ZoyaKandik

После завтрака я почувствовал себя лучше и решил, что в силах показаться в обществе. С помощью Джорджа я, трясясь от холода, влез в горнолыжный костюм, дополнил свой наряд теплой курткой и активировал встроенный подогрев. Очень скоро я согрелся и ощутил прилив бодрости.

В столовой было ощутимо холоднее, чем в моей каюте. Ласт и А’Пойк, одетые тепло и очень разнообразно, сидели за столом. Они держали в руках чашки с горячими напитками, согревая озябшие пальцы, от их дыхания поднимался пар. На стенах, на столе, на полу блестел тонкий налет изморози.

- Доброе утро, сэр, - кисло поздоровался со мной капитан.

- Мне бы ваш оптимизм, - буркнул я.

Ласт вымученно улыбнулся, а А’Пойк принялся многословно и довольно путано объяснять мне причины неполадок. Я ничего не понял. Более того, у меня сложилось впечатление, что и сам А’Пойк не очень-то понимает, но я решил не заострять на этом внимания. Еще успеется.

Хуже всех пришлось Молли. Весь ее багаж составляла очень модная, дорогая, но исключительно непрактичная одежда, всякие там полупрозрачные блузки, короткие платья с открытыми плечами и всё в этом роде. Выглядела она в них совершенно очаровательно, спору нет, но в данных обстоятельствах это было бы неуместно.

Сейчас Молли, по словам Джорджа, лежала в своей кровати под тремя одеялами, и жаловалась на жизнь. И я её не осуждал, хотя не люблю нытиков и неженок.

- С этим нужно что-то делать, - решительно заявил я. – Мы должны как-то помочь девушке! Я вовсе не хочу, чтобы она замерзла насмерть. А потом подала на меня в суд за несоблюдение контракта и всё такое прочее.

- Мы думали об этом, сэр, - сказал Ласт. – Но единственное, что мы можем ей предложить, это скафандр.

- Гм, - озадаченно произнес я. Я представил себе эту громоздкую штуку. – Но вряд ли хрупкая девушка сможет передвигаться в нем по кораблю. Он ведь страшно тяжелый.

- Это вы про ремонтный скафандр говорите, - объяснил А’Пойк. – Который с реактивным ранцем. Он и в самом деле очень тяжелый и годится только для невесомости. Но у нас есть ещё один скафандр, предназначенный для коротких выходов в космос. Он легкий, гибкий, в нём довольно удобно. К тому же он со встроенной терморегуляцией. Думаю, девушке в нем будет комфортно.

На том и порешили. Молли была не в восторге, но деваться ей было некуда. Пользуясь подсказками капитана (он руководил процессом из-за закрытой двери, по громкой связи), Молли кое-как облачилась в скафандр и вышла к нам злая, как сто тысяч чертей.

- Я чувствую себя снеговиком, - свирепо сказала она. – Толстым-претолстым снеговиком. В жизни не чувствовала себя так по-дурацки. Господи, надеюсь, об этом никто не узнает!

Мы горячо заверили Молли, что выглядит она очаровательно, даже лучше чем знаменитая Роза Вива в сериале «Гроза в небе» - помнится, там она вечно бегала в серебристом обтягивающем комбинезоне. Молли смягчилась и согласилась позавтракать. Атмосфера слегка разрядилась, и я поспешил воспользоваться благоприятным случаем.

- Я лечу с Молли, - заявил я.

- Куда, сэр? – с огромным изумлением спросил Ласт.

- На тот маленький корабль, - сказал я. – К этому… как его… к Бобу! И дальше на станцию. Ну или куда он там держит путь? Короче, я и Молли, мы вместе летим за помощью.

Ласт и А’Пойк переглянулись.

- Как вам будет угодно, сэр, - озадаченно сказал Ласт. – Только как-то это странно. Нет, не подумайте, что я собираюсь вас отговаривать… просто хочется знать, почему вы так решили?

Почему? Положа руку на сердце, я и сам этого не знал. Но я чувствовал, что всё это – и неполадки на корабле, и фальшивый день рожденья, и вчерашняя бабочка – всё это неспроста. Особенно бабочка. Звериное чутье, которое не раз меня выручало и которому я доверял, криком кричало об опасности. И пусть разум молчал, пусть я не мог связно объяснить, что же именно мне угрожает, но я твердо решил покинуть свою злосчастную яхту, причем как можно скорее.

Капитан очень расстроился, когда я, путаясь в словах, изложил ему свои претензии к состоянию корабля.

- Но, сэр, мы же стараемся, - огорченно сказал он. – Ремонтные киберы работают днем и ночью. Честное слово, очень скоро всё будет в полном порядке! Система рекупирации, например, уже полностью восстановлена.

Я – человек мягкий, со мной всегда можно договориться, и хорошей драке я предпочитаю компромисс. Но тут я уперся – я должен покинуть корабль, и точка! Более того, отчего-то я был уверен, что так будет лучше для всех. Словно на мне лежало проклятие, и стоит мне исчезнуть, как на нашем корабле сразу всё наладится. Но говорить я об этом, разумеется, не стал, а только твердил, что должен перейти на корабль Боба.

- Как скажете, сэр, - сдался капитан. – Не знаю только, согласится ли Боб. Вы же сами слышали, он может принять только одного пассажира. У него там просто нет свободного места.

- Место найдется, - уверенно заявил я. – Деньги! Деньги, мой друг, решают всё.

Возраст и жизненный опыт позволяют мне быть несколько циничным. Капитан скептически улыбнулся и хотел что-то возразить, но в этот самый момент кое-что случилось.

Корабль вздрогнул, словно от удара, и одновременно пропало искусственное тяготение. Всё, что не было закреплено, взлетело в воздух, а спустя несколько секунд тяготение включилось снова, и парящие предметы упали. В том числе и мой вудстерский сервиз. И хотя люди практически не пострадали, ущерб моему имуществу был причинен значительный. Слава богу, что оно застраховано.

Неприятное происшествие, что ни говори, но очень уж кстати оно пришлось.

- Вы видите? – завопил я, с трудом поднимаясь с пола (Джордж, разумеется, бросился мне помогать). – Вы понимаете? Вот о чем я говорю! Сначала то, потом это. А что дальше? Взрыв? Разгерметизация? Смерть? А я не хочу умирать! Так – не хочу! Я хочу умереть от старости, в своей постели!

Конечно, это была истерика – вполне простительная в данных обстоятельствах. Ну а чего еще ждать от немолодого, насмерть перепуганного миллионера?

- Да, сэр, - только и сказал капитан, катая желваки на скулах.

Вопрос о моей эвакуации был решен. В полном молчании мы проследовали в рубку, и капитан связался с Бобом. Как и предполагалось, тот без энтузиазма отнесся к нашему предложению взять еще одного пассажира. Более того, решительно возражал, ссылаясь на смехотворные обстоятельства.

- Нет места, - как заведенный твердил он. – Хоть режьте, нет – и всё тут. И взяться неоткуда.

Пришлось мне брать переговоры в свои руки. Иначе я рисковал остаться на яхте.

- Послушайте, Боб, - сказал я. – Я понимаю, ваше суденышко под завязку забито ценным грузом. Но вы можете избавиться от небольшой его части, чтобы освободить для меня местечко.

- Мочь-то я могу, - сказал Боб. – Только вот делать этого не собираюсь. Еще чего! С какой стати?

- С такой, что я покупаю ваш груз, - внушительно произнес я. – Называйте цену! Я не поскуплюсь.

- Вот как? – скептически отозвался Боб. – Очень мило. Только знаете что? Я от вас пока ни копейки не видал. И пока не увижу, никаких разговоров о грузе быть не может. Вот так вот!

- Я – лорд Грант! И я обещаю, что…

- Обещать мы все горазды!

- Слушайте, вы, упрямый человек! – с раздражением воскликнул капитан. – Я же вам объяснял – у нас не работает гиперсвязь! Мы не можем прямо сейчас перевести вам деньги! Но как только наладим…

Боб рассмеялся:

- Как только у вас появится гиперсвязь, я вам стану не нужен.

В словах меркантильного Боба было зерно истины, но я не дал ему развить эту мысль. Гиперсвязь могла наладиться через час, могла через месяц, а могла не наладиться вовсе. Я не хотел рисковать. Мне нужно было убраться с яхты, причем, чем скорее, тем лучше.

- На моей руке часы, стоимостью в полмиллиона, - внушительно произнес я, и Боб притих, внимательно слушая меня. – Даже на черном рынке вы сможете выручить за них не менее двухсот тысяч. Кроме того, у меня на борту драгоценностей примерно на такую же сумму – я их вам передам сразу же, как только окажусь на вашем корабле. Я не силач с волосатой грудью, оружия у меня нет, так что свою плату вы получите.

- Ну да, - с сомнением протянул Боб. – А потом вы заявите, что я вас обокрал. И вместо денег я получу срок. Или все ваши цацки окажутся фальшивыми.

- Да черт с ним, с этим идиотом! – в сердцах рявкнул капитан. – Извините, сэр Роджер… Пусть катится ко всем чертям! Рано или поздно мы починим связь, не сомневайтесь. И уж тогда подадим на него в суд! За оставление в опасности, за вымогательство… ну, ваши юристы найдут подходящие обвинения. Мало ему не покажется, сядет лет на десять!

- Эй! – встревожился Боб. – Мы так не договаривались!

- Так давайте договоримся, - предложил я. – Прямо сейчас. Я вам – все свои драгоценности и дарственную на них. Вы нам – два места на вашем корабле. Ну, что, по рукам? - Боб молчал. - Вам этого мало? – изумился я. – Ну, я даже не знаю, что вам ещё предложить! Есть, например, серебряные столовые приборы ручной работы. Есть пара хороших картин. Есть элитный алкоголь…

- Выпивка? – перебил меня Боб, и голос его дрогнул. – Вы сказали – выпивка? Господи, что же вы молчали? Я уже месяц ничего крепче воды в рот не брал. Лечу, дружище! Спешу! Завтра же буду у вас! Готовьте ваши цацки!

Весь остаток дня мы с Джорджем усердно трудились, собирая и описывая все драгоценности, какие только были на яхте. Бедняжка Молли поливала горючими слезами каждое подаренное мною колечко, каждую цепочку. Пришлось посулить ей изумрудный гарнитур, который она видела на выставке в Бомеро; девушка тут же повеселела и по своей инициативе отдала мне изящный золотой браслетик, про который я совсем забыл. Не остался в стороне и А’Пойк.

- Вот, - сказал он, кладя передо мной часы, которые я ему вручил на день рождения. – Наверное, они тоже что-нибудь да стоят.

Я с благодарностью отказался.

- Речь шла о моих драгоценностях, - объяснил я. – А эти часы я вам подарил, поэтому они ваши. И нашему ушлому спасителю они не достанутся. Хватит с него и этого, - кивнул я на контейнер, куда невозмутимый Джордж складывал плату за проезд.

- Ой, - всполошилась Молли. – А эти украшения, ты же мне их тоже подарил! Значит, они тоже мои!

Я вздохнул.

- Девочка моя, - мягко сказал я. – Если я верну тебе все твои побрякушки, в ящике останется лишь пара запонок и перстень. Он, конечно, старинный и очень дорогой, но вряд ли наш друг Боб удовлетворится этой платой. Он явно рассчитывает на большее.

Молли только грустно вздохнула – возразить ей было нечего.

Капитан в этом не участвовал, он занимался кораблем. А если мы с ним пересекались, был хмур, немногословен и на все вопросы отвечал коротко и неопределенно. Изредка я ловил на себе его взгляд – острый, напряженный, и от этого взгляда мне становилось не по себе. Конечно, это были нервы и больше ничего, но я старался держаться поближе к Джорджу.

За ужином капитан был по-прежнему молчалив. Уткнувшись взглядом в тарелку, он ковырял вилкой мясное суфле и о чем-то думал. Невольно и мы все притихли тоже, и ужин проходил совсем невесело. Я ждал от капитана какой-нибудь выходки, и дождался. Ласт вдруг поднял голову и посмотрел мне прямо в глаза.

- Вы боитесь умереть, сэр Джордж?

Вопрос был настолько неожиданным, что я растерялся. Я не понимал, куда он клонит.

- Мы все боимся, - осторожно ответил я. – Разве не так? – Вдруг ужасная мысль пришла мне в голову, и я похолодел. - Вы хотите сказать, что мы не дождемся Боба? – воскликнул я. – Что-то случилось с кораблем и мы все погибнем?

Зря он поднял эту тему при Молли, и зря я её развил. Если уж мы доживаем последние часы, то гораздо приятнее будет провести их в относительном комфорте, а не под аккомпанемент женских слез.

- С кораблем всё в порядке, - холодно сказал капитан. – Во всяком случае, его состояние не хуже, чем было. И даже лучше – вы чувствуете, что температура поднимается? Скоро нам станет тепло. Нет, я о другом. – Ласт помолчал, в каком-то затруднении глядя на меня. – Вот сегодня утром… Вы решили покинуть яхту. Вы же испугались, сэр Роджер. Правда же?

- Да, - виновато сказал я. – Я вел себя недопустимо. У меня сдали нервы. Хотя это меня не оправдывает, конечно. Я прошу у вас прощения.

Капитан отмахнулся от моих извинений.

- Ваши нервы меня не касаются, - нетерпеливо проговорил он. – Черт, даже не знаю, как это выразить… объяснить… Вот вы оставили нас втроем: меня, А’Пойка и Джорджа. Капитана, помощника капитана и пассажира. Ну, мы, как вы говорили раньше, на службе. Мы обязаны бороться за живучесть корабля и мы будем бороться до конца, это наш долг. Но Джордж? Глубоко штатский человек. Молодой человек, у которого вся жизнь впереди! Он ведь вам во внуки годится!

Движением руки я остановил его взволнованную речь.

- Я понял, - мягко сказал я. – Вас удивляет, почему я, так сказать, не уступлю ему свой спасательный круг? Почему я, старик, спасаю свою жизнь за его счет? Я прав? Вы ведь это хотели сказать?

- Ну, например! – с вызовом сказал Ласт. А’Пойк, приоткрыв рот, с испугом посмотрел на него.

- Что ж, я объясню. Вы правильно сказали, Джордж – молодой человек. И, замечу, здоровый и сильный молодой человек. Который способен сам позаботиться о себе. Который с легкостью выживет там, где старик, вроде меня, будет молить о помощи. Понимаете, о чем я? Вам не придется тратить на него столько сил, сколько вы тратили бы на меня. Более того, я считаю, - да что там, уверен! - что он может принести пользу, оказать реальную помощь. Если, конечно, я не буду путаться у него под ногами.

- Понятно, - пытаясь быть ироничным, протянул капитан. – Значит, вы спасаетесь из альтруистических соображений? Чтобы облегчить нам жизнь?

- Но это лишь одна сторона медали, - не слушая его, продолжал я. Я начинал потихоньку заводиться и даже повысил голос. – А теперь давайте взглянем на ситуацию с другой стороны. Вы не забыли, кто я есть? Я – лорд Грант! Очень богатый, между прочим, человек! Кто сможет быстро организовать спасательную экспедицию? Кто сможет заплатить за безлимитную гиперсвязь, за корабли любого класса и в любом необходимом количестве? За то, чтобы сотни, тысячи людей, позабыв о сне и отдыхе, перепахивали Космос вдоль и поперек, чтобы найти крошечную яхту? А? Кто, я вас спрашиваю? Наемный работник Джордж, у которого копейки за душой нет? Мисс Вселенная?

У меня пересохло в горле, и я закашлялся. Джордж молча подал мне стакан с тоником, я благодарно кивнул ему и жадно выпил. Капитан тоже молчал и хмурился. Кажется, он был озадачен. Сосредоточившись на этической стороне проблемы, он упустил из виду её практический аспект – целесообразность того или иного выбора.

- Но если вам и этого мало, - отдышавшись, продолжил я, - давайте спросим самого Джорджа. Клянусь, я поступлю так, как он скажет! Итак, твое мнение, Джордж!

Вы скажете – ну, что там, я же ничем не рисковал, потому что был уверен в ответе. Нет! В том-то и дело, что не был! Надеялся, это да, но уверенности у меня не было. И я с некоторым трепетом ждал ответа моего дворецкого. И Джордж, мой великолепный Джордж, этот замечательный образчик Человека с большой буквы, не подвел.

- Вы совершенно правы, сэр, - сказал он, разливая нам вино. – К тому же в программу моего обучения входит курс экстремального выживания. Так что я и в самом деле смогу принести некоторую пользу. Но прежде всего я обязан позаботится о вашей безопасности. И это уже мой долг.

Капитан был повержен. Капитан был пристыжен. Капитан с мистическим ужасом смотрел на Джорджа, обыкновенного скромного слугу, который выказал сейчас силу духа большую, чем опытный космический волк. А я украдкой вытер вспотевшие ладони.

- Извините меня, Джордж, - сказал Ласт, вставая и протягивая руку. – Я не знал.

- Не стоит извиняться, сэр, - возразил Джордж. – Нас, профессиональных слуг, многие недооценивают. Люди просто не знают, на что мы способны.

- И вы меня простите, сэр Роджер. Конечно, вы были абсолютно правы, теперь-то я это понимаю.

Мы торжественно пожали друг другу руки. Это был очень величественный момент, я чуть не расплакался. Да и у капитана подозрительно блестели глаза. Один лишь Джордж сохранял обычную невозмутимость.

Капитан и помощник уже покидали гостиную, когда Молли подала голос.

- Но, дорогой, - сказала она, наморщив лобик, - у тебя же есть капсула. Помнишь, ты мне говорил? Ну, та, которая для сна. Ты еще хотел отдать её мне. Ну так отдай Джорджу, мне-то она теперь не нужна.

Мне показалось, что Ласт замедлил шаг, чуть повернув голову, и я поспешно заговорил о какой-то ерунде. Не доказывать же ему, что никакой капсулы гибернации у меня нет и никогда не было! Что я придумал её исключительно для того, чтобы сохранить мой фарфор… Он подумает, что я беспринципный лгун, что я бессовестно морочу голову девушке… нет-нет, на объяснения у меня сейчас просто нет сил! Как-нибудь потом, когда всё закончится.

И всё же этот момент, невзирая на его незначительность, произвел на меня неприятное впечатление, так что спать я отправился в дурном настроении. У меня было странное ощущение, что я кругом виноват, что все неприятности, которые были, есть и будут, каким-то мистическим образом связаны лично со мной. Меня окружало зло, и не было от него спасения.

Уже лежа под одеялом, я достал из тайника цилиндрик, похожий на футляр для сигар, и сунул его под подушку. Просто на всякий случай. После чего успокоился и довольно быстро уснул.

День шестой

Удивительно, но Боб сдержал обещание – его старая посудина побила все рекорды скорости, и уже к вечеру он приблизился к нам настолько, что его стало видно на обзорнике. Так, во всяком случае, утверждал А’Пойк. Приходилось верить ему на слово, поскольку лично я видел только россыпь холодных немигающих искорок. Одна из которых, по словам А’Пойка, заметно смещалась к нам. Но связь и в самом деле стала намного лучше, Боба мы теперь не только отчетливо слышали, но и видели.

- Какой несимпатичный, - расстроилась Молли.

Боб и в самом деле выглядел не лучшим образом: небритый, всклокоченный, с красными глазами, неопределенного возраста – ему можно было дать как тридцать, так и все пятьдесят лет. Я мог бы объяснить этой глупышке, что большинство безвестных трудяг космоса выглядят именно так, во всяком случае, на работе, но не стал этого делать – Молли хоть и дурочка, но быстро бы сообразила, что внешний вид Боба является прямым следствием условий на его корабле, лишенном всякого комфорта. И, чего доброго, отказалась бы лететь, дабы не подвергать свою красоту экстремальным испытаниям. Я бы ее уговорил, конечно, но это потребовало бы сил, времени и нервов. Ну и дополнительных расходов, конечно.

Зато Боб пришел в восторг при виде Молли. Он с восхищением разглядывал мою мисс Вселенную и был так поглощен этим прекрасным зрелищем, что совсем не слушал, что говорил ему капитан. А тот говорил о важных для всех нас вещах, так что мне пришлось отослать Молли из рубки. Боб проводил ее затуманенным взглядом и мечтательно вздохнул.

- Прекрасная девушка, - заявил он.

- Да, - сказал капитан, - красивая... Так вот, Боб, мы начинаем торможение и коррекцию, чтобы вы…

- Никогда такой не видел, - сказал Боб, покачивая головой. – Я имею в виду, вживую.

- Чтобы вы смогли…

- Интересно, сколько ей лет? – задумчиво продолжал Боб. – У таких красоток нипочем не угадаешь возраст. Хотя возраст для женщины не главное. Взять мою жену: она и в шестнадцать не выглядела так шикарно.

- Чтобы вы смогли безопасно приблизиться к нам!

- Ребята мне обзавидуются – с глубоким удовлетворением сообщил Боб и плотоядно облизнулся.

Капитан, наконец, потерял терпение.

- Ты, придурок! – свирепо рявкнул он. – Если ты не сможешь взять Молли на борт, нечему там будет завидовать! Понял? Так что заткнись и слушай, что тебе говорят!

Слова эти, хоть и грубые по форме, но справедливые по сути, произвели на Боба огромное впечатление. Он мгновенно преобразился: сейчас перед нами был не истекающий слюной сексуально озабоченный бабуин, а настоящий космический волк, собранный и деловитый. Между ним и капитаном завязался оживленный диалог, они с пулеметной скоростью буквально выстреливали друг в друга какими-то терминами и цифрами; капитан играл вдохновенную фугу на пульте, ему вторил помощник на бэках, и всё это совершалось с быстротой и четкостью хорошо отлаженного механизма.

Это было прекрасное зрелище, я откровенно наслаждался им; я не сомневался, что спасение близко. А потом вдруг наступила тишина.

- Что? – переспросил капитан, бледнея.

- Восьмерка, - повторил Боб. – Ну, этот, как его… СК восемь дробь… не помню, как там дальше. А что?

Капитан не ответил: уронив руки на колени, он уставился в пространство остекленевшим взглядом. А на лице помощника отразилось отчаяние.

- Что случилось? – воскликнул я обеспокоенно. – Что означает вся эта абракадабра?

- У нашего друга Боба очень старая посудина, - похоронным тоном сказал капитан. – Ну или, если вас это утешит, у вас слишком новый корабль. Наши стыковочные комплексы несовместимы. Вы не сможете покинуть судно, даже если от этого будет зависеть ваша жизнь.

У меня подкосились ноги, и я бы упал, если бы не верный Джордж. Он подхватил меня, усадил на какой-то ящик. Словно фокусник, он извлек откуда-то флягу, скрутил колпачок и с почтением вложил флягу мне в руку.

- Выпейте, сэр Роджер, - приказал он. – Вам это необходимо.

Я подчинился. Трясущейся рукой я поднес флягу к губам, отхлебнул глоток, потом второй, не чувствуя вкуса. Крепкое спиртное обожгло мне рот, огненным валом покатилось по пищеводу.

- И что, ничего нельзя сделать? – слабым голосом спросил я, когда у меня перестали дрожать руки и немного прояснилось в глазах. Капитал мрачно покачал головой.

Но Боб не собирался так легко сдаваться. Он с вожделением смотрел на мою флягу, и это, без сомнения, стимулировало его мыслительные процессы.

- У вас есть скафандры? – спросил он.

- Есть, - сказал капитан. – Целых два: легкий и тяжелый.

- Отлично! – обрадовался Боб. – Значит, так: девушка идет первой. Вы цепляете к ней контейнер с выпивкой и деньгами, она выходит из корабля, направляется ко мне, я ее подбираю…

- Что значит – направляется? – перебил я его. – Как вы себе это представляете?

- Да как обычно. Я даю пеленг, девушка идет на него…

- Как? Как она идет на этот ваш чертов пеленг?

- Что вы из меня дурака-то делаете? – разозлился Боб. – Обычно идет, как все. Или на вашем скафандре нет реактивного ранца?

- Молли не умеет управлять скафандром, - вздохнул я. – Она никогда не выходила в открытый космос и ненавидит невесомость. Она просто не сможет пойти на пеленг, даже если очень захочет. Кроме того, я вам гарантирую панику.

- Да ладно, - недоверчиво протянул Боб. – Как это – не умеет управлять скафандром? Это все умеют. Даже моя жена и две дочки.

- Три, - сказал я, стараясь сохранять спокойствие.

- Что – три? – не понял Боб.

- У вас не две, а три дочки. По крайней мере, вы нам так сказали раньше. Помните?

Боб насупился, метнул на меня злой взгляд. А потом рассмеялся.

- Третьей всего шесть лет, - добродушно объяснил он. – На таких крох тяжелых скафандров не делают.

Он или ловко выкрутился, или говорил правду. Я склонялся к первому варианту. Он врал нам, это понятно, но у его вранья могли быть совершенно невинные причины: темные личности, подобные нашему новому другу, предпочитают не вдаваться в подробности своей биографии. Кроме того, это была наша единственная связь с миром, наш шанс на спасение, и упустить его я не мог.

- Мы сделаем так. Я загружаюсь в скафандр (худо-бедно, но я с ним управлюсь), беру на буксир Молли – её мы оденем в легкий скафандр, и мы вместе с ней…

- Нет! – перебил меня Боб. Лицо его сделалось злым, голос звучал очень твердо. – Никаких «мы». Только девушка! Она должна быть первой, вам ясно? Иначе катитесь вы к черту! Вместе с вашими денежками!

- Да говорю же вам, она не сможет! – с отчаянием вскричал я. – Ну вы же её сами видели! Она что, похожа на крутую героиню космического боевика?

Лицо Боба вдруг расплылось в улыбке.

- Нет, - с глубоким удовлетворением сказал он. – Совсем не похожа. И это здорово. – Он помолчал, явно что-то прикидывая. – Тогда вот что. Тогда сделаем так: я выстреливаю в вашу сторону фал с магнитным захватом, вы прицепите девчонку к нему, и я потихонечку подтащу её к себе.

- Господи, что за дикие фантазии? – простонал капитан. – Зачем такие сложности?

- Затем, - огрызнулся Боб. – Знаю я вас, богатеев. Вас хлебом не корми, дай только облапошить простого парня вроде меня. Так что или будет по-моему, или никак! И летите вы тогда хоть в черную дыру, лорды-милорды.

Мы переглянулись. Капитан развел руками. Помощник развел руками. А я удрученно кивнул – другого выхода у нас не было.

- Ладно, - сказал я, стараясь, чтобы мой голос звучал бодро. – Мы согласны. Только послушайте, что я вам скажу…

- Нет, это вы послушайте, - перебил меня Боб. – Я вам не доверяю, понятно? И если вместо милой крошки я увижу у себя на борту кого-нибудь из вас… - Боб извлек откуда-то некий предмет, подозрительно напоминающий смертельное оружие, и нехорошо улыбнулся. – Пристрелю. Ей-богу, пристрелю! И потом подавайте на меня в суд… если найдете, конечно…

Для меня это было уже слишком! Оставив офицеров обсуждать с этим ушлым проходимцем разные детали, я покинул рубку и с помощью Джорджа еле дотащился до гостиной. У меня колотилось сердце, перед глазами плясали мушки, и я буквально рухнул в кресло, перепугав Молли.

- Что с тобой? – пронзительно вскричала она, бросаясь мне на грудь. – Ты умираешь? О, Роджер, дорогой мой! Не умирай, пожалуйста, не бросай меня! Как же наш контракт? Кто мне заплатит, если ты умрешь?

И она залилась слезами. Джордж ловко засунул Молли в угол большого дивана, активировал аптечку и прижал её прохладный щуп к моему предплечью. Я почувствовал легкий, практически безболезненный укол, и через пару секунд мне стало легче. А уже через несколько минут я окончательно пришел в себя.

- Я не умру, - сказал я, ободряюще кивая Молли. – Не стоит волноваться, девочка. Подобный форс-мажор предусмотрен в нашем контракте, так что свои деньги ты получишь в любом случае.

- О! – выдохнула Молли, сияющими глазами глядя на меня. – Я тебя обожаю, дорогой!

- Разумеется, - съязвил я. – Ты и должна меня обожать - ведь это тоже записано в нашем контракте.

Мой сарказм пропал втуне – Молли слишком серьезно относится к подобным вещам. Она тут же пересела ко мне на колени и предложила отослать Джорджа, но я отказался. Я напомнил ей, что завтра нас всех ждет тяжелый день, и что нам всем нужно хорошенько отдохнуть и выспаться. О том, что на самом деле предстоит пережить этой глупышке, я благоразумно промолчал – только истерики мне сейчас не хватало!

У Молли есть одно ценное качество – она никогда не спорит со мной. Вот и сейчас, успокоившись, она нежно поцеловала меня и отправилась к себе. Я смотрел ей вслед, пока она не вышла из гостиной, а потом включил уником и проследил, как за Молли закрылась дверь её каюты.

- Джордж, - сказал я, убедившись, что девушка не может нас услышать. – Ты все знаешь. Как нам быть с Молли? Как её уговорить? Я очень сомневаюсь, что она добровольно согласится на такое! Ведь она и в самом деле никогда не выходила в открытый космос! Я боюсь, она запаникует там, внутри скафандра. И в панике может нанести себе увечье. А мне бы очень этого не хотелось, ведь я за неё отвечаю.

Джордж ответил мгновенно, словно давно обдумывал нашу проблему и пришел к единственному верному решению.

- Капелька снотворного ещё никому не навредила, сэр, - сказал он. – Мисс Молли весит около ста двадцати фунтов, и совсем несложно рассчитать безопасную дозу. Если позволите, я запрограммирую аптечку на производство полиседатина. Это абсолютно безвредный препарат, его прописывают даже годовалым детям.

Я с восторгом смотрел на своего дворецкого – тот, склонившись надо мной, невозмутимо ждал моих указаний. Пожалуй, прикажи я ему синтезировать яд, он бы ни на йоту не утратил своего спокойствия.

- Да, - с благодарностью произнес я. – Да, Джордж, сделайте это, пожалуйста. Пусть бедняжка просто уснет… а когда проснется, для неё всё будет кончено. Это избавит нас от массы хлопот.

- Вы совершенно правы, сэр.

(день шестой целиком в пост не поместился, поэтому сегодня же опубликую его продолжение вместе с днём седьмым)

Девяносто процентов людей, декларирующих свою нелюбовь к молекулярной кухне, на самом деле не в силах даже отличить натуральный молотый кофе от натурального же, но растворимого. Что уж говорить о молекулярном аналоге, воссозданном до мельчайших нюансов вкуса, цвета и запаха! Даже я, бывает, путаюсь, хотя и принадлежу к оставшимся десяти процентам. И если бы Молли не знала, что все наши продукты пропали, она с большим удовольствием слопала бы этот злосчастный омлет и добавки попросила. Так я ей и объяснил, приступая к еде.

- Не надо строить из себя знатока и тонкого ценителя, - добродушно посоветовал я ей. – У тебя это плохо получается.

Разумеется, Молли обиделась и ушла к себе в каюту. А на что, спрашивается, обижаться? На правду? Хотя… может, мне не стоило этого говорить? Вон и Джордж поглядывает вроде бы с укоризной. В самом деле, ну зачем девушке эта самая правда? Правда вообще мало востребованный продукт. И вообще, следует снисходительнее относиться к маленьким человеческим слабостям. Дав себе слово впредь быть деликатнее, я поспешил сменить тему.

- Как там наши бравые капитаны?

- Я их сегодня еще не видел, сэр, - сказал Джордж и добавил озабоченно: - По-моему, они сегодня даже не завтракали.

Я забеспокоился. Я приказал Джорджу приготовить побольше кофе и бутербродов и отправил его в рубку. А сам через свой уником включил скрытую камеру в рубке.

Скажете, нехорошо? Подло, скажете? Да ничего подобного! Лично меня маленькие интимные тайны экипажа не интересуют. Но я должен знать настроение людей, которым доверяю свою жизнь! Конечно, люди, которые меня окружают, проверены самым тщательным образом, отобраны мной лично и ни разу еще меня не подводили. Но ведь все когда-то случается впервые, правда же? Особенно в такой острой ситуации, когда нам всем – увы! - грозит реальная гибель. Вдруг эти двое что-то замышляют против меня? Или даже не против меня, а против Молли и Джорджа, которые вообще ни в чем не виноваты?

К счастью, кроме деловых разговоров на непонятном для меня техническом языке, я ничего не услышал: то ли Ласт и А’Пойк не строили никаких коварных планов, то ли успели обсудить их раньше. Потом в рубку вошел Джордж с грудой еды и дымящимся кофейником, и подслушивать стало бессмысленно. Не удержавшись от искушения, я заглянул в каюту к Молли - девушка смотрела какой-то душещипательный сериал и самозабвенно рыдала над судьбой главной героини. Пускай, подумал я, это отвлечет ее от мыслей о собственной горькой участи.

Когда Джордж вернулся, я предложил ему сыграть в шахматы. Сначала он жульничал и поддавался, но потом азарт взял верх, и мне пришлось нелегко. Мы так увлеклись, что совсем не следили за временем. И не заметили, как наступило время ленча.

За столом собралась вся наша небольшая дружная семья…

Вот я сейчас сказал «семья» и задумался – а ведь действительно, мы, в каком-то смысле, самая настоящая семья! Связанная узами покрепче родственных. Я, старый добрый дедушка, представляю старшее поколение. Ласт и А’Пойк – среднее. А Молли и Джордж – младшие, самые любимые и беззащитные. И за всех них, я, как самый старший, самый мудрый и опытный, несу всю полноту ответственности.

Это было новое для меня, необыкновенно приятное и волнующее чувство. Я даже растрогался. Увы, не все разделяли мое настроение.

Молли, например, всё время морщилась и демонстративно прикрывала нос салфеткой. Ну, да, от наших бравых капитанов… м-м-м, скажем так… попахивало. Да что там, будем уж честными – от них буквально разило потом. Ну а как иначе? Когда люди самоотверженно бьются на передовой, спасая наши жизни? Когда ресурсы нашей маленькой вселенной ограничены, а вода стала поистине бесценной? Тут уж, знаете, не до всяких глупостей вроде личной гигиены. Надо будет как-нибудь деликатно намекнуть девочке, что не годится быть такой чувствительной в нашем положении. Я, например, привык к ежедневным ваннам, мне они жизненно необходимы, без них я плохо себя чувствую. Ну и что с того? Я же отказался от них! Благо, у меня есть запас влажных салфеток.

Капитан Ласт тоже был сам не свой – держался подчеркнуто вежливо; обращаясь ко мне, через слово вставлял «сэр». И вообще, на мой взгляд, был недопустимо сух и официален. Конечно, он не мог забыть маленького инцидента, случившегося накануне, он был обижен. И хотя в произошедшем был виноват прежде всего он сам, меня терзали угрызения совести. Ведь это я своим бездействием допустил, чтобы капитана унизили. Причем, у всех на глазах. Причем, бравого вояку унизил не кто-нибудь, а слуга, презренный лакей! Такое суровые космические волки не прощают. Или прощают? Если хорошенько постараться?

Я понял, что обязан сделать всё, чтобы вернуть душевное равновесие капитану. Это, прежде всего, в моих же интересах.

- Ласт, дружище, - проникновенно сказал я, прерывая его доклад. – Ну, простите вздорного старика. Это всё нервы, нервы и страх. Ну что с нас взять? Это вы сделаны из стали, это вы привыкли храбро смотреть в глаза опасностям. А мы – другие. Мы слабые, капризные, мы паникуем и от этого становимся неприятными и грубыми. Но на самом деле мы целиком и полностью полагаемся на вас, профессионалов. И, как профессионал, вы должны быть великодушны и снисходительны к нам, штатским недотёпам. Простите нас, если можете.

- Гм, - сказал капитан и отвернулся, скрывая предательски заблестевшие глаза.

Он был растроган. Он украдкой смахнул слезу с небритой щеки. Он посмотрел на меня честным открытым взглядом и протянул мне руку, которую я горячо пожал. И сам едва не расплакался. Мы, старики, очень чувствительны к таким вещам.

Как же изменилась атмосфера за столом! Было такое ощущение, что на нас сошёл дух Рождества, мы все любили друг друга и вновь были одной семьёй. Даже Молли перестала закрывать нос салфеткой. Даже Джордж позволил себе улыбку. А я, в припадке неуёмной щедрости, приказал открыть несколько бутылок коллекционного вина. Всё равно ему пропадать, ведь в моём «винном погребке» терморегуляция тоже была нарушена – об этом мне еще вчера доложил Джордж.

А капитан Ласт продолжил свой рапорт. Он настолько оттаял, что позволил себе объясняться простыми человеческими словами, так что я почти всё понимал.

- Короче, все корабельные системы пошли вразнос, - подвел неутешительный итог Ласт. – Такое впечатление, что они сошли с ума, и причину этого нам установить так и не удалось. Мы, конечно, делаем всё, что можем… только можем мы не много. Так, заткнуть кое-какие дыры, чтобы дотянуть до ближайших стапелей. Хорошо ещё, что искусственная гравитация не отказала, иначе болтались бы мы все в невесомости.

- Я не люблю невесомость, - возмутилась Молли. – Меня в ней всегда тошнит.

- Как-то всё это странно, - задумчиво протянул я.

- Чертовски странно, сэр Роджер, - горячо поддержал меня Ласт. – Знаете, - он вдруг понизил голос и наклонился ко мне. Я едва сдержался, чтобы не отодвинуться, таким крепким запахом меня обдало. – Я вот о чем подумал – а не диверсия ли это? Всё одно к одному, даже удивительно.

И он многозначительно покачал головой. Я всё же отодвинулся, сделав вид, что поудобнее устраиваюсь на стуле.

- Не исключено, - сказал я, немного подумав. – И даже очень может быть.

Не подумайте, что я какой-нибудь чокнутый параноик, которому всюду мерещатся заговоры. Но я – человек известный, богатый… очень богатый, заявляю об этом без ложной скромности. И у меня по определению не может не быть недоброжелателей. Да, я понимаю – чтобы решиться на подобное, мало быть мне недругом, надо быть врагом. Настоящим врагом, одержимым ненавистью и жаждой мести. Но кто сказал, что у меня его нет? Знаете, я прожил долгую жизнь, и не во всём она была безупречна. Я этим не горжусь, я этого не стыжусь; я просто констатирую - в моём прошлом бывало всякое.

Но в данном случае это не имело никакого значения, и я попытался донести свою мысль до капитана Ласта.

- Оставим пока в стороне вопрос «почему». Меня гораздо больше интересует, как это произошло. Как получилось, что мы вышли в рейс на неисправном корабле? Насколько я знаю, должна проводиться предстартовая проверка или что-то в этом роде.

Капитан пожал плечами:

- Я принимал корабль лично и ничего особенного не заметил. На первый взгляд, всё было в полном порядке, все системы работали безупречно. А глубже я не лез – я не наладчик, у меня нет специальных знаний. Я привык доверять профессионалам… и если они сказали, что корабль к взлёту готов, у меня нет причин сомневаться в их словах.

Я печально покивал головой.

- Да, - сказал я, - в этом всё дело. Доверчивость, вот что нас губит. Мы слишком привыкли перекладывать ответственность на других. Конечно, будь вы настоящим капитаном настоящего звездолета… Да, в этом случае, всё было бы по-другому.

Честное слово, я сказал это без всякой задней мысли! Но капитан вдруг выпрямился и вздернул подбородок. И наступила тишина.

- Объяснитесь, сэр, - сдавленным голосом сказал Ласт, сверля меня взглядом. – Что это за намеки насчет «настоящего» капитана? По-вашему, я недостаточно компетентен?

- О, Боже, нет! – в ужасе вскричал я. – Вы не так меня поняли! Точнее, я не так выразился! Я имел в виду, что большой звездолет – это не моя убогая посудина. Он более надежный, более защищенный, что ли… и там большая команда самых разных специалистов… А вас всего двое, и это просто чудо, что мы до сих пор живы! Благодаря вам. Вот о чем я хотел сказать!

Моё косноязычие! Моё проклятое косноязычие. Верно говорят: язык мой – враг мой! Вот только пять минут назад всё было так чудесно, так хорошо, а я всё испортил. Капитан снова смотрит волком, а я опять чувствую себя кругом виноватым.

Я объяснялся, извинялся и каялся. Я клялся в своём безграничном доверии команде, просил не судить меня строго, и Ласт оттаял. Он даже позволил себе улыбнуться.

- Я принимаю ваши извинения, сэр, - важно сказал он. – Впрочем, в них нет нужды - я действительно неправильно вас понял. Только одно хочу сказать вам – ваша… гм… посудина – первоклассный корабль! Он даст фору многим и многим. По правде сказать, ничего подобного я в жизни не встречал и даже не думал, что такое возможно. – В голосе капитана звучало неподдельное восхищение. – И я счастлив служить на нём.

Потом Ласт сказал, что ему надо поспать хотя бы пару часов, и ушел к себе. А’Пойк тоже встал – его ждала вахта. Но я позволил себе задержать его.

- Я знаю, вы родились и выросли на Цассини. И для вас, обитателя не до конца терраформированного мира, техника безопасности – не пустой звук и не прихоть дотошного чиновника. Скажите, друг мой, только честно и откровенно – будь вы капитаном «Королевы мира»… Нет-нет, вы не подумайте, я целиком и полностью доверяю капитану Ласту, но… Нет в ли его действиях… э-э-э… скажем так – некоторой недоработки? Разумеется, этот разговор останется строго между нами, - поспешно добавил я, видя, как вытягивается лицо А’Пойка.

- Никак нет, сэр! – твердо ответил помощник. – Капитан Ласт профессионал высокого класса.

Я был полностью удовлетворен.

Вечер тянулся и тянулся. Чтобы убить время, я предложил посмотреть какой-нибудь фильм. Мы расположились в гостиной. Молли включила визор, Джордж раздобыл где-то кусок замши и полировал серебро, а я дремал. Вдруг Джордж выпрямился и повернул голову, словно прислушиваясь к чему-то, а потом встал.

- Что-то произошло, - уверенно сказал он.

- Я тоже слышала, - согласилась Молли. – Вроде кто-то кричал.

Мы выбежали из гостиной, причем Джордж, наплевав на субординацию, оказался впереди всех. Теперь уже и я слышал отчетливые вопли, доносящиеся из рубки.

- Господи, ну что там на этот раз? – простонал я. – Кого-то убили?

Оказалось, хуже – Ласт и А’Пойк сошли с ума. Они вопили, прыгали, обнимались и хлопали друг друга по спинам.

- Есть! – крикнул Ласт, бросаясь к нам. – Есть связь!

Он вознамерился заключить меня в радостные объятия, но Джордж ему не позволил. Тогда капитан подхватил визжащую Молли и принялся кружиться с ней в тесноте рубки, хохоча и выкрикивая маловразумительные слова. А’Пойнк извлек откуда-то невероятно визгливую дудку и пытался аккомпанировать этой сумасшедшей кадрили. И лишь только когда все утомились и немного успокоились, я услышал новости.

Да, с «Королевой мира» вышли на связь. Непонятно кто, непонятно откуда, но кто-то ответил на наш призыв о помощи.

- Они ещё далеко, - сказал счастливый капитан. – Сигнал слабый, много помех. Но уже завтра, я в этом уверен, связь станет лучше. Как вы считаете, сэр Роджер, за это стоит выпить?

Я с энтузиазмом согласился. Это был прекрасный повод откупорить бутылку столетнего черного рома. Но, хотите верьте, хотите нет, именно в этот момент меня кольнуло нехорошее предчувствие. На короткий миг меня охватила тревога, ощущение надвигающейся беды. Наверное, я изменился в лице или как-то иначе себя выдал, потому что Ласт с удивлением взглянул на меня. Но я уже взял себя в руки.

Мы засиделись допоздна, прикончили бутылку рома, а потом, пьяные и счастливые, расползлись по своим каютам. Один только Джордж и оставался трезвым, он едва пригубил свою рюмку. Он был так внимателен и заботлив, что я прослезился.

- Джордж, дружище, - бормотал я, пока он укладывал меня в кровать. – Ты мне как родная мать. Даже лучше. Вот интересно, ты бы смог убить ради меня?

Клянусь, это не я спросил, это всё проклятый алкоголь! Нельзя человеку моего возраста столько пить!

- Да, сэр, - невозмутимо ответил мой верный дворецкий. – В том случае, если вам будет грозить реальная опасность.

День четвертый

Утром мы все проснулись в прекрасном настроении и без малейших следов похмелья – таково свойство этого благородного напитка. Атмосфера царила приподнятая, я бы сказал, праздничная, и мы все выглядели как именинники. Особенно капитан – он побрился и сменил китель.

- После завтрака, - объявил он, - я собираюсь связаться с нашими спасителями. Надеюсь, они будут достаточно близко, чтобы мы их услышали.

Разумеется, мы все захотели присутствовать при сем эпохальном событии, и в рубку ввалились всей толпой. Капитан занял свое место, откашлялся и торжественным жестом возложил руку на пульт.

- Говорит борт «Королева мира». Ответьте. Как слышите меня? Вызывает борт «Королева мира».

В ответ раздался лишь треск разрядов и свист помех. Мы переглянулись, холодея от дурных предчувствий. Неужели наши спасители неправильно определили направление и теперь удаляются от нас? Но капитан не сдавался. Минут тридцать несчастная «Королева» взывала к пустоте, а потом в динамике раздался сонный хриплый голос.

- О, привет, - сказал голос. – Как поживаешь, «Королева»?

Мы издали дружный вопль радости.

- Эге, - сказал голос. – Сколько же вас там?

- Пятеро! Дружище, скажите, как я могу к вам обращаться?

- Боб, - сказал спаситель после короткого молчания. – Да, зовите меня Боб. Так будет лучше всего.

- Отлично, Боб! Теперь слушайте – у нас на борту аварийная ситуация. Двигатель отказал, мы дезориентированы, гиперсвязь накрылась медным тазом.

При этих словах капитана я вопросительно приподнял брови. А’Пойк кивнул и виновато развел руками:

- Не успели доложить, сэр. Сегодня утром только обнаружили.

Черт знает что! Поломка за поломкой. И это на корабле, за который я отдал уйму денег! Ну, вы у меня попляшете, мысленно пригрозил я судостроителям. Вернусь, спрошу по полной программе! Если вернусь, конечно.

А капитан продолжал разговаривать с неизвестным кораблем. Дело это было непростое, связь плыла и рвалась, но всё же мы слышали и понимали друг друга!

- Вы должны немедленно связаться с ближайшей станцией и передать наши координаты, - втолковывал капитан. – Пусть вышлют помощь.

- И как же я так возьму и свяжусь? – поинтересовался Боб. – «Искалота» парсеках в трех отсюда. Радиосигнал туда не скоро дойдет.

Капитан скрипнул зубами, но сдержался.

- По гиперсвязи, разумеется, - проглотив «болвана», почти вежливо сказал он.

Боб хмыкнул:

- Дело хорошее. Только откуда у нас гиперсвязь, у бедных фермеров? Нам бы концы с концами свести.

- Ладно, - не сдавался капитан. – Тогда вы должны немедленно мчаться к этой, как её… к «Искалоте. Там наверняка есть спасслужба.

- Должен? Ну, раз должен, тогда да. Помчусь. Одна нога здесь, другая там.

В голосе Боба явственно слышалась издевка, и я поспешил вмешаться.

- Мы заплатим. Хорошо заплатим.

- Да? – с искренним интересом спросил Боб. – А сколько?

Я назвал сумму. Вполне достаточную, на мой взгляд. Боб помолчал, что-то прикидывая.

- Добавить надо бы. За срочность, так сказать.

- Добавим, - пообещал я. – Как только прибудут спасатели, заплачу вдвое. По рукам?

- Ладно, - без особого энтузиазма согласился Боб. – Только, как бы это сказать… не доверяю я банкам, вот что. Мне бы наличными. Ну или открытый перевод на предъявителя. С подтверждением!

Я протянул руку и выключил связь.

- Что? – вскинулся капитан. – Зачем?

- Его нельзя отпускать одного, - объяснил я. – Ясно, что это никакой не фермер. Или фермер, но не брезгует мелкой контрабандой. Знаю я таких! Сдаст груз, получит наши деньги и завалится в кабак на несколько дней. И хорошо еще, если, протрезвев, вообще вспомнит о нас.

Ласт расстроено подергал себя за мочку уха.

- Черт, а ведь верно! Надо кому-то лететь с ним. Я капитан, я не имею права покидать судно. Вы? Нет. Молли – девушка. Остается ваш Джордж.

- И ваш помощник, - добавил я. Я не собирался отпускать от себя своего дворецкого.

- Ладно, - буркнул капитан. Он опять связался с Бобом: - Скажите, сколько пассажиров вы можете принять на борт?

- А на кой мне пассажиры? – настороженно спросил тот. – Мне и одному неплохо.

- Сто тысяч, - сказал я, и Боб на какое-то время потерял дар речи. Когда он снова обрел возможность говорить, то стал куда любезнее.

- Одного, - сказал он. – И то если он не слишком толстый. Так уж и быть, потеснюсь.

Ласт с облегчением вздохнул:

- Отлично! Когда вас ждать?

- Ну, думаю, денька через два. Я вас тут вижу, на локаторе, уж больно курс вы взяли мудреный. Без коррекции мне никак не обойтись. А посудина у меня старенькая, на ладан дышит, ей резкие движения противопоказаны. Так что два дня. Или три, как пойдет.

- Ладно, - сказал капитан. – Значит так, мой помощник А’Пойк перейдет к вам на борт и…

- А’Пойк? – перебил его Боб, и в голосе его мне почудились злые нотки. – Он что, цассианец, что ли?

- Совершенно верно. Вы доставите его на…

- Не возьму, - отрезал Боб. – Чтобы я связался с гнусным цассианином? Да ни за что! Хоть всё золото мира мне посулите!

Мы растерялись. Нет, я, конечно, знал, что цассиан многие недолюбливают. Но с таким открытым проявлением расовой нетерпимости столкнулся впервые - мне почему-то казалось, что в Космосе национальная вражда отступает перед необходимостью выжить.

- Ничего не поделаешь, - сказал я. – Придется идти вам, Ласт. Больше некому.

- Говорю вам, я не имею права! – воскликнул тот сердито. – Меня за такое лишат лицензии.

- Передайте ваши полномочия помощнику, - не сдавался я. – А мы все будем свидетелями, что вы сделали это под воздействием внешних обстоятельств. Или, хотите, я вас официально разжалую? Как наниматель и судовладелец, я имею на это право.

- Зачем такие сложности? – возразил капитан. – Пусть идет ваш Джордж.

Конечно, я бы смог уговорить Ласта. В конце концов, я бы просто приказал ему, и он бы не посмел ослушаться. Но тут влезла эта дура Молли.

- Хватит препираться, - ясным звонким голосом сказала она. – Тоже мне, мужчины. Давайте уже делайте что-нибудь.

- Эге! – оживился Боб. – Так у вас там что, девушка?

- Да, - буркнул Ласт.

- Хорошенькая?

- Я – мисс Вселенная! – гордо заявила Молли, и я схватился за голову.

Конечно, Боб тут же сказал, что согласен взять девушку и никого другого. Напрасно мы его уговаривали, сулили деньги – он уперся, как осел: подавай ему девушку, и всё тут! Он, мол, такую красотку никогда вживую не видел. Чего ради он должен упускать свой шанс? Я потерял терпение.

- Это невозможно, - со всей возможной твердостью сказал я. – Как вы себе это представляете? Юная беззащитная девушка… наедине с незнакомым мужчиной?

- Ишь ты! – удивился Боб. – С одним, значит, нельзя, а с четырьмя можно?

- Я – лорд Грант, - холодно сказал я. – Со мной мой капитан Ласт, его помощник А’Пойк и мой дворецкий Джордж. Мисс Молли – моя хорошая знакомая. С нами она в полной безопасности.

- Ну, конечно, - с горечью отозвался Боб. – Куда нам до благородных господ! Мы ж, фермеры, низший сорт, у нас одни злодейства и непристойности на уме. А у меня, между прочим, жена и трое дочек. Эх, вы, лорды-милорды!

Честно признаюсь, при этих его словах мне стало стыдно. И не мне одному – капитан тоже выглядел сконфуженным.

- Ладно, - сказал я, - ваша взяла. Но за девушку вы мне головой отвечаете! Если хоть один волос упадет с её головы, я вас пожизненно на каторгу упеку!

- Сто тысяч, - напомнил Боб. Судя по всему, он был очень доволен.

Оставив капитана обсуждать разные технические детали, я взял Молли за руку и покинул рубку.

- Ну кто тебя за язык тянул? – набросился я на неё. – Видишь, что ты наделала? Вместо того, чтобы дожидаться помощи в комфорте, ты проделаешь долгий путь в тесном вонючем корыте. Хорошо ещё, если Боб уступит тебе свою койку. А если нет? Тебе придется спать на полу, моя девочка.

- Ой, - нервно сказала Молли.

- Представляю, что там за еда, - продолжал я, мрачно качая головой. – В лучшем случае, саморазогревающиеся консервы из самых дешевых. После этого молекулярный омлет покажется тебе изысканнейшим блюдом!

Тут Молли расплакалась.

- Я не хочу, - причитала она, заливаясь слезами. – Рождер, миленький, сделай что-нибудь!

- Ничем не могу помочь, - холодно сказал я. – Ты же слышала, Боб ни разу в жизни не видел королевы красоты.

Конечно, мне было жаль эту глупышку, я ей искренне сочувствовал. Но, положа руку на сердце, я был уверен, что всерьез девушке ничего не угрожает. А от бытовых неудобств еще никто, знаете ли, не умирал.

- В конце концом, может, оно и неплохо, что всё так вышло, - заявил я, чтобы утешить плачущую девушку. – По крайней мере, корабль Боба исправен, чего нельзя сказать о моей яхте. Неизвестно, какие ещё поломки могут случиться. Может быть, нам придется бороться за жизнь. И мне будет легче, если я буду знать, что ты в безопасности.

Молли перестала плакать и робко улыбнулась. А за моей спиной шепотом выругался А’Пойк. Конечно, он слышал мои слова, и они произвели на него неприятное впечатление. Но он, в конце концов, мужчина, опытный космический волк, к тому же на службе. Он обязан смотреть правде в лицо!

Когда мы все собрались на обед, я почувствовал некоторое напряжение. По видимому, А’Пойк передал мои слова капитану, потому что тот несколько нервозно принялся докладывать мне о состоянии корабля. Но я решительно прервал его.

- Дружище, я же в этом совершенно не разбираюсь, - сказал я. – И всецело полагаюсь на вас. Поэтому давайте не будем портить себе аппетит и насладимся прекрасной едой. По-моему, Джордж превзошел сам себя.

Стол и вправду был накрыт роскошный. Не знаю, как мой дворецкий это сделал, но такие изысканные деликатесы не в каждом ресторане можно было встретить. Сам Джордж облачился в белый фрак и выглядел очень торжественно. Я было подумал, что это в честь нашего грядущего спасения, но я ошибся – после обеда Джордж отлучился куда-то, а потом вернулся с большой плоской коробкой, украшенной пышным бантом, и с поклоном вручил её мне.

- С днем рождения, сэр Роджер!

- День рождения! – ахнула Молли. – О, дорогой, поздравляю! – и она расцеловала меня.

Коробка была легкая, практически невесомая, и я понятия не имел, что там может быть внутри. Мне вдруг стало тревожно, дурное предчувствие овладело мной.

- Это ошибка, Джордж, - стараясь сохранять спокойствие, сказал я. – Сейчас март, а день рождения у меня в мае.

- В самом деле, сэр? – удивился Джордж. – О, простите.

Я пристально смотрел ему в лицо: мой дворецкий явно был смущен, но не более того. Никакой нервозности, никакого беспокойства я в нем не заметил.

- Кто тебе дал эту коробку? - спросил я. – Кто велел вручить её именно сегодня?

- Так было указано в контракте, сэр. Который вы заключили с фирмой «Уютный дом». Мне было поручено погрузить эту коробку с особой осторожностью, поместить её отдельно от ваших других вещей и вручить в определенный день и час.

Мне чуть не стало дурно. Я, конечно, старый человек, и память меня, бывает, подводит. Но я готов был поклясться спасением своей души, что ничего подобного в контракте не указывал!

- Ой, какая ерунда! – закричала Молли, подпрыгивая от нетерпения. – Март, май – какая разница? Подумаешь, кто-то перепутал месяц! Наверное, эта фирма хотела сделать тебе сюрприз, а какой-нибудь болван просто неправильно заполнил базу данных. Такое сплошь и рядом бывает. Открывай скорее! Ужасно хочется узнать, что там внутри.

Можете считать меня чудаком, но я не люблю сюрпризы. Не лежит у меня к ним душа, и всё тут. Однако медлить дальше было уже неприлично, и я с большой неохотой потянул за бант.

- Какая прелесть! – ахнула Милли. – Роджер, дорогой, ты только посмотри!

Но я и так уже смотрел. Во все глаза смотрел на крупную роскошную бабочку, порхающую над столом. И сердце у меня отчаянно билось.

- Красавица, - с восторгом сказал А’Пойк. – Интересно, как она называется?

- Гигантский золотистый махаон, - каким-то чужим, не своим голосом сказал я и откашлялся. – Очень редкий вид, эндемик.

- Дорогой, небось, - с уважением сказал Ласт.

Совпадение, подумал я, закрывая глаза. Это просто дурацкое совпадение и ничего больше. Кроме меня, во всем мире только для двух человек золотистый махаон имел особый, символический смысл. И оба эти человека были давно мертвы.

Сославшись на усталость, я покинул компанию и закрылся у себя в каюте. Тревога охватила меня с новой силой. Я задыхался, я чувствовал себя в западне и корил себя за легкомыслие. Это путешествие с самого начала пошло не так! И неизвестно, чем оно закончится.

Я провел рукой по ночному столику у кровати. Беззвучно выдвинулся потайной ящик, и я, кусая губу, некоторое время смотрел на маленький цилиндрик, внешне не отличимый от футляра для сигар. Джорджу доверять нельзя, думал я. Его, конечно, использовали втемную, этот преданный малый не хотел причинить мне боль, но кто поручится, что следующий инцидент будет столь же безобидным?

Можете смеяться, но я буквально кожей ощущал присутствие некоей злой силы.

Спал я плохо. Мне снилась девушка с татуировкой бабочки: девушка танцевала под крупными яркими звездами, и бабочка на её спине взмахивала крыльями, силясь оторваться от земли.

Вообще-то, моя прекрасная яхта вполне могла обойтись без помощника капитана. Честно говоря, она вообще не нуждалась в экипаже, настолько она напичкана умной автоматикой. Но мне просто нравится, когда на борту есть люди в форме, это сразу придает значительность любой прогулке, даже самой короткой и легкомысленной. Кроме того, я люблю в какой-нибудь напыщенной скучной компании небрежно бросить: «Как-то раз мой экипаж…» И все, внимание мне обеспечено, я могу врать, сколько душе угодно, вызывая восторг дам и зависть мужчин. Меня считают удачливым авантюристом и рисковым парнем; но не будь я лордом Грантом, меня наградили бы менее лестными эпитетами.

Разумеется, встречаясь с профессиональными космолетчиками, я предпочитаю помалкивать. Мне вовсе не хочется выставлять себя посмешищем.

Капитан Ласт дохлебал, наконец, свой суп (боюсь, вкуса он не сумел оценить), вытер рот салфеткой и откинулся на спинку стула. А’Пойк доломал мою вилку (ручная ковка, между прочим! эксклюзив! фамильный герб!), бросил обломки на стол.

- Что скажете, капитан? – преувеличенно бодрым тоном спросил он. – Вы определили причину неполадок? Как быстро мы сможем все поправить?

Никто и никогда не слышал, чтобы гипер-двигатели класса А++ отказывали или ломались. Такого просто не было еще никогда. Но нам «повезло» - наш двигатель заглох, едва мы вышли из гиперпространства, и теперь моя «Королева» с огромной скоростью мчалась по инерции непонятно куда, не слушаясь команд. Это было чертовски опасно – чего доброго, мы можем врезаться во что-нибудь.

Капитан Ласт мрачно покачал головой:

- Без посторонней помощи нам не обойтись.

- Ну, ничего! – А’Пойк по-прежнему бодрился. – Вы, конечно, уже связались с кем надо, и помощь скоро придет. А пока мы будем отдыхать и наслаждаться полетом.

Капитан стал еще мрачнее.

- Боюсь, не все так просто. Я обязан проинформировать команду и пассажиров об истинном положении дел. Сэр Роджер, вы позволите?

- Э-э-э… да-да, конечно, - сказал я, предчувствуя недоброе. И не ошибся.

Если я правильно понял слова капитана, неполадки технического свойства возникли еще в гиперпространстве. Что-то там не так свернулось, не туда развернулось, в результате чего нас выбросило непонятно куда. Во всяком случае, он, капитан, сориентироваться не смог. Он только надеялся, что это все еще наша родная Галактика.

- Компьютеры работают на полную мощь, - добавил капитан Ласт. – Надеюсь, они справятся, и мы узнаем, в какую дыру нас занесло. Но, боюсь, это будет очень далекая дыра.

- Но вы хотя бы отправили сигнал бедствия, или как это там у вас называется? – стараясь скрыть дрожь в голосе, спросил я.

- Ну… в общем, да. «Королева мира» посылает сигнал SOS с самого момента выхода из гиперспатиума. Но это радиосигнал, он идет довольно медленно. Кроме того, он не является направленным. Строго говоря, его можно сравнить с кругами на воде от брошенного камня – рано или поздно они достигнут наблюдателя, но когда это произойдет, я сказать не могу.

- Но ведь у нас есть гиперсвязь!

- Так точно, сэр. Но пока мы не сориентируемся, толку от нее мало.

- Мы что, умрем? – пронзительно вскрикнула молчащая до сих пор Молли.

Или не Молли, а Долли. Или даже вовсе Полли. Я никогда не мог запомнить имени очередной «мисс-чего-то-там», призванной, согласно годовому контракту, скрасить мои холостяцкие будни. Главное, чтобы она была стройна, красива и обладала умом достаточным, чтобы не претендовать на звание леди Грант – еще раз жениться в свои семьдесят с небольшим я не собирался. И не потому, что я был стар или мне мешала моя сломанная прошлым летом спина. Вовсе нет! Мой врач утверждает, что я восстанавливаюсь отличными темпами, что через год-другой смогу полностью отказаться от гравикомпенсаторов и вновь испытать «радость отцовства». И что, если так дело пойдет и дальше, лет через пятьдесят я умру абсолютно здоровым человеком. Так что в смысле здоровья и мужской состоятельности я в полном порядке. Просто вот эта самая «радость отцовства» меня совершенно не прельщает. Я только недавно прошел через отвратительный фарс под названием «бракоразводный процесс» и повторения не хотел. Я был свободен и собирался наслаждаться свободой до конца своих дней.

- Так мы умрем, да?

Прекрасные голубые глаза Молли (пусть уж будет Молли) наполнились слезами, алые пухлые губки дрожали, и она была так трогательно-беспомощна сейчас, что даже у меня сердце дрогнуло. Что уж говорить о космических волках, которым на двоих было меньше лет, чем мне!

- Нет-нет, мисс, что вы! – бурно запротестовал Ласт. – Даже не думайте! Да и с какой стати? Системы жизнеобеспечения корабля работают штатно, едой и напитками мы обеспечены лет на сто, не меньше. Так что все, что от нас требуется, это набраться терпения и ждать. Помощь обязательно придет!

Молли благодарно улыбнулась капитану, смаргивая хрустальные слезинки с длинных ресниц.

- Можете не сомневаться, - вмешался А’Пойк, выпячивая грудь. – Я лично прослежу за этим!

Молли улыбнулась и ему тоже.

- Кстати, - нехорошо обрадовался капитан. – Замечательно, что вы напомнили, Пайк. Ведь вам пора на вахту!

- Меня зовут А’Пойк, - хмуро сказал помощник, но спорить с капитаном не рискнул и отправился в рубку.

- Прикажете подавать десерт, сэр?

От неожиданности я подскочил на стуле и схватился за сердце. Господи, Джордж! Я совсем забыл о нем!

Джордж стоял за моей спиной, сама почтительность и невозмутимость; он, разумеется, все слышал и все понял, просто не мог не понять, но не позволил эмоциям взять верх. Вот что значит настоящий вышколенный дворецкий! Нет, не зря Энтони Фокс, руководитель моей службы безопасности, рекомендовал мне «Уютный дом» - там и правда готовят первоклассных слуг. Для тех, разумеется, кто может за это заплатить.

- Не надо десерта, Джордж, - всё еще держась за сердце, сказал я. – Лучше приготовь кофе. И коньяк. Нам надо привести нервы в порядок.

Джордж поклонился и, двигаясь абсолютно бесшумно, убрал со стола практически не тронутый обед. Так же бесшумно он расставил кофейные чашечки, молочник, сахарницу; принес кофе и коньяк. Обслуживал он безукоризненно, появляясь там и тогда, когда был нужен именно в этот миг, а в остальное время был незаметен.

Пожалуй, подумал я, согревая в руках пузатый бокал, это лучшее мое приобретение за последнее время. Если так пойдет и дальше, я подумаю насчет премии.

Кофе и коньяк отлично сделали свое дело – я успокоился и согрелся. Молли разрумянилась и была чудо как хороша, и капитан рьяно ухаживал за ней. Он сыпал тупыми остротами и плохими каламбурами, а Молли смеялась, запрокидывая голову. Капитан чуть ли не облизывался, глядя на её шею, и усердно подливал девушке коньяк. Мой, между прочим, коньяк!

Мне вдруг стало грустно. Я почувствовал себя старым, усталым и ненужным.

- Джордж, я хочу лечь!

- Да, сэр.

Мой прекрасный дворецкий помог мне встать. Я пожелал Молли и Ласту спокойной ночи и вышел. Они не обратили никакого внимания на мой уход.

К моему великому удивлению, кровать была уже готова: подушки были взбиты так, как я люблю, одеяло согрето, а в самой спальной царил полумрак и приятная прохлада. Я разделся, снял гравикомпенсатор и со вздохом облегчения вытянулся между простынями.

- Знаешь, Джордж, - сказал я. – Некоторые девушки… они порой ужасно легкомысленны. Но сердце у них доброе.

- Да, сэр, - сказал Джордж, подтыкая мне одеяло. – Вы совершенно правы, сэр.

Вот и всё, что я от него услышал! Поразительный малый! Интересно, согласится ли он пойти ко мне на постоянную службу?

Вы, конечно, сейчас посмеетесь надо мной – мол, старый дурак, оставил сладкую парочку наедине. Неужели он не догадывается, что может произойти, особенно когда третьим – двадцатилетний коньяк? Догадываюсь, конечно, догадываюсь, не такой уж я наивный простачок. Более того, совершенно точно знаю. Поэтому и сплю спокойно.

Всякие там пояса верности и прочие милые чудачества давно уже стали преданьем старины глубокой. Сейчас в ходу иные методы. Например, гормональная коррекция. Которая является обязательным условием для моих крошек. Все просто, безопасно и эффективно. Стоит мужчине, у которого кровь бурлит от тестостерона, обнять Молли (или все-таки Полли? а, какая разница!), как у бедолаги начинался страшный кожный зуд. И чем настойчивее он был, тем невыносимее становилась чесотка. Я знаю, о чем говорю, я проверял этот способ на себе. Поверьте, когда сотни невидимых москитов жалят и язвят вашу кожу, мысли о сексе как рукой снимает.

Капитан Ласт оказался очень терпеливым малым, он героически выдержал целых пять минут, после чего с проклятиями ринулся в медотсек. Об этом мне, повизгивая от смеха, рассказала Молли, прижимаясь ко мне под одеялом. Разумеется, на меня эти штучки не действовали, я ведь все-таки заказчик. Удовлетворенный морально и физически, я отослал Молли в ее каюту, погасил свет и крепко заснул.

День второй

К завтраку капитан Ласт вышел мрачнее тучи. И я как-то сразу понял, что не вчерашняя любовная неудача была тому виной. Ласт был небрит, глаза у него были красные и воспаленные, и складывалось впечатление, что он всю ночь не спал.

- У нас неприятности, - без обиняков объявил он. – Отказала система рекупирации и вторичной очистки.

- А что это? – спросила Молли, намазывая тост джемом.

- Это означает, дорогая, что мы будем испытывать трудности с водой и воздухом, - объяснил я.

- Мы задохнемся? – встревожилась Молли.

- Не думаю, - успокоил я ее. – Яхта большая, воздуха много. К тому же, насколько я знаю, в трюме есть баллоны с кислородом. Но все же лучше быть экономными.

Молли наморщила чистый белый лобик:

- А как можно экономить воздух? Я не понимаю. Меньше дышать, что ли?

- Ну, это у нас вряд ли получится. Но нам надо будет отказаться от чрезмерных физических нагрузок, ведь при этом мы активно расходуем кислород.

- Ну вот, - расстроилась Молли. – А я как раз хотела после завтрака сходить в тренажерку или в бассейн.

- Никаких тренажерных залов, - вмешался капитан. - И уж тем более никаких бассейнов! Вы же слышали – полетела система вторичной очистки! Так что ваш бассейн это, по сути, единственный наш источник чистой питьевой воды. В охлаждающем кожухе тоже есть вода, но я бы не рекомендовал ее пить.

От всех этих разговоров у меня тут же возникла одышка и пересохло во рту. Джордж немедленно налил мне стакан сока, и я с наслаждением выпил его. А потом стал обмахиваться салфеткой.

- Но как же так? – Молли, бедняжка, все никак не могла успокоиться. – Котик, ты же мне обещал! Комфорт и роскошь, помнишь?

- Помню, дорогая, - вздохнул я. – Но, видишь ли, обстоятельства…

- Я думаю, ты мне должен выплатить моральную компенсацию, - заявила Молли, и глаза ее заблестели. – Я ведь ужасно страдаю.

- Как скажешь, дорогая, - смиренно согласился я. А что мне оставалось делать? Ведь этот пункт был заложен в нашем контракте.

Молли успокоилась и повеселела. Мы поцеловались, и я приказал подать вина. А капитан таращился на нас с очумелым видом.

- Вы что, не понимаете? – с трудом проговорил он. – У нас авария. Наши дела плохи, хуже некуда.

Бедный капитан ошибался – через несколько часов стало намного хуже.

Во-первых, испортился холодильник. По каким-то причинам он переключился на разогрев, и больше тонны чудесных, замороженных особым образом продуктов пропало. Конечно, голодная смерть нам не грозила, оставалась еще целая куча консервов и сублиматов, но все же я сильно расстроился. Я люблю хорошо и вкусно поесть, эта одна из немногих радостей жизни, которую я до сих пор ценю. Мой диетолог вечно ругается на меня, призывает к умеренности, и я вынужден его слушаться, раз уж плачу ему такие деньги. Но сюда, на яхту, никакому диетологу ходу нет, так что я собирался отдать должное разным вредным вкусностям.

Во-вторых, пропал свет, осталось только аварийное освещение. И, собравшись на ланч, мы смотрелись довольно зловеще в тусклом красном свете. Потом, правда, нормальное освещение вернулось, но то и дело многозначительно помаргивало, словно намекая на блэкаут.

Ласт и покинувший рубку А’Пойк выглядели совершенно измученными. Бедолаги! Они искали причины поломок, проводили диагностику, запускали целые отряды ремонтных ботов, но тщетно.

- Мы понятия не имеем, что происходит с этим чертовым кораблем, - признался капитан, жадно поглощая картофельное пюре с мясной пастой. – Диагностика утверждает, что все в полном порядке, но сигналы от центра управления к отдельным узлам и системам не проходят, им словно бы не хватает мощности. Ремонтные киберы выходят из строя один за другим, а их аккумуляторы высосаны досуха. Если бы я верил в мистику, я бы сказал, что на корабле завелся техно-вампир. Во всяком случае, энергия исчезает буквально в никуда. Пожалуй, завтра попробую проверить аккумуляторы. Возможно, там случился пробой.

- Нам по любому крышка, - похоронным тоном сказал А’Пойк, мрачно качая головой. – Если батареи разрядились в ноль, нам их не раскочегарить.

Молли заплакала.

- Я не хочу умирать, - причитала она, всхлипывая и размазывая горькие слезы по щекам. – Почему я должна умереть? Ну вы же мужчины! Сделайте хоть что-нибудь.

- А мы чем занимаемся? - огрызнулся Ласт.

Я взял Молли за руку.

- Ты не умрешь, - твердо сказал я. – Обещаю! Кто угодно, только не ты! Ты будешь жить долго, растолстеешь, покроешься морщинами и умрешь в глубокой старости.

Перестав плакать, Молли испытующе посмотрела на меня. И вдруг улыбнулась.

- Я тебе верю, Роджер.

И почему девушки так доверяют словам? Не требуя при этом никаких доказательств? Видимо, таково свойство женской психики – искать утешение в любой, даже самой призрачной надежде. Впрочем, нам, мужчинам, это только на руку.

Ласт и А’Пойк обсуждали что-то техническое, открывая на уникомах какие-то схемы и таблицы. Я в этом ничего не понимал, но это не мешало мне злиться на мой экипаж. Мне казалось, они должны были действовать более энергично, спасая наши жизни.

- Джордж, налей-ка нам коньячку, - приказал Ласт, не отрываясь от уникома.

Разумеется, Джордж не двинулся с места. Коньяк, как и всё на яхте, как и сама яхта, принадлежали мне, и без моего разрешения мой замечательный дворецкий и пальцем бы не пошевелил.

- Джордж! – Ласт поднял голову. – В чем дело? Оглох, что ли? Налей мне коньяку!

Стоя у стола слева от меня, Джордж невозмутимо смотрел поверх головы капитана. Ругаясь, тот привстал, потянулся за бутылкой, но Джордж ловко убрал коньяк. Ласт вскочил, лицо его исказилось от ярости.

- Ах ты! Лакейская душонка!

И он, отшвырнув стул, двинулся к дворецкому. Я – тихий, мирный человек, терпеть не могу скандалов и всяческих разборок, но не вмешаться я не мог. Поймите меня правильно, мне не жалко коньяка, я вообще человек не жадный и даже щедрый. Но сейчас речь шла не об элитной выпивке, сейчас речь шла о том, кто в доме хозяин!

- Нет, - сказал я, удивляясь собственной отваге.

Ласт повернулся ко мне:

- Что – нет? О чем вы говорите, черт возьми?

- Джордж не даст вам коньяку, - сказал я со всей возможной твердостью, хотя мой голос предательски дрогнул. – Вы его не заслужили.

Каюсь, тут я перегнул палку – с людьми, вроде капитана Ласта, нельзя говорить так резко, они от этого дуреют и способны натворить глупостей, о которых потом сами же и пожалеют. Капитан на секунду замер, глядя на меня выпученными глазами.

- Ну так я сам возьму! – рявкнул он и сделал шаг вперед. Ко мне или к бутылке, я не разобрал.

Признаюсь, у меня душа ушла в пятки. Я был почти уверен, что Ласт, этот сильный молодой человек под два метра ростом, не унизится до того, чтобы ударить старика-калеку. Но все же гнев капитана устрашал.

И в этот самый миг на пути капитана встал мой Джордж.

- Прошу вас, сэр, - почтительно, но твердо сказал он. – Успокойтесь и займите свое место.

Этого капитан стерпеть уже не мог. Я его осуждаю, конечно, - он повел себя непрофессионально. Осуждаю, но понимаю: нервы. Нервы, будь они неладны! Бедняге и так досталось за последние сутки – он-то лучше всех понимал всю серьезность нашего положения и при этом ничего не мог сделать! А тут еще какой-то слуга, презренный холуйчик, возомнивший себя невесть кем, смеет ему указывать!

А то, что Джордж был всего лишь на полголовы ниже и немногим уже в плечах, лишь распаляло нашего бравого капитана. Перед ним был достойный противник, и Ласту не терпелось проучить наглеца.

Взревев, капитан замахнулся на Джорджа. Молли взвизгнула, А’Пойк вскочил, а Джордж сделал неуловимое движение и аккуратно, двумя пальцами взялся за запястье капитана. Клянусь, он не прикладывал никаких усилий, он просто держал, но капитан замер, ловя воздух ртом и медленно багровея! Джордж качнулся вперед, опустил руку вниз, и следом, не в силах вырваться из ужасных тисков, опустился капитан, встав сперва на одно, а потом и на второе колено.

- Пожалуйста, сэр, извинитесь, - сказал Джордж.

- Прошу. Прощения, - с трудом выдавил Ласт, с ненавистью глядя на своего мучителя.

Тут я очнулся.

- Джордж! – воскликнул я. – Что вы делаете! Немедленно отпустите капитана!

Джордж немедленно повиновался.

- В следующий раз я сломаю вам руку, сэр, - невозмутимо сказал он, помогая капитану встать. – Я обязан защищать своего хозяина от малейшей опасности.

Ай, да дворецкий! Ай, да повар-телохранитель! Ну, теперь я уже не удивляюсь, почему его аренда обошлась мне в кругленькую сумму! Интересно, какие еще таланты скрываются в нем? Может, он умеет чинить гипер-двигатели? Откровенно говоря, это было бы очень кстати.

Ласт злобно вывернулся из рук Джорджа (точнее, это Джордж позволил ему вывернуться) и, не глядя ни на кого, вышел из столовой. А’Пойк двинулся было следом, но я резко окликнул его и заставил вернуться на место.

Ну уж нет! Такую явную демонстрацию неповиновения я допустить не могу! Как не могу допустить, чтобы эти два дурака, запершись в рубке, накрутили друг друга до бунта на корабле. На моем корабле! Чего доброго, они поднимут «черного роджера» и начнут грабить беззащитные торговые суда!

Шутка, конечно. Но, тем не менее, я очень строго разговаривал с А’Пойком. Я приказал ему сесть и доложить по существу.

Но по существу не получилось. Деморализованный бедолага потел, мямлил, перескакивал с темы на тему и то и дело начинал жаловаться на судьбу. Мне это надоело.

- Ответьте мне на один вопрос, - сказал я, прерывая жалобные стоны помощника капитана. – Только на один, но зато четко, коротко и понятно. Когда вы сможете починить двигатель?

А’Пойк посмотрел на меня как на клинического идиота.

- Никогда, сэр, - ответил он. Так, как и я просил – коротко и по существу.

- Как это – никогда? – спросил я. Боюсь, вид у меня при этом был довольно глупый. – Что это значит?

- То и значит, - вздохнул А’Пойк. – Гипер-двигатель невозможно отремонтировать в космосе. Если с ним что-то не так, его просто меняют на новый. Загоняют судно на стапеля и меняют. А старый отправляют… ну, куда-то отправляют… Но вообще гипер-двигатели очень надежны и никогда не ломаются, - непоследовательно добавил он.

Я не мог не указать ему на очевидное несоответствие.

- Но наш-то сломался!

- Так точно, сэр, - уныло согласился А’Пойк. – И мы не понимаем, почему. Может, отказал какой-нибудь блок. Может, дело в мелком пустяке. Будь среди нас специалист… Но мы пилоты, а не инженеры, нас учили управлять кораблем и устранять мелкие неисправности. Мы стараемся, сэр, честное слово, мы делаем все, что можем. Так что будем надеяться на лучшее.

Надежды в его голосе не было ни капельки. Казалось, он вот-вот заплачет, но сдержался. Зато расплакалась Молли. Ну, девушке-то простительно.

- Что с нами будет? – причитала она.

На этот риторический вопрос у меня не было ответа. Зато он был у помощника капитана.

- Мы будем поддерживать жизнеспособность корабля. И лететь вперед. Возможно, долго… очень долго. Несколько дней или недель (или лет, мысленно добавил я). Рано или поздно мы сориентируемся в пространстве, обнаружим обитаемую систему и сумеем связаться с ней по направленному гипер-лучу. Надо только набраться терпения и не терять надежды. Мы справимся!

Эта примитивная сказочка не могла обмануть даже глупышку Молли. Прогнав дурака-помощника, я принялся успокаивать девушку.

- Мы здесь на всю жизнь! – кричала она, швыряя на пол тарелки из юбинлонского фарфора. – Мы будем лететь и лететь, пока не умрем!

Мне было жалко и фарфор, и девушку. Взяв Молли за руки, я усадил ее на диван, заставил выпить глоток джина.

- Молли, девочка, выслушай меня, - сказал я. - Я хочу открыть тебе одну тайну. О ней никто не знает.

Молли удивилась и перестала плакать.

- Ну? – несколько настороженно сказала она.

- Дело в том, - понизил я голос. – Дело в том, что у меня есть капсула гибернации. Абсолютно автономная, рассчитанная на бесперебойную работу в течение тысячи лет.

Лицо Молли пошло красными пятнами.

- Здорово, конечно. Только мне-то что с этого? Это же твоя капсула.

Я выпрямился. Я расправил плечи. Я чувствовал себя прекрасным принцем, добрым волшебником, богом из машины, явившимся в последний момент, чтобы спасти прекрасную принцессу. И это было очень приятное ощущение.

- Я отдаю ее тебе, Молли, - очень торжественно сказал я.

Наверное, целую минуту девушка непонимающе смотрела на меня широко распахнутыми глазами. А потом до нее дошло, она завизжала и бросилась мне на шею.

- Милый! – пронзительно кричала она, осыпая меня поцелуями. – Какой же ты милый! Ты решил пожертвовать собой ради меня?

- Да, - сказал я, украдкой вытирая обслюнявленную щеку.

Разумеется, это была ложь. Но в оправдание скажу, что мне очень хотелось сохранить остатки моего бесценного фарфора.

… Уже ложась спать, я спросил Джорджа: понимает ли он, что мы можем умереть?

- Да, сэр, прекрасно понимаю, - невозмутимо ответил Джордж, складывая мою одежду.

- И что ты думаешь по этому поводу?

- Полагаю, это будет несколько неприятно, сэр. Надеюсь только, что все произойдет быстро и без мучений.

Я с мистическим восторгом смотрел на своего невероятного дворецкого. Я, старый прожженный циник, многое повидавший на своем веку, и в половину не был так спокоен и уравновешен, как этот юноша, годящийся мне во внуки. И вдруг мне в голову пришла одна очень неприятная мысль: а вдруг Джордж андроид? Какого-нибудь самого распоследнего поколения? Которого и от человека-то не отличишь?

Не то, чтобы я имел что-то против андроидов. Но ведь надо же знать, с кем имеешь дело! Особенно в такой непростой ситуации. К тому же, если мой дворецкий не человек, то у меня будет масса неприятных вопросов к фирме «Уютный дом».

- Вот интересно, - сказал я, задумчиво разглядывая Джорджа. – Могу ли я как-нибудь проверить, андроид ты или нет?

Джордж на секунду замер, а потом кивнул:

- Да, сэр. Вам просто надо приказать мне умереть.

Он был серьезен, как пастор на похоронах, но уголки его губ едва заметно дрожали. Я с облегчением рассмеялся и махнул рукой.

- Ладно уж, живи, шутник!

Я, как и вы, прекрасно знаю, что у андроидов нет чувства юмора.

- Что это было? – слабым голосом спросил я у жены, когда она вернулась.

Фира окинула меня взглядом, в котором желание стереть меня в порошок мешалось с презрением и жалостью.

- Ладно, ты не знаешь унилингву и очень плохо черизийский, - холодно сказала она. – Но почему, черт побери, ты не воспользовался межрасовым переводчиком?

- Зачем? – глупо спросил я, начиная кое-что понимать.

- Затем! Первая заповедь любого разумного существа – не знаешь, с кем повстречался, включи переводчик! Даже если данного языка нет в его памяти, он хотя бы укажет, с кем ты имеешь дело – с человеком или с животным!

И она выразительно постучала по наушнику, который носила, не снимая. Я тоже не снимал, а иначе как бы мы друг с другом общались? Но мне и в голову не приходило использовать весь функционал прибора! С меня хватало черизийского и еще трех-четырех языков, которые были в ходу на планете.

- Я не знал, - убито признался я. – Я думал, это наш сын. Новорожденный сын. А зачем ребенку межрасовый переводчик? Он и говорить-то не умеет.

Фира долго молча разглядывала меня.

- Ты принял уважаемого человека, старшего исследователя Чипаципита за младенца? – наконец проговорила она. - Ты хотя бы знаешь, что орнитоподы страшно обидчивы и ранимы? Я даже боюсь спрашивать, что здесь произошло!

Я уклонился от прямого ответа. А Фирочка бросилась куда-то звонить. Она объясняла, оправдывалась, извинялась, и продолжалось это ужасно долго. К концу разговора она выглядела совершенно измученной.

- Джим, ты идиот, - сказала она мне. – Это не мое мнение, так считает господин Чипаципит. Во всяком случае, он порекомендовал мне не использовать для бытовых нужд существ со степенью разумности меньше второй. И знаешь что? Я об этом подумаю!

Я только жалобно вздохнул.

-3-

Все оказалось просто. Орнитоподы совместно с черизийцами и представителями некоторых других рас испытывали новый тип телепортов, который работает без приемного устройства. Для этого на Воздушной, материнской планете орнитоподов, был смонтирован передатчик, луч которого был направлен на Черизу, в одну из лабораторий Института квантовой физики. В кабину передатчика вошел старший исследователь Чипаципит и нажал кнопку запуска. К сожалению, Институт находится неподалеку от курортного городка Валлизы, где в это самое время неожиданно разразилась сильнейшая гроза. Луч телепорта отклонился от намеченной цели, и вместо лаборатории Чипаципит оказался в нашем доме. В принципе, в этом не было ничего страшного, подобный сбой физическому здоровью исследователя не угрожал. И окажись на моем месте любой черизиец, который смотрит новости, который в курсе широко разрекламированного эксперимента, все прошло бы без сучка, без задоринки. Орнитопода бы одели в подходящую одежду, накормили (подобные перемещения, оказывается, ужасно энергозатратны даже с точки зрения биологии), а потом бы развлекали приятной беседой до окончания грозы.

Увы, вместо цивилизованного черизийца бедолаге Чипаципиту повстречался я, дремучий землянин. И к этому он явно был не готов. Я, впрочем, тоже.

-4-

Они родились точно в назначенный срок, через пять дней. За эти дни я, пребывая во взвинченном состоянии, от корки до корки проштудировал пособие для молодых отцов и вызубрил его почти что наизусть. Зачет у меня принимала Фирочка, а более сурового и беспощадного экзаменатора трудно себе представить. И хотя она все время придиралась, лично я остался доволен. Да и Фирочка, как мне кажется, тоже; во всяком случае, она разрешила мне подержать на руках каждого из четырех новорожденных малышей.

Генетический анализ подтвердил факт моего отцовства. Но я и без него знал, что это – мои дети. У них были мои глаза. Обычные человеческие глаза.

Малышей наблюдают лучшие медики Черизы, их регулярно обследуют и, слава богу, не находят никаких отклонений. Они развиваются, как все обычные дети: у них вовремя открылись глазки и ушки, вовремя отпали коротенькие поросячьи хвостики, и первый зуб прорезался у всех одновременно. Сейчас им по шесть месяцев, они похожи на милых плюшевых медвежат, и я очень люблю их. Особенно дочку – она так заразительно хохочет, когда подбрасываешь ее в воздух, так трогательно и доверчиво обнимается, так расстраивается, когда мне нужно уйти, хоть ненадолго. Папина дочка, смеется Фирочка.

Что ж, наверное, это так. Полагаю, дочка первая из всех скажет «папа». Мне бы только не прозевать этот момент.

Со старшим исследователем Чипаципитом мы встретились еще раз, в посольстве Воздушной, когда меня награждали медалью «Достоинства» III степени. Бедняга Чипаципит был сама любезность, он даже нашел в себе силы поблагодарить меня, но держался настороженно и постарался свести наше общение к минимуму. И я его за это не осуждаю. Мне и самому было чертовски неловко: как вспомню, каким дураком я выглядел в его глазах, так прямо в пот кидает. Фирочка считает, что виной всему мое дремучее невежество, и с этим не поспоришь. После пережитого позора я дал себе самую страшную клятву восполнить пробелы в своем образовании, и слово свое держу - мой черизийский заметно улучшился с тех пор. Во всяком случае, я уже могу сделать заказ в ресторане, не боясь испортить себе пищеварение.

Кстати, о языках. По-орнитоподски «папа» означает «помогите». Только и всего.

Межрасовыми браками на Черизе никого не удивишь, но вот чтобы они приводили к появлению потомства, такого еще не случалось. Так что мы с Фирочкой в этом смысле первопроходцы, и наш семейный врач, межрасовый генетик профессор Кужудаг с нетерпением ждет рождения наших малышей.

- Ужасно интересно увидеть, на кого они будут похожи, - как-то признался он. – Это же уникальный эксперимент! Я прославлю свое имя в веках!

Меня это тоже очень интересовало, хотя совсем по другим причинам. Все-таки Фира – типичная черизийка, я – типичный землянин. И хотя внешне мы чем-то похожи – одна голова, две руки, две ноги – различий у нас больше. Хотя бы на уровне физиологии, не говоря уже обо всем прочем. Поди угадай, чем дело закончится? Какими будут наши дети?

Полгода назад, когда первое яйцо заняло свое место в инкубаторе, профессор Кужудаг предложил провести всесторонний скрининг.

- Малоинвазивный метод, - горячо убеждал он. – Сделать малюсенький прокол, отщипнуть крошечный кусочек плоти, и мы будем знать все! Госпожа Нунгут, ваши замечательные детки даже ничего не почувствуют, обещаю вам! Никакого вреда! Зато наука в моем лице будет вам глубоко признательна!

Фирочка весьма непочтительно высказалась насчет науки в любом лице и отказалась наотрез. И я, кажется, догадываюсь, в чем дело. Все эти полгода, раз в неделю, к нам заглядывает один разбитной юнец, весь обвешанный видеоаппаратурой. Он флиртует с моей женой, пьет моё пиво (между прочим, настоящая контрабанда! с Земли!), а потом на «Первом Черизийском» появляется репортаж, бьющий все рекорды по рейтингу, и на наш семейный счет падает приятная кругленькая сумма. Полагаю, что репортаж о рождении «чудо-младенцев» еще больше обогатит нас.

Фирочка всегда была весьма практичной особой.

… Наш инкубатор был полностью автоматизирован. Контроль температуры, влажности, давления – все делалось без участия родителей. Так же инкубатор сам переворачивал яйца. Мало того, он рассказывал им сказки и пел колыбельные – это, по утверждениям психологов, очень способствовало гармоничному развитию будущих малышей. Иногда Фирочка брала то одно, то другое яйцо на руки, баюкала и нежно ворковала над ними. Она и мне предлагала, но я каждый раз отказывался под благовидным предлогом – я не мог заставить себя полюбить эти мячи для регби. Может быть, потом, когда-нибудь… Когда они все вылупятся и скажут мне – «папа».

- Тебе не придется ничего делать, - говорила Фирочка, подвивая и подкрашивая усики. – Просто подходи иногда к инкубатору и проверяй, не отключился ли он от сети… Мне идет этот цвет?

- Да, дорогая, очень… Но что делать, если инкубатор отключится?

- Ничего страшного, он рассчитан на три часа автономной работы. За это время ты вполне успеешь вызвать техника… Дурацкая помада, зря я столько денег за нее отдала.

- А если техник не успеет? – с тревогой допытывался я.

- Он успеет! В крайнем случае, есть инструкции, я скачала их тебе на уником.

- А если…

- А если что – я на связи, - отрезала Фирочка. – Кстати, не вздумай звонить доктору Кужудагу. Знаю я его! Он упрячет наших малюток в свою клинику, и мы не увидим их до самого совершеннолетия!.. Не паникуй, дорогой. Ты со всем чудесно справишься! Я в тебя верю!

Она еще раз осмотрела себя в зеркало, довольно кивнула, ободряюще куснула меня за ухо и упорхнула по своим делам. А я остался. Один на один со своими детьми. Растерянный и, чего там скрывать, слегка испуганный.

Она в меня верит… Очень мило, конечно, но я сам – верю ли я в себя? Я посмотрел в висевшее на стене зеркало – там отражалась моя бледная встревоженная физиономия. Я счел своим долгом приободрить себя.

- Не трусь, Джим! – громко сказал я. – Ты бывал в переделках и похуже!

На самом деле, я врал – ничего страшнее со мной не случалось.

А вдруг дети начнут вылупляться прямо сейчас? А что если они наглотаются кожистой скорлупы и задохнутся? Вдруг случится пожар, наводнение и землетрясение? Инкубатор вон какой здоровенный, вытащить его из дома я не смогу. Как спасать детей? Можно ли их вынимать из инкубатора? Вдруг им это повредит? А если все же вынуть, как транспортировать эти четыре яйца? В охапке? Можно помять! В сумке? В чемодане? Есть ли у нас дома чемодан подходящих размеров?

Короче, я был в панике. Больше всего мне хотелось бежать, теряя тапки, за женой и умолять ее вернуться. Молодые отцы меня поймут, а все остальные, пожалуйста, можете смеяться и показывать пальцем.

Лишь огромным усилием воли я заставил себя успокоиться. Ну в самом деле, что мне стоит посидеть несколько часов даже не с детьми – с яйцами? Которые лежат себе спокойненько в инкубаторе? Есть они не просят, животики у них не болят… а если вдруг что-то пойдет не так, умная автоматика тут же просигнализирует, куда следует, и через короткое время здесь будет целая армия специалистов!

Черт тебя возьми, Джим, вы же ходите с женой гулять! В рестораны выбираетесь, на пляж. И все это время дети оставались одни, под присмотром инкубатора. И ничего с ними не случалось! Значит, не случится и теперь!

Эта простая мысль здорово меня подбодрила, я повеселел и уже без страха смотрел в будущее. Между прочим, даже неплохо побыть одному! Выпью пивка, посмотрю какой-нибудь боевичок или триллер, расслаблюсь. Мне до смерти надоели эти бесконечные лекции по истории, культуре и социальному устройству Черизы, призванные, как утверждает жена, обогатить меня духовно и сделать полноценным членом черизийского общества. А еще уроки черизийского языка, который я вынужден изучать по старинке: мне, как представителю семейства гоминид, были недоступны черизийские гипнокурсы.

Честно говоря, я бы даже заморачиваться на этот счет не стал, универсальный межрасовый переводчик меня вполне устраивает. Но Фирочка вбила себе в голову, что ее муж должен в совершенстве владеть черизийским, как какой-нибудь местный Цицерон. А сама, между прочим, родной язык мужа учить отказывается! Отговаривается всякой ерундой – мол, она молодая мать, у нее и без этого забот хватает. А то, что я молодой отец, ее ни капельки не волнует! Говорит, это другое.

Итак, я остался один. Я накрыл себе роскошный стол в гостиной. Я достал из холодильника пиво. Я тоненько нарезал сырокопченую кейчу и почистил вяленую кужагу. Выбрал парочку фильмов с многообещающими названиями: «Резня микротомной пилой» и «Призраки в подпространстве». А потом с довольным вздохом развалился на диване.

Да, перед этим, я, как ответственный отец, заглянул в детскую. Инкубатор встретил меня приветливым жужжанием и умиротворяющее подмигнул зелеными огоньками: мол, все в порядке, папаша, можно расслабиться. Не до конца доверяя черизийским механизмам, я лично пересчитал яйца – вся четверка была на месте. Сквозь тонированную крышку я видел, как вздувается и опадает кожистая оболочка яиц, как по ней проходят волны дрожи – это малыши крутились в своих тесных обителях, готовясь появиться на свет. Таймер показывал, что сие счастливое событие произойдет через пять дней, так что я, успокоенный и умиротворенный, на цыпочках вышел из детской, прикрыв за собой дверь.

Было три часа дня.

-2-

- Попался, Джим! – рычал сержант Поллак. – Теперь ты за все ответишь! Я упеку тебя в одиночную камеру до конца твоих дней!

Он горой нависал надо мной и, радостно скалясь, светил мне в глаза мощным фонариком.

- Не имеете права! – кричал я. – Я – гражданин Черизы!

- Ха-ха-ха! – демонически рассмеялся сержант. – Нет никакой Черизы, это все тебе приснилось!

Фонарик раздражающе мигал. От ярких вспышек я почти ослеп, но все же ухитрился разглядеть за спиной сержанта приоткрытую дверь. Изо всех сил пнув сержанта в голень, я рванулся к спасительному выходу…

… и свалился с дивана, больно ударившись локтем.

Слава богу, я был дома, на Черизе! В доме было темно и тихо, и только ослепительные вспышки молний за окном заливали гостиную мертвящим светом – над курортным городком Валлиз, где мы с Фирочкой купили виллу, бушевала гроза.

Вообще грозы здесь, на побережье, не редкость, но сегодня это был настоящий конец света: деревья гнулись чуть ли не до самой земли, в небе метались какие-то обломки, ветки и легкие пляжные шезлонги, а пол у меня под ногами едва заметно дрожал от мощных раскатов грома. Черные тучи угрожающе нависли над землей, готовясь обрушить на город потоки воды, и там, снаружи, царила самая настоящая ночь, прорезаемая яростными всполохами молний.

Я был само спокойствие – Фирочка никогда не экономила на комфорте, и наш дом был оборудован умной системой безопасности. Сейчас эта система перевела дом в режим полной автономности, изолировав меня от внешнего мира, и что бы там, снаружи, ни произошло, лично мне ничего не угрожало. Ну, если только прямое попадание астероида.

Вдоволь налюбовавшись буйством стихии, я подумал, что неплохо было бы выпить чаю. И поесть. И позвонить Фирочке – просто чтобы сказать, что у меня все в порядке, чтобы она не беспокоилась.

А потом меня словно током пронзило – инкубатор! Как я мог о нем забыть?!!

- Свет! – крикнул я, бросаясь в детскую.

Свет загорелся, но как-то неохотно, вполсилы. Дверь в детскую оказалась заблокирована, и напрасно я стучал кулаками, пинал ногами и бился о преграду всем телом.

Такого ужаса я не испытывал, пожалуй, никогда. Я – здесь, а дети – там! Одни! И неизвестно, что с ними происходит! Живы ли они? И что скажет Фирочка???

Вот именно, что она скажет? Надо срочно звонить ей, уж она-то все уладит! И я рванул в гостиную. Отыскал уником, дрожащим пальцем ткнул в сенсор вызова… Ничего! Сплошной треск помех! Зарычав от ненависти, я швырнул уником на пол. Проклятая бесполезная железяка! Проклятая гроза! Ни связи, ни помощи! И что мне делать?

Конечно, можно было разбить окно – стекла в них анизотропные, как раз на случай срочной эвакуации. Выберусь из дома, добегу до соседей, попрошу помощи… В это время ураганный порыв ветра швырнул в окно вывороченное с корнем дерево, да так, что содрогнулось даже сверхпрочное стекло. Я тоже содрогнулся и отказался от самоубийственной затеи – не хотелось мне оставлять детей сиротами, а жену – вдовой. Кому от этого будет хорошо? Разве что сержанту Поллаку?

Нечеловеческим усилием воли я заставил себя успокоиться и рассуждать здраво. Фирочка говорила о трех часах автономной работы инкубатора. Сколько уже идет гроза? Вряд ли больше получаса. Значит, детям пока ничего не грозит, умная автоматика позаботится о них куда лучше, чем паникующий отец. Тогда что мне остается? А остается мне сохранять спокойствие и ждать окончания грозы – бури в Валлизе мощные, но короткие.

«А что если она продлится больше трех часов?»

- Заткнись, - свирепо сказал я. – Слизняк! Тряпка! Хочешь свалить проблему на хрупкие женские плечи? Стыдись! Ты же мужчина, Джим!

Я гордо вскинул голову. Я втянул живот и расправил плечи. Я был противен сам себе, потому что больше всего на свете мне хотелось, чтобы жена была рядом.

- Папа!

Я замер. Челюсть у меня отвисла, и я весь облился холодным потом.

- Папа!

Тоненький голосок звучал очень жалобно, он явно молил о помощи, а я не мог заставить себя пошевелиться. Мне было так страшно, словно со мной заговорила кошка.

Дети вылупились?! Раньше срока? Ладно, пусть, с человеческими детьми тоже такое случается. Но как они сумели выбраться из инкубатора? Из заблокированной детской? Или они вылупились раньше, еще до грозы, когда я спал? О, боже, только не это! Фирочка меня убьет. Доверила, понимаешь, детей папаше, а тот проспал их рождение! Позорище!

«Ты долго собираешься торчать тут столбом?»

В самом деле! Раз уж дети вылупились – ну, один из детей уж точно! – их нельзя оставлять без присмотра. Их нужно одеть, хотя бы в подгузники, согреть, накормить… что там еще? Что обычно делают с новорожденными младенцами? Мама моя дорогая, я же ничего не знаю, не умею!

«Спокойно, Джим! Ты же ходил на курсы молодых отцов»

Ну да, ходил. Целых два раза. И оба раза папаши-черизийцы пялились на меня и задавали дурацкие, а то и просто неприличные вопросы. На бедную врачиху никто не обращал внимания, так что в конце концов она попросила меня больше не приходить. Я с радостью согласился, тем более что Фирочка скачала весь курс мне на уником.

«И ты до сих пор не удосужился его посмотреть, болван!»

Да, не посмотрел! Ну и что? У меня было в запасе целых пять дней! Кроме того, я не рассчитывал, что попаду в такую ситуацию!

«Хватит оправдываться! Подойди уже к ребенку, папаша»

Затаив дыхание, я на цыпочках прокрался в коридор, откуда доносился детский голосок, осторожно выглянул из-за угла. Аварийное освещение было довольно тусклым, но я все же разглядел маленькую фигурку на полу.

- Эй, малыш, - хрипло проворковал я. – Иди к папочке.

Фигурка не пошевелилась, и тогда я, собравшись с духом, сделал первый шаг. Я так был ошеломлен своим неожиданным отцовством, что напрочь забыл о большой напольной вазе, стоявшей в коридоре. С размаху я врезался в нее ногой; ваза рухнула со страшным грохотом, а я, заорав от боли, свалился сверху. Панически заверещав, малыш метнулся в кухню.

Он двигался быстро. Слишком быстро для новорожденного младенца, на мой взгляд. Земные дети на это не способны. А черизийские? Насколько я помню, тоже нет. Они вообще мало чем, кроме внешности, отличаются от человеческих младенцев и такие же беспомощные. Тогда почему мой ребенок бьет рекорды скорости? Может, дело в том, что он гибрид двух рас?

Шипя сквозь зубы и хромая, я двинулся следом. Встав на пороге кухни, я внимательно осмотрелся. Малыша нигде не было видно. Вдруг шевельнулась длинная, в пол, занавеска на окне.

- Папа!

Честное слово, сам не знаю, как я оказался на столе. И тем более понятия не имею, откуда у меня в руке взялась поварешка. Увесистая такая штука, на длинной ручке. Но она очень пригодилась: собравшись с духом, я протянул поварешку и осторожно отодвинул занавеску.

Он был там, мой ребенок; и мы с интересом оглядели друг друга.

Был он чем-то похож на цыпленка-переростка, покрытого редким желтым пухом. Его птичьи ноги оканчивались длинными гибкими пальцами с когтями, такие же когти, только поменьше, были на руках. Ни черизийского хоботка, ни человеческого носа на его лице не было, вместо них угрожающе горбился мощный клюв. А черные бусины глаз беспокойно шевелились на длинных волосатых стебельках.

Ну конечно, с грустью подумал я. А что ты еще хотел? С самого начала никто не знал, на кого будут похожи гибриды двух рас. То есть предположений была масса, но точно никто ничего сказать не мог. Об этом нас и доктор Кужудаг предупреждал. Мол, будьте готовы ко всему. Мне казалось, я готов. Оказалось – лишь казалось: все-таки такого радикального результата я не ожидал. Бедный парень!

И все же это был мой ребенок, мой сын. И он нуждался в моей заботе. Я осторожно спустил ноги со стола.

- Цып-цып-цып, - с фальшивой ласковостью позвал я. – Иди к папочке, малыш.

Я изо всех сил старался разбудить в себе нежные отцовские чувства, но этому мешал грозный клюв моего отпрыска. Если он долбанет, мало мне не покажется! Наверное, что-то не так было с моим лицом, потому что мальчишка посмотрел на меня с подозрением и опаской и снова скрылся за занавеской. Только два глаза на стебельках внимательно следили за мной.

Присев на корточки и бормоча всякие ласковые глупости, я протянул руку. Мальчишка вдруг заверещал, затопал ногами, а потом клюнул меня. Брызнула кровь; боль была такая, словно кто-то тюкнул меня ледорубом.

- Ах ты, зараза! – взревел я, тряся поврежденной рукой и окропляя все вокруг кровью. Насмерть перепуганный мальчишка свернулся клубком на полу и трясся, тихонько попискивая.

Не обращая на него внимания, я отыскал в аптечке гемостатик и залепил рану. Потом сходил в ванную и взял большое банное полотенце. Я был полон решимости позаботиться о своем первенце, и ничто не могло остановить меня.

Он сопротивлялся, как дикий звереныш, извиваясь, пинаясь и оглушая меня резкими воплями. Лишь с большим трудом мне удалось справиться с ним: я туго-натуго запеленал его в полотенце, обмотал сверху для верности рулоном лейкопластыря и, придерживая рукой клюв, перенес вопящий кулек в гостиную. Там я положил его на диван и сел рядом, на всякий случай отгородившись подушкой. Я тяжело дышал, руки у меня были расцарапаны, словно после драки с котом. Мальчишка затих: то ли смирился со своей участью, то ли готовился к новому нападению. Я погрозил ему пальцем здоровой руки.

- Глупыш, - попенял я. – Разве можно драться с папочкой? Папочка все равно сильнее тебя!

Мальчишка пропищал что-то почти членораздельное, душераздирающе вздохнул и закатил глаза. Я решил, пусть это будет извинением. И счел инцидент исчерпанным.

Я позвонил Фирочке – связи все еще не было, хотя гроза явно шла на убыль. Я чувствовал себя ужасно беспомощным и одиноким. С другой стороны, чем жена-черизийка сможет помочь в этой ситуации? Для нее наш сын будет точно такой же загадкой, как и для меня. Пожалуй, только доктор Кужудаг, межрасовый генетик, смог бы разгадать ее. Но в этот дом ему хода не было, во всяком случае, в отсутствие госпожи Нунгут.

В горле у меня пересохло. Я взял со стола недопитую бутылку пива, глотнул. Мой сын, вытянув шею, внимательно следил за мной. И тут меня осенило.

- Слушай, парень, а может, ты есть хочешь? Ам-ам? Хочешь?

Мальчишка заволновался, запищал, пытаясь выбраться из полотенца. Ну, конечно! И как я сразу-то не сообразил! Ребенок просто голоден, вот и капризничает. Ничего, это мы быстро исправим, и станет мой малыш просто лапочкой.

- Лежи здесь, - строго сказал я. – Скоро папа придет и покормит своего мальчика.

- Папа! – звонко сказал малыш, с надеждой глядя на меня.

Я умилился – какой умный ребенок! Только час назад выбрался из яйца, а уже пытается разговаривать. Да, Джим, тебе есть, чем гордиться!

Предусмотрительность моей Фирочки была выше всяческих похвал, она заранее приготовила все, что может понадобиться младенцам: всякие там распашонки, подгузники и, самое главное, сухую молочную смесь и бутылочки для кормления. Увы, все это хранилось в недоступном для меня месте. С минуту я растерянно топтался на пороге заблокированной детской, а потом с размаху хлопнул себя по лбу.

- Ты идиот, Джим! Загляни в холодильник – наверняка там найдется молоко!

Молоко нашлось, а вот подходящей бутылочки – нет. Да и есть ли на свете такие бутылочки, из которых можно накормить моего клювастого отпрыска? Конечно, нет – их еще только предстоит сконструировать. Но разве такая ерунда может служить препятствием для супер-отца?

Я налил молоко в соусник, подогрел его в микроволновке и с торжеством вернулся к своему голодному малышу. Я ужасно гордился своей изобретательностью.

- Сейчас мой мальчик будет ам-ам, - объявил я.

Вы пробовали когда-нибудь напоить из соусника орла? Голубя? Цыпленка, в конце концов? Нет? И не пробуйте, мой вам совет. Уже через несколько минут мы с сыном выглядели так, будто приняли молочную ванну; молоко лилось куда угодно, только не в жадно разинутый клюв. А когда несколько капель попадало все-таки по назначению, мальчишка начинал чихать, кашлять и пускать пузыри. Я ему сочувствовал. Еще бы! Если ты произошел от млекопитающих предков, если инстинктивно ищешь грудь или хотя бы соску, а сам при этом родился с совершенно неподходящим для этого ротовым аппаратом… Конечно, с первого раза ничего не получится! Ну, ничего, вот приедет мама, она-то уж точно что-нибудь придумает!

Когда соусник опустел, я подумал, не сходить ли за вторым, но отказался от этой мысли – где-то когда-то я слышал, что детей нельзя перекармливать. Да и я, если честно, остро нуждался в передышке. К тому же от возни с ребенком у меня разыгрался зверский аппетит, и я чувствовал, что прямо сейчас упаду в голодный обморок, если что-нибудь не съем. Что-нибудь вкусное, вредное и калорийное.

Из-за особенностей своей биохимии я сижу на строгой диете. И не потому, что черизийская еда может мне навредить. Просто каждый местный продукт заставляет мои потовые железы выделять разные запахи. Сам я этого не чувствую – пот он и есть пот. А вот черизийцы разницу улавливают очень хорошо, и некоторые мои запахи им нравятся. Настолько, что они готовы платить за это деньги. Вот мы с Фирочкой и затеяли семейный бизнес по производству разного парфюма.

Сидеть на диете, это трудно, муторно и тоскливо. От этого портится настроение и характер – это вам кто угодно подтвердит. Как сидящий на диете, так и его домашние. Поэтому моя Фирочка, умница, чтобы не портить себе нервы, изредка позволяет мне кулинарные безумства. И держит для таких случаев готовые наборы. Никакой молекулярной кухни, никакой синтетики и прочей химии – исключительно натуральные свежайшие продукты, замороженные особым образом!

Бифштекс, решил я. Сочный, в меру прожаренный бифштекс с коричневой карамельной корочкой, это будет хорошо. Это будет прекрасно! А к нему – густое овощное рагу, остренькое, ароматное. И рюмочку холодной водочки. Ну, ладно, две. Но не больше! У меня, как-никак, младенец на руках, не годится с первого же дня подавать ему дурной пример.

У нас самый современный кухонный автомат. И он подавляет меня своим интеллектом. Каждый раз, когда я хочу приготовить себе что-нибудь вкусненькое, он читает мне длинную нудную лекцию по диетологии, настойчиво предлагает прислушаться к его рекомендациям, а когда я настаиваю на своем, в отместку за самостоятельность выдает абсолютно несъедобную гадость. Фирочка утверждает, что я просто набираю неправильную комбинацию на панели заказов. Что ж, может быть. Но запомнить абракадабру, состоящую из чисел, букв и символов, да еще написанных на черизийском, я не в состоянии. В конце концов, Фирочка, добрая душа, сжалилась надо мной и записала нужные мне комбинации в блокноте. С тех пор приготовление пищи стало для меня плевым делом, от меня требовалась только внимательность и ничего более.

Бормоча, то и дело сверяясь с блокнотом, я набрал нужный код, подтвердил заказ; автомат скептически хмыкнул, щелкнул, и в его недрах что-то зажужжало. Я стоял рядом, с нетерпением ожидая результата. Минут через пять мелодично звякнул колокольчик, откинулась передняя панель, выпустив облако ароматного пара, и я с любопытством и некоторой опаской заглянул в нишу.

Ужин был там, и какой ужин! Королевский! Рот мой наполнился слюной, в животе забурчало; я уже предвкушал неземное наслаждение, но в это время вспомнил о сыне. Спит? – подумал я, прислушиваясь к тишине в гостиной. Наелся и уснул? Скорее всего. Ну а что еще делать новорожденному младенцу?

Без всякого стеснения признаюсь: я – отец молодой, неопытный. Поэтому тишина в комнате, где находится ребенок, меня не насторожила. Просто мне не хотелось оставлять малыша без присмотра, поэтому я взял поднос с едой и отправился в гостиную.

Что ж, в эти несколько минут, пока я отсутствовал, мальчишка времени зря не терял. Он каким-то образом ухитрился выбраться из импровизированных пеленок, и теперь сидел на диване, свесив ноги, закутавшись в полотенце, как в римскую тогу. Увидев меня, он опасливо втянул голову в узкие плечи и что-то пискнул.

- Гм, - неуверенно сказал я. – Ну, ладно. Если тебе так удобнее…

Я поставил поднос на низенький столик рядом с диваном. Мальчишка заволновался, зачирикал; один его глаз на длинном стебельке уставился на меня, другой – на еду. С интересом, как мне показалось. Он даже протянул ручонку к подносу, но я легонько шлепнул его.

- Нет, малыш, - мягко сказал я. – Это для папы. Папочка тоже хочет ам-ам.

Мальчишка надулся, забился в угол дивана. А я побежал в кухню, потому что забыл там нож.

Когда я вернулся, парень уже доедал мой бифштекс. Он держал кусок мяса в руках и, упоенно урча, рвал его острым клювом. По рукам, по цыплячьей груди тек мясной сок. Я застыл на пороге, вытаращив глаза и сжимая в руке нож.

О, боже, новорожденным нельзя мясо! Это знает каждый млекопитающий! Молоко, только молоко! Иначе – диарея, несварение желудка, заворот кишок… что там еще из ужасного???

- Не-ет! – заорал я, бросаясь к сыну.

Что скажет Фирочка?! Не уследил за сыном, угробил кровиночку! Мне было по-настоящему страшно. Да и несмышленыша, если честно, было жалко. Как-никак первенец, наследник…

Я подскочил к мальчишке, попытался отнять у него злосчастный бифштекс. Не тут-то было! Паршивец орлом взметнулся на диванную спинку, подняв над головой недоеденный кусок и тоже заорал. Он подпрыгивал и остервенело пинался голенастыми ногами, как заправский страус, а я уворачивался от острых когтей и старался схватить его, но у меня ничего не получалось. Потом я сообразил, что мне мешает нож, отшвырнул его, и дело пошло на лад. Мне удалось отвлечь чертенка обманным финтом, он на секунду раскрылся, и я бросился вперед. Мы свалились на диван, и мне повезло оказаться сверху. Я был крупнее и тяжелее мальчишки, плюс опыт дворовых драк, которых у него не могло быть по определению, но все же я с трудом удерживал орущего извивающегося звереныша.

- Заткнись, - шипел я, осторожно выкручивая хрупкую ручонку с зажатым в ней мясом. – Отдай, дурак!

Сила и опыт победили – мальчишка в последний раз дернулся, издал безнадежный тоскующий крик и затих. Без труда я отобрал у него остатки бифштекса и отшвырнул подальше. На этом все закончилось.

Мы сидели в разных углах дивана – голодные, потрепанные и злые. Нахохлившийся мальчишка грустно попискивал что-то себе под нос, да и у меня, если честно, настроение было отвратительное. Не так я представлял себе отцовство, совсем не так! Но ведь надо как-то налаживать нормальное общение?

Я ласково заговорил со своим отпрыском. Я сделал ему «козу» и скорчил умильную рожу. Чувствуя себя полным дебилом, я с выражением продекламировал стишок про серенького зайчика и даже попрыгал немного, изображая героя детского стишка. Думаю, получилось у меня не очень, потому что мальчишка опасливо поглядел на меня, сполз с дивана и, путаясь в длинном полотенце, отошел к двери. Я был в отчаянии; я просто не знал, что еще придумать, чтобы наладить контакт с этим странным ребенком, с этим ходячим недоразумением. И это он пока один! Что будет, когда их станет четверо? Я же с ума сойду, спячу в самом прямом, медицинском смысле этого слова! И в это время зазвонил уником.

Слава богу, это оказалась Фирочка! Связь была ужасной, звук сбоил, изображение плыло, но все же это была связь. И плевать, что я разбирал одно слово из десяти, главное, я был спасен! Я не сомневался, что Фирочка, узнав о моем бедственном положении, мигом примчится ко мне на помощь: утихомирит бушующую стихию, приструнит капризного отпрыска, успокоит меня.

- …Джим… - завывал уником. - … фыр-дыр-быр… Джим!.. уим-чипа-ципа… Сын!

- Да! – обрадовано заорал я. – Да, сын! Он вылупился! Смотри!

Я бросился к ребенку, схватил его в охапку и сунул чуть ли не в экран уникома. Увидев мать, мальчишка страшно разволновался, принялся отчаянно брыкаться и извиваться, протягивая ручонки к матери и пронзительно вопя.

- Папа! – кричал он. – Папа!

В ответ из уникома грянул настоящий кошачий хор, замелькали, замельтешили какие-то разноцветные пятна, а потом далекий голос Фирочки отчетливо произнес: «Скоро буду», и связь прервалась.

Мальчишка вытаращил на меня свои глаза-бусинки на стебельках и разразился серией злобных отрывистых звуков. Это было так похоже на ругательства, что мне захотелось отвесить маленькому паршивцу подзатыльник. Но я сдержался. Во-первых, младенец нескольких часов от роду не может ругаться просто по определению. А, во-вторых, я был слишком счастлив – скоро придет жена и снимет с меня невыносимый груз родительской заботы.

- Эх, ты, дурачок, - сказал я и добродушно щелкнул сына по клюву. – Ну, что, мир?

Тот в ответ клюнул меня, но совсем не больно, так что я счел это дружеским ответом.

Следующие полчаса прошли в атмосфере дружбы и взаимопонимания. Я наводил порядок в гостиной, а мальчишка, отыскав недоеденный кусок бифштекса, тихонько приканчивал его. Я почел за благо ему не мешать.

ОКОНЧАНИЕ СЛЕДУЕТ

Григ душераздирающе зевнул и открыл очередную карту. Дженифер Росс, двадцать два года, СПП-синдром. Доктор нахмурился. Черт, и как я мог забыть? Девушка уже несколько месяцев не появлялась в клинике… у нее стоит помпа, но это не повод расслабляться, слепое пятно психики – заболевание коварное, малоизученное, пациент должен быть под постоянным присмотром. Правда, девушка неплохо себя чувствовала и даже собиралась в путешествие, но меня это не оправдывает, я должен был хотя бы раз в неделю справляться о ее самочувствии. Ничего, позвоню ей сейчас. Так, где там ее номер уникома? Ах, вот он.

Вдруг закружилась голова, в глазах потемнело, и доктор Григ вцепился двумя руками в стол, пережидая неожиданный приступ дурноты. Эге, с тревогой подумал он, да ты переутомился, дружок! В отпуск, срочно в отпуск! И к черту курорты, к черту Дорис с ее затеями! Хороший санаторий, тихий, спокойный - вот то, что мне нужно.

Но сначала нужно разделаться с делами. Так, что там у меня? Ага, Дженифер Росс, двадцать два года, лихорадка Бруновского. Ну и спрашивается, как эта карта попала ко мне? Я не инфекционист, не терапевт, я генетик, я ничего в лихорадках не смыслю. Наверное, какой-нибудь технический сбой, надо отправить карту в регистратуру, пусть там разбираются. Хотя… обращение было девять лет назад, пациентка давным-давно выздоровела и даже, небось, забыла, что вообще болела…

И доктор Григ с чистой совестью отправил карту в архив. А через пять минут совсем забыл о существовании Джины.

-2-

- Сегодня мы с вами расстанемся, - сказал Шубах.

- Да, - сказал Юрий.

- Я буду с большим нетерпением ждать нашей новой встречи, - сказал Шубах.

- Я тоже, - совершенно искренне сказал Юрий. – Через десять лет, да?

- Да, - согласился риддянин. – Так будет лучше всего.

Они сидели прямо на траве, под крупными яркими звездами, а на востоке небо медленно наливалось розоватым опаловым сиянием. Близилось утро, последнее утро в жизни старого риддянина, но Юрий не чувствовал в нем ни печали, ни страха, только спокойную уверенность – все идет так, как надо. И, вместе с тем, Шубах был явно чем-то смущен, он неуверенно взглядывал на своего земного друга и тут же отводил взгляд. Юра не выдержал.

- Слушайте, Шубах, -  решительно сказал он. – Я же вижу, вас что-то беспокоит. Вы хотите мне что-то сказать, но не решаетесь. Давайте, не стесняйтесь, другой такой возможности у вас целых десять лет не будет.

Риддянин вздохнул, нашарил бутылку вина, поболтал, прислушиваясь к бульканью.

- Да, - признался он. – Хочу сказать. Точнее – поделиться с вами некоторыми соображениями.

- Смелее, - подбодрил его Юрий.

Риддянин разлил остатки вина по бокалам.

- Наверное, это будет бестактно с моей стороны, но вы – добрый мальчик, вы простите старика… Я очень благодарен вам, лично вам, Юра. За то, что вы мне рассказали, как вы стали тем, кем стали… про друзей ваших волновых рассказали, про новое восприятие реальности. Вы были честны со мной и откровенны. И я хочу ответить вам взаимностью. Даже с риском обидеть вас.

- Ничего, - добродушно отозвался Юра, принимая протянутый бокал. – Я не обидчив. Так что вы хотели мне сказать?

Но Шубах замолчал и молчал довольно долго, погруженный в свои мысли. Юрий терпеливо ждал, любуясь рассветом и рассеянно прихлебывая вино. Наконец Шубах пошевелился и вздохнул.

- Я знаю ваше отношение к сверхцивилизации, которая сделала вас сверхчеловеком, - проговорил он. – Оно… я бы сказал так… гуманистическое. Очень гуманистическое. Вы видите в этих существах друзей, которые щедро поделились с вами своими необыкновенными возможностями, которые указали вам путь и теперь ждут вас там, среди звезд.

- Да, - решительно сказал Юра. – Именно так – ждут. Я уверен – они не бросили нас! Но мы должны доказать, что способны обходится без поддержки… и тогда мы встретимся снова, но уже как равные! Но у вас, как я понимаю, другое мнение? Давайте, не стесняйтесь! Я с удовольствием его выслушаю.

- Не думаю, что мои мысли доставят вам удовольствие, - возразил Шубах. – Но я считаю себя обязанным поделиться с вами своими умозаключениями… Скажите, Юра, вы согласны с тем, что встреча ваших двух цивилизаций произошла случайно?

- Мне кажется это очевидным, - осторожно сказал Юрий.

- Что они вовсе не искали контакта, а когда контакт все-таки случился, отнеслись к нему не так, как рассчитывали ваши ксенопсихологи? Сверхцивилизация почему-то не захотела иметь дело с человечеством в целом. Она почему-то ограничилась контактом с отдельными представителями вашей расы.

- Это ничего не значит! – снисходительно сказал Юра. – У них, разумеется, совсем иное социальное устройство. Каждый индивид способен без ограничений обмениваться информацией со своими соплеменниками, и происходит это со скоростью мысли, на любом расстоянии. То, что знает один, мгновенно становится известно другим. Это можно назвать общим ментальным пространством. И, конечно, они вполне могли ждать от нас подобного! Ну, ошиблись, с кем не бывает!

Шубах насмешливо посмотрел на своего земного друга:

- Тогда это очень странная сверхцивилизация. Я бы сказал – неразумная, совершающая глупейшие ошибки. Подумать только, берутся переделывать человека по своему образу и подобию, и не дают себе труда разобраться, что это такое – человек. Не могут? Не хотят? Не считают нужным? Да и переделка эта, знаете ли… Дурацкая переделка, если честно. Вот вы, например. Вы обладаете уникальными способностями: мгновенно перемещаетесь в любую точку пространства, принимаете любой облик, вы неуязвимы и бессмертны. Изменения тела впечатляют. Но изменился ли ваш разум? Я общался с другими людьми – учеными, техниками, журналистами… просто со случайными знакомыми… И знаете что? Я не заметил принципиальной разницы между вами и ими. Вы не стали… умнее? мудрее?.. не могу подобрать нужного слова… Знаете, когда-то я преподавал, через мои руки прошли сотни студентов – ленивые, старательные, одаренные… разные… Были среди них и такие, кто умел учиться. Они прекрасно учились, они впитывали знания, как губка воду, они были гордостью курса… но это всё. Ни один из них не совершил ничего выдающегося или хотя бы заметного – их единственный талант оказался талант к учебе. Они умеют копить знания, но использовать эти знания в практической области не способны. Им не дано изменить мир… хотя, может быть, они имеют более полное представление об этом мире, чем все остальные вместе взятые. Вы напоминаете мне этих студентов, Юра. Вы, галаторы.

- То есть, вас удивляет, почему мы не переделываем мир в соответствии со своими представлениями? – спросил Юра. Аналогия, приведенная Шубахом, задела его за живое.

Может быть потому, что в ней есть определенное рациональное зерно? – подумал он. Шубах помотал головой.

- Это как раз меня не удивляет, - возразил риддянин. – Понятно, что любое, даже самое незначительное изменение может иметь в перспективе самые непредсказуемые последствия. Положительные или отрицательные – неважно. Главное, что они непредсказуемы… даже для вас, суперлюдей… Другое меня удивляет… я бы сказал – настораживает. Галаторы, как явление, существуют уже около тридцати лет. Но за эти годы вы не предложили никакой новой философской концепции окружающего мира. А ведь вы воспринимаете его принципиально иначе, вам доступны самые тонкие взаимодействия, даже такие, о которых наука пока может только догадываться! У вас не могло не сложиться своей, принципиально иной картины мира… но вы, почему-то, не торопитесь поделиться ею с нами!

- Шубах, - проникновенно проговорил Юра, прижав руки к груди. – Понимаете, Шубах…

- Понимаю. Помню – вы мне рассказывали: белковая структура, ограничение на передачу вами и восприятие нами информации определенного рода… Всё так, Юра, всё так, мне даже возразить нечего… Но вот вам задача, грандиознейшая, важнейшая задача – найти решение этой проблемы, дать нам, белковым, возможность взглянуть на Вселенную вашими глазами. Но вы не хотите этим заниматься, уж не знаю, почему.

- Неправда, - запальчиво возразил галатор. – Мы многое делаем. Вы сами знаете, сколько информации получило от нас человечество. Я имею в виду – глобальное человечество, все разумные расы. Вы задаете вопросы, мы на них отвечаем. Чего же еще вам надо? Чтобы мы давали ответы на незаданные вопросы? А вам не кажется, что преждевременные знания не несут ничего хорошего? Можно и маленькому ребенку прочитать учебник по квантовой физике, с выражением прочитать, так, что малыш будет слушать с удовольствием. Но что он поймет, этот ребенок? И принесет ли это ему хоть какую-то пользу? Нет, друг мой Шубах, знания нельзя давать сразу, до них нужно дорасти.

- Но вам-то дали, - негромко сказал риддянин. – Вам лично. Причем, не дожидаясь, пока вы начнете задавать вопросы.

Юрий не нашелся, что ответить, и промолчал, сердито сопя. Вот всегда так, расстроено думал он. Вроде бы и возрастом мы примерно схожи, и жизненный опыт у меня побогаче будет. Но почему-то рядом с этой амфибией я частенько чувствую себя дурак дураком. Глупым внуком рядом с мудрым дедом.

- А хотите, я расскажу, как мне все это представляется? – вдруг спросил Шубах.

- Ну? – хмуро откликнулся Юрий.

Шубах лег на спину, раскинув руки. Малиновая горбушка солнца показалась уже из-за горизонта, по серебристой от росы траве протянулись длинные густые тени, и в этих тенях морщинистое лицо риддянина выглядело совсем по-человечески. Старый усталый человек, терзаемый глубоко скрытой душевной болью.

- Представьте – кто-то где-то открыл некий ценный ресурс, какое-то, например, месторождение чего-то важного. Это месторождение начинают разрабатывать, прокладывают к ним трассы для вывоза этого самого ресурса. И получается такая, знаете, дорога через дремучий лес. А в лесу кипит жизнь, и эта жизнь понятия не имеет ни о каких месторождениях, ни о каких дорогах, для нее это просто часть ландшафта. И вот лесные обитатели начинают выходить на трассу. И встречаются с мчащимися грузовиками, которые для них не грузовики вовсе, а некое новое явление природы. Некоторым зверушкам удается благополучно проскочить дорогу, некоторые – увы – погибают под колесами. А кого-то сбивают, но не насмерть. Водителю грузовика жаль несчастную животинку, он забирает ее с собой и передает в ветеринарную клинику. Добрые доктора лечат пострадавшего, заодно избавляют его от паразитов, вылечивают болячки, делают прививки. Изучают. А зверушки-то оказываются презабавными! Ласковые, смышленые, поддающиеся дрессировке. Почему бы не обучить их нескольким примитивным трюкам? Зверушкам от этого никакого вреда, а докторам интересно… А потом зверь выздоравливает, и его выпускают на волю, в естественную среду. Зверушка привязалась к своим спасителям, она охотно выбегает из леса, когда ее зовут, чтобы получить свою порцию ласки и вкусняшек, да и спасители радуются этим встречам – им приятно видеть, что животное пребывает в полном здравии и благополучии, что сородичи его приняли обратно в стаю. Но у спасителей много других дел, и встречи становятся все реже и реже. А потом источник ценного сырья иссякает. И бродит по опустевшей дороге брошенное, никому больше не интересное животное… нюхает воздух, призывно лает, исполняет заученные трюки, чтобы привлечь к себе внимание. И ждет – преданно, терпеливо… - Шубах помолчал. - Это не контакт, Юра, - тихо сказал он. – Это просто акт милосердия, и ничего больше. И вряд ли он повторится в обозримом будущем.

- Нет, - деревянным голосом сказал Юрий. – Вы ошибаетесь. Вы просто ничего не понимаете, вы высосали из пальца совершенно дурацкую теорию и рады. Но вы не галатор, Шубах, вы не знаете, что это такое – быть галатором. И поэтому ошибаетесь.

- Почему? – спросил риддянин.

- Потому что это унизительно! – с силой сказал Юрий. – То, что вы придумали, унижает не только меня, но и всю мою расу… и вашу, между прочим, тоже! Я так не хочу! И я точно знаю, что это не так! Нас ждут там, среди звезд! Всех нас: меня, вас… даже вас лично, старый вы упертый болван! И я очень надеюсь, что вы это поймете!

Вот сожрет вас ваш сын, вы еще немного поумнеете и поймете, хотел сказать Юрий, но вовремя прикусил язык. Повисло долгое тягостное молчание.

- Не слушайте меня, Юра, - вдруг сказал Шубах. – Я вам просто завидую. Я старый, усталый, завистливый брюзга, у меня приступ мизантропии. Мне сегодня предстоит умереть, а это, знаете ли, не прибавляет вселенского оптимизма. И в качестве извинения хочу предложить вам другую точку зрения, которую я тоже рассматриваю и считаю не менее вероятной… и не я один, если хотите знать… Да, ваша раса создана искусственно, с этим не поспоришь, но это не имеет принципиального значения. Вы еще очень молоды – вы, галаторы. На данный момент ваша раса находится в процессе формирования. По большому счету, ее пока еще нет, а есть отдельные личности, объединенные только лишь некими общими признаками.  Вам предстоит долгий, трудный путь к единению и самоосознанию, и на этом пути неизбежны ошибки. Впрочем, успехи неизбежны тоже, и это дарит нам всем надежду. Вы, галаторы, сами не заметите, как станете взрослыми… вы уже взрослеете, прямо сейчас, на наших глазах. Пройдет еще немного времени, и вы осознаете свое место в этом мире, свое значение для этого мира и свою ответственность. И тогда родится новая великая раса. Я очень надеюсь дожить до этого дня.

Странный этот разговор был прерван самым неожиданным образом.

- Сукин ты сын, Воробей! – сказал кто-то. – Сбежать от меня вздумал, негодяй?

От неожиданности Юра подпрыгнул как ужаленный, обернулся – за его спиной стояла женщина и, нехорошо прищурясь, уперев руки в бока, в упор разглядывала его.

Красивая женщина, незнакомая… и, главное, совершенно непонятно было, откуда она взялась тут, космодром располагался по другую сторону холмов, а никаких других средств передвижения видно не было…

- Незнакомая, значит? А так?

Зрелая красотка вдруг превратилась в красотку юную – черное пламя кудрей, разметавшееся по плечам, влажный агат чуть раскосых глаз, нежная оливковая кожа. Юра встал, сделал шаг ей навстречу.

- Кармен? – неуверенно спросил он. – Это ты, Кармен? Это правда ты? Но как? Почему?

- Узнал, - с удовлетворением сказала женщина. – Вижу, узнал. Представляете, - ни чистейшем риддийском обратилась она к Шубаху, - бросил меня - юную, глупую, беременную. Столько лет скрывался - ни словечка, ни весточки… про помощь я уже вообще молчу! И кто же он после этого? Не подлец ли?

- Подлец, - согласился риддянин, с интересом разглядывая женщину. Ситуация его явно забавляла.

Женщина снова повернулась к Юрию.

- Между прочим, папаша, поздравляю – у вас дочь. Правда, уже взрослая, на коленки ее не посадишь, «козу» не сделаешь. Но это не беда, есть еще маленькие внуки… пока еще маленькие… Только нужно поторопиться – дети ужасно быстро растут… Между прочим, они просили передать привет любимому дедушке, которого видели только в новостях… а вот это я добавлю от себя лично!

Женщина не сдвинулась с места, не пошевелилась даже, но звук пощечины прозвучал очень звонко, а на щеке галатора мгновенно вспух ярко-красный отпечаток ладони. Женщина величественно кивнула.

- Вот так! И не вздумай искать меня, сукин сын!

Кармен исчезла, обдав оставшихся теплой волной. Глупо улыбаясь, Юрий прижал руку к горящей щеке. Вид у него был ошеломленный и счастливый.

- Шубах, - сказал он. – Вы слышали, Шубах? У меня внуки!

- Идиот, - сказал риддянин. – Молодой идиот. Стоит тут, понимаешь… Давай за ней, дурачок! Прощения проси! И за что только она тебя любит?

-3-

Полковник, как всегда, был точен – ровно в пятнадцать ноль ноль перед домом образовался портал в стиле эко милитари, и Полковник, держа в охапке огромный букет каких-то невиданных цветов, шагнул на Землю, едва не наступив на Героя, мирно спящего на солнышке. Герой, не разобравшись со сна, вознамерился было цапнуть нахала за ногу, но Полковник вдруг оказался в другом месте, и зубы одураченного щенка звонко клацнули в воздухе. Впрочем, расстроенным Герой не выглядел, он вскочил, шумно встряхнулся и потрусил за мужчиной, улыбаясь во всю пасть и размахивая хвостом. Из окна выглянула Джина, всплеснула руками и пулей вылетела из дверей. Ее легкая тоненькая фигурка заметно округлилась в талии.

- Мэл! – Джина подбежала к Полковнику, обняла его, сминая цветы, и замерла.

- Здравствуй, девочка, - ласково сказал Полковник, нежно целуя Джину. – Здравствуй, родная. Как ты?

- Скучно, - пожаловалась Джина. – Грустно. Одиноко. Мой муж – жестокий, черствый человек, он где-то там развлекается, а его жена сидит дома, как клуша.

- Беременная жена, - уточнил Полковник. – Которая обязана прежде всего думать о здоровье ребенка.

- Не понимаю, что мне может грозить там? – Джина ткнула пальчиком вверх, едва не выколов мужу глаз.

- Не знаю. И никто не знает. Может быть, и ничего. Но ты первая женщина-галатор, которая ждет ребенка. И рисковать я не хочу. Ты родишь на Земле, и это не обсуждается.

Джина душераздирающе вздохнула.

- Между прочим, - сказал Полковник, меняя тему. – Когда ты собираешься познакомить своих родителей с отцом их будущего внука?

- Никогда, - мстительно сказала Джина.

- Почему?

- Потому! Ты слишком старый. Ты в отцы мне годишься. Мама будет в шоке, а папа подаст на тебя в суд. И нас разлучат на века.

- Гм, - сказал Полковник. – А так?

Немолодой седовласый военный вдруг исчез, а вместо него вдруг возник бравый молодой лейтенант ВКС Геокосмоса с лихим чубом и белозубой улыбкой. Такой идеальный, что хоть на плакат помещай – «Вступайте в ряды ВКС!» Отступив на два шага, Джина окинула лейтенанта критическим взглядом.

- Сойдет, - милостиво кивнула она. – Родители будут в восторге. Подружки умрут от зависти. Родная сестра не переживет такого удара. Одна я буду чувствовать себя дура дурой, потому что мне не нравятся сопливые мальчишки. Мне нравятся зрелые мужчины.

- О, женщины! – вздохнул Полковник, принимая свой прежний облик. – Как вас понять? Про угодить я уж вообще молчу.

Рядом полыхнуло, громыхнуло, пространство расколола черная трещина Портала, и оттуда вывалились двое. Герой, возмущенный таким шумным бесцеремонным вторжением, громко залаял.

- Привет! – жизнерадостно сказал Спортсмен. – Мы не опоздали? Фу, собачка, фу!

Он совсем не изменился – все тот же красавец, юный бог. Только из глаз ушла прежняя наивная дурашливость, взгляд его теперь был серьезным, внимательным.

А вот Толстяк изменился очень, назвать его толстяком не решился бы сейчас даже самый придирчивый диетолог. Небольшой избыток жировой ткани обещал уйти в самом ближайшем времени, бицепсы, дельты и прочая мускулатура недвусмысленно заявляли о своем существовании, спина выпрямилась, прибавив Толстяку роста. Не Аполлон, конечно, и Аполлоном вряд ли будет, но на женское внимание рассчитывать может.

- А где все? – озираясь, спросил Толстяк. – Мы что, первые? Нам что, опять ждать?

- Подождешь, не облезешь, - добродушно сказал Спортсмен. – А ты молодец, Толстяк. Смотрю, времени зря не теряешь. Сам?

- Сам, - с гордостью подтвердил Толстяк, выпячивая грудь. – Никаких метаморфоз, никаких этих штучек-дрючек. Честная работа: железо, тренажеры…

- Молодец, - повторил Спортсмен.

- Как вы себя чувствуете, Джина? – спросил Стервятник.

Как всегда, его появление все прозевали – он умел появляться и исчезать внезапно и тихо, безо всяких внешних эффектов. Вот только что не было человека, а вот он уже здесь, сидит, развалясь, в воздухе как в кресле, закинув одну острую коленку на другую.

- Спасибо, - застенчиво сказала Джина. – Хорошо.

Она до сих пор робела перед Стервятником.

Последним к компании присоединился комиссар Фоссет… точнее, Советник Президента по специальным вопросам. Прибыл обычным путем, на одноместном флаере, приземлился, откинул фонарь и тяжело выпрыгнул наружу. Лицо его было помятым, под красными глазами набрякли мешки, и было понятно, что бедолага уже давно не спал как следует.

- Привет честной компании, - буркнул Советник. – Уф, жара... Джина, деточка, не дай старику помереть, сделай что-нибудь холодненькое.

Тотчас перед ним возникла запотевшая кружка пива с пышной шапкой пены, позади – удобное кресло, в которое Фоссет тут же повалился со стоном наслаждения. Отхлебнул из кружки, украсив потную физиономию «усами», довольно крякнул.

- Ну, что ж, раз все в сборе, можем начинать.

- Эй, погодите! – встрепенулся Спортсмен. – А Красотка? Как же без нее?

Советник ухмыльнулся в пенные усы:

- Красотка не придет. Велела передать, что заранее со всем согласна и присоединяется к большинству.

- Не придет? – огорчилась Джина. – Почему?

Ей очень хотелось поболтать с Красоткой, пошушукаться о своем, о женском, поделиться своими волнениями, выслушать советы. Мужчины – это мужчины, толстокожие бронированные существа, а женщину может понять только женщина.

- Артемида настигла свою дичь, - объяснил Фоссет. – Неверный возлюбленный повержен и взят в плен. Теперь у них медовый месяц, и они очень просили, чтобы их не беспокоили… Ладно, оставим влюбленную парочку в покое и перейдем к делу. Хочу вас поздравить: Президент весьма впечатлен вашими успехами. – Он поклонился Стервятнику, салютуя кружкой; Стервятник молча кивнул в ответ. – Предложенная вами тема «Новый путь» утверждена, ваша группа в полном составе переходит в мое подчинение.

Стервятник насмешливо фыркнул; Советник Фоссет развел руками, словно извиняясь, - бюрократия, мол, ничего не поделаешь.

- Деньги под эту тему уже выделены, со дня на день начнется строительство центра подготовки. И в связи с этим такой вопрос – сколько людей в год вы сможете сделать галаторами? Приблизительно, плюс минус…

Стервятник пожал острыми плечами:

- Из тех, кто пройдет отбор, - всех. Нас шестеро; каждый из нас способен увести в С-тоннель по пять человек в день. В году триста шестьдесят пять дней… и если вы поставите дело на поток… Ну, считайте сами…

- Плюс ваши прежние подопечные, - подхватил Фоссет. – Думаю, они тоже не откажутся поучаствовать в таком великом деле!

Стервятник покачал головой.

- Увы, комиссар… ох, простите, - Советник! Мои, как вы выразились, прежние подопечные – просто галаторы. Не меньше, но и не больше. Они не способны…м-м-м… делать других галаторов. У них нет для этого… э-э-э… скажем так, определенных качеств.

- А у этих есть? – Фоссет кивнул на молчащих Толстяка, Спортсмена, Полковника и Джину.

- А у этих есть. Их я готовил по новой методике. Беда в том, что методика еще не отлажена. Срабатывает примерно один раз из трех. Но в будущем, я думаю…

- Эй! – возмутилась Джина. – Мы что, получается, подопытными кроликами были?

- А что тебя не устраивает? – удивился Спортсмен. – Жива, здорова… ребеночка, вон, ждешь.

- Но мы рисковали! Мы могли погибнуть!

- Ну ведь не погибли же, - примирительно заметил Толстяк.

- Джина, девочка моя, ну ты же там была! Как там можно погибнуть?

- А ты его не защищай! Между прочим, я чуть не умерла от страха.

- Женщины… О, эти женщины! Даже если они галаторы…

- Да, женщины! И что?

- Молчите, Сулик! Умоляю вас, только молчите!

- Нет, пусть скажет, что он имеет против женщин?

Советник Фоссет их не слушал. Откинувшись в удобном кресле, он смотрел в небо.

Тридцать человек в день, думал он. Девятьсот в месяц. Десять тысяч в год – это в лучшем случае. Это если мы действительно поставим дело на поток. В пересчете на наши миллиарды, это капля в море. Но все же, все же…

Когда-нибудь Земля опустеет, думал Фоссет. Наступит день, когда человечество переберется в дом попросторнее. Увы, многие не доживут до этого дня – уж слишком медленно движется очередь за бессмертием и всемогуществом. За прошедшие полгода всего две тысячи триста восемнадцать новых галаторов, созданных без участия сверхцивилизации.

Значит, надо форсировать процесс! Надо увеличивать группу Ведущих – тех, кто умеет делать новых галаторов! Бросить на это все силы! Подключить институты, клиники… школы, в конце концов! И – армия! Нельзя забывать про армию! Уж там-то дело поставлено правильно: есть приказ, и его надо выполнять, не рассуждая.

Очень скоро у нас будут Ведущие. Много Ведущих! Надо предложить Президенту – пусть возьмет это дело под личный контроль. Это раз. Надавить на Стервятника – чего он тянет со своей методикой? – это два. А еще…

Его размышления прервала трель уникома – это был инспектор Егоров.

- Шеф, у нас плановый возврат, - доложил он. – Номер…

Фоссет вскинул руки ладонями вперед.

- Стоп! Это уже не ко мне! Это к Лайнелу… э-э-э… к комиссару Ништу. Теперь он ваше прямое начальство.

И отключился, не дав озадаченному инспектору слова сказать. С сожалением допил пиво, встал, потянулся.

- Пойду работать, - со вздохом сказал он. – А вы тут… того… - он погрозил пальцем. - Не бездельничайте без меня. Дайте мне методику, ребята, хорошую рабочую методику. И тогда вот где у нас будет эта ваша сверхцивилизация. – Фоссет сделал неприличный жест.

- Не наша, - буркнул Стервятник.

- Не ваша, - согласился Фоссет. – Ладно, пойду.

Он шел к флаеру – сильный, уверенный в себе человек, а шестеро галаторов молча смотрели ему вслед. Тихонько вздохнув, Джина прислонилась головой к плечу мужа, уголки ее губ печально опустились.

- Не надо его жалеть, - сказал Стервятник. – Ему бы не понравилось.

-4-

Что ж, думал Фоссет, шагая к флаеру. Ну, не прошел я этот чертов отбор… не стану галатором… Ну и ладно, не очень-то и хотелось!

Вру! Хотелось. Очень. Я же ведь чуть не спятил, когда понял, что я один из тех несчастных, которым не суждено пройтись пешком среди звезд… я же чуть… А, ладно, что теперь!

Утешает ли меня мысль, что я не один такой? Да, пожалуй, утешает. Таких, как я, немало, процентов десять взрослого дееспособного человечества. А еще прибавь сюда религиозных фанатиков, ментальных инвалидов, глубоких стариков… Отличная компания собирается, ничего не скажешь! Перспективная!

Одно хорошо – нас не бросят. О нас позаботятся. Так что жизнь продолжается, господа, жизнь продолжается!

Следом за Советником увязался Герой. Притворно рыча, он прикусывал руку человека, приглашая поиграть. Фоссет ласково потрепал щенка по голове, сел в флаер, серебристая капля взмыла в воздух и скоро затерялась среди облаков.

Он смотрел на группу молодых риддян, идущих от садков к самолету. Риддяне оживленно болтали, смеялись и явно не думали, не вспоминали даже о потомстве, оставленном на произвол судьбы. Отложили клубки голубоватой икры, оплодотворили их отцовским семенем и все – долг перед обществом выполнен, можно дальше жить в свое удовольствие и ни о чем не заботиться.

- Это потому, что вы – млекопитающий. Ваши дети – это, можно сказать, произведения искусства, а у нас – массовое производство. Выжить должен сильнейший. Чистая биология, естественный отбор, и ничего больше. У вас тоже так было.

- Да, - сказал Юрий, - было. Но мы давно ушли от этого.

- Давно и далеко, - согласился риддянин, и в его словах отчетливо прослеживался второй смысловой уровень.

Человек, даже оснащенный самой современной лингвистической аппаратурой, ничего бы не услышал, а вот галатор Юрий Воробьев услышал и понял, что его старый знакомец Шубах на что-то решился, на что-то очень важное, небывалое, что он не на шутку взволнован, но колебаний не испытывает и обязательно сделает то, ради чего устроил эту встречу.

Шубах был стар. Горловой его мешок обвис сухими шелушащимися складками, крупная, некогда яркая чешуя поблекла и поредела, обнажив тонкую, покрытую бледно-голубыми старческими пятнами кожу, а глаза затянуло плотной мутноватой пленкой. Шубах давно утратил способность к линьке, но вернуть ему прежнюю ясность зрения можно было и хирургически. Только вот знаменитый ученый не хотел тратить свое драгоценное время на эти пустяки. Зато он тратил время, безвылазно сидя на Родительском Плато и приглядывая за личинками, которые, с точки зрения любого риддянина, в пригляде не нуждались.

Компания молодых риддян скрылась в самолете, и тот взмыл в воздух, беря курс на север.

- Мы вам очень благодарны, - сказал Шубах, прислушиваясь к затихающему басовитому гудению. – Вам, человечеству. Вы открыли для нас Вселенную.

- Ничего подобного! – возразил Юрий. – Вы прекрасно осваивали космос самостоятельно. Мы просто предложили вам более совершенные… э-э-э… средства передвижения, только и всего. Рано или поздно ваш народ и сам бы додумался до гипердвигателей, это был только вопрос времени.

- Вы открыли для нас Вселенную, - повторил Шубах. – Обитаемую Вселенную, полную разумной жизни. Вы же знаете, до встречи с вами мы искренне полагали, что одиноки в этих бескрайних просторах. Наш дом был огромен и пуст. Сейчас же он уменьшился в размерах и наполнился шагами и голосами друзей.

Юрий промолчал – в словах Шубаха звучала печаль, и Юра не знал, как на это реагировать. Риддяне представляли для него загадку, как для человека представляли, так и для галатора. Как человек, Юрий Воробьев ничего не мог сделать – риддяне были скрытны и неохотно посвящали новообретенных братьев по разуму в тонкости своей биологической, социальной и политической жизни. Как галатор он был, если так можно выразиться, еще более беспомощным – вся мощь его нечеловеческого разума пасовала, разбивалась о мораль, запрещающую без приглашения хозяев вламываться в чужой дом и шарить там в поисках спрятанных сокровищ. Оставалось скромно ждать у порога и надеяться на приглашение. Может быть, когда-нибудь…

Впрочем, в распоряжении галатора было все время мира, и торопиться ему было совершенно некуда.

- Скажите, Юра, вы – человек?

Вот оно, понял Юрий. Вот то, ради чего Шубах, умница, авторитетный ученый, геронт риддян назначил мне встречу.

- Трудно сказать, - тщательно подбирая слова, проговорил Юрий. – Разумом, душой, если хотите, я – человек. Я не отделяю себя от своей расы, и мое будущее полностью связано с будущим человечества. Но тело мое подверглось самым серьезным изменениям… и в этом смысле я не совсем человек. Даже, наверное, не человек вовсе… хотя обладаю способностью быть человеком.

- И риддянином тоже.

- Ну, до какой-то степени, - осторожно согласился Юрий.

Шубах покивал.

- Я в этом, собственно, не сомневался. Ни один человек не может воспроизвести речь риддян: у людей нет легочного пузыря и носового клапана, поэтому большинство звуков вам просто недоступно. Но вот передо мной стоите вы – внешне обычный человек, типичный представитель вашей расы. И свободно говорите со мной по-риддийски. Более того, говорите прекрасно, безо всякого акцента. И я уверен: стоит вам захотеть, и вы с легкостью примете облик риддянина… мой, например… Да так, что ни одна экспертиза не сумеет найти различия. Я прав?

- Нет, - сердито сказал Юрий. – То есть, да, могу, чисто физически. Но никогда этого не сделаю! Во-первых, это неэтично…

- Вы можете быть человеком, - продолжал Шубах, не слушая Юрия. – Риддянином. Деревом, птицей… камнем… Вы – оборотень, Юра. Вы и такие, как вы. Не обижайтесь. Ведь это правда, а на правду не обижаются. Ну, хотите, я буду называть вас полиморфом? Суть такая же, но звучит солидно, по-научному. И знаете что? Я вам завидую. Честное слово, завидую! Я бы хотел стать таким, как вы… одним рывком перемахнуть эволюционную пропасть, разделяющую примитивные белковые существа и высший разум. Шагнуть на новую ступень, и не когда-нибудь, в необозримом будущем, повторяясь в потомках, а прямо здесь, прямо сейчас, той личностью, которой я являюсь в данный момент. Но мне это не дано.

- Шубах, - чувствуя неловкость, пробормотал Юрий. – Ну, вы же понимаете, Шубах…

- Вы мне нравитесь, Юрий Воробьев, землянин и галатор. Мы, риддяне, трудно приобретаем друзей, но вас я, пожалуй, могу назвать своим другом.

- Спасибо! – с чувством сказал Юрий. Ему было приятно.

- И поэтому я хочу обратиться к вам с одной просьбой.

- Все, что в моих силах, - решительно сказал галатор.

- Хорошо, - сказал Шубах. – Пойдемте.

Они спустились с невысокого каменистого холма в заболоченную долину, и риддянин повел Юрия к садкам. Он шел каким-то замысловатым зигзагом, двигаясь в рваном ритме, то замирая на одном месте, то пускаясь чуть ли не бегом, и землянин покорно следовал за ним. Под ногами хлюпало и чавкало, ботинки быстро промокли, и брюки до колен тоже. Солнце палило нещадно, и снизу поднимались тяжелые душные испарения; можно было бы мгновенно преодолеть эти несколько сот метров, но Юрию это и в голову не пришло, он, вполголоса чертыхаясь, продолжал месить грязь, отмахиваясь от кусачей мошкары.

Они прошли мимо садка со свежеотложенной икрой; мимо садка, где в крупных, с кулак, икринках, вертелись и дергались уже сформировавшиеся личинки; мимо садка, где только что вылупившиеся полупрозрачные личинки гонялись друг за другом в мутно-коричневой торфяной жиже… Поначалу Юрий стеснялся, но Шубах не обращал на него внимания, и Юрий осмелел, с любопытством разглядывая потомство риддян, так непохожее на своих родителей. Он чувствовал волнение и гордость – ведь он был первым землянином, допущенным в святая святых риддийского общества.

Они остановились у очередного садка. Личинок здесь было немного, штук тридцать или около того, и напоминали они крупных толстых аксолотлей с акульими зубами. Увидев взрослого риддянина, малыши заволновались, запищали почти членораздельно; некоторые, самые крупные и толстые, попытались вскарабкаться по отвесной, облицованной гладким камнем стенке садка. Одному это удалось и он повис, уцепившись острыми коготками за верхний край рва. Юный риддянин возбужденно щебетал и все пытался дотянуться до взрослого сородича. Шубах наклонился, отцепил малыша и небрежно кинул его обратно в садок. Остальные словно только этого и ждали – торфяная жижа вскипела вокруг упавшего, и не успел Юрий ахнуть, как несчастный малыш был разорван на части своими братьями и сестрами.

- Господи ты боже мой, - хрипло сказал Юра, не в силах отвести глаза от кровавого каннибальского пиршества. – Это зачем? Это что, необходимо… вот так?

- Естественный отбор, - бесстрастно ответил Шубах. – Выжить должен сильнейший… Вы умный человек, Юра, вы должны понимать – Ридда не в состоянии прокормить такое количество разумных. Каждая кладка - это две-три сотни яиц. Вы представляете, что будет, если выживут все?

Бушево внизу прекратилось, от погибшего не осталось ни клочка плоти, а довольные сытые личинки сбились в плотную стайку и, казалось, задремали.

Это не мое дело, сказал себе Юра. Чужая раса, чужой эволюционный путь, я не имею права их судить и уж тем более осуждать… Зато их матери не умирают в родах…

Шубах положил легкую костлявую руку на плечо Юры.

- Вы расстроены, - мягко сказал он. – Это потому, что вы не понимаете… не знаете… Не надо, Юра, не переживайте. Этот малыш… вы уверены, что он погиб, а он жив. Их останется не больше десятка, остальные будут точно так же съедены – и продолжать жить. По-настоящему, а не метафорически. Я знаю, в это трудно поверить, но я очень надеюсь, что мне удастся вас убедить. Для меня это очень важно.

- Да, - деревянным голосом сказал Юра. – Да, наверное.

Он был так потрясен увиденным, что не выдержал и раскрылся. Точнее, приоткрылся, на крохотное мгновение, на миллисекунду, позволяя окружающей среде со всеми ее излучениями, полями и волнами прикоснуться к нечеловеческому разуму галатора. И с наслаждением погрузился в мощный поток информации, хлещущий со всех сторон.

Смерти не было. Совсем. Была жизнь. Двадцать восемь жизней, которые только что сытно поели и теперь занимались важной трудной работой, усваивая не только плоть, но и разум погибшего. Двадцать восемь жизней, которые десять минут назад упорно лезли вверх по стене, привлеченные новым; лезли, цепляясь когтями за камни, а потом летели вниз, навстречу гибели; двадцать восемь жизней, которые в то же самое время снизу наблюдали за происходящим, а потом бросились, чтобы… Нет, не для того, чтобы просто убить и съесть, а чтобы подобрать упавшую сверху информацию и биологический материал.

Разум погибшего, со всеми его индивидуальными особенностями, со всем своим индивидуальным опытом, был поглощен множественным разумом живых, но не растворился в нем, а занял свое, строго определенное место. «Их останется не больше десятка» И каждый из этого десятка будет не только собой, индивидуальной неповторимой личностью, но и теми, кого он поглотил в процессе роста и развития. А те, кто «погиб», станут своими «убийцами», досконально помня все, что произошло, и не ощущая в этом ни малейшего противоречия.

За невообразимо короткое мгновение галатор многое успел узнать и понять. Он узнал, что ждет молодых риддян в будущем и какова дальнейшая судьба личинки, которую утащила хищная птица. Он понял, почему риддяне считали себя единственными разумными существами во Вселенной; почему они так недоверчивы к чужакам и почему сделали исключение для людей. Еще немного, и он бы понял конечный результат эволюционного механизма этой странной расы, но это было бы нечестно по отношению к риддянам, и Юрий Воробьев, человек по происхождению и галатор милостью сверхцивилизации, приказал себе: хватит! Возвращайся и забудь!

И он вернулся. Неимоверно сложная, многомерная и логичная картина под названием «Риддяне» распалась на отдельные фрагменты, на факты, зачастую не связанные между собой; это было похоже на книгу, увлекательную книгу, захватывающую, в которой не хватало страниц, и приходилось лишь догадываться о том, как связаны между собой ее герои и сюжетные линии…

Утраченного было жалко до слез, но Юра твердо знал – он поступил правильно. Только так, наступая на горло собственным желаниям, усмиряя рвущуюся на свободу природу галатора, он мог оставаться человеком. В том числе и человеком.

Шубах, мысленно позвал Юра. А вы знаете, Шубах, что я только что совершил подвиг во имя нашего общего будущего? Правда, никто его не оценит, даже вы.

Юрий полностью овладел собой. Он был уверен, что ни один бит информации не просочился из него наружу, что тайное его знание так и осталось тайным, но, очевидно, что-то с ним было не так, потому что Шубах вдруг попятился, раскрыв зубастую пасть и нервно взбивая фонтанчики грязной воды тощим старческим хвостом.

Идиот, ты же его напугал, с отчаянием подумал Юра. Не знаю, как, не знаю, чем, но напугал до полусмерти… и что теперь с этим делать, совершенно непонятно!

Но Шубах уже справился со своим страхом. Он перестал пятиться, выпрямился и вдруг с достоинством поклонился.

- Я рад, - скрипуче сказал он. – Это было страшно, но я рад, что увидел всё… вот здесь. – Он прикоснулся когтистым пальцем к голове. – Вы доказали мне, что я могу вам доверять. Это большая честь для меня.

Юрий промолчал, а Шубах, призывно махнув рукой, быстрыми шагами направился куда-то. Он больше не петлял, двигался целеустремленно и уверенно, и уже через десять минут они подошли к садку, ничем не отличающимся от других.

- Вот, - сказал Шубах. – Познакомьтесь, Юра. Это мой сын.

Юра заглянул в садок. Он увидел двух личинок, двух огромных, сантиметров по семьдесят, личинок, которые медленно плавали вдоль стен садка, не спуская друг с друга глаз.

- Сын? – переспросил Юра.

- Да. Это – последняя стадия, очень скоро останется только один.

Шубах пристально, без малейшей любви или хотя бы приязни смотрел… на сына? на сыновей? Пусть будет «на сына», решил Юра. Это будет биологически верно и логически непротиворечиво.

- Они уже большие, - продолжал Шубах. – Многое понимают, хотя не так, как вы или я. Они уже почти личности… во всяком случае настолько, чтобы осознавать, что такое жизнь и смерть. Боюсь, драка предстоит страшная. Они могут убить друг друга – такие случаи бывали. А я не могу так рисковать. У меня должен быть сын!

Он схватил себя рукой за горло, словно в порыве отчаяния и горя. Его рука исчезла между складок горлового мешка, а когда появилась снова, в ней уже было оружие. Настоящее огнестрельное оружие, семизарядная убийственная штука, состоящая на вооружении риддийской полиции. Юра все понял. Юра ужаснулся. И быстро шагнул вперед, вставая между отцом и детьми.

- Погодите, Шубах, - торопливо проговорил он. – Не надо! Почему именно – сын? Пусть будут два сына! Это же так здорово – сыновья! Вы же сами говорили: десять из выводка это нормально, это допустимо. А здесь всего двое! Ну, пускай они живут! Ладно? Надо только их разделить, и никакой драки не будет!

Не допущу, подумал Юра. Сыноубийство? Нет, не допущу! Вмешиваться нельзя, это их, риддийские дела, но я вмешаюсь. Иначе до скончания веков буду чувствовать себя убийцей!

Риддянин с удивлением взглянул на человека.

- Я был уверен, что вы все поняли. Наверное, я ошибся. – Шубах опустил пистолет дулом вниз. – Хорошо, я попытаюсь вам объяснить. А вы постарайтесь понять.

- Я постараюсь, - с облегчением сказал Юра. Разговор, это хорошо, это значит, что убийство откладывается. А там посмотрим. Может быть, я сумею его переубедить.

Черт его знает, какой жизненный опыт был за плечами старого ученого, в каких переделках он побывал. Но стрелял он хорошо – от бедра, «по-ковбойски». И ничего сделать Юра не успел. Человек Юрий Воробьев – нет, не успел.

- Поразительно, - сказал Шубах с восхищением. – Даже не думал, что такое возможно.

Всё застыло вокруг: и летящая пуля, и юные риддийцы, и воздух. Само время застыло, давая участникам событий передумать, переиграть все заново.

- Зачем? – мрачно спросил Юра, еле сдерживаясь, чтобы не набить этому уроду физиономию. – Давайте, объясняйте. Что вы там хотели мне сказать?

- Вам – человеку? – уточнил Шубах.

- Да!

- Жаль, - вздохнул Шубах. – Не обижайтесь, Юра, как человек – вы очень молоды… во всяком случае, добры и наивны по-юношески. С рациональным галатором мне, старику, было бы проще. Хотя… Ладно, слушайте, выбора у меня все равно нет.

-2-

До сих пор достоверно неизвестно, что за условия привели к такому эволюционному выверту, но факт оставался фактом – риддяне появлялись на свет с головным мозгом, объема и массы которого не хватало для полноценного интеллектуального развития особи. И восполнить дефицит нервной ткани можно было лишь на стадии личинки, поедая себе подобных – в пищеварительном тракте юного риддянина нейроны лишались аксонов и дендритов, закапсулированные тела нейронов попадали в кровеносное русло, с током крови достигали мозга и там оседали, без проблем встраиваясь в нервную систему нового хозяина, выводя того на более высокий уровень развития. Никакой другой вид, даже очень близкий, для этого не подходил, так что каннибализм был заложен в риддян самой природой.

Брат поедал брата, сестра – сестру; для остальных жизненных форм, исключая некоторые виды адаптировавшихся паразитов, тела риддян были токсичными. Только очень молодой или очень голодный хищник решался на подобный риск, и редко кто из них выживал после такого обеда.

… У нас нет естественных врагов, говорил Шубах, и наши природные ограничители – это мы сами. Точнее, наш уникальный мозг. Чем больше личинка сожрет себе подобных, тем «умнее», условно говоря, она станет в будущем. И тем меньше взрослых получится в результате... И хотя эти взрослые, конечно же, будут незаурядны в интеллектуальном плане, они не смогут обеспечить необходимый рост населения.

… Вот такая зависимость, говорил Шубах. Страшная зависимость, если честно, и страшный выбор: или гениальная, но немногочисленная раса, обреченная на вымирание именно в силу своей немногочисленности. Или демографически благополучная раса туповатых особей, не способная на сколь-нибудь значимые достижения, обреченная на прозябание у обочины истории и, в конечном счете, на вымирание тоже.

… К счастью, мы научились регулировать этот процесс, говорил Шубах. Тридцать процентов выживших из каждой кладки вполне достаточно для существования жизнеспособного благополучного общества. Этакие крепкие середнячки, которые фундаментальных открытий, конечно, не совершат, но в прикладном плане способные на многое.

… Ну и что? – сказал Юра. У нас точно так же. По-настоящему талантливых людей немного, а гениев и того меньше. Девяносто процентов людей те самые крепкие середнячки, о которых вы говорили, и это нормально. Не понимаю, зачем делать из этого трагедию?

… Не понимаете, согласился Шубах. Потому что интеллект вашего потомства не зависит от его количества. Мне неприятно, мне тяжело об этом говорить, но я скажу: средний человек в умственном плане гораздо выше среднего риддянина… во всяком случае, на сегодняшний день. Мы можем искусственно повысить интеллектуальный уровень нашего общества, но для этого придется сильно сократить количество населения. А это значит – отказаться от экспансии, отказаться от Вселенной, снова оказаться в маленьком замкнутом мирке.

… Но дело даже не в этом, продолжал Шубах. Сейчас вы узнаете то, чего не знает ни один человек в мире, и я надеюсь, что вы сохраните это знание в тайне. Хотя бы на какое-то время. Вы – галатор, у вас и своих тайн хватает, что для вас значит еще одна?

Мы, риддяне, бессмертны. В самом прямом, практическом смысле. Мы повторяемся в своих детях не только генетически, но и ментально, как личность, со всеми воспоминаниями, с накопленным знанием. Для этого нужно лишь спуститься в садок и позволить своему ребенку убить себя.

Я не просто хороший ученый, продолжал Шубах. Я – гений, достояние расы, и я не могу позволить себе просто умереть. Мои ментальные особенности уникальны, и я обязан их сохранить. Точно так же, как в свое время сохранили их мой отец и мой дед. Они стали мной, я – ими, и мыслительный процесс не был прерван. Теперь настала очередь моего сына. Не сыновей – сына! Он должен остаться один, чтобы стать хорошей основой для меня. Для нас. Примерно через пять-шесть месяцев я спущусь в садок, и в результате появится новая личность – с опытом и знанием старика и с неуемным любопытством юноши. Мои коллеги предупреждены, в назначенный день, когда завершится метаморфоза, они заберут меня отсюда. И я продолжу свою работу, в которой уже достиг немалых успехов.

- Я хочу, чтобы вы знали об этом, Юра, - сказал Шубах. – И очень надеюсь, что наша дружба продолжится. Я буду работать в том же университете, вы легко сможете найти меня. Через год, через сто лет, через тысячу. Я намерен помнить о вас во всех своих жизнях… надеюсь, и вы обо мне не забудете…

- Да, - сказал Юрий. – Конечно… Я найду вас, Шубах, обещаю. И – простите меня, я не знал.

Время рвануло вперед. Девятиграммовая пуля ударила в крестец маленького риддянина, фонтаном брызнула кровь, и малыш страшно завизжал, забился в агонии. Его брат сперва шарахнулся в сторону, но тут же вернулся, возбужденно принюхиваясь, а потом раскрыл зубастую пасть и вцепился в лапу умирающего. Юра отвернулся, он не хотел видеть, что будет дальше.

- Да, - с сочувствием сказал Шубах, - это неприятно. Но другого пути – увы – нет. И – дважды увы – поедаемый риддянин должен быть в сознании. Превентивная эвтаназия или анестезия не позволят запустить механизм ментального переноса, это будет просто пища, вроде котлеты, и ничего более. Это подтверждено опытным путем.

- Угу, - сказал Юра, борясь с тошнотой и изо всех сил стараясь не прислушиваться к хрусту, чавканью и слабеющим крикам. – Слушайте, Шубах, вам же будет больно. Очень больно, Шубах.

- Не думайте об этом, - ласково сказал старый риддянин. – Я же не думаю. И у меня есть еще время. А последние мои дни мы проведем вместе – считайте это моей последней просьбой. Мы будем пить вино, есть разные вкусности и беседовать. А потом вы улетите, и мы встретимся снова. Лет через пять, а еще лучше – через десять: к тому времени я уже буду похож на себя-прежнего… только, конечно, намного моложе… Но нам ведь это не помешает?

- Нет, - сказал галатор. – Ни в малейшей степени.

ОКОНЧАНИЕ СЛЕДУЕТ