Правильные сказочные герои
247 постов
Лучший читатель СССР, или Души как начинка для танков
Когда я учился в школе во времена т.н. «застоя», наша учительница литературы часто цитировала фразу Маяковского «я хочу, чтоб к штыку приравняли перо», но никогда не читала все стихотворение целиком.
Потом я вырос, занялся заделкой лакун в своем образовании и понял – почему.
Эта фраза – вот из этого стихотворения:
Я хочу,
чтоб к штыку
приравняли перо.
С чугуном чтоб
и с выделкой стали
о работе стихов,
от Политбюро,
чтобы делал
доклады Сталин.
Знаете, что самое смешное? Он бы такой доклад сделал. Легко, и с полпинка. Можно даже без подготовки.
Углубившись в документы тех лет, понимаешь, что Сталин читал невероятно много. Не вру, полное впечатление – он читал вообще всю современную литературу, которая выходила, включая совсем уже лютую белиберду.
Более того – в письмах к Горькому он страницами обосновывал, почему лютая белиберда является лютой белибердой:
«Пьесу Спиридонова «26 коммунаров» читал. Пьеса, по-моему, слабая. Это – рассказ, порой неряшливый рассказ, о событиях громадной важности, внутренняя связь которых не понята автором».
И дальше – реально страницами! – о логических провалах, исторических ляпах автора, о том, что фигура Петрова вышла хорошо, а фигуры Сандро и Макдонеля – всего лишь недурно. И все это – чтобы резюмировать:
«В общем, пьеса слабая.
Ну, хватит.
Привет!
И. СТАЛИН».
Самые ушлые из писателей быстро просекли перспективы, открывающиеся с таким увлеченным читателем, и начали сами посылать вождю свои опусы.
Одним из первых это ноу-хау запустил Киршон. Еще в 1930 году, когда Сталин только-только укрепился на троне, наш драматург отправил бандерольку генеральному секретарю:
«Дорогой тов. Сталин!
Я закончил пьесу, о которой Вам рассказывал. Она называется «Хлеб». Это первая пьеса задуманной мною трилогии. Эта относится к зиме 29 года, остальные будут посвящены непосредственно проблеме коллективизации.
До постановки пройдет еще много месяцев, и я смогу еще исправить пьесу. Очень прошу Вас указать мне ее недостатки.
Я очень жалею, что не мог закончить пьесу раньше, чтобы она могла быть показана съезду или хотя бы напечатана. Но, помня Ваш совет не торопиться, я не счел возможным ускорять работу в ущерб качеству.
Однако я не могу не послать Вам пьесу перед съездом, когда все члены партии отчитываются в своей работе, потому что так же, как и все мы, рассматриваю свое творчество как одну из форм участия в борьбе за линию партии.
С ком. приветом
В. КИРШОН».
Мстительные коллеги, не додумавшиеся до такой простого решения, сочинили в отместку про этот «Хлеб» очень смешную байку – мол, на одной из встреч Сталина с писателями проныра Киршон протолкался к Иосифу Виссарионовичу и поинтересовался у вождя:
– Я слышал, вы вчера были на моей пьесе «Хлеб» во МХАТе. Мне очень важно ваше мнение.
– Вчера? - удивился вождь – Не помню! Вот когда в 13 лет посмотрел «Коварство и любовь» Шиллера - помню. А ваш «Хлеб» – не помню.
Но Киршон на происки завистников внимания не обращал, и гордо и аккуратно вел переписку со Сталиным. Как раз в октябре 1932 года вождь получил очередное письмо:
Дорогой товарищ Сталин!
Посылаю Вам свою пьесу, задуманную давно и окончательно оформившуюся во время поездки за границу
Очень прошу Вас прочесть ее и дать мне указания.
С коммунистическим приветом.
В. КИРШОН
И даже получил требуемые указания:
Тов. Киршон!
Пьеса вышла у Вас неплохая. Хорошо бы пустить в дело немедля.
И. СТАЛИН
Да что там говорить – сейчас я процитирую один текст, который выглядит совершенной фантастикой. Как выяснилось, не один Киршон додумался до этого нетривиального расширения своей читательской аудитории. Текст ниже написала 24-летняя девушка-журналист Елена Микулина, у которой в мае 1929 года не хотели печатать очерки, отмазываясь, что в стране нет бумаги. Вот она.
«… в тот момент, когда я говорила с ЦО Работниц, у меня снова возникла мысль отнести книжку Сталину. Но как, как это сделать? На другой день, сразу решившись и не давая себе времени на размышления, я позвонила в ЦК – кабинет секретаря тов. Сталина. Чей-то голос ответил:
– Я слушаю.
– Я хочу передать тов. Сталину материал о том, как проходит соревнование на предприятиях, – говорю я, чувствуя, что от волнения у меня замирает сердце.
Голос отвечает:
– Ну, что же, пожалуйста, пришлите.
– Но я хочу видеть лично, – возражаю я, собрав последний остаток своих сил.
– Приходите и принесите.
Трубка вешается…
Я никогда не забуду этого дня, потому что он был днем чудес. В тот же день совершенно неожиданно меня позвали к телефону. Я, конечно, не ждала ответа из ЦК, а, лежа на кровати, смотрела, как по потолку ползет первая муха. В телефоне голос, как будто знакомый.
– Мне нужна Микулина.
– Это и есть Микулина, я сама.
– Ну, так слушайте, товарищ. С Вами будет говорить сейчас Сталин.
– Кто? – переспросила я. – Сталин?
– Да, с Вами будет говорить Сталин, не отходите от телефона.
Ту секунду, что я стояла у молчавшей трубки, я вспоминаю, как бешено вертящийся хаос. Уши у меня горели холодным огнем, а по животу ползли мурашки. Наконец трубка ожила и незабываемый, и теперь самый любимый из всех голосов на свете, – голос спросил:
– Вы хотели со мной говорить?
От того чудесного, что на меня накатилось, я могла только ответить:
– Да.
Трубка снова заговорила:
– Я согласен дать Вам предисловие к Вашей книжке.
– Правда? – закричала я, забыв о страхе. – Вы ее прочли? Всю? Она Вам понравилась?
– Да, я ее прочел, – отвечает Сталин. – Это прекрасная, правдивая книга. Надо дать ее в «Правду» вместо фельетона.
– Но мой ГИЗ? Мой договор с ним? Хотя, если Вы хотите, я его разорву, – кричу я.
– Нет, – сказал Сталин, – я не хочу, чтобы Вы материально пострадали. Мы сделаем лучше так: мы дадим отрывки из книги. Это будет Вам хорошо для тиража.
Я готова была влезть в трубку, чтобы увидеть Сталина ближе. И охваченная этим желанием, забыв обо всем, я заорала в трубку:
– Я хочу Вас увидеть, хоть одним краешком глаза, хоть на минутку.
В ответ послышался хохот.
– Зачем же одним глазком, можно – двумя. Вы можете прийти в пятницу в два часа?
– Могу ли я, вот вопрос. Конечно, могу, – закричала я. И добавила: – Ой, я умираю, я не могу. Неужели это Вы действительно со мной говорите? Нет, я должна умереть.
Трубка опять захохотала.
– Нет, не умирайте, товарищ. Надо писать побольше правдивых рассказов. А простите, разрешите задать Вам один нескромный вопрос: Вы партийная?
– Нет, беспартийная.
– Еще один нескромный вопрос: сколько Вам лет?
– Много, – вырвалось у меня. Но тотчас же я спохватилась: – Не знаю – много или нет – 24 года…
– Ну ладно, товарищ, так Вы договоритесь с ГИЗом – не возражает ли он об опубликовании в «Правде» части книги. И приходите в пятницу.
– Если не умру от счастья, – крикнула я.
– Нет, не умирайте. До свидания…».
Там дальше еще много всего было, но смысл понятен. В итоге брошюру с предисловием Сталина напечатали 100-тысячным тиражом.
Но, пожалуй, еще больше меня поразило продолжение этой безумной истории.
Опытная журналистка Руссова напечатала где-то в Иваново-Вознесенке критическую статью, в которой вдребезги разнесла вышедшую с предисловием Сталина брошюру начинающей журналистки Микулиной «Соревнование масс».
Так вот, товарищ Сталин не только эту статью где-то откопал, он еще и прочитал всю эту полемику, которая сегодня панибратски именуется «срач», внимательно изучил аргументацию сторон с карандашиком и написал начальнику «Главискусства» т. Кону и секретарю областного бюро ЦК Иваново-Вознесенской области т. Колотилову огромное письмо, объемом чуть не с половину брошюры молодой журналистки Микулиной.
Там он на нескольких страницах доказательно обосновал, в чем неправа журналистка Руссова, а в чем ошибается журналистка Микулина, и что надо сделать, чтобы все стало правильно и по феншую. Не вру, правда, там по итогу уже прямые указания:
«Я думаю, что следовало бы товарищам иваново-вознесенцам призвать т. Микулину в Иваново-Вознесенск и «надрать ей уши» за те ошибки, которые она допустила. Я отнюдь не против того, чтобы пробрали хорошенько в прессе т. Микулину за ее ошибки. Но я решительно против того, чтобы толкнуть ко дну и поставить крест над этой безусловно способной писательницей.
Что касается изъятия брошюры т. Микулиной из продажи, то эту дикую мысль следовало бы, по-моему, оставить «без последствий».
С комм. приветом
И. СТАЛИН»
Молодая журналистка Микулина, кстати, проживет не очень легкую, но зато долгую жизнь, уже при Горбачеве будет пытаться заступиться за Стаханова и стахановцев, с которых, по обычаю тех лет, «срывали покровы» в «Комсомолке», какое-то время будет старейшей журналисткой страны и умрет в 96 лет.
Но вернемся к Сталину. Он действительно очень пристально следил за современной ему литературой и уделял ей большое внимание.
Многие даже считают – излишне большое внимание.
Небольшой пример. Как известно, в полном объеме сохранились тетради (журналы) записей лиц, принятых И.В. Сталиным. Поэтому мы точно знаем – кто, когда, и во сколько заходил в сталинский кабинет, и во сколько выходил.
Вот довоенные визиты к Сталину Фадеева:
1929 г.: 22.10;
1930 г.: 19.11;
1931 г.: 2.06 и 6.12;
1932 г.: 11.05;
1933 г.: 31.05;
1939 г.: 25.01, 27.01, 31.01, 20.05;
Вот Авербах в кремлевском кабинете:
1928 г.: 11.12;
1930 г.: 19.11;
1931 г.: 2.06 и 6.12;
1932 г.: 11.05;
1933 г.: 25.05.
А вот Киршон:
1929 г.: 22.10;
1930 г.:19.11;
1931 г.: 2.06 и 6.12;
1932 г.: 11.05;
1933 г.: 31.05.
С промышленниками, конечно, не сравнить – у ставшего наркомом Тевосяна, например, только в 1939 году 14 визитов «к хозяину», в том числе 31 декабря – но, как мы видим, общением с писателям Сталин тоже отнюдь не брезговал.
И это только индивидуальные встречи, без учета посиделок на дачах или массовых приемов.
А они были и были нередкими. Первая масштабная встреча Сталина с писателями произошла как раз в 1932 году.
И именно в рассказах о ней я нашел ответ на свой вопрос.
Именно на той пьянке Сталин впервые употребил выражение «инженеры человеческих душ».
«Есть разные производства: артиллерии, автомобилей, машин. Вы тоже производите товар. Очень нужный нам товар, интересный товар — души людей», — вспоминал слова Сталина литературный критик Корнелий Зелинский. — Помню, меня тогда поразило это слово — «товар».
И те же самые записки Зелинского подарили мне ответ на вопрос – почему же предельно рациональный Сталин столько времени тратил на этих вздорных и шумных писателей.
«Позже, во время одного из высказываний на банкете, когда Сталин говорил о важности производства душ в сравнении с остальным производством — машин, авиации, танков, — Ворошилов подал реплику: «Как когда». Все зааплодировали — реплика показалась удачной. В ней прозвучало напоминание о войне. Сталин не прошел мимо.
— Нет, товарищ Ворошилов, — сказал Сталин, стоя, поворачиваясь к нему. — Ничего ваши танки не будут стоить, если души у них будут гнилыми. Нет, производство душ важнее вашего производства танков.
Мы замолкли, подчиняясь логике Сталина. Мы почувствовали непреклонность человека, знающего до конца, что он хочет».
__________
Ну а про саму пьянку - кто там напился и матерился, кого Сталин обозвал "говном", а кто запрещал советским писателям пить за здоровье Иосифа Виссарионовича - вы можете прочитать в моей книге "Двинулись земли низы-2"
______________
Моя группа во ВКонтакте - https://vk.com/grgame
Моя группа в Телеграмм - https://t.me/cartoon_history
Моя страница на "Автор.Тудей" - https://author.today/u/id86412741
Показать полностью
2
