Неугомонный
12 постов
12 постов
- Я так больше не могу! – в кают-компанию ворвалась Ss-s. Она вздымала к потолку ложноножки, лихорадочно вращала многочисленными глазами и хлопала всеми семью крыльями. – Это просто бесполезно!
В сферическом помещении уже висели, плавая в азотно-метановой смеси, Ff-f и Kk-K. Судя по надувшимся фиолетовым подбрюшным газовым мешкам, они пребывали в подавленном расположении духа. За стеклом в тесной капсуле капитанской рубки ворочался сжатый в комок Qq-q.
- Что ещё? – мрачно спросил Ff-f.
- Они ничего не хотят слушать! Всё бесполезно! Всё бессмысленно! Они безнадёжны!.. Может, вернёмся к коровам?
- Нет, - возразил Ff-f, раздражённо дёрнув псевдоподиями. – Мы уже обсуждали это тридцать шесть раз.
- Но они выглядят более перспективно!
В разговор вмешался Kk-K. Его нижний ряд конечностей устало повис, будто он был вынужден заниматься физическим трудом:
- Увы-увы, не хватит нам ресурсов. Забудь об этом, дщерь просторов дальних. Лишь сосредоточенье на приматах успех нам в перспективе принесёт.
- Но это ничего не даст! Сколько уже прошло циклов? Шесть? Восемь? А прогресса как не было, так и нет!
- Ну почему же, - снова занудно возразил Ff-f. Его голос клокотал с раздражающе менторским тоном. – Прогресс есть. Их интеллектуальный уровень в целом вырос на 3,8371%. А орудия стали более совершенными на целых…
- ! – издала пренебрежительный звук Ss-s. – Слишком медленно. К тому же они усваивают только то, что помогает либо убивать друг друга, либо спариваться друг с другом! Как же я зла! Ещё немного – и я сама раздам им лучемёты, чтобы они друг дружку перестреляли!
Ff-f и Kk-K завибрировали от ужаса.
Восемь с половиной циклов назад троица молодых и прогрессивных существ возмутилась законом, запрещающим просвещение разумных рас. Зафрахтовав корабль и набрав некоторое количество необходимых ресурсов, они направились к отдалённой каменистой планете, где, как им было известно, проживал интересный вид прямоходящих существ. Прогрессорство не казалось такой уж сложной задачей, но время шло, невидимый корабль-пирамида, едва слышно гудя антигравитатором, висел над горой, нанятый капитан скучал и впитывал отработанное топливо, а дело так и не двигалось.
- Ужасную ты нам сказала вещь, - осуждающе покачал туловищем Kk-K. – Надеюсь, то гипербола была. Метафора, эпитет иль сарказм. Но что произошло, скажи на милость?
- Очередная эпидемия!
Оба существа произвели некий аналог закатывания глаз. Это сопровождалось пощёлкиванием и хлюпаньем.
- Но это же просто невозможно! – Ff-f затрясся и сменил цвет на ярко-синий. Проблема эпидемий касалась его лично. – Я собирал статистику! Я делал прогнозы! Вероятность была крайне мала!
- Да, но теперь у нас инфицированы два города.
- Ты же проводила работу! – продолжал нервничать Ff-f. От страха он слегка засветился, а щетинки встали дыбом.
- Вот об этом я и говорю! Они никак не желают понять, что нужно обрабатывать конечности! Хотя бы водой!
- Отвратительно! Просто отвратительно! Надо поговорить с моими учёными приматами, может смогут повлиять…
- Твоих учёных приматов никто и не послушает, если они не придумают, как сделать копьё острее или панцирь крепче! – огрызнулась Ss-s и Ff-f принял предложенный ему тон разговора.
- Тебя тоже, я смотрю, много кто послушал! Грязь, болезни, паразиты… Конечности не обрабатывают, едят что попало, спариваются куда попало! На меня один чихнул, так даже фильтры не помогли – все мои сфинктеры загноились! Я не хочу снова болеть!
- Не ссорьтесь, други! Ни к чему кричать! - вклинился Kk-K, до того мурлыкавший вполголоса какую-то мелодию. - Нам не решить проблем своей враждою!
- А тебе лучше вообще не лезть, - угрожающе надулась Ss-s. - Кто говорил, что культура и искусство быстро сделают из дикарей цивилизованных существ? Сильно помогли твои… - она помолчала секунду подбирая слово, - …скоморохи?
Сквозь отверстие в рубке пролез тонкий отросток, который быстро перетёк в кают-компанию и принял форму капитана Qq-q.
- Есть проблема. У нас осталось не так много флуктуационных кредитаторов, - сказал он и расплющился по стене огромной кляксой, принимая удобную позу. - Что вы планируете делать?
Юные прогрессоры молчали.
- Я хочу домой, - честно сказала Ss-s. Она успела поостыть, и пятна на её шкуре исчезли. - Я устала.
Через пару секунд к ней присоединился Ff-f:
- Я хочу домой на 98,1709%.
- Ах, дом, наш дом, пристанище трудяг… Свиданье наше будет долгожданным.
Газовые мешки существ раздулись ещё сильнее.
- Что ж, значит это всё? - спросила Ss-s. - Мы не справились?
- Я бы предложил оценить нашу эффективность и подвести итоги, - предложил Ff-f.
- Итоги… - раздражённо булькнула Ss-s. - Люди никогда меня не слушали. Болезни и смертность никуда не делись. А лекарей, которых я готовила, боялись и воспринимали как колдунов. Вот и все итоги.
Kk-K ответил вторым:
- Печален мой итог - культура не смогла… - он помотал отростками. - Ладно, скажу как есть: я переоценил влияние культуры и искусства на варварские народы. Вечные сюжеты, на которых строилась наша цивилизация, не нашли у них никакого отклика.
- А ты, Ff-f?
- В ходе экспедиции я потратил 2034,8192 единицы времени на обучение приматов. К сожалению, я смог передать им меньше 1% информации, содержащейся в Общей Базе. А усвоили они и того меньше. Впрочем, и это оказало влияние: о росте интеллектуального уровня я уже говорил… Но при смене поколений эти чрезвычайно скоротечные существа теряют все знания. Лишь 0,9671% прошлой популяции догадались как-то передать их следующему поколению. А это значит, с каждым новым поколением придётся начинать всё сначала. Боюсь, это нерационально.
Со стороны Qq-q раздалось негромкое шипение.
- Что-то хотите сказать, капитан? - с неудовольствием спросила Ss-s.
- А вы не пробовали религию?
Прогрессоры возмущённо завибрировали.
- Нет-нет, это исключено, - Ss-s ответила за всех. – Мы же специально говорили приматам, что мы никакие не боги, а обыкновенные существа. Это пережиток далёкого прошлого, который…
- …Который работал в нашем мире сотни циклов. Слушайте, я ни на чём не настаиваю и мне, в сущности, всё равно, как вы поступите, но вам, кажется, нечего терять?
В чистом синем небе над уродливой каменной горой из ниоткуда возникла исполинская сияющая пирамида.
- ВНЕМЛИТЕ! - прокатился по планете громовой голос. – ВНЕМЛИТЕ, ИБО АЗ ЕСМЬ БОГ! НАЧАЛО И КОНЕЦ! АЛЬФА И ОМЕГА!..
Всё население долины высыпало из жалких глинобитных домишек и пало ниц, трясясь от ужаса и умоляя о пощаде.
Большинству из них повезло: бог проявил милосердие, но паре городков удача изменила. Из пирамиды вырвались ослепительные белые лучи, которые оставили на месте поселений аккуратные дымящиеся воронки, на дне которых песок спёкся в стекло от невыносимого жара.
- ВНЕМЛИТЕ! - продолжала завывать пирамида, в то время как в кают-компании Ss-s, Ff-f и Kk-K толкались раздутыми боками, борясь за внимание капитана, у которого был доступ к терминалу:
- Правила гигиены! Внесите правила гигиены! Пусть совершают омовения!.. Да не пихайся же ты!
- Запишите как появилась вселенная! Это важно! И как появилась жизнь! И как устроена их планетная система! И формулы…
- Истории, истории впиши! - наседал с краю лиловый от возбуждения Kk-K. - Чтоб был у них навек моральный компас!..
Капитан же, попивая отработанное топливо, с весёлым шипением записывал всё, что ему диктовали, гадая, справится ли мозг корабля с переводом на язык туземцев, и какой носитель нужно будет подобрать, чтобы приматы его не потеряли и не сломали.
Желание уволиться особенно обострилось под вечер.
Слишком много всего сложилось: усталость, недосып, скотское отношение начальства…
Участковый по Краснознамённому району, капитан полиции Артём Александрович Левин подъехал к своему дому, припарковался на свободном месте под облетевшим деревом и выключил фары.
На последнем этаже старой панельной трёхэтажки горел свет: жена уже забрала детей из садика. Было видно, как на потолок то и дело падает отсвет от работающего телевизора. Судя по цветам, там в миллион первый раз по полям, по полям ехал синий трактор.
День вступал в свою самую приятную стадию – час наедине с собой, пивом, сигаретами и китайским зомби-выживачем на телефоне.
Прикуриватель, оранжевый отсвет, подожжённая сигарета.
Шуршащий пакет с красно-белым логотипом, пшикающая пробка, первый долгий глоток, самый вкусный.
Музыка на заставке игры – до тошноты пафосная оркестровка.
- Ну, погнали…
Через полчаса Артём дёрнулся всем телом: в стекло постучали прямо рядом с его ухом.
Сквозь запотевшее стекло был виден знакомый силуэт.
- Что?! – полицейский искренне пытался скрыть раздражение, но ничего не вышло.
- Простите, Артём Александрович… - заговорила девушка. Левин видел её несколько раз в опорном пункте, куда она приходила жаловаться на своего бывшего парня и его угрозы – серенькая, неприметная, с большими слезящимися глазами, одетая в дешёвый красный пуховик с капюшоном, края которого были оторочены мехом синтетического китайского животного. Зовут Аня. Фамилия не запомнилась, видимо, такая же серенькая и неприметная. – Я звонила, а вы не брали трубку, и ещё в ватсап писала…
- Да-да, я видел, просто был занят, - соврал участковый.
- Ничего не слышно?.. – с надеждой в голосе спросила девушка.
- Как только будет, я сразу сообщу, - заверил её Артём. Обычно этого хватало, чтобы от неё отвязаться, но сейчас девушка вдруг заупрямилась.
- Ну как же так? – она всхлипнула. – Он такие вещи говорит… Мне страшно! Помогите мне!
Левин вздохнул.
Это была одна из причин уволиться: слишком часто в последнее время он чувствовал себя полным говном. Вот и сейчас.
- Я понимаю… - начал он, но Аня его перебила.
- Да вы все понимаете, только ничего не делаете!
- Да что мне делать-то?! – взорвался Артём. – У меня против него ничего нет, только ваши слова! Проверку я провёл, побеседовал с ним, что вы ещё хотите?!
- Но он же говорил, что горло мне перережет! Он же ненормальный!
- Да ну и что, что говорил?! Если бы он хотя бы писал и у вас остались скрины, то было бы совсем другое дело!.. А так мне нечего ему предъявить.
Девушка молчала, всхлипывая. Налетевший холодный ветер сорвал с клёна и унёс прочь пару запоздавших листьев.
- Простите, - смягчился Артём и почти дал очередное обещание посмотреть, что можно сделать, но не успел.
- Да не надо… Всё я поняла, - сказала она, будто ядом плюнула. – Ничего вы не будете делать! Бесполезно к вам обращаться! Работать не хотите!
- Конечно-конечно, - обида подтолкнула слова, и они вырвались сами собой. – Слышали же, как про нас говорят: «Когда убьют – тогда и приходите».
Чтобы успокоиться после неприятного разговора понадобилось больше времени, чем Артём рассчитывал. Яркий белый свет в окнах его квартиры сменился на едва заметный отсвет ночника – рыжий и уютный.
Жена что-то писала в ватсапе, но Левин даже не открывал сообщения, чтобы не портить себе настроение ещё сильнее.
Наконец, прикончив шестую бутылку пива, полицейский вылез из машины. Ёжась от холода, выбросил пакет с бутылками в урну у подъезда, миновал несколько лестничных пролётов, вонявших кошачьей мочой, аккуратно отпер дверь и мгновенно вспотел, когда нырнул в душный тёплый воздух прихожей.
Все дальнейшие действия были давным-давно отработаны.
Бесшумно раздеться и разуться, сходить в туалет, на цыпочках пробраться в ванную, чтобы помыть руки и почистить зубы, а затем прокрасться в комнату, чувствуя, как глаза сами закрываются в предвкушении короткого шестичасового сна.
Но сегодня первый же шаг в комнату пробудил Артёма надёжнее вылитого за шиворот ведра ледяной воды.
Всё было почти так же, как и всегда: в янтарной полутьме на диване сопела, отвернувшись к стенке, жена; на полу валялись игрушки; кресла скрывались под одеждой; глянцево блестел экран телевизора. Отличие заключалось лишь в одном: в человеке, что стоял, повернувшись к окну.
Мгновенно протрезвев, Левин замер от неожиданности, не зная, что делать, но через секунду его пронзило узнавание: слишком уж примелькался за последние дни капюшон с мехом китайского животного.
- Что вы тут делаете?! – прошипел он. – Вы с ума сошли?! Как вы сюда попали?!
Аня повернулась, и Артём почувствовал, что рассудок его покидает.
Из рассечённого горла на куртку вытекала чёрная кровь. Тёмные глаза на белом лице – будто два бесконечных провала – уставились на остолбеневшего участкового, а сухая кожа заскрипела, когда губы растянулись в извращённом подобии улыбки.
- Вы же сами говорили, Артём Александрович.
Левин открыл рот в немом крике, но не выдал ни звука, лишь в недоумении схватился за собственное горло.
Девушка шагнула к нему, протягивая руки с обломанными ногтями, под которыми чернела земля:
- Вот я и пришла.
Утро.
Серое, как бетонная стена.
Солнечный свет, родившийся в чреве раскалённой звезды, пробивает плотную завесу облаков для того, чтобы упасть на запущенную постель.
По ней рассыпана, будто щедрым жестом сеятеля, целая груда фарфоровых осколков, пожелтевших снаружи, но белоснежных на сколах.
Они шевелятся медленно и лениво, трутся друг о друга, поскрипывая при соприкосновении.
Некоторые из них объединяются в единое целое.
Проступают очертания чего-то знакомого – вот ступня, вот голень… Итого две ноги, объединённые тазовой костью. От последней тянется вверх широкая белая лента, в которой узнаётся часть бока. Ещё немного времени – и к ней прирастают плечо и подобие руки. Все эти части грубые и неполные, и узнать их можно лишь по общей форме. Мозаика далека от завершения: на руке не хватает куска кисти и пары пальцев, мышцы лишь обозначены, а формы угловатые и острые.
Обломки садятся на кровати и тянутся к тумбочке. На ней рядом с будильником, настольной лампой и кучей блистеров с таблетками лежит моток скотча и пара тюбиков суперклея.
Рука кое-как подматывает суставы и заливает клеем опасно скрипящие части тела.
Обломки раскачиваются, готовясь к ежедневному подвигу и… время на секунду замирает… встают на непрочные хрустящие ноги. Грубо обозначенные ступни скрываются в тапочках и шаг за шагом несут обломки в ванную.
Следом за ними, будто привязанные на невидимых нитках, тянутся другие осколки. Тянутся, ползут по телу, надстраивают мостик от плеча, создают что-то вроде шеи и челюстей.
Трёх пальцев обломкам достаточно для того, чтобы открыть воду и почистить зубы.
Обратно в комнату, чтоб тяжело рухнуть в кресло за рабочим столом. Опять подклеить и подмотать разболтавшиеся части.
Время течёт медленно и тягуче, будто в песочные часы налита нефть. Тело постепенно собирается, приспосабливаясь к текущим нуждам. Для работы понадобилась вторая рука, все десять пальцев и часть головы. Необходимость в еде заставила собраться внутренности и заполнить зияющую дыру в торсе.
Осколки нехотя откликались на каждый запрос: скрипели по полу, взбирались по ногам, будто улитки, и, найдя своё место, с трудом в нём закреплялись. Паззл не всегда складывался, и получившееся тело выглядело несуразным: повсюду виднелись то впадины, то выступающие части – острые и угловатые.
В комнате тихо: только щёлкает клавиатура, да по полу с шорохом ползут фарфоровые частички, оставшиеся пока не у дел. Их звук похож на копошение майского жука в спичечном коробке.
Вдруг фарфоровое изваяние, уже почти похожее на человека, вздрагивает: в его поле зрения попали часы.
Вскочив с кресла и чуть не свалившись на пол, оно начинает беспорядочно носиться, подбирая части себя и водворяя на место. Что-то пристаёт сразу, что-то нет – и эти непослушные куски приходится подматывать и подклеивать. Наконец, собрав почти всё, статуя туго перематывает конечности эластичными бинтами и поверх надевает одежду. Ткань цепляется и из-за этого всё сидит наперекосяк, но фарфоровый человек знает, что лучше у него не получится, и смиряется.
Одевшись, он выходит на промозглый сырой холод. Тот обволакивает, пробирается под одежду через любую щель и остужает керамику до тех пор, пока та не покрывается изморозью.
В автобусе, а затем и в метро она тает и стекает по фарфоровому телу, доставляя море неприятных ощущений. Люди вокруг косятся на статую, но делают вид, что не замечают, а та и рада – думает, что попытки притвориться человеком дают свои плоды.
У входа в бар горит стилизованный под старину фонарь и курят незнакомцы.
Изваяние проходит внутрь, в полутёмное помещение с низким потолком, присматривается и неловко машет рукой, заметив за одним из столиков свою компанию.
Красивые радостные люди машут в ответ.
С ними изваяние проведёт ближайшие несколько часов. Поначалу придётся улыбаться отрепетированной улыбкой и рассказывать заученные вплоть до интонаций истории, но затем это как-то само собой отходит на второй план и кусок фарфора чувствует себя немного живым. В какой-то момент даже кажется, что у еды появился вкус, а лицо покрылось настоящей кожей, под которой бугрятся сильные мышцы, способные складываться в мимику мгновенно, а не только по приказу кремниевого мозга.
И вот в какой-то момент прямо посреди истории изваяние чувствует, как от его лица, игнорируя и скотч, и клей, отваливается здоровенный кусок. Он скатывается по одежде, падает с громким стуком и лежит на полу: жалкий, пожелтевший и темнеющий сеткой склеенных ранее углов.
Статуя сидит ещё десять мучительных минут и говорит, что ей пора.
Люди, искренне расстроенные её уходом, прощаются, а она кивает невпопад и скрипит потрескавшимися голосовыми связками, что сегодня они очень хорошо посидели и надо бы собираться так почаще.
Обратная поездка заполнена тревогой. Кусков отваливается всё больше, становится трудно ходить, а карманы до отказа заполнены битым фарфором. Что будет, когда его некуда будет складывать? Что если силы закончатся на полпути?
Наконец, дом.
Сбросив одежду и помыв руки, изваяние останавливается в тёмной комнате напротив растерзанной постели, замирает на мгновение – и осыпается в неё градом обломков.
Почти целой остаётся только правая кисть: на ней снова не хватает мизинца и безымянного пальца.
Ещё пару часов большой палец ритмично двигается вверх-вниз, листая ленту в смартфоне, но затем и по нему пробегает трещина.
Суставы рассыпаются в мелкую колючую крошку.
Фаланги разрушаются.
Смартфон падает экраном вниз и вскоре гаснет.
В комнате становится темно.
Яхта.
Межзвёздная яхта, изящная, как эльдарское украшение, и дорогая, как пентхаус с джакузи на вершине улья.
Она вынырнула из варпа на окраине звёздной системы Джезебел и привлекла сразу кучу внимания.
Игнорируя все запросы, судно направилось прямиком к столичной планете, Джезебел Прайм.
— Внимание! – пассажир яхты напрямую связался с губернаторским дворцом в обход систем безопасности. — Говорит инквизитор Ордо Еретикус Поль Мерре. Требую организовать встречу и почётный эскорт до дворца, а также немедленную аудиенцию у губернатора. Любой отказ будет воспринят как сопротивление расследованию Ордо Еретикус, а виновный немедленно ликвидирован. Подтвердите получение и расшифровку сообщения!
Молодой блондин со щеками, покрытыми в равной степени юношеским пушком и здоровым румянцем, откинулся на спинку кресла.
— Слышал, Иезекиль?.. – юноша был одет в ниспадающую шёлковую хламиду, с таким количеством золотого шитья, что она могла бы защитить от лазерного заряда.
— Да, милорд.
За спиной блондина стоял высокий человек, который выглядел так, будто демоны высосали всю его кровь, а потом ещё несколько дней вялили на солнце. Его лицо было столь безэмоциональным и неподвижным, что сошло бы за пластиковую маску, но для маски это сравнение было бы оскорбительным – в ней было куда больше жизни.
— Зашевелились, тараканы. Пусть знают, что грядёт возмездие Императора!
Оба пассажира яхты осенили себя аквилой.
— Ты, наверное, скажешь, что не стоило объявлять о своём прибытии во всеуслышание.
— Да, милорд.
— Но я не боюсь грязной работы. Пусть еретики забиваются в самые глубокие норы. Я достану их оттуда и испепелю светом Императора!
— Да, милорд.
— Кстати, ты же знаешь, кто был объявлен самым результативным агентом Трона за прошлый год?
— Да, милорд. Поздравляю, милорд, — Иезекиль давно так не блистал красноречием.
— …И пусть завистники болтают, что сынку великого Мерре достаётся самая простая работа, потому что, мол, этот идиот ни на что не способен, — прекрасное чело омрачилось воспоминаниями о подслушанном разговоре, — мы-то с тобой работаем не за награды, а на благо Империума.
— Да, милорд.
Зашипели помехи, после чего мостик яхты огласился неуверенным «Кхе-кхе».
— Э-э-э… — продолжил кашляющий. – Говорит губернаторский дворец. Приветствуем вас, Инквизитор. Подтверждаем получение и расшифровку. Готовим для вас соответствующий приём в космопорте Джезебел. Губернатор готов вас принять.
Юноша беспечно улыбнулся:
— Моя любимая часть.
К яхте подали раззолоченный трап, расписанный изображениями святых. Судя по кислым лицам представителей местной Экклезиархии, он принадлежал ей, но после экстренного сообщения из дворца они были вынуждены поделиться.
Кроме священников, встречающая делегация состояла из пузатых генералов СПО, увешанных орденами так, будто они победили во всех войнах тысячелетия, напомаженных вельмож в нелепых кружевных воротниках и цветастых одеждах, угрюмых представителей Арбитрес, ждущих подвоха и нагоняя, и кучи других людей, профессиональную принадлежность которых было трудно определить с первого взгляда.
Поль сошёл с трапа и скривился, вдохнув прометиевую вонь, смешанную с солёным бризом близкого океана. Помимо встречающих, на него издалека таращились водители погрузчиков, которые загружали шаттлы тем немногим, что производила планета – в основном, замороженным мясом.
Едва завидев агента Ордо Еретикус, все тут же поклонились
— Инквизитор! – поприветствовал Мерре вельможа с самой гибкой спиной.
— … — промолчал Поль и повернулся к Иезекилю.
— Премьер-министр, милорд.
— Премьер-министр! – расплылся в улыбке инквизитор. – Чудесно! Где мой кортеж?
— Он уже на подходе, милорд!
На взлётную площадку уже выезжала вереница машин.
Когда они приблизились, Поль взялся за переносицу большим и указательным пальцами, и зажмурился, выражая великое терпение.
— Что это такое?
Премьер-министр вспотел.
— Ваш кортеж.
— Тут ни одного лимузина!
Премьер-министр открыл рот.
— Предупреждаю вас прежде, чем вы что-то скажете: либо я поеду к губернатору на лимузине, либо вернусь на орбиту и объявлю вашему грязному шарику экстерминатус. Вам ясно?
Премьер-министр закрыл рот.
На выручку пришёл помощник: его спина гнулась не так сильно, но при дворе в ней видели огромный потенциал.
— Он едет. Скоро будет. Напитки? Местная еда? У нас прекрасные стейки!
— От напитков, пожалуй, не откажусь, — сменил гнев на милость инквизитор.
— Прошу в терминал! – помощник отодвинул бледного премьер-министра, который никак не мог раскрыть сведённые судорогой челюсти. – Эй! – быстро шепнул он в толпу лизоблюдов. – Лимузин быстро! Любые деньги!
Аудиенция проходила в губернаторском дворце. В каком-то роде они с хозяином были отражениями друг друга: бессмысленно роскошные оболочки, скрывающие дряхлость, кровосмешение и коррупцию.
Толпа поменьше влилась в толпу побольше, когда встречающая делегация объединилась с придворными, сановниками и военными, что выстроились по обе стороны длинной ковровой дорожки, ведущей к возвышению с троном – золотым убожеством с подлокотниками в виде львов в натуральную величину и спинкой размером с ворота собора. На нём сидел смехотворно маленький человек в фуражке, красном мундире с аксельбантами, эполетами и, разумеется, наградами за неизвестные в Империуме кампании, которые, несомненно, были важными, трудными и кровопролитными.
— Инквизитор! – вскочил с трона губернатор, когда Поль приблизился.
— Губернатор, — агент небрежно склонил голову в подобии приветствия. – Поль Мерре, Ордо Еретикус. Мой помощник, — он слегка скосил глаза влево. – Иезекиль Свердлов.
Правитель планеты выглядел ужасно растерянным и нервным:
— Если честно, мы не ожидали вашего прибытия…
— События на планете привлекли наше внимание.
— Да-да-да, — затараторил губернатор, не зная, куда деть руки в белых кожаных перчатках. – Эти ужасные убийства…
— Мы полагаем, что они могут быть чем-то большим, чем разгул преступности.
— Очень надеюсь, что это не так!
— Я тоже надеюсь, — небрежно бросил Поль. – У вас милый мирок, не хотелось бы выжигать его или превращать в слизь.
Губернатор побледнел, сравнявшись в цвете с перчатками.
— Могу обещать вам любое содействие!
— В таком случае подготовьте мне достойные апартаменты. Мне потребуется где-то жить во время проведения расследования.
— Конечно-конечно! Я немедленно распоряжусь!..
Лимузин пронёсся по прямому, как извилина огрина, проспекту, и остановился у гостиницы. По местным меркам она была настоящим небоскрёбом – целых десять этажей. В остальном Джезебел и как мир, и как город, ничем не выделялся. Стандартная имперская архитектура для аграрного мира. Блоки кварталов складывались в районы, улицы пересекались под прямыми углами – абсолютная скука. Разве что местные пытались придать этому хоть сколь-нибудь радостный вид: то тут, то там на домах виднелись яркие муралы, изображавшие тружеников сельского хозяйства.
Встречать инквизитора высыпала целая толпа в лиловых ливреях с позументами. За право нести чемодан чуть не случилась настоящая драка, которую предотвратил Иезекиль одним своим видом и фразой:
— Я понесу.
— Ну и где меня разместили?.. – лениво осведомился Поль. Рядом с ним увивался давешний помощник премьер-министра.
— Разумеется, в люксе! Пентхаус в полном вашем распоряжении! Более того, мы выделили под ваши нужды весь этаж!
— Неплохо, неплохо… Прикажите подать в номер амасек и ликёр «Слеза сороритки».
— Они уже в баре!
— О, правда? Чудно, чудно.
Неизвестные дизайнеры отчего-то решили, что самым подходящим цветом для люкса будет бордовый, а самым подходящим материалом – бархат. Им были задрапированы стены, пол покрывал мягчайший бордовый ковролин, на бордовом диване лежали бордовые подушки, а на огромном ложе под бордовым балдахином на бордовом покрывале возлежала красивейшая брюнетка в бордовом платье, больше похожем на ночную рубашку.
— Инквизитор, — томно проворковала она.
— О-о, — улыбнулся Поль в ответ. – Право же, властям этого мирка не стоило прямо так уж…
— Я давно жду вас.
— Сейчас-сейчас, дорогая, — заверил Мерре женщину. – Только смою дорожную грязь. Иезекиль, — он повернулся к помощнику. – Можешь пока быть свободен.
— Да, милорд.
Поль скинул одеяние прямо в коридоре и под страстным взглядом красотки проследовал в ванную, стараясь поигрывать мышцами.
Через пять минут, инквизитор вышел полностью обнажённый, немного покрасневший, распаренный от горячей воды и довольный собственным исполнением оперной партии. С предвкушающей улыбкой он проследовал в спальню, но там ждал неприятный сюрприз.
— Иезекиль, это ещё что такое? – нахмурился он.
— Простите, милорд.
Голова красотки была безнадёжно снесена выстрелом болт-пистолета. Цвет обстановки при этом совершенно не изменился, несмотря на кучу брызг и огромное количество крови, вылившейся из соблазнительницы.
— Объясни, что тут происходит!
Вместо ответа помощник перевернул тело уже обнажённой красотки на живот. Шрамы от плетей на её спине и огромная татуировка не оставляли никаких сомнений: девушка принадлежала к культу Слаанеш.
— Интересный поворот. Что это там у неё? Пистолет?
— Да, милорд.
Из-под подушки и впрямь торчала розовая рукоять болт-пистолета.
— Эх, Иезекиль, и почему все красивые женщины хотят меня убить? – мечтательно спросил Инквизитор и тут же щёлкнул пальцами. – У меня есть идея как разоблачить этот культ! Знаешь, какая?
— Нет, милорд.
— Мы устроим приём во дворце! Да! – взбудораженный неожиданной мыслью Поль заходил по комнате туда-сюда, не замечая, что наступил в пятно крови. – Огромный приём! Слаанешиты точно должны были проникнуть в высшие эшелоны власти, так что я просто затеряюсь в толпе и попробую выяснить что-нибудь про культ! Как тебе, Иезекиль?
— Блестяще, милорд.
Приём устроили в самые короткие сроки. Уже к вечеру новость об инквизиторе разошлась по всей планете и гостей даже не пришлось сгонять силой, как того хотел губернатор: многие люди, либо слабоумные, либо чересчур храбрые (но в основном, всё-таки слабоумные) поспешили в губернаторский дворец, чтобы вживую посмотреть на агента великого и ужасного Ордо Еретикус.
Большой зал дворца был заполнен людьми. Сверху, из-под купола, на это взирали спрятанные в нишах статуи предыдущих губернаторов, по которым можно было отследить, в каком поколении кровосмешение начало приносить ощутимый вред.
Играла музыка, повсюду сновали расфуфыренные гости.
Поль чувствовал себя великолепно. Он порхал по залу, облачённый в белоснежный вечерний костюм – безупречный, как свет самого Императора. У стола с закусками, у карточного стола, у бара – он везде находил, с кем поговорить и обменяться многозначительными фразами.
— Ходят слухи, — флиртовал он с высокой блондинкой, которая чувствовала себя ужасно неуютно, — что на Джезебел люди знают толк… в удовольствиях.
— Ну что вы, — смущалась девушка. – У нас простой мир, вот в столице сектора…
— Бармен! – позвал Поль. – Амасек и слёзы сороритки. Встряхнуть, но не взбалтывать!
Воспользовавшись заминкой, девушка отошла от стойки, где её тут же поймал отец – низкий, седой и с настолько крючковатым носом, что было удивительно, как он не мешает ему есть.
Поль слышал, как он спрашивает дочь:
— Ну что там? Им нужны поставки мяса гроксов? Что значит, ты не узнала?!
Неожиданно ожил вокс.
— Да, Иезекиль, — отозвался инквизитор.
— Я встретился с агентами, милорд.
— Прекрасно! Прекрасно… — Поль взял коктейль и с наслаждением отпил. – И что они говорят?
— Они заманили меня в засаду, милорд. Кажется, наша сеть скомпрометирована.
— О-о, как скверно, — расстроенно протянул Мерре. – Что же теперь делать?
— Решать вам, милорд. Но я бы для начала предпочёл перевязать раны.
Инквизитор раздражённо скривился:
— Ох, ничего нельзя тебе поручить. Перевязывай. И не беспокой меня, я пытаюсь разоблачать врагов Империума, пока ты прохлаждаешься!
— Простите! – за спиной Поля возник губернатор вместе с давешним премьер-министром и группой высших сановников. Люди мялись, обмениваясь взволнованными взглядами. – Мы планируем небольшую закрытую вечеринку. Исключительно для самых высокопоставленных особ. И, поскольку вы на этой планете обладаете самой большой властью, мы почтём за огромную честь, если вы к нам присоединитесь!
Ещё на словах «закрытая вечеринка» глаза инквизитора загорелись.
— Конечно же! Конечно же, господа! Ведите!
Дворец строился многие поколения и из-за этого напоминал жемчужину. Или древесный ствол.
Каждое поколение добавляло новый слой, поглощая старые и оставляя их без малейшей надежды увидеть дневной свет.
Закрытая вечеринка должна была пройти в одном из самых древних помещений – помпезный зал некогда предназначался для банкетов, но теперь окна и стены были задрапированы бордовым бархатом, рисунки на котором изображали сцены самого чувственного и утончённого разврата. Огромный и тяжёлый деревянный стол, которому было не меньше трёх сотен лет, ломился под весом блюд с угощениями и бутылок с изысканными напитками. Вдоль стен стояли диваны, а разбросанных на полу подушек хватило бы на обеспечение сладкого сна целого полка имперской гвардии.
— Милорд! – снова зажужжал вокс.
— Что?! – раздражённо отозвался Поль.
— Высшие чины СПО тоже замешаны в культе, милорд, — на заднем плане инквизитор услышал что-то похожее на выстрелы лазганов.
— Я не могу пока говорить.
— Но ми…
Мерре прервал связь.
— Что-то случилось? – спросил напряжённый губернатор.
— Пустяки, господа, — отмахнулся агент Ордо Еретикус. – У вас тут довольно мило. Что это там, на столе? Неужели амасек столетней выдержки? Это же настоящий нектар!
— Всё для вас, инквизитор, — улыбнулся премьер-министр. – Налейте себе стаканчик, а мы пока подготовимся…
— О! Пирожные! – обрадовался Поль, заметив тарелку с выпечкой. — Да, господа, вы знаете толк в удовольствиях... Ха! В удовольствиях! – он развернулся с торжествующей улыбкой на устах и стаканом амасека в руке.
— Ох, наконец-то этот идиот догадался… — губернатор успел снять форму и остался в фуражке и портупее на голое тело. При этом некоторые медали, как оказалось, были приколоты прямо к его впалой груди, а два особенно массивных позолоченных ордена оттягивали его длинные соски.
Остальные преобразились примерно так же, и все они сжимали в руках различное оружие. Открылась незаметная дверь, и в зал ворвались, распевая богохульные псалмы, обмазанные кровью и фекалиями девушки с безумными глазами.
— Смерть ему! Смерть! – призывали они, исхлёстывая друг друга плетьми и закатывая глаза в безумном экстатическом припадке.
— Погодите, — криво ухмыльнулся губернатор. – Может быть, нам удастся показать вам какие удовольствие может даровать Та-Что-Жаждет?.. Вы даже не представляете, инквизитор, какой сладкой может быть жизнь даже на таком захудалом мирке. Трупу на троне давно нет никакого дела до его слуг!..
Поль отпил амасек, но тут же сплюнул.
— Гадость. Он слишком горький. Губернатор! – он выпрямился. – Именем Священной Инквизиции, вы низложены и арестованы. Вместе с вашими отвратительными подельниками, — Мерре обвёл зал взглядом, полным праведного гнева. — Сдайтесь мне и примите смерть, как и подобает мерзким еретикам и богохульникам!
Губернатор и премьер-министр переглянулись.
То тут, то там послышались смешки, и вскоре хохотал уже весь огромный зал.
— Что ты несёшь, инквизитор? – планетарный правитель направил ствол розового с бриллиантами болт-пистолета прямо в лицо Поля. – У тебя оружие-то хоть есть?
— Лучше! – заявил Мерре. – У меня есть вера в Императора! И он защитит меня!..
Всеобщий смех повторился.
Затем ещё.
— Ладно, давайте закончим с этим, — подвёл черту губернатор, устав хохотать. – Я не хочу убивать тебя. Это слишком быстро. Лучше, если тебя разорвут на кусочки, а твою кровь частью выпьют, а частью обмажутся, чтобы на твоих останках предаться самому гнусному и богохульному разврату во славу…
Он не успел договорить.
Стёкла зала брызнули в разные стороны, а следом, вперемешку с камнем, деревом, обрывками бархата и позолотой в зал ворвалось кошмарное стальное чудовище, изрыгающее жар, прометиевую вонь, лазерные лучи, болты и испепеляющее пламя.
Губернатора и сановников окатило струёй огнесмеси и они оглушительно завопили, но не от боли или ужаса, а от нестерпимого предсмертного удовольствия.
Некоторые культисты попробовали было отстреливаться, но не прошло и пары секунд, как они превратились в малоаппетитные пятна.
Обнажённые женщины, толкаясь, лезли под гусеницы и умирали с радостными криками, когда по ним проезжала тяжеленная туша боевой машины…
Всё закончилось меньше, чем через минуту.
Поль вылез из-под стола и с грустью оглядел свои белоснежные одежды, покрытые кучей пятен от крови, вина, сажи и других вещей, которые будет чрезвычайно трудно отстирать.
Верхний люк остывающей «Саламандры» со знаками различия СПО откинулся и оттуда показалась высушенная голова Иезекиля. Превращённое в преисподнюю помещение медленно заполнялось изрядно потрёпанными арбитрами.
— Ну и зачем ты всё испортил?! – накинулся Поль на помощника. – Я уже раскрыл их! Ещё секунда — и я арестовал бы их, а потом раскрыл всю сеть культов! Ну и кого мне теперь по-твоему допрашивать? Безмозглый ты болван!..
Голубой шарик Джезебел удалялся, утопая в непроницаемой черноте.
Яхта скользила по космосу, готовясь войти в варп.
— Я вот думаю, Иезекиль… — задумчиво заговорил инквизитор. Его глаза были полны возвышенной грусти, — сегодня мы спасли целую планету. Миллионы жизней. Миллионы верных слуг Императора. Но никто не узнает наших имён. Никто не скажет «спасибо». Никто не похлопает по плечу и не нальёт выпить… — он покосился на бутылку столетнего амасека, стоявшую на небольшом чайном столике. – Ну, фигурально выражаясь. Вместо этого – просто новое задание и полёт... Бесконечный полёт. И никто, ни единая живая душа не знает, как тяжела наша служба. Эх… Но ведь мы работаем не за награды, а на благо Империума и всего человечества, верно?
Со стороны Иезекиля донёсся едва слышный вздох.
— Верно, милорд.
А я тут закончил новую книжку!
"Деревянная шпага" готова, опубликована и ждёт, когда вы её прочитаете.
Аннотация:
Невероятная история Жозе Дюфона, дворянина из Сент-Пьера и худшего в мире фехтовальщика, рассказанная им самим!
"Мемуары Жозе Дюфона полны приключений и интриг, и читаются как захватывающий роман!"
— литературный альманах "Катящиеся камни".
"Отвратительная книжонка, Дюфон всё переврал".
— Джузеппе Моруа, рантье.
"Кто вы? Как вы сюда проникли? Стража!"
— архиепископ Филипп-Адальберт ди Беневетто.
Скачать и прочитать можно на АТ: https://author.today/work/273785
Приятного чтения!
Густые кроны деревьев накрывали дорогу так плотно, словно мы ехали в туннеле.
Когда он закончился, и наши микроавтобусы вырвались на простор, слева мелькнул и пропал синий знак с белыми буквами «Староспасское 3».
- Хорошие тут места, - задумчиво сказал Валентин – лысеющий и полнеющий мужчина, коллега, которому предстояло мне сегодня помогать.
- Хорошие, - согласился я. – Хоть и глухомань страшная.
- Я бы поселился тут в старости, - подал голос врач-педиатр, которого нам выделил областной Минздрав в качестве эксперта. Он выглядел как типичный хороший доктор из кино или мультиков: пожилой, седеющий, немного чудаковатый, с добрыми глазами. – Устроился бы в поликлинику, чтоб подрабатывать на пенсии, сад бы разбил, а по выходным - на рыбалочку.
- Рыбалочка – это хорошо, Сергей Сергеич - оживился Валентин и широко улыбнулся. – У меня отец жутко любил это дело, и меня в детстве таскал постоянно. Считай, всё детство на берегу озера провёл! Если переедете – зовите в гости.
- Обязательно, - посмеялся доктор.
По обе стороны от дороги раскинулись широкие зелёные поля, обрамлённые темнеющими вдалеке стенами леса. По ним пролегали небольшие холмистые гряды, отчего создавалось впечатление, будто перед нами застывшее море, покрытое травой и яркими пятнами цветущих люпинов. Далеко слева поблескивала речка, взгляд на которую вызывал у меня яростное желание искупаться. Сейчас мы ехали в машине с кондиционером, но вскоре предстояло выйти в шерстяной форме на полуденную жару, и мысль об этом, скажем так, не радовала.
Само Староспасское лежало перед нами в низине, издалека похожее на макет самого себя. Крошечный городок, почти село. Несколько тысяч человек населения, самое высокое здание – трёхэтажная школа, выстроенная в виде буквы «Н». Прямые зелёные улицы, за заборами – одноэтажные домишки, кусты сирени, яблони, небольшие огородики. Пастораль.
Нам хватило двух минут на то, чтобы домчаться, не снижая скорости, от указателя с названием города до центральной площади.
Быстро, но организованно высадились из машин: сперва полицейские в бронежилетах, шлемах и с короткими автоматами, а затем мы.
Двое ментов тут же подняли забрала и закурили, так что пришлось рявкнуть на них, чтобы не занимались ерундой и сохраняли бдительность.
Площадь была не такой уж и большой - где-то полторы сотни метров в диаметре - но умещала на себе все значимые городские объекты: серое здание администрации с обязательным памятником Ленину, деревянную церковь, больницу и «Пятёрочку». У последней как раз разгружалась машина, и полная женщина в красной жилетке курила, глядя то на нас, то на грузчика, который перетаскивал коробки из кузова на дебаркадер.
Но мы приехали, разумеется, не к ним, а в центр помощи детям, оставшимся без попечения родителей или, если по-простому, в детдом.
Вместе с полицией и врачом, который тащил чехол с оборудованием, мы поднялись на три ступеньки бетонного крыльца и вошли внутрь краснокирпичной двухэтажки.
- Здравствуйте, - опешила благообразная старушка, сидящая на вахте в окружении растений в кадках. – А вы к кому?
- А мы с проверкой, - ответил мой коллега. – Директор у себя?
- Да-да, я сейчас ей позво… - вахтёрша сняла телефонную трубку, но я её опередил:
- Не вздумайте. Валентин, начинай.
- Понял, Игорь Сергеевич. Вы двое, - обратился он к ближайшим полицейским, - пошли со мной.
Сегодня ему предстояло заниматься рутиной: проверкой питания, жилищных условий, пожарной и антитеррористической безопасности, и прочего.
Ещё двоих ментов я оставил в холле, а с остальными (и семенящим позади врачом) направился в левое административное крыло, где на втором этаже располагался кабинет директора.
Надо сказать, что в этом детдоме было довольно мило: на персиковых стенах висели в рамках неумелые рисунки цветными карандашами и фото с мероприятий; тут и там были расставлены цветы в горшках, а рядом с холлом в небольшом углублении стояли аквариум с яркими рыбками и большая клетка, где чирикали волнистые попугайчики.
По дороге нам то и дело попадались дети. Выглядели они на первый взгляд совершенно нормально: чистые, хорошо одетые, в меру любопытные, не забитые.
- А вы к Надежде Ивановне? – спросила светловолосая девочка с огромными голубыми глазами и смешными косичками. Ростом она едва доходила мне до пояса.
Один из ментов – усатый сорокалетний мужик с красным лицом – расплылся в улыбке и уже открыл рот, но я его одёрнул:
- Не отвечаем, идём дальше.
Также по пути мы встретили нескольких сотрудников. Некоторые смотрели на нас настороженно, некоторые - откровенно враждебно, но дальше косых взглядов дело не доходило.
Надежда Ивановна занимала небольшой кабинет в дальнем конце коридора. Мы миновали приёмную с пустующим местом секретаря и без стука открыли дверь.
- Добрый день, - на нас подняла испуганные глаза полная женщина с короткой стрижкой. – Вы…
- Генпрокуратура. Внеплановая проверка, - я вытащил из папки документ с подписью генпрокурора и показал директрисе. Затем продемонстрировал удостоверение. – Это – врач-педиатр Сергей Сергеевич Авдеев, - представил я нашего доктора. - Он проведёт осмотр и возьмёт анализы.
- Да-да, конечно… - Надежда Ивановна поднялась со своего места и оказалась низенькой и шарообразной, будто под бежевым пончо у неё вместо тела был надутый гимнастический мяч. – Сейчас я предоставлю документацию.
- Хорошо, но ей займётся другой сотрудник, - возню с бумажками я тоже свалил на Валентина. - Мы займём медкабинет. Пусть все сотрудники разойдутся по рабочим местам, а дети – по блокам. Никому не выходить до завершения проверки. Это понятно?
- Понятно, - закивала директриса. – Это уже не первая проверка, порядок я знаю.
- Хорошо, значит, с правилами вы также знакомы.
- Знакома, да, - подтвердила директриса.
- Отлично. Тогда начнём с младшей группы.
- Простите, я хотела уточнить, - замялась директриса. – Это из-за вспышки в соседнем районе?
- Да, - не стал отпираться я. – В соседнем районе был обнаружен и ликвидирован очаг заражения.
- Ужасная история, - вздрогнула Надежда Ивановна. – Надеюсь, у нас всё будет в порядке.
- Я тоже, - сказал я совершенно искренне. – Я тоже.
Полицейские приводили малышей в медкабинет.
Сергей Сергеич расположился за столом отсутствующей медсестры: установил и раскрыл чемоданчик, который оказался чем-то вроде ноутбука, только очень уж узкоспециализированного: с небольшим экраном и кучей разъёмов для устройств. Устройства полевой лаборатории расположились на том же столе.
- Ну, молодой человек, раздевайтесь до трусов! – командовал доктор очередному мальчишке. – Ага… Кожные покровы в норме. Ну-ка, давай кровь возьмём. Не бойся, это как комарик укусит, - загипнотизированный добрым голосом ребёнок, зажмурившись, протягивал безымянный палец, из которого Авдеев брал кровь. – Молодец, смелый какой! Держи, заслужил! – он доставал из прозрачного пакетика конфету и вручал ребёнку. – Подожди пока за шторкой.
После этого пробирка с кровью вставлялась в специальный модуль, где её просвечивали, анализировали, крутили, как космонавтов на центрифуге, и выдавали результат: либо 100%, либо 99,99%.
Пять или шесть малышей прошли тестирование без всяких проблем и отправились обратно в свой блок. Доктор ощутимо расслабился, а я, вот, будто нутром почуял, что сейчас будут проблемы – и не ошибся.
Давешняя девочка со смешными косичками прошла визуальный осмотр, зажмурившись, сдала кровь, получила заслуженную конфету и ушла за шторку.
Авдеев что-то тихонько напевал под жужжание аналитического модуля, но вот модуль замолк – и доктор вместе с ним.
- Хм. Надо же… - удивился он. – Давайте перепроверим.
- Что там? – спросил я и взглянул на экран.
На нём горела красная надпись «99,67%».
- Наверное, что-то с аппаратом не так, - виновато, будто это он был ответственен за результат, развёл руками Сергей Сергеич. – Давайте перепроверим.
- Лаборатория исправна, - отчеканил я. – Ошибки быть не может. Готовьте инъекцию.
- Но как же… - округлил глаза врач. – Вы же видели, что всё в порядке. Нет ни наростов, ни даже покраснений. Это ошибка, уверяю вас.
- Сергей Сергеевич, - вздохнул я. – Мне надо напоминать, что вы обязаны подчиняться?
Авдеев скривился:
- Не нужно, но я уверен, что это недоразумение. Давайте возьмём анализ ещё раз! Речь же идёт о человеческой жизни!
- Вы раньше не были на проверках, верно?
- Нет, не был.
Я снова вздохнул, мысленно сделав себе отметку написать в Минздрав гневное письмо.
- Хорошо, - можно было и надавить, но с необстрелянным врачом я предпочёл другой путь. - Если лаборатория покажет такой же результат, вы сделаете инъекцию?
- Ну, если…
- Да или нет?
Авдеев промолчал.
- Да, сделаю.
- Хорошо. Берите ещё один анализ.
Пока Сергей Сергеич успокаивал девочку, пока уговаривал дать другой пальчик, пока давал целых две конфеты вместо одной, я сидел, отвернувшись, и держа ладонь на расстёгнутой кобуре.
- Ну что? – спросил я, когда лаборатория снова перестала жужжать и выдала результат.
- То же самое… - упавшим голосом произнёс врач. – Девяносто девять целых и шестьдесят семь сотых…
- Готовьте инъекцию! – приказал я и добавил уже мягче. – Ничего не поделаешь. Это наша работа.
- Работа, да… - растерянно ответил Авдеев. – Но есть ли у меня право?
- Это право вам дано федеральным законом о здравоохранении, - заметил я. – И моим приказом, как сотрудника генетической прокуратуры. Так что очень прошу: не усложняйте нам работу. Действуйте!
Девочку с косичками упаковали в чёрный мешок и унесли.
Авдееву, судя по виду, требовалось какое-то время, чтобы восстановиться, и я решил сделать перерыв на чай.
- Валентин, ты как там? – набрал я коллегу по ватсапу.
- Да нормально. С документами всё в порядке, нарушений пока не нашёл. А у тебя как?
- Нашли отклонение. Так что будь внимательнее и ментам передай.
- Ух ты… - напрягся Валентин. – Хорошо, как скажешь.
Я положил трубку.
- Продолжим?
Посеревший Авдеев несколько раз мелко кивнул и потянулся убрать со стола печенье:
- Да, конечно, давайте.
Я подошёл к двери:
- Приведите следующего.
- Ага, - кивнул давешний усатый мужик. – Сейчас приведём из третьего блока…
- Стоп, третьего? – нахмурился я. – А второй?
- А всё, там больше никого нет.
- В смысле «нет»?.. Секунду.
Я взял со стола список.
Мы успели проверить меньше десятка детей, а в первых двух блоках, если верить информации, проживало пятнадцать.
- Всем быть начеку! – приказал я по рации. - Пропали дети!
- Так мне вести или нет? – захлопал глазами полицейский.
- Веди, - кивнул я, чувствуя себя крайне неуютно, будто в замедленной съёмке наблюдал, как к моей шее несётся лезвие гильотины.
- Что там такое? – насторожился Авдеев.
- Проблемы, - процедил я сквозь сжатые зубы.
Завели очередного ребёнка – уже постарше. Мальчишка с тёмными волосами и карими глазами смотрел на нас недоверчиво и прятал испуг.
- Проходите, молодой человек, - включился в работу Авдеев. – Раздевайтесь до трусов.
Неожиданно заговорила рация:
- Игорь Сергеич, мы нашли потайную дверь. За деревянной панелью на стене. Первый этаж, в конце коридора.
- Всех свободных ментов туда! – рявкнул я. – Без меня не открывать! Сергей Сергеич, оставайтесь тут, если что, зовите на помощь. Полицейский за дверью!
- Хорошо… - испуганно ответил доктор, но я уже выскочил в коридор и помчался на первый этаж.
- Там что-то шевелится, - произнесла рация голосом Валентина.
- Отойдите подальше! – приказал я, прыгая по лестнице через три ступени, и в тот же момент до меня донеслось слишком много звуков, причём как по рации, так и без неё.
Хруст дерева, крики, выстрелы и слишком хорошо знакомое мне стрекотание, от которого кровь стыла в жилах.
Пальба стихла ровно в тот момент, когда я, сжимая в потеющей ладони пистолет, добежал до потайной двери. Возле неё в огромной луже крови вповалку лежали разрубленные тела ментов.
Лежал и Валентин: на его груди сидело кошмарное создание, слепленное, будто мозаика, из разных частей. Это был ребёнок, причём, совсем маленький, но вместо головы у него был уродливый комок со жвалами и фасеточными глазами, а вместо рук – массивные фиолетовые клешни, усеянные шипами.
Создание посмотрело на меня, склонив голову, будто в задумчивости, и в следующую секунду откусило лицо Валентина.
Я размозжил башку твари одним выстрелом и бросился обратно, слыша, как по всему зданию раздаётся пальба, а радиоэфир полнится криками и предсмертными хрипами.
Навстречу мне, вереща на высокой ноте, выскользнуло нечто на восьми высоких ногах. Я выстрелил не целясь, на инстинктах, и уже после попадания узнал старушку-вахтёршу.
Я не видел, а скорей слышал и чувствовал, как за моей спиной из подвала выскакивают один за одним жуткие отродья. Одного взгляда хватило, чтобы прийти в неописуемый ужас: за мной мчались по полу, стенам и потолку создания, которые моя фантазия не смогла бы породить даже в наркотическом бреду. Сплошная волна из распухшей плоти, костяных наростов и хитина сметала на своём пути всё и поглощала растения, детские рисунки, аквариум и даже клетку с перепуганными попугайчиками.
- Тревога! – заорал я, бросаясь вверх по лестнице. – Тревога! Нужно подкрепление! Обнаружен очаг! Повторяю!..
Наверху лестницы стояла Надежда Ивановна. На моих глазах она высвободила все свои восемь бритвенно острых конечностей, разорвав просторную белую кофту и обнажив тело. Её шарообразное туловище, как оказалось, было покрыто не жиром, а твёрдым, как броня, хитином. Я успел выстрелить по нему дважды, прежде чем понял, что это бесполезно – директриса, ловкая, как сороконожка, проползла по стене над моей головой, стремясь сократить расстояние и размахивая когтями-лезвиями, как у богомола.
Пришлось кувырнуться в сторону, чтобы не лишиться головы, и, опять-таки на инстинктах, выстрелить в голову. Тёплая липкая сукровица и рухнувшая с потолка мутировавшая туша подсказали, что я попал, - но, похоже, жить мне всё равно оставалось недолго.
Я запрыгнул в медкабинет и двумя выстрелами разметал хитиновое месиво, пирующее на теле доброго доктора, щёлкнул замком и, поднатужившись, опрокинул тяжеленный шкаф с медикаментами. Это даст мне время, но слишком мало: не больше пары минут. Застрелиться, что ли?..
И тут я услышал снизу автоматные очереди.
- Идём к вам! – ожила рация. – Повторяю, прорываемся! Где вы? Есть кто живой?
- Я! Я жив! – завопил я, позабыв от радости про правила радиопереговоров и субординацию. – Это прокурор! Я на втором этаже, в медкабинете!
- Идём к вам!
Я наставил пистолет на дверь и ждал, слушая, как ко мне приближаются звуки стрельбы и стрекотание мутантов.
Наконец, в дверь забили кулаком, отчего я с перепугу чуть не выстрелил.
- Эй! Игорь Сергеич! Это мы!
- Слава богу! – я бросился к двери и оттащил шкаф
Отмыкая дверь, я на миг засомневался, а не мутанты ли разыграли это представление, чтоб выкурить меня, но перепуганные рожи ментов, перемазанные в зелёной сукровице, дали понять, что я действительно спасён.
- Идём скорее! – меня повели по коридору, усеянному гильзами и телами убитых выродков. Усатый мент никак не хотел затыкаться:
- А он на меня, значт, как прыгнет из-за угла! А я ему – а ну стой! А он как зашипит, как плюнет!.. А я ему очередью поперёк хари р-р-раз!..
Миновав холл, мы вышли на палящее летнее солнце.
До наших автобусов оставалась всего пара десятков шагов, но сделать их нам не было суждено.
На площади собрался почти весь город. В непроницаемой раскалённой тишине на нас смотрели тысячи глаз – и это количество совершенно точно было нечётным.
В первом ряду стояла продавщица «Пятёрочки» в красном жилете.
Её третья рука, торчащая прямо из груди, оканчивалась уродливой коричневой клешнёй.
Громкий щелчок, пробежавший дрожью по всему корпусу, возвестил, что стыковка завершена.
Зашипел воздух в шлюзе, и меньше чем через минуту серая металлическая дверь челнока поползла вбок, впуская меня на станцию.
«Добро пожаловать на станцию Марс-17, товарищи! – торжественно произнёс женский голос, синтетический, как дерматин на дешёвой куртке. – Персонал станции – сорок четыре человека и тысяча двести автономных роботизированных единиц».
Все движения давались потрясающе легко – неудивительно, ведь гравитация Марса была куда меньше земной.
– Здравствуйте! – меня встречали. В конце шлюза, похожего на серебристую трубу, усеянную разноцветными светодиодами, мне приветственно махали мужчина и женщина в обтягивающей одежде, которая блестела, словно хромированная. Я бы ни за что не распознал в этих людях учёных: телосложением и волевыми лицами они напоминали, скорей, бойцов спецназа, а не ботаников. Причём ботаниками они были в прямом, а не в переносно-уничижительном смысле.
Впрочем, в документах, которые мне дали посмотреть ещё на Земле перед вылетом, я видел, что весь персонал станции проходил подготовку не хуже спецназовской.
Я подошёл к учёным нелепой подпрыгивающей походкой, мысленно проклиная гравитацию, которая подпортила весь пафос моего появления.
– Добрый день, товарищи, – поздоровался я в ответ. – Майор Иванов, КГБ.
– Михаил Иванович Комаров, – представился мужчина, зачем-то приглаживая курчавые тёмные волосы, в которых поблескивала седина. – Начальник станции. А это Луиза Карловна Эстебан, старший научный сотрудник и моя супруга.
– Здравствуйте, – женщина кивнула, тряхнув собранными в хвост огненно-рыжими волосами, будто подтверждая, что да, она действительно Луиза Карловна Эстебан, старший научный сотрудник и супруга.
Представляться им, конечно же, не было нужды, поскольку передо мной в дополненной реальности уже висели их фотографии вместе с краткой выжимкой из личных дел и предложением узнать больше.
– Проводите меня на место, – потребовал я.
– Прямо сейчас? – почему-то удивился Комаров.
Луиза едва заметно пихнула его локтем в бок.
– А вы подготовили приветственный банкет? – я взглянул на учёного так, чтобы у него впредь не возникало желания задавать глупые вопросы.
– Нет-нет, что вы! – засуетился тот. – Идёмте! Мы сразу же сообщили в Центр о происшествии.
Станция Марс-17 смотрелась футуристично даже по меркам 2104-го года. Огромная и светлая, как дворец, она поражала моё видавшее всякие виды воображение. Всюду хромированная сталь, стекло, стерильно-белый пластик, мигающие тут и там лампочки на странных устройствах, крутящиеся в дополненной реальности модели и дисплеи…
Я рос на советской космической фантастике и не мог отделаться от ощущения, что архитекторов этого великолепия вдохновляли те же фильмы, что и меня. Казалось, из-за угла вот-вот выйдет Алиса Селезнёва с миелофоном или подростки из экспедиции Москва-Кассиопея.
Впечатление портила разве что навязчивая наглядная агитация: в просторном белом холле с зелёной стеной из живого мха парила голографическая голова Ленина, а в коридорах при нашем приближении появлялись лозунги, среди которых я с удивлением заметил «Развивайте свиноводство!»
Комаров, видимо, чтобы побороть нервозность, не переставая болтал и сыпал цифрами. Вот тут, мол, у нас исследовательское крыло, где разработали уже четыреста видов модифицированных растений, а вот тут мы храним четыре тысячи образцов с Земли, а вот здесь работают наши учёные, оборудовано более ста пятидесяти рабочих мест, а это лифты на нижний уровень, там всякая машинерия, а в прошлом году мы увеличили площадь станции на сто двадцать процентов.
– В сравнении с каким годом? – строго спросил я, вызвав у учёного приступ потливости.
– С э-э-э…
Ему на помощь пришла Луиза:
– С прошлым.
– Ну хоть не с 1913-м.
Я не ждал, что кто-то поймёт шутку, и оказался прав.
Мы свернули в сводчатый стеклянный туннель. Над нами светило тусклое марсианское солнце, а по обе стороны раскинулся безрадостный бурый пейзаж – сплошь песок, заваленный острыми каменюками.
– Эта галерея как раз ведёт к теплицам! Нам нужна восьмая!
Мы миновали семь прозрачных герметичных дверей, за которыми зеленели буйные заросли, и остановились у восьмой.
Комаров провёл рукой, створки бесшумно разъехались, а я шагнул внутрь и чуть не ошалел от ударивших мне в нос запахов сырой земли, травы, древесной коры и тонкого аромата цветов. Верней, ошалел я не столько от самих запахов, сколько от лавины воспоминаний, которую они у меня вызвали.
Передо мной раскинулся райский сад, где росли хоть и корявые, но такие родные яблони. Деревья буйно цвели – у многих даже листья нельзя было рассмотреть из-за целых гроздьев маленьких белых цветочков.
В детстве – настоящем детстве, то есть детстве человека, чью личность почти сто лет назад скопировали и пересадили в клонированное тело, – я часто бывал в деревне, и имплантированная память напомнила мне, каково это было: гонять на велосипеде, купаться, есть неспелые кислые яблоки, разжигать костры, строить шалаши…
На обожжённой ядерным огнём Земле такого детства больше ни у кого не будет.
Комаров заметил моё состояние.
– Наша гордость! – скромно улыбнулся он. – Таких нигде нет! Геном воссоздан здесь, в лаборатории.
– Впечатляет, – признался я. – А что это за сорт?
– Антоновка, – учёный хохотнул и тут же прикрыл рот.
– Что такое? – удивился я.
– Простите, глупый старый анекдот.
– Ничего страшного, – я немного размяк от воспоминаний и не стал кошмарить несчастного начстанции, пусть тот и был одним из подозреваемых. – Я его знаю.
В густой траве под одной из яблонь лежало тело без головы. Рядом с ним валялись окровавленные садовые ножницы – самое вероятное орудие убийства. Голова укатилась в сторону и изумлённо смотрела в пыльное марсианское небо.
Сладковатый смрад разложения быстро вернул мне рабочий настрой.
– Почему вы его не убрали? – поморщился я, запоздало активируя носовые фильтры.
Доставшаяся мне модель работала через пень-колоду и не всегда давала достаточно воздуха, но дышать с ощущением заложенного носа было куда лучше, чем вдыхать полной грудью миазмы недельного трупа.
– Нам сказали ничего не трогать, – ещё немного и Комаров вытянулся бы по стойке «смирно». – Я законсервировал теплицу сразу же, как нашли тело.
– Ладно... Сейчас я всё осмотрю, а вы распорядитесь, чтобы тело всё же убрали. На станции есть морг?
– Конечно! Самый вместительный на Марсе! – с непонятной мне гордостью ответил учёный.
– Очень предусмотрительно, – буркнул я.
– Что-что?..
– Ничего. Выйдите из теплицы, но дверь не закрывайте. Увижу хоть что-то подозрительное в вашем поведении – сюда прибудет спецназ. Ясно?
Луиза нахмурилась, но промолчала, а вот Комаров быстро закивал, убеждая меня в том, что всё будет в полном порядке и любые мои прихоти будут выполнены.
Я присел на корточки перед головой.
– Ну здравствуйте, коллега.
Система снова повесила у меня перед глазами личное дело и фото убитого.
Сходство живого лица и мёртвого, распухшего, синюшного и одутловатого, было заметно далеко не сразу. На всякий случай я провёл сравнение несколько раз: лицо покойного покрывалось зелёной сеткой сканирования, будто его оплетала светящаяся радиоактивная паутина, после чего программа выдавала результат – совпадение на 78%.
Что ж, значит, паранойя ошиблась. Передо мной действительно лежал полковник госбезопасности Дохтуров, станционный «особист».
Я отогнал навязчивую песню «станционный особист – непростое украшенье» и продолжил осмотр.
Несложно было догадаться, что голову заслуженного чекиста, ветерана войны и орденоносца, отчекрыжили садовыми ножницами. Я осмотрел срез и не сдержал одобрительного «хм»: чистая работа, убийце хватило всего одного нажатия, чтобы разрубить шею вместе с кабелями, шлейфами и армированным позвоночником.
Ножницы были, конечно, не простыми – космический сплав, заточенный до бритвенной остроты. Обычной сталью полковника можно было ковырять часов пять, не меньше.
Надев предусмотрительно взятые с собой перчатки, я перевернул тело, чтобы убедиться в отсутствии других ран, – и убедился. Смерть действительно наступила от садовых ножниц. Тщательно осмотрев полковника, я не нашёл, за что зацепиться, и перешёл к голове.
Трава рядом с ней была испачкана бурой кровью – чёрной, запёкшейся, уже успевшей разложиться. Я сперва удивился, почему здесь не летают целые тучи мух, но затем вспомнил, что нахожусь не на Земле.
Достав тонкий провод из-за уха, я положил набок голову мёртвого коллеги и, поморщившись в предвкушении неприятных ощущений, соединился с его мозгом.
От подключения к памяти мертвецов у меня всегда возникало ощущение, словно я беру голыми руками то, что обычно берут в плотных перчатках, при этом стараясь задерживать дыхание. В комплекте шли головокружение, тошнота и опасность повредить собственную психику, копаясь в содержимом сгнивших нейронов и повреждённых имплантатов.
Но дело есть дело.
Через несколько секунд после установки соединения оказалось, что волновался я напрасно: в мозгах Дохтурова не было ничего. Ноль байт, не осталось даже системной информации и мусора.
Этот поворот меня озадачил, хотя и был в целом ожидаем: за неделю, пока космический грузовик на всех парах нёсся к Марсу, я успел обдумать разные варианты развития событий, так что у меня в запасе был не только план “Б”, но также и планы “В”, “Г” и так далее.
– Товарищ Комаров! – я вошёл в местную подсеть и позвонил начстанции, который маялся за дверью.
– Да-да?
– Кто-нибудь входил в теплицу после убийства?
– С-903-М.
– Робот, который обнаружил тело?
– Да, он.
Я выпрямился, хрустнув коленями, и отряхнул брюки от земли и травинок – к огромному сожалению, у меня не было модного серебристого комбинезона-скафандра.
– Проводите меня в центр управления.
В принципе, я мог бы подключиться к нужному серверу прямо здесь, но подозревал, что в удобном кресле и с чашкой синтетического кофе дело пойдёт значительно быстрей.
Я шёл к выходу, то пригибаясь, то отодвигая руками ветки, с которых на меня сыпались белые лепестки. Не удержавшись, я отломал маленький, не длинней большого пальца, отросток, который понюхал и улыбнулся воспоминаниям.
– Товарищ Иванов! – учёный, увидевший это, моментально преобразился. У него заалели щёки, кулаки сжались, а лицо окаменело, будто у памятника Ленину.
– Что-то не так? – я благоразумно (кто сказал “трусливо”?) остановился за несколько шагов от Комарова.
– Зачем вы это сделали?! – повысил он голос. – Каждое дерево – экспериментальное! В каждое вложен многолетний труд! Каждое стоит миллионы рублей! Любое вмешательство, кроме запланированного в журнале экспериментов, не просто недопустимо, а преступно!
– Простите, – я миролюбиво поднял ладони. – Это было автоматически. Я не хотел причинить вреда.
– Но причинили! – продолжал учёный. – Это варварство!
Луиза снова молча ткнула его локтем под рёбра.
– Вы вправе написать рапорт и отправить моему руководству, – я развёл руками и привычно отгородился канцелярскими выражениями, от которых разило пыльными шкафами и просиженными чиновничьими креслами. – Увы, я не могу прирастить ветку обратно. Приношу свои извинения. Надеюсь, мы можем вернуться к расследованию?
Комаров тряхнул головой, успокаиваясь.
– Простите, товарищ майор, я не буду направлять рапорт. Просто поймите, любое влияние недопустимо, в нашем деле важна каждая мелочь!
– В нашем тоже, – брякнул я, не раздумывая, но лицо учёного вдруг исказил испуг. – Центр управления, – напомнил я. – Ведите.
В круглом зале, где поместился бы пассажирский самолёт, стояла абсолютная тишина, лишь негромко, почти неслышно, шелестела вентиляция. Перемигивались диоды, мерцали голографические дисплеи с показаниями, покрывались пылью массивные кресла, обвитые кабелями и усеянные разъёмами.
За панорамным окном я видел стеклянные купола теплиц, построенных на бурой марсианской земле.
Вытерев ладонью пылинки с ближайшего кресла, я удобно устроился в нём и нашарил нужный кабель.
– У вас есть кофе-машина? – поинтересовался я перед тем, как приступить.
– Конечно, – кивнул Комаров. – А что?
– Можно мне чашечку?
Начстанции обменялся с Луизой долгим взглядом, но проиграл и скривился:
– Сейчас сделаю.
Запустив сознание в несколько потоков, я принялся за просмотр видео с камер, обращая особое внимание на теплицу с яблонями.
Дохтуров появился там примерно в 9:57 по Московскому времени.
Он ходил туда-сюда между деревьями, время от времени пригибаясь, чтобы что-то рассмотреть.
Это продолжалось пару минут, пока в теплице не появилось новое действующее лицо – робот.
В таком же серебристом комбинезоне, как и у остального персонала станции, похожий на манекен с пластиковой кожей и светлыми синтетическими волосами, словно произведёнными на фабрике кукол.
В руках железяки я увидел будущее орудие убийства.
Вот он подходит к Дохтурову со спины. Полковник замечает его в последний момент, оборачивается и гневно спрашивает: «Чего тебе?», но в следующую секунду лезвия молниеносно рассекают его шею, и голова катится по земле. Тело ещё стоит пару мгновений, но затем падает, фонтанируя яркой алой кровью.
А робот бросает ножницы рядом с телом и спокойно идёт прочь по коридорам станции, чтобы спуститься на десяток этажей вниз, в литейную и там прыгнуть в чан с раскалённым металлом. Разве что большой палец напоследок не показал.
Конец.
Я просмотрел дополнительно несколько дней из жизни станции и не заметил ничего подозрительного.
Кофе, принесённый Комаровым, успел остыть. Голова кружилась, а сознание, собранное в один поток, понемногу успокаивалось, лишь изредка взбрыкивая и посылая в мозг цветные вспышки и подёргивания, будто от электрических разрядов.
Я просидел с полминуты, барабаня пальцами по подлокотнику кресла и гадая, не допросить ли повторно Комарова и Луизу, но решил, что хватит и записей первого допроса, проведённого удалённо во время моего полёта.
Вместо этого я проделал пару рутинных вещей – чисто для галочки и формирования необходимых документов, а также в очередной раз пробежал глазами материалы дела. Затем открыл виртуальную доску.
На ней уже висели фото и стикеры с записями, объединённые разноцветными нитками.
Пришло время подумать.
Первым делом я убрал версию с антисоветчиной: персонал станции на 100% состоял из убеждённых коммунистов, даже более идейных, чем среднестатистический КГБ-шник.
Терроризм тоже смахнул в корзину: было проще и логичнее взорвать станцию целиком. Да и подполья на Марсе никогда не было. После захвата пещерного города, пленения президента США и капитуляции остатков НАТО капитализм на Марсе закончился, так и не начавшись.
К версии личного конфликта я присмотрелся повнимательней, но доказать её пока не мог. По идее Дохтуров должен был упомянуть о подобном в отправляемом на Землю отчёте, но нет. Секретной корреспонденции он наплодил целую гору, но вся она оказалась совершенно бесполезна. Похоже, мой коллега исповедовал старое-доброе правило “больше бумаги – чище жопа” и понимал, что за любое отклонение спросят в первую очередь с него. Так что, судя по последним донесениям, все сотрудники базы были вежливы, корректны, верны линии партии и жизнерадостны до лёгкого идиотизма.
Но я знал способ проверить, так ли всё обстояло на самом деле.
– Консервация пока не отменена? – спросил я у Комарова, который не знал, куда деть руки.
– Нет, – быстро откликнулся он.
– Значит, сотрудники у себя?
– Конечно, – кивнул он. – Заблокированы в личных кубриках с запасами пищи и воды.
– Хорошо. Где находится кубрик… – нужный файл долго открывался, и я сделал паузу, – Натальи Гайдуковой?
На секунду по лицу Комарова и Эстебан пробежало хорошо знакомое мне выражение: “Я так и знал!”
– Кубрик восемнадцать, – ответил начстанции. – Вас проводить?
– Да.
Жилую часть станции можно было назвать уютной, но при этом она до ужаса напоминала гостиницу времён совсем позднего СССР.
Ковровые дорожки прикрывали паркет, возле стен, отделанных деревянными панелями, стояли цветы в кадках, то тут, то там глаза натыкались на перегородки из стеклоблоков – как будто я не на Марсе был, а где-нибудь в Воронеже. Этому впечатлению не давали укорениться только мониторы, диоды и голограммы с вездесущими лозунгами.
– Вот, пожалуйста, – Комаров остановился у стальной гермодвери с нарисованной через трафарет цифрой “18”.
У меня был необходимый софт для разблокировки замков, так что сим-сим послушно открылся, впуская меня внутрь.
– Чёрт! – я пожалел, что несколько минут назад успел отключить фильтры в носу. Передо мной был небольшой коридорчик с дверью в ванную. Я преодолел его в два шага, уже зная, что увижу.
На узкой казённой кровати, стоявшей среди такой же казённой обстановки с инвентарными номерами на каждой вещи, лежало обезображенное тело нашей осведомительницы.
Эстебан побледнела и выскочила наружу, Комаров оказался более стойким и продержался на пару секунд дольше.
Я же глубоко вздохнул (не забыв перед этим активировать фильтры) и понял, что на Марсе придётся задержаться.
Быстро осмотрев тело, я заснял на видео всё, что смог, и набросал черновик протокола.
Наталью забили насмерть во сне: несколько раз ударили по голове чем-то тяжёлым. Скорее всего, это был огнетушитель, который валялся рядом с кроватью: на нём осталась запёкшаяся кровь и волосы. Я просканировал его, но не нашёл никаких отпечатков.
Смутное предчувствие заставило проверить мозг осведомительницы, верней, его уцелевшие сегменты.
Пусто.
Личный компьютер на покрытом пылью белом пластиковом столе тоже ничего не дал: его сбросили до заводских настроек, и диск был девственно чист, как леса Амазонки до того, как их накрыло тучами радиоактивной пыли.
Это навело на мысль.
В коридоре меня встретили два встревоженных взгляда.
– Ну что там? Что там? – обеспокоенно закудахтал Комаров.
– До сих пор мертва, – огрызнулся я. – Возвращаемся, мне нужен доступ к серверу!
Я прыжками помчался в обратном направлении, а начстанции и его супруга семенили сзади.
Едва гермодвери открылись, мне навстречу шагнул робот – точь-в-точь такой же, как тот, что убил Дохтурова.
– Ваш кофе! – он держал в руках пластиковый поднос. Малюсенькая чашечка из белого фарфора смотрелась на ней как муха на столешнице.
Неприятно удивившись, я повернулся к начстанции, чтобы отчитать его за нарушение режима консервации, но в следующий момент моё удивление стало ещё более неприятным.
Этот чёртов робот Вертер швырнул в меня поднос, а потом, пользуясь секундным замешательством, прыгнул и сбил с ног.
Пол встал на дыбы, перед глазами мелькнули разноцветные огоньки, и в следующий миг мне в лицо прилетел удар страшной силы.
Я буквально почувствовал, как кожа и плоть съезжают набок, а внутри черепа от столкновения с костяшками робота раздался такой лязг, словно я угодил в колокол в самый разгар литургии.
К счастью, в этот момент активировалась боевая программа, и я перестал принадлежать сам себе.
Процессор полностью переключился на решение задачи моего выживания, мгновенно просчитал кучу траекторий и комбинаций и сообразил заслониться рукой от третьего удара, который грозил вмять мои лицевые кости глубоко в череп. Второй, как вы можете догадаться, он пропустил.
Дальше я закрыл роботу глаза ладонью, извернулся так, что бионические мышцы затрещали, и попытался взять его голову в захват, но не тут-то было: чёртова машина продолжала молотить по мне, будто кувалдами.
Боевая программа вовремя поняла, что борцовские приёмы не помогут. Пока левая рука продолжала заслонять железяке обзор, правая скользнула к кобуре, выхватила пистолет и разнесла Вертера в клочья тремя крупнокалиберными пулями. В лицо брызнули осколки, в нос ударила вонь горелой изоляции вперемешку с пороховым дымом, и боевая программа ушла в спячку, посчитав, что я вне опасности.
Робот рухнул на меня всей тяжестью, отчего я чуть не кончился на месте.
Лишь придя в себя, я увидел, что над нами стоит с бешеными глазами Эстебан, сжимающая в руках огромный разводной ключ.
– Вы целы? – Комаров, казалось, не сдвинулся с места.
– Не совсем… – я ощупал лицо, которое прямо под моими пальцами набухало и пульсировало. — Какого чёрта ваши роботы шляются где попало?! – рявкнул я, когда поднялся. – Приказ о консервации для кого был отдан?!
Начстанции затрясся:
– Мы провели её по всем протоколам, роботы были деактивированы!
– Да что вы говорите!.. – я усилием воли успокоил себя и заставил сосчитать до десяти. Нельзя срываться на всех подряд. Лучше делать дело.
Плюхнувшись в кресло, я подсоединился к серверу и запустил редактор реестра.
Пришлось повозиться, взламывая пароль, но недолго: весь софт в Советском Союзе разрабатывался с учётом пожеланий Конторы Глубокого Бурения, так что в каждой системе был свой чёрный ход.
Открыть записи, найти адрес терминала Гайдуковой в подсети, отфильтровать входящие подключения…
– Рыбаков Виктор Валерьевич, – произнёс я задумчиво.
– Наш главный техник, – тут же откликнулся Комаров.
– Сам знаю… – буркнул я. – Так, а ну-ка…
Я вытащил кабель, подошёл к поверженному роботу и поискал наклейку на затылке. Затем вернулся.
Поиск, автономная роботизированная единица 144-ЗИЛ-М. Снова фильтр…
Удовлетворение от сложившейся головоломки смогло затмить даже боль в избитом теле.
– И здесь Рыбаков, – я не смог скрыть торжествующую улыбку. – Последнее подключение – семь минут назад. Где он?
Я покосился на глазок камеры наблюдения и подавил желание помахать рукой.
– Должен быть в кубрике, – неуверенно ответил Комаров.
К моему удивлению, голос подала Эстебан – чуть ли не впервые за всё время.
– Его нет, – она помотала головой. – Он за день до убийства собирался проверять кабельные трассы. Взял краулер и уехал.
– Как же так… – захлопал глазами начстанции, думая, видимо, что я опять буду на него орать. – Но зачем ему было убивать их?
– Надеюсь, скоро узнаем. Значит, так… – я помассировал лицо и поморщился от боли. – Мне нужна машина и координаты краулера. А вы соберите весь персонал и запритесь где-нибудь. Есть надёжные места?
– Да, я знаю одно, – кивнул Комаров.
– Отлично. Забаррикадируйтесь там и никуда не выходите. Сейчас скину файл, перешлите его на Землю. Если я не выйду на связь – сообщите об этом моему руководству.
Машина, которую мне выделили, здорово смахивала на старый-добрый “уазик”. Форма кузова, характерные фары и решётка радиатора, но самое главное – тряска. Я чувствовал задницей каждый марсианский камешек и проклинал красную планету. Забавно вышло: в юности я бы отдал сколько угодно правых рук, лишь бы попасть сюда. Но стоило очутиться здесь – и вот я уже ворчу, что мне досталась неудобная машина. Впрочем, Марс сам виноват: никакой инопланетной магии тут и в помине не было, просто бурый песок, пересыпанный острыми каменюками и валунами, которые приходилось огибать, а над всем этим – унылое жёлто-коричневое небо с тусклым, будто больным, Солнцем.
Краулер успел отдалиться на приличное расстояние – я увидел его спустя пару часов тряски.
Он был похож на плод любви фуры и дома на колёсах – огромный, обтекаемый и серебристый, как ракета, с восемью рядами чудовищных колёс, утыканный антеннами, тарелками, манипуляторами, бурами и щупами.
Остановившись в отдалении, я присмотрелся. Видимо, машина долго стояла без движения. Следов не было видно, а колёса немного утонули в грунте: совсем недавно прошла небольшая песчаная буря.
Сканирование ничего не показало. К сожалению, единственным способом заглянуть внутрь краулера было подойти, открыть дверь и посмотреть собственными глазами. Возможно, после этого в меня прилетела бы пара пуль, но ничего не поделаешь – работа такая.
«Хотя, стоп, – одёрнул я себя. – На Марсе нет оружия. Так что это я со своим боевым железом и пистолетом – высший хищник».
Но спокойней почему-то не стало. Дурное предчувствие зудело в ладонях и заставляло перебирать в памяти факты и догадки. Я словно забыл что-то сделать и теперь пытался вспомнить.
В конце концов я вздохнул, пристегнул к комбинезону шлем-капюшон и вылез наружу. Слабый ветер перебирал песчинки под ногами.
Взяв пистолет наизготовку и нацелившись на дверь в боку краулера, я принялся медленными шагами подходить ближе. Сердце стучало в ушах, а боевая программа – я чувствовал – отожрала себе кусок оперативной памяти побольше, чтобы включиться как можно быстрее.
Дыхание внутри шлема звучало раздражающе громко: я сипел, как простуженный Дарт Вейдер, и очень из-за этого бесился.
Шажок.
Ещё один.
Ещё.
Ещё…
И тут песок вокруг меня взорвался.
Боевая программа не подвела и через микронную долю секунды сократила мышцу на моём указательном пальце. Тяжёлая пуля разнесла в клочья голову перемазанного марсианской пылью Вертера. Куски металла и пластика вперемешку с клочьями синтетических волос брызнули в разные стороны.
В моей голове орудовал невидимый и немой генерал, отдающий быстрые команды, а я, будто зритель, наблюдал за их исполнением.
Перенести руки с пистолетом левее и снова нажать на спуск – вторая металлическая башка разлетается в клочья. Опять левей – выстрелить в колено и, когда робот с кувалдой в руках припадёт на раненую ногу, добить контрольным в башку.
Не глядя занести пистолет за плечо и пальнуть себе за спину. Получить тяжёлый удар по голове, упасть, но тут же подскочить (“Надо же как легко! Марсианская гравитация – шикарная штука!”) и ударить робота наотмашь рукоятью пистолета, а когда тот выронит гаечный ключ и отшатнётся, что сделать?.. Правильно, пальнуть прямо в лицо.
Я математически точно метался между роботами, подпрыгивал, как мастер кунг-фу из древних фильмов, бил и стрелял без промаха.
Впрочем, точность и результативность не означали неуязвимости: меня несколько раз ощутимо приложили всякими железками, заехали по хребту лопатой (если б тот не был армирован, тут бы мне и пришёл конец) и вдобавок чуть не насадили на вилы. Но, к счастью, подкожная броня оказалась эффективна, и вскоре всё было кончено. Последнему Вертеру досталось больше всех: три тяжёлых пули превратили беднягу в бесформенную кучу пластика и металлолома.
На песке валялся почти десяток уничтоженных машин, а в моём комбинезоне зияло несколько дыр, сквозь которые проникал жуткий инопланетный холод.
Пришлось вернуться в машину и, нашарив в бардачке алюминиевый скотч, хоть как-то заклеить отверстия.
Дверь краулера открылась, впуская меня в шлюз, маленький и тесный, как лифт в старом фонде Петербурга. Мрачные мысли о поджидающих меня внутри роботах я старался отгонять. Перезаряженный пистолет был прижат к груди, а боевая программа чуть ли не подскакивала от нетерпения.
Наконец двери разъехались в стороны, впуская меня в краулер.
Внутри он выглядел как часть станции: всё тот же белый пластик, те же диоды и голограммы, те же мебель и оборудование неизвестного назначения. Всё скучено и размещено максимально компактно. Лишь в самом центре был узкий проход, где два человека смогли бы разойтись только в случае, если бы один забрался на стол с терминалом.
И в этом самом проходе на спине лежал несвежий труп с размозжённой головой.
– Вот же… – я выругался, когда сканер подтвердил, что это Рыбаков, старший техник станции Марс-17.
Почерк тот же: голова разбита тяжёлым предметом, в то время как сам тяжёлый предмет – кислородный баллон – лежит рядом. Отпечатков нет, цифровое содержимое мозга уничтожено.
Я вышел на минутку из краулера и вернулся обратно с варварски оторванной башкой робота – единственной уцелевшей.
Ещё до подключения и проверки реестра я понял, что увижу, и не ошибся: судя по последним записям, машину два часа назад перепрограммировал Рыбаков, безнадёжно мёртвый уже дней пять-семь.
Лично мне всё было ясно.
Я осмотрел краулер – не затаился ли где-нибудь особо хитрожопый робот – и прошёл в кабину.
Взревел двигатель, мощные колёса взрыли марсианский грунт, и тяжёлая машина с неотвратимостью носорога поползла обратно к станции.
– Какая же сука! – выругался я и вызвал Комарова. Он один, пользуясь служебным положением, мог получить доступ к учётке Рыбакова и творить от его имени весь этот ужас...
От автора: всё не влезло, концовку докину в комментарии
Есть такая нейросеть, Midjourney. Наверняка вы о ней уже слышали - с её помощью сделали клип на песню "Всё идёт по плану" (он даже на пикабу недавно мелькал).
Мне тоже захотелось попробовать и заодно нагенерить иллюстраций к своей книжке про киберпанковый СССР.
Собственно, вот, что у меня вышло:
Как по мне - чистый восторг.
P.S. на случай, если кто-то заинтересовался моей книжкой - называется "Союз нерушимый", автор - Юрий Силоч