a.viktorov

В продолжении темы.

Военные успехи — это лишь часть той картины, которую за тридцать лет написал фон Книпроде. Причем, не самая главная. Куда больше внимания великий магистр уделял мирному развитию своего ордена. Именно при нем рыцарство превратилось в полноценное европейское государство. Вот только за это тевтонцам пришлось заплатить высокую цену. Они предали собственные устои и уже не могли противостоять своим главным врагам: Литве и Польше.

Последний расцвет

При фон Книпроде орден впервые в своей истории сумел достичь баланса в сочетании внешней политики и внутренней. Если в первые годы его правления делался упор на отношения с соседями, построенные на силе и давлении, то затем от этой практики начали отходить. Во главу угла встала дипломатия. И это оказало на орден самые благоприятные последствия. Сам орден, как структура, начал сближаться со своими же городами (раньше они стояли особняком друг от друга). Толчок к бурному развитию получила торговля на Балтийском море. Поскольку Винриху удалось словом и делом доказать соседям, что орден — главное государство в регионе, никто не мог воспрепятствовать этому процессу. Как итог на прусской земле появилось полноценное тевтонское государство, эволюционировавшее из духовно-рыцарского ордена. По факту, все противники и конкуренты тевтонцев были только рады такому сценарию. Продолжительные войны, которые лишь истощали народы, ни к каким конкретным успехам не приводили. Поэтому Польша воспользовалась этим благоприятным моментом для решения собственных внутриполитических задач. Рад этому был, прежде всего, польский лидер Казимир Великий. Он не разделял внешнеполитический курс своего отца Владислава Локетека, считавшего тевтонцев главными врагами всей Польши. Казимир же считал, что с прусским государством вполне можно сосуществовать. Правда, за это пришлось отказаться от претензий на Помереллию. Но ради «вечного мира» Казимир был готов на такую жертву. Проблем у него и так хватало. Так что, решая внутренние задачи, фон Крипроде мог не беспокоиться о тыле.

Удалось великому магистру и краткосрочно приостановить, казалось бы, бесконечную войну с Литвой. Обоим государствам была необходима короткая передышка, чтобы залечить раны и восстановить силы. Так что, теперь ничто (и никто не мешал) ордену заняться строительством собственной государственности. И главным оплотом рыцари выбрали активную торговлю, а значит, — деньги. Усиленными темпами начал проходить процесс централизации административной системы, укрепление власти. В общем, орден быстро начала обретать черты современного государства.

Как уже было сказано, Тевтонский орден активно взялся за торговлю. Зерна было более чем достаточно. Его большой запас формировался не только за счет собственных урожаев, а также благодаря податей от подвластных племен. Тоже самое касалось и янтаря. За торговлю отвечала специальная организация с двумя управляющими (они находись в Мариенбурге и Кенигсберге).

Внешне вырисовывалась картина благополучия, но встав на путь построения государственности, орден, пусть и невольно, но предал собственные идеалы и устои. Ведь изменения в структуре требовали пересмотра устоев, на которых зиждился орден и которым присягали первые рыцари. Соответственно, когда тевтонцы вышли на пик своего государственного расцвета, за ним последовал неумолимый спад. Но орден был слишком мощным, поэтому распад стал заметен позже, уже после «золотой эры» фон Книпроде. А пока молодое прусское государство наслаждалось благодатью своего нового бога — денег. Мощные финансовые реки Винрих умело перенаправлял в аграрное русло. И плоды (во всех смыслах) не заставили себя долго ждать. Тевтонский орден с середины четырнадцатого столетия, уверенно зашагал в ногу с ведущими государствами Европы. На какое-то время он сумел приспособится под правила выживания, в отличие от всех остальных духовно-рыцарских орденов, которых быстро поглотила пучина стремительно изменяющегося мира. Естественно, такая политика первым делом нанесла удар по завоевательной политике, ведь немцы, по факту, сознательно решили от нее отказаться. И главное достояние тевтонцев — их рыцарский дух — был сломлен. Парадокс ситуации в том, что они сами этого тогда не понимали. Осознание придет к ним позже, уже после смерти фон Книпроде.

А сейчас тевтонцы пришли к выводу, что и без главной идеи вполне можно жить. Вывод, в принципе, был вполне логичным, поскольку язычники в Пруссии были почти полностью покорены, а христианство на захваченной территории распространялось ударными темпами. Теперь же с ведением священной войны были проблемы. Рыцари, которые воевали за веру, уже не могли оправдывать пролитую кровь «требованием Христа», поскольку им предстояло сражаться с христианами. И чтобы вырваться из этого порочного круга, орден обратился за помощью к наемникам. Поскольку им было все равно за кого воевать и против кого, главное — деньги. Впервые к этой практике ордену пришлось прибегнуть еще до того, как фон Книпроде стал великим магистром. Дело было в 1331 году, когда вспыхнул конфликт с поляками, исповедующими христианство. Естественно, крестоносцы отказались воевать против них. В общем, у «правильных» рыцарей в мировоззрении произошел фатальный разлом. Ведь они воевали ради идеи, а теперь ее не стало.

Болезненный процесс трансформации рыцарства проходил долго и мучительно. И фон Книпроде удалось его замаскировать. Он, по факту, выступил в роли обезболивающего, которое приглушает симптомы, но не искореняет причину. И при нем тевтонцы прибегли к новой практике — они стали не отвоевывать земли, а покупать их. Казалось бы, выход найден, но рыцари старой формации прекрасно понимали, что эти сделки — грех. Да, они не воевали с христианами (перед Богом чисты), но процедуры купли/продажи были еще хуже. Они грешили перед сами собой, наплевав, что называется, на «заветы» предков. В общем, если внешняя оболочка ордена являлась красивой и блестящей, то внутри он начал медленно, но верно гнить. И великий магистр ничего не мог с этим поделать.

Со временем тевтонцы стали торговать не только зерном и янтарем. К этому списку добавилось еще несколько пунктов. Взамен орден и его города получали ткани. Наиболее активно торговля велась с Португалией, Испанией и Англией. Казна наполнялась, повышался уровень жизни населения и, как следствие, вырастали налоги. Но на развитие бизнеса это влияло благосклонно. Например, во время правления фон Книпроде в одном только Данциге появилось более трех десятков разнообразных мастерских. Начался расцвет ремесел. 

Торговля благоприятно влияла и на укрепление политических связей с ближайшими соседями. Крупнейшие торговые города тевтонского ордена (например, те же Данциг и Кенигсберг), что называется, «подключились» к Ганзейскому союзу. И как успех – победа Ганзы над Данией. Формально сам орден в конфликте не участвовал, но его города, входившие в союз, оказались замешаны в войне. Поэтому великий магистр тоже вел войну – в основном, закулисную. И добился успеха. Поэтому после поражения Дании именно Тевтонский орден стал главным государством во всей Прибалтике.

Император Сигизмунд выступает посредником между Ягайло и Тевтонским орденом. Иллюстрация 1443 года

Все эти метаморфозы, происходившие с орденом, сильно отразились на его внутренней жизни. Главными стали торговцы, со своими идеалами, ценностями и мышлением. А рыцари… рыцарей стали воспринимать как некий «артефакт» живущий вне времени. И чтобы им вновь стать реальными, требовались дела, соответствующие первоначальным законам ордена. Но походы в земли язычников уже утратили былой статус. Теперь же они воспринимались как увеселительная прогулка для юных воинов, которым было необходимо пройти посвящение в рыцари. Но не делать этого тевтонцы уже просто не могли. По закону они были обязаны защищать народ от язычников и нести ответ перед церковью. Иначе орден банально лишался смысла своего существования. Позже, в очередной раз обостряло ситуацию Великое княжество Литовское. Как ни старались правители обоих государств, мирное соглашение быстро пришлось аннулировать. Тевтонцы и литовцы были друг у друга, словно кость в горле. В принципе, тоже самое можно сказать и про взаимоотношения рыцарей с поляками.

Тевтонцам жизненно необходима была связь со своим «филиалом» — Ливонским орденом. Иначе образование общерыцарского государства ставилось под сомнение. Литовцы и поляки это понимали. И им не нужно было мощное немецкое государство в соседях. Поэтому конфликт между этими странами оставался лишь вопросом времени. И главной ареной противостояния стала Куршская коса – узкая полоска земли, соединяющая между собой Курляндию и Самланд. Тевтонцы опасались, что противники могут в любой момент занять территорию и оборвать связь «головного офиса» с «филиалом». Но если раньше немцы воевали с язычниками за нужную территорию, то теперь им противостояла сильная Литва, которой руководили мощные и хитрые короли. Но до полной победы одной из сторон было еще далеко. А католическая Европа следила за ситуацией на востоке. Как-то Папа Римский написал императору Карлу IV: «Какой любви, какой милости и благосклонности заслуживает Немецкий орден, этот самый надежный оплот христианства, трудолюбивый сеятель христианской веры и славный покоритель неверных, в глазах правителей и всего христианского мира, то Твоя Светлость прекрасно поймет, узнав о великих делах членов этого ордена, и какие-либо советы с нашей стороны здесь были бы излишни». Тогда всей верхушке (да и населению) казалось, что могущество продлится вечно. Прусское государство вышло на пик, умело замаскировав внутренние процессы гниения.

Фон Книпроде не стало в конце июня 1382 года. После себя он оставил сильное государство, с которым считались в Европе. А его правление принято считать «золотой эпохой». Но после смерти великого магистра процессы распада ордена резко ускорились. А падение с вершины оказалось слишком быстрым.

На обочине истории

Спустя три десятилетия после смерти фон Книпроде орден получил мощный удар, от которого он, по сути, уже не сумел толком оправиться. Главные противники тевтонцев — Великое княжество Литовское и Польша — умело воспользовались временем затишья. Они поняли, что для победы над рыцарями им необходимо объединиться и нанести совместный удар. Этим трем государствам было слишком тесно на ограниченной территории.

Час Х настал в 1409 году, когда началась «Великая война» между орденом и объединенными войсками Польского королевства и Великого княжества Литовского.

Союзниками двигало желание вернуть свои земли, которые находились под властью ордена. Так, полякам была необходима территория, утраченная по договору еще от 1343 года. А литовцам — земли жемайтов, которые так и не смирились с немецкими хозяевами и неоднократно поднимали восстания. Договор, по которому жемайты отходили тевтонцам был подписан в 1403 году в Раченже. Также, немцы и литовцы никак не могли договориться, кому владеть Данцигом и Добжинской землей (Добринской), той самой, где когда-то появился Добринский духовно-рыцарский орден. Обстановка с каждым годом накалялась все сильнее. Противники уже не собирались «разруливать» все мирным путем. Было понятно, что рано или поздно, в Прибалтике вспыхнет кровопролитный конфликт с бескомпромиссным отстаиванием своих интересов каждой из сторон.

«Владислав Ягайло и Витовт молятся перед битвой», картина Яна Матейко

Это и произошло весной 1409 года. Жемайты в очередной раз подняли восстание против тевтонцев. И теперь на их стороне выступило Великое княжество Литовское. Тевтонский орден отреагировал жестко, заявив, что могут «нанести визит» литовским землям. Затем цепочка протянулась к Польше, которая ответила немцам в том же духе. Великому магистру Ульриху фон Юнгингену ничего не оставалось как объявить войну и Литве, и Польше. Произошло это событие шестого августа 1409 года. Конечно, глава ордена понимал, что у него нет шансов победить сразу двух таких мощных противников. Единственный выход — постараться разбить их поодиночке, не дав им шанса на объединение. План, конечно, не гарантировал стопроцентного успеха, но предоставлялся довольно перспективным. И начало войны для тевтонцев получилось удачным.

Первым делом рыцари вторглись на территории Великой Польши и Куявии. Здесь они сумели разрушить замок в Добжине, заняли Бобровники, Быдгощ и ряд других населенных пунктов. И только после этого поляки активизировались и в ходе нескольких столкновений сумели вернуть контроль над Быдгощем. Тут же «проснулись» жемайты, появившись под Мемелем (современная Клайпеда). На этом военные события и завершились. Стороны заключили мирный договор, который им всем был необходим. Произошло это при участии Римского короля Венцеля, решившего собственноручно урегулировать конфликт. Мирное соглашение по договоренности сторон действовало до двадцать первого июня 1410 года. Но все прекрасно понимали, что как только истечет «срок годности», война продолжится. Поэтому противники принялись наращивать силы для решающей стадии противостояния. 

Ульрих фон Юнгинген, понимая, что текущий расклад не в его пользу от слова «совсем», решил привлечь на свою сторону помощников. Первым делом он сумел заручиться союзным договором (заплатив за это весьма впечатляющую сумму в триста тысяч дукатов и показав перспективы присоединения Молдавского княжества) с Сигизмундом Люксембургом – королем Венгрии. Этот ход позволил великому магистру положительно настроить к себе многих западноевропейских лидеров. Сигизмунд же, «отрабатывая» полученные деньги, попытался вбить клин между поляками и литовцами путем дипломатических хитростей. И взялся за обработку великого князя литовского Витовта. Он пообещал ему королевскую корону, чтобы вызвать конфликт между ним и польским королем Ягайло. Но Витовт на провокацию не поддался. Так что, Сигизмунду оставалось только готовить войска для грядущего кровопролития.

Витовт

А великий магистр тем временем «заманил» под тевтонские знамена довольно внушительное количество наемных солдат. Деньги у ордена были, поэтом финансовая сторона вопроса магистра не особо волновала. Заодно фон Юнгинген заваливал «спамом» дипломатов христианских стран, в котором(нет, он не предлагал реальный способ заработать) поливал грязью глав Польши и Литвы, обвиняя их в различных грехах и вообще, не богоугодном поведении. Для полноты картины стоит сказать, что Ягайло с Витовтом поступали точно также, стараясь повесить на немца всех собак. В той информационной войне более успешным оказался Ульрих. Дело в том, что свои послания он, чаще всего, подкреплял денежным презентом. Поэтому на стороне ордена в конфликте выступил и вышеупомянутый Венцель. Получив от великого магистра «подъемные», он заявил, что Жемайтия – территория крестоносцев и все жаждущие обязаны отказаться от своих на нее претензий. Естественно, Литва с этим была категорически не согласна. Осознав, что откровенно «свистеть в одну сторону» слишком опасно, Венцель призвал тевтонцев вернуть Ягайло Добжинскую землю. С таким раскладом был же не согласен фон Юнгинген. А Витовт тем временем благодаря тонкому расчету и мастерски разыгранной дипломатической партии сумел отгородить от предстоящей войны Ливонский орден. Таким образом, великий князь мог какое-то время не беспокоиться о том, что «филиал» изначально будет помогать своему «головному офису». В общем, змеиный клубок копошился как мог.

В конце 1409 года Ягайло с Витовтом сумели найти точки соприкосновения по войне с тевтонцами. Они действовать не поодиночке, чтобы каждый старался перетянуть одеяло на себя, а объединив силы. Ягайло и Витовт понимали, что их единство – главный залог успеха. А объединенная могучая армия должна была направиться сразу же к Мариенбургу. Король и князь рассудили здраво, решив нанести удар прямо в сердце ордену.

Причем, что интересно, ни фон Юнгинген, ни его военачальники не догадались о том, что им в челюсть летит объединенный польско-литовский кулак. Немцы считали, что их противники начнут атаку с двух фронтов, поэтому решили готовиться к вторжению. По из предположению, поляки должны были появиться у Вислы и направиться к Данцигу, а литовцы — двинутся к Рагниту. И Ульрих фон Юнгинген решил сосредоточить силы ордена близ крепости Швец (сейчас — Свеце), из которой войско могло оперативно среагировать на появление противника с любого направления. При этом великий магистр распорядился распределить внушительные силы в крепостях, расположенных на востоке государства. Польско-литовская разведка сообщила Ягайло и Витовту о намерениях немцев и те решили, «не разочаровывать» фон Юнгингена. Поэтому организовали несколько демонстративных набегов на пограничные земли. Этот ход позволил держать тевтонцев в напряжении. Тем не менее, в активную фазу война перешла лишь к концу весны 1410 года. В Гродно собралось войско Великого княжества и к нему примкнули союзники, в том числе, татарские всадники.

Ян Матейко. «Грюнвальдская битва». 1878

В начале июня армии Польши, Литвы и их союзников соединились близ города Червень. И после этого объединенные силы направились к сердцу ордена — Мариенбург. После нескольких стычек, в июле произошла главная битва Великой войны. Пятнадцатого числа 1410 года возле Грюнвальда в решающем сражении столкнулись тевтонцы и их противники.

Причем первыми на поле боя прибыли тевтонцы. Ульрих фон Юнгинген сумел предугадать маршрут противника и перекрыл ему путь. Форой по времени великий магистр распорядился умело. Были укреплены позиции, приготовлены ловушки («волчьи ямы»), расставлена артиллерия, а также лучники с арбалетчиками.

В той решающей битве тевтонцев подвела самоуверенность. Ягайло оказался мудрее своего оппонента. Не подвел и Витовт, который первым атаковал немецкие позиции. В ходе битвы тевтонцы, посчитав, что сумели разбить литовцев, поэтому кинулись за отступающим противником. Вот только эта погоня завершилась для многих рыцарей, разрушивших боевой порядок, фатально. Они были окружены и перебиты. Есть версия, что Витовт специально дал сигнал к отступлению, чтобы заманить врагов в ловушку. Мол, такой тактический ход он позаимствовал у Золотой Орды. Правда это или нет — неважно. Главное — результат. А он был в пользу литовцев. Им соответствовали и войска Ягайло. Битва тевтонцев с поляками получилась особенно жестокой, но последние оказались сильнее. Окончательный перелом в пользу Ягайло произошел после гибели великого магистра, а также нескольких его военачальников. После этого армия ордена, утратив силы и боевой дух, начала отступление. 

Итог: орден потерпел сокрушительное поражение. В общей сложности, на поле боя осталось около трети всей тевтонской армии. Союзники, хотя и одержали важную победу, заплатили за нее очень высокую цену. Но все же Ягайло с Витовтом решили не отказываться от первоначального плана и подошли к Мариенбургу.

Отдых продлился три дня, после чего потрепанное войско направилось к тевтонской столице. У стен Мариенбурга Ягайло и Витовт оказались двадцать пятого июля. Захватить крепость с ходу у них не получилось. Не увенчались и последующие попытки. Озлобленные немцы крепко держали оборону. В конце концов, осада, продлившаяся два месяца, была снята. Интересно, что на полноценный штурм союзники за все это время так и не отважились. Они прекрасно понимали, что слишком велика вероятность одержать пиррова победу. Надо сказать, что не только нерешительность Ягайло и Витовта в тот конкретный раз спасла орден от полного разгрома. Большую роль сыграл комтур Свеце Генрих фон Плауэн. Он сумел объединить раздробленные отряды тевтонцев и подготовить их к обороне паникующего города. Поскольку ситуация была критической, часть жителей Мариенбурга (как и других населенных пунктов), что называется, «переобулась» и присягнула на верность Ягайло. И фон Плауэн выступил в роли последней надежды ордена. И со своей миссией он справился. А в ноябре 1410 года фон Плауэн стал новым великим магистром.

В феврале 1411 года противники мирный договор в городе Торунь. Орден вернул захваченные ранее земли, а также выплатил контрибуцию. А Великое княжество Литовское официально закрепило за собой Жемантию.

Спасение фон Плауэном столицы лишь отсрочило окончательное падение ордена. Внутри самого государства начались раздоры. Великого магистра заставили отречься уже в 1414 году. Немецкий историк Генрих фон Трейчке писал: «…сила, единственный рычаг государственной жизни, ничего больше не значила для его рыцарей, а с падением Плауэна послужила и моральному поражению ордена».

Следующий удар орден получил в середине пятнадцатого века. Появление Прусского союза в 1440 году спровоцировало новую войну, вошедшую в историю под названием «Тринадцатилетняя». Тевтонцы вновь потерпели поражение. Но на сей раз «легким испугом» отделаться не получилось. В 1466 году был заключен мирный договор, по которому орден признал себя вассалом Польши. Но еще за девять лет до этого события столицы тевтонцев переехала в Кенигсберг, поскольку во время войны Мариенбург был продан польскому королю Казимиру Ягеллону. И тот триумфально въехал в бывшую столицу ордена в июне 1457 года.

«После Грюнвальдской битвы», А. Муха, 1924

Но так или иначе, орден сумел «проскрипеть» вплоть до 1525 года. А потом великий магистр Альбрехт Гогенцоллерн перешел в протестантство, объявил о секуляризации прусской территории ордена и сложил с себя полномочия великого магистра. План, разработанный Мартином Лютером и поддержанный Польшей, сработал. На месте ордена появилась Пруссия, а столица ордена в переехала в Бад-Мергентхайм. По сути, на этом история тевтонцев и была завершена. Хотя формально орден продолжал существовать, никакой роли он уже не играл. А официально распустили его в 1809 году.

* * *

Правда, уже в 1834 году году Тевтонский орден внезапно возродился. Этой реинкарнации активно способствовал австрийский император Франц I. Но, конечно, былых высот он уже не мог достичь. Да, собственно, и не пытался, поскольку был сильно ограничен в правах и возможностях. Поэтому новые тевтонцы начали все с нуля. Как и в далеком двенадцатом веке орден взялся за благотворительность и лечение больных.

Вид через Прегель на Старый город и Королевский замок в Кенигсберге

Когда к власти пришли нацисты, орден вновь прекратил свое существование. Декрет о его ликвидации был формально аннулирован только в 1947 году. Сначала он появился в Германии и Австрии. Затем (после распада советского блока) тевтонцы открыли филиалы в чешских Моравии и Богемии, Словении, а также в некоторых других восточноевропейских странах. Добрались они и до США. Резиденция великого магистра находится в Вене. Здесь же хранится библиотека ордена, а также располагается казначейство. Место рыцарей в ордене заняли сестры. Монахини обслуживают больницу в австрийском городе Фриза, и санаторий в Кельне. Также сестры работают в медицинских учреждениях еще нескольких немецких и австрийских городов.

В заключение несколько слов о столицах ордена. Кенигсберг превратился в российский Калининград. Город и провинция Восточная Пруссия отошел к Советскому Союзу после поражения Германии во Второй мировой войне. А современной название появилось в 1946 году.

Что же касается Мариенбурга, то после того, как в город въехал польский король, он оставался одной из резиденций монархов до 1772 года. Но упадок замка начался раньше, после нашествия шведов. Вспомнили о бывшей столице ордена и нацисты. А во время Второй мировой войны Мариенбург был полностью разрушен.

Реконструированный Мариенбург

Но польские власти восстановили замок. А после 2016 года был заново отстроен и собор.


© Павел Жуков

Ты припомни, Россия,
Как все это было:
Как полжизни ушло
У тебя на бои,
Как под песни твои
Прошагало полмира,
Пролетело полвека
По рельсам твоим.

***

Ежегодно (с 2014 года) в Российской Федерации отмечается мемориальная дата, посвящённая памяти всех тех воинов, которые не вернулись с фронтов, и прах которых продолжает оставаться безымянным. Речь идёт о такой мемориальной дате как День Неизвестного солдата – 3 декабря.

Этот день был выбран совсем не случайно. Именно 3-го декабря 1966 года в Александровском саду у Кремлёвской стены был захоронен прах Неизвестного солдата, который ранее покоился в братской могиле в районе въезда в Зеленоград. В свою очередь то событие (перезахоронение) было приурочено к 25-й годовщине разгрома гитлеровских захватчиков в боях под Москвой. Этот разгром вошёл в историю как первое крупное поражение нацистских войск во Второй мировой войне, и стал сигналом для тех, кто в Берлине ещё продолжал верить «блицкриг».

О том, как было обнаружено захоронение красноармейцев в Зеленограде.

Осенью 1963 года ученики одной из местных школ обнаружили в лесу провал грунта. За осевшими краями земли были видны человеческие останки. Школьники решили взять из стихийной могилы несколько костей и черепов с той целью, чтобы показать их своему учителю биологии. Впоследствии о находке дети сообщили директору школы Юрию Воробьёву, который сам был фронтовиком. Далее началось официальное расследование, в котором принимали участие сотрудники военкомата Ленинградского района города Москвы. В ходе исследования захоронения были обнаружены 11 тел красноармейцев. 

После осуществления необходимо процедур было решено осуществить перезахоронение останков воинов, погибших в боях под Москвой. Гробы с прахом защитников столицы были выставлены в той самой школе, учащиеся которой и обнаружили останки погибших. Это событие вызвало широкий общественный резонанс, и на церемонию прощания с погибшими в 1941 году бойцами пришли тысячи местных жителей. 

Погибшие неизвестные солдаты были захоронены на 40-м км Ленинградского шоссе. А в том самом 1966 году прах одного из захороненных красноармейцев и было решено перезахоронить у Кремлёвской стены, где впоследствии (в мае 1967 года) был зажжён Вечный огонь. Прах был помещён в специальный титановый гроб, который был сделан на зеленоградском машиностроительном заводе «Элион». Гроб был увит лентой, которую сегодня принято называть георгиевской, а тогда её ассоциировали с лентой солдатского ордена «Славы». 

На твоих рубежах
Полыхали пожары.
Каждый год - словно храм,
Уцелевший в огне.
Каждый год - как межа
Между новым и старым.
Каждый год - как ребенок,
Спешащий ко мне.

***

8 декабря 1997 года в Александровском саду был учреждён пост №1.

Этот пост хранит память о всех тех воинах, которые сложили головы за Отечества, и чьи имена, к сожалению, так и не удалось установить. Говоря о Неизвестном солдате, прах которого покоится в Александровском саду, историки высказывают предположение относительно того, что останки могут принадлежать одному из бойцов 354-й стрелковой дивизии. Именно возле деревни Крюково красноармейцы этой дивизии, которая формировалась под Пензой, и приняли свой первый бой. 

Могила Неизвестного солдата стала местом поклонения для миллионов людей, включая и тех, кто до сих пор ничего не знает о месте упокоения своих родственников, павших в годы Великой Отечественной войны. Могила Неизвестного солдата и горящий Вечный огонь – это и память о большой войне, которая коснулась практически каждой семьи, живущей в России и на всём постсоветском пространстве.


Я люблю и смеюсь,
Ни о чем не жалею.
Я сражался и жил,
Как умел - по мечте.
Ты прости, если лучше
Пропеть не умею.
Припадаю, Россия,
К твоей красоте!

***

Источник

В продолжении темы.

Капитан 1-го ранга Александр Иванович Казарский ехал в Николаев. Блестящий офицер, герой войны, а ныне флигель-адъютант императора, он теперь должен был выполнить обязанности ревизора в обширном хозяйстве Черноморского флота. По степени риска и опасности для жизни его задача могла сравниться с миссией лейтенанта Ильина в Чесменском сражении.

Бриг «Меркурий», атакованный двумя турецкими кораблями. Картина кисти И. К. Айвазовского, находится в Феодосийской картинной галерее

Как и прославленному командиру брандера, Казарскому предстояло проникнуть во враждебное окружение и нанести своей проверкой решительный эффективный удар по казнокрадам. Ильин сражался против турок, Казарскому же предстоял «бой» с лицами, облаченными в ту же форму, что и он. В ночь Чесменской виктории лейтенанта Ильина встречали мушкетными залпами, капитана 1-го ранга ждали приторно вежливые лица «деловых людей» в эполетах. И пока никто не знал, что впереди: победа или поражение. Пылили по майской степи почтовые – Александр Иванович Казарский ехал в Николаев. Была поздняя весна 1833 года.

Адмиральское береговое братство

Пока на высоких государственных орбитах менялись императоры и министры, а очередная и победная война с Османской империей пронеслась недалекой грозой, верфь на Ингуле жила своей размеренной кораблестроительной жизнью. Из Петербурга приходили предписания и циркуляры, в обратном направлении с фельдъегерской скоростью летели рапорты о новых кораблях и новых расходах. Причем мощь и количественный состав флота увеличивались не столь лавинообразно, как объем испрашиваемых для этого средств.

К судостроительным делам был привлечен частный капитал из Одессы и Херсона, что вскоре придало всему происходящему известный колорит. Деловые люди, такие, например, как одесский купец Михель Шоломович Серебряный и херсонский предприниматель Маркус Варшавский успешно интегрировались в существующий порядок. Перефразируя цитату из неувядающего «Золотого теленка», можно сказать, что «вокруг Адмиралтейства кормилось несколько частных акционерных обществ».

Предпринимателям оказывалось содействие на самом высоком флотском уровне. Неоценимую помощь в создании непринужденной деловой обстановки, споспешествуя нужным знакомствам, оказывала гражданская супруга Главного командира Черноморского флота Юлия Михайловна. Однако усилия этой незаурядной и энергичной женщины могли быть и не столь действенными, не окажись у нее единомышленников из числа прямых подчиненных Алексея Самуиловича Грейга.

Внушительной фигурой на фоне иных персон и персонажей выделялся обер-интендант флота контр-адмирал Николай Дмитриевич Критский. Через него решался огромный перечень вопросов финансово-имущественного характера, к его кабинету выстраивались внушающие уважения очереди чиновников и подрядчиков. Подписью Николая Ивановича заверялись самые серьезные бумаги, потому она ценилась высоко и стоила дорого – в самом прямом смысле этого слова.

Контр-адмирал Критский был по происхождению грек. Его отец, как многие морейские повстанцы, покинул родину после окончания русско-турецкой войны 1768–1774 гг. Родом он был с острова Крит, поэтому сын получил соответствующую «географическую» фамилию. Юный Николай Критский был определен в специально созданный кадетский корпус для чужестранных единоверцев, в 1794 году стал гардемарином, а в 1796-м – мичманом.

Разумеется, молодого человека определили на службу в Черноморский флот. Критский проходил службу на разных кораблях, принимал участие в средиземноморской кампании русско-турецкой войны 1806–1812 гг. Так получилось, что назначенный в 1816 году Главным командиром Черноморского флота и портов Алексей Самуилович Грейг приметил способного и, главное, исполнительного офицера.

Постепенно Главный командир приближает Критского к себе. К 1827 году, то есть перед началом русско-турецкой войны 1828–1829 гг. Николай Дмитриевич состоял при Грейге офицером для особых поручений и вне очереди получил звание капитана 1-го ранга. Злые языки, впрочем, вполголоса, утверждали, что своей успешной и перспективной карьерой при вице-адмирале Грейге Критский обязан был дружеским отношениям с Юлией Михайловной. Самые смелые комментаторы и обозреватели светской жизни провинциального Николаева убеждали своих слушателей в существовании чуть более тесной связи между Николаем Ивановичем и гражданской женой Грейга.

Так ли это было или иначе, остается на совести тогдашних сплетников, но командующий был явно благосклонен к своему порученцу. С началом войны Грейг дает возможность Критскому проявить себя не только на штабном, но и на военном поприще.

В 1828 году, получив под командование отряд кораблей в составе двух фрегатов, корвета, бригантины и катера, Критский осуществил набег на небольшое прибрежное поселение Инаду на румелийскому берегу. Согласно последующему рапорту, Критский во главе десанта высадился на берег, выбил турок из занятого ими укрепления, взял в качестве трофеев несколько пушек и в довершение списка славных дел взорвал неприятельский пороховой погреб. Тактический успех был превращен в решительный штурм чудесно образовавшейся в заштатном поселении крепости, завершившийся блестящим успехом. Николаю Дмитриевичу была пожалована золотая сабля «За храбрость».

К слову сказать, адмирал Иван Алексеевич Шестаков в своих воспоминаниях описал свое посещение Инады в 70-х гг. XIX века во время составления им Лоции Черного моря. Не без язвительной иронии Шестаков рассказывает о безуспешных поисках хоть какого-то намека на существование крепости или же, на худой конец, форта, взятого с «шумной реляцией».

«Париж» – линейный корабль Черноморского флота, спущен на воду в 1826 г.

Тем не менее имя Критского уже замелькало на листах приказов и распоряжений. Как отличившегося офицера Грейг назначает его командиром новейшего 110-пушечного линейного корабля «Париж». Возможно, выбор этот был сделан неспроста. Когда император Николай I прибыл на театр боевых действий, то поднял свой флаг именно на этом корабле. На некоторое время «Париж» стал фактически штабным кораблем, и командовать им было делом не только почетным, но и ответственным.

Справиться с подобной задачей было нелегко, поскольку кроме Николая I на «Париже» базировалась большая и по-столичному капризная императорская свита. Однако Критский успешно сыграл щекотливую и деликатную роль фактического квартирмейстера первого лица государства. Николай Дмитриевич оставил у находившихся на борту самые благоприятные впечатления, показав себя умелым, исполнительным и расторопным командиром и хозяйственником.

Николай I запомнил командира «Парижа». По окончании русско-турецкой войны 1828–1829 гг. Критский заступил на должность обер-интенданта Черноморского флота, а в 1832-м Николай Дмитриевич получил эполеты контр-адмирала. От перспектив, если уметь широко и непринужденно смотреть на вещи, захватывало дух. Ведь непосредственный начальник обер-интенданта руководил не только флотом и его инфраструктурой. В подчинении Главного командира находились и все морские порты Черного и Азовского морей.

А где порты, там и торговля с сопутствующим оборотом капитала. Учитывая, что основной предмет экспорта России того периода – зерно – шел на отгрузку в основном на юг, можно было представить, какие суммы крутились в этом финансовом круговороте. В портовых вопросах столкнулись интересы новороссийского губернатора графа Воронцова и руководства Черноморского флота.

Стремясь упрочить свои позиции, Воронцов начал укреплять свою власть в отдаленном от Николаева и Одессы Таганроге, расставив на ключевые посты своих людей. Однако Грейг и его ближайшее окружение парировали удар, расширив портовую инфраструктуру. Дело в том, что ни власти Таганрога, ни даже сам Воронцов не могли распоряжаться немалыми денежными средствами, поступавшими от таможенных сборов в городе. Битва за Таганрог продолжалась с переменным успехом вплоть до отставки Грейга.

Удивительные явления происходили и в кораблестроительном процессе. Постепенно монополия по продаже леса на Ингульскую верфь сосредоточилась в руках одесского эффективного собственника купца Федора Рафаловича. То, что господин Рафалович был дальним родственником по-хозяйски распоряжавшейся в адмиральском доме Юлии Михайловны, разумеется, можно отнести к категории чудесных совпадений.

Стоимость постройки кораблей на частных верфях господ Серебряного, Варшавского и других талантливых менеджеров южных губерний империи разительно отличалась от стоимости подобных кораблей на казенной. Петербург же просили увеличить финансирование, поскольку выделяемых средств не хватало.

В декабре 1829 года император Николай I утвердил кораблестроительную программу для Черноморского флота. В первую очередь к закладке на казенных верфях Николаева предполагались один 120-пушеный линейный корабль, два корвета, два транспорта, два брига и пароход «Громоносец». Несмотря на затребованное значительное финансирование, первая часть программы была сорвана – на воду в 1830 году удалось спустить только два брига. Остальные корабли первой очереди вступили в строй со значительным опозданием – на год и на два.

В то же время на частных верфях, принадлежавших Серебряному и Рафаловичу, были заложены два 60-пушечных фрегата «Энос» и «Бургас», расходы на которые превышали стоимость линейного корабля. Ситуация на Черноморском флоте оставалась довольно специфической. Петербург, отпуская на развитие своих военно-морских сил огромные суммы, требовал от Грейга отдачи. Тот в январе 1832 года ответил встречным предложением: передать частным верфям подряд на строительство четырех линейных кораблей, мотивируя тем, что потенциал казенных верфей совершенно недостаточен. А если император Николай I пожелает увеличить численность флота, то Его Величество может продлить срок службы кораблей.

В 1832 году Грейгу было приказано готовить корабли флота к Босфорской экспедиции для оказания помощи попавшему в щекотливое положение султану, боровшемуся с египетским мятежом. Грейг отписал в столицу, что кораблей, пригодных для похода, очень мало, а сам он не может возглавить предприятие – по нездоровью. Ресурс Высочайшего терпения подошел к концу, и дела «адмиральского берегового братства» решено было как следует проверить.

К нам едет ревизор!

Одним из первых шагов к оздоровлению ситуации на Черноморском флоте стало назначение в 1832 году Михаила Петровича Лазарева на должность начальника штаба. Его приняли на новом месте не очень радушно – пришелец с Балтики был совершенно чужд уже сложившимся и устоявшимся на юге схемам. В сложных отношениях был Лазарев и с самим Грейгом. Считается, что именно Лазарев начал настойчиво требовать у Петербурга ревизора с целью доскональной проверки хозяйственных и финансовых дел на флоте. Лазарев бомбардировал письмами близкого к царю князя Меншикова, и очень скоро Николай I принял такое решение.

Портрет флигель-адъютанта А. И. Казарского. Художник Дементьев Игорь Николаевич, руководитель студии художников-маринистов при ЦВММ

Его выбор пал на флигель-адъютанта капитана 1-го ранга Александра Ивановича Казарского. Овеянный славой за бой находившегося под его командованием брига «Меркурий» с двумя турецкими линейными кораблями, Казарский долгое время служил на Черноморском флоте и хорошо знал его изнутри. Служа там в невысоких чинах, Казарский, разумеется, не имел отношения к деятельности военно-финансовой группы, возглавляемой Юлией Михайловной, контр-адмиралом Критским и известной группой эффективных собственников. Можно также было рассчитывать, что многие бывшие сослуживцы поделятся с ним информацией в неформальной обстановке. Сам же Александр Иванович во время ревизии подчинялся Михаилу Петровичу Лазареву лично.

Огромную роль в назначении Казарского для проверки сыграли его личные качества, из которых современники, кроме всего прочего, выделяли честность и неподкупность. Это была не первая ревизия, которую предстояло провести Казарскому: до этого он выполнял подобные поручения в Саратовской, Нижегородской и Симбирской губерниях. В ходе проверок Александром Ивановичем были вскрыты многочисленные хищения и злоупотребления, получен обширный опыт ревизионной работы.

Миссия капитана 1-го ранга на юге не афишировалась. Официально императорский флигель-адъютант прибыл сюда для обеспечения снаряжения Босфорской экспедиции, которую из-за «недомогания» Грейга должен был возглавить Лазарев. Казарский прибыл в Николаев в начале 1833 года, но пока не как ревизор, а как лицо, обеспечивающее снаряжение Босфорской экспедиции. Флот отбыл к Босфору в конце февраля 1833 года, а Казарский, отрапортовав в столицу о выполнении официального задания, приступил к осуществлению главной миссии.

Капитан отправился в Одессу, где занялся ревизией местного порта. Попутно он собирал материал и на группу Витман-Критского сотоварищи. Масштабы вскрытых махинаций были столь велики, что причастные к делу комбинаторы, в мундирах и без, начали серьезно волноваться. Их неспокойное состояние еще более усугубилось, когда стало известно, что за успешное окончание Босфорской экспедиции Михаил Петрович Лазарев получил звание вице-адмирала с одновременным присвоением чина генерал-адъютанта и сравнялся с Грейгом в чинах. Ясно было, кто в скором времени возглавит Черноморский флот вместо заболевшего Грейга.

Казарский же в начале июня 1833 года направился в Николаев. О последних неделях жизни прославленного офицера сохранилось мало информации, вполне вероятно, из-за того, что ее распространение было бы для многих фактом весьма неудобным. В 1886 году солидный отечественный журнал «Русская старина» опубликовал воспоминания Елизаветы Фаренниковой, чья семья была дружна с Казарским и его близкими. В статье от лица Фаренниковой было рассказано о последних днях жизни Александра Ивановича.

Направляясь в Николаев, Казарский остановился у Фаренниковых, проживавших в небольшом имении в двадцати пяти верстах от города. Елизавета Фаренникова отмечала в своих записях, что гость находился в задумчивом и даже подавленном состоянии. Обращает на себя оброненная им фраза: «Не по душе мне эта поездка. Предчувствия у меня недобрые». Кроме того, Казарский настоятельно просил приехать к нему «в четверг» в Николаев – с целью получения «дружеского совета». «В случае не дай Бог чего, я передам вам многое». Что скрывалось под емким понятием «многое», так и осталось загадкой.

Дело в том, что в четверг, 16 июня, у капитана 1-го ранга и бывшего командира брига «Меркурий» был день рождения. Казарский поехал в Николаев, а утром в четверг 16 июня 1833 года к Фаренниковым примчался посыльный с известием, что Александр Иванович умирает. Не щадя лошадей, супруги приехали в город и застали друга своей семьи уже в агонии. Спустя полчаса он скончался.

Как позже выяснилось, прибыв в Николаев, Казарский, за неимением места в гостинице, остановился у некоей немки, где и столовался. Видно было по описанию, что он старался соблюдать меры предосторожности: перед употреблением пищи просил хозяйку первой пробовать ее на вкус. Во время совершения необходимых визитов Казарский нигде ничего не ел и не пил.

Однако, находясь в гостях у супруги капитан-командора Михайлова, не смог отказать ее дочери, поднесшей гостю чашку кофе. Беседуя с хозяевами, Казарский выпил кофе. А потом ему резко стало плохо. Вернувшись домой, Александр Иванович обратился за помощью к штабс-лекарю Петрушевскому, который, по мнению Елизаветы Фаренниковой, был посвящен в заговор. Доктор усадил Казарского в горячую ванну, из которого его вытащили уже в критической состоянии.

Могила Александра Ивановича Казарского на старом городском кладбище в Николаеве у церкви Всех Святых.

Многие отмечали, что уже к вечеру тело капитана почернело, у него начали выпадать волосы. Два дня спустя, при большом стечении народа, состоялись похороны. Присутствовавшие не скрывали мнения, что прославленного офицера отравили. Как позже писали в своих исследованиях криминалисты, например, Евгений Баринов, описанные симптомы агонии Казарского могут свидетельствовать об отравлении его ртутью и фосфором в больших дозах. Наспех организованное адмиралом Грейгом следствие результатов не дало, выдвинув версию смерти от гриппа.

Смерть Казарского была столь неожиданной, что, явно потрясенный ею, Николай I поручил разобраться в деле шефу корпуса жандармов генералу графу Бенкендорфу. Тело флигель-адъютанта было эксгумировано, а его внутренние органы отправлены на экспертизу в Петербург. Каковы были результаты экспертизы – неизвестно.

Уже в октябре 1833 г. Бенкендорф передал императору докладную записку, в которой излагалась еще одна версия смерти Казарского. Согласно ей, флигель-адъютант был отравлен из-за некой шкатулки с семейным наследством стоимостью 70 тысяч рублей, которая после его смерти была якобы разграблена городским полицмейстером. Понимая, что дело не в мифической семейной шкатулке, а в настоящем ящике Пандоры, который собирался открыть Казарский, Николай I приказал своему доверенном лицу князю Меншикову докопаться до истины.

Однако и расследование Меншикова результатов не дало. Возможно ли допустить, что, осознав, какие глубокие и мрачные бездны раскрываются перед ними, ни князь, ни даже император не решились заглянуть в них? Полное разоблачение части руководства Черноморского флота, сросшегося с торгово-финансовым капиталом южных портовых городов, могло привести к резонансным и опасным событиям. А до массовых чисток военного и административного аппаратов тогда еще было далеко.

Адмирал Алексей Самуилович Грейг вскоре вышел в отставку и продолжил активную государственную и экономическую деятельность уже в столице, где председательствовал в комиссии по разработке проекта Пулковской обсерватории и возглавлял Императорское Вольное экономическое общество, сменив на этом посту уже известного нам адмирала Николая Семеновича Мордвинова.

Назначенный на должность Главного командира Черноморского флота и портов Михаил Петрович Лазарев открыл новый этап в истории николаевского кораблестроения. Но это уже другая история.

Продолжение следует…

© Денис Бриг

Начало повествования - в "Предисловии".

Ход повествования:

"Другой ленд-лиз. Dodge WC-51"
"Другой ленд-лиз. «Willys МВ» как один из символов войны"

Продолжая разговор о поставках автомобилей в СССР, мы вышли на ещё один автомобиль-легенду. Да не просто автомобиль, а три его ипостаси, которые находятся в экспозиции музея военной техники УГМК в Верхней Пышме. Окруженные любовью и заботой знаменитые американские "Джимми" сегодня наши герои. 

Большинство читателей, даже не интересующихся военной техникой, знают эту машину по многочисленным голливудским боевикам. Более того, многие даже видели этот автомобиль в российских и зарубежных музеях и кадрах военной кинохроники. Видели... и не увидели.

В предыдущей статье мы рассказали о легендарном джипе. А еще был не менее легендарный CMC CCKW-352/353, он же "Джимми", самый массовый военный грузовик Второй мировой. Наряду с "Джипом", это и была та самая "рабочая лошадка" армии США.

Количество этих автомобилей, произведенных автомобильной промышленностью США поражает. 562 750 единиц! По количеству это больше, чем каждая из компаний-производителей «Виллисов» («Виллис» и «Форд»). Правда по общему количеству автомобилей «Виллисов» выпущено все же больше. А металла пошло больше на «Джимми», так что производственный такой паритет у нас.

"Джимми" (есть и ещё одно солдатское название автомобиля — "два с половиной") существовал во многих ипостасях. От обычного грузовика, хотя слово «обычный» тут принять сложно, до передвижной операционной. От самосвала до перевозчика авиабомб. Поистине, универсал до мозга костей. Автомобиль для всего.

Начало истории этого автомобиля следует искать не в конструкторских бюро автозаводов, а в Пентагоне. Именно военное ведомство США в конце 30-х годов прошлого века окончательно утвердило классы военных автомобилей.

Основным и универсальным тактическим грузовиком должен был стать автомобиль грузоподъемностью 2,5 американских тонны (2270 кг) и с колесной формулой 6x6. Помимо перевозки грузов и личного состава, автомобиль мог служить и тягачом для легкой полевой артиллерии.

Уже по названию автомобиля видно, что разработкой и производством грузовика занималась корпорация General Motors. Первый серийный автомобиль, естественно, появился в отделении этой корпорации компании Yellow Truck & Coach в 1940 году. Это был грузовик GМС ACKWX-353. 

Сразу возникает вопрос о цифрах 352/353. Материал вроде о 352-м, а рассказ о 353-м. Всё дело в разной длине шасси. Об этом ниже. А пока о первом серийном "Джимми". 

Машина имела универсальную грузовую платформу и, пока что, кабину коммерческого типа, радиатор которой был защищен решеткой. Для армии США было построено 2466 единиц.

Что интересно, новый грузовик почти сразу вызвал интерес у европейских потребителей. Из Парижа прибыла военная делегация. которая после проведения испытаний подписали договор о поставке французской армии 1000 таких автомобилей.

Увы, но французам не повезло. Началась Вторая мировая и Франция была оккупирована. Но "французская тысяча" не потерялась в американских прериях. Машины были поставлены в Англию.

Американцы же в это время модифицировали грузовик. Появилась действительно военная машина GMC CCKWX-353. Для неспециалиста достаточно сложно понимать весь этот набор букв и цифр. Поэтому стоит расшифровать буквенные обозначения американских машин.

Итак, GMC. Это понятно. General Motors Corporation, собственно название производителя и название автомобиля.

Первая буква — год модели (А — 1940 г., С — 1941 г.). 
Вторая — тип кабины (С — капотная, F — над двигателем). 
Для коммерческих моделей этого было достаточно.

Но для военных автомобилей пришлось добавить еще буквы. Так, литера К обозначает приводной передний мост, W — что автомобиль имеет три оси, X — что на машине стоит "неродная" трансмиссия. Цифровой индекс — код шасси, и чем тяжелее была модель, тем цифра была выше.

Новый автомобиль действительно стал военным. Внешность стала более аскетичной. Обитаемая часть кабины осталась прежней, а вот капот и крылья получили упрощенную форму. Иным стал и бампер — в виде массивного бруса. Автомобили комплектовались 6-цилиндровым карбюраторным двигателем GMC 270 объемом 4416 куб. см. и мощностью 94 л. с.

Мощности корпорации позволяли выпускать совершенно безумное для того времени количество автомобилей. С октября 1940-го по февраль 1941 года было изготовлено 13 188 единиц. Большая часть автомобилей имела базу 4166 мм. Но были среди них 250 автомобилей, которые предназначались для артиллерии. Артиллерийские тягачи.

Эти машины имели более короткую базу — 3683 мм. Кстати, их появление "убило" букву "Х" в названии. Именно эти автомобили, после некоторой модернизации в феврале 1941 года и получили обозначение CCKW-352. В дальнейшем, по ленд-лизу в СССР поставлялись по большей части именно такие автомобили.

С этого момента и началось массовое серийное производство. В 1943 году было изготовлено 130 843 автомобиля. Это был пик выпуска описываемого автомобиля. В том же году к выпуску GMC CCKW подключили отделение Chevrolet, а фирму Yellow Truck & Coach преобразовали в отделение GMC Truck & Coach.

Две странные штуковины на панели приборов — это подсветка. Она выполнена снаружи панели, а не привычно нам внутри прибора.

В ходе производства в конструкцию не раз вносились различные изменения, но на внешнем виде это практически не отразилось. С апреля 1943 года грузовики получили кабину с мягким верхом, названную "тропической". Правда, это было вызвано, в первую очередь, дефицитом металла, а не особенностью климата.

Каждый четвертый грузовик был оснащен кольцевой турелью для установки пулемета, которая располагалась на крыше кабины. 

В 1941-1943 годах выпускался вариант модели GMC CCKW-353 с неведущей передней осью. Он обозначался как GMC CCW-353 и поставлялся, главным образом, по Ленд-лизу. Всего изготовили 23 500 таких машин.

С июля 1943 года металлические кабины были заменены брезентовыми, с матерчатыми дверями и боковыми окнами из прозрачного пластика. Такая кабина по сравнению с металлической имела два серьезных преимущества — во первых, она уменьшала потребление дефицитного металла, во-вторых, уменьшала полную высоту и объем машины, что было важно при транспортировке морскими судами.

Но в условиях русской зимы матерчатые кабины «ленд-лизовых» грузовиков вызывали обоснованные нарекания. Всего на GMC ставили кабины пяти типов: 
— typ 1574 и более поздний typ 1608 — цельнометаллическая кабина, использовавшаяся на моделях CCW и CCKW; 
— typ 1615 — цельнометаллическая кабина, применявшаяся на AFKWX; 
— typ 1619 — тропическая кабина с брезентовым верхом для моделей CCKW;
— typ 1620 — тропическая кабина с брезентовым верхом для моделей AFKWX.

Основным типом кузова была универсальная грузовая платформа, которую американцы называли Cargo. Кроме нее были самосвальные кузова (та же универсальная платформа, но с козырьком и гидроподъемником), цистерны для топлива и воды, компрессорные станции, фургоны различного назначения, подъемные краны и погрузчики авиабомб.

Отдельно можно отметить импровизированные боевые машины на базе CCKW. В армии США в полевых условиях на эти грузовики монтировались пусковые установки реактивных снарядов, зенитные пулеметы Browning калибра 12,7-мм и 40-мм зенитные пушки Bofors.

В СССР эти автомобили тоже попали, правда в мизерных количествах, так как нам шли массовые поставки грузовиков Studebaker US6. Тем не менее, на некоторые CCKW даже монтировали реактивные минометы БМ-13.

Рассмотрим автомобиль более внимательно. 

Контрольные приборы в автомобилях GMC для сегодняшнего дня выглядели вполне традиционно. Хотя для советских водителей американских машин была непривычной градуировка шкал в не метрической системе. Процитируем руководство по эксплуатации грузовиков GMC, изданное в 1944 году: 

"Спидометр имеет следующие деления: 0; 16 км/час; 32 км/час; 48км/час; 64 км/час; 80 км/час; 96 км/час. Термометр показывает температуру воды в системе охлаждения. Температура воды может изменяться в зависимости от дорожных условий, однако она должна быть в пределах 60-85о C, если температура воды поднялась до 100о по Цельсию, немедленно останови машину и узнай причину перегрева".

Вообще, не метрическая система градуировки приборов и инструментов доставляла достаточно много хлопот советским водителям и командирам. Уже упомянутое выше "руководство" написано буквально "пошагово". Иначе, например, ремонт автомобиля провести просто невозможно. 

Теперь под капот. К уже упомянутому выше двигателю GMC 270. Карбюраторный 6-цилиндровый двигатель GMC 270, объемом 4,416 литра (диаметр цилиндра 101,6 мм, рабочий ход 96,04 мм). Мощность двигателя составляла 102-104 лошадиные силы (SAE) при 2750-2800 об/мин.

Максимальная скорость по шоссе — 72 км/час (45 миль), потребление топлива — 31-35 литров на 100 километров по шоссе и от 65 до 75 литров на 100 километров по пересеченной местности.

Вращающий момент передавался коробке передач посредством сухого однодискового сцепления Inland 754379, расположенного непосредственно за маховиком. Одним из немногих недостатков этой модели трехосника, вероятно, была необходимость частой регулировки муфты сцепления.

Коробка передач со скользящим механизмом переключения была изготовлена фирмой Warner. Она имела 5 скоростей вперед и 1 назад (пятая передача повышающая) и находилась непосредственно за сцеплением позади блока картера.

На левой стороне коробки передач находился вал отбора мощности для дополнительно оборудования — лебедки, гидравлического насоса и других устройств. В CCKW-353 и CCKW-352 использовались два различных типа ведущих мостов, которые выпускали фирмы Timken-Detroit Axle Co и Banjo (последняя уже серийно выпускалась для грузовиков Chevrolet).

Грузовики с раздельным приводом задних осей и приводом «банджо» имели существенно отличающуюся трансмиссию (разные дифференциалы, раздаточные коробки, карданные валы). Независимо от колесной базы, типов осей и кабины, грузовой автомобиль мог быть оснащен лебедкой.

Лебедка устанавливалась между лонжеронами перед радиатором позади переднего бампера. Она приводилась в движение при помощи карданного вала от коробки передач.

Теперь о кузовах. Там тоже есть свои нюансы. На грузовики описываемых моделей устанавливалось три типа бортовых платформ. Первая использовалась до августа 1942 года. Она была выполнена из стали и состояла из 10 или 14 вырезанных по шаблону штампованных деталей.

С августа 1942-го до февраля 1944 года кузова стали деревянными. Выпускались на мебельных фабриках. Причина проста: экономия металла, которая на каждом кузове составляла до 450 кг.

С февраля 1944 года кузова стали универсальными. Борта были металлическими, а вот пол остался деревянным. Соломоново решение! Кстати, на всех типах кузовов устанавливались специальные откидные сиденья для личного состава.

Ну и традиционные тактико-технические характеристики CCKW-352/353:

Годы выпуска: 1941-45.

Двигатель: GMC 270, бензиновый, карбюраторный, рядный, шестицилиндровый, нижнеклапанный.

Мощность двигателя: 104-106 л.с.
Габаритные размеры: 6928 х 2235 х 2200 мм
Дорожный просвет: 250 мм
Максимальная скорость: 72 км/ч
Расход топлива: 38 литров на 100 км
Объем бака: 150 литров
Масса автомобиля: 5100/4540 кг

Ну и последнее. В самом начале статьи мы написали, что некоторые из читателей видели этот автомобиль "лично", но "не узнали" его. Это достаточно частый случай. Если вы сравните фото двух грузовиков, малочисленного "Джимми" и многочисленного "Студебеккера", все станет на свои места.

Общее же число поставленных в СССР по ленд-лизу автомобилей составило 477 785 штук, из них около 300 000 грузовых автомобилей повышенной проходимости. И каждый из этих автомобилей был на фронте действительно на вес золота. В том числе и CCKW-352.

© Александр Ставер, Роман Скоморохов

Осень 1941 года – одна из тяжелейших страниц в истории Великой Отечественной войны. Гитлеровские армии рвутся к столице нашей страны – Москве. Значительная часть территории СССР, включая области Молдавии, Украины, Белоруссии, Прибалтики, уже оккупирована гитлеровцами. Красная Армия на пределе возможностей держит рубежи обороны под Москвой.

Скирмановские высоты находятся у деревни Горки, что в Рузском районе Московской области. В середине ноября 1941 года здесь укрепились расчеты орудий 3-й батареи 694-го истребительно-противотанкового артиллерийского полка 16-й армии. Советские артиллеристы сражаются с наступающими танками противника. 

17 ноября 1941 года расчет 37-мм зенитного орудия в составе командира орудия сержанта Семена Плохих, правого наводчика красноармейца Ефима Дыскина, левого наводчика красноармейца Ивана Гусева, подносчика снарядов Полоницына вступил в неравный бой с наступающими танками противника. Поскольку противотанковых орудий не хватало, командование развернуло против наступающих танков зенитные орудия. Бой длился более часа, в течение которого враг уничтожил все орудия батареи, кроме единственного зенитного орудия, которым командовал сержант Плохих. 

На зенитку надвигалось около двадцати немецких танков… Из расчета оставались в строю только двое – правый наводчик Ефим Дыскин и левый наводчик Иван Гусев. Ефим Дыскин, как старший наводчик, скомандовал Гусеву подавать снаряды и вот от первых выстрелов полыхнули два немецких танка. В ответ гитлеровцы открыли огонь по единственному уцелевшему орудию советской батареи. Один из осколков сразил красноармейца Гусева. Ефим Дыскин остался и за наводчика, и за подносчика снарядов. Третьим снарядом он сразу попал в танк противника – и в последнем вскоре взорвался боезапас. 

Дыскин продолжал вести неравный бой, даже не замечая, что в пылу сражения он был ранен. На помощь к наводчику подоспел полковой комиссар старший политрук Федор Бочаров. Он хотел помочь раненому молодому красноармейцу встать с сиденья заряжающего. Дыскин отказался. Тогда Бочаров сам стал подавать снаряды наводчику, а Ефим успел подбить еще четыре танка. К этому времени и на теле Дыскина было уже четыре ранения. Вскоре погиб политрук Бочаров. Наводчик Дыскин, изнемогая от боли, смог все же дослать последний снаряд в орудие и подбить еще один танк противника. Затем в глазах бойца потемнело… 

Прошло полгода. Указом Президиума Верховного Совета СССР от 12 апреля 1942 года красноармейцу Дыскину Ефиму Анатольевичу за проявленный героизм посмертно было присвоено высокое звание Героя Советского Союза. Ему было всего 18 лет – бесстрашному наводчику Дыскину, героически державшему оборону на той высоте и поставившему абсолютный рекорд по количеству подбитых танков противника из зенитного орудия.

...

С фотографии на нас смотрит пожилой человек в форме генерал-майора, с большим количеством наград и Золотой Звездой Героя Советского Союза. Это – Ефим Анатольевич Дыскин. Позвольте! Но ведь Ефим Дыскин восемнадцатилетним пареньком погиб под деревней Горки, а Героя получил посмертно? Все так, да только пока вышестоящее командование думало, что бесстрашный наводчик был убит в бою с гитлеровцами, восемнадцатилетнего Дыскина, эвакуированного санитарами с поля боя в тяжелейшем состоянии, выхаживали в госпиталях. 

...

Сначала Дыскина доставили в Истринский медсанбат, затем перевели во Владимир, а оттуда – в Свердловск. Парень был очень плох, и лишь совсем молодой возраст и крепкий организм позволили ему выжить. В апреле 1942 года прямо в палату к раненому красноармейцу заявилась странная делегация – генерал, начальник госпиталя, врачи, представитель военкомата. Боец Дыскин смотрел на них ничего не понимающими глазами, пока санитарка не сказала, что ему присвоили звание Героя Советского Союза … посмертно. 

Сначала красноармеец Дыскин пытался «отнекиваться». Он действительно не понял, что именно ему присвоили это высокое звание – раз посмертно, а он выжил, то значит настоящий герой – какой-то его погибший однофамилец. Будучи человеком порядочным, Дыскин пытался отказаться от награды, говорил, что это не он, но ошибки здесь не было. 

Тем же указом, что и генерал-майор И.В. Панфилов, Ефим Дыскин был отмечен высочайшей наградой страны. Когда выяснилось, что бесстрашный наводчик выжил и находится на лечении в госпитале, туда пришла телеграмма за подписью «всесоюзного старосты» Михаила Калинина с поздравлением и подтверждением награды.

В июне 1942 г. в Свердловском театре оперы и балета 19-летнему Ефиму Анатольевичу Дыскину вручили грамоту Героя Советского Союза, орден Ленина и медаль «Золотая Звезда». Боец шел на поправку. Конечно, он бы с удовольствием присоединился бы к другим красноармейцам, сражавшимся на фронте, но понимал – после таких тяжелых ранений он уже не сможет служить в строевых частях. Нужно было думать над тем, на каком новом поприще приносить пользу обществу. И именно длительное лечение в госпитале, наблюдение за очень важным и самоотверженным трудом врачей и медсестер повлияло на выбор Ефима Дыскина – девятнадцатилетний Герой Советского Союза решил стать медицинским работником.

Собственно, прежде медициной Дыскин особо не интересовался. Хаим Нафтульевич, а именно так при рождении звали будущего героя, Дыскин родился 10 января 1923 года в деревне Короткие в Почепском уезде Гомельской губернии, в семье обычного советского служащего. Окончив среднюю школу в Брянске, Дыскин приехал в Москву и поступил на первый курс Московского института истории, философии и литературы имени Чернышевского. Конечно, у него не было в планах становиться профессиональным военнослужащим – молодой человек стремился изучать гуманитарные науки. 

Однако, как только началась война, юный студент-первокурсник сам пришел в Сокольнический районный военный комиссариат Москвы и попросился на фронт. Так поступали сотни тысяч ровесников Ефима по всей стране. Решил отправиться на войну и Дыскин. Его направили на курсы артиллерийской подготовки по специальности артиллерист-зенитчик. После их окончания Дыскин начал службу в зенитной артиллерии, отражая налеты авиации противника на Москву, но когда наибольшую опасность стало представлять наступление немецких танков, зенитки быстро переквалифицировали в противотанковые орудия и направили на фронт. Зенитчикам пришлось играть роль противотанковой артиллерии и, надо сказать, справлялись они с ней вполне неплохо. 

Ефим Дыскин до того боя был вполне обычным военнослужащим – «зеленым» красноармейцем с несколькими месяцами службы за плечами. Всего восемнадцать лет. Кто бы мог подумать, что спустя несколько лет, уже после победы в Великой Отечественной войне, о нем напишет сам Маршал Советского Союза Георгий Константинович Жуков:

Всем известны имена панфиловцев, Зои Космодемьянской и других бесстрашных воинов, ставших легендарными, гордостью народа; однако в один ряд с ними я бы поставил и подвиг рядового наводчика орудия 694-го артиллерийского противотанкового полка Ефима Дыскина.

Раненый красноармеец еще в госпитале стал внимательно наблюдать за трудом медицинских работников и вскоре, как только здоровье относительно улучшилось, поступил в военно-медицинское училище, которое было эвакуировано из Киева и размещалось как раз в том же свердловском госпитале, где лечился и сам Дыскин. К учебе раненый красноармеец проявлял такое же рвение, как и к службе. Он смог сразу сдать экзамены за весь трехгодичный курс медицинского училища, после чего окончательно определился – нужно поступать в Военно-медицинскую академию.

До войны Военно-медицинская академия – одно из самых серьезных и престижных учебных заведений Советского Союза – находилась в Ленинграде, но в ноябре 1941 года ее эвакуировали в далекую Среднюю Азию – в Самарканд. Туда из Свердловска и отправился юный Герой Советского Союза. В 1944 году Военно-медицинская академия была переведена обратно в Ленинград, а в 1947 году из нее выпустился и Ефим Анатольевич Дыскин.

Бывший студент гуманитарного вуза, а затем наводчик-зенитчик, Герой Советского Союза Дыскин, окончив Военно-медицинскую академию, так и остался в ней работать – преподавать и заниматься научно-исследовательской деятельностью. В 1954 г. он окончил адъюнктуру академии, а до этого, в 1951 году, защитил диссертацию кандидата медицинских наук. 

В сфере научных интересов Дыскина были очень значимые для военной медицины вопросы – огнестрельные ранения, воздействие на организм взрывных волн и других экстремальных факторов. В этом направлении Дыскин работал усердно и методично, изучая горы научной литературы и приходя к собственным выводам. 

В 1961 г. Ефим Дыскин защитил диссертацию доктора медицинских наук, в 1966 г. он стал профессором, а в 1967 г. получил воинское звание полковника медицинской службы. К этому времени за плечами Ефима Анатольевича были не только Великая Отечественная война, но и двадцатилетняя служба в военной медицине. С 1968 по 1988 годы Ефим Анатольевич Дыскин возглавлял кафедру нормальной анатомии Военно-медицинской академии. В 1981 году полковник Ефим Анатольевич Дыскин получил звание генерал-майора медицинской службы. 

В 1988 году, двадцать лет пробыв на должности начальника кафедры нормальной анатомии, генерал-майор Дыскин вышел в отставку с военной службы и перешел на должность профессора-консультанта кафедры судебной медицины Военно-медицинской академии. Не только служебные и научные заслуги, но и любовь и уважение со стороны студентов были свидетельством высочайшего профессионализма профессора Ефима Анатольевича Дыскина – как специалиста в сфере военной медицины и как преподавателя и педагога. 

Лекции Дыскина, по воспоминаниям бывших слушателей Военно-медицинской академии и коллег – преподавателей, действительно было за что любить – профессор старался по максимуму, делал их очень интересными для слушателей, используя всю мощь своего интеллекта и обширные познания не только в медицине, но и в латыни, в литературе. За время работы в Военно-медицинской академии Дыскин написал более 100 научных трудов, два раза становился лауреатом премии Академии медицинских наук СССР. 

С медициной была связана и вся семья Ефима Анатольевича. Его супруга Дора Матвеевна трудилась врачом-педиатром, сын Дмитрий стал неврологом, доктором медицинских наук, дочь – тоже врачом. 14 октября 2012 года, не дожив буквально нескольких месяцев до своего девяностолетия, профессор, доктор медицинских наук, генерал-майор медицинской службы в отставке Герой Советского Союза Ефим Анатольевич Дыскин скончался. Его похоронили на одном из городских кладбищ Санкт-Петербурга. 

На самом деле, Ефим Анатольевич Дыскин совершил два подвига. Первый подвиг длился не столь и долго, хотя самому красноармейцу Дыскину тогда, наверное, эти страшные часы казались целой вечностью. Первый подвиг – это тот бой у деревни Горки, где раненый восемнадцатилетний юноша, вчерашний студент-гуманитарий, потеряв всех сослуживцев из орудийного расчета, не на жизнь, а на смерть сражался с гитлеровцами. 

Второй подвиг оказался куда более длительным, чем бой на высоте, и растянулся на многие десятилетия. Этот подвиг – сама жизнь Ефима Анатольевича Дыскина, который после тяжелейших ранений смог не только выжить, но и экстерном сдать экзамены за курс медицинского училища, отучиться в сложнейшей Военно-медицинской академии и сделать там блестящую научную и преподавательскую карьеру. 

Жаль, что сейчас мы становимся свидетелями того, как уходят из жизни последние представители этого удивительного поколения людей – настоящих титанов, защитивших нашу страну в годы Великой Отечественной войны, отстраивавших и поднимавших ее в послевоенные десятилетия. Одним из таких людей, безусловно, был и Ефим Анатольевич Дыскин.

© Илья Полонский

Начало повествования - в "Предисловии". И в продолжении "Другой ленд-лиз. Dodge WC-51".

Продолжая рассказ о ленд-лизе, сегодня мы представляем, если можно так сказать, "герб" западных поставок в СССР во время Великой Отечественной.

Может быть, кто-то с нами не согласится и скажет, что гербом или там, флагом, может стать самолет («Аэрокобра», например) или там, танк…

Но коль речь зашла о нашем мнении, то это именно он. «Willys МВ».

Понятно, что наши современные знания, с многочисленными добавками идеологии и доморощенных "историков" из ПТУ, просто кишат неточностями и явными выдумками. А сам ленд-лиз превратился точно в такую же арену идеологической войны, как почти любой эпизод в начале обороны, а потом наступления Красной Армии. 

И за доказательствами ходить далеко не надо, достаточно перечитать комментарии к любой статье о ленд-лизе, хоть на нашем ресурсе, да где угодно. Результат будет один и тот же.

Воевать "за наших" или "за ихних" мы не намерены. Да и отвечать на глупые вопросы, вроде могли ли мы победить без помощи, тоже. Могли. И победили бы. Только сколько ещё сотен тысяч, а то и миллионов, советских людей полегли бы на полях войны? Убеждать кого-то в верности этой прописной истины глупо. Мы и не станем, а просто продолжим наши рассказы.

Итак, символ ленд-лиза. Автомобиль, который даже сегодня известен каждому россиянину именно как военный, советский военный тех лет. 

Это американский внедорожник повышенной проходимости Willys MB. Тот самый, который до сих пор возил наших офицеров и генералов в отечественных фильмах. Тот самый, который во время войны "таскал" по переднему краю противотанковые орудия. Тот самый, который использовался советскими разведчиками для быстрого перемещения вдоль линии фронта.

Именно об этом автомобиле наш рассказ сегодня. И начнем с истории создания этой легенды. Точнее, легенд. Потому, что данная модель армейских автомобилей сходила с конвейеров таких заводов, как Willys-Overland Motors и Ford (имея другое имя: Ford GPW). О различиях этих автомобилей ниже, тем более, что благодаря музею военной техники УГМК, что в Верхней Пышме, у нас была возможность познакомиться с обеими моделями. 

Итак, существует живучая, но малоправдоподобная версия создания этого автомобиля. Версия сродни советской, типа "Партия сказала надо — комсомол ответил есть"! Понадобился автомобиль — американские автопроизводители сделали. И появилась эта версия из-за действительно коротких сроков разработки этого джипа. Пентагон объявил о необходимости таких автомобилей для американской армии весной 1940 года. А серийный выпуск начали уже в 1941-м.

На самом деле такой автомобиль был необходим именно американской армии. И даже не для участия во Второй мировой войне. Нужен был автомобиль для приграничных районов для транспортировки командного состава и разведки приграничных районов с возможностью действий на территории противника. В первоначальном техническом задании разговора о возможности транспортировки пушек и минометов не было.

С технической точки зрения Пентагон выдвинул достаточно жесткие требования. Было строго заявлено, что внедорожник должен иметь максимальную скорость не менее 80 км/час, преодолеваемую глубину бродов — от 29 см, привод на всех колесах, снаряженную массу – не более 585 кг, дорожный просвет – 16 см, а грузоподъемность – не менее 270 кг. Единственный пункт, по которому заказчики шли хоть на какой-то компромисс — это масса. Она менялась несколько раз и в обе стороны.

Для автобизнеса заказ был действительно "лакомым куском". В разработку машины включились почти все (около 100) производители автомобилей. Однако, достаточно быстро выяснилось, что жесткие условия армии требуют множество конструкторских новинок. Массовые производители от таких разработок отказались. Только три из них пошли на риск выручить свою армию. Крутыми парнями стали American Bantam, Willys-Overland и Ford Motor.

Первым задачу решили инженеры и конструкторы American Bantam. На базе собственного автомобиля Bantam 60 они создали внедорожник Bantam BRC. 

Bantam 60

Bantam BRC

Автомобиль почти полностью соответствовал требованиям армии. За исключением достаточно серьезного отклонения по весу. Армейские начальники решили проверить машину в деле, но в серию запускать не решились.

Как бы то ни было, но компания все-таки выпустила 2605 единиц этой автомашины. Правда на американском континенте они не использовались. 

А дальше начинается детектив. 

На испытаниях Bantam BRC присутствовали инженеры и конструкторы конкурентов. И "Форд", и "Виллис" разработали собственные машины, но некоторые узлы, в частности, подвеска, не получались. И вот, впервые в истории американского автомобилестроения, конструкторы решили скопировать элементы подвески у конкурентов. По сути, сработали промышленные шпионы. Особенно удачно это сделали на "Виллисе".

Именно Виллис через два месяца представил на испытания уже собственный вариант внедорожника. Правда украли и основной недостаток Bantam — вес. 

Willys Quad, а именно такое название получила новая машина, весил 1100 кг. После множества доработок вес удалось снизить до 980 кг. Новая модель получила название Willys МА.

Но инженеры Форда тоже не простаивали. Был создан внедорожник Ford Pygmy. С теми же характеристиками и с теми же недостатками.

Итак, американская армия получила три автомобиля с одинаковой оценкой на испытаниях: "Удовлетворительно". Не хороших и не плохих. Технически лучшей машиной был все же Bantam. 

Однако лучшая управляемость и технические характеристики стоили дороже, чем простота конкурентов. Предстояло выбрать тот, что станет основным внедорожником американской армии. 

Как, наверное, уже догадались читатели, в этих условиях главным стала цена внедорожника.

Цена Bantam оказалась наивысшей. Чуть дешевле были фордовские автомобили и самыми дешевыми оказались "Виллисы" – всего 738 долларов и 74 цента. 

Все три варианта автомобилей были почти идентичными и отличались лишь мелкими деталями, Понятно, что это и определило выбор военных: при жестком военном бюджете количество автомобилей было фактором немаловажным.

Контракт был подписан с компанией "Виллис", и после того как она спустила с конвейера последний экземпляр Willys МА, сразу же запустила серийное производство на заводе в Толидо Willys Military серии В. 

И вот тут возникает вопрос о "Форде". Каким образом в производство вошли фордовские заводы?

Всё просто. Компания "Виллис" была не в силах выполнить самостоятельно полученный заказ и вынуждена была попросить помощи у "Форда". Естественно, "Форд" с удовольствием согласился поделить прибыль. Но с одним условием. Копия "Виллиса" будет носить имя "Форда". Копии технической документации на "Виллис" стали основой для фордовских внедорожников. Вот так и появились на советском фронте два почти одинаковых авто с разными названиями: Willys МВ и Ford GPW. 

Теперь стоит рассмотреть автомобиль повнимательнее. Машина действительно интересна. Не даром выпуск этого внедорожника продолжался ещё многие и многие годы в различных странах мира.

Кузов автомобиля был полностью открытым, несущим, с достаточно высокой посадкой и рассчитан на 4 пассажирских места. Несущим элементом Виллиса МБ выступала рама лонжеронного типа. Через рессоры с амортизаторами одностороннего действия к раме подсоединялись мосты неразрезного типа, оснащенными блокирующимися дифференциалами. 

Чтобы обеспечить автомобилю хорошую развесовку, конструкторы установили силовой агрегат продольно, на передней колесной базе. В результате опорные элементы кузова стали идеально ровными, был достигнут полный баланс шасси, да и во время движения вес равномерно распределялся на все 4 колеса.

Еще одной особенностью виллисовского кузова было полное отсутствие дверей. Сделано это было для того, чтобы в экстремальных условиях можно было легко запрыгнуть или выпрыгнуть из автомобиля. Тем не менее, «выпасть» из кузова во время движения не было опасности, так как сиденья в салоне слегка утопали. 

Но если ситуация становилась критической, процесс покидания машины занимал секунды.

Лобовое стекло, которое имело достаточно широкую и крепкую раму, при необходимости откидывалось на капот. Такая «фишка» была разработана не только чтобы удобно прицеливаться и стрелять вперед (особенно, если оружие массивное и тяжелое, а делать это нужно во время движения), но и чтобы понизить контур машины, когда нужно затаится. 

Плюс к маскировке давала окраска специальной матовой краской, не дававшей бликов на солнце. Запатентованной. Но в наших реалиях, советские бойцы вполне нормально обходились масляной краской, и тоже не особенно блестело.

Конструкторы не забыли и о дворниках, работающих от двигателя. Многие критики считают эту деталь совершенно ненужной и, учитывая, что кузов открытый – доля истины в этом есть. Но нельзя забывать и тот факт, что автомобиль снабжался складным брезентовым верхом, который хранился в смотанном виде на задней части внедорожника. Им пользовались не очень часто, даже во время непогоды. 

Одно запасное колесо крепилось сзади автомобиля. На левом борту кузова можно было заметить инструмент, необходимый в полевых условиях – это топор и лопаты, которые крепились специальными ремнями. Также, на левом и правом борту были приварены специальные ручки. Присутствовали они не столько для удобства пассажиров, как для того, чтобы при необходимости можно было вытащить автомобиль из брода или ямы.

Сам салон был достаточно тесным, да и посадка водителя казалась слегка затрудненной. Что касается водительского места, то теснота в сочетании с тонким трехспицевым рулем достаточно большого диаметра, позволяла более уверенно держаться на бездорожье, крепко держать рулевое колесо и не рисковать потерять управления, наезжая на большие камни или бугры.

На самом деле, машина только кажется такой… маленькой и неудобной. Все там прекрасно с посадкой, один из авторов проверял своей довольно кабаньей тушкой в 90 кг. Соответственно, солдат нормальных 70-80 кг плюс ватник или шинель вполне комфортно мог разместиться.

Бак для бензина располагался под водительским сиденьем (у водителя, видно, никто не спрашивал мнения на эту тему), и чтобы заправить автомобиль, приходилось каждый раз откидывать подушку. Сзади был мягкий диван без подлокотников, зато по обе стороны (за арками задних колес) были своеобразные бардачки для инструмента и прочего инвентаря. 

Передние колеса как таковых арок не имели, а между ними и капотом был достаточно большой зазор. Вместо переднего бампера был приварен широкий и толстый лист металла, который на 30 сантиметров выступал вперед. Это было сделано для того, чтобы автомобиль без ущерба для себя преодолевал препятствия (например, кусты, палки, высокие сорняки и т.д.) или чтобы солдаты могли без особых усилий вытащить застрявший автомобиль, привязав к этой раме трос. 

Решетка радиатора имела множество тонких вертикальных спиц, а передние фары были слегка в ней утоплены. Этого требовала их особая конструкция, которая позволяла поднять фары и повернуть их рассеивателями вниз (особенно актуально, когда приходилось ночью ремонтировать двигатель или передвигаться, не имея дополнительных устройств светомаскировки). 

С марта 1942 года радиаторная решетка уже имела семь спиц и штампованную облицовку, а спустя 5 месяцев на левом крыле появилась дополнительная фара с «козырьком» и защитным металлическим кольцом спереди.

Интересен мотор Виллиса, который признан самым длинноходным в мире. Четырехцилиндровый двигатель Виллиса был рядным, обладал объемом 2199 см куб и мощностью 60 лошадиных сил. Заправлялся бензином А-66 и, и не смотря на высочайшее качество и долговечность, был очень чувствительным к низкокачественному бензину, из-за чего быстро мог выйти из строя. 

Ещё одна важная часть — механическая коробка передач. Трехступенчатая и полностью сблокирована с самим двигателем. На 2-й и 3-й ступени установили синхронизаторы, а к самой КП стыковали раздаточную коробку. Благодаря карданным валам с шарнирами, мощность равномерно распределялась на задний и передний мост.

Теперь управлять автомобилем нужно было не только с помощью одного рычага КП, но и еще двумя – рычагами раздаточной коробки, один из которых служил для подключения переднего моста, а другой – для отключения и перехода на пониженную передачу. 

Тормозная система автомобиля была гидравлической и распространялась на 4 колеса, что являлось огромным плюсом. 

Несмотря на то, что все колеса были ведущими, инженерами почему-то не был предусмотрен дифференциал между осями, поэтому момент между передним и задним мостами не распределялся. Тяга распределялась только между самими колесами, причем обычными коническими дифференциалами без блокирующих узлов. 

Так как автомобиль был предназначен для самых сложных и экстремальных условий, ему не раз приходилось преодолевать глубокие броды, которые в некоторых случаях достигали почти полтора метров. Поэтому, конструкторы решили в дне кузова сделать сливное отверстие, которое закрывалось пробкой.

После достаточно серьезного описания самого автомобиля стоит "увидеть" мелочи, которые сделали Виллис популярным.

Если внимательно присмотреться к креплению фар на «Виллисе», то можно увидеть "совершеннейшую глупость" американских инженеров. Фары крепятся "барашками". Зачем нужна барашковая гайка для крепления фары под капотом автомобиля? Ерунда, но, при ремонте двигателя ночью фару легко открутить, повернуть на 180 градусов в сторону двигателя и работать "по-королевски". Мелочь? На войне мелочей не бывает...

Кстати, по воспоминаниям ветеранов, фары «Виллиса» подходили почти для всей американской техники. И наоборот. Даже мотоциклетные фары от «Харлея» были взаимозаменяемыми с этим внедорожником. 

Интересна ещё одна деталь, которая делает «Виллис» просто идеальным для армии. Этому автомобилю практически не требуется АКБ. Даже холодный двигатель в нормальном состоянии заводится с нескольких оборотов "кривого стартера". Правда, по рукам можно получить прилично... А на горячем двигателе заводка двигателя происходит практически "с полтычка". Те АКБ, которые все же устанавливались на «Виллисы», были слабенькими, 6-вольтовыми. 

И ещё одна находка «Виллиса». Лобовое стекло, которое можно опускать на капот. Как просто можно уменьшить габариты автомобиля и решить проблему ведения огня из пулеметов и автоматов вперед по ходу движения... У нас впоследствии использовалась эта же схема на десантном варианте ГАЗ-66 и джипах ГАЗ-69, УАЗ-469.

Кстати, само название «джип» пришло в наш язык именно от «Виллиса». Это обычное сокращение от военного обозначения автомобилей General Purpose, GP, звучит как «джи-пи», или «джип». Но это только версия. Хотя компания Willys-Overland Motors в феврале 1943 года в разгар войны зарегистрировала торговую марку «Jeep»...

Если рассматривать многочисленные сохранившиеся и восстановленные «Виллисы», можно обратить внимание на достаточно частые различия, причем не только между «Виллисом» и «Фордом», но и между «Фордами» или «Виллисами» из разных партий. В чем причина?

Итак, чем же отличались Ford GPW и Willys MB? 

Начнем с основного. Машины обеих компаний непрерывно модифицировались и происходило это не столько из-за изменения требований заказчика, сколько из-за возможностей производства. Именно потому, классифицировать модификации по времени сложно. Гораздо проще увидеть различия в партиях поставок.

Обе машины (а в СССР обе назывались «Виллисами») имеют по три модификации. В зависимости от времени поставки. 

«Виллис»:
ранний (ноябрь 1941 года-март 1942 года), 
стандартный (март 1942 года-декабрь 1943 года), 
композитный (декабрь 1943 года-октябрь 1945 года). 

«Форд»:
стандартный (апрель 1942 года-декабрь 1943 года), 
переходный (декабрь 1943 года-январь 1944 года), 
композитный (январь 1944 года-июнь 1945 года).

Начнём с кузовов. Ранний «Виллис» имел рельефную штамповку своего названия на задней панели кузова, радиатор был из 10 спиц, а бардачок отсутствовал. Штамповка Стандартного «Виллиса» уже располагалась на арке колеса под замком ниши для инструмента. Он же обзавелся бардачком, дном из двух усилительных ребер, опорой для ног и прямоугольным кронштейном заднего сидения. 

Что касается «Форда», то его стандартная модификация имела передний опорный кронштейн типа ACM II, номер кузова отсутствовал, штамповка имени была в арке колеса под замком ниши, а логотип — на задней панели; заднее сиденье имело треугольный кронштейн, а задние фонари – вертикально установленные кронштейны. Кроме того, по сравнению с «Виллисом», ранние модели «Форда» уже имели и бардачок, и дно с двумя усилительными ребрами, и опору для ног задних пассажиров. 

Переходный «Форд» оборудовался треугольным усилителем задней панели кузова, на заднее сиденье установлен прямоугольный кронштейн, зато исчезли штамповки названия автомобиля на боковых частях колесной арки по обе стороны от кронштейна заднего сиденья. 

Теперь рама. У «Виллиса» передняя поперечная балка была трубчатой формы, а кронштейны амортизаторов — прямоугольно-коробчатые, тогда как у «Форда» балка была прямоугольная (как перевернутая буква U), а кронштейны были в виде наплыва. 

Подставка под аккумулятор также имела отличия – виллисовская была в виде прямоугольного пласта металла, а фордовская дополнительно имела в центре овальное отверстие. 

Сравнивая оба автомобиля, можно заметить отличия в изображении номерных знаков рамы и двигателя. Кстати, именно по номеру двигателя можно было максимально точно определить автомобиль: у Willys MB номер состоял из индекса MB и шести цифр, а у Ford GPW – из индекса GPW и тех же шести цифр.

Технические характеристики автомобиля Willys MB

Год производства: 1941-1945 гг.
Кузов: несущий, открытый, бездверный
Габариты (длина/ширина/высота): 3335/1586/1830 мм
Вес: 1020 кг
Грузоподъемность: 250 кг (с водителем и пассажиром – 363 кг)

Максимальная скорость: 104 км/час
Расход топлива: 13,2 л/100 км.
Углы въезда/съезда: 45/35 градусов
Буксируемая масса (макс): 453 кг
Радиус поворота: 5,3 м

Двигатель: 4-цилиндровый, бензиновый, нижнеклапанный
Диаметр цилиндров: 79,37 мм
Рабочий объем: 2,2 л.
Мощность (при 3600 об/мин): 60 л.с.

Коробка передач: механическая, 3-ступенчатая
Раздаточная коробка: механическая, 2-ступенчатая, с демультипликатором

За время войны обе компании выпустили почти 700 000 (реальная цифра 659 031) автомобилей. Из них 52 тысячи были отправлены в СССР. 

Вдумайтесь в эту цифру: 52 000 автомобилей! 

Более того, возможно для некоторых читателей это станет откровением, но... Часть этих автомобилей поставлялось в Советский Союз в разобранном виде в ящиках. И собирались они в Омске и в Коломне на специальных сборочных площадках. Так что американец имеет и сибирские корешки.

Сравнивать этот автомобиль фактически не с чем. СССР не мог производить все и сразу. Поэтому и стоит помнить этого неказистого труженика войны, на борту которого вполне заслуженно можно разместить надпись: «Вывез все и всех».

52 тысячи. При всем том, что наша промышленность выпустила совсем небольшое количество полноприводных автомобилей. Да и стоит вспомнить, что "Виллис" стал отцом "Ивана-Виллиса", то есть целого семейства советских военных полноприводных автомобилей.

© Александр Ставер, Роман Скоморохов