denisslavin

Начало - https://pikabu.ru/story/choknutaya_6325226

Самое хреновое в плохих бывших – это хорошие воспоминания. Случайся между людьми одно только дерьмо, и никаких проблем. Забудь, и всё тут. Но было ведь и хорошее. Вспоминаешь. Вспоминаешь. Распутываешь как клубок ниток, пока сам не запутаешься. Или как яблоко – кусок за куском добираешься до той самой гнильцы с червяком, и противно становится. Ты знаешь это и приучаешься игнорировать любые сигналы, как плохие, так и хорошие. Блюда, которые нравились, заведения, улицы, города, фильмы, музыка…

Музыка стала играть громче, и я проснулся. Это из колонок нашей машины доносилось. Я сидел на пассажирском сиденье, а Лиля была за рулём. Она улыбнулась и прибавила громкость.

– Наша песня.

– Какого чёрта…?! – крикнул я и осёкся. Голова гудела.

Лиля дала мне бутылку с водой и, пока я пил и медленно приходил в себя, рассказала, что после того, как оставила меня, поехала к своей матери, но на полпути поняла, что, если мне не удастся уйти от полиции, то её, скорее всего, там и будут искать. Она припарковалась на обочине и стала думать, что делать дальше, куда ехать. Ничего в голову не приходило, поэтому она просто сидела, слушала музыку и всматривалась вдаль. По её словам, хитроумных ходов от меня ждать приходилось – даже без машины я пошёл бы по дороге, вопрос только в какую сторону. Вот настолько я предсказуемый и во всём-то мне нужно следовать правилам, линиям, по которым можно идти и за которые нельзя заступать. Однако, призналась Лиля, её разочарование было ещё сильнее.

– Хотя стоило догадаться, что ты будешь сидеть сложа руки, когда за тебя всё решат. Типичный ты.

Она видела, как полицейские проезжают в сторону «Зова дороги» и видела, как они едут обратно. К тому времени их водитель уже знал, как выглядела моя машина и сбавил скорость, чтобы рассмотреть ту, что съезжала с обочины. А Лиля наоборот разогналась, набрала ход и протаранила бобик.

– Ты могла убить кого-нибудь, – произнёс я.

Лиля бросила на меня короткий взгляд.

– О, Господи, ты на самом деле кого-то убила.

– Ты первый начал.

– Это вышло случайно. Я просто не рассчитал силу.

– Ну а я не рассчитала скорость.

Вдруг машина начала глохнуть. Странно, что она вообще была на ходу после такого столкновения, каким его описывала Лиля. Мы прокатились ещё с полсотни метров и остановилась. Я устало спросил: «Ну и что теперь делать?»

У меня самого было несколько предложений, но сейчас самые разумные из них казались полной бессмыслицей. Никто не вручит мне награду, если я с протянутыми ручками приду в полицейское отделение и приведу заодно Лилю. Моя история ещё в начале дня казалась фантастической, а теперь в неё и того труднее было поверить. Чтобы я теперь ни сказал, после того, как Лиля вызволила меня, пусть и без моего согласия, из машины полицейских, а заодно прихлопнула как минимум одного из них, мы с ней теперь в одной упряжке. Для нас теперь даже за решётку живыми попасть – большая удача. В лучшем случае, всё это закончится где-нибудь около Биенвилля. Только «форда» у нас тоже нет.

– Наконец-то ты понял, – отозвалась Лиля.

– Ты что, мысли мои читаешь?

Она повернулась ко мне и почти минуту смотрела с улыбкой.

– До тебя всё никак не дойдёт, похоже, – наконец произнесла Лиля. – Я знаю всё про тебя, а ты – про меня.

– О чём ты?

– Ты знаешь, о чём я.

– Нет, чёрт тебя подери, не знаю.

– Посуди сам. Не могла же я на самом деле случайно встретить тебя на дороге. Тебя не было в той полицейской машине. Мне некого было спасать. Нужно было просто достать это, – с этими словами Лиля достала из-под сиденья пистолет.

– Твою мать! – вскрикнул я. – Но как… как… как это возможно?

Лиля перестала улыбаться.

– О-о, да ты никак и в правду чокнулся. Небось, думаешь, что я – плод твоего воображения. Файтклаб, а? Мальчики любят эту книгу. Какого это, когда твой Тайлер – баба.

– Что ты несёшь?

– Да ладно тебе, – Лиля просунула под сиденье вторую руку, достала ещё один пистолет и бросила мне на колени. – Я просто прикалываюсь. Ты просто опять стал вслух говорить, про Биенвиль, «форд» и всё такое, – она вышла из машины. – Только давай договоримся: я согласна быть Бонни и Клайдом., главное – не Сидом и Нэнси. Не пристрели меня, пожалуйста. А то ведь если ты умрёшь, то и я умру тоже.

– Он её ножом пырнул

– Всё равно. Давай вылезай. Нам надо убрать машину с дороги. Так нас дольше будут искать.

Когда мы закатили машину за деревья, я спросил, что делать дальше. Лиля ответила:

– Мы идём туда же, куда и раньше. Домой.

– К тебе домой? – уточнил я.

Лиля улыбнулась:

– Ага.

Мы зашагали через лес. По дороге она спросила:

– Эй, а может, это я тебя выдумала?

– Да пошла ты.

Спустя пару часов в пути мы наткнулись на сложенный из веток шалаш. Внутри было пусто, но под полом охотники или или туристы оставили несколько банок с тушёнкой. Мы перекусили, а потом… Для справки, это было не примирение. Просто трахаться хотелось.

Позже ночью Лиля рассказала, зачем мы идём к ней домой. У её матери были деньги, которых хватило бы на поддельные документы и билеты за рубеж. Утром мы решили, что добираться лучше всего по одиночке. Лиля первой вышла из леса, а спустя несколько часов за ней следом двинулся я. Поймать попутку было в моей ситуации делом весьма непростым. Когда приходится скрываться, трудно выловить машину и не нарваться на полицейских. Я-то выходил на дорогу, голосую, то прятался за кустами. В конце концов, вдалеке показался оранжевый москвич. Следователи на таком не ездят, тем более, что при ближайшем рассмотрении её окрас оказался ржавчиной. За рулём сидел лысый дед в рыбацком жилете. Он согласился отвезти меня почти до самого Лилиного города, но на подъезде к нему стояла целая вереница из машин.

– Авария, что ли, какая, – пробормотал мой водитель.

Я догадывался, в чём истинная причина затора, и убедился в своей догадке ещё через несколько десятков метров. Прямо под знаком стояли полицейский кордон, где проверяли все проезжающие машины.

denisslavin

Верно люди говорят: скажи мне, кто твой друг, и я скажу кто ты. Если твоя девушка отбитая наглухо идиотка, то и сам ты, вероятнее всего, не лучше неё. В конце концов, даже нормальный человек, живя несколько лет с психами под одной крышей, волей-неволей пусть немного, но уподобится им. И потом, что считать нормальным?

Когда Лиля изложила план о нашем воссоединении, я даже не удивился, что в моей голове возникла идея, которая была чудовищна по своей простоте. Есть ведь и такая поговорка: нет человека – нет проблемы.

– Ты примешь меня обратно, – сказала Лиля. – Иначе я скажу, что ты умышленно убил этого узбека или кто он там.

– Да мне проще тебе тоже шею свернуть.

– Ага, и сядешь за двойное на почве страсти, – она рассмеялась.

Теперь я понял всю иронию. Оказаться здесь из-за шизанутой, которая несколькими часами ранее чуть было не угробила девчонку за всего лишь косой взгляд, и, заступаясь за неё, намотать на себя убийство другого дебила. Хотя кто ещё тут дебил. Но я решил стоять на своём.

– Никто об этом даже не узнает, – сказал. – От всей этой истории только два холмика вон за той дорожкой останется.

Из кафе послышался женский голос, который звал Насима. Мы с Лилей переглянулись.

– Три, – сказала она и бросилась к машине.

Я побежал за ней, но прежде чем нагнал, она уже села в машину и заблокировала двери. Старуха из кафе продолжала звать сына. Я колотил по окну, а Лиля, заводя двигатель, показала мне мой телефон и быстро набрала какой-то номер.

– Алло, полиция. Мой парень напал на меня. Он уже убил одного человека…

– Ах ты сука!

Я со всей силы ударил по стеклу, но только руку зря повредил, а оно даже не треснуло. Лиля тем временем назвала место, где мы находимся, и, ещё раз повертев телефоном у меня под глазами, уехала. У меня оставался единственный вариант. Не удирать же по лесам, чтобы и потом всю жизни спасаться в погоне. Нет, это не моё. Надо было дождаться полицию, а там уж – моё слово против слова Лили. Старуха продолжала звать Насима.

Сидя на крыльце, я выкурил всю пачку и уж было решил, что Лиля обвела меня вокруг пальца, но вот вдалеке показались огни патрульной машины, которая через минуту остановилась на стоянке. Полицейские вышли и некоторое время молча разглядывали меня. Чтобы они успокоились и не натворили лишнего на нервах, мне пришлось сказать, что я безоружен и поднять руки вверх. После они осмотрели место детальнее, вызвали ещё наряд и принялись меня опрашивать. Пока я рассказывал то, что рассказываю прямо сейчас, было слышно, как внутри кафе рыдает мать Насима.

– Твоя история звучит не слишком правдоподобно, – заметил один из полицейских. – Но, если ты не врёшь, девушка у тебя чокнутая каких поискать.

К приезду следователей меня посадили в полицейский бобик и дали команду возвращать в город. Только я услышал название родного города Лили и спросил, почему именно туда. Мне объяснили, что территория официально подчиняется тому управлению, но, если придётся, позже меня перевезут в центр.

– Не волнуйся, – сказал водитель-полицейский. – У нас условия не хуже. И там, и там не хоромы. Зато у нас мест свободных побольше. Может, тебе даже отдельную камеру выделим. Скорее всего.

Пока мы ехали, я начал понемногу засыпать. В дрёме пытался понять, что будет дальше, но ничего в голову не шло. Лиля уже в полиции или нет? Скрывается иди даёт показания против меня, как обещала? А может быть, она пришла в себя и подтвердит, что я невиновен. Хотя какой уж тут невиновен. На самозащиту это не тянуло – явное убийство по неосторожности. Причинение смерти – так это называется.

Вдруг кабину резко тряхнуло. Меня подбросило вверх, а потом тут же вниз. Я ударился головой и потерял сознание.

denisslavin

На полпути мы остановились, чтобы заправиться. До этого Лиля молчала, и это должно было меня радовать, однако на деле наоборот напрягало. Если бы она продолжала напирать, моя оборона держалась бы крепче, но в осаде безмолвия давала слабину с каждой секундой. Я еле сдерживался, чтобы не начать разговор первым. Это покорное молчание – её самый хитрый трюк. К тому же, меня опять начало клонить в сон, а заправка была старая, без кафетерия или хотя бы кофемата. Когда я сел машину, Лиля наконец подала голос.

– Я голодная.

– Скоро дома будешь. Мама покормит.

Она пристально посмотрела на меня.

– За что ты так со мной?

– Ты шутишь, что ли? А как с тобой иначе? Ты левую девчонку ни за что, ни про что до крови избила.

– Ни за что?! Ты пялился на её задницу!

– Никто ни на кого не пялился. Даже не начинай, твою мать!

Лиля набрала в грудь воздуха, и я собрался услышать очередную гневную тираду. Чёрт, да я прямо-таки ждал этого. Но она вдруг сникла. Это было хуже всего. Серьёзно. Понятно, что это ловушка, но она потому и работала – привлекательная, как петля для шеи, которая соскучилась по верёвке.

– Ладно, – сказал я. – Через километров десять будет кафешка для дальнобоев, там и перекусим.

– Я не буду сидеть в одном зале с грязными шоферюгами.

– Я тебе вынесу тогда, на обочине пожрёшь.

Мы двинулись в путь и скоро были на месте. Забегаловка называлась «Зов дороги», но по всей видимости с дороги сюда тянуло немногих. Стоянка пустовала, что с одной стороны говорило о не самой лучшей кухне, а с другой – означало, что, задумай Лиля очередную сцену, зрителей будет немного. Внутри за стойкой сидел только один мужчина, который смотрел телевизор, пил водку и закусывал пловом. Судя по запаху, пил он уже давно, но, когда мы вошли, оживился.

– Ничего себе! – мужчина окинул Лилю пьяным взором. –Здрасти-здрасти. Меня Насим зовут. Чито хочете?

На меня он посмотрел безо всякого интереса. Я уже было собрался развернуться, но увидел стойку с выпечкой, и в желудке заурчало, а на стойке лежала коробка с пакетиками растворимого кофе. Спросил, свежее ли, на что Насим ответил:

– Обижаешь.

Я попросил разогреть по паре сосисок в тесте и треугольников.

– Не хочу это есть, – простонала Лиля.

– Тогда терпи до маминых пельменей.

На мою сторону встал Насим, сказав, что у него в заведении очень вкусная выпечка. «Заведении» – это он такое слово употребил. Я заварил себе кофе, дождался, когда треугольники и сосиски разогреются, разломил, чтобы понюхать, и убедившись, что всё в порядке, сел за ближайший столик. Лиля осталась стоять на месте, рядом с Насимом, который бесцеремонно её разглядывал.

– Слышь, – обратился я к нему. – Ты бы не зырил так, а то глаза сломаешь.

– Чито?

– Ничито! Развернись и кушай своё, а чужое не трожь.

– Я же не трогаю! Зачем хамишь?

– Чтоб до тебя быстрей дошло.

– Зря ты так. Я же знаю, что девушка не бесплатный. Я заплачу.

До Лили наконец дошло, чем вызван интерес хозяина к её персоне.

– Что?! – завопила она и быстро забежала мне за спину.

Из закутка за стойкой послышался женский голос, который звал Насима по имени. Тот резко сник и, заискивающе улыбаясь, объяснил:

– Мама мой, старый совсем, даже с кровать встать не может. Надо помочь.

Я пожал плечами.

– Ну так иди и помоги.

Когда Насим ушёл, Лиля села рядом со мной и ехидным тоном сказала:

– Ну ты ж у меня мой защитник.

– Заткнись и ешь или оставлю тебя здесь.

После этого я уставился в телевизор, стараясь не обращать внимание на злобное пятно по правую от себя руку. Всегда поражался способности Лили будто силой мысли посылать мне агрессивные флюиды. Хоть не смотри на неё, хоть не слушай, а всё равно знаешь, что она думает. А думала она в такие минуты обычно про меня, и «козёл» там было самой доброй мыслью. Однако вскоре я отвлёкся и стал следить за происходящем на экране телека. К моменту, когда диктор перешёл к криминальной сводке, с моей порцией было покончено. Лиля только чая пару глотков сделала, но к своей тарелке с выпечкой так и не притронулась, поэтому я съел всё в одиночку

– Ну и дура, – сказал я, поднялся, кинул деньги на стойку и пошёл на выход.

– Красавица здесь останется? – с улыбкой на лице выскочил из своего закутка Насим.

Лиля, тут же подскочив, засеменила следом за мной. На улице она обогнала меня и села в машину, а ещё стоял и несколько минут курил. Вдруг дверь в кафе скрипнула и снова послышался голос Насима.

– Так что, девушка останется ещё немного? Сюда девушка давно не заезжал. Тебе заплачу, деньги есть.

– Шёл бы ты обратно маме помогать, – не оглядываясь бросил я, – а то быть беде.

– Слушай...

Я почувствовал руку у себя на плече, отмахнулся инстинктивно и заехал Насиму в подбородок. Он отшатнулся.

– Ты чито творишь? – сказал Насим, держась за ушибленное место. – Больной совсем?

Через секунду он набычился и попёр на меня. В драках мне бывать приходилось, всё равно кровь в голову ударила. В глазах помутнело, коленки чуть дрогнули. Благо, Насим был совсем невысок, поэтому, не дав приблизиться, я со всей дури впечатал ему ногу в грудь – как дверь вышиб, только этот не в сторону ушёл, а на спину опрокинулся, будто коврик из-под него выдернули. Послышался хруст, а потом хлопнула дверь машины. Эта Лиля наружу вышла. Мы молча смотрели, как Насим несколько секунд дёргался в конвульсиях и затих.

– Ну ты же у меня мой защитник, – повторила Лиля. – Мой герой.

Я подошёл к Насиму, чтобы проверить его дыхание. Но ни дыхания, ни пульса не было. Я обернулся к Лиле. С торжествующей улыбкой на лице, глядя мне прямо в глаза, она сказала:

– Теперь тебе пиздец. Ты от меня никуда не денешься.

denisslavin

У меня была девушка – красивая, но очень ревнивая. Стоило задержать на ком-то взгляд лишнюю секунду, она тут же устраивала разнос и мне, и женщинам, которые на свою беду попали в поле моего зрения. Якобы я только и думал, как засадить какой-нибудь шлюхе, а они так и вились вокруг, сверкали ножками, виляли задницами и вываливали сиськи из декольте. Шлюхи, суки, твари. Она орала это им в лицо, орала на меня, била посуду, рвала одежду, вышвыривала мои вещи из окна, угрожала убить меня, убить всех этих баб, покончить с собой. Лиля – так звали мою подругу – была хрупкой девушкой, но в гневе подобно урагану сносила всё на своём пути. Такое не укротить никакими разумными доводами или словами. Ничто не могло убедить её в моей верности. Других девушек Лиля попросту ненавидела, и это при том, что училась на психологическом факультете, где их обычно полно. Правильно говорят, что психологией увлекаются люди, у которых самих с головой не всё в порядке. У этого правила, может, и есть исключения, но не в случае с Лилей.

Когда люди узнают о безумных бывших, то спрашивают: «Ну так зачем ты с ней встречался?» Есть два ответа, и один из них – секс. Бешенный секс. После приступов ревности Лилю накрывало любовную страстью. Она такие вещи вытворяла со мной – я бы сказал, что в постели, но мы даже до квартиры не всегда доходить успевали, не то, что до спальни. Мы трахались в машине, на стоянках, в парках, в подъездах, в лифте. Однажды мы были на свадьбе её родственников и поссорились, поэтому уединились в сквере рядом с рестораном, где проходил банкет, а потом, так скажем, мирились. Когда я кончил, гости как раз начали запускать салют. В этот момент Лиля рассмеялась и сказала: «Это в честь моего оргазма». В другой раз мы поругались на прогулке, и это переросло в секс неподалёку от дома. В самый разгар мимо того проулка проходила женщина. Заметив её, я остановился, а она смотрела на меня, потом перевела взгляд на Лилю и произнесла: «Как тебе не стыдно?» Лиля молчала секунду, а потом зашлась безудержным смехом, и эта женщина ушла, не дождавшись ответа. Отсмеявшись, Лиля сказала: «Видишь, стыдно должно быть только мне. Потому что я девушка. А с тебя никакого спросу, ты же – мужик. Так что не парься. Продолжай».

Да, она была дикой. Но это ответ на ваш вопрос. Для чего нужны машины, которые разгоняются до двухсот километров в час? Зачем люди прыгают с тарзанки? Почему спускаются на досках со снежных гор? Да потому что это кайф, и тем он лучше, чем ближе опасность. Награда за высокий риск – наслаждение высочайшего уровня. Правда, это и наоборот тоже работает. Как разбиваются любители высоты и скорости, разбился и я однажды.

В тот вечер Лиля сама выбрала бар. Ни разу прежде мы его не посещали, но официантка, которая подошла обслужить наш столик, была симпатичная, и я сразу понял, что грядёт скандал. Впрочем, этого стоило ждать, будь она даже беззубым циклопом – Лилю такие мелочи не смущали. Можно было, конечно, попросить, чтобы нас обслуживал мужчина, но попросить об этом при моей бывшей всё равно что признаться в измене, так что я промолчал. Лиля тоже ничего не сказала, даже бровью не повела. Мы поужинали, а потом вопреки начальному трезвому плану выпили самую малость и болтали, вспоминали наше знакомство, обсуждали родителей и друзей из детства. Когда я обратил внимание на часы и понял, что скоро заведение закрывается, то подумал, что, может быть, на этот раз всё обойдётся. Но не обошлось. Мы попросили официантку принести счёт и расплатились, а когда она ушла, Лиля наклонилась и спросила:

– Ну и как тебе её задница?

– Что?

Я действительно не сразу понял, о чём она говорит. Вечер проходил прекрасно, и это был тот редкий момент, когда забываешь обо всё плохом, даже о проблемах, которые преследуют тебя ежедневно. Трудности на работе? Ерунда. Нахамили в магазине? Пустяки. Твоя девушка – ревнивая истеричка? Переживём.

– Как тебе её задница? – повторила Лиля.

– Я тебя прошу, только не начинай.

– Да ладно тебе. Я же не говорю тебе забраться на неё прямо здесь. Просто спрашиваю. В парах, где доверяют друг другу, надо говорить обо всём, так почему мы не можем? Это просто разговор о женской сексуальности, гипотетический. Мне вот её задница очень даже нравится, а тебе?

– Перестань.

Лиля замолчала и, вроде бы, даже согласилась, но, когда официантка принесла сдачу, обратилась к ней.

– Скажите, как вам мой парень?

Официантка глянула на меня и улыбнулась.

– Я не знаю вашего парня.

Лиля сказала, что хочет доказать мне, что я симпатичный, поэтому ей нужно мнение посторонней женщины.

– Чисто физически, – уточнила она, - мой парень вам нравится или нет?

Официантка отнекивалась, но, видя, что Лиля не отступает, вздохнула и оглядела меня с ног до головы.

– Наверное, да, – наконец произнесла она.

Я в ответ закатил глаза, как бы извиняясь за происходящее. Лиля это заметила.

– Наверное? – спросила она. – То есть, вы сомневаетесь? То есть, может быть, и не нравится? Или нравится, но вы не хотите в этом признаваться.

– Прекрати, – вмешался я в разговор и повернулся к официантке, чтобы извиниться.

– За что ты извиняешься? – Лиля начала повышать голос. – Тебе за меня стыдно?

К этому времени в баре остались только персонал и трое-четверо посетителей. Некоторые услышали шум за нашим столиком и повернулись, чтобы посмотреть, что происходит. У меня щёки покраснели от стыда, но Лиле я этого говорить не собирался.

– Пожалуйста, не порть прекрасный вечер.

– Вот оно что! Я порчу вам вечер? Ну извините. Я тогда, наверное, лучше пойду и не буду вам мешать.

С этими словами Лиля резко поднялась, уронив папку для счёта. Купюры вылетели, а монетки рассыпались по полу, и пока я, через слово извиняясь, помогал официантке собирать деньги, моя бывшая вышла на улицу. К нам подошёл администратор, чтобы узнать всё ли в порядке. Спасибо официантке, что она не стала ещё больше вгонять меня в краску, а просто объяснила, что одна из посетительниц просто немного переборщила с алкоголем и неаккуратно вышла из-за стола.

– Благодарю за понимание, – сказал я напоследок, прежде чем уйти за Лилей.

– Да ничего, – отозвалась официантка с улыбкой. – Тут и не такое случается.

Наша машина была припаркована на другой стороне улицы. Лиля стояла возле неё, но, увидев меня, демонстративно зашагала прочь. Я догнал её и уговорил вернуться. Сидя в салоне, мы ещё минут двадцать выясняли отношения, и, как обычно, это закончилось жарким сексом. Потом Лиля просила прощение, но делала это в своей привычной манере. Говорила, что мне прекрасно известно, как она реагирует на женщин рядом со мной, поэтому просто не надо было пялиться на всяких баб и провоцировать её. Я молча курил, удовлетворённый уже тем, что всё обернулось всего-навсего короткой неприятно сценой. Не сценой даже – так, сценкой, репризой. Но оказалось, что это – только прелюдия.

Официантка закончила смену и вышла из бара. Увидев её, Лиля встрепенулась.

– Если так хочешь, мне нетрудно и у неё попросить прощения, – сказала она и, прежде чем я спохватился, выскочила из машины и быстрым шагом пошла за той девушкой.

Когда я нагнал их, они уже были на повороте в один из дворов неподалёку. Лиля окликнула официантку и сказала, что хочет перед ней извиниться, но подойдя ближе, со всего размаху влепила ей оплеуху. Девушка вскрикнула и упала. Я поспешил ей на помощь, но Лиля успела ударить её ногой по голове.

– Будешь знать, сука, как чужим мужикам глазки строить! – орала она.

Я оттащил её в сторону и помог официантке подняться. У той по лбу стекала кровь, она не могла оправиться от испуга и кричала на Лилю, которая рвалась в драку, поэтому мне пришлось полностью сосредоточиться на ней. Я схватил её, поднял и оттащил подальше, а пока вразумлял пощёчинами, официантка уже пришла в себя, подняла свою сумку и пошла. В ответ на вопрос сможет ли сама дойти до дома она меня послала. Надо было проводить её и убедиться, что медицинская помощь не нужна, но моя девушка всё никак не успокаивалась. Я потащил Лилю к машине, и там она постепенно посмирнела. Моя девушка. Да уж.

Самое время – дать второй ответ на вопрос, почему я связался с Лилей. Он сложнее, чем первый, но не слишком, если вы способны хоть минуту не осуждать другого человека и посмотреть на мир его глазами. Готовы? Так вот. Я встречался с Лилей, потому что она была мне нужна. Потому что я – это я. Потому что ёжики колются и плачут, но продолжают есть кактус не просто так. Нет, они не любят кактус или только думают, что любят. На самом деле им нравится лишь одно – колоться и плакать. Кстати, так сама Лиля сказала. Может, эта девчонка и не доучилась на психолога, но вершков набралась. Она знала меня как облупленного и знала, что мне нужно. Невротику, воспитанному матерью-одиночкой с комплексом жертвы, в рот можно даже бутерброд с говном запихнуть, если предварительно приправить чувством вины. Более того, без этих специй он не наестся, и Лиля щедро угощала меня, потому что у неё самой дерьма некуда девать было.

Помните про свадьбу её родственников, на которой мы поссорились? Она сказала, что пойдёт туда одна, потому что количество мест на банкете строго ограничено, но накануне я случайно увидел пригласительную карточку, и там рядом с именем моего любимого ёжика стояла приписка – «плюс один». Лиля говорила, что не хочет знакомить меня с семьёй, но было очевидно, что всё наоборот – это свою семью она не хотела знакомить со мной. Мама осудила бы её выбор. Она сразу бы поставила мне диагноз. «То, что тебе нравится такие, как он – это наш воспитательный промах, – объяснила бы Лилина мама, глядя украдкой на собственного мужа. – У тебя искажённое представление мужской модели». Папа бы молчал. Он почти всегда молчал с таким выражением лица, будто скажет слово, и его сердечный приступ хватит, а если и открывал рот, на него тут же сыпался град упрёков. Не говори глупостей. Не лезь. Не пей много. Куда ты смотришь? Вот кем я должен был стать в итоге.

Заметив мою задумчивость, Лиля с беспокойством спросила:

– Чего молчишь?

На ту свадьбу мы всё-таки пошли вместе. Мне сделали такое одолжение. Для самой Лили это действительно был подвиг, стоит признать. Но тогда я об этом думал по-другому, поэтому, когда мы приехали на регистрацию, сказал, что не хочу идти. По моему плану она должна была меня уговаривать, но вместо этого Лиля засияла радостной улыбкой и сказала, что знала – я пойму. Я весь день просидел в гостинице, а она веселилась и не отвечала на мои сообщения до самого вечера, но потом позвонила пьяная и попросила приехать. Она быстро обвела меня через череду её родственников, а потом мы вышли на площадку перед рестораном и ругались, пока её мама смотрела на нас через витрину, спрятавшись за шторами. На самом деле семья Лили – только повод для ссоры, наш кактус, который нужно съесть, чтобы кайфануть. Поэтому мы спрятались от их глаз в том сквере. Мы мирились.

И сейчас должны были помириться в этой машине.

– Чего молчишь? – повторила Лиля.

Я докурил, набрал в грудь воздух и сказал:

– Это всё, милая.

– В каком смысле?

– Всё – в смысле всё. Конец. Точка. Я больше не собираюсь это терпеть.

– Ты что, бросаешь меня?

– Называй это как хочешь. Сейчас ты соберешь вещи и поедешь к маме.

– Ты с ума сошёл? Моя мама живёт в ста километрах отсюда.

– Это не мои проблемы. До вокзала я тебе отвезу.

Пока я вёз её домой и упаковывал её сумку, Лиля то бросалась в драку, то вымаливала прощение. Она просила подождать до утра, но было понятно – сейчас или никогда. Условное завтра пока не наступило, а после я мог уже передумать. На всё про всё ушло около часа. На вокзале было тихо и спокойно, диспетчер лениво объявлял расписание. Мне хотелось спать, и я залил в себя две чашки кофе подряд. Следующий автобус до родного города Лили должен был отправиться только через два часа.

Я посмотрел на неё, заплаканную, уставшую, и всё-таки дал слабину.

– Хорошо, – сказал. – Сам отвезу тебя к матери. Но на этом – всё.

Лиля проглотила комок в горле, кивнула и сказала тихо, почти шёпотом: «Спасибо». Я подумал, что она действительно смирилась с нашим разрывом. Это была ошибка.

denisslavin

Продолжение

Во время беременности Светы все показания были в норме, однако роды прошли неудачно. Интернет распространился повсеместно только в середине нулевых, а прежде не было форумов и сайтов, где на любой вопрос можно найти ответ. Это сейчас все телефоны умные. Окей, Гугл, что такое детский церебральный паралич?

Сначала – шок. Вопросы, вопросы, вопросы. Поиск виноватых. Проверка родословной и хронических болезней, но ДЦП передаётся не генетически. Всё было сделано правильно, никто не виноват. Это статистическая вероятность, случайность, невезение. Просто так вышло. В буквальном смысле. Окей, Гугл, как жить дальше?

Одно из следствий тяжёлых детских болезней – уход отца из семьи. Немудрено. Матери и то не все выдерживают. Ребёнок – счастье, но часто стоит дорого, а больной ребёнок обходится ещё дороже. Постоянная нехватка денег, разъезды по больницам и клиникам, усталость, стрессы, усталость. Говорить без ссор становится всё труднее. Окей, Гугл, как сохранить брак?

Осуждать слабость и трусость могут только те, кто не сдался, но они обычно милосердны. Во всяком случае, Света и её муж. Сергей говорит, что некоторым просто не хватило сил. Говорит, что некоторые просто в какой-то момент поддались страху и отчаянию. Говорит, что некоторым просто не повезло с жёнами. Света считает, что некоторым просто не повезло с мужьями. Она ухаживает за ребёнком, пока Сергей на работе. Потом он приезжает, ужинает и сменяет её, а ложится спать, только после того, как сын уснёт. И так – каждый день. Никаких выходных, потому что нужно зарабатывать. В будние дни – пульт на заводе, а в субботу и воскресенье – такси и прочая шабашка. Окей, Гугл, где взять деньги?

Продажа всего, что можно, и экономия на остальном. Займы у родственников, у друзей. Походы по чиновничьим кабинетам и благотворительным фондам. Просить стыдно, но иначе ничего не получишь. Иначе твой ребёнок не выживет. Окей, Гугл, разве гордость – не грех?

Это не лечится. Это не пройдёт. Можно только привыкнуть, можно только приучиться, не запустить, не сделать хуже. Массаж по нескольку раз в день, тренировка движений. Если работает хоть одна нога, надо ходить. Хоть ползать. Даже если трудно. Даже если больно. Даже если плачет. Говорить с ним, даже если он ничего не понимает, а только мычит или вообще молчит. А если говорит и разбирает слова, то радоваться, потому что это в сто раз лучше, чем могло бы быть. Окей, Гугл, много ли надо для счастья?

Много. Очень много. Но не получить, а отдавать. Стараться, держаться. Быть вместе и помогать друг другу. А наградой станет самая малость. Когда ваш сын-подросток научится читать-писать, закончит школу, можно будет насладиться выражением его лица в момент вручения подарка на выпускном. Он поднесёт новый телефон ко рту, и губы растянутся в улыбке, а потом произнесут: «Окей, Гугл».

Тот отзовётся писком, а улыбка станет ещё шире. В этот момент не надо думать о трудностях, которые ещё ждут впереди. Не надо думать о болезни, о том, что она всё ещё есть; о том, сможет ли ваш ребёнок обходиться без посторонней помощи; как он будет жить, когда вас не станет; найдёт ли дело, чтобы прокормить себя; обретёт ли друзей и любовь. Не надо об этом думать. Просто не надо. Вы и так знаете ответ. Когда беда случилась, вы справились, и справитесь со всем остальным. Всё, что было плохого, прошло, а что будет… всё будет окей, Гугл.

denisslavin

Я забыл выключить утюг. Опять. Или не забыл. Это расстройство такое. Говорят, надо перед выходом из квартиры оглядеться и проговорить всё вслух. Я перекрыл воду. Выключил плиту. Вынул шнур из розетки. Мне не помогает. Я постоянно возвращаюсь, а потом возвращаюсь ещё раз, но всё равно до самого вечера не уверен, что оставил свой дом в безопасности.

На работе в свободные минуты я проверяю сводки новостей. Может быть, пожар уже случился, и на моей улице перекрыто движение. Всех эвакуировали из здания. Люди стоят, одетые в домашнее, и смотрят, как работают спасатели. Рядом с пожарной машиной стоит бригада медиков. На их фоне журналисты ведут репортаж. Есть жертвы. Может быть, нет. Может быть, никто ещё ничего не знает, поэтому новостей нет. Может быть, это даже не пожар, а всего лишь потоп. Я выключил воду?

В офисе таких проблем нет. В офисе остаётся охранник. Это его забота – следить за порядком. Если завтра все придут, а на месте здания будет пепелище, то это – не моя вина. Я спешу домой, чтобы проверит, всё ли там в порядке. Там всегда всё в порядке. Утюг выключен, вода закрыта. Я даже не гладил этим утром. Все мои вещи делятся на две категории: они либо не мнутся, либо всегда мятые. Мне плевать, что люди скажут о моём внешнем виде. Это новая мода. Это стильная небрежность. У меня нет утюга.

Раньше был. Моя жена гладила. Мои рубашки она готовила вечером в воскресенье. Она гладила, стирала, убиралась, готовила и никогда ничего не забывала выключить или закрыть. Или забывала. Может быть, но у неё была возможность тут же это исправить. Днём она всегда была дома: продолжала лежать в кровати, когда я утром, ещё засветло, уходил на работу, и поднималась к полудню. Немногим раньше, если просыпалась Софья, но она редко просыпалась слишком рано. Я ждал, когда она вырастет, чтобы дразнить её именем Соня. Её последний день рождения мы отмечали в воскресенье, а, когда уложили спать, до поздней ночи болтали с женой на кухне. Потом – в постели.

Это был первый раз с момента нашей свадьбы, когда мои рубашки были не поглажены. Я не стал никого будить, собрался сам и пошёл на работу. В середине дня мне сообщили, что в новостях пишут о чрезвычайном происшествии на моей улице. Сказали, что горит дом. На самом деле горела только одна квартира. Из окна полыхало пламя, пожарные, скорая. Соседки комментировали происходящее, задрав голову вверх. В халатах, в тапочках, по-домашнему, по-будничному. Держали в руках документы. Обнимали своих детей. Смотрели на меня.

Они смотрят на меня до сих пор. Каждую ночь. Там пожарные уже вынесли тела, они лежат у подъезда, накрытые непроницаемой чёрной плёнкой. Я могу стоять возле них бесконечно долго. Потом всё-таки потянусь к плёнке, чтобы поднять её, и тут же проснусь. Утром я умываюсь, чищу зубы и еду на работу. Завтракаю и обедаю в столовой, а ужинаю в кафе рядом с домом. После ремонта я купил новый телевизор, но включил его один раз. Кабель лежит возле розетки, а я сижу в кресле напротив и смотрю в потухший экран. Курю одну за другой. А я на кухне газ закрыл?

denisslavin, «Славные сказки»