Свежий ветерок летней ночи ворвался в тёмную комнату. Занавески пытались сдержать его и раздувались изо всех сил, притворяясь корабельными парусами, но проиграли - и тёмная комната мгновенно наполнилась запахами свежескошенной травы, тумана, отцветающей сирени и совсем немного - расположенной неподалёку конюшни.
Ветер промчался по комнате, полистал страницы лежавшего у окна древнего фолианта в деревянной обложке, позвенел сложными амулетами из стекла, хрусталя и кристаллов, раскачал висевшие на нитках под потолком пучки горьких трав. Заигравшись, он ворвался было внутрь белеющего на полке с книгами человеческого черепа и даже посвистел в пустых глазницах, но быстро отшатнулся и испуганный исчез.
- Хэть! - за подоконник уцепились ладони. - Сейчас...
Кряхтение, сопение и прочий оркестр звуков, которые обычно издаёт человек, очень не желающий быть услышанным. Ладони напрягаются, пальцы бледнеют, кажется, ещё чуть-чуть — и их владелец…
Нет.
Не получилось.
Руки соскользнули и, царапнув ногтями по дереву, скрылись за окном.
Шипение.
Негромкое: «Ай-й-й».
Вторая попытка. Более удачная - возможно благодаря тому, что в этот раз кряхтения и тяжёлого дыхания было куда меньше. Свет нарождающейся луны и звёзд заслоняет огромная чёрная тень, в комнате становится совершенно темно, и судить о происходящем можно лишь по звукам. Шорох ткани, сдавленное сипение, скрип дерева, шелест бумаги… Громкий звон разбитого стекла.
Ругательство.
В коридоре послышались шаги — быстро приближающийся цокот каблучков по деревянному полу.
- Вот ты и попался, - язвительно заметил голос в темноте. Где-то в районе изголовья кровати сверкнули два маленьких зелёных глаза.
- Тише!.. - зашипел второй голос, принадлежавший ночному любителю лазать в окна. Фигура пригнулась как можно ниже, стараясь слиться с полом.
Отворилась дверь — и свежесть летней ночи моментально сменилась невыносимым запахом формалина, перебитого тяжёлыми духами.
- Тальф! - позвали шёпотом. - Тальф, ты здесь?
Тёмный силуэт (а это был именно Тальф) замер, потому что домоправительница Эльма, чья высокая, строгая и тонкая фигура маячила на пороге, хоть и обладала прекрасным ночным зрением, но не могла видеть живые объекты, если те оставались неподвижны. У оживлённых магистром Гринвиндом слуг попадались разные отклонения: оно и неудивительно, ведь после смерти тела начинали стремительно и разнообразно разрушаться, но конкретно это нарушение Тальф считал очень полезным.
- Да, я тут, - отозвался человек в чёрном и показательно зевнул.
- Я слышала, как что-то разбилось!
Секундное замешательство.
- Наверное, силурийская трубка скатилась. Я оставил её на столе. Завтра уберу.
- Если бы я могла пройти, то убрала бы всё прямо сейчас, чтобы ты не забыл о ней и не порезался утром.
Время шло, за окном громко стрекотали сверчки, призрак садовника тихонько подвывал какую-то песенку во время работы, ответа на намёк домоправительницы не было.
Эльма потопталась на месте. Пучок волос на её макушке забавно трясся, когда она вглядывалась в темноту светящимися зелёными глазами и топталась на пороге, не в силах его переступить. Ещё бы, мел из карьера на Белом озере, толчёный розовый кварц и немного розмарина надёжно охраняли комнату Тальфа от вторжения.
Если бы не они, бывшая любимая фрейлина королевы (а потом и не менее любимая фрейлина короля) не дала бы юноше никакого житья. Что-что, а подбирать слуг магистр Гринвинд умел, хоть и доводил до паралича дворцовую прислугу, когда во время визитов говорил нечто вроде: «Вы прекрасный садовник, этот куст – просто произведение искусства! Кстати, как вы себя чувствуете?»
Не дождавшись ответа, Эльма пробормотала себе под нос: «Несносный мальчишка», тихонько закрыла за собой дверь и простучала обратно в комнату, где проводила всё свободное время, стоя в тёмном углу и таращась мёртвыми зелёными глазами на портрет молодого Императора.
- Несносный мальчишка, - передразнил Клаус. Почти не тронутый тлением крыс с чёрной спинкой и белыми боками зевнул маленькой пастью с длинными зубами и потянулся, расправляя длинный голый хвост. - Даже в моё время так не говорили, - грызун умыл передними лапами роскошные усы. - Ну рассказывай, коли разбудил. Кто она? Юна, свежа и прекрасна, как цветок? Её талия тонка и изящна, как виноградная лоза? Её перси тяжелы и сладки, как...
- Её зовут «Практическая некромантия», - Тальф откинул капюшон, снял накидку и тут же лишился двух третей своей ширины и солидности. - И «Всё пошло не так».
- И почему я не удивлён?.. – ухмыльнулся крыс. – А среди её имён нет «Убегание от горожан»?
Молодой человек очень активно, но безрезультатно пытался нашарить на столе спички. Под подошвами его сапог хрустели осколки тонкого стекла невероятно дорогой силурийской трубки – и этот хруст отдавался болью в юном сердце.
- Сегодня обошлось, - пробормотал юноша. «Убегание от горожан» была его любимицей. С ней они провели множество незабываемых жарких минут, когда сердце замирало в предвкушении встречи с чьими-то вилами, а во всём теле вдруг просыпались необычайная лёгкость и невиданная прыть.
Несмотря на то, что некромантия уже много столетий не была под запретом, горожане всё равно относились к магам с подозрением и были склонны считать, что если человек в балахоне сидит ночью на могиле прадедушки, то ему нужен именно прадедушка, а не, скажем, могильные черви. Нет, существовали, конечно, и лицензии, и официальные разрешения Ковена, но жители предпочитали сперва как следует отоварить ночного копателя чем-нибудь тяжёлым, чтобы не убежал, и только потом выяснять, что он делает и по какому праву.
Проскребла и зашипела сера, непроглядную тьму подчеркнул маленький огонёк, который мгновение спустя переместился в масляную лампу, за стекло, заляпанное отпечатками пальцев.
Едва появилось хоть какое-то освещение, Тальф принялся бесшумно метаться по захламлённой комнате, открывая и закрывая шкатулки и сундучки, и осматривая все горизонтальные поверхности, заставленные и заваленные всякими странными приспособлениями, большинство из которых были стеклянными и спиралевидными. Наконец юноша замер, звонко хлопнул себя по лбу и бросился к полке, уставленной баночками, склянками и флаконами. На тонкой дощечке, висевшей едва ли не под самым потолком, их теснилось несколько десятков: разных размеров, форм и цветов, с рукописными этикетками, привязанными на бечевку. Юноша перебирал их, приглядывался и неразборчиво бубнил себе под нос: «Не то. Опять не то. О! Вот где она была всё это время!.. Снова не то. Да где же?..»
Единственная интересовавшая его склянка, как это обычно и бывает, куда-то запропастилась. Тальф пренебрёг главным правилом спешащего человека: никогда не показывать нужным вещам, что ты куда-то торопишься.
На полу зашелестела ткань: крыс спрыгнул со стола и топтался по накидке, принюхиваясь и попискивая от удовольствия:
- Ничего себе! Цветы, лимон… А это что? - крыс на мгновение задумался, не прекращая активно шевелить носом. - Что-то свежее, растительное. А! Бергамот!
- Поздравляю, - пробормотал Тальф. «Да где же она, чёрт побери?» - Ты почти определил состав сегодняшнего зелья. Разве что забыл жабьи глаза и розмарин.
- Во-первых, запах духов прекрасной юной девицы от запаха твоих мерзких зелий я смог бы отличить и будучи живым, - оскорбился Клаус. - А во-вторых, розмарин я не упоминал, потому что ты и так весь им провонял, - в подтверждение своих слов крыс чихнул и потёр нос лапками.
Клаус был прав. Опыт старого гусара, которым он был при жизни, вкупе с обонянием крысы, в чьём теле он оказался из-за ошибки Тальфа, легко раскусили нехитрый обман. Верней, не обман даже, а полуправду: юноша действительно был на кладбище и действительно ходил туда, в том числе и за могильными червями, а вот с кем он это делал - уже другой вопрос.
Жозефина, в отличие от других знакомых Тальфу девушек, совершенно не боялась ночных погостов, и молодой человек иногда задумывался почему. Передался ли ей бесстрашный нрав предков, заполучивших трон в те далёкие времена, когда главным инструментом политической борьбы была секира? Или, возможно, её успокаивало присутствие пары десятков королевских гвардейцев, чьи усищи ненавязчиво торчали из-за каждого дерева, куста и могильной плиты?
Она всегда сама напрашивалась пойти с Тальфом, чему тот только радовался: лишние руки в его деле никогда не мешали. Подержать что-нибудь, понести запасную лопату, стащить с королевской кухни целый куст розмарина, которого постоянно не хватало, отвлекать самопроизвольно пробудившегося мертвяка, пока Тальф судорожно листает книгу в поисках подходящего изгоняющего заклятья… А гвардейцы - да и чёрт бы с ними, с гвардейцами. Пока они делают вид, будто их не существует, а Тальф не пытается покуситься на честь наследницы престола, всё будет в порядке.
Хотя, кто и на чью честь скорее покусится - это ещё большой вопрос, потому как Жозефина, которая вовсе не была нежным и прекрасным цветком, манерой поведения иногда пугающе напоминала Клауса.
- Давай помогу! – подал голос крыс и тоненько пискнул, когда юноша, только и ожидавший этого предложения, подхватил зверька, посадил на ладонь и занёс её над полкой с зельями.
- Известь, Мёртвая кислота и можжевельник!.. – прошептал Тальф. – Ищи!..
- Ого, - удивился крыс. – Кого ты там пробудил, древних богов?.. – нос снова быстро-быстро задёргался, усы заходили ходуном. Секунда текла за секундой, Тальф волновался всё сильнее. Наконец Клаус чихнул и опять принялся тереть нос. – Ох, ну и вонь… Смотри вон там, в дальнем углу. Кажется, белый флакон из-под духов мадам Савари.
Тальф двумя пальцами бесшумно выудил нужный сосуд, со всех сторон плотно стиснутый собратьями, и прочитал этикетку.
- Точно! Оно! Спасибо!
Клаус не успел спросить: «Так кого же ты, чёрт побери, пробудил?» - как вновь очутился на кровати, а Тальф подхватил накидку, забрался на стол, свесил ноги из окна, извернулся, повис на руках – и с головой нырнул в тёплую летнюю ночь.
Счёт шёл на секунды.
Тальф быстрым шагом пересёк притихший сад с полупрозрачным садовником и припустил изо всех сил по тёмной улице, стараясь не ступать на подозрительно тёмные участки дороги. В багровое небо утыкались чёрные силуэты зловещих кинжально острых башен, вырастающих из тяжёловесных громадин не менее зловещих особняков.
- Куда бежишь, Тальф? - в буквальном смысле замогильным голосом поинтересовался кто-то из-за забора, но молодой человек жутко опаздывал, поэтому лишь махнул рукой в ответ.
Где-то совсем рядом шумела бесконечным праздником и сверкала оранжевыми электрическими колбами центральная улица Гримхельма, что поднималась в гору до самого королевского замка, но стоило зайти за нарядные фасады и углубиться в район особняков всего на пару сотен метров - и загулявший столичный житель рисковал свернуть шею в совершенно диком овраге, где разве что волки не водились.
Тальфу нужно было именно туда: пройти между двумя каменными заборами размером с крепостные стены, там несколько раз поскользнуться и споткнуться о гнилые деревяшки, затем спуститься по крутому склону, хватаясь за кусты и высокую траву, на дно оврага, попытаться перепрыгнуть шумный ручеёк (обязательно наступить в него и зачерпнуть ледяной воды через дырку в сапоге), обогнуть здоровенный куст опьяняюще ароматной черёмухи, перешагнуть вросшую в землю ограду из замшелых камней — и оказаться на старинном кладбище.
Разумеется, до него можно было добраться и другим путём: как-никак, древний погост, стиснутый с трёх сторон стенами и заборами, располагался почти в самом центре разросшегося за столетия Гримхельма. Но для этого нужно было сделать крюк в три квартала и заходить через центральную аллею, охраняемую сторожем, который успел хорошо запомнить лицо Тальфа и то, что от его ночных визитов не следует ждать ничего хорошего.
Все кладбища в мире устроены одинаково: чем ближе ко входу, тем аккуратнее всё выглядит. Кресты вытягиваются по стойке смирно, склепы идеально оштукатурены, дорожки выметены, ограды сверкают свежей краской. Всё готово к встрече важных гостей, всё подтянуто-отчищено-напомажено, как на строевом смотре или в доме тиранической старушки, для которой главное - мнение гостей и соседей.
Но чем дальше, тем больше окружение расслабляется. Кресты позволяют себе встать поудобнее, а дорожки, могилы, ограды и склепы меняют парадные мундиры на домашнюю одежду — лишайники, плесень, ржавчину и бурые прошлогодние листья. Тальф же вошёл с самого дальнего конца кладбища, где мало что напоминало о том, что это вообще за место: невысокий лесок, густые заросли крапивы, ноги путаются в высокой мокрой траве, вместо могил - невысокие холмики, а от груд позеленевшего камня, которые давным-давно были величественными усыпальницами, тянет сыростью и болотом.
Тальф углубился в лесок и пробежал, тяжело дыша и спотыкаясь, по следу из примятой травы.
В иное время он бы обязательно заблудился в темноте, но сейчас путь был ясен как никогда - надо было лишь идти к яркому сиянию. Ослепительные лучи тонкими серебристыми нитями пробивались сквозь листву, а в них переливались мириады беспорядочно мечущихся частичек, словно кто-то чихнул в банку с блёстками.
Наконец Тальф замер, предусмотрительно спрятавшись за кустом. Его ноги промокли, накидка потяжелела и тянула вниз, а ко лбу прилипла паутина - ни капли героизма, ни грамма пафоса, ни градуса уверенности в себе.
Пока он бегал туда-сюда, прятался от Эльмы и искал зелье, в его сознании не было места сомнениям, зато сейчас, стоило остановиться, они опомнились, накинулись на юношу и принялись его грызть.
“Может, надо было позвать на помощь?”
“Может, и надо было”, - ответил Тальф сам себе.
А может и нет. Вернейшим средством от порождений потустороннего мира всегда был мрачный мужик с серебряным мечом, но такого поблизости не водилось, а лишний десяток дуболомов со шпагами и пистолетами смог бы навредить Невесте так же, как кусок сочной вырезки навредил бы голодному уличному псу. Так что зелье, которое Тальф нёс с собой, оставалось лучшим из доступных средств. Кстати, где оно?
Молодой человек сунул ладонь в сумку, пошарил там и почувствовал себя так, будто заполучил за шиворот ведро ледяной воды. Пропало!
А, нет. В следующее мгновение ладонь сомкнулась вокруг прохладной склянки, и юноша сделал один из самых долгих выдохов в своей жизни.
Осторожно выглянув из укрытия, Тальф увидел, что за время его отсутствия ситуация мало изменилась.
Посреди кладбища, окружённый замшелыми руинами древних усыпальниц, рос дуб. Невероятно огромный дуб, дуб, в сравнении с которым все остальные дубы казались не такими уж и дубами. Для того, чтобы описать его, потребовалось бы несколько страниц, заполненных эпитетами, призванными показать, каким он был корявым, мрачным, уродливым и контрастирующим со всем вокруг. Это дерево помнило и первых жрецов, которые совершали у его корней дикие варварские обряды, и первых лицензированных некромантов, которые совершали те же обряды, только в менее странной одежде, со скучающим выражением лица и без последующих оргий.
И сейчас у подножия этого древнего исполина, накрывшего кладбище своей кроной, разливался свет настолько яркий, прекрасный и чистый, что у стороннего наблюдателя не осталось бы никаких сомнений - перед ним абсолютное зло, потому что лишь у абсолютного зла хватило бы нахальства напялить на себя такие безупречно-непорочные одежды.
Свет этот исходил от белого платья призрачной безликой девушки с длинными волосами, которые красиво и плавно развевались в воздухе, словно водоросли, подхваченные подводным течением. Из этого же платья произрастали ленты полупрозрачного тумана, подозрительно напоминающие щупальца как своей формой, так и тем, что некоторые из них обвивали зависших над землёй гвардейцев и очень недовольную Жозефину, которая упрямо пыталась вырваться несмотря на то, что Тальф строго-настрого запретил ей это делать.
Щупальца размером поменьше оплетали ветви дуба и тянулись к другим деревьям, едва заметно пульсируя и поблескивая в высокой траве.
Девушка, изгибаясь как змея, легко и грациозно скользила в воздухе от гвардейца к гвардейцу, заглядывала в их белые глаза, касалась бледными ладонями посеревших и осунувшихся лиц и долгими страстными поцелуями впивалась в тёмные, почти чёрные губы. В эти моменты из глаз и рта очередного красномундирного громилы вырывалось нечто, похожее на пар, а в голове Тальфа звучал негромкий женский стон, с помощью которого можно было объяснить понятие “сладострастный” тем, кто не был с ним знаком.
- Пошли на кладбище, Тальф, - пробубнил молодой человек, передразнивая Жози, которая в этот момент изо всех сил брыкалась и пыталась укусить туман. - Вызовем мертвяка, поболтаем…
Парой часов ранее они с принцессой собирались вызвать дух какого-нибудь мертвяка подревнее и поболтать о старых временах. Для Тальфа это было полезной практикой, а для авантюристки Жозефины - развлечением. Кто же знал, что вместо безобидного призрака появится жуткая тварь?
Обычно дикие привидения сидели себе спокойно в заброшенных зданиях и лишь изредка подвывали, отпугивая мародёров и искателей приключений - потому что сами побаивались неадекватных живых, от которых можно было ждать любой гадости. Некоторых духов даже удавалось приручить - и садовник в доме магистра Гринвинда - тому пример. Но попытка приручить Невесту не привела бы ни к чему, кроме медленной и болезненной смерти, смягчённой каким-нибудь блаженным наваждением. Потому что у Невест не было разума - только неизбывная тоска без конца и края, чёрный холод в душе и неутолимая жажда любви и тепла. Причём отсутствие разума было не наказанием как это обычно случалось, а наградой, единственным, что могло облегчить участь несчастной души, с которой при жизни произошло нечто, чего не хотелось знать, чтобы сохранить здоровый сон и веру в людей.
Для начала - защитный круг.
Выбрав участок почище, юноша быстро высыпал на землю весь оставшийся у него толчёный кварц. Круг получился отличный: чаще всего было достаточно лишь обозначить линию, но Тальф решил, что в нынешней ситуации лучше перебдеть, чем недобдеть, и насыпал кристаллов от души, с горкой.
Теперь печать.
Из сумки появился свёрнутый кусок холстины, который молодой человек расстелил на на траве рядом, стараясь не слушать, как в его голове девичий голос жарко шепчет: “Я так скучала по тебе!.. Иди ко мне скорей, любимый, я не могу больше ждать ни секунды”. В полутьме можно было заметить, что на ткани вышита сложная печать — сплошь углы, круги и тревожно знакомые символы, взгляд на которые вызывал странное беспокойство: постоянно казалось, что буквы шевелятся и видоизменяются, стоит лишь отвести глаза, но ведь нитки на ткани шевелиться не могли по определению, верно?..
Ну и наконец-то зелье. Самое сильное из тех, что были у Тальфа.
Молодой человек крепко сжал в ладони прохладную склянку и собрался приступить к изгнанию, как вдруг услышал, что один из гвардейцев захрипел. Невеста застонала и сыто заурчала, а здоровяк несколько раз дёрнулся, словно в припадке, но вскоре замолчал и обмяк.
“Опоздал!” - мысленно взвыл Тальф и бросился к ближайшему щупальцу тумана, которое обвило старую высокую берёзу с почерневшим у земли стволом. В сапогах мерзко захлюпало, паутинку никак не получалось смахнуть, а накидка цеплялась за всё подряд, будто не желая приближаться к призраку, но некромант этого не чувствовал - все его мысли и ощущения были сосредоточены в ладони, которая стискивала гладкий стеклянный пузырёк. Юноша нёс его в вытянутой руке, как собственное пламенеющее сердце.
- Ай! - увернуться от щупальца, которое почуяло живую душу и потянулось к Тальфу. - Ой!..
Снова хрип - от смертельного поцелуя задёргался ещё один гвардеец.
Трясущимися от холода и напряжения руками Тальф откупорил пузырёк с зельем, зачем-то понюхал его (большая ошибка) и вылил буквально пару капель на щупальце. Жидкость, попав на эфирное тело призрака, засветилась синим и принялась расползаться по туману, как клякса по бумаге.
Молодой человек возликовал.
У плана Тальфа, как и у любой импровизации, хватало слабых мест. Например, печать на ткани легко могла не сработать, но юноша решил использовать именно её, потому что расчищать участок земли от травы и мусора, два часа рисовать печать, а потом обязательно ошибиться в какой-нибудь мелочи — было слишком долго и также не давало стопроцентной гарантии. Также могло не сработать зелье - и тут на одно “почему” могло быть десять тысяч “потому что”, ведь всё, касающееся призраков, было таким же ненадёжным и зыбким, как они сами, состоявшие из невесомой энергии и пары грамм эктоплазмы.
Вернувшись бегом к печати и мысленно молясь всем известным богам, чтобы Невеста больше никого не успела выпить досуха, некромант разгладил ткань (Нет, она точно шевельнулась! Та буква, похожая на мерзкого паука с длинными ногами, вы видели?!), и вылил ещё несколько капель в самый центр. Сердце Тальфа на секунду остановилось в ожидании провала, но нет - попав на ткань, капля начала кататься по ней, будто по промасленной, и также тускло засветилась.
Одним длинным прыжком юноша запрыгнул в круг и замер в предвкушении.
Очень долгое мгновение не происходило абсолютно ничего, а затем над кладбищем прокатился громкий звук, напоминающий скрип старых ворот, многократно отражённый эхом в колодце. В следующую секунду Невеста дёрнулась, как кошка, которую кто-то сильно потянул за хвост. Она повернула голову и, хотя глаз на лице призрака не было, молодой человек всеми сведёнными в ужасе внутренностями почувствовал, что Невеста безошибочно нашла его взглядом.
Огромный дуб затрясся. Впечатление было такое, словно крыша громадного собора заходила ходуном из-за урагана.
Берёза, обвитая щупальцем, отчаянно захрустела, а все остальные призрачные конечности в доли секунды втянулись обратно в платье. Гвардейцы пришли в себя и с одновременным тоскливым “А-а-а!” сырыми мешками свалились на землю. Следом за ними с выражениями, которые юной леди не стоило не то, что произносить, но даже знать, рухнула Жозефина.
Туманное щупальце вытянулось в струну, край которой быстро засасывало в центр алеющей в темноте печати. Невесту притянуло к земле и потащило, но она, не желая сдаваться, хваталась призрачными пальцами за траву, деревья и землю, в которой оставляла глубокие борозды.
Тальф успел обрадоваться, что всё прошло относительно спокойно - и тут же пожалел об этом, потому что привидение быстро сообразило, кто во всём виноват, и кинулось к молодому человеку. Кинулось - и разбилось в клочья о невидимую стену. Взвыло, заревело, застрекотало, обвило защитный круг нестерпимо яркими обрывками света. Чудовище всё крепче сжимало искрящий и скрипящий воздух вокруг Тальфа, который стоял ни жив ни мёртв, зажмурившись и стараясь не думать о том, что на расстоянии локтя от него беснуется жуткая тварь.
Обвитая привидением берёза переломилась, и громадное дерево начало заваливаться, громко треща и тревожно шелестя кроной, прямо на Тальфа, который из-за шума открыл глаза и застыл, глядя, как на него надвигается огромное зелёное нечто.
Хватило половины мгновения, чтобы юноша пришёл в себя, отчаянным прыжком преодолел такое расстояние, какое ни за что бы не преодолел бы в спокойном состоянии, и припустил прочь изо всех сил, скользя, спотыкаясь, видя перед собой собственную тень и понимая, что за спиной к нему изо всех сил рвётся сгусток злого света, хватающий землю у его пяток длинными острыми пальцами.
Берёза рухнула, погребая под собой печать и останки призрака, а Тальф споткнулся, подвернул ногу, вскрикнул и покатился кубарем по земле, царапаясь и зарабатывая синяки.
Яркий свет померк.
На кладбище установилась такая тишина, что лежавший в сырой траве юноша, не веря собственным ушам, пару раз зевнул, проверяя, не оглох ли.
- Тальф! - в предрассветной полутьме к нему ковыляла Жозефина — вся в грязи и листьях, простое серое платье порвано, на веснушчатой щеке зелёный след мха. Круглое лицо растеряло последние крохи благородства. - Ты идиот! - в груди молодого человека что-то провалилось: разгневанная Жози для него была куда страшнее любого призрака. - Ты же говорил, что всё проверил! - принцесса, фигуру которой можно было охарактеризовать как "крепко сбитая", подскочила к юноше, одним резким движением поставила его на ноги и собралась отправить обратно ударом под дых, но Тальф, давно изучивший повадки подруги, машинально увернулся.
- Жози, я… - "Сейчас будет пощёчина". - Я проверил и перепрове… - "Теперь коленом в пах". - Кто же знал, что это могила де… - "Сейчас снова пощёчи… Ай!"
Принцесса явно учла предыдущие ошибки.
Молодой человек осел на подозрительно длинную кочку, держась за живот и стараясь втолкнуть в лёгкие воздух. Жози нависала над ним невысоким разбуженным вулканом.
- Да послушай же! - просипел наконец некромант. Где-то рядом пыхтели и вполголоса ругались гвардейцы, которые пытались найти свои пистолеты и шпаги. - Я понятия не имел, что восстанет Невеста! И это ты сама выбрала могилу!
- И что?! - одновременно парировала и перешла в наступление принцесса. - Ты должен был предвидеть! Ты должен быть знать!.. - Жозефина стояла, крепко сжав кулаки, и слегка пританцовывала на месте от гнева, а затем из неё как будто вытащили позвоночник: девушка неожиданно обмякла и плюхнулась рядом.
На какое-то мгновение Тальф забеспокоился: ему показалось, что Жозефина положит голову на его плечо, прильнёт или возьмёт за руку в поисках поддержки, но принцесса лишь тяжело дышала, не делая никаких попыток сблизиться.
- Это перестаёт быть весело, - сказала наследница трона спустя пару мгновений и стерла со щеки кусочки мха. Верней, размазала их ещё сильнее.
Тальф помедлил с ответом:
- А разве оно когда-то было?
- Было, - хихикнула принцесса. - Когда скелет ухватил тебя за мантию и не отпускал, а я бегала вокруг и тебя вытягивала.
Тальф вспомнил тот случай и поёжился:
- Да уж. Веселее некуда.
Гвардейцы тормошили своих сослуживцев, что лежали на земле без движения.
- С ними всё будет в порядке?.. - спросила Жозефина.
Юноша лишь скривился:
- Конечно нет. Невеста выпила из них все силы. После такого не живут.
Принцесса выругалась:
- Вильгельм нас прибьёт.
- Не нас, а меня, - усмехнулся Тальф. - Ты-то наследница… Ладно, что-нибудь придумаю. Не впервой. В конце концов, это сам Вильгельм их послал за нами шпионить.
Тальфу стоило определённых усилий умолчать о том, что парой недель ранее тот же самый первый министр Вильгельм прислал в дом магистра Гринвинда группу солдафонов. Они вызвали юношу во двор и обступили со всех сторон, после чего один из них (судя по облезлой позолоченной нашивке и самым большим в группе усам, капрал) навис над перепуганным Тальфом, ткнул ему в грудь пальцем толщиной с черенок от лопаты и, воняя луком, произнёс долгий монолог о пестиках и тычинках, которые никак не должны встретиться, иначе Тальфу все пестики с тычинками поотрывают именем короля. Напоследок, видимо, для пущего усвоения, красномордый громила отвесил молодому человеку хорошую затрещину, из-за которой у него потом полчаса звенело в левом ухе.
Какое-то время некромант и принцесса наблюдали за тем, как гвардейцы оттаскивают мертвецов в сторону, кидая в сторону Тальфа ненавидящие взгляды.
- Пока ты со мной, тебе ничего не сделают, - заметила Жози, прочитав мысли молодого человека.
- Спасибо, - поблагодарил он принцессу.
Ненависти гвардейцев в свой адрес он решительно не понимал. Умерли и умерли, с кем не бывает? Этих-то громил оживляют за счёт казны, с душой и памятью, а такое далеко не каждому в королевстве по карману. В конце концов, если бы гвардейцы боялись умереть, то не любили бы так дуэли, из-за которых столичный полк почти наполовину состоял из покойников.
- Пойду, - поднялась Жозефина. - Что ты будешь делать завтра?
- Много всего, - уклончиво ответил Тальф, и, к счастью, принцессу это устроило.
Ей было вовсе не обязательно знать, что завтрашний день грозил стать самым важным за последние годы. И самым провальным, учитывая, что молодой человек до этого не спал почти двое суток.
Магистр Гринвинд впервые за долгие месяцы открыл глаза и призвал Тальфа к себе.
