Неугомонный
12 постов
Простите, но это снова политота
Я больше не буду, правда-правда.
svoemnenie
Cyberpunk As Fuck
Награды:
46К рейтинг
1561 подписчик
37 подписок
320 постов
83 в горячем
Серии постов
Действительный
Поначалу, когда полеты в другие системы были редкостью, ученые на борту корабля никого не удивляли. Собственно, они всю эту катавасию и затевали, и, если бы не выбивали средства на космическую программу, хрена с два мы бы сейчас имели такую развитую систему межзвездной логистики. Тогда каждый ученый в космосе был Личностью. Такой, чье имя не жаль вписать в историю человечества золотыми буквами. Да и мужиками они были, положа руку на сердце, по-настоящему крутыми. В опасную экспедицию кого попало не брали. Надо было и здоровье иметь лошадиное, и физическую форму соответствующую, и освоить вместе с основной специальностью кучу полезных навыков. Так что даже ботаники тех времен были похожи на брутальных спецназовцев из старых боевиков.
Потом, после того, как были основаны первые колонии, эта тенденция пошла на спад. И ученых стали пихать всех подряд, и нужны они были как зайцу стоп-сигнал. Исследования у них стали совсем копеечные, побочными профессиями никто не владел, и так уж получилось, что научники из надежных товарищей и подспорья стали восприниматься, как обуза. Ходят везде, отвлекают и переводят кислород.
Вот однажды нам такого товарища на «Гагарин» и направили.
Вот знаешь, бывает такое, что с первого взгляда видно, что человек – говно. Вот так и здесь. Сидим, значит, мы с Кэпом и старпомом в кабинете командира флотилии, слушаем брифинг, и в конце входит это чучело.
- Прошу любить и жаловать. – сказал шеф, - Иван Викторович Багрий. Доктор наук, а также… как вы говорили, Иван Викторович?... – и косится на нас с прищуром лукавым.
- Действительный член Российской Академии Наук. – важно ответил научник. Стоит, весь такой гордый, аж светится. Высокомерный взгляд сверху вниз, бородёнка седая козлиная, с виду – ну чисто Айболит.
- Полетит с вами, будет проводить исследования экипажа. Во всем его слушайтесь, режим не нарушайте. – снова тот же прищур.
«Ну, трындец»: подумал я тогда. Если исследования экипажа и требование во всем слушаться, значит, тянуть службу будет некогда. Задолбает он нас, как пить дать.
Как оказалось, у Кэпа и старпома в голове бродили те же самые мысли. И время показало, что мы были правы. Нет, никто предвзято к этому ученому не относился – даже наоборот, поначалу пытались подружиться. Но затем, когда разобрались что к чему, решили забросить это занятие. В самом деле – кому нужно дружить с человеком, который своим непомерным высокомерием, дуростью и полнейшей неприспособленностью к существованию в коллективе ухитрился всех заколебать уже на третий день полета? К тому же, Багрий постоянно колупал экипаж всякими дурацкими требованиями. Шатался по кораблю где хотел, путался под ногами в узких коридорах, нажимал то, что нажимать было категорически нельзя, и отвлекал Кэпа и старпома мелкими бытовыми просьбами, удовлетворить которые сумел бы даже самый зачуханый мичман. Например, выдать второе одеяло или увеличить подачу воздуха в каюту («У меня интеллектуальная работа! Моему мозгу нужен кислород!»).
Я до сих пор не знаю, что он там исследовал, но внешняя сторона выглядела, как ежедневный сбор анализов мочи и периодическое задавание дурацких вопросов. Хотя, возможно, вопросы он задавал не для исследования, а для души.
- А вот вы, товарищ капитан!... – ляпнул он как-то раз на утреннем брифинге, - Мне уже четвертый день анализы не несете! Хотите подорвать мое исследование? Командир флотилии велел мне не препятствовать, не заставляйте меня говорить ему, что вы саботируете мои требования!
Честно? Я ждал, что Кэп его пошлет. Я бы на его месте не сдержался. А тот – ничего, даже глазом не моргнул. Зато, как я узнал, тем же вечером велел матросам передать в каюту научника заполненную до отказа трехлитровую банку. Вернул долги, так сказать.
И ведь, чуть попытаешься возразить этому убогому – натыкаешься на одну и ту же фразу: «У меня исследования! Это уже не первый мой полет в космос! Я точно знаю, что нужно делать так!», а также набившее всем оскомину «Я действительный член Российской Академии Наук!»
Непрошибаемый болван.
Старпом, кстати, однажды не сдержался. «Гагарин» совершал гравитационный маневр возле газового гиганта, готовясь отправиться в очередной прыжок, и наш дражайший Максим Сергеич (двадцать лет в космическом флоте!) рулил всем процессом, сидя в рубке на специальном «троне» и командуя рулевыми и штурманами. Тяги не хватало, народ нервничал, старпом грязно ругался. И тут, посреди всей этой катавасии в рубку вваливается это туловище и начинает поочередно что-то спрашивать у штурманов, отвлекая их от маневра.
- Иван Викторович! – из голоса старпома можно было выковать меч, - Перестаньте отвлекать людей! Потерпите до окончания маневра!
- Да всё нормально, - отмахнулся ученый, и продолжил что-то выпытывать у штурмана, пытающегося параллельно озвучивать данные, которые ему выводил на экран баллистический калькулятор корабля.
Охреневший старпом (двадцать лет в космическом флоте!) аж поперхнулся возмущением, но спустя секунду все-таки выдавил:
- Иван Викторович, немедленно перестаньте! Покиньте рубку до конца маневра!
- Макси-им Сергеевич… - устало протянул ученый, - Всего-то пара вопросов. Я же не впервые в космосе, знаю, что и как делается. Никуда не денется ваш маневр.
- Это мне решать. Выйдите из рубки!
- Я никуда не выйду! – встал в позу Багрий. Бороденку вздернул, плечики хлипкие расправил. Орел мужчина.
- Я вам не матрос, а действующий член Российской…
- Ну так идите!!! – взревел старпом, - И трясите своим членом в другом месте!!! Пока не кончится маневр!!!
Последовавшая немая сцена была достойна использования в постановке «Ревизора». Кто-то полез под пульт, кто-то резко закашлялся, кто-то просто дрожал мелкой дрожью.
- Отклонение от курса!!! Нужна еще тяга!!! – завопил внезапно один из штурманов, и разрядил тем самым обстановку.
Старпом вновь принялся командовать, и ему было абсолютно плевать на то, что Багрий все-таки вышел из рубки, правда, бормоча себе под нос какие-то угрозы.
Долетели до места назначения без приключений. Из прыжка вышли в заданном районе, даже почти не промахнулись (пара сотен тысяч километров по космическим меркам – это самое, что ни есть «яблочко»). Вышли на орбиту, погрузились в челноки, спустились на планету. Багрий тоже с нами увязался, и захватил зачем-то все свои чемоданы с барахлом, несмотря на то, что любой грамм груза с «Гагарина» по ценности равен грамму золота. Ну вы поняли, «Я лучше знаю, не говорите мне ерунды».
Челноки ахнулись на поверхность планеты, подняв кучу песка и пыли. Опустили трап, и внутрь наших «птичек» ворвался сухой раскаленный ветер, пахнущий жарой и горькой местной растительностью. Мы отстегнули ремни, поднялись и направились к выходу. Кто-то по пути отряхивал свои брюки от завтрака, ибо трясло и мотало нас в атмосфере без всякой пощады. Багрий в числе первых сбежал по трапу, и принялся наматывать круги вокруг раскаленного челнока, щурясь от яркого солнца и безжалостно топча эндемичные колючки. В таком состоянии он пребывал до подхода каравана колонистов. Те притащились к месту высадки на «верблюдах» - местных ездовых животных. Те были во многом похожи на своих земных собратьев – цветом, размерами, приспособленностью к жизни в пустыне, и были отличным подспорьем в тех краях, куда топливо для автотранспорта было слишком дорого возить.
Где-то с десяток животных с наездниками неторопливо добрались до челноков. С головного «верблюда» спрыгнул наездник, снял с лица клетчатый шемаг, открывая окладистую рыжую бороду, и оскалился, увидев кэпа со старпомом.
- ЗдорОво, мужики!
- И тебе не хворать, Сеня. – пожал Кэп протянутую руку, - Как дела?
- По плану. – ответил ему начальник колонии Семен Исаакович, и тут же обернулся, услышав сзади какой-то странный звук. Это наш учёный пришел в полнейший восторг от лицезрения верблюда, и нарезал вокруг него круг за кругом, разглядывая. Животное опасливо крутило безглазой головой туда-сюда и шевелило большими ушами-лопухами.
Остальные всадники к тому времени тоже слезли с верблюдов и проследовали к челноку – разгружать гостинцы.
- Что это он делает? – настороженно спросил Сеня, - Вы ему скажите, что койоты так вокруг них ходят, когда охотятся. Как бы чего не случилось.
Багрий, судя по всему, поставил себе цель взгромоздиться на верблюда, дабы окончательно почувствовать себя космическим первопроходцем.
- Иван Викторович! – крикнул Кэп, - Вы пугаете верблюда! Отойдите!
Багрий остановился, выслушал Кэпа, и отмахнулся, как и в прошлые разы.
- Ай, да бросьте! Я про них читал! – ученый подошел с тыла и попытался, вцепившись в седло, вскарабкаться на верблюда таким вот нелепым образом.
- Он же сейчас… - забеспокоился бородатый Сеня, только непонятно за кого больше – за тупого научника или любимого верблюда.
- Иван Викторович, пока ничего не случилось, оставьте верблюда!... – Кэп начал повышать голос, что для него было вообще-то несвойственно.
- Я знаю, о чем говорю! – пыхтел научник, цепляясь за седло и густую верблюжью шерсть, - Я же, в конце концов, действительный член Российс… - договорить Багрию было не суждено.
Крепкая мускулистая задняя лапа, утолщавшаяся в районе копыта, и заросшая толстой кожей, способной выдерживать ходьбу по острым камням, сперва поднялась, а затем резко выпрямилась, как следует залепив научнику прямо в пах.
Тот, коротко вскрикнув, рухнул в песок и затих, а мы стояли, открыв рот и застыв, как какие-нибудь древние изваяния. Мимо нас ходили Сенины «бедуины» с ящиками, как будто ничего не произошло, и, судя по всему, на происшествие никто не обратил внимания.
Тишина, только сапоги по пыли шаркают, да ветер гоняет песок туда-сюда.
Молчание прервало истерическое хихиканье со стороны старпома.
Я впервые видел, как этот могучий и суровый мужик мелко трясется, смеясь тонко и визгливо, как какой-нибудь гремлин.
- Сергеич, что это с тобой? – спросил Кэп.
- Всё… - стараясь сдерживаться ответил старпом, - Уже не действительный. Отвоевался. – и, не сумев удержать себя в руках, громко и качественно заржал, заставляя меня, Кэпа и Сеню точно также зайтись
Потом, после того, как были основаны первые колонии, эта тенденция пошла на спад. И ученых стали пихать всех подряд, и нужны они были как зайцу стоп-сигнал. Исследования у них стали совсем копеечные, побочными профессиями никто не владел, и так уж получилось, что научники из надежных товарищей и подспорья стали восприниматься, как обуза. Ходят везде, отвлекают и переводят кислород.
Вот однажды нам такого товарища на «Гагарин» и направили.
Вот знаешь, бывает такое, что с первого взгляда видно, что человек – говно. Вот так и здесь. Сидим, значит, мы с Кэпом и старпомом в кабинете командира флотилии, слушаем брифинг, и в конце входит это чучело.
- Прошу любить и жаловать. – сказал шеф, - Иван Викторович Багрий. Доктор наук, а также… как вы говорили, Иван Викторович?... – и косится на нас с прищуром лукавым.
- Действительный член Российской Академии Наук. – важно ответил научник. Стоит, весь такой гордый, аж светится. Высокомерный взгляд сверху вниз, бородёнка седая козлиная, с виду – ну чисто Айболит.
- Полетит с вами, будет проводить исследования экипажа. Во всем его слушайтесь, режим не нарушайте. – снова тот же прищур.
«Ну, трындец»: подумал я тогда. Если исследования экипажа и требование во всем слушаться, значит, тянуть службу будет некогда. Задолбает он нас, как пить дать.
Как оказалось, у Кэпа и старпома в голове бродили те же самые мысли. И время показало, что мы были правы. Нет, никто предвзято к этому ученому не относился – даже наоборот, поначалу пытались подружиться. Но затем, когда разобрались что к чему, решили забросить это занятие. В самом деле – кому нужно дружить с человеком, который своим непомерным высокомерием, дуростью и полнейшей неприспособленностью к существованию в коллективе ухитрился всех заколебать уже на третий день полета? К тому же, Багрий постоянно колупал экипаж всякими дурацкими требованиями. Шатался по кораблю где хотел, путался под ногами в узких коридорах, нажимал то, что нажимать было категорически нельзя, и отвлекал Кэпа и старпома мелкими бытовыми просьбами, удовлетворить которые сумел бы даже самый зачуханый мичман. Например, выдать второе одеяло или увеличить подачу воздуха в каюту («У меня интеллектуальная работа! Моему мозгу нужен кислород!»).
Я до сих пор не знаю, что он там исследовал, но внешняя сторона выглядела, как ежедневный сбор анализов мочи и периодическое задавание дурацких вопросов. Хотя, возможно, вопросы он задавал не для исследования, а для души.
- А вот вы, товарищ капитан!... – ляпнул он как-то раз на утреннем брифинге, - Мне уже четвертый день анализы не несете! Хотите подорвать мое исследование? Командир флотилии велел мне не препятствовать, не заставляйте меня говорить ему, что вы саботируете мои требования!
Честно? Я ждал, что Кэп его пошлет. Я бы на его месте не сдержался. А тот – ничего, даже глазом не моргнул. Зато, как я узнал, тем же вечером велел матросам передать в каюту научника заполненную до отказа трехлитровую банку. Вернул долги, так сказать.
И ведь, чуть попытаешься возразить этому убогому – натыкаешься на одну и ту же фразу: «У меня исследования! Это уже не первый мой полет в космос! Я точно знаю, что нужно делать так!», а также набившее всем оскомину «Я действительный член Российской Академии Наук!»
Непрошибаемый болван.
Старпом, кстати, однажды не сдержался. «Гагарин» совершал гравитационный маневр возле газового гиганта, готовясь отправиться в очередной прыжок, и наш дражайший Максим Сергеич (двадцать лет в космическом флоте!) рулил всем процессом, сидя в рубке на специальном «троне» и командуя рулевыми и штурманами. Тяги не хватало, народ нервничал, старпом грязно ругался. И тут, посреди всей этой катавасии в рубку вваливается это туловище и начинает поочередно что-то спрашивать у штурманов, отвлекая их от маневра.
- Иван Викторович! – из голоса старпома можно было выковать меч, - Перестаньте отвлекать людей! Потерпите до окончания маневра!
- Да всё нормально, - отмахнулся ученый, и продолжил что-то выпытывать у штурмана, пытающегося параллельно озвучивать данные, которые ему выводил на экран баллистический калькулятор корабля.
Охреневший старпом (двадцать лет в космическом флоте!) аж поперхнулся возмущением, но спустя секунду все-таки выдавил:
- Иван Викторович, немедленно перестаньте! Покиньте рубку до конца маневра!
- Макси-им Сергеевич… - устало протянул ученый, - Всего-то пара вопросов. Я же не впервые в космосе, знаю, что и как делается. Никуда не денется ваш маневр.
- Это мне решать. Выйдите из рубки!
- Я никуда не выйду! – встал в позу Багрий. Бороденку вздернул, плечики хлипкие расправил. Орел мужчина.
- Я вам не матрос, а действующий член Российской…
- Ну так идите!!! – взревел старпом, - И трясите своим членом в другом месте!!! Пока не кончится маневр!!!
Последовавшая немая сцена была достойна использования в постановке «Ревизора». Кто-то полез под пульт, кто-то резко закашлялся, кто-то просто дрожал мелкой дрожью.
- Отклонение от курса!!! Нужна еще тяга!!! – завопил внезапно один из штурманов, и разрядил тем самым обстановку.
Старпом вновь принялся командовать, и ему было абсолютно плевать на то, что Багрий все-таки вышел из рубки, правда, бормоча себе под нос какие-то угрозы.
Долетели до места назначения без приключений. Из прыжка вышли в заданном районе, даже почти не промахнулись (пара сотен тысяч километров по космическим меркам – это самое, что ни есть «яблочко»). Вышли на орбиту, погрузились в челноки, спустились на планету. Багрий тоже с нами увязался, и захватил зачем-то все свои чемоданы с барахлом, несмотря на то, что любой грамм груза с «Гагарина» по ценности равен грамму золота. Ну вы поняли, «Я лучше знаю, не говорите мне ерунды».
Челноки ахнулись на поверхность планеты, подняв кучу песка и пыли. Опустили трап, и внутрь наших «птичек» ворвался сухой раскаленный ветер, пахнущий жарой и горькой местной растительностью. Мы отстегнули ремни, поднялись и направились к выходу. Кто-то по пути отряхивал свои брюки от завтрака, ибо трясло и мотало нас в атмосфере без всякой пощады. Багрий в числе первых сбежал по трапу, и принялся наматывать круги вокруг раскаленного челнока, щурясь от яркого солнца и безжалостно топча эндемичные колючки. В таком состоянии он пребывал до подхода каравана колонистов. Те притащились к месту высадки на «верблюдах» - местных ездовых животных. Те были во многом похожи на своих земных собратьев – цветом, размерами, приспособленностью к жизни в пустыне, и были отличным подспорьем в тех краях, куда топливо для автотранспорта было слишком дорого возить.
Где-то с десяток животных с наездниками неторопливо добрались до челноков. С головного «верблюда» спрыгнул наездник, снял с лица клетчатый шемаг, открывая окладистую рыжую бороду, и оскалился, увидев кэпа со старпомом.
- ЗдорОво, мужики!
- И тебе не хворать, Сеня. – пожал Кэп протянутую руку, - Как дела?
- По плану. – ответил ему начальник колонии Семен Исаакович, и тут же обернулся, услышав сзади какой-то странный звук. Это наш учёный пришел в полнейший восторг от лицезрения верблюда, и нарезал вокруг него круг за кругом, разглядывая. Животное опасливо крутило безглазой головой туда-сюда и шевелило большими ушами-лопухами.
Остальные всадники к тому времени тоже слезли с верблюдов и проследовали к челноку – разгружать гостинцы.
- Что это он делает? – настороженно спросил Сеня, - Вы ему скажите, что койоты так вокруг них ходят, когда охотятся. Как бы чего не случилось.
Багрий, судя по всему, поставил себе цель взгромоздиться на верблюда, дабы окончательно почувствовать себя космическим первопроходцем.
- Иван Викторович! – крикнул Кэп, - Вы пугаете верблюда! Отойдите!
Багрий остановился, выслушал Кэпа, и отмахнулся, как и в прошлые разы.
- Ай, да бросьте! Я про них читал! – ученый подошел с тыла и попытался, вцепившись в седло, вскарабкаться на верблюда таким вот нелепым образом.
- Он же сейчас… - забеспокоился бородатый Сеня, только непонятно за кого больше – за тупого научника или любимого верблюда.
- Иван Викторович, пока ничего не случилось, оставьте верблюда!... – Кэп начал повышать голос, что для него было вообще-то несвойственно.
- Я знаю, о чем говорю! – пыхтел научник, цепляясь за седло и густую верблюжью шерсть, - Я же, в конце концов, действительный член Российс… - договорить Багрию было не суждено.
Крепкая мускулистая задняя лапа, утолщавшаяся в районе копыта, и заросшая толстой кожей, способной выдерживать ходьбу по острым камням, сперва поднялась, а затем резко выпрямилась, как следует залепив научнику прямо в пах.
Тот, коротко вскрикнув, рухнул в песок и затих, а мы стояли, открыв рот и застыв, как какие-нибудь древние изваяния. Мимо нас ходили Сенины «бедуины» с ящиками, как будто ничего не произошло, и, судя по всему, на происшествие никто не обратил внимания.
Тишина, только сапоги по пыли шаркают, да ветер гоняет песок туда-сюда.
Молчание прервало истерическое хихиканье со стороны старпома.
Я впервые видел, как этот могучий и суровый мужик мелко трясется, смеясь тонко и визгливо, как какой-нибудь гремлин.
- Сергеич, что это с тобой? – спросил Кэп.
- Всё… - стараясь сдерживаться ответил старпом, - Уже не действительный. Отвоевался. – и, не сумев удержать себя в руках, громко и качественно заржал, заставляя меня, Кэпа и Сеню точно также зайтись
Занимательная геология
…А приземлились инопланетяне не там, где ждали. Манхеттен их не прельстил, Вашингтон тоже. Токио, Дели, Москва и прочие мегаполисы отчего-то тоже не понравились. Рухнула «тарелка», нарезав два круга по орбите земли, к нам, на Таймыр.
Я тогда был в своей второй экспедиции на севера. Молодой еще. Почти студент, едва успевший вылупиться из университета, да не какого-нибудь, а МГУ, с геологического, страшно подумать, факультета. Компания у нас в экспедиции подобралась довольно интересная и дружная, даже несмотря на то, что были мы все из разных городов с соответствующей разницей в менталитете. Геологи – из Москвы и Красноярска, буровики - из Ангарской экспедиции и Норильска, прочий персонал – вольнонаемные, понаехавшие с разных концов страны. Скучно не было. В сезон – ходили «в поля», собирали образцы и кормили собой гнус, по окончании сезона – торчали в засыпанном снегом лагере, структурируя и изучая образцы, собранные летом.
Красотища вокруг – неописуемая. Обывателям кажется, что Таймыр – это сплошная тундра, поросшая мхом. Ничего подобного. Бескрайние леса, чистейшие реки и озера, горы… И все это – нетронутое, человеком не изгаженное. Зверья кругом – море. И всё сплошь непуганое.
Кстати, случай забавный у меня с этим связан. Как-то раз остался я в балке один. Снаружи метель, полярная ночь, все дела. И приперло мне, пардон за излишний натурализм, сходить по-большому. Сделал я, значит, свое грязное дело в специальное ведро с крышкой, сижу довольный, книгу читаю, и чую, что крышка-то не особо от запаха оберегает. Надо выносить. Ну и вот, открываю я двери, готовлюсь катапультировать содержимое ведра, а там – медвежий анфас во весь дверной проем. Я с перепугу чуть ещё не добавил, честное слово. И не придумал ничего лучше, чем прямо в морду топтыгину все свое добро выплеснуть. Двери захлопнул, дрожу, как лист осиновый. Думал, конец мне, косолапый озвереет и ломиться начнет, однако, нет, обошлось. Обиделся, наверное.
Впрочем, я отвлекся.
Так вот, дело было как раз в сезон. Проводили мы геологические исследования, причем, достаточно широкие – и съемка и разведка, что в наше время вообще-то редкость. Нынче только структурные скважины на нефть предпочитают бурить, особенно не разбираясь, что там еще под ногами валяется. А тут работа и удовольствие в одном флаконе. Исследуем мы, значит, Таймырские сокровища, попутно обалдевая от полученных результатов. По самым скромным подсчетам под ногами у нас – одного золота две тысячи тонн, примерно. А не считая золота – половина таблицы Менделеева. Сокровищница!
Мы с группой геологов как раз собирались на выход, в разведку. Собирали манатки, грузили их в старый «Ми-8», нюхали доносящийся с кухни запах макарон по-флотски, и были полны решимости открыть Родине глаза на валяющееся под ногами богатство. Как мы выглядели? Как бородатые мужики в камуфляже, болотных сапогах и с рюкзаками за спиной. Я, кстати, хоть был и молод, но тоже бородат – брал пример со старших товарищей.
Так вот, грузимся мы, значит, и тут выбегает наш связист.
- Мужики-и! – кричит, - Мужики-и!
- Чего такое? – спросили у него мужики, - Чего шумишь?
- Новые координаты! Радиограмма! Разбился кто-то, вылетайте на помощь! Доктора с собой берите, припасы грузите!
- Разбился? – Викторыч почесал затылок, заросший курчавым черным волосом, - Да кому тут разбиваться? Кто ж тут летает?
- Да хрен его... Сказали, что кто-то гикнулся недалеко. По-моему, они там в Дудинке сами ни черта не знают.
- Ладно! – махнул рукой Викторыч, - Надо, так надо. Чего берем?
Лагерь ожил, вертушку грузили всем миром. Провизия, одеяла, лекарства, инструменты, короче, всё, что по нашим представлениям, должно было помочь неведомым пострадавшим.
- Давайте там, мужики. Чтоб всё как надо. – проводил нас хмурый начальник экспедиции, - Викторыч, за старшего!
Вылетели.
Место, координаты которого нам передали, находились прямо посреди тайги, облепившей невысокую гору с плоской вершиной. Где-то полчаса мы до неё летели, прикидывая, кого могло туда занести и зачем.
- Военные, это и к бабке не ходи. – Викторыч, напустивший на себя важный вид, перекрикивал работающий двигатель вертушки и свист лопастей, - Кому еще тут летать надо?
Мы соглашались, за неимением более внятных гипотез.
Вертолет сделал круг над горой, и с первого же захода обнаружил место крушения. К счастью, не было ни дыма, ни обломков, ни следа падения – значит, всё не так уж плохо, и пострадавшие, вполне возможно, отделались легким испугом. В красноватом свете солнца, освещавшем ослепительно синюю речку, сочно-зеленую тайгу и лысую коричневую гору, мы не сразу поняли, что это такое внизу блестит. Ну да, серебристая обтекаемая хреновина. Может, борт самолета, а может, и крыло – хрен его разберет. Приземлились, значит, как в песне поётся: «у леса на опушке». Выгрузились, похватали всё, что под руки попалось – и бегом. Спасать.
«Тарелку» было видать издалека. Лес на той горе был не особо густой, да и подлеска почти никакого, поэтому видимость хорошая. Вон серебристый корпус, покрытый кое-где пятнами гари, вон вокруг него ходят люди в какой-то серебристой одежке.
- Космонавты чтоль? – задыхаясь от бега пробурчал Викторыч, и помахал рукой.
- Мужики! – кричал кто-то на бегу, - Мы на помощь! Что стряслось?
«Мужики» замерли, как парализованные, приняли напряженные позы, и, только когда мы подошли к ним вплотную, то поняли, почему. Серебристые одежки оказались гладкими-гладкими, аж зеркальными скафандрами, а на головах потерпевших крушение красовались прозрачные сферические шлемы. Оттуда на нас уставились огромные черные глаза без зрачков, глубоко посаженные на серо-зеленых безносых лицах. Завершали картину длинные трехпалые руки, свисающие ниже колен, и широкие ступни, чем-то напоминающие ласты.
- Вот тебе и космонавты… - ошарашено сказал Викторыч.
Установилось неловкое молчание. Лица людей вытягивались от удивления, инопланетяне, судя по всему, охреневали не меньше нашего.
- Что делать будем? – спросил кто-то.
Никто не знал.
Викторыч на правах начальника первым опустил свою ношу (уже не помню, что он там от вертолета тащил) и поднял руки вверх.
- Сдаешься? – сдавленно хихикнул кто-то у него за спиной, но остальным было не до смеха.
Гуманоиды напряглись, а Викторыч, как в замедленной съемке поднес ладонь к своей могучей груди, постучал по ней, и молвил человечьим голосом:
- Че-ло-век.
Потом помолчал и повторил процедуру:
- Че-ло-век.
- Лес. Лесник. Сру. – снова активизировался неведомый шутник за спиной Викторыча, и в этот раз более удачно. Народ тихонько захрюкал, пытаясь подавить смех.
- Геша, цыц. Ноги повыдергиваю! – покосился Викторыч. Ему было совсем не смешно.
Наш юморист, к слову, был подсобным рабочим - тощим бородатым мужчонкой, судя по наколотым на пальцах перстням, с очень богатым прошлым.
К счастью, гуманоиды оказались достаточно смышлеными ребятами. Тот, что стоял дальше всего от тарелки, выступил вперед и, повторив жест Викторыча, издал звук, напоминающий чавканье.
- Ага. – только и смог сказать наш начальник. Немного переварив полученные сведения, он тыкнул пальцем в инопланетянина, отчего тот едва заметно отшатнулся, и затем, указал на небо.
«Умник»: подумал я. «Конечно он сверху. Не из-под земли же выкопался».
Гуманоид повторил жесты Викторыча и как-то слишком уж по-человечески кивнул. Это выглядело полнейшим сюрреализмом. Люди начали потихоньку расслабляться. Все дружно выдохнули, поскольку дышать раньше боялись.
Спустя какое-то время Викторыч и пришелец освоили язык жестов, и о чем-то оживленно беседовали, а люди заскучали, сложили вещи на землю, и таращились на гуманоидов. Те, впрочем, занимались тем же. Замечательная картина. Свежий воздух, тайга, десяток мужиков, чувствующих себя полными идиотами, и летающая тарелка с взаправдашними инопланетянами. Кино, да и только.
- Я все понял! – крикнул нам Викторыч спустя пятнадцать минут жестикуляций. Он подошел ближе, и народ автоматически собрался вокруг него кружком.
- Ну что? Ну что там? Ну как? – слышались вопросы отовсюду.
- У них с тарелкой что-то…
- А я даже знаю, что. – подал голос Геша, - Она слома-а-алась.
- Цыц! – Викторыч дал шутнику подзатыльник, - Они, похоже, улететь не могут. Вон тот зеленый стоит такой, делает вид, что тужится, хочет в воздух подняться но не судьба.
- Бензин кончился? – заулыбался молодой геолог-москвич, стоящий справа от меня.
В этот раз Викторыч не стал ругаться, лишь пожал плечами:
- Да хрен его разберет.
- А ты ему покажи. Ну, жестами.
Кое-как убедили двоих гуманоидов дойти до вертолета, чуть не вызвав этим у наших пилотов инфаркт. Они-то с нами никуда не ходили, сидели в кабине, скучали, а тут такое… Возле машины разыграли целое представление. Бегали кругами, тыкали пальцем в двигатель и лопасти, размахивали руками, рисовали в пыли тарелку, землю и инопланетян, и в итоге, добились-таки признания, что у них закончилось топливо.
- Ну, хоть что-то. Не порабощать они нас прилетели, слава тебе господи. Вынужденная посадка.
К этому времени гуманоиды вполне освоились. Уже не вздрагивали от каждого резкого движения, а сами что-то увлеченно пытались показать.
- И чё они хотят? – бубнил себе под нос Викторыч, глядя на ужимки и прыжки пришельцев, - А, понял! – и что-то показывал сам.
- Да ты, Викторыч, прям полиглот. – зубоскалил Геша.
- Сам такой, - отвечали ему, - Я по ненашенски знаю только ауфидерзейн и хинди руси пхай пхай.
К чему привели переговоры было непонятно, я увидел лишь как «чужой» присел на корточки, осторожно подобрал с земли деревяшку, набрал пару десятков камней, лежащих рядом, и принялся что-то рисовать.
- Клеточки какие-то… В крестики-нолики, что ли, играть собрался?
Пришелец начертил на земле несколько горизонтальных и вертикальных линий, подобрал припасенные заранее камешки, и разложил их в получившиеся клетки. На первый взгляд, бессистемно, но присмотревшись я понял, что камни были отобраны по размеру – в верхнем ряду самые крупные, потом поменьше, потом еще меньше, и так далее.
- Что он говорит, Викторыч, а? – народ собрался в
Я тогда был в своей второй экспедиции на севера. Молодой еще. Почти студент, едва успевший вылупиться из университета, да не какого-нибудь, а МГУ, с геологического, страшно подумать, факультета. Компания у нас в экспедиции подобралась довольно интересная и дружная, даже несмотря на то, что были мы все из разных городов с соответствующей разницей в менталитете. Геологи – из Москвы и Красноярска, буровики - из Ангарской экспедиции и Норильска, прочий персонал – вольнонаемные, понаехавшие с разных концов страны. Скучно не было. В сезон – ходили «в поля», собирали образцы и кормили собой гнус, по окончании сезона – торчали в засыпанном снегом лагере, структурируя и изучая образцы, собранные летом.
Красотища вокруг – неописуемая. Обывателям кажется, что Таймыр – это сплошная тундра, поросшая мхом. Ничего подобного. Бескрайние леса, чистейшие реки и озера, горы… И все это – нетронутое, человеком не изгаженное. Зверья кругом – море. И всё сплошь непуганое.
Кстати, случай забавный у меня с этим связан. Как-то раз остался я в балке один. Снаружи метель, полярная ночь, все дела. И приперло мне, пардон за излишний натурализм, сходить по-большому. Сделал я, значит, свое грязное дело в специальное ведро с крышкой, сижу довольный, книгу читаю, и чую, что крышка-то не особо от запаха оберегает. Надо выносить. Ну и вот, открываю я двери, готовлюсь катапультировать содержимое ведра, а там – медвежий анфас во весь дверной проем. Я с перепугу чуть ещё не добавил, честное слово. И не придумал ничего лучше, чем прямо в морду топтыгину все свое добро выплеснуть. Двери захлопнул, дрожу, как лист осиновый. Думал, конец мне, косолапый озвереет и ломиться начнет, однако, нет, обошлось. Обиделся, наверное.
Впрочем, я отвлекся.
Так вот, дело было как раз в сезон. Проводили мы геологические исследования, причем, достаточно широкие – и съемка и разведка, что в наше время вообще-то редкость. Нынче только структурные скважины на нефть предпочитают бурить, особенно не разбираясь, что там еще под ногами валяется. А тут работа и удовольствие в одном флаконе. Исследуем мы, значит, Таймырские сокровища, попутно обалдевая от полученных результатов. По самым скромным подсчетам под ногами у нас – одного золота две тысячи тонн, примерно. А не считая золота – половина таблицы Менделеева. Сокровищница!
Мы с группой геологов как раз собирались на выход, в разведку. Собирали манатки, грузили их в старый «Ми-8», нюхали доносящийся с кухни запах макарон по-флотски, и были полны решимости открыть Родине глаза на валяющееся под ногами богатство. Как мы выглядели? Как бородатые мужики в камуфляже, болотных сапогах и с рюкзаками за спиной. Я, кстати, хоть был и молод, но тоже бородат – брал пример со старших товарищей.
Так вот, грузимся мы, значит, и тут выбегает наш связист.
- Мужики-и! – кричит, - Мужики-и!
- Чего такое? – спросили у него мужики, - Чего шумишь?
- Новые координаты! Радиограмма! Разбился кто-то, вылетайте на помощь! Доктора с собой берите, припасы грузите!
- Разбился? – Викторыч почесал затылок, заросший курчавым черным волосом, - Да кому тут разбиваться? Кто ж тут летает?
- Да хрен его... Сказали, что кто-то гикнулся недалеко. По-моему, они там в Дудинке сами ни черта не знают.
- Ладно! – махнул рукой Викторыч, - Надо, так надо. Чего берем?
Лагерь ожил, вертушку грузили всем миром. Провизия, одеяла, лекарства, инструменты, короче, всё, что по нашим представлениям, должно было помочь неведомым пострадавшим.
- Давайте там, мужики. Чтоб всё как надо. – проводил нас хмурый начальник экспедиции, - Викторыч, за старшего!
Вылетели.
Место, координаты которого нам передали, находились прямо посреди тайги, облепившей невысокую гору с плоской вершиной. Где-то полчаса мы до неё летели, прикидывая, кого могло туда занести и зачем.
- Военные, это и к бабке не ходи. – Викторыч, напустивший на себя важный вид, перекрикивал работающий двигатель вертушки и свист лопастей, - Кому еще тут летать надо?
Мы соглашались, за неимением более внятных гипотез.
Вертолет сделал круг над горой, и с первого же захода обнаружил место крушения. К счастью, не было ни дыма, ни обломков, ни следа падения – значит, всё не так уж плохо, и пострадавшие, вполне возможно, отделались легким испугом. В красноватом свете солнца, освещавшем ослепительно синюю речку, сочно-зеленую тайгу и лысую коричневую гору, мы не сразу поняли, что это такое внизу блестит. Ну да, серебристая обтекаемая хреновина. Может, борт самолета, а может, и крыло – хрен его разберет. Приземлились, значит, как в песне поётся: «у леса на опушке». Выгрузились, похватали всё, что под руки попалось – и бегом. Спасать.
«Тарелку» было видать издалека. Лес на той горе был не особо густой, да и подлеска почти никакого, поэтому видимость хорошая. Вон серебристый корпус, покрытый кое-где пятнами гари, вон вокруг него ходят люди в какой-то серебристой одежке.
- Космонавты чтоль? – задыхаясь от бега пробурчал Викторыч, и помахал рукой.
- Мужики! – кричал кто-то на бегу, - Мы на помощь! Что стряслось?
«Мужики» замерли, как парализованные, приняли напряженные позы, и, только когда мы подошли к ним вплотную, то поняли, почему. Серебристые одежки оказались гладкими-гладкими, аж зеркальными скафандрами, а на головах потерпевших крушение красовались прозрачные сферические шлемы. Оттуда на нас уставились огромные черные глаза без зрачков, глубоко посаженные на серо-зеленых безносых лицах. Завершали картину длинные трехпалые руки, свисающие ниже колен, и широкие ступни, чем-то напоминающие ласты.
- Вот тебе и космонавты… - ошарашено сказал Викторыч.
Установилось неловкое молчание. Лица людей вытягивались от удивления, инопланетяне, судя по всему, охреневали не меньше нашего.
- Что делать будем? – спросил кто-то.
Никто не знал.
Викторыч на правах начальника первым опустил свою ношу (уже не помню, что он там от вертолета тащил) и поднял руки вверх.
- Сдаешься? – сдавленно хихикнул кто-то у него за спиной, но остальным было не до смеха.
Гуманоиды напряглись, а Викторыч, как в замедленной съемке поднес ладонь к своей могучей груди, постучал по ней, и молвил человечьим голосом:
- Че-ло-век.
Потом помолчал и повторил процедуру:
- Че-ло-век.
- Лес. Лесник. Сру. – снова активизировался неведомый шутник за спиной Викторыча, и в этот раз более удачно. Народ тихонько захрюкал, пытаясь подавить смех.
- Геша, цыц. Ноги повыдергиваю! – покосился Викторыч. Ему было совсем не смешно.
Наш юморист, к слову, был подсобным рабочим - тощим бородатым мужчонкой, судя по наколотым на пальцах перстням, с очень богатым прошлым.
К счастью, гуманоиды оказались достаточно смышлеными ребятами. Тот, что стоял дальше всего от тарелки, выступил вперед и, повторив жест Викторыча, издал звук, напоминающий чавканье.
- Ага. – только и смог сказать наш начальник. Немного переварив полученные сведения, он тыкнул пальцем в инопланетянина, отчего тот едва заметно отшатнулся, и затем, указал на небо.
«Умник»: подумал я. «Конечно он сверху. Не из-под земли же выкопался».
Гуманоид повторил жесты Викторыча и как-то слишком уж по-человечески кивнул. Это выглядело полнейшим сюрреализмом. Люди начали потихоньку расслабляться. Все дружно выдохнули, поскольку дышать раньше боялись.
Спустя какое-то время Викторыч и пришелец освоили язык жестов, и о чем-то оживленно беседовали, а люди заскучали, сложили вещи на землю, и таращились на гуманоидов. Те, впрочем, занимались тем же. Замечательная картина. Свежий воздух, тайга, десяток мужиков, чувствующих себя полными идиотами, и летающая тарелка с взаправдашними инопланетянами. Кино, да и только.
- Я все понял! – крикнул нам Викторыч спустя пятнадцать минут жестикуляций. Он подошел ближе, и народ автоматически собрался вокруг него кружком.
- Ну что? Ну что там? Ну как? – слышались вопросы отовсюду.
- У них с тарелкой что-то…
- А я даже знаю, что. – подал голос Геша, - Она слома-а-алась.
- Цыц! – Викторыч дал шутнику подзатыльник, - Они, похоже, улететь не могут. Вон тот зеленый стоит такой, делает вид, что тужится, хочет в воздух подняться но не судьба.
- Бензин кончился? – заулыбался молодой геолог-москвич, стоящий справа от меня.
В этот раз Викторыч не стал ругаться, лишь пожал плечами:
- Да хрен его разберет.
- А ты ему покажи. Ну, жестами.
Кое-как убедили двоих гуманоидов дойти до вертолета, чуть не вызвав этим у наших пилотов инфаркт. Они-то с нами никуда не ходили, сидели в кабине, скучали, а тут такое… Возле машины разыграли целое представление. Бегали кругами, тыкали пальцем в двигатель и лопасти, размахивали руками, рисовали в пыли тарелку, землю и инопланетян, и в итоге, добились-таки признания, что у них закончилось топливо.
- Ну, хоть что-то. Не порабощать они нас прилетели, слава тебе господи. Вынужденная посадка.
К этому времени гуманоиды вполне освоились. Уже не вздрагивали от каждого резкого движения, а сами что-то увлеченно пытались показать.
- И чё они хотят? – бубнил себе под нос Викторыч, глядя на ужимки и прыжки пришельцев, - А, понял! – и что-то показывал сам.
- Да ты, Викторыч, прям полиглот. – зубоскалил Геша.
- Сам такой, - отвечали ему, - Я по ненашенски знаю только ауфидерзейн и хинди руси пхай пхай.
К чему привели переговоры было непонятно, я увидел лишь как «чужой» присел на корточки, осторожно подобрал с земли деревяшку, набрал пару десятков камней, лежащих рядом, и принялся что-то рисовать.
- Клеточки какие-то… В крестики-нолики, что ли, играть собрался?
Пришелец начертил на земле несколько горизонтальных и вертикальных линий, подобрал припасенные заранее камешки, и разложил их в получившиеся клетки. На первый взгляд, бессистемно, но присмотревшись я понял, что камни были отобраны по размеру – в верхнем ряду самые крупные, потом поменьше, потом еще меньше, и так далее.
- Что он говорит, Викторыч, а? – народ собрался в
Китобой
Уже почти неделю наш китобой болтало в огромной буре. Под ударами стихии корпус скрипел и стонал, как живое существо, и всем было его искренне жаль. «Потерпи, старина»: мы гладили обшивку изнутри, и корабль послушно терпел, будто сжимая зубы в поисках внутренних резервов. «Юрий Долгорукий» был стар, но, несмотря на это, надежно хранил нас от гибели. Мы ходили на нем уже в четвертую экспедицию, и следующая, пятая, должна была стать последней – слишком уж износился «Юрец» от постоянной работы в экстремальных условиях. Да, можно было сменить паруса, установить новые мачты и рули взамен поломанных, но общий износ корпуса делал любые попытки ремонта нецелесообразными. Было куда проще построить и ввести в эксплуатацию новый китобой, чем по крупицам восстанавливать старый.
Механик, с которым я жил в одной каюте, ворчал, что, мол, вся эта напасть из-за того, что капитан сбрил бороду перед отправкой. Мех сидел на узкой металлической койке, заправленной грязным матрасом, покрытым серой простыней, и наматывал портянку перед тем, как обуться в «гады».
- Жена нашего Кэпа совсем заела. Говорит, побрейся, а то колется, и все такое. Ну, ты сам понимаешь – бабы… - устало усмехнулся он себе в курчавую рыжую бороду, - Вечно им что-то не так. А нам теперь майся с этой бурей.
В этом я с Мехом был согласен. Капитану бриться перед экспедицией – вернейший способ схлопотать неприятностей для всей команды оптом. Вот честное слово – не ходил бы на китобое, не верил бы ни в одну примету. Брился бы, как нормальный человек, не боялся числа 13, и не хранил бы в каюте библию. Однако, здешние боги очень быстро приучали к покорности даже самых несуеверных. У нас был целый пантеон, состоящий из давно забытых языческих богов и мелких духов, придуманных уже нами. Трюмный, например. В нашем представлении он был мелкой злокозненной тварью, которая постоянно портила проводку, истачивала корпус и прочее. Устраивала мелкие диверсии, короче. Задобрить трюмного можно было, только оставив в его владениях мелкую монетку.
Ожили динамики громкой связи:
- Говорит капитан корабля. – его хриплый голос звучал бодро, и это вселяло оптимизм, - Хорошие новости! Я вижу стаю альбатросов прямо по курсу!
Я не слышал остальных членов команды, но понял, что в этот миг у них вырвался дружный вздох облегчения. Альбатросы, в отличие от сбритой бороды, были хорошей приметой. Даже отличной. Это означало, что мы уже почти вышли из бури.
Альбатросы, очень напоминающие с виду огромных бесцветных медуз, водились только на внешних рукавах бурь. Паразиты-путешественники, они дрейфовали по здешним сверхбыстрым течениям в верхних слоях атмосферы, ожидая, пока их подхватит очередная буря, и отнесет далеко-далеко отсюда, возможно, что и вообще на другую сторону нашего газового пузыря – Глизе-18b.
Я почувствовал, как «Долгорукий» сменил курс. Когда по несколько месяцев живешь в прочном корпусе, любой, даже самый незначительный, поворот очень хорошо ощущается, хотя из-за искусственной гравитации это было невозможно. Врачи обследовали нас после каждой экспедиции, но все-таки никак не могли понять, как и чем мы чувствуем свой корабль, и, в конце концов, махнули рукой, оставив все, как есть.
А нам научные объяснения были попросту не нужны. Даже не находясь в рубке, я знал, что мы повернули на три градуса левее. Острые конические паруса, отлитые из крепчайших сплавов, повернулись на мачтах, поймали могучий ветер, дующий со скоростью сотен узлов в час, и преобразили всю его фантастическую мощь в скорость. Нос вспарывал густые облака гонимого ветром аммиака с брызгами жидкого метана. В несокрушимый корпус «Юрия Долгорукого» били исполинские молнии, невообразимые на Земле. Боги местного газового гиганта в очередной раз посылали испытание для жалкой песчинки чужого металла, осмелившейся охотиться в их владениях. Я представил, что колоссальные течения клубящегося белого и фиолетового газа, окружающие нас – это тоже живые злокозненные существа, такие же непохожие на нас, как и все остальные формы жизни в этом мире, и мне стало страшно. Как никогда раньше мне казалось, что эта планета – исполинское живое существо, величественное, чуждое и смертоносное…
Спустя какое-то время наш «Долгорукий» вынырнул из бури, оставив позади небольшой по местным меркам торнадо – размером чуть больше Африки. Мы радовались, как дети, когда «Долгорукий» лег в дрейф, найдя относительно спокойное течение, что должно было вынести нас повыше на пару тысяч километров, туда, где по данным с орбиты должен был находиться кит. На изможденных лицах людей расцветали улыбки. Однако, резко зазвеневшая сирена не дала нам расслабиться, как следует.
- Кит! Приготовиться! – рявкнул капитан по громкой связи, и я, сорвавшись с места, помчался по полутемным стальным коридорам, для того, чтобы вместе с остальным экипажем занять свое место по штатному расписанию. Зверюга оказалась ближе, чем мы думали.
Я, вместе с еще десятью парнями, был гарпунером, а это значило, что мне предстояла самая ответственная задача. Сориентироваться в ежеминутно меняющихся ветрах, навести пушку, и, в итоге, загарпунить кита. Меня захлестнула волна адреналина, но руки были тверды – любое неверное движение могло провалить всю охоту. Промах на сотню миль был обычным делом – при здешних скоростях.
Наверху, в рубке, трудились штурманы и рулевые, вовсю работали компьютеры, просчитывавшие векторы движения корабля, а также скорость и состав окружающих нас газовых течений. Люди орали друг на друга, отдавали команды и выполняли их, выкрикивали цифры, и мучили штурвалы, отвечающие за высоту, курс и управление мачтами. Нам же пока нужно было ждать.
Я плюхнулся в ободранное кресло и включил монитор, стукнув его, когда тот на мгновение замигал, показав мне белый шум. Глаза в этом мире были не нужны, поэтому я не мог рассмотреть кита как следует – это можно было сделать лишь на орбите, когда его как следует «упакуют» и загрузят на рейсовый контейнеровоз.
Надо сказать, что даже мертвый кит – это потрясающее зрелище. По форме он похож на грушу, где утолщение – передняя часть туловища. Из нее растут плавники-паруса, за которые на Земле платят бешеные деньги. Ни глаз, ни ушей, ни других органов чувств – только живой водородный мешок с плавниками. Но какой же огромный и грациозный!
Картинка на мониторе была схематичной. Пока что черный экран был полон помех – зеленых искорок, но вскоре начал преображаться, и показал более-менее понятную картину. Течения, их направление, скорость, химический состав, и, главное – нашу добычу.
Не найти слов для того, чтобы описать, как грациозны киты. Хотелось бы посмотреть на них вживую, своими глазами, запечатлеть моменты их ошеломительного полета в газовых облаках.
Я увидел, что кит играл – то взлетал ввысь на сотни миль, освещаемый тусклым красным солнцем, то падал вниз, почти доставая до слоя жидкой воды, сжатой под неимоверным давлением. Быстрый, непонятный, чуждый, грозный – плоть от плоти этого мира.
«Долгорукий», при всем его техническом совершенстве, казался на фоне кита грубой чугунной чушкой, по нелепой случайности не желающей падать вниз и тонуть. Гарпунеры о чем-то возбужденно переговаривались, но я их не слушал, увлекшийся зрелищем китового полета.
Мы подбирались все ближе и ближе. Медленно, но верно. У меня вспотели ладони, остальные гарпунеры замолчали. Мы находились на носу корабля, на острие событий. Я вцепился в рычаг, управляющий моим гарпуном, и приник к монитору, не отрывая взгляда от кита, не подозревающего, что к нему движется смерть.
- Ещё ближе… - бормотал мой коллега слева, - И ещё…
- Заткнись! – нервно прервал его кто-то, - Не отвлекай!
Десять минут – сто миль. Судя по картинке на мониторах, нас немного болтало, вероятно, из-за неверно выбранного угла наклона парусов. Где-то вдалеке ударила молния, отображенная на мониторе, как черная искривленная полоса, ненадолго заслонившая кита.
Болтанка прекратилась, мы вышли на прямой курс.
Моя голова очистилась от мыслей, я ничего не слышал и ничего, кроме монитора, не воспринимал. Очень скоро «Долгорукий» должен был выйти на дистанцию выстрела – по здешним меркам мизерную – пятьсот метров.
Я начал наводить гарпун, чтобы сэкономить время.
Ближе и ближе.
Нервное напряжение, мокрые ладони, слезящиеся глаза. Мы молчим, сжались в креслах, как пружины, вцепились в рычаги, как будто от крепости хватки зависит наша жизнь.
Китобой прорывается сквозь метан, водород и аммиак к ничего не подозревающей цели. Последние километры самые долгие и мучительные. Туша кита заслоняет уже почти все вокруг. Его плавники широко расправлены – он дрейфует и ловит ими свет умирающей красной звезды.
Я гипнотизирую цифру, обозначающую расстояние до жертвы, умоляя ее уменьшаться побыстрей.
Я уже прицелился. Навел гарпун, взял поправку на ветер, представил, как раскрываются створки орудийных палуб, как содрогается корабль от залпа, как несутся сквозь пространство крючья, как мы фиксируем кита, как капитан дает отмашку, и китобой с трепыхающейся добычей взмывает ввысь, на орбиту. Плавники кита будут судорожно сжиматься и расправляться в попытках найти аммиачный ветер, но тщетно, работа будет выполнена…
Гул.
Низкий гул раздался из динамиков интеркома, превращаясь в высокий свист.
«Рррррррррррууууууууууууууууииииииииииииииииииииии».
- Черт! – в панике заорал мой напарник, и дал залп. Мы все, разумеется, последовали его примеру. Все было так, как я и представлял. Зелеными пунктирами протянулись линии тросов с крюками. Они летели по идеально просчитанной нами и компьютерами траектории, но, увы, пронзили клубящуюся фиолетовую пустоту.
Кит, издав мощный прощальный крик в радиодиапазоне, нырнул вниз, разом на пятьдесят миль, и устремился еще дальше, в воду.
- Чёрт!!! Чёрт!!! Чёрт!!! – орал кто-то слева от меня, и я сам был готов с досады долбануть кулаком по монитору.
Кит почуял нас, и мы промазали. Может быть, во всем была виновата сбритая борода капитана, а может быть, это значило лишь то, что грозные боги газового гиганта подкидывали нам очередное испытание, которое мы должны бы
Механик, с которым я жил в одной каюте, ворчал, что, мол, вся эта напасть из-за того, что капитан сбрил бороду перед отправкой. Мех сидел на узкой металлической койке, заправленной грязным матрасом, покрытым серой простыней, и наматывал портянку перед тем, как обуться в «гады».
- Жена нашего Кэпа совсем заела. Говорит, побрейся, а то колется, и все такое. Ну, ты сам понимаешь – бабы… - устало усмехнулся он себе в курчавую рыжую бороду, - Вечно им что-то не так. А нам теперь майся с этой бурей.
В этом я с Мехом был согласен. Капитану бриться перед экспедицией – вернейший способ схлопотать неприятностей для всей команды оптом. Вот честное слово – не ходил бы на китобое, не верил бы ни в одну примету. Брился бы, как нормальный человек, не боялся числа 13, и не хранил бы в каюте библию. Однако, здешние боги очень быстро приучали к покорности даже самых несуеверных. У нас был целый пантеон, состоящий из давно забытых языческих богов и мелких духов, придуманных уже нами. Трюмный, например. В нашем представлении он был мелкой злокозненной тварью, которая постоянно портила проводку, истачивала корпус и прочее. Устраивала мелкие диверсии, короче. Задобрить трюмного можно было, только оставив в его владениях мелкую монетку.
Ожили динамики громкой связи:
- Говорит капитан корабля. – его хриплый голос звучал бодро, и это вселяло оптимизм, - Хорошие новости! Я вижу стаю альбатросов прямо по курсу!
Я не слышал остальных членов команды, но понял, что в этот миг у них вырвался дружный вздох облегчения. Альбатросы, в отличие от сбритой бороды, были хорошей приметой. Даже отличной. Это означало, что мы уже почти вышли из бури.
Альбатросы, очень напоминающие с виду огромных бесцветных медуз, водились только на внешних рукавах бурь. Паразиты-путешественники, они дрейфовали по здешним сверхбыстрым течениям в верхних слоях атмосферы, ожидая, пока их подхватит очередная буря, и отнесет далеко-далеко отсюда, возможно, что и вообще на другую сторону нашего газового пузыря – Глизе-18b.
Я почувствовал, как «Долгорукий» сменил курс. Когда по несколько месяцев живешь в прочном корпусе, любой, даже самый незначительный, поворот очень хорошо ощущается, хотя из-за искусственной гравитации это было невозможно. Врачи обследовали нас после каждой экспедиции, но все-таки никак не могли понять, как и чем мы чувствуем свой корабль, и, в конце концов, махнули рукой, оставив все, как есть.
А нам научные объяснения были попросту не нужны. Даже не находясь в рубке, я знал, что мы повернули на три градуса левее. Острые конические паруса, отлитые из крепчайших сплавов, повернулись на мачтах, поймали могучий ветер, дующий со скоростью сотен узлов в час, и преобразили всю его фантастическую мощь в скорость. Нос вспарывал густые облака гонимого ветром аммиака с брызгами жидкого метана. В несокрушимый корпус «Юрия Долгорукого» били исполинские молнии, невообразимые на Земле. Боги местного газового гиганта в очередной раз посылали испытание для жалкой песчинки чужого металла, осмелившейся охотиться в их владениях. Я представил, что колоссальные течения клубящегося белого и фиолетового газа, окружающие нас – это тоже живые злокозненные существа, такие же непохожие на нас, как и все остальные формы жизни в этом мире, и мне стало страшно. Как никогда раньше мне казалось, что эта планета – исполинское живое существо, величественное, чуждое и смертоносное…
Спустя какое-то время наш «Долгорукий» вынырнул из бури, оставив позади небольшой по местным меркам торнадо – размером чуть больше Африки. Мы радовались, как дети, когда «Долгорукий» лег в дрейф, найдя относительно спокойное течение, что должно было вынести нас повыше на пару тысяч километров, туда, где по данным с орбиты должен был находиться кит. На изможденных лицах людей расцветали улыбки. Однако, резко зазвеневшая сирена не дала нам расслабиться, как следует.
- Кит! Приготовиться! – рявкнул капитан по громкой связи, и я, сорвавшись с места, помчался по полутемным стальным коридорам, для того, чтобы вместе с остальным экипажем занять свое место по штатному расписанию. Зверюга оказалась ближе, чем мы думали.
Я, вместе с еще десятью парнями, был гарпунером, а это значило, что мне предстояла самая ответственная задача. Сориентироваться в ежеминутно меняющихся ветрах, навести пушку, и, в итоге, загарпунить кита. Меня захлестнула волна адреналина, но руки были тверды – любое неверное движение могло провалить всю охоту. Промах на сотню миль был обычным делом – при здешних скоростях.
Наверху, в рубке, трудились штурманы и рулевые, вовсю работали компьютеры, просчитывавшие векторы движения корабля, а также скорость и состав окружающих нас газовых течений. Люди орали друг на друга, отдавали команды и выполняли их, выкрикивали цифры, и мучили штурвалы, отвечающие за высоту, курс и управление мачтами. Нам же пока нужно было ждать.
Я плюхнулся в ободранное кресло и включил монитор, стукнув его, когда тот на мгновение замигал, показав мне белый шум. Глаза в этом мире были не нужны, поэтому я не мог рассмотреть кита как следует – это можно было сделать лишь на орбите, когда его как следует «упакуют» и загрузят на рейсовый контейнеровоз.
Надо сказать, что даже мертвый кит – это потрясающее зрелище. По форме он похож на грушу, где утолщение – передняя часть туловища. Из нее растут плавники-паруса, за которые на Земле платят бешеные деньги. Ни глаз, ни ушей, ни других органов чувств – только живой водородный мешок с плавниками. Но какой же огромный и грациозный!
Картинка на мониторе была схематичной. Пока что черный экран был полон помех – зеленых искорок, но вскоре начал преображаться, и показал более-менее понятную картину. Течения, их направление, скорость, химический состав, и, главное – нашу добычу.
Не найти слов для того, чтобы описать, как грациозны киты. Хотелось бы посмотреть на них вживую, своими глазами, запечатлеть моменты их ошеломительного полета в газовых облаках.
Я увидел, что кит играл – то взлетал ввысь на сотни миль, освещаемый тусклым красным солнцем, то падал вниз, почти доставая до слоя жидкой воды, сжатой под неимоверным давлением. Быстрый, непонятный, чуждый, грозный – плоть от плоти этого мира.
«Долгорукий», при всем его техническом совершенстве, казался на фоне кита грубой чугунной чушкой, по нелепой случайности не желающей падать вниз и тонуть. Гарпунеры о чем-то возбужденно переговаривались, но я их не слушал, увлекшийся зрелищем китового полета.
Мы подбирались все ближе и ближе. Медленно, но верно. У меня вспотели ладони, остальные гарпунеры замолчали. Мы находились на носу корабля, на острие событий. Я вцепился в рычаг, управляющий моим гарпуном, и приник к монитору, не отрывая взгляда от кита, не подозревающего, что к нему движется смерть.
- Ещё ближе… - бормотал мой коллега слева, - И ещё…
- Заткнись! – нервно прервал его кто-то, - Не отвлекай!
Десять минут – сто миль. Судя по картинке на мониторах, нас немного болтало, вероятно, из-за неверно выбранного угла наклона парусов. Где-то вдалеке ударила молния, отображенная на мониторе, как черная искривленная полоса, ненадолго заслонившая кита.
Болтанка прекратилась, мы вышли на прямой курс.
Моя голова очистилась от мыслей, я ничего не слышал и ничего, кроме монитора, не воспринимал. Очень скоро «Долгорукий» должен был выйти на дистанцию выстрела – по здешним меркам мизерную – пятьсот метров.
Я начал наводить гарпун, чтобы сэкономить время.
Ближе и ближе.
Нервное напряжение, мокрые ладони, слезящиеся глаза. Мы молчим, сжались в креслах, как пружины, вцепились в рычаги, как будто от крепости хватки зависит наша жизнь.
Китобой прорывается сквозь метан, водород и аммиак к ничего не подозревающей цели. Последние километры самые долгие и мучительные. Туша кита заслоняет уже почти все вокруг. Его плавники широко расправлены – он дрейфует и ловит ими свет умирающей красной звезды.
Я гипнотизирую цифру, обозначающую расстояние до жертвы, умоляя ее уменьшаться побыстрей.
Я уже прицелился. Навел гарпун, взял поправку на ветер, представил, как раскрываются створки орудийных палуб, как содрогается корабль от залпа, как несутся сквозь пространство крючья, как мы фиксируем кита, как капитан дает отмашку, и китобой с трепыхающейся добычей взмывает ввысь, на орбиту. Плавники кита будут судорожно сжиматься и расправляться в попытках найти аммиачный ветер, но тщетно, работа будет выполнена…
Гул.
Низкий гул раздался из динамиков интеркома, превращаясь в высокий свист.
«Рррррррррррууууууууууууууууииииииииииииииииииииии».
- Черт! – в панике заорал мой напарник, и дал залп. Мы все, разумеется, последовали его примеру. Все было так, как я и представлял. Зелеными пунктирами протянулись линии тросов с крюками. Они летели по идеально просчитанной нами и компьютерами траектории, но, увы, пронзили клубящуюся фиолетовую пустоту.
Кит, издав мощный прощальный крик в радиодиапазоне, нырнул вниз, разом на пятьдесят миль, и устремился еще дальше, в воду.
- Чёрт!!! Чёрт!!! Чёрт!!! – орал кто-то слева от меня, и я сам был готов с досады долбануть кулаком по монитору.
Кит почуял нас, и мы промазали. Может быть, во всем была виновата сбритая борода капитана, а может быть, это значило лишь то, что грозные боги газового гиганта подкидывали нам очередное испытание, которое мы должны бы
Небольшая зарисовка-развлечение
На вторую неделю после катастрофы у меня опустились руки. В метро было слишком много людей, нуждавшихся в помощи – врачей спаслось немного, зато больных была целая куча. На фоне пережитого стресса у людей обострялись все болячки – особенно много было гипертоников и язвенников, и у меня к концу первой недели сложилось ощущение, будто в Москве изначально не было здоровых людей. К тому же, любой чих мог стать причиной эпидемии, и, потому, было необходимо задавить его в зародыше.
Запасы медикаментов таяли на глазах, но начальник станции каждый раз безропотно заполнял мой чемоданчик новыми упаковками и шприцами, даже не требуя отчитываться об их применении.
Счет времени был потерян – на третьи сутки без сна я перестал осознавать происходящее, и действовал автоматически. Вскрыть упаковку с одноразовым шприцем, чиркнуть пилочкой по горлышку ампулы, отломать верхушку, набрать лекарство, всадить его в чью-нибудь задницу или вену, и топать дальше, к очередному больному. Лишь изредка мне удавалось прерваться на сон и еду – максимум час в сутки.
Так вот, на вторую неделю у меня опустились руки. Я сделал очередной укол успокоительного, и понял, что хочу уже не спать, а застрелиться – так велико было нервное напряжение. Я прямо увидел, как подхожу к одному из ментов – сержанту Лёхе, как прошу у него посмотреть пистолет, а потом резким движением вставляю ствол себе в рот (чтобы рука не дрогнула и я точно не промазал) и вышибаю себе мозги. Эта фантазия была настолько желанной, что мне стало страшно.
К счастью, ко мне подошел тот самый Леха, снявший китель, весь взмокший из-за жары и духоты, и передал приказ начальника станции – отсыпаться шесть часов.
Я не мог поверить своему счастью.
- Но сперва… - сержант не дал моим мечтам взять разгон, - Последнее задание. У нас там, кажется, еще один «поплыл». Сделай и ему укол, окей?
Ответив: «Никаких проблем, Лёх», я, в сопровождении полицейского, потащился к месту, где сидел наш новоявленный псих.
Ракеты рухнули на Москву где-то в девять утра, и, потому, народу на ВДНХ было очень много. На платформе было буквально негде ступить – люди сидели и лежали везде, занимая своими телами все свободное пространство. Спасенных было слишком много – настолько, что многие из них обосновались в туннелях. Жара, духота и вонь царили на станции и, в конце концов, просто перестали замечаться, стали чем-то обыденным, хотя поначалу многие теряли сознание от недостатка воздуха.
«Поплывшие» пациенты, к сожалению, не были редкостью. Шутка ли – мы пережили ядерный удар, стерший Москву в радиоактивную пыль. От этого у кого хочешь крыша поедет. Круглые сутки люди рыдали, оплакивая погибших родных и близких – от одной только постоянной скорби можно было свихнуться. Однако, намного ужаснее был стук снаружи, с другой стороны гермоворот.
Три коротких. Три длинных. Три коротких.
Три коротких. Три длинных. Три коротких.
Каждый день, каждый час, каждую минуту.
Три коротких. Три длинных. Три коротких.
Этот стук сводил с ума. Заставлял спокойных, вроде бы, людей вскакивать со своих мест и требовать, чтобы стучащих немедленно впустили. К счастью, наши полицейские оказались стойкими ребятами, и пресекали подобные истерики на корню. Кому-то хватало дубинок, кому-то требовалась принудительная инъекция снотворного.
Я был даже рад, когда этот стук постепенно затих, а потом и вовсе прекратился. Каждому своё.
Мы с Лёхой спустились на пути и вошли в туннель. Спертый воздух станции уступил место приятному сквозняку. Я вдыхал его с непередаваемым наслаждением, ковыляя по путям в сторону моего последнего на сегодня пациента.
- Вон он. – указал Леха на сидящего возле стены молодого мужчину, - Я буду тут, если что, кричи. Подходить не буду, не хочу пугать
- Ага. – кивнул я, и отправился выполнять свой долг.
- Привет. – я попытался улыбнуться, но получилось, наверняка, фальшиво. Слишком уж устал.
- Как вы? С вами все хорошо?...
Пациент как-то дергано кивнул, глядя то на меня, то куда-то вниз, на рельсы. Одет в черное пальто, костюм с галстуком. Вообще, одежда на вид довольно дорогая, хотя и грязноватая. Присмотревшись, я увидел, что он прижимает к себе какую-то книгу в мягкой обложке.
- Как тебя зовут?
- Никак! – испуганно вскрикнул мой собеседник. Я чуть не отшатнулся.
Ну точно. Истерика. Дело дрянь, уговорить его на инъекцию будет непросто.
- Да ладно тебе, у каждого человека есть имя. Ты документы с собой брал какие-нибудь?... – я старался говорить мягко и доброжелательно, но это не помогало, кажется, от этого "поплывший" дергался еще сильнее.
- Нет! Нет документов!...
Я вздохнул. Кажется, без Лёхиной помощи не обойтись.
- А что это за книга?... – спросил я.
Пациент вскрикнул и прижал ее к себе, и почувствовал, что теряю контроль над собой. Чертов псих жрал мое время. Бесценное время сна. Я не собирался потакать ему в этом, и незаметным жестом подозвал Лёху, на которого пациент воззрился с откровенным страхом.
- Он не говорит, кто такой. И документов, мол, нет. Сотрудничать не хочет. – наябедничал я полицейскому. Тот грозно сдвинул брови и спросил:
- Что, нет документов?
«Поехавший» отрицательно покачал головой.
- А это что у тебя там? – Лёха потянулся к книге. Я хотел, было, его остановить, но не успел: пациент завыл, и, вцепившись в книгу, упал на живот, заслоняя ее своим телом.
- А ну отдай! – рявкнул Лёха, - А то… - он снял с пояса дубинку, и это помогло – пациент затих и медленно отполз в сторону. Я подобрал книгу и провел рукой по обложке, стряхивая с нее серую бетонную пыль.
«Метро 2033». Ага, очень смешно. Когда-то я ее читал. Кто же знал, что так оно всё повернется... Я перевернул книгу и прочел аннотацию. Взгляд зацепился за фото автора. Немного полное лицо, темные волосы… Я перевел взгляд на моего пациента и остолбенел.
- Ни хрена себе… - только и смог я выдавить.
- Это я во всем виноват. – всхлипнул мой пациент, - Это все моя вина… - по его пухлым щекам катились крупные слезы, - Я не хотел… Простите!.. Простите, пожалуйста!.. Я же не знал, что так получится! Я… Я же думал, что это фантастика, понимаете???
Я дал команду и Лёха скрутил психа, позволяя мне в тысячный раз провести необходимые манипуляции.
После укола писатель свернулся калачиком прямо на бетоне, и незамедлительно захрапел. Окружающие люди смотрели на всю эту сцену с живым интересом. Ну конечно, это вам не стены туннеля рассматривать.
«Наконец-то»: подумал я. Обратно мы с Лёхой шли в молчании - слишком устали для трёпа.
Мои глаза закрылись сразу же после того, как я рухнул на полосатый матрас – роскошь по нынешним меркам. И, хотя, мой сон должен был быть тяжелым и беспробудным, в моих ушах бился последний крик свихнувшегося писателя.
Полный боли, отчаяния и безграничного чувства вины за произошедшее.
- Я же думал, что это фантастика, понимаете??? Я не хотел писать этот мир!...
Запасы медикаментов таяли на глазах, но начальник станции каждый раз безропотно заполнял мой чемоданчик новыми упаковками и шприцами, даже не требуя отчитываться об их применении.
Счет времени был потерян – на третьи сутки без сна я перестал осознавать происходящее, и действовал автоматически. Вскрыть упаковку с одноразовым шприцем, чиркнуть пилочкой по горлышку ампулы, отломать верхушку, набрать лекарство, всадить его в чью-нибудь задницу или вену, и топать дальше, к очередному больному. Лишь изредка мне удавалось прерваться на сон и еду – максимум час в сутки.
Так вот, на вторую неделю у меня опустились руки. Я сделал очередной укол успокоительного, и понял, что хочу уже не спать, а застрелиться – так велико было нервное напряжение. Я прямо увидел, как подхожу к одному из ментов – сержанту Лёхе, как прошу у него посмотреть пистолет, а потом резким движением вставляю ствол себе в рот (чтобы рука не дрогнула и я точно не промазал) и вышибаю себе мозги. Эта фантазия была настолько желанной, что мне стало страшно.
К счастью, ко мне подошел тот самый Леха, снявший китель, весь взмокший из-за жары и духоты, и передал приказ начальника станции – отсыпаться шесть часов.
Я не мог поверить своему счастью.
- Но сперва… - сержант не дал моим мечтам взять разгон, - Последнее задание. У нас там, кажется, еще один «поплыл». Сделай и ему укол, окей?
Ответив: «Никаких проблем, Лёх», я, в сопровождении полицейского, потащился к месту, где сидел наш новоявленный псих.
Ракеты рухнули на Москву где-то в девять утра, и, потому, народу на ВДНХ было очень много. На платформе было буквально негде ступить – люди сидели и лежали везде, занимая своими телами все свободное пространство. Спасенных было слишком много – настолько, что многие из них обосновались в туннелях. Жара, духота и вонь царили на станции и, в конце концов, просто перестали замечаться, стали чем-то обыденным, хотя поначалу многие теряли сознание от недостатка воздуха.
«Поплывшие» пациенты, к сожалению, не были редкостью. Шутка ли – мы пережили ядерный удар, стерший Москву в радиоактивную пыль. От этого у кого хочешь крыша поедет. Круглые сутки люди рыдали, оплакивая погибших родных и близких – от одной только постоянной скорби можно было свихнуться. Однако, намного ужаснее был стук снаружи, с другой стороны гермоворот.
Три коротких. Три длинных. Три коротких.
Три коротких. Три длинных. Три коротких.
Каждый день, каждый час, каждую минуту.
Три коротких. Три длинных. Три коротких.
Этот стук сводил с ума. Заставлял спокойных, вроде бы, людей вскакивать со своих мест и требовать, чтобы стучащих немедленно впустили. К счастью, наши полицейские оказались стойкими ребятами, и пресекали подобные истерики на корню. Кому-то хватало дубинок, кому-то требовалась принудительная инъекция снотворного.
Я был даже рад, когда этот стук постепенно затих, а потом и вовсе прекратился. Каждому своё.
Мы с Лёхой спустились на пути и вошли в туннель. Спертый воздух станции уступил место приятному сквозняку. Я вдыхал его с непередаваемым наслаждением, ковыляя по путям в сторону моего последнего на сегодня пациента.
- Вон он. – указал Леха на сидящего возле стены молодого мужчину, - Я буду тут, если что, кричи. Подходить не буду, не хочу пугать
- Ага. – кивнул я, и отправился выполнять свой долг.
- Привет. – я попытался улыбнуться, но получилось, наверняка, фальшиво. Слишком уж устал.
- Как вы? С вами все хорошо?...
Пациент как-то дергано кивнул, глядя то на меня, то куда-то вниз, на рельсы. Одет в черное пальто, костюм с галстуком. Вообще, одежда на вид довольно дорогая, хотя и грязноватая. Присмотревшись, я увидел, что он прижимает к себе какую-то книгу в мягкой обложке.
- Как тебя зовут?
- Никак! – испуганно вскрикнул мой собеседник. Я чуть не отшатнулся.
Ну точно. Истерика. Дело дрянь, уговорить его на инъекцию будет непросто.
- Да ладно тебе, у каждого человека есть имя. Ты документы с собой брал какие-нибудь?... – я старался говорить мягко и доброжелательно, но это не помогало, кажется, от этого "поплывший" дергался еще сильнее.
- Нет! Нет документов!...
Я вздохнул. Кажется, без Лёхиной помощи не обойтись.
- А что это за книга?... – спросил я.
Пациент вскрикнул и прижал ее к себе, и почувствовал, что теряю контроль над собой. Чертов псих жрал мое время. Бесценное время сна. Я не собирался потакать ему в этом, и незаметным жестом подозвал Лёху, на которого пациент воззрился с откровенным страхом.
- Он не говорит, кто такой. И документов, мол, нет. Сотрудничать не хочет. – наябедничал я полицейскому. Тот грозно сдвинул брови и спросил:
- Что, нет документов?
«Поехавший» отрицательно покачал головой.
- А это что у тебя там? – Лёха потянулся к книге. Я хотел, было, его остановить, но не успел: пациент завыл, и, вцепившись в книгу, упал на живот, заслоняя ее своим телом.
- А ну отдай! – рявкнул Лёха, - А то… - он снял с пояса дубинку, и это помогло – пациент затих и медленно отполз в сторону. Я подобрал книгу и провел рукой по обложке, стряхивая с нее серую бетонную пыль.
«Метро 2033». Ага, очень смешно. Когда-то я ее читал. Кто же знал, что так оно всё повернется... Я перевернул книгу и прочел аннотацию. Взгляд зацепился за фото автора. Немного полное лицо, темные волосы… Я перевел взгляд на моего пациента и остолбенел.
- Ни хрена себе… - только и смог я выдавить.
- Это я во всем виноват. – всхлипнул мой пациент, - Это все моя вина… - по его пухлым щекам катились крупные слезы, - Я не хотел… Простите!.. Простите, пожалуйста!.. Я же не знал, что так получится! Я… Я же думал, что это фантастика, понимаете???
Я дал команду и Лёха скрутил психа, позволяя мне в тысячный раз провести необходимые манипуляции.
После укола писатель свернулся калачиком прямо на бетоне, и незамедлительно захрапел. Окружающие люди смотрели на всю эту сцену с живым интересом. Ну конечно, это вам не стены туннеля рассматривать.
«Наконец-то»: подумал я. Обратно мы с Лёхой шли в молчании - слишком устали для трёпа.
Мои глаза закрылись сразу же после того, как я рухнул на полосатый матрас – роскошь по нынешним меркам. И, хотя, мой сон должен был быть тяжелым и беспробудным, в моих ушах бился последний крик свихнувшегося писателя.
Полный боли, отчаяния и безграничного чувства вины за произошедшее.
- Я же думал, что это фантастика, понимаете??? Я не хотел писать этот мир!...
Постапокалипсис; "И заново, с новыми силами"; глава 2
Пока "Некондиционный" доводится до кондиции (каламбур, хаха), предлагаю вашему вниманию мою предыдущую работу - повесть "И заново, с новыми силами".
2.
Несколько месяцев назад.
«Тигр» подъезжал к Вязьме, а точнее, к блокпосту у Мясоедово.
Стояла прекрасная солнечная погода. Тепло. Начало мая. В машине было жарко, как в парилке, несмотря на то, что в приоткрытые окна дул свежий и вкусно пахнущий весенний ветер.
Издалека было заметно, что блокпост обитаем. Об этом говорила трасса, перегороженная различным автохламом, черный дым от костра, хорошо видный издалека, и импровизированный флагшток, на котором гордо реял неизвестно откуда взявшийся советский флаг.
Злой притормозил метров за сто до блокпоста и посигналил.
Из-за баррикады тут же высунулся небритый мужик в камуфляже, держащий в руках матюгальник, помахал рукой, и гаркнул так, что с деревьев вспорхнули перепуганные до полусмерти птицы:
- Давай ближе! Медленно! Руки на виду!
Злой усмехнулся, показал сквозь стекло пустые ладони, и тихонько, со скоростью беременной черепахи, добрался до баррикады, по пути успев заметить импровизированные бойницы, из которых на него уставилось штук пять различных дул и жерл.
- Спокойно, мужики! Я не буйный! – крикнул Злой в окно, улыбаясь.
- Откуда путь держишь, воин? – из-за баррикады в полный рост поднялся тот самый мужик с матюгальником. При ближайшем рассмотрении стало видно, что городской камуфляж сидит на нем, как мешок из-под картошки, а трехдневная щетина и усталый взгляд давали понять, что вояка из него никудышный.
- Город-герой Москва. – как можно более дружелюбно осклабился Злой, - И никакой я не воин.
- Ну как же не воин, - кивнул на машину собеседник, - Вон, и в камуфляже американском, и жып какой здоровый. Воин и есть.
- Камуфляж не американский, а русский. – поправил Злой, - А машина… Хочешь, скажу, где их навалом? Хоть все забирай.
- Обойдусь, спасибо. Машин у нас самих много. Не таких крутых, конечно, но нам хватает. Как зовут?
- Злой. А тебя?
- Умник. Добро пожаловать в Вязьму.
Злой покачал головой:
- Спасибо, конечно, ребята, но мне бы как-нибудь дальше... Я в Смоленск еду.
Умник устало покачал головой:
- Не-а. Прости, но дальше Вязьмы я тебя не пущу.
Злой напрягся. Обычно с таких вот невинных фраз и начинались неприятности, поэтому он внутренне подобрался, и приготовился убегать и отстреливаться.
- Это еще почему?
- Полегче. – Умник увидел, что его слова напрягли Злого, и поспешил разрядить обстановку, крикнув своим, - Ребят, уберите стволы, не нервируйте гостя. А насчет того, что не могу: это я так о тебе забочусь. В Сафоново какие-то бандиты окопались. Причем, хрен поймешь, кто такие. По-русски ни черта не понимают, на вид – ну прям как из кино про забугорный спецназ. Пушки какие-то незнакомые. Близко не подпускают – стреляют, говорить не хотят.
- А если проскочить?... Или в объезд?
- Проскочить не получится в любом случае – у них дорога перегорожена, а объезд… Только на свой страх и риск. На Дорогобужском направлении мы разведку не проводили, а на севере, на дороге к Холм-Жирковскому во-первых, затор, а во-вторых воронка такая, что двухэтажный дом поместится. Там и пешком-то ноги сломаешь, про машину и говорить нечего.
- А что там случилось?
- Военная колонна случилась. Там, похоже, целую часть перебрасывали, вся дорога забита техникой. Камазы, Уралы, тягачи, бэтэры. Даже обочины завалены. И внутри – трупов сотни. Жуткое зрелище, я видел.
Воцарилось молчание. Злой переваривал услышанное и прикидывал шансы прорваться, а Умник, похоже, отгонял воспоминания о колонне с трупами. Пятерка охранников блокпоста собралась невдалеке и курила, разговаривая вполголоса и изредка косясь на переговаривающихся.
- А если по проселочным дорогам? – спросил Злой с надеждой в голосе, - Должны же быть какие-нибудь пути по деревням.
Умник смерил взглядом Злого и его машину, и сказал:
- Не смешно.
«И правда»: подумал Злой, но ничего вслух не ответил. По деревенским дорогам и до конца света можно было проехать только на тракторе или тягаче.
- Слушай, кстати о прорывах. Ты через Гагарин-то как проехал? – спросил вдруг Умник.
- А ты на двери посмотри. – улыбнулся в ответ Злой, - С пассажирской стороны. Чуть стекла не побили.
Умник слез с баррикады, обошел машину и присвистнул – правая дверь была вся во вмятинах и сколах краски. Крыло и борт были немногим лучше.
- И на тебя Барон наехал? – спросил Умник участливо.
- Ты его тоже знаешь? – немного удивился Злой.
- Да кто ж его не знает… У нас с ним поначалу была небольшая войнушка. С рейдами, засадами, налетами и прочим. То наши ребята на машинах в его блокпост постреляют, то они к нам с ответным визитом… Сейчас, слава богу у нас что-то типа пакта о ненападении. О, кстати о пактах. Христос, это бугор местный, скоро собирается с Сафоновскими ребятами либо воевать, либо мириться, так что… Проезжай, оставайся. Вид у тебя бывалый, ты нам пригодишься. Ты поможешь нам, мы поможем тебе. Соглашайся, не назад же тебе поворачивать.
Поразмыслив секунд десять, Злой вновь улыбнулся:
- Ай, уболтал, чертяка языкастый. Запускай!
- Правильное решение. Двигайся по этой дороге. Увидишь людей, попроси, чтобы показали, как до администрации доехать.
Умник свистнул, за баррикадой завелся тракторный двигатель, и вскоре «Тигр» уже проезжал через узкий проход, ранее загороженный телегой, груженной всяким металлоломом, как догадался Злой – для пущего веса, на случай, если какой-нибудь чужак решит повторить подвиг Гастелло и пойти на таран.
Вязьма встретила тишиной, запущенностью, разбитыми окнами магазинов, хреновыми до невозможности дорогами, безлюдьем и бродячими собаками. Одна из стай настолько обнаглела, что бросилась прямо на машину с громким лаем. Даже закрыв окно, Злой чувствовал себя неуютно – настолько отвратительными показались ему худющие бока с выступающими ребрами, злобные глаза и пасти, истекающие слюной. Он не снижал скорость, и после того, как переехал пару-тройку особенно отмороженных экземпляров, стая отстала.
«И откуда их столько? Что же они жрут?»: подумал Злой, и тут же, будто в ответ на его мысль, за следующим поворотом увидел лежащий на асфальте труп.
Уже было непонятно, кто это: дебил или обычный человек, поскольку тело было изрядно вываляно в грязи, искусано и изгрызено до невозможности. На вид – чистой воды сюрреализм. Обычная городская улица (запущенная, да, но Вязьма, насколько мог судить Злой, и до апокалипсиса не отличалась особой ухоженностью), а посреди – труп. Злой не был пугливой институткой, и за время своего путешествия успел насмотреться на мертвых людей, да и, чего греха таить, сам приумножил их количество, но это… Резко развернув машину, он понесся обратно к стае, постепенно набирая скорость, несмотря на то, что бронированный автомобиль на разбитой дороге затрясло, как в лихорадке. Наученные горьким опытом псы принялись разбегаться в стороны, но не всем хватило прыти. Джип врезался в стаю на скорости где-то в пятьдесят километров в час. Под колесами аппетитно захрустело, а в груди у Злого проснулось чувство мстительной удовлетворенности. Псы разбегались по ближайшим кустам в поисках спасения, лаяли, огрызались, а джип, заложив очередной крутой вираж, повернулся к ним помятой пассажирской дверью, из бойницы которой тут же высунулся ствол автомата и принялся поливать одичавшее зверье свинцом.
Одного магазина хватило для того, чтобы злость отступила. На асфальте осталось не меньше пяти собачьих трупов, три-четыре, из числа не успевших добежать до спасительных кустов, валялись на траве уродливыми серыми и рыжими комьями. Остальные разбежались, попрятались, и носа не казали.
Злой шумно выдохнул, положил горячий и воняющий порохом автомат на сиденье, закрыл бойницу и вернулся на дорогу, ведущую в центр города. Его немного потряхивало от уходящего адреналина, поэтому он вел машину немного дергано из-за того, что мышцы, казалось, разом стали вдвое сильнее, и к ним нужно было приноровиться. Ближе к центру дорога стала получше, и спустя десять минут Злой уже парковался перед зданием администрации. Сначала он перепутал администрацию с городским дворцом культуры, который располагался на крупной площади и имел важнейший атрибут всех административных зданий, оставшихся со времен советского союза – памятник Ленину, загаженный голубями до почти полной неузнаваемости.
Выручили его местные жители - какие-то мужики в камуфляже и кожаных куртках, пьянствующие у подножия памятника, и установившие в клумбе рядом мангал. Рядом с ними сидели две размалеванные девушки, держащие в руках стаканчики, и валялись разномастные бутылки, в-основном, из-под элитного алкоголя. Невдалеке сидел щуплый чумазый дебил, которому мангальщик периодически, под общий хохот, бросал сырые куски мяса, судя по цвету, сильно вывалянные в красном перце. Дебил подбирал с земли мясо, отбегал на безопасное расстояние, и с утробным рычанием жрал.
- Классная тачка, мужик! – показал большой палец один из местных, - Это же этот… Как его. – он начал щелкать пальцами, вспоминая.
- Тигр. – буркнул Злой.
- Точно! Точно! – обрадовался пьяненький собеседник, - Его еще в новостях показывали в этом… Как его…
- В Крыму.
- Ну голова! – восхищенно протянул мужик, - Всё помнит… А я, вот, ничего. Амне-зи-ия-я… - горестно протянул он и, всхлипнув, отправился обратно к своей компании.
Злой хотел, было сказать что-то вроде «пить меньше надо», но сдержался.
В холле администрации заседал очередной скучающий и небритый мужик в камуфляже (все на одно лицо, и откуда их столько), судя по выражению лица и запаху, недалеко ушедший в развитии от дебила. Он попытался Злого не пропустить, однако тот в две секунды озверел, сделал гневное лицо и начал махать руками, после чего напуганный охранник отвернулся к стене и принялся бурчать себе под нос что-то в духе «ходют тут всякие».
«Ну ёлки-палки!»: подумал Злой: «Люди почти вымерли, работать некому, а вахтеры-бездельники все равно никуда не делись. Не всех дураков скосило…»
Всё не влезло, продолжение в комментариях
2.
Несколько месяцев назад.
«Тигр» подъезжал к Вязьме, а точнее, к блокпосту у Мясоедово.
Стояла прекрасная солнечная погода. Тепло. Начало мая. В машине было жарко, как в парилке, несмотря на то, что в приоткрытые окна дул свежий и вкусно пахнущий весенний ветер.
Издалека было заметно, что блокпост обитаем. Об этом говорила трасса, перегороженная различным автохламом, черный дым от костра, хорошо видный издалека, и импровизированный флагшток, на котором гордо реял неизвестно откуда взявшийся советский флаг.
Злой притормозил метров за сто до блокпоста и посигналил.
Из-за баррикады тут же высунулся небритый мужик в камуфляже, держащий в руках матюгальник, помахал рукой, и гаркнул так, что с деревьев вспорхнули перепуганные до полусмерти птицы:
- Давай ближе! Медленно! Руки на виду!
Злой усмехнулся, показал сквозь стекло пустые ладони, и тихонько, со скоростью беременной черепахи, добрался до баррикады, по пути успев заметить импровизированные бойницы, из которых на него уставилось штук пять различных дул и жерл.
- Спокойно, мужики! Я не буйный! – крикнул Злой в окно, улыбаясь.
- Откуда путь держишь, воин? – из-за баррикады в полный рост поднялся тот самый мужик с матюгальником. При ближайшем рассмотрении стало видно, что городской камуфляж сидит на нем, как мешок из-под картошки, а трехдневная щетина и усталый взгляд давали понять, что вояка из него никудышный.
- Город-герой Москва. – как можно более дружелюбно осклабился Злой, - И никакой я не воин.
- Ну как же не воин, - кивнул на машину собеседник, - Вон, и в камуфляже американском, и жып какой здоровый. Воин и есть.
- Камуфляж не американский, а русский. – поправил Злой, - А машина… Хочешь, скажу, где их навалом? Хоть все забирай.
- Обойдусь, спасибо. Машин у нас самих много. Не таких крутых, конечно, но нам хватает. Как зовут?
- Злой. А тебя?
- Умник. Добро пожаловать в Вязьму.
Злой покачал головой:
- Спасибо, конечно, ребята, но мне бы как-нибудь дальше... Я в Смоленск еду.
Умник устало покачал головой:
- Не-а. Прости, но дальше Вязьмы я тебя не пущу.
Злой напрягся. Обычно с таких вот невинных фраз и начинались неприятности, поэтому он внутренне подобрался, и приготовился убегать и отстреливаться.
- Это еще почему?
- Полегче. – Умник увидел, что его слова напрягли Злого, и поспешил разрядить обстановку, крикнув своим, - Ребят, уберите стволы, не нервируйте гостя. А насчет того, что не могу: это я так о тебе забочусь. В Сафоново какие-то бандиты окопались. Причем, хрен поймешь, кто такие. По-русски ни черта не понимают, на вид – ну прям как из кино про забугорный спецназ. Пушки какие-то незнакомые. Близко не подпускают – стреляют, говорить не хотят.
- А если проскочить?... Или в объезд?
- Проскочить не получится в любом случае – у них дорога перегорожена, а объезд… Только на свой страх и риск. На Дорогобужском направлении мы разведку не проводили, а на севере, на дороге к Холм-Жирковскому во-первых, затор, а во-вторых воронка такая, что двухэтажный дом поместится. Там и пешком-то ноги сломаешь, про машину и говорить нечего.
- А что там случилось?
- Военная колонна случилась. Там, похоже, целую часть перебрасывали, вся дорога забита техникой. Камазы, Уралы, тягачи, бэтэры. Даже обочины завалены. И внутри – трупов сотни. Жуткое зрелище, я видел.
Воцарилось молчание. Злой переваривал услышанное и прикидывал шансы прорваться, а Умник, похоже, отгонял воспоминания о колонне с трупами. Пятерка охранников блокпоста собралась невдалеке и курила, разговаривая вполголоса и изредка косясь на переговаривающихся.
- А если по проселочным дорогам? – спросил Злой с надеждой в голосе, - Должны же быть какие-нибудь пути по деревням.
Умник смерил взглядом Злого и его машину, и сказал:
- Не смешно.
«И правда»: подумал Злой, но ничего вслух не ответил. По деревенским дорогам и до конца света можно было проехать только на тракторе или тягаче.
- Слушай, кстати о прорывах. Ты через Гагарин-то как проехал? – спросил вдруг Умник.
- А ты на двери посмотри. – улыбнулся в ответ Злой, - С пассажирской стороны. Чуть стекла не побили.
Умник слез с баррикады, обошел машину и присвистнул – правая дверь была вся во вмятинах и сколах краски. Крыло и борт были немногим лучше.
- И на тебя Барон наехал? – спросил Умник участливо.
- Ты его тоже знаешь? – немного удивился Злой.
- Да кто ж его не знает… У нас с ним поначалу была небольшая войнушка. С рейдами, засадами, налетами и прочим. То наши ребята на машинах в его блокпост постреляют, то они к нам с ответным визитом… Сейчас, слава богу у нас что-то типа пакта о ненападении. О, кстати о пактах. Христос, это бугор местный, скоро собирается с Сафоновскими ребятами либо воевать, либо мириться, так что… Проезжай, оставайся. Вид у тебя бывалый, ты нам пригодишься. Ты поможешь нам, мы поможем тебе. Соглашайся, не назад же тебе поворачивать.
Поразмыслив секунд десять, Злой вновь улыбнулся:
- Ай, уболтал, чертяка языкастый. Запускай!
- Правильное решение. Двигайся по этой дороге. Увидишь людей, попроси, чтобы показали, как до администрации доехать.
Умник свистнул, за баррикадой завелся тракторный двигатель, и вскоре «Тигр» уже проезжал через узкий проход, ранее загороженный телегой, груженной всяким металлоломом, как догадался Злой – для пущего веса, на случай, если какой-нибудь чужак решит повторить подвиг Гастелло и пойти на таран.
Вязьма встретила тишиной, запущенностью, разбитыми окнами магазинов, хреновыми до невозможности дорогами, безлюдьем и бродячими собаками. Одна из стай настолько обнаглела, что бросилась прямо на машину с громким лаем. Даже закрыв окно, Злой чувствовал себя неуютно – настолько отвратительными показались ему худющие бока с выступающими ребрами, злобные глаза и пасти, истекающие слюной. Он не снижал скорость, и после того, как переехал пару-тройку особенно отмороженных экземпляров, стая отстала.
«И откуда их столько? Что же они жрут?»: подумал Злой, и тут же, будто в ответ на его мысль, за следующим поворотом увидел лежащий на асфальте труп.
Уже было непонятно, кто это: дебил или обычный человек, поскольку тело было изрядно вываляно в грязи, искусано и изгрызено до невозможности. На вид – чистой воды сюрреализм. Обычная городская улица (запущенная, да, но Вязьма, насколько мог судить Злой, и до апокалипсиса не отличалась особой ухоженностью), а посреди – труп. Злой не был пугливой институткой, и за время своего путешествия успел насмотреться на мертвых людей, да и, чего греха таить, сам приумножил их количество, но это… Резко развернув машину, он понесся обратно к стае, постепенно набирая скорость, несмотря на то, что бронированный автомобиль на разбитой дороге затрясло, как в лихорадке. Наученные горьким опытом псы принялись разбегаться в стороны, но не всем хватило прыти. Джип врезался в стаю на скорости где-то в пятьдесят километров в час. Под колесами аппетитно захрустело, а в груди у Злого проснулось чувство мстительной удовлетворенности. Псы разбегались по ближайшим кустам в поисках спасения, лаяли, огрызались, а джип, заложив очередной крутой вираж, повернулся к ним помятой пассажирской дверью, из бойницы которой тут же высунулся ствол автомата и принялся поливать одичавшее зверье свинцом.
Одного магазина хватило для того, чтобы злость отступила. На асфальте осталось не меньше пяти собачьих трупов, три-четыре, из числа не успевших добежать до спасительных кустов, валялись на траве уродливыми серыми и рыжими комьями. Остальные разбежались, попрятались, и носа не казали.
Злой шумно выдохнул, положил горячий и воняющий порохом автомат на сиденье, закрыл бойницу и вернулся на дорогу, ведущую в центр города. Его немного потряхивало от уходящего адреналина, поэтому он вел машину немного дергано из-за того, что мышцы, казалось, разом стали вдвое сильнее, и к ним нужно было приноровиться. Ближе к центру дорога стала получше, и спустя десять минут Злой уже парковался перед зданием администрации. Сначала он перепутал администрацию с городским дворцом культуры, который располагался на крупной площади и имел важнейший атрибут всех административных зданий, оставшихся со времен советского союза – памятник Ленину, загаженный голубями до почти полной неузнаваемости.
Выручили его местные жители - какие-то мужики в камуфляже и кожаных куртках, пьянствующие у подножия памятника, и установившие в клумбе рядом мангал. Рядом с ними сидели две размалеванные девушки, держащие в руках стаканчики, и валялись разномастные бутылки, в-основном, из-под элитного алкоголя. Невдалеке сидел щуплый чумазый дебил, которому мангальщик периодически, под общий хохот, бросал сырые куски мяса, судя по цвету, сильно вывалянные в красном перце. Дебил подбирал с земли мясо, отбегал на безопасное расстояние, и с утробным рычанием жрал.
- Классная тачка, мужик! – показал большой палец один из местных, - Это же этот… Как его. – он начал щелкать пальцами, вспоминая.
- Тигр. – буркнул Злой.
- Точно! Точно! – обрадовался пьяненький собеседник, - Его еще в новостях показывали в этом… Как его…
- В Крыму.
- Ну голова! – восхищенно протянул мужик, - Всё помнит… А я, вот, ничего. Амне-зи-ия-я… - горестно протянул он и, всхлипнув, отправился обратно к своей компании.
Злой хотел, было сказать что-то вроде «пить меньше надо», но сдержался.
В холле администрации заседал очередной скучающий и небритый мужик в камуфляже (все на одно лицо, и откуда их столько), судя по выражению лица и запаху, недалеко ушедший в развитии от дебила. Он попытался Злого не пропустить, однако тот в две секунды озверел, сделал гневное лицо и начал махать руками, после чего напуганный охранник отвернулся к стене и принялся бурчать себе под нос что-то в духе «ходют тут всякие».
«Ну ёлки-палки!»: подумал Злой: «Люди почти вымерли, работать некому, а вахтеры-бездельники все равно никуда не делись. Не всех дураков скосило…»
Всё не влезло, продолжение в комментариях
Постапокалипсис; "И заново, с новыми силами"; продолжение
Начало в посте http://pikabu.ru/story/_2913892
1.1
- В-общем, вали отсюда. Пока по-хорошему просим. - одетый в камуфляж амбал с холеным лицом и золотой цепью на шее выразительно жестикулировал здоровым пистолетом – воронёным «ТТ». Злой провожал ствол взглядом, и мысленно проговаривал в десятый, наверное, раз «Чем дзюдо и каратэ, лучше старенький ТТ».
- Что я вам сделал, мужики? - наконец, устало спросил он, - Вот, например, тебе лично? Сижу тут, на окраине, никого не трогаю.
- А паёк кто получает?
- Неужто боитесь что вам не хватит? - удивился Злой, - Кстати, насчет пайка ты зря, я теперь в вашу кормушку не лезу, со своего огорода питаюсь. Сам знаешь, после каких событий… И вообще, что за жлобство? У вас, между прочим, отчасти и моими стараниями, запасов на зиму куча, а вас всего человек семьсот на всю Вязьму. Морда не треснет?
- Не переживай, не треснет. – спокойно сказал амбал, - И ты за нас наши запасы не считай. Семьсот человек – это пока. Христос сейчас дурных по всей области собирает, им что жрать? Хозяйства своего нет, а они когда еще работать научатся...
- Дурных... - ухмыльнулся Злой, - В любом случае от одного человека... Ай, да какого хрена? Мы же оба знаем, что это не причина.
- Да. - согласно кивнул посланец, - Причина такая - ты нам не нравишься. Вали. Последнее тебе китайское предупреждение. - амбал развернулся, и, показывая, что разговор окончен, направился к черному «лендроверу», возле которого ждали трое мордоворотов из числа прирученных Христом дебилов, которых научили не гадить в штаны и выполнять команду "фас".
- Пожалеешь. - сквозь зубы бросил ему в спину Злой.
Амбал услышал. Обернулся.
- Что-о? – возмущенно спросил он, - А если я тебя, шлепну прямо тут? По закону военного времени.
- Руки коротки. - Злой уперся кулаками в бока, незастегнутая куртка приоткрылась, показывая торчащий за поясом пистолет. Тоже «ТТ». Дебилы оживились.
- Гагаринские в свое время тоже меня шлепнуть хотели, напомнить, чем всё закончилось? Так что ты шлёпалку сперва отрасти, а потом угрожай, понял? – набычился Злой, но, опомнившись, сбавил обороты, - Да успокойся ты... И болванов своих успокой. Не надо мне ничего. Не хочу я воевать. Передай Христу, что он мудак.
- Обязательно передам. - ухмыльнулся амбал.
- Кстати, я все хотел спросить. - крикнул Злой, когда гонец дошел до машины, и уже открывал дверь, - Христос всех дурных привечает или тех, что посмазливее? И разрешает ли пользоваться своим гаремом? Ну, я-то не знаю, какая у вас там система оплаты труда, не зарплату ж он вам платит...
Амбал мрачно зыркнул на Злого:
- Завтра. - не поддался он на провокацию.
Спокойный малый, это хорошо. Джип скрылся за поворотом, а Злой, смачно плюнув на землю с досады, отправился переносить в машину давно упакованные и готовые к переезду вещи.
1.2
Темно-зеленый армейский «тигр» уже выехал на трассу Москва-Минск, когда на него напали.
Блокпост, устроенный на выезде из Вязьмы, был построен явно не местными жителями, и явно не на скорую руку. Злой спрашивал у местных - он тут был всегда, видимо, еще до того, как человечество скосила неизвестная дрянь.
Узкая двухполосная дорога была перегорожена бетонными блоками в шахматном порядке, превращая проезд в город в хитрый квест. На обочинах были устроены два пулеметных гнезда, обложенные мешками с песком, со стороны дороги - вагончик-КПП, рядом будка часового и шлагбаум. По всей видимости, предполагалось, что выезжать из города никто не будет. Интересная, должно быть, ситуация сложилась перед концом света - выезжать из города никто не собирался, а въезд закрыт. Заразы они какой-то боялись чтоли?...
Еще три-четыре ныне пустующих вагончика стояли поодаль – судя по найденным там вещам, в них раньше жила охрана блокпоста. Вдоль дороги - четыре полуразобранных «Урала», с кузовами, укрытыми выцветшим драным брезентом, и главная местная достопримечательность - танк.
Т-72 стоял со стороны Вязьмы, рядом с бетонными блоками так, чтобы оставалось небольшое пространство для объезда, и служил последним препятствием на пути в город.
Пушка была не запечатана - и это был знак того, что ее готовились использовать по назначению. Откуда Злой это знал - одному богу ведомо. Возможно, до потери памяти он был танкистом.
Вахта на блокпосту велась круглосуточно даже в то время, когда в Вязьме очень не хватало людских ресурсов - в этом плане Христос был настоящим параноиком. Он считал, что лучше перебдеть, чем недобдеть, и, раз блокпост есть, то надо его охранять - ждали же люди до катастрофы какой-то напасти? Как показало время, напасть все-таки пришла, и блокпост очень пригодился, но уже после того, как девяносто процентов людей вымерли неизвестно отчего.
Пропустили Злого без проблем. Охрана, почти полностью набранная из бывших дебилов, обряженных в разномастный камуфляж, хоть и глядела волками, но на рожон не лезла.
Злой перекинулся парой слов со старшим смены, и тот дал добро на выезд. «Тигр» кое-как прополз через бетонные блоки (это было нечеловечески трудно с его шириной и хреновой управляемостью), и, вырвавшись на оперативный простор, начал осторожно маневрировать в лабиринте разбитых машин, которых на перекресток специально стащили побольше, дабы они мешали проехать вероятному противнику. Злой краем глаза посмотрел в сторону блокпоста и увидел, как старший, стоящий на броне и мрачно следящий за тем, чтобы изгнанник не наделал на прощанье глупостей, склонился к висящей на груди рации, дернулся, как ужаленный, и что-то заорал охране.
В полсекунды Злой с ног до головы покрылся холодным потом.
Всё завертелось. Шевельнулась башня танка, дебилы неуклюже потрусили к пулеметным точкам. Старший оглядел себя, и увидев, что автомата у него нет, спрыгнул с брони, и ускакал в будку КПП.
Пулемет на башне повернулся в сторону «тигра». Им управляли изнутри танка. Громыхнула первая очередь, ушедшая полностью в молоко.
Ствол немного задрался, и пули просвистели в доброй паре метров над крышей джипа. Злой дал по газам, двигатель взревел, джип резво рванулся вперед и со всего маху врубился в затор.
- Идио-от! Ой, какой идио-о-от! – ругал Злой самого себя и матерился, как портовый грузчик.
И правда, мозгов ни капли. Поверил Христу, думал, разойдутся миром после всего, что Злой сделал для города. Стопроцентный идиот. Заговорили огневые точки, но их можно было не опасаться - двигательные навыки дебилов были слабыми, они не смогли бы и с двадцати метров в машину попасть.
Пулемет - другое дело. Христос не доверил управление сложной техникой дебилам, и поэтому экипаж танка состоял из нормальных людей. Еще одна пристрелочная очередь - на этот раз ниже цели - прошила фиолетовый "матиз" как пластмассовую игрушку, и снесла голову сидящему за рулем мертвецу. Злой перешел на пониженную передачу, нажал на газ, пытаясь прорваться через затор, и сжался, пытаясь занять в этом мире как можно меньше места. Если попадет, то броня не выдержит. Калибр 12,7 миллиметров, да на таком расстоянии…
Вилка!
Пули забарабанили по машине, прошлись пунктирной линией пробоин по борту, и раскокали боковые стекла, к счастью, пока что, не задев водителя. «Тигр» наполнился рычанием двигателя и матом. Еще немного, еще секунда, Злой нутром чуял: наводчик осознал свою оплошность, понял, что из пулемета можно стрелять бесконечно, и нужно решать вопрос более радикально. Танковая пушка сейчас наведётся и вдарит по машине так, что ее останки разбросает нахрен по всей Смоленской области.
- Дава-а-а-ай!!! Давай, с-сука!!! - запаниковавший Злой вдавливал педаль в пол. Запахло горелым, двигатель аж засвистел, но функцию свою выполнил.
«Тигр» вырвался, и помчался по шоссе со всей возможной скоростью.
Пулеметная очередь пробарабанила по корме и затихла. Хорошо, что танкист полез сперва к пулемету и потратил драгоценное время, а не то остался бы Злой в Вязьме - в виде тонкого налета на асфальте.
В погоню никто не отправился - машин на блокпосту не было (не нужны они там), а танк отправлять в погоню никто не стал бы - скорости не те, но остановиться Злой был не в силах.
- Твари! Вот твари! - бормотал он себе под нос, вовсю улепетывая по трассе на запад, в сторону небольшого городка под названием Сафоново, где, похоже, предстоял еще один бой.
Трясло и мотало, асфальт был ни к черту, то тут, то там на обочинах виднелись остовы фур и легковых машин, но «тигр» бодро мчался по трассе. Все-таки сдюжил, не надорвался там, на перекрестке. Машина - зверь.
За Злым не гнались, однако он не сбавлял скорость до тех пор, пока не проскочил памятник в виде огромного бетонного солдата, из последних сил бросающего связку гранат куда-то на запад. Возле него Злой остановился и попытался прекратить истерику. Дыхательные упражнения не помогли, и он, выскочив из машины, рывком достал лежащий на пассажирском сиденье автомат, и в три секунды выпустил весь рожок в памятник, крича что-то на русском матерном языке.
Стало легче.
Еще какое-то время Злой стоял, глядя в небо, скаля зубы, и проклиная себя за доверчивость, а затем уселся обратно в машину и задумался.
- Что же делать, как мне быть... - нараспев произнес он, и покосился на лежащий рядом горячий и дымящийся автомат.
Хотели ли его вообще убить - вот в чем вопрос. Приказ поступил поздно, и это могло значить как то, что вяземский князь замешкался, так и то, что Злого просто хотели припугнуть, дабы не возвращался. Если второе - то план был выполнен на все сто процентов. Уж напугали, так напугали: бежал, аж пятки сверкали. Тоже мне, крутой Уокер – «да я, да вы, да Гагарин, да шлепалка не отросла». Дурак, одним словом.
Досада стала аж осязаемой и застряла где-то в районе горла.
Нет, дорогие мои, такое прощать было нельзя, вяземский князь нарвался. Страх в дивном новом мире не был редкостью, смерть тоже стала чем-то обыденным, но вот лицо терять было нельзя ни при каких обстоятельствах.
Только око за око.
1.1
- В-общем, вали отсюда. Пока по-хорошему просим. - одетый в камуфляж амбал с холеным лицом и золотой цепью на шее выразительно жестикулировал здоровым пистолетом – воронёным «ТТ». Злой провожал ствол взглядом, и мысленно проговаривал в десятый, наверное, раз «Чем дзюдо и каратэ, лучше старенький ТТ».
- Что я вам сделал, мужики? - наконец, устало спросил он, - Вот, например, тебе лично? Сижу тут, на окраине, никого не трогаю.
- А паёк кто получает?
- Неужто боитесь что вам не хватит? - удивился Злой, - Кстати, насчет пайка ты зря, я теперь в вашу кормушку не лезу, со своего огорода питаюсь. Сам знаешь, после каких событий… И вообще, что за жлобство? У вас, между прочим, отчасти и моими стараниями, запасов на зиму куча, а вас всего человек семьсот на всю Вязьму. Морда не треснет?
- Не переживай, не треснет. – спокойно сказал амбал, - И ты за нас наши запасы не считай. Семьсот человек – это пока. Христос сейчас дурных по всей области собирает, им что жрать? Хозяйства своего нет, а они когда еще работать научатся...
- Дурных... - ухмыльнулся Злой, - В любом случае от одного человека... Ай, да какого хрена? Мы же оба знаем, что это не причина.
- Да. - согласно кивнул посланец, - Причина такая - ты нам не нравишься. Вали. Последнее тебе китайское предупреждение. - амбал развернулся, и, показывая, что разговор окончен, направился к черному «лендроверу», возле которого ждали трое мордоворотов из числа прирученных Христом дебилов, которых научили не гадить в штаны и выполнять команду "фас".
- Пожалеешь. - сквозь зубы бросил ему в спину Злой.
Амбал услышал. Обернулся.
- Что-о? – возмущенно спросил он, - А если я тебя, шлепну прямо тут? По закону военного времени.
- Руки коротки. - Злой уперся кулаками в бока, незастегнутая куртка приоткрылась, показывая торчащий за поясом пистолет. Тоже «ТТ». Дебилы оживились.
- Гагаринские в свое время тоже меня шлепнуть хотели, напомнить, чем всё закончилось? Так что ты шлёпалку сперва отрасти, а потом угрожай, понял? – набычился Злой, но, опомнившись, сбавил обороты, - Да успокойся ты... И болванов своих успокой. Не надо мне ничего. Не хочу я воевать. Передай Христу, что он мудак.
- Обязательно передам. - ухмыльнулся амбал.
- Кстати, я все хотел спросить. - крикнул Злой, когда гонец дошел до машины, и уже открывал дверь, - Христос всех дурных привечает или тех, что посмазливее? И разрешает ли пользоваться своим гаремом? Ну, я-то не знаю, какая у вас там система оплаты труда, не зарплату ж он вам платит...
Амбал мрачно зыркнул на Злого:
- Завтра. - не поддался он на провокацию.
Спокойный малый, это хорошо. Джип скрылся за поворотом, а Злой, смачно плюнув на землю с досады, отправился переносить в машину давно упакованные и готовые к переезду вещи.
1.2
Темно-зеленый армейский «тигр» уже выехал на трассу Москва-Минск, когда на него напали.
Блокпост, устроенный на выезде из Вязьмы, был построен явно не местными жителями, и явно не на скорую руку. Злой спрашивал у местных - он тут был всегда, видимо, еще до того, как человечество скосила неизвестная дрянь.
Узкая двухполосная дорога была перегорожена бетонными блоками в шахматном порядке, превращая проезд в город в хитрый квест. На обочинах были устроены два пулеметных гнезда, обложенные мешками с песком, со стороны дороги - вагончик-КПП, рядом будка часового и шлагбаум. По всей видимости, предполагалось, что выезжать из города никто не будет. Интересная, должно быть, ситуация сложилась перед концом света - выезжать из города никто не собирался, а въезд закрыт. Заразы они какой-то боялись чтоли?...
Еще три-четыре ныне пустующих вагончика стояли поодаль – судя по найденным там вещам, в них раньше жила охрана блокпоста. Вдоль дороги - четыре полуразобранных «Урала», с кузовами, укрытыми выцветшим драным брезентом, и главная местная достопримечательность - танк.
Т-72 стоял со стороны Вязьмы, рядом с бетонными блоками так, чтобы оставалось небольшое пространство для объезда, и служил последним препятствием на пути в город.
Пушка была не запечатана - и это был знак того, что ее готовились использовать по назначению. Откуда Злой это знал - одному богу ведомо. Возможно, до потери памяти он был танкистом.
Вахта на блокпосту велась круглосуточно даже в то время, когда в Вязьме очень не хватало людских ресурсов - в этом плане Христос был настоящим параноиком. Он считал, что лучше перебдеть, чем недобдеть, и, раз блокпост есть, то надо его охранять - ждали же люди до катастрофы какой-то напасти? Как показало время, напасть все-таки пришла, и блокпост очень пригодился, но уже после того, как девяносто процентов людей вымерли неизвестно отчего.
Пропустили Злого без проблем. Охрана, почти полностью набранная из бывших дебилов, обряженных в разномастный камуфляж, хоть и глядела волками, но на рожон не лезла.
Злой перекинулся парой слов со старшим смены, и тот дал добро на выезд. «Тигр» кое-как прополз через бетонные блоки (это было нечеловечески трудно с его шириной и хреновой управляемостью), и, вырвавшись на оперативный простор, начал осторожно маневрировать в лабиринте разбитых машин, которых на перекресток специально стащили побольше, дабы они мешали проехать вероятному противнику. Злой краем глаза посмотрел в сторону блокпоста и увидел, как старший, стоящий на броне и мрачно следящий за тем, чтобы изгнанник не наделал на прощанье глупостей, склонился к висящей на груди рации, дернулся, как ужаленный, и что-то заорал охране.
В полсекунды Злой с ног до головы покрылся холодным потом.
Всё завертелось. Шевельнулась башня танка, дебилы неуклюже потрусили к пулеметным точкам. Старший оглядел себя, и увидев, что автомата у него нет, спрыгнул с брони, и ускакал в будку КПП.
Пулемет на башне повернулся в сторону «тигра». Им управляли изнутри танка. Громыхнула первая очередь, ушедшая полностью в молоко.
Ствол немного задрался, и пули просвистели в доброй паре метров над крышей джипа. Злой дал по газам, двигатель взревел, джип резво рванулся вперед и со всего маху врубился в затор.
- Идио-от! Ой, какой идио-о-от! – ругал Злой самого себя и матерился, как портовый грузчик.
И правда, мозгов ни капли. Поверил Христу, думал, разойдутся миром после всего, что Злой сделал для города. Стопроцентный идиот. Заговорили огневые точки, но их можно было не опасаться - двигательные навыки дебилов были слабыми, они не смогли бы и с двадцати метров в машину попасть.
Пулемет - другое дело. Христос не доверил управление сложной техникой дебилам, и поэтому экипаж танка состоял из нормальных людей. Еще одна пристрелочная очередь - на этот раз ниже цели - прошила фиолетовый "матиз" как пластмассовую игрушку, и снесла голову сидящему за рулем мертвецу. Злой перешел на пониженную передачу, нажал на газ, пытаясь прорваться через затор, и сжался, пытаясь занять в этом мире как можно меньше места. Если попадет, то броня не выдержит. Калибр 12,7 миллиметров, да на таком расстоянии…
Вилка!
Пули забарабанили по машине, прошлись пунктирной линией пробоин по борту, и раскокали боковые стекла, к счастью, пока что, не задев водителя. «Тигр» наполнился рычанием двигателя и матом. Еще немного, еще секунда, Злой нутром чуял: наводчик осознал свою оплошность, понял, что из пулемета можно стрелять бесконечно, и нужно решать вопрос более радикально. Танковая пушка сейчас наведётся и вдарит по машине так, что ее останки разбросает нахрен по всей Смоленской области.
- Дава-а-а-ай!!! Давай, с-сука!!! - запаниковавший Злой вдавливал педаль в пол. Запахло горелым, двигатель аж засвистел, но функцию свою выполнил.
«Тигр» вырвался, и помчался по шоссе со всей возможной скоростью.
Пулеметная очередь пробарабанила по корме и затихла. Хорошо, что танкист полез сперва к пулемету и потратил драгоценное время, а не то остался бы Злой в Вязьме - в виде тонкого налета на асфальте.
В погоню никто не отправился - машин на блокпосту не было (не нужны они там), а танк отправлять в погоню никто не стал бы - скорости не те, но остановиться Злой был не в силах.
- Твари! Вот твари! - бормотал он себе под нос, вовсю улепетывая по трассе на запад, в сторону небольшого городка под названием Сафоново, где, похоже, предстоял еще один бой.
Трясло и мотало, асфальт был ни к черту, то тут, то там на обочинах виднелись остовы фур и легковых машин, но «тигр» бодро мчался по трассе. Все-таки сдюжил, не надорвался там, на перекрестке. Машина - зверь.
За Злым не гнались, однако он не сбавлял скорость до тех пор, пока не проскочил памятник в виде огромного бетонного солдата, из последних сил бросающего связку гранат куда-то на запад. Возле него Злой остановился и попытался прекратить истерику. Дыхательные упражнения не помогли, и он, выскочив из машины, рывком достал лежащий на пассажирском сиденье автомат, и в три секунды выпустил весь рожок в памятник, крича что-то на русском матерном языке.
Стало легче.
Еще какое-то время Злой стоял, глядя в небо, скаля зубы, и проклиная себя за доверчивость, а затем уселся обратно в машину и задумался.
- Что же делать, как мне быть... - нараспев произнес он, и покосился на лежащий рядом горячий и дымящийся автомат.
Хотели ли его вообще убить - вот в чем вопрос. Приказ поступил поздно, и это могло значить как то, что вяземский князь замешкался, так и то, что Злого просто хотели припугнуть, дабы не возвращался. Если второе - то план был выполнен на все сто процентов. Уж напугали, так напугали: бежал, аж пятки сверкали. Тоже мне, крутой Уокер – «да я, да вы, да Гагарин, да шлепалка не отросла». Дурак, одним словом.
Досада стала аж осязаемой и застряла где-то в районе горла.
Нет, дорогие мои, такое прощать было нельзя, вяземский князь нарвался. Страх в дивном новом мире не был редкостью, смерть тоже стала чем-то обыденным, но вот лицо терять было нельзя ни при каких обстоятельствах.
Только око за око.