a.viktorov

Деятельность Главного командира Черноморского флота и портов адмирала Алексея Самуиловича Грейга положительно сказалась на состоянии дел на юге России. Глубокая стагнация, в которой находились военно-морские силы при его предшественнике Языкове, была преодолена. Началось оживление кораблестроения на николаевской верфи, ее оборудование было в значительной степени усовершенствовано. По распоряжению Грейга в Николаеве началось строительство пароходов, благодаря углублению фарватера стало возможным полностью отказаться от применения камелей. К войне 1828–1829 гг. Черноморский флот находился в гораздо лучшем положении, чем можно было ожидать, хотя его численность и была недостаточной.

Магистратский плац в Николаеве. Художник Ф. Я. Алексеев

Однако, при всех несомненных и явственных плюсах, период Грейга характеризуется и иными, куда менее позитивными процессами и фактами. Вдалеке от центров управления государством и флотом сочными сорняками на пустырях южной окраины империи процветало то, что сухой казенной буквой обозначалось как злоупотребление служебным положением и использование его в своих целях. А попросту говоря, казнокрадство и воровство. Увы, это не было локальной болезнью империи, подобными сорняками поросли многие ее регионы и органы власти. И всё же масштаб происходящего на Черноморском флоте пугал своим размахом. Тревожные сигналы, приходящие из Николаева и Севастополя, уже не могли оставаться не замеченными.

Женщина адмирала

Алексей Самуилович Грейг много сделал не только для оживления кораблестроения и приведения флота в порядок. Большую заботу он проявлял и в отношении быта офицеров и нижних чинов. Дело в том, что в Николаев осенью для планового ремонта регулярно приходили корабли, которые оставались до весны. Нижние чины отправлялись в казармы, офицеры – на съемные квартиры.

Зимнее морское собрание. Здание построено в 1824 г.

Остававшиеся не у дел господа офицеры зачастую предавались извечным порокам неспешного гарнизонного бытия – пьянству и всем производным оного. Чтобы направить энергию государевых слуг в более спокойное русло, в 1824 году по распоряжению Грейга было построено Зимнее морское собрание. Там регулярно проводились балы провинциального масштаба и прочие увеселительные мероприятия приличного характера.

Так выглядит сейчас бывшее Зимнее морское собрание, бывший Дом офицеров флота

Однако личная жизнь самого Грейга, несмотря на успешную карьеру, всё никак не складывалась. Заняв пост Главного командира Черноморского флота, адмирал прибыл в Николаев холостяком. Опытный моряк, полжизни проводивший на палубе вдали от родных берегов, Грейг, по замечаниям современников, в обращении с противоположным полом был, как тогда писали, «откровенно робок». И вот в его жизни, наконец, появляется женщина, которая у просоленного жизнью и морскими волнами моряка смогла пробудить страсть. Случилось это в Николаеве в начале 20-х гг. и имело довольно значительные последствия.

Лия Моисеевна Витман (Сталинская) происходила из семьи трактирщика из Могилева. Первоначально ни к флоту, ни к Николаеву она никакого отношения не имела. Карьера будущей фаворитки адмирала и впоследствии его гражданской жены начиналась со скромной должности служанки при корчме. Подобная роль была слишком ничтожной для молодой, энергичной и честолюбивой особы. Вскоре Лия занялась коммерцией, по пути неудачно выйдя замуж за некоего капитана Кульчинского, с которым, впрочем, быстро развелась.

Влекомая интересами финансового характера, бывшая трактирщица приехала в Николаев, надеясь получить при помощи родственников выгодный контракт на поставку леса. Следует отметить, что в Николаеве того периода происходило не только оживление кораблестроительных процессов, но и явно отмечалась экономическая суета. Черноморский флот был крупной структурой с многочисленными учреждениями и ведомствами. Всё это обширное хозяйство потребляло немалые ресурсы: дерево, железо, пеньку, парусину, провиант, сукно и много еще чего.

Финансовый оборот флота того времени составлял 8–10 миллионов рублей. На содержание инфраструктуры, кораблей, верфей и закупку различных материалов Петербург выделял огромные денежные средства. Лица, знавшие толк в делах, и не только финансовых, умевшие почуять запах денег на внушительном расстоянии, стали слетаться в Николаев. Периферии Адмиралтейства обросли конгломератом финансовых и торговых домов, контор и конторок.

Прибыв в город, Лия Моисеевна, мгновенно оценив обстановку, решила выбить себе выгодный подряд. Подобно дивизиям корпуса маршала Даву, с наскока пытавшимся взять Багратионовы флеши, мадам Витман с не меньшим натиском атаковала Черноморский адмиралтейский департамент. Однако оборону в этом ведомстве держали не безусые рекруты, а закаленные в схватках с подрядчиками профессионалы. Атаки Лии Моисеевны были отбиты. Но не такова была мадам Витман, чтобы отступить в тот момент, когда лавровый венок победительницы почти ощущался на смоляных локонах.

Не добившись успеха в лобовой атаке, предпринимательница стала искать обходные пути, используя родственников. Через мужа сестры Лия Моисеевна смогла отыскать тайную тропу в приемную самого Грейга. Добившись аудиенции, она ворвалась к командующему Черноморским флотом, как корсарская бригантина на рейд сонного испанского колониального городка. Возможно, мадам Витман рассчитывала только на получение выгодного подряда, однако в ходе операции ее планы изменились. Свои усилия она в итоге сосредоточила на стратегическом источнике своего благосостояния, коим в том момент являлся сорокапятилетний и к тому же холостой Алексей Самуилович Грейг.

Адмирал, на которого двадцатилетняя темпераментная красивая девушка оказала самое сильное впечатление, в итоге был вынужден «спустить флаг» и принять на борт «призовую команду». Вся беда для Грейга и для Черноморского флота заключалась в том, что в числе этой «призовой команды» находилась не только бывшая трактирщица, но и ее многочисленные родственники, друзья и знакомые. Лия стала частой гостьей в доме Грейга и вскоре плавно перебазировалась на должность его экономки. Но промежуточный результат, хоть и казавшийся привлекательным, не мог удовлетворить влекомую трезвым расчетом барышню.

В короткие сроки мадам Витман-Сталинская становится фактически гражданской женой Грейга. Она не была заурядной охотницей за пышным титулом, золотыми эполетами и всеми приятными производными от этого. Лия Моисеевна умела себя хорошо подать, обладала изысканными манерами и обаянием. В провинциальной николаевской глуши ей как нельзя пришлась впору бархатная шкура светской львицы.

Под ее патронатом в адмиральском доме скоро начал успешно функционировать своеобразный салон, где частыми гостями были вначале молодые офицеры, затем и чиновники, городская элита, и все те, кого емко принято называть «нужными людьми». Постепенно, выявив направление ветра, на гражданскую жену Грейга стали держать равнение и офицерские жёны и супруги чиновников. И всё это могло бы не выйти за рамки обычной во все времена любовной истории зрелого мужчины с высоким положением и прагматичной молодой особы с сомнительным прошлым, если бы не одно существенное обстоятельство.

Лия Моисеевна не покладая рук старалась обеспечить благополучие не только своей скромной персоны, но и пугающе быстро увеличивающегося в рядах легиона родственников, друзей и просто хороших людей. Слухи о том, что у адмирала Грейга появилась спутница жизни, пусть и неофициальная, но вполне способная успешно решать вопросы коммерческого и финансового характера, быстро облетела Новороссийский край. Адмирал, находясь под глубоким впечатлением от своей подруги, не обращал внимания на ее кипучую деловую деятельность. А если и обращал, то закрывал на нее глаза.

Благодаря хлопотам и протекции мадам Витман-Сталинской в руки «хороших и честных деловых людей» начали попадать самые выгодные подряды на поставку леса, провианта, пеньки и других необходимых материалов. Оживилась и финансовая среда: в 1821 году в Николаеве был учрежден Ссудный банк с начальным капиталом в 240 тыс. рублей. Создан он был по инициативе адмирала Грейга, и он же стал его первым председателем, совмещая руководство банком с командованием Черноморским флотом.

Эпиграмма мичмана Даля

Справедливости ради стоит отметить, что далеко не все пребывали в восторге и умилении от дел, проворачивавшихся в адмиральском доме и его окрестностях. Генерал-губернатор новороссийский и бессарабский граф Михаил Семенович Воронцов, с которым Грейг был не в самых лучших отношениях, не скрывал своего критического отношения к происходящему. Не секрет, что во время нечастых приездов Воронцова в Николаев адмирал старался, чтобы Лия Моисеевна не попадалась на глаза его влиятельному соседу.

Деловая активность гражданской жены адмирала стала предметом обсуждений и комментариев остроумных и далеко не всегда политкорректных флотских офицеров Николаева. Многие разговоры, шутки, байки не выходили за внешний рейд кают-компаний и курительных комнат, однако кое-что стало достоянием широкой общественности.

Владимир Иванович Даль

В 28-м флотском экипаже служил молодой талантливый мичман Владимир Даль. Будущий составитель Толкового словаря живого великорусского языка был подающим надежды офицером и отменным острословом. Точно уже не известно, что послужило вдохновением для Даля. То ли очередная история об умелых комбинациях экономки адмирала и ее друзей. То ли насмешка над самим Грейгом, осыпавшим мадам Витман различными преференциями – такими, как, например, дом в центре города. Однако осенью 1823 года среди жителей Николаева начала циркулировать пользующаяся опасной популярностью язвительная эпиграмма. В ней без особых купюр подвергалась анализу личность, деятельность и национальность мадам Витман, а в отношении ее покровителя было использовано такое определение, как «глупый рогоносец».

Когда содержание данного произведения дошло до Алексея Самуиловича, очевидцы стали свидетелями проявления незамутненной шотландской ярости. Адмирал, честь и самолюбие которого были поражены в самую ватерлинию, приказал на правах губернатора выявить автора злополучной эпиграммы. Николаев город небольшой, а в ту пору так и вовсе маленький, и в дом к мичману Далю вскоре пожаловали казенные гости. По совершенно случайным обстоятельствам черновик с написанным стихотворением был обнаружен городским полицмейстером. В сентябре 1823 года Даля арестовали.

Грейг не желал спускать дело на тормозах, и мичманом-памфлетистом занялся военный суд. Разбирательство длилось целый год, за время которого Владимира Ивановича неоднократно допрашивали с целью выяснить причину поклепов на фаворитку адмирала. Мичман держался уверенно и твердо и в итоге вины своей не признал. Даль лишь согласился с авторством иного стиха, написанного им в защиту преподавателя итальянского языка в николаевской штурманской роте – губернского секретаря Александра Данжело Мараки. В нем также упоминается имя пресловутой мадам в довольно нелицеприятной форме.

В итоге мичмана разжаловали в матросы сроком на шесть месяцев с сопровождающей формулировкой «за сочинение пасквилей». Даль вовсе не желал мириться с обстоятельствами в таком виде и написал письмо императору. Приговор Черноморского суда был рассмотрен Морским аудиторским департаментом, нашедшим его чрезмерно суровым для подобного проступка, относящегося к категории «юношеских шалостей». Дело об обидном для Грейга сочинительстве было явно раздутым, и в итоге Морской аудиторский департамент приговор не утвердил и, зачтя Далю более 8 месяцев нахождения под стражей в качестве вполне приемлемого для случая наказания, распорядился о переводе мичмана на Балтийский флот. Летом 1824 года Даль перевелся в Кронштадт для прохождения дальнейшей службы.

Однако самолюбие Грейга было слишком уязвлено, чтобы вот так просто предать забвению причиненную ему обидэу. У адмирала по старой службе хватало влиятельных друзей, вполне вероятно, и сама Лия шепнула пару слов кому следует. Служба на новом месте у Даля не задалась, и он был вынужден написать прошение об отставке. Ему пришлось сменить профессию, и он поехал учиться на врача в Дерпт.

К слову сказать, история со стихами в некоторой степени маячила за спиной Даля на протяжении всей его жизни. Лишь в 1859 году, когда состарившийся ученый выходил в полную отставку, последовал указ тогдашнего императора Александра II о том, чтобы «не считать дальнейшим препятствием к получению наград и преимуществ беспорочно служащим предоставленных дело о «сочинительстве пасквилей мичманом Далем».

Налаженная система

Вполне можно допустить, что адмирал Алексей Самуилович Грейг, человек, безусловно, талантливый и неординарный, много сделавший для Ингульской верфи, Николаева и Черноморского флота, был лишь слепым орудием в руках Лии и ее окружения. Справедливости ради надо отметить, что различного рода концессионеров-самородков и ловких комбинаторов в штаб-квартире Черноморского флота хватало и до ее появления. Ведь крупнейшая в Северном Причерноморье верфь – это не только корабли и люди, но и многие миллионы казенных денег. Денег, которые можно при определенных обстоятельствах и талантах из казенных превратить в частные.

Лия Витман быстро разобралась в имеющихся в верхушке Черноморского флота течениях и гармонично интегрировалась в существующие схемы. Ее положение при Грейге никто не оспаривал, да и не посмел бы. В ее имени с некоторого времени появилась еще одна буква, и теперь оно звучало более привычно – Юлия. В 1827 году у Юлии Михайловны (так именовалась теперь гражданская жена Грейга) родился сын.

Масштабы происходивших в те годы финансовых хищений и злоупотреблений стали вызывать некоторое беспокойство в Санкт-Петербурге. Первый раз о замене руководства Черноморским флотом заговорил еще в 1820 году Александр I, планируя назначить туда лично преданного ему князя Александра Сергеевича Меншикова. Адмирал Грейг находился на занимаемой должности четыре года и показывал неплохие результаты. Вполне вероятно, что колебания государя были вызваны получившей широкую огласку историей с Юлией Михайловной. Однако в то время кадровой перестановке хода не дали по различным причинам. Государь получил первые сигналы о готовящемся заговоре в гвардии, и ему было над чем подумать.

У сменившего его на престоле Николая I в начале царствования было достаточно хлопот, и до борьбы с коррупцией руки не доходили. Восстание на Сенатской площади в скором времени сменилось войной с Персией 1826–1828 гг. и Османской империей 1828–1829 гг. Затем произошло масштабное восстание в Царстве Польском. Только в начале 30-х гг. у Николая I дошли руки до ситуации на Черноморском флоте.

Дом Главного командира Черноморского флота. Построен при адмирале Мордвинове

Несмотря на прежние и немалые заслуги, Грейгом в Петербурге были недовольны, считая его руководство флотом во время войны 1828–1829 гг. чересчур осторожными. Однако дело было не только в осторожности – вызывали подозрения всё более настойчивые просьбы командующего Черноморским флотом о выделении дополнительных средств. Грейг просто настаивал на передаче подрядов на строительство части военных кораблей в руки частного капитала, в основном одесского и херсонского.

Так сейчас выглядит здание Дома Главного командира Черноморского флота. Это здание является новоделом, возведенным в 1972–1978 гг. в соответствии с видом 1834 года

Возникал вопрос: на что же тратятся увеличивающиеся в размерах ассигнования, если казенное кораблестроение стоит на месте, а строить корабли могут лишь частные предприниматели? Приходили сигналы и из других источников, в том числе и от графа Воронцова. Ведомство Грейга нуждалось во всесторонней проверке – тщательной и непредвзятой. С такой задачей мог справиться человек исключительной честности и такой же смелости. Такой человек у императора был. Им являлся его флигель-адъютант, герой войны 1828–1829 гг., капитан 1-го ранга Александр Иванович Казарский.

Продолжение следует…

© Денис Бриг

Фон Книпроде стал великим магистром в сентябре 1351 года. И более тридцати лет он находился во главе Тевтонского ордена, который за это время достиг своего максимального могущества. Причем не только военного, но и культурного. Винрих стал правителем, который не только сплотил орден, но и сделал многое для появления прусского государства. В его честь названы улицы в Берлине и Вильгельмсхафене, а имя великого магистра носит начальная католическая церковь в Монхайме-на Рейне. А памятник фон Книпроде установлен возле Мариенбургского замка — главной резиденции правителя ордена. Сейчас эта цитадель тевтонцев является к Польше.

Прежде чем начать рассказ об одном из самых выдающихся магистров, думаю, стоит вкратце напомнить историю всего германского духовно-рыцарского ордена.

Итак, история Тевтонского ордена началась в самом конце двенадцатого века, а точнее, в 1190 году. Причем не в германских землях, а очень далеко оттуда – в Палестине. Возникновению ордена способствовал Третий крестовый поход. Тогда неподалеку от сирийской крепости Акры капеллан Конрад и канонин Вурхард вместе с паломниками возвели госпиталь. Причем лечиться в нем могли только больные и раненые немцы. Это первая версия. Вторая гласит, что все тот же госпиталь возвели купцы из Бремена и Любека, чтобы оказывать необходимую помощь нуждающимся в этом соотечественникам. Так появилось еще одно братство. Надо сказать, что практика с учреждением братств стала вполне обычной еще со времен Первого крестового похода. А подняться ему на ноги и окрепнуть помог герцог Фридрих Швабский (один из сыновей легендарного Фридриха Барбароссы). И хотя герцог прожил короткую жизнь, умерев под стенами Акры двадцатого января 1191 года, он успел, что называется, выбить для братства папскую грамоту – буллу, которая и учредила «Германское братство Святой Марии в Иерусалиме» (шестое февраля 1191 года). Таким образом, именно Фридриха Швабского принято считать основателем Тевтонского ордена. Но до получения официального статуса было еще несколько лет. Дело в том, что поначалу немецкое братство официально относилось к структуре ордена Госпитальеров, а его лидер носил звание «магистра больницы». Но немцев, естественно, такое положение вещей не устраивало. Они хотели независимости от мультикультурных госпитальеров, предпочитая держаться особняком от представителей других европейских стран. И спустя некоторое время немецкий госпиталь перешел к церкви Святой Марии в Иерусалиме. Следующий шаг был предпринят уже в начале марта 1196 года, был официально создан орден, во главе которого встал капеллан Конрад. Добиться нужного и важного статуса немцы смогли благодаря своим заслугам на Святой земле. Церемония преобразования организации состоялась в торжественной обстановке в храме Акры. Среди почетных гостей были магистры тамплиеров и госпитальеров, а также влиятельные духовные служители из Иерусалима.

Окончательно немецкий монашеский рыцарский орден оформился в феврале 1199 года, когда Папа Римский Иннокентий III наделил его автономией и собственным уставом. А разместился он в Акко – городе в западной Галилее (область на севере Израиля). Соответственно, у ордена появился и перечень обязательств. А именно: борьба с врагами католической церкви, оказание помощи больным и раненым, а также защита немецких рыцарей. Подчинялись тевтоны непосредственно императору Священной Римской империи и Папе Римскому. А девиз звучал просто, но сильно: «Помогать — Защищать — Исцелять».

Уже в начале тринадцатого века орден обосновался в городе Эшенбах. Разрешение на переезд у церкви выхлопотал граф Боппо фон Вертхайм. Затем на протяжении нескольких лет орден наращивал силы и вскоре стал заметным для тогдашних ведущих держав. Монархи быстро поняли, что благодаря тевтонцам можно вполне законно подчинить себе те или иные раздробленные феодальные группы, прикрывшись «борьбой с язычниками». Главную роль в быстром возвышении тевтонцев сыграл великий магистр Герман фон Зальца (он вместе с фон Книпроде считается самым влиятельным и могущественным лидером ордена за все время его существования). Фон Зальц, являвшийся великолепным дипломатом, стал идеальным посредником между императором Священной Римской империи и Папой Римским. 

Стараясь ради общего блага, он, однако, не забывал и про свой орден. Поэтому сумел добиться для тевтонцев тех же привилегий, которыми обладали более старые и весомые ордена тамплиеров и госпитальеров. Таже фон Зальца организовал Ливонской орден в 1237 году из разромленных язычниками -жемайтами ордена Меченосцев, как подразделение (ландмейстерство) Тевтонского. Соответственно, влияние магистра распространилось и на Ливонию. А еще получил в качестве подарка Пруссию. Интересно вот что: после смерти Германа в 1239 году между папой Григорием IX и императором Фридрихом II вспыхнули сильные разногласия. И уже не нашлось такого человека, который смог бы помочь им найти общий язык.

Тевтонцы принимали самое активное участие в военной жизни Европы. Так, например, в 1211 году венгерский король Андраш II обратился к рыцарям за помощью в противостоянии с половцами. Немцы не отказали. Они быстро организовали лагерь в Бурценланде (юго-восточная граница Трансильвании) и получили автономию. Этой привилегией они воспользовались в полной мере и возвели на полученной территории пять замков: Мариенбург, Шварценбург, Розенау, Кройцбург и Кронштадт (кстати, затем точно такие же названия получат крепости, построенные уже на территории Пруссии). Это была уже настоящая сила, которую рыцари и пустили в ход против половцев. 

Военные успехи не заставили себя долго ждать. При этом тевтонцы вели себя максимально обособленно и никому не подчинялись. Так они просто проигнорировали требования и местного епископа, и местной знати поделиться с ними, захваченной добычей. Особенно сильно оскорбилась знать, которая ранее претендовала на занятые тевтонцами земли. В их идеальном мире немцы должны были отдать пусть не все присоединенные половецкие степи, но хотя бы большую часть. Но этого, естественно, не произошло. Ситуация стала накаляться. И тогда вмешался Папа Гонорий. Он поступил просто, но эффективно – объявил Бурценланд феодом Святого престола. Получилось, что эти земли в одно мгновенье стали независимыми от правителя Венгрии. Это, конечно, взбесило монарха. И в 1225 году он потребовал тевтонцев удалиться. Рыцари не стали спорить (они к тому моменту уже захватили достаточно добычи) и покинули занимаемую территорию. Ну а венгры… венгры оказались слишком слабыми, чтобы развить (или хотя бы закрепить) успех немецких рыцарей. Этим и воспользовались половцы, которые быстро отошли и восстановили свои силы.

Параллельно с «приключениями» в Венгрии, тевтонцы приняли участие в военном походе против прусских язычников, который в 1217 году объявил Папа Гонорий III. Мера эта была вынужденной, поскольку «дикари» внезапно заняли земли, принадлежавшие польскому князю Конраду I Мазовецкому. Взамен за оказанную помощь князь пообещал тевтонцам отдать города Добрынь и Кульм, а также не претендовать на те земли, которые те сумеют отвоевать у пруссов. Официальной эта «операция» стала в 1226 году благодаря золотой булле Фридриха II. 

Активные действия тевтонцы начали в 1231 году. Они обосновались на правом берегу Вислы и возвели крепость (затем она превратится в город Торн). А на территории, принадлежавшей городу Добрынь появился свой, скажем так, персональный орден – Добринский. Причем главным инициатором его рождения стал лично Конрад I Мазовецкий. По официальной версии он был нужен для защиты от пруссов. Но, по сути, Конрад понял, что пустил к себе в дом чуму в виде тевтонцев, поэтому попытался создать орден им в противовес. Но эта затея быстро провалилась. Дело в том, что Добринский орден состоял из немцев. И их численность была слишком незначительной. Поэтом спустя несколько лет рыцари влились в состав тевтонцев.

Немецкие рыцари плотно взялись за прусские земли. Сначала они возвели крепость Бальга, а в 1255 году появился и замок Кенигсберг. Прусские союзы оказались не в состоянии (на тот момент) оказать тевтонцам достойного сопротивления. Их подвела разобщенность. Этим и в полной мере пользовались немцы. Они разбивали их поодиночке, а затем вынуждали побежденных выступать в новой битве уже в качестве своих союзников. И эта тактика превосходно работала на протяжении многих лет. Не смогли пруссы изменить ситуацию и восстаниями, когда к ним на помощь пришли правители Гданьского Поморья, а также литовцы.

Обычно к практике насильственного обращение в католичество тевтонцы прибегали нечасто. Эти меры были крайними и только для каких-то «особых» случаев. Чаще прусские язычники сами меняли веру, не в силах устоять перед мощной пропагандой ордена. Как уже было сказано, немцы активно привлекали в свои ряды солдат с захваченных территорий и в обязательном порядке знать с их дружинами. Соответственно, когда к новой религии обращались «верхи», за ними постепенно подтягивались и «низы», в лице остальных членов племени или племенного союза. Примерно также протекал и процесс германизации прусских земель. Тевтонцы не ставили во главу угла тотальное искоренение языка, распространенного на захваченной территории. Поэтому даже спустя много лет (например, в четырнадцатом веке) ордену требовались квалифицированные знатоки прусского языка, поскольку очень много людей на нем разговаривало. Хотя при этом немецкий язык являлся официальным. Но постепенно германизация сделала свое дело. И сведения о прусском языке исчезают в шестнадцатом веке. 

Несмотря на активную, скажем так, «жизненную позицию» в Европе, не забывал орден и про Святую землю. При этом, что интересно, официальная резиденция великого магистра по-прежнему оставалась там. Если быть точнее – в Леванте (общее название Сирии, Палестины и Ливана). И в 1220 году орден сумел выкупить земли, расположенные в Верхней Галилее. Здесь вскоре появился тевтонский замок Монфор. Сюда великий магистр решил перевезти архив, а также казну ордена. Правда, музыка, что называется, играла недолго. Уже в 1271 году лидер мамлюков Бейбарс сумел захватить немецкую цитадель. Поэтому великому магистру пришлось в экстренном порядке обживать новое место в Венеции.

А теперь вернемся в Европу. Постепенно политика Тевтонского ордена стала более жесткой и губительной по отношению к противникам. Это хорошо иллюстрирует поход на Гданьск в 1308 году. Рыцари, прикрываясь лозунгом «Иисус Христос Спаситель Мира», вырезали порядка десяти тысяч поляков, являвшихся, к слову, христианами. Ну а свободные земли оперативно принялись осваивать немецкие колонисты. Кстати, к тому времени уже все Восточное Поморье принадлежало ордену. По факту, борьба с язычниками превратилась в повод для расширении сферы влияния тевтонцев. И этим великие магистры ловко пользовались, превратив орден в полноценное государство. Еще до этого пытались они закрепиться на землях Русских княжеств. Правда, здесь главную роль играл филиал Тевтонского ордена – Ливонский. Но поражение в ледовом побоище в 1242 году остудило пыл немцев. Интересно вот что: в роковой для рыцарей битве участие не принимал ландмейстер Тевтонского ордена в Ливонии Андреас фон Вельвен. Он предпочел держаться на безопасном расстоянии, поэтому не только выжил, но и не попал в плен. Такая вот дальновидность.

Было и еще несколько эпизодов в истории, когда Тевтонский орден оказывался не на высоте. Например, в 1268 году он потерпел сокрушительное поражение от объединенного русского войска в битве при Раковоре. Но, тем не менее, его рыцари продолжали котироваться как одни из лучших.

Еще одно знаковое событие произошло в 1309 году, когда столицей ордена стал город Мариенбург.

Карьерная лестница

Вторая половина четырнадцатого столетия складывалась для ордена относительно благополучно. Рыцари с завидным постоянством совершали походы на Литовские земли, а литовцы платили немцам той же монетой. И в 1351 году двадцать вторым великим магистром ордена стал Винрих фон Книпроде.

Точно неизвестно когда Винрих появился на свет. Принято считать, что приблизительно в 1310 году в селении, находившемся в окрестностях Монхайма-на Рейне. Не сохранилось никаких сведений и о том, как долго Винрих жил на берегах Рейна и каким образом попал в орден.

Впервые он упоминается в начале тридцатых годов четырнадцатого столетия. Тогда (в 1334 году) будущий великий магистр был молод и, соответственно, занимал весьма скромную должность – он являлся помощником (компаном) прокурора (судьи) в Прейсиш-Холланде. Но уже спустя четыре года фон Книпроде становится комтуром города Данцига (современный город Гданьск на севере Польши). Карьера Винриха развивалась стремительно. В 1341 году он был вынужден покинуть Данциг. Он перебраться в Бальге – мощную крепость, возведенную на землях пруссов, став уже ее комтуром. Параллельно фон Книпроде получил должность фогта (наместника императора) Натангии. Стоит уделить немного внимания этому прусскому племени, которое героически сопротивлялось тевтонцам.

Памятник Винриху фон Книпроде в Мариенбург.

Первая встреча рыцарей и натангов произошла ориентировочно в тридцатых годах тринадцатого столетия. В то время это племя, численностью порядка пятнадцати тысяч человек, проживало на территории между реками Преголя и Лава (современная Калининградская область). Натанги соседствовали на севере с прусским племенем самбов (сембов) и вармами на юге. В письменном источнике народ Натангии был упомянут в мирном договоре 1238 года, который был заключен между немцами князем Гданьской Померани Свентопелком II. Затем племя фигурировало в Дзежгоньском договоре 1249 года. То соглашение официально гарантировало свободу всем язычникам, которые бы приняли католическую веру. Распространялся тот документ и на натангов. Но эта уловка немцев не сработала.

Племя болезненно восприняло появление рыцарей на своей земле и не собиралось им подчиняться. Поэтому в том же 1249 году состоялось сражение под Крюкеном между язычниками и тевтонцами. Победу тогда одержали натанги, убив более пятидесяти рыцарей. Племя охватила преждевременная эйфория. Они тогда еще не подозревали, с какой мощной силой их свела судьба. Орден не мог простить унижения, поэтому довольно быстро восстановил силы и продолжил свои крестовые походы против язычников. И в 1255 году немцы возвели Кенигсберг – будущую главную резиденцию великого магистра. Крепость появилась в стратегически важном месте – в устье реки Преголи на границе натангов и самбов. 

Надо отдать должное прусским племенам, они всеми силами старались прогнать чужаков со своей земли. Большой прусский мятеж, продолжавшийся с 1260 по 1274 год, поначалу для натангов складывался весьма успешно. И когда тевтонцы потерпели поражение в битве при Дубре в 1260 году от жемайтов и куршей, восстание прусских племен возглавил Геркус Мантас, вождь племени натангов. Он, к слову, получил образование в Магдебурге, поскольку на протяжении многих лет находился в заложниках у немцев.

В январе 1261 года произошло сражение немецких крестоносцев с прусскими силами при Покармине. Победа была на стороне язычников. Затем Мантас сумел нанести поражение тевтонцам в сражении при Любаве. Причем рыцарями командовал ландмейстер ордена Хельмрих фон Вюрцбург. Той битвы фон Вюрцбург не пережил. Пруссы, окрыленные успехами, решили, что пришла пора забрать тевтонские замки себе. Но вот здесь их ждала неудача. Потерпев ряд болезненных поражений, пруссы утратили боевой дух. А окончательно их сломила гибель вождя. В 1273 году его выдал тевтонцам свой же слуга. Рыцари не стали церемонится с лидером мятежников и казнили его. После этого им не составило большого труда погасить угасающие очаги сопротивления язычников. Верхушка натангов подчинилась тевтонцам и приняла католичество, тем самым прекратив сопротивление. Правда, в 1295 году они еще раз восстали. На сей раз язычников повели за собой вожди Сабинас и Станта. Но с этим мятежом тевтонцы расправились с присущей им методичностью. Так что, когда в эти земли прибыл фон Книпроде о былой гордости прусского племени уже мало что напоминало. Хотя народ и сохранил свой язык и обычаи, а том, чтобы попытаться избавиться от тевтонского хомута уже и не помышлял. В должности фогта Винрих пробыл всего два года, после чего стал маршалом Тевтонского ордена. А в 1346 году удостоился звания великого комтура, то есть, он добрался по карьерной лестнице почти до самой вершины, заняв место заместителя великого магистра. До заветной цели оставалось всего пять лет.

За это время Винрих успел принять участие в битве на Стреве с армией Великого княжества Литовского. Это сражение произошло второго февраля 1348 года. Войско тевтонцев возглавил сам фон Книпроде, а противостояли ему князья Ольгерд и Кейстут. В качестве союзников на стороне немцев выступили французские и английские рыцари. Княжество Литовское тоже было не одно, ему помощь оказали полки из Владимира-Волынского, Берестья, Витебска и Смоленска. Есть версия, что литовских князей поддержали войско из Полоцка, но достоверность этого факта подлежит сомнению.

Прежде чем сойтись, так сказать, в чистом поле, тевтонцы на протяжении нескольких дней, словно хищные звери рыскали по литовскому Понеманью. Они жестоко подавляли любое сопротивление, сжигая деревни и убивая жителей. В это же время войска князей Ольгерда и Кейстута пытались найти армию противника, чтобы сразиться с ней.

Памятник Геркусу Мантасу в Клайпеде.

И вот, второго февраля они встретились. Победу в битве одержал фон Книпроде, нанеся Великому княжеству тяжелое поражение. В сохранившихся немецких документах говорится: «Однако не забудем, что во имя Господне полегло 1000 и из 20 000 спаслись немногие, взято 800 или около того». А вот некий Иоанн Витодуран, являвшийся современником того сражения, в своей летописи указал, что тевтонцы смогли убить порядка сорока тысяч литовцев. Так же в некоторых хрониках говорится о двадцати двух тысячах погибших воинов Великого княжества. Но сколько на самом деле погибло человек с той и другой стороны – доподлинно неизвестно. Понятно, что княжество получило сокрушительный удар, но тевтонцы по непонятным причинам не стали развивать свой успех. Они в честь победы возвели церковь Девы Марии в Кенигсберге и на этом успокоились. По официальной версии, дальнейшему продвижению ордена помешала вспышка эпидемии чумы, которая довольно сильно проредила состав боеспособных немецких рыцарей. Пользуясь моментом затишья, Винрих приказал возвести замок Георгенбург (территория современного поселка Маевка в Калининградской области).

В середине четырнадцатого столетия Тевтонский орден обрел нового сильного врага в лице Великого княжества Литовского. Борьба с прусскими язычниками, конечно, продолжалась, но она нужна была скорее для выполнения формальных обязательств. Ведь орден должен был защищать немцев от язычников, а кроме несчастных пруссов больше никто на эту роль не подходил. А так, все формальности были соблюдены. Но если война с пруссами за исключением нескольких неприятных эпизодов сложилась для ордена удачно, то с литовцами было не все так однозначно. Великое княжество мало в чем уступало тевтонцам, поэтому в противостоянии чаша весов склонялась то в одну, то в другую сторону.

Именно в этот важный момент для всего Тевтонского ордена его великим магистром и стал Винрих фон Книпроде. Генеральный капитул избрал его шестнадцатого сентября 1351 года. Так началась новая эпоха ордена.

Во главе ордена

Но начало правления фон Книпроде выдалось не столь радужным, как этого хотели тевтонские «верхи». Агрессивная внешняя политика на восточном направлении принесла свои печальные плоды. Ресурсы ордена были довольно скупы, однако политическая обстановка требовала от рыцарей активных действий. Поэтому сначала был организован военный поход в Жемантию – страной, расположившейся между низовьями рек Немана и Виндавой. Жемайты попили много немецкой крови и представляли собой серьезную проблему, которую требовалось все-таки решить. Еще в середине тринадцатого столетия они сумели свергнуть правление Ливонского ордена, а в 1320 году нанесли болезненное поражение тевтонцам и их союзникам в битве под Медниками (в то время являлось столицей племени). Язычниками были убиты двадцать девять рыцарей, сам маршал ордена Генрих Плоцке и порядка двухсот простых солдат. Вообще, в той битве выжить сумел лишь один, скажем так, полноценный рыцарь – фогт Самбии Герхард Руде, да и тот оказался в плену. В честь победы над немцами жемайты привязали тевтонца к его же собственному коню и вместе с ним сожгли.

С тех пор тевтонцы часто наведывались в «гости» к жемайтам, правда, с переменным успехом. И вот в начале пятидесятых годов четырнадцатого столетия туда отправились и рыцари великого магистра фон Книпроде. Вот только удача была на стороне язычников. Немцев ждал полный разгром. Поэтому у магистра не было иного выхода, как садиться за стол переговоров.

В 1358 году благодаря дипломатическим навыкам фон Книпроде сумел заключить временный союз в Великим княжеством Литовским. Причем объединились тевтонцы и литовцы против Польши. Вот только уже в 1360 году князь Ольгерд пришел к выводу, что союз с Польшей для его государства более выгоден, нежели с немцами. Поэтому разорвал союзнические договоренности с тевтонцами и оперативно отдал свою Кенну замуж запомеранского князя Казимира IV, являвшегося внуком Казимира III. Орден, конечно, не мог просто сидеть и смотреть на объединение сил двух его главных противников. Поэтому в том же году фон Книпроде в очередной раз объявил войну Великому княжеству и направил туда своих рыцарей. 

Тевтонцы сумели добраться до среднего течения Немана и подошли к стенам Ковно (современный Каунас). После непродолжительной осады город был захвачен и разрушен. После этого рыцари двинулись дальше. Они сражались с литовцами под станами Гродно, Трокам и Вильне. В одном из боев тевтонцам удалось захватить в плен князя Кейстута – брата и соправителя Ольгерда. Правда, долго в заложниках он не пробыл, поскольку его выменяли плененных рыцарей. Правда, вскоре Кейстут вновь угодил в плен. Во время боя его сбили с коня тевтонцы, но убивать столь высокопоставленного противника не стали. Вместо этого князя отправили в Мариенбург и посадили в тюрьму. По легенде Кейстуту помог сбежать один из рыцарей, который являлся литовцем по происхождению. И вместе они сумели скрыться от тевтонцев в Мазовии.

Пока шло противостояние с Великим княжеством Литовским, великий магистр принял участие и в военном конфликте Датского королевства с Ганзейским союзом. В том противостоянии тевтонцы встали на сторону Ганзы, хотя формально придерживались нейтралитета. Вообще, по одной из версий, именно Винрих стал разжигателем того конфликта. Он же и организовал съезд ганзейских городов в 1367 году, чтобы создать мощную коалицию против Вальдемара IV, короля Дании. И в 1370 году Вальдемар был вынужден признать свое поражение и заключить невыгодный для Дании Штральзундский мир. Произошло подписание договора при непосредственном участии великого магистра.

Постепенно подходила к концу и война тевтонцев с литовцами. В 1369 году они сумели захватить и разрушить несколько замков в Каунас. Приближался час главной битвы. И в середине февраля 1370 года произошло сражение при замке Рудау (Рудаву). Здесь войска Ольгерда и Ягайло соединились с армией Кейстута и Витовта. Литовцы планировали атаковать главную цитадель тевтонцев – Кенигсберг и направились к цели. Вот только их авангард наткнулся на разведывательный отряд тевтонцев во главе маршала Хиннинга Шиндекопфа. Немцы вышли победителями. А от захваченных в плен литовцев они сумели узнать планы Ольгерда и Кейстута. Войска же Великого княжества еще ничего не знали, поэтому потратили много сил на захват Рудау. 

Вскоре к замку подошли и тевтонцы во главе которых стоял сам Винрих фон Книпроде.

Битва длилась долго, но тевтонцы сумели разбить противника. Сначала поле боя в панике покинули солдаты Кейстута, а затем начали отступать и воины Ольгерда. Они попытались укрыться в лесу, но рыцари их нагнали и окончательно разгромили.

По оценкам историков и исследователей в той битве погибло свыше пяти тысяч солдат литовского войска. А орден, что называется, одержал пиррову победу. Погибло много рыцарей, несколько комтуров и маршал Шиндекопф. Но последствия этой победы скажутся позже. Тогда же орден праздновал. И казалось, что эпоха могущества и величия будет длиться вечно.

© Павел Жуков

Начало повествования - в "Предисловии".

Да, как и было обещано, начинаем серию аналитических рассказов о технике, получаемой по ленд-лизу, и сравнении этой техники с тем, что было у нас.

Но в самом начале, столкнувшись с огромной проблемой, сразу признаемся, что далеко не всегда получится сравнивать, ибо зачастую у нас аналогов, к сожалению, не было. Особенно это касается темы, с которой мы решили начать наше повествование. С автомобилей.

Да, в общем, не секрет, что с автостроением у нас было все очень печально во все времена. Даже сегодня. Если бы не концерн «Рено-Ниссан», начавший выпускать свои модели, так бы на «тазиках» и ездили.

В 30-е годы было ничуть не лучше. Всего у нас было три опоры автостроения: Москва (ЗИС), Нижний Новгород (ГАЗ) и Ярославль. Что было – то было, имели то, что имели. Другой вопрос, что автомобили, сделанные в СССР, к сожалению, очень сложно сравнивать с тем, что выпускалось той же «большой тройкой» в Детройте.

Одно из подтверждений тому наш сегодняшний герой, «Додж» (да простят нам русское написание), носивший прозвище «три четверти». «Додж» WC-51.

Типичный военный внедорожник-бугай. Прозвище не просто так, грузоподъемность 750 кг, то есть ¾ тонны. 

Технические данные Dodge WC51: 

вес – 2 315 кг; 
база – 2,5 м; 
длина/ширина/высота – 4,23/2,12/1,87 м; 
колея передних колес – 1,6 м; 
колея задних колес – 1,65 м; 
дорожный просвет – 27,3 см; 
тип силового агрегата – бензиновый шестицилиндровый двигатель объемом 3,8 литра, мощностью 92 л. с.; 
обороты в минуту (макс.) – 3200; 
скорость максимальная – 88 км/ч; 
расход горючего на 100 км – 29 литров по шоссейной дороге;
грузоподъемность – 750 кг.

В целом рисуется такой «качок на стероидах», готовый ко всему.

Надо что-то утащить? Не вопрос. Миномет, противотанковая пушка 45-мм, даже дивизионка 76-мм — не проблема. Утащит. Кухню поближе к передовой подкинуть? Ха! Вместе с поваром и запасом продуктов.

Есть интересная дополнительная особенность. Пол имеет пять ребер жесткости и приспособлен для монтажа стойки, рассчитанной на мелкокалиберную пушку (до 37-мм включительно) или крупнокалиберный пулемет. Такой американский «Браунинг» от 12,7 мм и дальше.

Заводился американец электрическим стартером. Шестицилиндровый двигатель довольно тяговит и обладал отличной по тем временам мощностью.

Основной ведущий мост задний, передний подключался по мере необходимости рычагом рядом с «ручником».

Синхронизаторы на коробке передач? Да ладно, это военная машина! Чем проще и дешевле, тем оно лучше. Потому синхронизаторы отсутствуют, но для советского человека, не избалованного новинками техники, двойной выжим – дело обычное.

Нет демультипликатора, но мощность движка позволяет продраться даже через русскую грязь. А стартовать можно со второй, двигатель и не такое стерпит.

Знающие люди из реконструкторской среды уверяют, что этот бугай весьма неплохо управляется, несмотря на отсутствие каких бы то ни было усилителей руля. И вообще, слабакам на войне не место, тем более за рулем вот такого транспорта для реальных перцев. 

Колесная база, скажем так, среднего размера, дает возможность нормально и оперативно разворачиваться на небольших участках. 

Тормоза с гидравлическим приводом, тут производители не поскупились. Главное, при буксировке не тормозить «в тупики», случались происшествия, когда пушка или миномет срывались с тягово-сцепного устройства и станины оказывались в кузове. Не смертельно, конечно, но тем не менее.

Обратил внимание: у пассажира стеклоочиститель с ручным приводом.

То есть надо рукой крутить туда-сюда привод "дворника". А вот с водительской стороны — чудо американского автопрома: вакуумный привод от двигателя!

Чем выше становились обороты двигателя, тем быстрее работал "дворник" у водителя. 

Фактически за 51-м и последовавшими модификациями был только один недостаток: открытая кабина. Нашей зимой это было даже не неприятно. Да и летом, в условиях задымленности или сильного ветра в ростовских степях, открытая этим ветрам кабина – сомнительное удовольствие.

В некоторых источниках говорили о якобы тяжелом рулевом управлении. Ну это говорили те, кто за рулем трехтонки советской не сиживал. А так как в то время у нас за рулем трехтонных не сиживал только тот, кто сидел за рулем «полуторки».

Перевожу: никаких проблем. И хлеще техника бывала.

А теперь о цифре, которая перечеркивает все сопоставления и сравнения.

25 000 «Доджей» WC-51 было поставлено в РККА по ленд-лизу.

Джип-переросток, как есть, «зашел». Тягач противотанковых пушек, как его первоначально поставили, стал таскать вообще все подряд, от разведдозоров до кухонь и начальствующего состава.

Самое неприятное, что его особо-то и сравнить не с чем.

По классу больше всего подходит ГАЗ-4. 

Это пикап, сделанный все на той же платформе ГАЗ-А/«Форд-А», выпущенный серией в 10,5 тысяч машин.

ГАЗ-4 был не конкурент «Доджу». Более легкий (1080 кг пустой), с более слабым двигателем от «Форд-А» (4 цилиндра, объем 3 285 куб. см., мощность 40 л. с. при 2 200 об/мин), более быстрый (113 км/ч) и менее прожорливый (12 л на 100 км).

Но ГАЗ-4 проигрывал в главном – грузоподъемности (500 кг против 750 у «Доджа») и проходимости. В плане проходимости – совсем проигрывал. Американский (хотя и ГАЗ-А не особо-то советским можно назвать) проглот от «Доджа» исправно кушал вдвое больше бензина, но не задавал вопросов на тему куда и как тащить прицепленный груз. Или загруженный в кузов. 

Полноприводная «эмка», ГАЗ-61? 

Да, с проходимостью у этого автомобиля был полный порядок. Проблема только в том, что всех модификаций ГАЗ-61 было выпущено не больше 200 штук. Да, автомобиль был любим советскими военачальниками, ГАЗ-61 возил Ворошилова, Буденного, Кулика, Тимошенко, Шапошникова, Жукова, Мерецкова, Конева и Тюленева.

Да, конечно, комфорта у «эмки» было поболее. Но увы, двигатели понадобились для легких танков Т-60, и полноприводные советские машины перестали выпускать.

А потом по ленд-лизу пришли «Доджи» и «Виллисы», которые заполнили сектор легких и средних полноприводных автомобилей РККА.

Но ведь хорошие были машины, не так ли?

Кстати, в музеях из 25 000 у нас на сегодняшний момент осталось всего 2 (!) Dodge WC-51. Один в Музее отечественной военной истории в Падиково, второй — в музее военной истории УГМК в Верхней Пышме.

В частных коллекциях реконструкторов военной истории 51-й тоже встречается. Но нечасто. Остальных, судя по всему, укатали годы.

Но свою главную работу Dodge WC-51 выполнил на "отлично". Думаю, в этом со мной согласится основное большинство.

© Роман Скоморохов

Сегодня при обсуждении https://pikabu.ru/story/drugoy_lendliz_predislovie_6284380 @Stomp18 задал интересный вопрос:

Судя по всему, автор поста хорошо знаком с деталями экономических реалий того времени.
Хочу задать вопрос:
я слышал, что существовали поставки из СССР в Германию стратегического сырья используемого для военной промышленности, и поставки эти..продолжались некоторое время и после начала войны. Конкретно речь идет, например, о продаже самородного кварца. Использовался для изготовления прицелов и других оптических приборов.
Вам что-то об этом известно?

Так вот хотелось сказать когда то давно я читал о том, что отношения между фашисткой Германией и СССР продолжались вплоть до начала войны. Некоторые индивиды вменяют порой этот "грех" СССР и России, как правопреемнику. Так вот хочется сказать - СССР от этого только выиграл. Плюс это всего лишь бизнес, причем очень даже выгодный для нас в плане развития промышленности страны. По итогу вышло вот что - руководство СССР в торговле и техническом сотрудничестве с Германией действовало в интересах страны и народа. Москва смогла получить от Рейха максимум возможного, отдавая по минимуму. Германское оборудование и техника честно служили СССР все годы войны, да и после помогали восстанавливать страну. Советские специалисты получили доступ к передовым технологиям Запада и вполне его использовали.
В результате вопроса подписчика освежил память и прочитал несколько статьей в разных источниках. Представляю вашему вниманию статью Леонида Масловского:

История подобного не знала: как СССР заставил Германию восстановить его оборонку перед войной

В целом поставки в денежном выражении были примерно одинаковыми, и обе стороны строго выполняли условия торгового договора. И почему СССР накануне страшной войны не должен был поднимать уровень своей оборонной промышленности за счет поставок из Германии?!

Недоброжелатели России с подчеркнутым осуждением упрекают СССР в торговле с Германией в довоенный период. Их стенания не имеют ничего общего с реальностями того времени. Россия была одним из основных торговых партнеров Германии в царское время и оставалась таковым в советское время, но она не являлась основным торговым партнером гитлеровской Германии. Таковыми были США и Англия, с подачи которых и фабрикуются обвинения и всевозможные зловредные мифы в адрес Советского Союза.

В 1933 году, в год прихода к власти Адольфа Гитлера, доля поставки в Германию из СССР от общего объема поставок такого сырья, как железная руда, составляла всего 0,5%, в 1934-м – 0,02%, в 1935-м – 0,019%, нефти и нефтепродуктов: в 1933 году – 20,8%, в 1934-м – 14,8%, в 1935-м – 13%, хлопка: в 1934 году – 2,26%, в 1935-м – 1%. Утверждения о том, что за счет сырья СССР поднималась немецкая промышленность, не соответствуют действительности.

А вот для поднятия советской промышленности за чрезвычайно короткий срок требовались поставки с Запада, в том числе и из Германии. В своем выступлении 4 февраля 1931 года на первой Всесоюзной конференции работников социалистической промышленности Иосиф Сталин сказал: «Мы отстали от передовых стран на 50–100 лет. Мы должны пробежать это расстояние в десять лет. Либо мы сделаем это, либо нас сомнут». Он не только сказал, а поставил дело так, что весь Запад, в том числе Германия, помогали нам «пробежать это расстояние в десять лет».

СССР завершил индустриализацию в указанный срок и за время Великой Отечественной войны выпустил вооружений вдвое больше гитлеровской Германии вместе со всеми  остальными, как оккупированными Германией, так и союзными с ней европейскими странами, что позволило Советскому Союзу одержать Победу в Великой Отечественной войне 1941–1945 годов. С нашей победой никак не могут смириться враги России и десятилетиями льют грязь на нашу страну.

Доля машин и оборудования в импорте СССР составляла более половины всей импортируемой продукции. Импорт СССР из Германии во все предвоенные годы значительно превышал экспорт в Германию: в начале 1930-х годов – в два раза. Так кто кому помогал в развитии промышленности? Конечно, Германия помогала СССР, и в этом огромная заслуга советского правительства. В довоенное десятилетие товарооборот с Германией из года в год снижался: в 1931 году он составлял 1065,8 млн марок, а в 1937 году – 182,5 млн марок. В основном это объясняется тем, что тысячи советских построенных заводов и фабрик начинали производить продукцию и СССР все меньше нуждался в импортном оборудовании, а все больше оборудования производил на своих предприятиях.

Вместе с тем потребность в оборудовании оставалась, так как история мира не знала темпов индустриализации, которых добился СССР, и промышленность страны не успевала оснащать заводы и фабрики необходимым оборудованием. Особенно недоставало  прессов большой мощности для металлургической промышленности, тяжелых токарных, фрезерных, зуборезных, шлифовальных станков для обработки крупногабаритных металлических изделий, многорезцовых станков и другого уникального оборудования. Указанное оборудование нам и поставляла Германия.

Советское руководство сумело получить недостающее оборудование в Германии, и потомки должны вспоминать об этом с гордостью и благодарностью. Но обманутые поколения этого не знают. Они воспитаны на образах, созданных, например, гражданином Англии Резуном, печатающимся в России под псевдонимом В. Суворов, который во время войны сбежал из СССР в Англию и стал служить английской разведке.

А им нарисована следующая картина: «22 июня 1941 года перед рассветом через пограничный мост в Бресте с советской стороны на германскую мирно простучал эшелон, груженный зерном, а через несколько минут с германского берега ударили артиллерийские батареи и пошли танки Гудериана». Этот образ глупого советского правительства, до последнего довоенного часа кормившего Германию хлебом, внедрен в сознание каждого российского гражданина.

В действительности Германия до последнего часа поставляла нам оборудование. Данные поставок 1940 и 1941 годов показывают, что эти поставки из месяца в месяц увеличивались. В феврале 1940 года Германия поставила СССР продукции на 1,8 млн марок, в июне – уже на 30,8 млн марок, а в декабре 1940 года – на 37,7 млн марок. И последний эшелон в июне 1941 года пошел не из СССР в Германию, а из Германии в СССР, с уникальным оборудованием для нашей промышленности. Достаточно указать, что в январе 1941 года Германия поставила СССР продукции на 29,6 млн марок, а в июне 1941 года – на 53,2 млн марок.

В целом поставки в денежном выражении были примерно одинаковыми, и обе стороны строго выполняли условия торгового договора. И почему СССР накануне страшной войны не должен был поднимать уровень своей оборонной промышленности за счет поставок из Германии?!

А ведь образ последнего эшелона с зерном вошел в художественные произведения о войне и даже в солидные исторические труды. Есть основания заявить, что люди, поддерживавшие и поддерживающие в настоящее время этот образ, делают это с целью дискредитации нашей страны. С целью унижения великого народа, который сумел отстоять свою свободу и независимость в битве с врагом, вдвое превышавшим его в силах и средствах, советского народа, который до войны сумел заставить работать на себя даже врага.

Более того, поставки зерна фальсификаторы нашей истории пытаются представить как бедствие для народов СССР. Но такие утверждения не соответствуют действительности. Благодаря коллективизации сельского хозяйства СССР значительно повысил производительность труда в аграрном секторе экономики и одновременно увеличил сбор зерна.

В 1913 году сбор зерна в Российской империи составил 76,5 млн т. В СССР до коллективизации сбор зерна оставался на указанном дореволюционном уровне: 1925 год – 72,5 млн т; 1926 год – 76,8; 1927 год – 72,3; 1928 год – 73,3; 1929 год – 71,7. После коллективизации, в 1937 году, валовой сбор зерна составил уже 97,5 млн т (по американским оценкам, 96,3 млн т).

В результате коллективизации были решены основные проблемы в развитии сельского хозяйства и промышленности. Невиданными в мире темпами росло производство промышленной продукции, увеличилось производство зерна, резко поднялась производительность труда, в результате чего были высвобождены люди для индустриализации.

Например, в 1929 году сельским хозяйством занималось 80 млн человек, а в 1933 году в сельском хозяйстве осталось 56 млн человек. Однако и в 1929 году, и в 1934 году был получен примерно один и тот же урожай зерна – 74 млн т. То есть примерно на треть сократилось число занятого в аграрном секторе населения, но производство зерна осталось на том же уровне. Сельское хозяйство высвободило для промышленности крайне необходимые ей 24 млн пар рабочих рук.

Производство зерна уже через пять лет увеличилось более чем на одну треть, и к январю 1941 года СССР смог создать государственный запас в 6,162 млн т зерна и муки. Поэтому для советской экономики поставки сырья были не слишком обременительными. За 1940 год Германия получила из нашей страны 657 тыс. т нефтепродуктов, в то время как добыча нефти в СССР в том году составила 31,1 млн т. Зерна в Германию в 1940 году было поставлено чуть меньше 1 млн т, а заготовлено более 97 млн т. Кстати, в 1986/87 году СССР довел производство зерна до 210–211 млн т.

Враги России по-прежнему кричат, что СССР своими поставками сырья породил гитлеровскую Германию. Но их клевета не имеет ничего общего с фактическим положением дел. В 1940 году поставки из СССР составляли всего лишь 7,6% общей суммы германского импорта, а поставки в СССР – 4,5% германского экспорта, в следующем году – соответственно 6,3% и 6,6%.

В предвоенное время СССР имел высокоинтеллектуальное, профессионально подготовленное правительство, которое использовало буквально все возможности для подготовки отпора любому агрессору. Несмотря на ограничения правительств западных «демократий» – США, Англии, Франции и др. – на поставку в СССР оборудования и технологий, СССР всеми правдами и неправдами определенное  количество оборудования получил не только из Германии, но и из указанных стран.

Конечно, доля полученного оборудования составляла незначительную часть от произведенного в нашей стране, но каждый станок, получаемый до войны из других стран, спасал десятки человеческих жизней, так как позволял выпустить больше оружия для советских солдат.

В результате славных, героических дел советского народа и правительства Красная армия в июне 1941 года по количеству имеющегося в войсках оружия превосходила вермахт, но произвести к началу войны достаточное количество военной техники новых типов СССР не хватило времени.  По численности войск Вооруженные силы Германии с союзниками более чем в два раза превосходили Вооруженные силы СССР.

Вся армия Германии без союзников (8,5 млн человек) имела на вооружении 5639 танков и штурмовых орудий, свыше десяти тысяч боевых самолетов, свыше 61 тыс. орудий и минометов. Военно-морской флот к июню 1941 года насчитывал 217 боевых кораблей основных классов, в том числе 161 подводную лодку. На вооружении напавшей на СССР 5,5-миллионной армии Германии и ее союзников находилось около 4300 танков и штурмовых орудий, 47,2 тыс. орудий и минометов, 4980 боевых самолетов и свыше 190 боевых кораблей.

В июне 1941 года на вооружении Красной армии состояло свыше 67 тыс. орудий и минометов, 1860 новых танков и свыше 2700 (3719 штук, по данным Г. К. Жукова) боевых самолетов новых типов. Кроме того, в войсках было большое количество устаревшей бронетанковой и авиационной техники. ВМФ имел 276 боевых кораблей основных классов, в том числе 212 подводных лодок.

Благодаря 12,5 тыс. построенным в межвоенный период крупным заводам и фабрикам, оснащенным оборудованием, в том числе и оборудованием, полученным из Германии, СССР уже осенью 1942 года в производстве вооружений превзошел Германию вместе с работающей на нее Европой.

Среднегодовое производство танков и самоходных установок в СССР было почти в два раза больше, чем в Германии, в четыре раза больше, чем в Англии; орудий – в 6,3 раза больше, чем в Германии, в 1,5 раза больше, чем в США, и в 5,3 раза больше, чем в Англии; самолетов – в 1,7 раза больше, чем в Германии, и в 1,5 раза больше, чем в Англии.

Высочайший уровень способности наших рабочих и инженерно-технических работников подтверждается и следующими фактами. Себестоимость танка Т-34 и тяжелых танков КВ и ИС уменьшилась за время войны примерно в два раза, одновременно возросла выработка на одного рабочего. Трудоемкость производства бронекорпуса среднего танка снизилась почти в пять раз, дизель-мотора – в 2,5 раза. Таких достижений в танкостроении не имела ни одна из воюющих стран. Аналогичные достижения советская промышленность имела в самолетостроении и в других наукоемких и трудоемких отраслях военной промышленности.

С мая 1942 по май 1945 года производительность труда рабочих в промышленности СССР в целом выросла на 43%, а в оборонных отраслях – на 121%. В 1944 году себестоимость всех видов военной продукции была в среднем в два раза ниже, чем в 1940 году. Экономический эффект от ее снижения за 1941–1944 годы составил почти половину всех расходов государственного бюджета СССР на военные нужды в 1942 году. И в этом большая заслуга, прежде всего, советских ученых и инженеров, постоянно улучшавших технологию производства продукции и вводивших механизацию и автоматизацию в производственные процессы.

Удельный вес поставок СССР промышленной продукции союзниками за время Великой Отечественной войны составил 4% продукции отечественного производства, а импорт зерна, муки и крупы в пересчете на зерно – 2,8% среднегодовой заготовки зерна в СССР. На основании приведенных данных очевидно, что поставки союзников, конечно, нам помогли, но составляли незначительную часть производства продукции в Советском Союзе и в силу своей незначительности не могли повлиять на исход войны. Торговля с Германией, в целом с Западом, конечно, помогла становлению советской промышленности, но наши достижения, прежде всего, стали возможны благодаря высоким созидательным способностям русского, советского народа и его правительства.

https://m.tvzvezda.ru/news/qhistory/content/201707240904-gl0...

P.s. Тут один читатель пустил в меня шпильку - мол когда ответит "Военное Обозрение", так вот я скажу, "ВО" на этот "вопрос" ответило 7 лет назад. И я действительно прочитал об этом там, так как являюсь многолетним читателем https://topwar.ru/4047-yekonomicheskoe-sotrudnichestvo-mezhdu-sssr-i-germaniej-v-30-e-gody.html☝️✌️