warhead.su

Герой-гусар, участник множества военных кампаний, дуэлянт, человек искусства и долгожитель. Всё это об одном и том же человеке — Жан-Батисте Савене. Но всё ли из этого правда? WARHEAD.SU рассказывает подлинную историю обрусевшего француза.

Гусарский эпос

В конце XIX века Российская империя и Французская республика стали союзниками. Опасения по поводу растущей мощи Германии сблизили два государства. Политический и военный альянс незамедлительно отразился в повседневной жизни. Во Франции надолго вошло в моду всё русское. В России не отставали, ища различные способы объединить две дружественные нации. Поэтому история обрусевшего французского ветерана, о котором заговорили в это время, стала очень популярной.

Николай Савин, он же Жан-Батист Савен, получил всемирную известность как последний француз, сражавшийся под знамёнами императора Наполеона I.

Вот, что писал о французе Валентин Пикуль: «Он начинал боевую жизнь, когда в России молодо запевал Гаврила Державин, а теперь готовился вступить в литературу Максим Горький. Конечно, я ожидал встретить в Саратове беспомощную развалину, дышащую на ладан, а застал крепкого и бодрого старца, никогда не болевшего, не знающего, что такое очки. Мне было известно, что Савин проделал в конце XVIII века походы в Египет и Палестину, сражался в Испании, был при кровавых штурмах Акры и Сарагосы, сидел в тюрьмах испанской инквизиции, наконец, двинулся на Россию…»

Примерно такой была история ветерана, которую знали в то время.

Савен, на склоне лет ставший объектом самого пристального внимания прессы, охотно рассказывал о своём прошлом. Он поведал, что родился в Руане в 1768 году, а во время революционных войн в 1798 году записался в гусары. Прошёл с Бонапартом от Египта до Аустерлица и Бородина. Получил офицерский чин и орден Почётного легиона, видел пожар Москвы, а при переправе через Березину был пленён казаками.

В плену Савен прижился, выучил язык, принял русское подданство и уехал в Саратов. Там он прожил долгую жизнь и скончался в возрасте 126 лет. Под конец его жизни французское правительство, поражённое неожиданно объявившимся долгожителем-ветераном, назначило ему пенсию и вручило медаль Святой Елены. Этим знаком отличия награждали солдат, воевавших под знамёнами Наполеона.

Прожив 126 лет, этот француз оказался самым долгоживущим человеком в истории.

Фантазии Николая Савина

Увы, большая часть из того, что можно прочитать о Савене в популярной литературе, — миф, придуманный им самим и превращённый печатью в сенсацию. В заблуждение ввели даже французское правительство.

Подлинная история Жан-Батиста Савена не столь наполнена приключениями, но ничуть не менее интересна.

Как же раскрылась правда?

Современные историки обратили внимание, что 2-й гусарский полк, в который записал себя лейтенант Савен, никогда не был в русском походе. Шамборанские гусары в это время служили в Испании, сражаясь с англичанами, и на европейском театре военных действий оказались лишь к лейпцигской Битве народов, когда Савен уже был в русском плену.

Русский исследователь Виктор Тотфалушин и француз Ив Готье изучили документы и раскрыли тайну Савена. Выяснилось, что первые сомнения в его личности возникли ещё при его жизни. Полковник русской армии Отто фон Фрейман, интересовавшийся военной историей, писал ветерану:

«К сожалению, в результате поисков, предпринятых в Службе великого канцлера и Военном министерстве, выяснилось, что Вашего имени нет в списках кавалеров ордена Почётного легиона; отсутствует оно и в списках 2-го гусарского полка».

Но тогда, на волне увлечения русско-французским альянсом, на такие мелочи предпочли не обращать внимания.

Уже в наши дни при составлении списков военнопленных 1812 года выяснилось: в военных бумагах Савен упомянут как простой пехотинец, который после пленения русскими был отправлен на жительство в Хвалынск под Саратовом.

Новый свет на судьбу француза пролили документы 1834 года. В то время, вспомнив о своём происхождении, Савен решил вернуться на Родину.

События войны с Наполеоном современники тогда или хорошо помнили, или непосредственно участвовали в них. Поэтому приходилось быть честным.

Савен рассказал, что служил унтер-офицером 24-го лёгкого полка, состоявшего в дивизии генерала Ледрю, 3-го корпуса маршала Нея. Оказавшись в плену, он отправился в Саратовскую губернию и поэтому никогда не вращался в кругах русской знати, не служил учителем фехтования, не был в тыловом Ярославле. И следовательно, не кутил там с местным дворянством — о чём француз любил рассказывать уже стариком.

Доброволец из Руана

Будучи простолюдином, в России он оказался приписан к городскому сословию и вёл добродетельную жизнь учителя рисования. Эти данные подтверждаются бумагами 1836 года, когда французское правительство запросило в России сведения о пленных Великой армии, принявших русское подданство.

Несмотря на желание Савена вернуться, французское правительство тогда ему отказало. Солдат Наполеона остался в России.

Жизнь в провинции была довольно скучной. Постепенно уходили из жизни свидетели блестящей эпохи начала века — и тогда Николай Савин начал понемногу фантазировать, расцвечивая своё прошлое. Так появился блестящий офицер-дуэлянт Жан-Батист Савен, служивший в гусарах и прошедший все кампании Наполеона от битвы у пирамид до Березины.

На самом деле Пьер (а не Жан-Батист) Савен родился в Руане в 1792 году в семье бывшего чиновника, владельца небольшого магазина.

То есть прожил он не 126, а «всего лишь» 102 года.

Более чем достойный возраст, особенно если вспомнить, что до конца своих дней он сохранял удивительное здоровье и бодрость, свойственные многим ветеранам того времени.

На службу Пьер поступил не в 1798 году, а лишь в 1812, когда Наполеон перед походом в Россию набирал новых конскриптов в Великую армию. Савен принадлежал к мелким буржуа — общественному слою, который считался главной опорой Наполеона. Видимо, Пьер отличался некоторым честолюбием — рассчитывая на быструю карьеру, записался в армию добровольцем. И не без оснований — во времена Наполеона именно армия была самым быстрым способом продвинуться наверх, если у тебя не было ни больших денег, ни знатного имени.

Ожидания оправдывались — грамотный и ловкий юноша быстро стал унтер-офицером и наверняка получил бы офицерские эполеты уже в 1813 году, когда Великая армия отчаянно нуждалась в людях. Но всё изменил русский плен.

Придумывая себе новую биографию, Пьер взял имя Жан-Батист, которое принадлежало его племяннику. В качестве года рождения назвал 1768, когда родился его отец, и придумал себе славное прошлое.

К сожалению, тут Савена подвела память, и он не учёл места, где проходил службу выбранный им гусарский полк. Не сыграло на руку легенде и то, что во Франции хранят имена всех награждённых орденом Почётного легиона.

Но в конце XIX века на это не обращали внимания — приличному человеку верили на слово. Поэтому в преклонных летах Савен расхаживал по Саратову в офицерском сюртуке с красной ленточкой кавалера ордена Почётного легиона.

Как писал Ив Готье: «…послужной список Савена сильно нафантазирован, равно как и вся его биография в целом. Бывший французский военнопленный не столько вспоминал своё прошлое, сколько создавал о нём фабулу. Её было нетрудно разоблачить, но массовому сознанию легенда была дороже правды, оно не только прощало ложь, но и активно распространяло её».

Уже в наши дни в Саратове при участии французского посла была открыта мемориальная доска в память о знаменитом военнопленном. На ней судьба Николая Савина обрисована уже более осторожно и куда меньше напоминает сюжет из романа Александра Дюма.

Источник

Чем отличалось нарезное оружие Галантного века от гладкоствольного, почему количество стрелков всегда было очень небольшим и отчего увлечение «точным боем» многие военные считали лишь мимолётной модой, почти бесполезной в бою?

Гладкоствольными ружьями вооружение пехоты XVIII — начала XIX века отнюдь не ограничивалось. Кроме привычных мушкетов было немало других видов стрелкового оружия: пистолеты, мушкетоны, предназначенные для стрельбы дробью.

Кстати, о мушкетонах, они же тромблоны. Эти интересные и необычные ружья отличались заметным раструбом на конце довольно короткого ствола. Существует распространённое заблуждение, что расширенный ствол позволял дроби разлетаться шире и обеспечивал увеличенную зону поражения.

На самом деле раструб всего лишь позволял удобнее заряжать ружьё, которым чаще всего пользовались кавалеристы и моряки. И те и другие в бою испытывали большую проблему с устойчивой поверхностью, поэтому мушкетон стал для них настоящей находкой.

Но первое место принадлежит, конечно, нарезным ружьям. В это время они как раз начали входить в военный обиход.

Нарезное дульнозарядное оружие отличалось высокой ценой, сложностью ухода, а темп стрельбы из него был гораздо ниже, чем из гладкоствольного.

Куда ни посмотри — сплошные недостатки.

Несмотря на это, многие страны не отказывались от таких ружей, а напротив, постепенно увеличивали количество стрелков в своих армиях. Сторонники утверждали: ведение точного огневого боя на дальней дистанции позволит лишить вражеские отряды офицеров, посеять панику и победить неприятеля ещё до того, как он сможет атаковать.

Два мнения о стрелках

Отчасти это было правдой. Но несмотря на моду, во Франции и в России стрелки-егеря вооружалась обычными гладкоствольными ружьями облегчённой конструкции.

Почему? Причина проста — содержание и обучение таких солдат обходились казне очень дорого. Проще вооружить и подготовить троих обычных пехотинцев, чем одного меткого стрелка, — так справедливо считали военные. Не зря королевский офицер и революционный генерал Жан-Жак Гассенди в книге «Справочник для офицеров французской артиллерии» писал: «…штуцер — это оружие, которое не соответствует духу французского пехотинца и подходит лишь для терпеливых и флегматичных убийц». Под «убийцами» он подразумевал британцев и немцев, которые как раз очень любили нарезное оружие.

Это мнение в начале XIX столетия подкреплялось авторитетом Наполеона I, который, попытавшись внедрить штуцера во французской армии, быстро разочаровался в дорогой игрушке. В некоторых регионах образ жизни и местные традиции создавали для армии уже почти готовых стрелков, но там, где таких не водилось, нарезное оружие применялось мало.

Заряжание и стрельба из штуцера требовали гораздо больше времени, а сами штуцеры были неизбежно короткими. Заряжались-то они с дула, а пропихивать пулю сквозь длинный нарезной ствол — это не то, что можно быстро проделать в бою. Так что солдат с обычным ружьём и штыком получал огромное преимущество в рукопашной. Всё это могло сделать стрелков почти беззащитной целью для атакующих линий пехоты. Чтобы придать егерю чувство безопасности, австрийцы даже приняли на вооружение очень длинный штык, который сглаживал разницу в длине пехотного мушкета и егерского нарезного ружья. Но и такая мера не могла сделать рассыпной строй лёгкой пехоты более стойким в бою.

При тогдашнем уровне развития стрелкового оружия в прямом столкновении рассыпного строя с пехотой, построенной в линейный порядок, а уж тем более с атакующей колонной, солдаты в рассыпном строю всегда проигрывали

В результате французы, несмотря на ряд попыток внедрить штуцера, отказались от них.

Русские предпочли вооружать нарезными ружьями лишь лучших стрелков — унтер-офицеров егерей.

Пруссаки же ещё в годы Семилетней войны установили, что четверть егерей должна быть вооружена штуцерами, а австрийцы поголовно вооружали лёгкими нарезными карабинами своих стрелков, набранных из лучших тирольских охотников. Впрочем, в XVIII веке число егерей всегда было совсем небольшим. Даже великие державы могли себе позволить лишь несколько рот столь дорогих солдат. Причём из-за высокой стоимости содержания отряды время от времени то расформировывались, то создавались вновь.

Британский опыт

Пожалуй, более всего идеей точной стрельбы по противнику увлеклись англичане.

В 1756 году в колониях был создан 62-й королевский американский стрелковый полк, который планировалось применять против французов, угрожавших британским владениям в Новом Свете. Что характерно, большую часть рядовых и офицеров новой части составили немцы, которые в то время считались прирождёнными стрелками.

Уже в наполеоновскую эпоху, в 1803 году, появился 95-й стрелковый полк. Тот самый, в котором служил знаменитый лейтенант Шарп из романов Бернарда Корнуэлла и сериала с Шоном Бином.

В стремлении создать идеальную военную часть британское командование даже пошло на неслыханную вольность — в стрелковых частях практически не применялись телесные наказания.

Это в те времена, когда войско без порки считалась не регулярной армией, а бандой грабителей и убийц.

Консервативным британцам был не чужд интерес к техническим новикам. В годы Войны за независимость США майор британской армии Патрик Фергюссон сформировал и вооружил особыми казнозарядными нарезными ружьями целый отряд. Стрелки Фергюссона продемонстрировали превосходные результаты, делая в минуту до четырёх-пяти выстрелов. Для нарезного оружия — отличный показатель. Однако ружья новой модели оказались феноменально дорогими и нуждались в регулярной и самой тщательной чистке. При этом они очень часто ломались, требуя ремонта у лучших оружейников, отчего стали лишь экспериментом и вскоре были забыты.

Даже по меркам XIX века, нарезное оружие эпохи «войн в кружевах» не впечатляло.

Для того, чтобы выстрелить, надо было сначала пройти обычный процесс заряжания в двенадцать приёмов. К тому же требовалось точно отмерить пороховой заряд, а затем обернуть пулю промасленным кусочком кожи или ткани, чтобы обеспечить прилегание к стволу. Задача осложнялась тем, что забить плотно сидящий боеприпас в нарезной ствол требовало времени и сноровки. При этом всегда был риск, что, если пуля оказалась забита неплотно, то есть не до порохового заряда, — ствол может разорваться во время выстрела.

Темп стрельбы в среднем составлял один выстрел в минуту, иногда чуть больше (и это у отлично подготовленных солдат), дистанция прицельного выстрела лишь незначительно превышала параметры обычного гладкоствольного мушкета.

Но зато точность стрельбы отличалась самым выгодным образом.

Если из простого пехотного ружья попасть во врага было делом лишь везения, то подготовленный егерь мог добиться куда лучшего результата. Хотя и тут, пожалуй, самой рациональной оказалась позиция русского командования: давать штуцера только самым лучшим стрелкам — унтер‑офицерам.

Несмотря на эти проблемы, возможность вести прицельный огонь окупала недостатки старинных штуцеров. В начале XIX века, во время испано-португальских кампаний, которые армия Наполеона I вела против английских войск под командованием Артура Уэлсли, будущего герцога Веллингтона, полковник Лебо рапортовал: «почти все офицеры (его полка) …ранены пулями из нарезных ружей». Правда, для таких результатов на поле боя должны иметься места, где егеря могли бы спрятаться, чтобы вести эффективный огонь. Лучше всего подходили заросли деревьев, овраги или дома. Там же, где укрытий не было, стрелки с нарезными ружьями оказывались почти бесполезными.

Пожалуй, пример наиболее эффективного применения нарезных ружей (если не брать американских стрелков-ополченцев времён Войны за независимость США) относится уже к наполеоновской эпохе. В битве при Ватерлоо два стрелковых батальона Королевского германского легиона, вооружённые нарезными ружьями Бейкера, успешно сражались за ферму Ла-Э-Сент. Несмотря на постоянный натиск превосходящих сил французов маршала Нея, немецкие добровольцы нанесли атакующим очень большой ущерб и сдали позицию лишь после того, как полностью расстреляли боезапас.

Но стрелки совсем не были супероружием. В этом же сражении знаменитые английские «зелёные куртки» — стрелки 95-го полка — попытались укрыться в гравийном карьере, но были легко выбиты оттуда французскими кирасирами. Бронированные всадники преследовали бегущих британцев до тех пор, пока не столкнулись с подкреплением союзников.

В этом великом сражении стрелки одновременно показали свои сильные и слабые стороны.

Немалый опыт применения нарезного оружия во второй половине XVIII — начале XIX века, накопленный военными, позволил сделать вывод о пользе штуцеров, но не заставил отказаться от привычного гладкоствольного оружия. Для того, чтобы в военном деле произошла «стрелковая революция», понадобилось ещё тридцать лет и серьёзный рывок, который сделали европейская наука и промышленность к середине XIX столетия.

Источник

Операция «Немыслимое» — секретные британские планы на случай войны с СССР, составленные летом 1945 года. И естественно, основное внимание привлекает главный вопрос: кто бы победил, случись конфликт между бывшими союзниками? Стальной кулак и боевой опыт РККА — или же воздушная мощь и выучка англо‑американцев?

Рассмотрим вопрос на трёх уровнях: оперативно-тактическом, стратегическом и глобально-логистическом.

Оперативно-тактический уровень

Обе рассматриваемые армии в этом плане были вполне сопоставимы друг с другом. И советская, и американская сторона к 1945 году прошли долгий и трудный путь «взросления», накопили огромный боевой опыт и состояли из обстрелянных ветеранов. Можно, впрочем, согласиться, что Красная армия воевала дольше — но это преимущество уравнивалось лучшей профессиональной подготовкой американских офицеров и сержантов.

Сильными сторонами Красной армии являлись бронетехника, большое количество тяжёлой и реактивной артиллерии и мощная авиация поля боя.

Советские танковые части 1945 года казались венцом теории мотомеханизированной войны. Это были мощные формирования, включавшие в себя многочисленные средние танки, мотопехоту, артиллерию (в том числе и реактивные миномёты), соединения поддержки и обеспечения. Танковым корпусам дополнительно могли придаваться батальоны тяжёлых танков и штурмовых самоходок, чтобы дать возможность «с ходу» преодолевать своими силами очаги обороны неприятеля, а также противотанковые и сапёрные части — для защиты флангов при наступлении.

Основной советский танк — Т-34-85 — вполне отвечал требованиям времени и мог решать любые задачи на поле боя. Аналога же тяжёлых танков серии ИС ни у британцев, ни у американцев просто не было. А в советском арсенале уже имелись и такие «сюрпризы», как ИС-3…

Причём превосходство было не только количественным.

Советская армия мастерски отточила применение танков как в поддержке пехоты, так и в составе ударных высокомобильных соединений.

Авиация поля боя также была сильной стороной РККА. Её ВВС ориентировались именно на тесное взаимодействие с войсками. Советские истребители (например, Як-9) проектировались для манёвренного боя на небольших высотах — представлявшегося наиболее важным для создания «зонтика» над прифронтовой полосой. Уступая англо-американским машинам в скорости и высотности, советские «яки» превосходили их в горизонтальной манёвренности.

Наличие огромного флота штурмовиков Ил-2/Ил-10 тоже было весомым аргументом. Можно ставить под сомнение целесообразность концепции самолёта непосредственной поддержки войск — но нельзя отрицать, что советская армия использовала свою «летающую артиллерию» весьма умело и эффективно. Хотя и неясно, как Ил-2 бы показали себя против англо-американской ПВО — куда более совершенной, чем немецкая…

В свою очередь, преимуществами американской армии были пехота, артиллерия вообще и связь.

Американская пехота отличалась упорством, инициативностью и агрессивностью, не боялась действовать самостоятельно. Промышленный потенциал США позволил полностью радиофицировать пехоту, вооружить её самозарядными винтовками, насытить тяжёлыми пулемётами и «базуками», артиллерией и истребителями танков. По огневой мощи в обороне и наступлении, боевой инициативе и способности к самостоятельным действиям американские пехотные дивизии значительно превосходили советские. Кроме того, средний американский призывник 1945 года (не испытывавший голода и военных лишений) был банально здоровее и выносливее…

Американские артиллеристы Второй мировой войны заслуженно считались одними из лучших в мире. Традиционно артиллерия в Америке была «интеллектуальным» родом войск, и её подготовка всегда была на высоте. Когда в 1941 году деньги в армию полились рекой, ими воспользовались в полной мере.

Американскую артиллерию полностью радиофицировали и механизировали. У неё даже имелись собственные средства воздушной разведки и корректировки — по два лёгких самолёта L4 «Грассхоппер» («Кузнечик») в каждом батальоне.

Немцам с их лошадиной тягой такое даже и не снилось.

Не снилось немцам и американское централизованное управление огнём: данные от артиллерийской разведки и заявки на огневую поддержку собирались, централизованно обрабатывались и передавались на батареи в виде уже готовых огневых решений.

К 1945 году американские артиллеристы успешно освоили такие технические новинки, как использование радаров для контрбатарейной стрельбы (для этого применялись РЛС SCR-584, способные отслеживать миномётные мины) и применение радиовзрывателей для подрыва фугасных снарядов на оптимальной высоте. Об эффективности последних генерал Паттон писал, что «появление неконтактных взрывателей требует полного пересмотра тактики наземной войны».

Стратегический уровень

Почти абсолютное превосходство в стратегическом плане было на стороне советской армии. РККА не просто имела значительно больше войск в Германии, чем англо-американцы, — она ещё и лучше умела ими действовать.

Сражения на гигантском сухопутном фронте Великой Отечественной дали советским маршалам уникальный опыт применения действительно больших группировок. Пока союзники учились воевать отдельными армиями, РККА уже оперировала огромными фронтами, состоявшими из множества взаимодействующих друг с другом армий. В одной только операции «Багратион» принимали участие четыре фронта, состоявшие из двух с лишним десятков взаимодействующих армий.

В воспоминаниях немецких генералов о последних двух годах войны часто встречается упоминание великого множества русской пехоты и танков, которые «накатывали, подобно волнам, на островки немецкой обороны».

Между строк ясно читается беспомощное недоумение: как, ну как русские сумели так быстро сосредоточить и привести в движение такие огромные армии?

Противопоставить что-либо равноценное советской практике глубоких операций англо-американские генералы в 1945 не могли.

В своих планах они и в 1945 году исходили из старомодного «блицкрига» начала 40-х: наступления механизированными частями на сравнительно узком фронте, обход узлов сопротивления, охват флангов противника. К действиям советского размаха они были не готовы. Сама по себе возможность координированных операций такого масштаба не осознавалась англо-американским командованием в достаточной степени.

Одним из краеугольных постулатов «Немыслимого» была идея, что советские войска «растянулись» и «перенапрягли» свои линии снабжения. Это было очень далеко от истины — просто Черчилль и Ко не могли даже представить, к каким масштабам действий привыкла РККА.

Надо отметить ещё очень благостно-расслабленные представления союзников о возможной стратегии русских. «Основную массу бронетанковых частей они, скорее всего, будут спокойно держать в тылу в качестве стратегического резерва в боеготовности для осуществления контрудара на тот случай, если нам удастся организовать прорыв. Если последнее произойдёт, стратегия русских, вероятно, будет состоять в (организации) „вязкой“ обороны вплоть до линии Одер — Нейсе в расчёте на то, чтобы главное танковое сражение дать на территории восточнее этих рек». Это похоже на что угодно, только не на стиль Жукова, Малиновского или Рокоссовского. Борьба за инициативу как раз была одной из главных идей в советском военном планировании. Скорее как раз можно было бы сразу же ждать бешеной атаки всеми наличными силами по любому слабому участку. В том числе в таких местах, где этого никто бы не ожидал. Ведь даже Курск — это было не только сидение в окопах, а ещё и своё наступление под Орлом буквально через несколько дней после начала атаки противника. «Бонд, Джеймс Бонд. — Варвар, Конан Варвар».

Практически единственным аргументом, который англо-американцы могли выдвинуть против подавляющего советского стратегического превосходства, была мощь их авиации. Техническое и тактическое превосходство британских и американских ВВС позволяло им надёжно обезопасить свои тылы и в то же время атаковать советские линии коммуникации по всей Восточной Европе.

Даже гвардейская танковая армия очень быстро утратит боеспособность, если в её тылах мосты и тоннели методично уничтожаются ударами «толлбоев», железнодорожные узлы каждую ночь утюжатся армадами «ланкастеров» (бомбящих вслепую по сигналам радионавигационной системы Oboe), а на прифронтовых дорогах разбойничают «тандерболты» и «тайфуны», охотясь за транспортными конвоями…

Глобально-логистический уровень

А вот здесь все карты были уже на руках у англо-американцев. Их совокупный ресурсный и экономический потенциал превосходил советский даже не в разы — на порядки! — и львиная его доля находилась в безопасной, не затронутой войной Америке. Впрочем, и до Британии, защищённой Ла-Маншем и лучшей в мире системой ПВО, советским военным тоже дотянуться не удалось бы…

Главным козырем англо-американцев было их абсолютное ресурсное и промышленное превосходство — и острый дефицит многих стратегически важных ресурсов в послевоенном СССР. Хотя о роли ленд-лиза до сих пор ведутся яростные споры, нельзя отрицать, что в плане сырья и материалов — цветных металлов, химических реактивов, взрывчатых веществ — заокеанские поставки составляли значительную часть общего советского запаса.

Что произойдёт в «Немыслимом», если война продолжится, а поставки закончатся? На несколько месяцев советской промышленности хватит запасов. А что потом? Нарастающая нехватка стратегических материалов (алюминия для самолётов и танковых моторов, меди для проводов, порохов для снарядов) вынудит либо значительно уменьшить выпуск военной продукции, либо существенно сократить армию, чтобы высвободить больше рабочих для промышленности.

И то и другое… не самая лучшая идея для страны, воюющей против экономически сильнейшего противника.

Тут можно и поспорить. «Немыслимое» рассчитывалось на короткий срок, речь изначально не шла о тотальной войне на истощение. Выкладки на тему «Немыслимого» сосредоточены на возможности достижения быстрого и ограниченного успеха. Идею прорываться к Волге и Москве, как это делали немцы в 42-м, сразу отбросили как маниловский прожект. Речь шла о короткой кампании в центре Европы. Так что тут сама вводная несколько смещала баланс сил и возможностей в пользу СССР.

Вторым важным аргументом англо-американцев стало абсолютное господство на море. Их линии коммуникации были в полной безопасности. Они могли свободно перебрасывать войска и ресурсы в любом количестве на любые расстояния, атаковать с моря прибрежные районы СССР, высаживать десанты, создавать плацдармы и открывать новые фронты, где им вздумается.

Как-либо затруднить морские коммуникации англо-американцев СССР не мог. Советская авиация действовать против кораблей умела плохо. Советские подводные лодки были устаревшими, довоенных проектов, не оснащались шноркелями и радиопеленгаторами, а их экипажи никогда не имели дела с насыщенной противолодочной обороной. Весь же советский надводный флот (вместе взятый), выставленный против всего одной американской Task Force образца 1945 года, не сошёл бы даже за плохую шутку.

Наконец, важное значение имела мощь англо-американской стратегической авиации. И я говорю не только об атомной бомбе (хотя и её роль, разумеется, нельзя недооценивать). Действуя из Шотландии, тяжёлые бомбардировщики B-17G и «Авро Линкольн» вполне доставали до Ленинграда и Минска. Из Италии — до Киева и Севастополя.

Для более современных бомбардировщиков B-29 «Суперфортресс» в пределах досягаемости лежали и Урал, и Сибирь. С аэродромов колониальных Сирии и Ирака B-29 с нормальной боевой нагрузкой доставали до Москвы, Ярославля и Нижнего Новгорода. Действуя из британской Индии — до Челябинска и Новосибирска. С облегчённой же боевой нагрузкой (например, из управляемых бомб RAZON для точных ударов по мостам и электростанциям) B-29 могли поразить практически любую цель в пределах Советского Союза.

При этом если в европейской части страны и на Дальнем Востоке имелась хоть какая-то противовоздушная оборона, то на Урале и в Сибири с этим всё было плохо.

А что мог противопоставить угрозе с неба СССР? Да почти ничего. Основной советский перехватчик, Як-9Т, летал немногим быстрее B-29 (597 км/ч против 575 км/ч), а советские пилоты не имели никакого опыта противостояния «бэттлбоксам» из сотен четырёхмоторных бомбардировщиков, ощетинившихся пулемётными установками. Самой мощной зениткой была 85-миллиметровая 52-К образца 1939 года. Особенно плохо обстояли дела с отражением ночных рейдов. Бо́льшая часть используемых РККА радаров была поставлена по ленд-лизу, и создатели этих РЛС прекрасно знали, как их можно обмануть и ослепить.

Главной проблемой для англо-американской авиации стало бы отнюдь не советское противодействие, а сложности поиска на просторах Сибири эвакуированных заводов.

Единственными картами в рукаве, которыми СССР мог бы играть на глобальном уровне, были политические. Далеко не все страны Европы (особенно недавно побывавшие под оккупацией — и совершенно не желающие повторять этот опыт) с энтузиазмом отнеслись бы к идее повоевать ещё и с СССР. Во Франции и Италии ширилось влияние коммунистов, да и правительства не то чтобы особенно любили англо‑американцев.

Существовала вполне реальная возможность, что в случае начала «Немыслимого» Франция объявит себя нейтральной и не разрешит союзникам проводить боевые операции с её территории. Возможно, даже запретит транзит через свою территорию войск и снабжения. Такое развитие событий поставило бы англо-американцев в критическое положение: им бы пришлось полагаться исключительно на аэродромы и порты Бенилюкса, находящиеся в советской досягаемости.

Итоги

Если бы «Немыслимое» началось на самом деле, в краткосрочной перспективе преимущество было бы за РККА. Англо-американские войска, безусловно, сражались бы яростно и умело и заставили бы СССР дорого заплатить — и железом, и кровью — за каждый успех… но они просто не были готовы к советским масштабам и скорости операций. Весьма скоро англо-американские войска оказались бы вытеснены из Западной Германии и отброшены за Рейн.

Но вот долгосрочная перспектива однозначно благоприятствовала англо-американцам. Их индустриальный потенциал позволял им восстанавливать потери и поддерживать темпы перевооружения — в то время как советская промышленность скоро столкнулась бы с нехваткой сырья и разрушительными бомбардировками. Господство на море и преимущество в воздухе позволяли США и Британии атаковать СССР где и когда им будет угодно, не опасаясь ответных ударов. Но долгую тотальную войну союзники даже и не планировали.

Мой личный авторский «ретропрогноз» относительно «Немыслимого» — конфликт, вероятно, имел бы локальный характер, и не перерос бы в мировую войну. Ни одна из сторон этого (на тот момент) не хотела. Скорее всего, конфликт свёлся бы к интенсивным боевым действиям в Германии, активным бомбардировкам Восточной Европы с одной стороны — но с соблюдением нейтралитета Франции и лишь с очень ограниченными бомбардировками советской территории (скорее всего, крупных заводов и электростанций) с другой.

Итог «Немыслимого» был бы подведён не на полях сражений, а за столом переговоров.

К счастью, проверить это так и не довелось.

Источник

В Первую мировую прорывать колючую проволоку, линии окопов, пулемёты и артиллерийские позиции традиционной атакой было бессмысленно. Поэтому все тут же бросились искать «открывашку». Не все попытки обеспечивали успех, но многие из них меняли мир. Не остались в стороне и немцы — об их тактических изысканиях мы и расскажем сегодня.

А в чём была проблема?

Тактическая патовая ситуация на фронтах возникла не просто потому, что противоборствующие стороны вырыли траншеи, развернули перед ними колючую проволоку и поставили пулемёты. Хорошая артиллерийская подготовка сметала с лица земли и не такие препятствия. Проблема Западного фронта была в том, что противник, используя железные дороги, перебрасывал на участок атаки подкрепления быстрее, чем штурмующие успевали хоть как-то продвинуться.

И всё, чем удавалось овладеть ценой миллионов снарядов и десятков тысяч трупов, вскоре отбивалось контратакой свежих сил.

Значит, требовалось увеличить эффективность атаки. Ну или хотя бы сократить расход людей в них — чтобы было с чем воевать завтра. И тактика штурмовых отрядов отвечала обеим этим задачам.

Попытка решения

Не думая пока что о развитии успеха в том случае, если позиции прорвать всё-таки удастся, немцы обратили внимание на лежащую на поверхности, самую «выпуклую» проблему — преодоление ничейной земли и быстрое овладение неприятельскими позициями.

И тут всё выводило на тактику множества отдельных, действующих независимо друг от друга групп.

Во-первых, в силу компактности и удобства управления они неизбежно движутся быстрее на изрытом воронками поле боя. Во-вторых, им можно выставлять отдельные цели — например, пулемёт противника. Тем самым удары будут наноситься точнее, «выключая» из игры краеугольные камни вражеской обороны.

Да, каждая из группок неизбежно будет слабее, чем большая группа атакующих в едином строю. Но бой в траншеях — это во многом гранатный бой. И особой разницы, сколько будет «винтовок в линии», тут нет — как нет уже даже самой линии.

Главное — взять с собой побольше гранат и умело ими кидаться. Что всяко безопаснее, чем высовываться из-за очередного угла окопа и пытаться в кого-то попасть. Да и проще.

Впрочем, одними гранатомётчиками дело не ограничивалось. Штурмовые группы отличала специализация членов команды. Например, у них имелась своя «карманная артиллерия» в виде траншейных миномётов, быстро связаться с которыми и скорректировать огонь было куда проще, чем с «большими пушками» в своём тылу. Или ручные пулемёты, чтобы прижать противника к земле. А также сапёры, снайперы, подносчики боеприпасов — и так далее, исходя из имеющихся ресурсов и конкретной задачи.

Сознательный солдат

Как обеспечивался принцип «атакуем независимыми мелкими группами, каждая — свою цель, не разбегаясь в процессе куда попало»?

Во-первых, в штурмовые отряды отбирали самых молодых, активных, «горящих глазами».

Во-вторых, воспитывали в духе «вы тут элита, вы решите исход войны, а остальные нужны для того, чтобы подносить вам патроны и удерживать то, что вы отбили». Что, кстати, было самой скучной, тягостной и опасной работой. Вечно торчать в неуютных окопах и умирать от «невидимого противника» — вражеской артиллерии — довольно бесславное времяпровождение, качественно расшатывающее нервы.

И в-третьих, бо́льшую часть времени штурмовиков тренировали в тылу на макетах вражеских позиций, доводя действия до автоматизма. И не забывали давать им отдыхать, освобождая от изнурительной хозяйственной или караульной службы.

Как правило, этого было достаточно: вместо того чтобы сбежать под шумок или пересидеть атаку в какой-нибудь тихой воронке, солдат активно рвался в бой. Ведь у него имелась его личная задача, к выполнению которой он готовился неделями. И за которую отвечал.

Око Людендорфа

Активно применять штурмовые отряды немцы стали в 1916 году. Нечто напоминающее штурмовиков параллельно возникло сразу в нескольких подразделениях. Но в историю попал батальон капитана Рора — именно туда в сентябре 1916 года нагрянул сам генерал Людендорф.

Продемонстрированную ему тактику взлома генерал оценил — настолько, что увидел в ней средство если не выиграть войну, то хотя бы не проиграть её. И повелел формировать один штурмовой батальон за другим. К 1918 году слабая относительно своих противников Германия держалась на честном слове — надо было срочно что-то делать. Штурмовики выглядели отличным «асимметричным решением».

Весной Людендорф начал «мирное наступление» — это был последний шанс завершить войну на более-менее приемлемых условиях. Ставка была сделана на штурмовиков.

Поначалу всё шло хорошо. Интенсивные налёты артиллерии, тщательно спланированные атаки разведанных с воздуха позиций, отсекающие неприятельские подкрепления газовые обстрелы, быстрое продвижение штурмовых отрядов и забрасывание неприятеля гранатами. Оборона была взломана, фронт прорван.

Что пошло не так?

Но дальше надо было двигаться крайне быстро — пока противник не очухался и не воздвиг новую линию обороны. И тут у штурмовиков начались проблемы. Ведь их готовили для короткого напряжения сил, рывка на предельных оборотах, а не для форсированных многодневных маршей. Поэтому достичь новой линии неприятеля до того, как тот успеет её укрепить, штурмовики не успели.

А ещё за ними не успела артиллерия. Не было надёжной системы связи, танковой поддержки и сверхточных пикировщиков «Штука». Как и умения «водить» манёвренные соединения, замыкать клещи и организовывать гигантские котлы. Поэтому наступление провалилось — рокадные железные дороги всё ещё были быстрее наступающих войск и слишком быстро подвозили вражеские подкрепления.

Блицкрига не получилось.

Но тактика пехоты была изменена навсегда. Штурмовые группы стали не решением всех проблем, но тонким инструментом под конкретный случай — укреплённую неприятельскую оборону. И появлялись там, где она мешала двигаться дальше. У китайцев — против японцев, у русских — в Сталинграде, у вьетнамцев — под Дьенбьенфу. И так далее, вплоть до наших дней.

Людендорф и капитан Рор не смогли спасти Второй рейх. Но след в истории они оставили.

Источник

Сто лет назад всего один генерал и сотня солдат навсегда изменили судьбу Индии — и всей Британской империи. Как попытка спасти страну привела к дикой бойне — в нашей статье.

Война как плата за свободу

Британская Индия — это современная Индия, Пакистан, Бангладеш, Бирма... Не страна, а целый континент, которым успешно управляла горстка британцев.

Но пришла Первая мировая. Индия принесла на алтарь общей победы империи 250 миллионов фунтов и больше миллиона солдат — 72 тысячи из которых не вернулись домой. Одна только провинция Пенджаб дала почти полмиллиона солдат! Даже Махатма Ганди, борец за независимость Индии, поддержал их набор на войну. Цены росли, люди гибли от «испанки»…

Индийцы надеялись, что после таких жертв они тоже заслужили статус доминиона — который уже получили жители Австралии, Новой Зеландии, Канады и Южной Африки. В 1917 году Индии пообещали реформы. Однако военное министерство посчитало иначе.

«Индийцы научатся управлять своей страной… лет через пятьсот».

Тогда по всей Индии вспыхнули беспорядки. Протестующих бросали в тюрьму «na dalil, na vakil, na appeal» — без доказательств, без адвокатов и без апелляций.

Тридцатого марта 1919 года по призыву Ганди началась общая мирная забастовка — hartal. Но вместо мирного протеста пошли погромы. Напряжение стремительно росло. Власти на местах паниковали всерьёз.

Как рассеять толпу

Десятого апреля в пенджабском городе Амритсар, центре беспорядков, солдаты в панике стреляли по протестующим. Погибли около 15 индийцев.

В ответ восставшие забили до смерти пятерых европейцев, причём часть тел сожгли до неузнаваемости. Кроме того, они чуть не убили врача Изабель Мэри Уисдон, которая неосторожно комментировала текущие события на улице. К счастью, её вовремя спрятали те, кто не потерял человеческий облик. А миссионерку Марселлу Шервуд избили и приняли за мёртвую. Попутно восставшие грабили банки и громили всё, что могли.

На помощь гарнизону бросили войска из Лахора, бронепоезд и даже самолёты.

Утром 13 апреля генерал Реджинальд Дайер объявил по городу, что даже сборище из четырёх человек незаконно и будет разогнано солдатами, если нужно.

Однако вскоре Дайер узнал, что в парке (скорее пустоши) Джаллианвала собирается толпа, идёт митинг. В тот день сикхи отмечали религиозный праздник — так что митингующих должно было быть немало.

Дайер немедленно направился к парку на легковой машине, во главе отряда из 90 солдат и при поддержке пары броневиков — лёгкого Napier и тяжёлого Jeffery-Russell. У полусотни солдат — сикхов, белуджей и раджпутов — были винтовки; у сорока гуркхов — лишь ножи‑кукри.

В парке, окружённом домами и кирпичной стеной, собралось примерно пять тысяч человек — по оценке Дайера (по современным оценкам — в три-четыре раза больше). Однако броневики не смогли проехать по узкой улочке. Тогда Дайер выскочил из машины и скомандовал солдатам идти за ним в парк.

Адъютант нервно спросил: «Должны ли мы дать предупреждение, сэр?». Генерал сухо ответил: «Они получили своё предупреждение. Никаких митингов».

Как только солдаты заняли позиции внутри, по сторонам от входа, Дайер приказал открыть огонь по людям.

Методичная стрельба продолжалась около десяти минут. Было израсходовано 1650 патронов калибра 0.303. Убито — около 379 человек. По подсчётам, произведённым позднее, — до 530. Ранено — примерно втрое больше.

Как позже объяснял Дайер: «Я рассматривал этот вопрос со всех точек зрения. Мой долг и мои военные инстинкты велели мне стрелять. Моя совесть также была чиста в этом вопросе. То, что противостояло мне сегодня, завтра могло стать Danda Fauj (то есть открытым бунтом — так называли себя восставшие в Лахоре. — Прим. ред.).

Я стрелял и продолжал стрелять, пока толпа не рассеялась, и я считаю, что это наименьшее количество выстрелов, которое дало бы необходимый моральный и масштабный эффект. Если бы было больше войск, потери тоже были бы более пропорциональны.

Речь шла уже не просто о рассеивании толпы, а о том, чтобы произвести с военной точки зрения достаточный моральный эффект — и не только на тех, кто присутствовал, но особенно по всему Пенджабу. Не может быть и речи о неуместной жестокости».

То есть, переводя с военного: Дайер боялся, что, если не подавит бунт здесь и сейчас, причём максимально наглядно, завтра вспыхнет вся Индия. И британцев вырежут вместе с семьями — как уже почти начали в Амритсаре.

Мясник или герой?

Дайер отнюдь не был для Индии чужаком — его семья жила там почти век. В Индии родился и сам будущий «мясник Амритсара».

Девятнадцатого ноября 1919 года в Лахоре начались слушания по бойне в Амритсаре и другим случаям.

Дайер ответил комиссии, что если бы мог использовать броневики с пулемётами — то применил бы и их.

О том, что большинство людей собралось на праздник, Дайер просто не знал. Как и о том, что в огромной толпе — женщины и дети.

Опытный ветеран, сражавшийся от Ирландии до Бирмы, вёл себя в городе как на поле боя.

Малейший шанс — и его крохотный нетренированный отряд просто задавят.

Поэтому Дайер открыл огонь сразу же. А потом давал паузы и приказывал стрелять туда, где толпа гуще. Именно поэтому он не стал подсчитывать жертвы или помогать раненым — его люди в любой момент могли попасть в засаду.

Позже Дайер приказал горожанам, желающим пройти мимо места, где избили британскую леди, ползти на животе. И те ползли…

Комиссия, да и многие британцы, была просто в шоке. На дворе был уже двадцатый век, расстреливать людей сотнями — это как-то…

Вывод, который сделала комиссия: «Мы считаем, что генерал Дайер, приняв бесчеловечный и не британский метод обращения с подданными Его Величества Короля-Императора, оказал плохую услугу интересам британского правления в Индии».

Но Дайеру позволили уйти в отставку.

А сикхи, напротив, предложили Дайеру стать сикхом! Однако тот отказался, сказав, что не может бросить курить.

В Британии многие проклинали Дайера, но газета Morning Post собрала более 26 тысяч фунтов для «спасителя Индии от нового 57-го» — то есть повторения сипайского восстания.

В 1920 году случился «ирландский Амритсар» — уже на стадионе.

Как в Индии, так и в Британии Амритсарский расстрел помнят до сих пор. Всего один человек пытался спасти империю — и сам нанёс ей страшный удар.

Источник

Межвоенная эпоха — время чудес и смелых фантазий. Впрочем, время от времени фантазии прорывались в реальность — и порождали изумление. Немало удивились и соседи Советского Союза, когда полунищая страна, вчера вылезшая из Гражданской войны, обзавелась воздушным флотом крупнейших бомбовозов. О них — в нашей статье.

Рождение авиамонстра

История нашего героя восходит ещё к 1925 году. Именно тогда началось проектирование самолёта, который, претерпев множество изменений в конструкции и даже в выданном конструкторам задании, и стал тем самым ТБ‑3.

После Первой мировой в определённых кругах была популярна доктрина стратегических авиабомбардировок — идея итальянца Джулио Дуэ. Он считал, что выиграть войну можно одними ударами с воздуха — причём не по войскам на поле боя, а по промышленным центрам противника и жилым кварталам.

В 20-е и 30-е мало кто прикрывался маской гуманизма — военные теоретики рассуждали, в какой пропорции засыпать спальные районы химическими, зажигательными и фугасными бомбами. В Советском Союзе эти идеи принимали с энтузиазмом и даже развивали их. Так, например, изобретатель Гроховский предлагал использовать бактериологическое оружие и распылять его не над вражеской территорией, а в движущихся в её сторону облаках — вдоль границы.

В любом случае для всех этих затей требовались самолёты — и чем больше, тем лучше, — чтобы хоронить супостатов наверняка. Здоровенный ТБ-3, гигант с почти 40-метровым размахом крыла, совершивший первый полёт в декабре 1930 года, должен был стать не самым крупным — всего лишь «линкором 2-го класса». А в будущем в серию планировались «линкоры 1-го класса» с размахом более 60 метров и «дредноуты» с крылом почти под 1/10 километра.

А как эту махину собрать?

Но для начала требовалось освоить «небольшой» ТБ-3, что для сравнительно слабой советской промышленности было ещё той задачкой. Часть оборудования — например, магнето и свечи, а также бомбовые прицелы — приходилось закупать за границей. Что, понятное дело, было недопустимо для военных, но делалось из расчёта «освоить производство потом».

«Потом» и правда наступало, но далеко не так быстро и равномерно, как хотелось бы.

Поэтому в войска массово шли некомплектные самолёты: летать они могли, но вот прицельно бомбить — не очень. К ним прилагались гарантийные письма с обязательствами прислать недостающие детали, как только их удастся произвести.

Не добавляло простоты в сборке и членение конструкции — по заданию, разобранный бомбардировщик должен был отвечать габаритам для перевозки по железным дорогам. Для заводов это означало обилие деталей, что не могло не увеличивать число ошибок при сборке. Поэтому доведение машины до ума заняло не год и не два — правда, это имело побочные плюсы в виде бесценного опыта для промышленности и эксплуатантов.

Психологическое оружие

Конечно, огромный четырёхмоторный ТБ-3 производил впечатление на иностранцев. Первый раз его показали немцам из рейхсвера в 1931 году — правда, случайно не вовремя выкатив из ангара. На вопросы изумленных германских гостей: «Что это за чудовище?» пришлось мямлить что-то среднее между «мы не можем сказать» и «вам вообще показалось».

Потом самолёт уже официально демонстрировали на парадах и авиавыставках. Особенно впечатлились японцы — им вовсе не улыбалось увидеть сотню-другую этих машин над своими городами. Отдельные горячие головы даже предлагали заложить в военные планы превентивные удары палубной авиации по приморским аэродромам — любой ценой, без учёта потерь, лишь бы не допустить до Японии страшные ТБ‑3.

Бурная фантазия

ТБ-3 «поработал» не только бомбовозом. Все безумные идеи того времени — десантные воздушные корабли, транспортники, арктические «лимузины», экспериментальные торпедоносцы и даже авиатанкеры — все они оказались пресными по сравнению с разного рода смелыми мыслями, вращавшимися вокруг этого самолёта.

ТБ-3 мог стать «воздушным крейсером» — летающей платформой для множества огневых точек. Такие «крейсера» должны были занимать позиции по краям строя бомбардировщиков, и отгонять вражеские истребители.

Про советские опыты с летающими авианосцами на базе ТБ-3 мы уже писали. Но даже это было не так круто, как идея поставить на ТБ-3 полевые орудия — причём для стрельбы по самолётам! Задолго до того, как рейды «крепостей» довели немцев до массового переоборудования бомбардировщиков в истребители, в СССР отрабатывали установку на ТБ-3 аж трёх 76-мм орудий — два в крыле и один в носу.

Использовать их планировали не только против неповоротливых неприятельских бомбовозов. Конструкторы рассчитывали, что удачный залп осколочными по приближающимся истребителям противника сможет похоронить целое звено.

Но идею завернули — оказалось, что примерно такого же эффекта сможет добиться какой-нибудь снаряжённый РСами, Р-5. Только он будет намного дешевле и куда манёвренней. В чём-то даже жаль — отдыхали бы любые «Чудеса на виражах».

Время не щадит никого

Авиация в межвоенный период развивалась стремительно — и во второй половине тридцатых ТБ-3 начал устаревать. Далеко не все конкуренты смогли превзойти впечатляющие размеры, но скорость, бомбовая нагрузка, дальность уже оставались позади.

Воздушного красавца впервые применили в боевых условиях уже после начала этого устаревания — поэтому звёзд с неба ТБ-3 не хватал. Первый раз он послужил даже не в качестве бомбардировщика — поработал транспортником над горами Памира в очередной операции против басмачей в 1937-м.

Вскоре ТБ-3 начали использовать и по прямому назначению — Японо-китайская, Хасан, Халхин-Гол, Зимняя война. Но по-настоящему моральное устаревание сказалось в Великой Отечественной — непозволительно медленный, большой и неповоротливый самолёт неизменно становился лёгкой добычей современных истребителей.

Некогда блистательного гиганта перевели на полезную, но скромную роль транспортника — приносить пользу в тех сферах, для которой он ещё годился. На этом и завершилась карьера символа советских тридцатых — смелая, «мечтательная» эпоха закончилась, и небо стало принадлежать уже совсем другим самолётам.

Источник

В сентябре 2019 года этноботаник из университета Любляны Карстен Фатур произвёл небольшой фурор в кругах любителей викингов. Похоже, он нашёл то, чем «упарывались» берсерки, чтобы впасть в боевую ярость. И это были совсем не мухоморы.

Немного базы

Кто такие берсерки?

Классический образ рисует до крайности свирепого викинга. Свирепого даже по меркам викингов — а это, знаете ли, очень свирепо.

Берсерк не замечает ран и огня, грызёт щиты, рубит и крушит всех без разбора. И вообще, устраивает демо-версию Вальхаллы, куда по итогам своих подвигов отправляется без очереди вип‑классом.

Берсерк — «поехавший» и сам по себе, но если он выпьет мухоморной настойки или сжуёт свежесорванный гриб — то всему живому нужно срочно искать противоатомный бункер.

А если серьёзно?

Как водится, при изучении источников всё становится в разы сложнее и неоднозначнее.

Слово «берсерк» — или, точнее, «берсеркр» — предположительно означает «облачённый в медведя». Некоторые предполагают существование медвежьего культа или даже «языческого ордена» воинов-медведей, бившихся во славу Одина. Больше похоже на правду предположение, что берсеркерство восходило к шаманским обрядам ритуальной охоты на медведя.

Впрочем, «медвежья» этимология слова ставится под сомнение, как и сама связь берсерков с медведями. Саги, начиная с «Храфнсмала» скальда IX века Торбьёрна Хорнклови, чаще сравнивают берсерков с волками, что куда логичнее для посвятивших себя Одину «религиозных фундаменталистов».

В ранних источниках берсерки — это отборные герои, часто сыновья конунгов и ярлов, служащие телохранителями опять же конунгов и ярлов. Каждого из таких бойцов, особенно если он впал в боевое безумие, было опасно останавливать даже силами нескольких бывалых воинов.

Рубить берсерка считалось бессмысленным — но практичные северяне в таких случаях глушили их дубьём.

Насколько полезны берсерки были на войне, настолько же неприятными соседями они были в мирное время: работу и законы берсерки не любили, предпочитая славу и убийства. Современный аналог — ветеран локальных конфликтов с тяжёлым ПТСР и полусорванной крышей без тормозов, не терпящий возражений. Этих «Рэмбо» считали отморозками даже викинги. На войне и в походе от них старались держаться подальше.

По мере упадка викингов и христианизации скандинавских народов берсерки в массовом сознании превращались из героев в опасных отморозков. Уже в конце X века епископ Фридрек боролся с берсерками в Исландии посредством молитвы, креста и крестьян с дрекольем.

А в 1123 году их окончательно запретили в Исландии как проявление бытовой магии — наравне с порчей коровьего молока: замеченного в «бешенстве берсерка» наказывали тремя годами ссылки. Берсерки приуныли и больше не берсеркерствовали.

Психопаты или наркоманы?

Особость «состояния берсерка», «берсеркерганга», подчёркивалась не раз. По описаниям, это была не обычная свирепость и отмороженность. Неуязвимость для стали и огня оставим романтикам, однако в остальном симптоматика похожа на странное психическое состояние или наркотическое опьянение.

Слетающий с катушек берсерк краснел лицом, дрожал от озноба, клацал зубами, выл и грыз щит. Он мог срывать с себя броню и одежду, в дикой ярости атаковал всё, что шевелится, не разбирая врагов и друзей. А затем надолго «выключался» или на несколько дней впадал в тяжёлое «похмелье», становясь небоеспособен.

Вопрос в том, было ли это формой «честного» съезда крыши или культового экстаза — или же берсерки «помогали» себе веществами?

Психиатрии, этнографии и медицине известен амок — этнопсихологический синдром, крайне похожий на «берсеркерганг». Жители Малайзии, Индонезии, Филиппин могут впадать в состояние неконтролируемой ярости, в котором крушат всё и всех, подвернувшихся под руку. После чего испытывают тяжелейший упадок сил и часто ничего не помнят. «Вход в амок» может быть ритуальным и целенаправленным, а «воины амока» использовались как «последний довод» островных полководцев.

Подобные симптомы описывались и у других народов с сохранившимися языческими верованиями. Вот только есть подозрения, что для «контролируемого амока» всё равно использовались какие-то вещества.

А что же у викингов?

Эпоха Просвещения и миф о мухоморе

Исланский скальд Снорри Стурлусон уверял, что берсерки пьют напиток троллей. Что он под этим подразумевал — не совсем ясно. Никаких мухоморов и вообще грибов в связи с берсерками саги не знают.

Совершенно точно берсерки употребляли эпические количества пива — но этой языческой традиции следовали все викинги от мала до велика, и дамы от них не отставали. Да и потомки ныне её старательно чтят.

Мухоморы появились в этой истории в XVIII веке на волне увлечения экзотическими народами. Почтенный пастор и шведский учёный Самуэль Эдманн в 1784 году предположил в духе своей рациональной эпохи, что причины боевого безумия берсерков могут быть материальными. Он прочёл, что сибирские шаманы используют для впадения в транс порошок из мухоморов — и решил, что берсерки делали так же.

Из этой умозрительной гипотезы и родился весь стереотип про связь берсерка и мухомора. На самом же деле мухомор — чуть ли не последнее, что стоит есть перед сражением.

Мухомор — не бро берсерка

Опасность мухомора определяет алкалоид мускарин, содержащийся в любой его части. По своему действию мускарин очень похож на боевое отравляющее вещество зарин.

Как вам идея дыхнуть нервно-паралитического газа для свирепости в атаке?

Мускарин — лишь полбеды. Ещё более жёстко на человека действует депрессивный галлюциноген мусцимол.

Симптомы отравления мухомором меньше всего подходят для боя: головокружение, нарушения зрения и координации, судороги, галлюцинации в духе «белой горячки». Беспорядочные размахивания конечностями на поле боя в попытках отбиться от троллей зелёных — отличный лайфхак для лауреатов премии Дарвина.

Частый симптом отравления мускарином — острая рвота в сочетании с диареей. В состоянии двухстороннего фонтана героически превозмогать врага вряд ли смогут даже имперский космодесантник и Бэтмен, не то что викинг.

Устрашить врага боец под мухомором сможет разве что громогласным урчанием в кишечнике, а также хрипами и слюной, льющейся изо рта, — воевать с таким могут побрезговать.

Если съесть достаточно мухоморов — можно прямым рейсом отправиться на тот свет с крайне, крайне неприятными ощущениями. И уж точно не в Вальхаллу.

В общем, мухомор — точно не вариант для викинга.

Под другими грибами сражаться не менее затруднительно. Когда по сосне показывают сагу о Хрольве Жердинке в 5D или является Один в белом пальто с бокалом бурбона, может стать резко не до махания топором.

Да и со скоростью и адекватностью реакций, как говорят, в таком состоянии неважно.

Объелись ли викинги белены?

Как показывает в своей статье Карстен Фатур, если какое-то растительное вещество и могло помочь берсерку организованно поехать кукушкой, то это чёрная белена.

В белене, как и в мухоморе, есть сильные алкалоиды: гиосциамин, скополамин и атропин. Их сочетание даёт сложнопредсказуемые последствия — от расслабления до крайнего агрессивного возбуждения с сильным беспокойством и злостью.

Результат употребления может определяться настроем принявшего его человека. Если викинг сожрал белены или выпил соответствующий отвар с сознательной целью как следует озвереть — шансы на это высоки.

Что интересно: при опьянении алкалоидами белены может пропадать способность узнавать людей и появляться иррациональное желание сорвать с себя одежду — точно как в описаниях из саг и прядей. А также очень полезный для викинга обезболивающий эффект.

Зато у скополамина нет таких крайне неудобных на поле боя симптомов, как рвота в сочетании с диареей. Да и в целом атропин и его «родственники» — химически прямая противоположность и антидот ядам мухомора. Вдобавок вызывают амнезию и «похмелье» — что тоже соответствует источникам.

Белену археологи находили в центрах деятельности викингов от Дублина до Ладоги. А в Дании нашли захоронение жрицы с мешочком семян белены. Так что у викингов явно не было проблем с доступом к веществу.

Ну а то, что эффект может оказаться совсем не тем, который предполагался, — или вовсе отправить «воина Одина» напрямик в Хельхейм безо всякого боя — видимо, считалось допустимым риском.

Ведь суровые были времена. Они рубились, как могли.

На Руси до сих пор про ведущих себя неадекватно говорят «белены объелся». Видимо, тяжёлое наследие варяжского режима.

На пик популярности викингов и берсерков вынес немецкий национал-романтизм, со временем радикализовавшийся и мутировавший в нацизм. Мухоморов, к большому сожалению, нацисты не грызли и отваров из них не пили — это существенно упростило бы борьбу с ними.

Однако использование в вооружённых силах рейха амфетамина удивительно напоминает эффекты, приписываемые сагами берсеркам. Прилив сил, боевое безумие, переходящее в военные преступления, — и тяжёлый «отходняк» с последствиями для здоровья позже.

Наследие, так сказать, предков.

А ведь можно было просто наесться белены…

Источник