно СТО, - продолжала Нинель - все процессы у двигающихся объектов замедляются, гравитационные поля влияют на ход времени, происходит деформация времени-пространства.

- Это только теория.

- А вот и нет! Теория давно доказана, но в наши дни об этом умалчивают! Где те космонавты, которые улетают в межгалактические полёты?! Мы давно ничего о них не знаем, их от нас скрывают. Правительства всегда что-то скрывают!

- Ладно, конспиролог, иди ко мне, - он попытался обнять Нинель.

- Подожди. Главное! Мне позвонили сегодня из GASA.

- Ну и что? Они сказали, что хотят включить тебя в секретную программу полётов? – Алан засмеялся.

- Нет, не сказали, но они задавали кучу разных вопросов, а когда я пыталась спросить их о чём-нибудь, давали понять, что вопросы задают они. Попросили не распространяться о нашем разговоре. Но тебе я могу сказать.

- Почему ты решила, что тебе звонили из GASA?

- Потому, что я писала им.

- Не может этого быть! У них нет адреса.

- А ты откуда знаешь?

Аллан прикусил язык.

- Потому, что это всё выдумки.

- А вот и нет. Помнишь Рудольфа? Блондин на фотке? Это он дал мне их мейл.

- Он посмеялся над тобой, это – розыгрыш, - тон Аллана зазвучал холодно.

- А вот и нет! В детстве, когда мне мама прочла сказку о людях, убегающих от времени, я всегда мечтала стать одной из них. И поэтому я им написала. А они мне ответили!

- Глупости всё это. Забудь. Иди ко мне.

Аллан мысленно зачёркивал каждый прожитый день. Точной даты отлёта он не знал, но предчувствие скорого расставания не отпускало его. Чтобы снять напряжение, он всё чаще принимал РПС. Таблетки помогали, но ненадолго. Ожидание становилось всё тягостнее, но странное дело, чем дольше оттягивалась развязка, тем он больше желал её скорейшего наступления.

Он поймал себя на мысли, что Нинель ему сегодня за весь день не позвонила, раньше такого не было. Его отвлёк «блямк» - пришёл мейл от GASA. «Ну вот, наконец-то!» - Аллан облегчённо вздохнул он. Но при мысли о Нинель его охватило смятение: «Как странно я устроен, ещё минуту назад волновался из-за того, что не сообщают о дате старта, а получив извещение, не рад этому, и все мысли теперь о Нинель».

Аллан открыл мейл.

«Уважаемый Аллан Смит,

Ваш неоценимый вклад в освоение межгалактического пространства и открытия новых миров навеки вписан в историю мировой аэронавтики.

GASA поздравляет Вас с присуждением высшей награды – Золотой медали мирового конгресса. Вы – первый астронавт, удостоенный этой высшей награды.

Подпись:

Энтони Гилл, руководитель межгалактических полётов»

Аллан прочёл ещё раз. Смысл письма постепенно доходил до него – его списали. Награда, как посмертный орден, как крест на его карьере. Аллана бросило в жар, сдавило сердце. Он принял РПС.

«А что я, собственно, так распереживался? Хватит мотаться, когда-то это должно было бы случиться. Даже такие, как я, не вечны, они просто убегают от времени до поры до времени. Я останусь с Нинель, заведем детей, мы не будем ни в чём нуждаться… Любой бы позавидовал нам и хотел бы оказаться на нашем месте. Но где же она?» - Аллан послал сигнал, послышался шелест, а затем обрыв. «Её код заблокирован, что за чёрт!»

И вдруг понимание того, что он никогда не увидит Нинель, пришло к нему так отчётливо, что Аллану стало не по себе. Мир в одно мгновение сжался до размеров его дома, за стенами которого его никто и ничто не ждёт. Аллан побледнел.

****

Нинель вошла в здание, похожее на межпланетную станцию Хоуп, нашла нужную палату.

Он лежал с широко открытыми глазами. Если бы не табличка с его именем при входе она бы никогда не сказала, что этот старик – мечта её юности. Тот, с кем она собиралась прожить простую, но счастливую жизнь. Собиралась… до того судьбоносного звонка.

Аллан посмотрел на Нинель равнодушно.

- Сестра, дай мне лекарство. Ты новенькая? Ты мне нравишься, ты похожа на одну девушку из моего прошлого. Она оставила меня ради звёзд. Хотела стать Покорительницей Времени и Пространства. Я думаю, она исполнила свою мечту.

- Это всё байки, нет никаких Покорителей Времени.

- Ты так думаешь?

- Я уверена в этом.

- Ты знаешь, мне тоже иногда кажется, что это выдумки.

Аллан прикрыл глаза, дневной свет стал гаснуть, на смену ему пришли сумерки.

Нинель вышла из здания, на её sky-tok пришёл вызов.

- Привет, Марк, как дела?

- Очень скучаю по тебе, киса. Мы сегодня увидимся?

- Конечно, конечно, - ответила Нинель.

Юрий Вер

Февраль-Март 2021

Утром на прогулке. Здесь ограничитель скорости 35 миль в час, уж и не знаю, что привело к аврии. Дорога чищена.