ZoyaKandik

- Точно! – обрадовался я. – Она самая!

Редко встретишь человека, так соответствующего своей фамилии, как Мира. Маленькая, тихая, незаметная. Некрасивая. Улыбалась она очень редко и робко, словно извиняясь за свое хорошее настроение, а смеха её никто никогда не слышал. Одно слово – серенькая. Мне всегда было её жалко.

- Так не заходила она сегодня, - сказала Люси. – Да и вчера тоже.

- Понятно, - пробормотал я. В принципе, я не был удивлен. Женщина ещё что-то говорила, но я не вслушивался, погруженный в мрачные раздумья. А потом моё ухо уловило слово, которое с Мирой никак не могло быть связано.

- Что? - переспросил я.

- Говорю, свадьба у неё сегодня, у Мирочки нашей - охотно повторила Люси.

Это известие обрушилось на меня, подобно молоту Тора, и я застыл, отвесив челюсть и выпучив глаза. Конечно, реальность, которую я знал, изменилась, но… Но не до такой же степени!

- Не может быть, - с трудом просипел я.

- Это ещё почему? – возмутилась Люси.

Да потому! Я не хочу говорить о том, что никакого мужчину Мира в принципе привлечь не могла, это было бы неэтично и жестоко по отношению к несчастной девушке. Дело было в другом: бедняжка была по уши влюблена в нашего красавчика Роя. Она любила его беззаветно и безответно, а он её не замечал, потому что в его присутствии она становилась еще молчаливее и незаметнее. Я сам узнал об этом совершенно случайно, просто заглянув в блокнотик, который девушка оставила открытым на столе. Она оказалась талантливой художницей, и не узнать Роя мог только слепой. Я ничего ей тогда не сказал. Я вообще никому об этом не говорил. Но я был глубоко убежден, что Рой для Миры – свет в окошке, смысл жизни и центр Вселенной. И выйти замуж за другого… нет, не могла она это сделать!

Или могла, узнав о свадьбе Роя? Быстренько нашла себе такого же тихого незаметного неудачника и выскочила за него. Типа, назло.

- Красивая пара, - с одобрением сказала Люси. – Характеры, конечно, те еще. Но, бог даст, притрутся.

- Кто?

- Как кто? Мирочка наша и Рой… А ты что же, не знал? – с внезапным подозрением спросила она. – Как же это? Все знали, а ты нет?

- Я из командировки, - пробормотал я, пытаясь собрать мозги в кучу. – Только что.

Господи ты боже мой, да что же это такое?! Рой и Мира? Нет, не верю! И потом, я же собственными глазами, буквально только что, видел невесту! Ну ничего, совсем же ничего общего! Тут одно из двух: либо Люси врёт, причем врёт напропалую и непонятно зачем… Либо изменения реальности зашли так далеко, что крошка Мира изменилась до неузнаваемости!

Мне очень хотелось, чтобы это был первый вариант, но память оперативника осторожными мазками восстанавливало лицо счастливой невесты, черту за чертой: глаза, нос, щеки… Я не стилист, не специалист по женской красоте, но если тихой архивной мышке придать уверенность в движениях, подпустить чертовщинку в глаза, увеличить рост каблуками, подчеркнуть талию и грудь платьем, сделать макияж и хорошую прическу…

Не слушая, что там ещё говорит Люси, я ринулся в ближайшую рабочую кабинку. Хлопнул ладонью по идентификатору, включил конфидент-режим, и погрузился в изучение архивов. Буквально через полчаса я знал всё.

Эта новая Мира, Мира-2, никогда не была серенькой мышкой, она всегда была уверенной в себе красивой девушкой. Мира-2 никогда не работала в архиве – она сразу подала документы на оперативный факультет и с отличием закончила его. Она стала хорошим специалистом, и на её счету было несколько блестящих, я бы даже сказал – дерзких операций. Шеф её ценил, коллеги любили и уважали, и она была счастлива. Трудно не быть счастливым, когда тебе всегда и во всём сопутствует удача. А с Мирой-1 её связывало, пожалуй, только имя. Да ещё тоненький серповидный шрамик на правом виске – я прекрасно помнил его у Миры-1 и отчетливо видел на фотографиях Миры-2. Практически незаметный шрамик, не портящий внешность, так что не было никакого смысла его сводить.

Не торопясь, очень внимательно я проглядел данные по другим моим коллегам, и убедился, что самые серьезные, самые глубокие изменения произошли только с Мирой. Если так можно выразиться, из всех пострадавших она была самой пострадавшей. Но скажи я ей об этом, она только пальцем у виска покрутит. А предложи восстановить естественных ход событий, так, чего доброго, и голову мне оторвет. Для неё нынешнее положение вещей было единственно верным и возможным, другого она просто не знала. Да и знать не захотела бы, расскажи я ей обо всём.

Ёлки-палки, но ведь как обидно-то! Я знал, что обязан устранить хроноконфликт, и я его обязательно устраню. Во всяком случае, попытаюсь. Это мой долг, это не обсуждается. Но мне горько было думать о том, что с лица Земли навсегда исчезнет красивая счастливая успешная девушка, а её место займёт несчастное, никому по большому счету не нужное и неинтересное существо. И, честное слово, я был близок к тому, чтобы оставить всё, как есть. Тем более что об этом никто и никогда не узнает.

Одно только мне мешало тихонько самоустраниться – я не мог просчитать дальнейшие варианты развития событий. По своей природе хроноконфликты экспоненциальны, они не ограничиваются замкнутым локусом, их щупальца тянутся далеко в прошлое и будущее. Кто знает, как изменится весь мир, если я пожалею бедную девушку? Кто знает, как изменюсь при этом я сам? Может быть, я вообще перестану существовать? Может, я вообще доживаю последние дни или даже часы, только лишь благодаря силе инерции времени? А спустя какое-то время тихо исчезну, и мои товарищи даже не вспомнят обо мне, потому что меня в их мире никогда и не было!

От этой мысли меня передернуло. Жертвовать собой во имя счастливого будущего одного единственного человека? Которого я толком даже и не знаю? Нет уж, благодарю покорно! Не такой уж я альтруист!

Прости, Серенькая Мира, подумал я. Я выбираю жизнь.

Мысль была правильная, вот только она никак не приближала меня к моей цели. Я по-прежнему не знал, какой негодяй заварил всю эту кашу и как он это сделал. Впрочем, насчет «как» это я погорячился.

Воздействовать на настоящее возможно только из прошлого. (Правда, наши теоретики утверждают, что есть альтернативные варианты. Но мы их рассматривать не будем – они слишком сложны для того, чтобы ими можно было пользоваться на практике). А чтобы попасть в прошлое, надо воспользоваться машиной времени. А если ты пользовался машиной времени, ты не мог не оставить следы – квазиживая память машины бесстрастно фиксирует все перемещения во времени.

Идея у меня была простая: поскольку моё прошлое никак не изменилось, стало быть, воздействие было совершено в те семь минуть тридцать одну секунду, пока я отсутствовал в настоящем. И мне надо было просто найти машину, которой пользовались в этот же период. Так я узнаю имя злоумышленника.

У нас в институте было шесть стартовых столов, работающих попеременно: три работают, три на профилактике. Прибавить сюда все остальные филиалы… М-да, работенка мне предстояла адовая, я совершенно не представлял, как я смогу проверить остальные восемь институтов. Заявлюсь туда и на голубом глазу: здрасьте! а позвольте мне тут у вас посмотреть кое-что. Зачем? А так, из личного интересу… Очень смешно! Да меня взашей выпрут, шефу доложат, а он за подобное три шкуры с меня спустит… и правильно сделает, между прочим! Ладно, начну с родного института, а там… а там что-нибудь придумаю. В крайнем случае, паду в ноги Давиду Георгиевичу… если доживу, конечно… И я поспешил в стартовый зал.

Он находился внизу, на минус третьем этаже, и попасть в него можно было только через отдельный вход на первом этаже, минуя строгих охранников и систему идентификации. Не желая тратить время на медлительный лифт, я помчался по лестнице, молодецки перепрыгивая через три ступеньки, а когда, потный и задыхающийся, вылетел в просторный холл на первом этаже, там меня ждал сюрприз – Мира.

Точнее, Мира-2, красивая, в белом свадебном платье. Покинув торжество, гостей и любимого мужа, она нервно расхаживала перед лифтами. Вышла освежиться? Кого-то ждет? Какого-нибудь припозднившегося гостя, например?

Мне не хотелось с ней встречаться, я постарался незаметно проскользнуть мимо неё, но мне это не удалось – Мира бросилась ко мне, схватила меня за руку.

- Слушай, - быстро заговорила она, умоляюще заглядывая мне в глаза. – Ну, ладно, хватит уже дуться. Ну, да, я дура, наговорила тебе ерунды. Но и ты тоже хорош, между прочим! Давай не будем портить нам праздник, а? Рой, между прочим, обиделся. Давай прямо сейчас быстренько помиримся, забудем всё и пойдем. Ну, пойдем же! Ты знаешь, какой у нас свадебный торт? Ты такого торта еще не видел! А хочешь, я извинюсь? Вот прямо сейчас, при всех? Алекс, миленький, ну я прошу тебя! Женщина тебя просит, идиот, невеста, между прочим! Ты что, не можешь сделать мне маленький свадебный подарок?

Она тянула меня за руку, подталкивала в сторону столовки, где были накрыты роскошные столы; она была чертовски красива и соблазнительна сейчас. Не знаю, что там между нами произошло, в её прошлом, какая черная кошка между нами пробежала, но в любой другой ситуации я бы, не раздумывая и с восторгом, подчинился ей. Но не сейчас. Сейчас эта женщина угрожала моей жизни. Точнее, само её существование угрожало, и выбора у меня не было. Или она или я – только так и никак по-другому.

- Мирочка, солнышко! – заорал я, заключив опешившую девушку в крепкие братские объятья. – Ну, о чём речь, красавица наша? Какие счеты между друзьями? Приду, непременно приду! И самый большой кусок торта съем. Вот прямо сейчас, буквально через пять минуточек!

И я сбежал. Я не мог находиться рядом с ней, я же не маньяк, наслаждающийся беспомощностью своих жертв. Мира что-то крикнула мне вслед, но я не собирался её слушать. Мне хотелось покончить со всем как можно быстрее, чтобы не продлевать мучения.

***

Стартовый зал был пуст, и это порядком меня удивило. Даже если никакой работы не намечается, в зале должен присутствовать хотя бы дежурный. И лишь через несколько минут я сообразил – свадьба! Ну, конечно! Все старты отложены или даже не запланированы, народ вовсю празднует. А кто не празднует, тот по-тихому разбежался по домам.

Что ж, это меня вполне устраивало. Можно было сделать всё спокойно, без спешки и нервов.

Три резервных стола я оставил на потом. Свой стол я даже проверять не стал – в интересующий меня промежуток времени он был занят мною самим. Оставалось два. С которого начать? С того, который подальше, или с этого, поближе? Почему-то я никак не мог решиться – видимо потому, что на кону стояло слишком много. Гораздо больше, чем моя жизнь. Хорошо, что у меня в кармане завалялась монетка, она-то и сделала за меня выбор.

С первой же попытки я попал в точку. Нет, конечно, потом я проверил и все остальные столы, хоть это и отняло у меня время, этого требовала простая добросовестность. Но все они были, если так можно выразиться, чисты – в интересующий меня промежуток времени задействован был только один стол, ближний ко мне. Получается, некто неизвестный обделывал свои грязные делишки прямо у меня под боком? Вот наглая сволочь!

Он стартовал в одиннадцать ноль ноль по нашему, местному времени. А финишировал в двенадцать тридцать, буквально за три минуты до меня. За эти полтора часа он успел провернуть своё грязное дельце, которое привело к изменению реальности. Которое, в свою очередь, коснулось в основном, серенькой мышки Миры. Разумеется, не она была целью злоумышленника, это слишком мелко для подобного рода нарушения закона. Он наверняка задумал что-то более серьёзное, глобальное, и проделал это с исключительным мастерством! Во всём случившемся чувствовалась рука опытного профессионала, и это было плохо, очень плохо. Потому что означало, что кто-то из моих коллег, которых я считал друзьями, которым безоговорочно доверял и с которыми пуд соли съел, оказался преступником. И мой долг найти его, собрать доказательную базу и предать в руки правосудия. Именно в такой последовательности.

Но кто же это может быть? Я мысленно перебирал в уме имена и лица своих коллег, а потом понял, что просто тяну время, просто боюсь узнать правду, с которой мне нужно будет что-то делать. И, разозлившись на себя за предательскую слабость, решительно открыл журнал посещений.

Я думал, что мой лимит удивления на сегодняшний день исчерпан. Я ошибался. Не веря своим глазам, я буквально по буквам перечитывал имя – Мира Серенькая.

- Да нет, - громко сказал я. – Ерунда. Не может быть!

А, собственно, почему не может быть? В этой новой реальности Мира – опытный оперативник, вон, даже пометка стоит «с правом свободных действий». Такую пометку кому попало не ставят, её заслужить надо, потому что такое право давал не абы кто, не какая-нибудь там комиссия, а наш дорогой шеф лично, под свою персональную ответственность.

Статус оперативника с правом свободных действий был не просто пометкой в личном деле. Снимая огромное количество жестких ограничений, он одновременно подразумевал высочайшую степень ответственности. Ты мог не согласовывать свои командировки с начальством, если дело было горячим. Ты мог принимать решения на месте. Ты мог даже не исполнить прямой приказ. Но за все свои решения ты отвечал не должностью, даже не добрым именем, а – головой. В буквальном смысле этого слова.

Но Мира рискнула. Она задумала, тщательно распланировала и осуществила свой преступный план. Пользуясь своим высоким статусом, она самовольно отправилась в прошлое, чтобы…

Я звонко хлопнул себя по лбу. Стоп! Ты – идиот, Алекс! Не было никакой Миры! Я имею в виду – Миры-2, опытного оперативника с правом свободных действий. В тот момент, в одиннадцать часов утра, не было. А была Мира-1, серенькая мышка, архивная моль! И вот почему.

Мира стартовала в одиннадцать ровно. И вернулась в двенадцать тридцать. Я же стартовал в двенадцать часов двадцать пять минут и сколько-то там секунд… ну, пусть в двенадцать двадцать шесть, для простоты. И в этот период, с одиннадцати до двенадцати двадцать шести, никаких изменений ещё не было – это я утверждаю категорически и с полной ответственностью! Всё произошло пока я отсутствовал, в те семь минут тридцать одну секунду. Так что в прошлое отправилась Мира-1, а вернулась уже Мира-2!

В принципе, в этом нет ничего, противоречащего известным нам законам времени. Мира вернулась незадолго до изменения реальности или даже в сам момент переделки и сама изменилась, даже не поняв этого. Для новой Миры, Миры-2, ничего не произошло – у неё было прошлое, которое она прекрасно помнила, и её новое настоящее логически из него проистекало. А Миры-1 не существовало, её просто никогда не было. Никогда и ни для кого. Кроме меня, разумеется!

Между прочим, я ведь тоже подвергался смертельной опасности! Вернись я из командировки чуть пораньше… нет, лучше об этом не думать! Даже представить страшно, как бы мог измениться я сам и в какую сторону! И ладно, если бы из оперативника я превратился, например, в скромного учителя средней школы. Меня вообще могло не быть, вот в чем дело!

От этой мысли я похолодел. Надо идти к шефу! Попробую убедить его, что я не сумасшедший, что всё это мне не привиделось в страшном сне или пьяном угаре. Шеф мужик умный, опытный, он всякое повидал в своей жизни. Даже если он мне не поверит (ведь он тоже живёт в новой реальности), он не отмахнется от моего бреда, он начнет расследование…

Это было правильное решение, но я почему-то медлил. Что-то не давало мне покоя, какой-то малозначительный факт – зудел, как комар над ухом, невидимый, неуловимый, но страшно раздражающий. А потом я понял, и настроение у меня, и так паршивое, испортилось окончательно.

Мира-1 не могла попасть в прошлое - у архивариусов нет допуска к машине времени. Черт возьми, его вообще ни у кого нет, кроме нас, оперативников! Даже у историков, даже у аналитиков! Тому же историку, чтобы отправиться в прошлое, нужно было пройти семь кругов ада: ради него собирали многочисленные комиссии, где под микроскопом рассматривали как самого историка, так и его цели. Даже если целью было невинное желание присутствовать при каком-нибудь известном историческом событии в качестве зрителя, чтобы уточнить спорные детали. И решающее слово в этом деле принадлежало моему шефу.

Заявки подавались сотнями, удовлетворялись же единицы. И злые как черти историки шли скандалить к Давиду Мартиросяну. Но у того разговор был короткий: сказано нет, значит, нет!

- Путешествия во времени – это не аттракцион, - так объяснял нам шеф свою принципиальность. – Время хоть и довольно устойчивая субстанция, но рисковать лишний раз не стоит. Нездоровое это занятие, шляться толпами туда-сюда. Никто не знает, к чему это может привести, даже сам господь бог.

И всё же Мира-1 побывала в прошлом! Это был факт, который невозможно было игнорировать. И как же, чёрт возьми, ей это удалось?

Мира – замаскированный инопланетный шпион? Внедренный диверсант из будущего? Некая сущность, созданная самим Временем для собственной стабилизации?

Моя буйная фантазия не успела разгуляться в полную силу: в графе «Причина посещения» значилась некая премия. Я не поверил своим глазам. Я сделал запрос по Уставу Службы. И огромным изумлением убедился, что ошибки никакой нет: каждый сотрудник, включая охранников, поваров и прочих представителей обслуги, мог быть премирован восьмичасовой экскурсией в прошлое. Отдельным дополнением прикладывался список локусов, доступных для посещения неподготовленному человеку. Список этот был обширен, разнообразен и мог, по моему мнению, удовлетворить любого.

Что ж, надо признать, это справедливо. Работать в СТТ и ни разу не побывать в прошлом (о будущем разговор отдельный) – обидно же! И вызывает нездоровое чувство зависти.

Итак, архивариус Мира слетала в прошлое на абсолютно законных основаниях: тут тебе и резолюция шефа, и подпись дежурного оператора, всё честь по чести. И, разумеется, прошла соответствующий инструктаж. Может быть, даже с применением гипноматриц – безопасность для нашего шефа превыше всего, он бы и для Президента не сделал исключения. Процедура была отработана до мелочей… и всё же что-то пошло не так!

Тут, я думаю, есть два варианта: либо Мира, как и все остальные, стала жертвой неизвестного злоумышленника (пока ещё неизвестного!), и тогда к ней никаких претензий нет. Либо, сама того не понимая, эта дурища наворотила в прошлом таких дел, которые аукнулись всему миру. Дилетантка, что с неё взять…

Вторую версию проверить было проще и быстрее, и я стал готовиться к командировке. Несанкционированной, без чёткого плана действий, без поддержки ребят из вспомогательных отделов. Я шел на риск и делал это сознательно – мне надо было спешить. Я был уверен – едва шеф начнет расследование, преступник тут же об этом узнает и нанесет превентивный удар.

Хотя… ну какой тут риск? Я же не собираюсь совершать никаких подвигов. Я хочу всего лишь проследить за Мирой-1, шаг за шагом, все полтора часа, что она провела в прошлом. Я был почти на сто процентов уверен, что слетаю впустую, что тихая послушная Мира не совершила ничего противозаконного, сознательно или по неосторожности. Но мало ли что? И на старуху бывает проруха, знаете ли. И самые тщательно выверенные планы летели в тартарары из-за непредвиденных случайностей, не то, что какая-то там экскурсия. Так что проследить за Мирой не помешает – вдруг произошло что-то непредвиденное? Ну а если с девушкой всё в порядке, если она тут ни при чем… Что ж, тогда я смогу с чистой совестью заняться поисками настоящего преступника.

Ну-с, посмотрим, куда же отправилась наша архивная мышка? Куда и в когда?

Локус, выбранный Мирой-1, ни о чем мне не говорил: город Лерно, 10сентября 237 года, четыре часа пополудни по местному времени. Хм, всего восемь лет назад. Ну и стоило отправляться так недалеко, тратить на это ресурсы Службы? Очень, очень странно. В списке разрешенных экскурсий полным полно куда более интересных мест и времен. Но Мира выбирает именно этот, ничем не примечательный локус.

На всякий случай я сделал запрос, но в городе Лерно ни в эту дату, ни в какую другую ничего серьезного не происходило. Несерьезного тоже, если не считать ежегодного старта традиционной регаты. А сам город представлял из себя маленький провинциальный курорт с семейными отелями, уютными ресторанчиками, сувенирными лавками и так далее по списку. Сонный тихий размеренный локус.

Интересно, чем же он так привлек девушку? Таких курортов, скучных до зевоты, и в наше время хватает. Может, дело в регате? Может, наш архивариус без ума от парусного спорта? Это было бы забавно. Но и в этом случае её выбор непонятен – Большая Гавайская Регата на кубок Солнечной Системы входила в санкционированный список. Или дело вовсе не в регате, а в каком-нибудь красавце-яхтсмене? А что? Первая любовь и всё такое. Может быть, даже первый сексуальный опыт.

Я быстренько прикинул – Мире в тот год было лет шестнадцать-семнадцать, не больше. Вполне подходящий возраст, чтобы влюбиться без памяти. И повзрослевшая Мира-1, охваченная ностальгическими воспоминаниями, возвращается в прошлое, чтобы…

Чтобы что? Пережить памятный миг заново? Но это невозможно, в прошлом уже присутствует Мира, Мира-0, если можно так выразиться. Она никуда не делась, факт её существования зафиксирован и подтвержден существованием Миры-1. Да и Миры-2, если уж на то пошло. Мира-1 не сможет стать Мирой-0, она попадет... то есть, попала в прошлое уже взрослой…

Да, ну, что я себе голову забиваю всякой ерундой? Там, на месте, и разберусь!

Прикинув так и эдак, я решил прибыть в Лерно не в шестнадцать часов, как Мира-1, а в пятнадцать тридцать. Ну, чтобы осмотреться, найти укромный уголок и спокойно ожидать появления девушки. А потом незаметно сопровождать её, куда бы она ни направлялась.

Это что касается временных координат. А что касается пространственных, то точкой входа я выбрал небольшой ресторанчик неподалеку от точки входа Миры-1. Точнее, одну из туалетных кабинок ресторана. И не надо презрительно фыркать, если ничего не понимаете. Туалет в данной ситуации самое безопасное место, там никто ни на кого не обращает внимания. Поверьте, выйти из туалета гораздо естественнее, чем, например, материализоваться на площади при большом скоплении народа. Мы, хрононавты, люди скромные, нам шумиха ни к чему.

Я включил зеркало и придирчиво осмотрел себя. Джинсы, футболка и сандалии нареканий не вызывали – универсальный тренд, сохраняющий актуальность вот уже несколько веков. Небольшая щетина тоже. Хорошо, что отправляюсь я не в дремучее прошлое, а всего лишь на восемь лет назад. Иначе не миновать мне реквизиторской. А это – время, это – лишние объяснения… чего мне, по вполне понятным причинам, хотелось избежать.

А так я ничем не буду отличаться от местных парней. Разве что мой старенький уником окажется последней моделью того времени. Но это вряд ли кто заметит, такой он уже потертый, видавший виды. Кстати, сразу по прибытию надо будет перевести его на местное время, иначе я останусь без денег. А это никуда не годится. Кофе, коньяк и ватрушка плохая замена обеду, тем более что скоро ужин. А ведь мне по прибытии предстоит настоящее испытание – надо будет пройти через весь ресторан с его умопомрачительными запахами. Да я же слюной захлебнусь, если не съем там хоть что-нибудь! Уже захлебываюсь!

С трудом избавившись от обольстительного видения жареного с корочкой мяса (а к нему бы ещё маринованного лучка, подрумяненного картофеля, соленых огурчиков в укропе) я, громко бурча животом, принялся настраивать стартовый стол. На всю операцию я отвел себе два с половиной часа: полтора часа в компании с Мирой-1, плюс полчаса до, плюс полчаса после. Просто на всякий случай, мало ли что. Сейчас восемнадцать пятнадцать, в прошлом я проведу два часа… нет-нет, без здоровенного стейка мне не обойтись, даже не уговаривайте!

Стартовый стол уже работал, закручивая вокруг меня пружину времени, когда меня посетила ужасная мысль: а что, если это всё ловушка? Персонально для меня? И на том конце хроноканала меня ждет не скромная девочка Мира, а матерый злодей, устроивший всю эту хронокатавасию? А у меня даже оружия нет!

Я бы отменил старт, но было поздно – перед моими глазами один за другим гасли красные огоньки, показывая обратный отсчет. Пять, четыре, три, два…

Я сделал всё, что мог в данной ситуации – сконцентрировался, прикрыл голову руками и напряг мышцы, готовый мгновенно отпрыгнуть в сторону, едва я окажусь в туалете.

Один!

Через моё тело прошла мягкая тошнотворная волна вибрации, и меня выкинуло в прошлое.

Проделано всё было безупречно – от моего толчка молодой щеголь с воплем полетел в лужу и плюхнулся в самый её центр, подняв тучи брызг. А я помчался дальше. Пробегая мимо группки свидетелей этого маленького происшествия, я чуть притормозил и скосил глаза, разглядывая высокую черноглазую красавицу. Что ж, я был полностью удовлетворен: только слепой не увидел бы выражение гадливости и отвращения на лице девушки.

Вы спросите: в чем же здесь смысл? Зачем было ставить молодого человека в смешное и нелепое положение перед девушкой? А я вам отвечу – гордая красавица не простила подобного афронта своему ухажеру и разорвала помолвку. Не знаю, как там дальше у нее всё сложилось, меня это ни капельки не волновало. А вот парень через год женился на очень милой скромной девушке. В результате их союза на свет появился один малоизвестный живописец, чьи картины, в свою очередь, спустя несколько десятилетий вдохновили одного молодого кинорежиссера на создание всемирно известного шедевра.

Вот такая событийная цепочка получилась. И, добавлю, не самая длинная и сложная. Бывали у нас ситуации и позаковыристее. Но я всё равно был доволен.

***

… Я встал с ложемента, с хрустом потянулся. Каспер, который всё ещё возился с проводами, посмотрел на меня, улыбнулся и махнул рукой.

- С возвращением, - весело сказал он.

- Угу, - сказал я.

Дело своё я сделал, мог идти переодеваться и отдыхать, но я медлил, разглядывая Каспера. Что-то настораживало меня в нём, несообразность какая-то, и я пытался понять, в чем она заключалась. А потом до меня дошло.

Футболка! На Каспере была другая футболка! Не чёрная, а ярко-желтая, с ядовито-красным принтом! Я машинально посмотрел на хроносчетчик – отсутствовал я семь минут и тридцать одну секунду. Конечно, за это время Каспер вполне мог сменить хоть сто футболок, только – зачем? К тому же, Каспер терпеть не может кричащих тонов.

Ладно, предположим, он испачкал свою старую футболку и надел первое, что под руку попалось. Но в этом случае он бы непременно натянул поверх неё синий халат техника; вон он, висит на крючке. Но Каспер почему-то этого не сделал. Почему-то он щеголяет в такой одежке, от которой и у меня уже рябит в глазах.

Вы скажете - какая ерунда! Стоит ли забивать себе голову подобными пустяками? А вы поработайте с моё в нашей конторе! И узнаете цену подобным «пустякам».

Чувствуя легкое беспокойство, я покинул стартовый зал. Я медленно брел по родным коридорам и внимательно изучал окружающую меня действительность. Изменения мерещились мне на каждом шагу.

… Вот эти картины на стенах – кажется, ещё утром их было меньше. И содержание вроде бы изменилось… Вот кулер – этой царапины на нем точно не было! Или была, просто я не обращал внимания?

Зато фикус в кадке был мне незнаком, раньше его место занимал пышный лимон. В этом я не мог ошибиться – проходя мимо, я частенько отщипывал от него мелкие листочки, растирал в пальцах и с удовольствием вдыхал приятный запах.

Беспокойство мое нарастало.

В отделе реквизита меня встретила наша любимая бабушка Генриетта – подняла глаза от вязания и приветливо улыбнулась:

- Здравствуй, Сашенька. Как дела?

Она со мной поздоровалась! Поздоровалась так, как будто мы виделись вчера, а не полчаса назад!

- Что-то я твоей заявки не вижу, - озадаченно проговорила она, просматривая регистрационный журнал. – Когда подавал-то?

- Утром, - помедлив, сказал я; глухое неопределенное беспокойство уверенно перерастало в конкретную тревогу. – Сегодня утром… Да вы не беспокойтесь, заявка выполнена. – Я похлопал себя по сатиновой груди. – Мне бы в домашнее переодеться.

Добрая старушка с упреком взглянула на меня.

- Издеваешься?

- Даже в мыслях не было! Вон мой шкафчик, видите? Там моя одежда.

Генриетта молча поднялась, подошла к указанному шкафчику, открыла.

- Да, - грустно сказала она. – Дожила. Вот оно как бывает. Ничего, ничего, а потом раз – и склероз… Пойду к врачу. Смену отработаю и пойду. А что делать?

Приняв из рук расстроенной старушки свою повседневную одежду, я отправился в кабинку для переодевания. И без сил опустился на коричневый пуфик. Коричневый, мать его так! А не бордовый, каким он был еще утром!

Мне было понятно – что-то случилось. Что-то такое, из-за чего реальность, которую я помнил, изменилась. Пусть не очень круто, пусть в мелочах, но ведь изменилась же! И произошло это, скорее всего, в те минуты, когда я устраивал тихое семейное счастье щеголя.

С этим надо было что-то делать.

Первым моим порывом было немедленно бежать к шефу. Но я вовремя одумался. С чем я к нему пойду? Что у меня есть, кроме набора мелких разрозненных не фактов даже, а фактиков? К тому же, если изменения коснулись и шефа тоже (а так оно, скорее всего, и есть), то он просто не поймет, о чем я толкую. Для него день сегодняшний является логичным продолжением днем вчерашнего, позавчерашнего и так далее, до самой поворотной точки. А, значит, в первую очередь мне нужно определить эту самую точку.

Интересно, подумал я, эти изменения, они носят спонтанный характер? Или кем-то тщательно спланированы? Может быть и так, и этак. В первом случае реальность меняется, если мы проворонили какой-то хроноконфликт. Во втором – надо искать злоумышленника. Среди своих коллег искать, между прочим.

Эта была неприятная мысль. Мне сложно было представить, что кто-то из нас мог воспользоваться своим служебным положением в корыстных целях. Или не в корыстных, а действуя из высоко альтруистических побуждений, во имя блага всего человечества. Наказание за подобные вмешательства очень суровое, и ничего хорошего злоумышленника точно не ждет. Если, конечно, мне удастся его вычислить.

Или это не злоумышленник вовсе, подумал я. А просто какой-то недотепа из новичков. Отправился в командировку, совершил ошибку… наворотил дел, молокосос безответственный, и даже, очень может быть, не подозревает об этом! Если изменения затронули и его тоже.

Странное это было ощущение – быть зрячим в стране слепых. Я единственный во всем мире знал, что мир изменился. И от меня одного зависело, будет ли он прежним, таким, как я его помню, или навсегда останется измененным.

Однако, хватит философствовать, пора действовать! Я быстро переоделся, с преувеличенной сердечностью попрощался с расстроенной Генриеттой и направился в столовку. Мне ужасно хотелось выпить кофе.

Пока я шел в столовку, пока брал кофе с ватрушкой, я окончательно уверился в том, что произошло ЧП: изменений было множество. И хотя все они были мелкими, незначительными, самого факта ЧП это не отменяло. Устроившись за столиком у окна, я включил уником и просмотрел сводки по нашему ведомству. Потом просмотрел мировые новости. Потом взял себе еще кофе, рюмку коньяка и подвел первые итоги.

Что ж, внешний, глобальный мир остался прежним. Я, конечно, не специалист, но за новостями слежу, в силу своей профессии. И с облегчением убедился, все международные свары и конфликты никуда не делись, что ключевые фигуры Большого Мира остались на своих местах, а в науке и технике не произошло внезапных необъяснимых прорывов, сулящих неисчислимые блага человечеству. И это говорило об одном: злоумышленник, кем бы он ни был, не ставил себе задачу изменить судьбу человечества в целом. Что ж, уже легче. Ненавижу фанатиков с горящими глазами, готовых разнести весь мир во имя своей великой идеи.

Зато в нашей Службе Точного Времени кое-что произошло. Нет, шеф, слава богу, остался шефом, он никуда не делся и, судя по последним приказам, характер Давида Мартиросяна ничуть не изменился. Но вот Валя Демченко из оперативника - довольно слабого, надо признать - превратился в старшего лаборанта. Старина Джексон, сварливый брюзга и зануда, блестящий специалист и умница, каких мало, теперь возглавлял аналитический отдел. Лайза вышла замуж и теперь пребывала в декретном отпуске. Тема «Старая ведьма», в которой я участвовал, была временно заморожена, а вот проект «Приют для странника» активно шел к своему завершению. Во всяком случае, старт был назначен на завтра, на десять утра. И это было, пожалуй, самое значительное изменение реальности, потому что еще сегодня утром шеф устроил очередной разнос Рою Сальдо – наш красавчик никак не мог определиться с кандидатурой своего партнера. Точнее, партнерши - для проекта «Приют для странника» требовалась семейная пара. Несколько девушек-оперативниц претендовали на эту роль (ну и на внимание красавчика, чего уж там греха таить), и бедняга Рой совсем запутался в любовных интригах, которые плелись вокруг него. По уму, его надо было бы заменить… только вот заменить его было некем. И вот почему.

Жил да был в тринадцатом веке на планете Земля один безвестный философ – нищий бродяга и поэт. Ходил себе по городам и весям, толковал о диковинных вещах – свободе, равенстве и братстве. Несколько лет ходил, смущал неокрепшие умы, а потом его, как водится, сожгли. От греха, так сказать, подальше. Но его наивные проповеди оказали довольно серьезное влияние на гуманистические тенденции Средневековья.

До наших дней дошел единственный, чудом уцелевший и изрядно пострадавший экземпляр жизнеописания этого бедолаги. И из него явно следовало, что без вмешательства нашей Службы в этом деле не обошлось.

Родной городишко будущего философа, который в то время тачал сапоги и не помышлял о высоких материях, оказался разграблен и сожжен ордой северных варваров, которым до смерти надоели их мрачные дремучие леса. Сапожник успел добежать до поля с хилым низкорослым ячменем, когда его настигли вражеские стрелы. Добивать его не стали – у варваров были занятия поинтереснее, чем обшаривать одинокий труп. Но три стрелы в спине не оставляли парню никаких шансов, жизнь его готова была оборваться в любой миг. И оборвалась. Во всяком случае, позднее философ утверждал, что умер. А потом воскрес.

Его новая жизнь началась в одинокой лесной хижине. Его спасли мужчина и женщина, прекрасные и мудрые, как древние божества. Они выхаживали его, лечили и кормили; они же вели с парнем долгие беседы, которые, по словам бедняги, «озарили мою темную душу светом истины».

Он прожил с ними два года, а потом, очарованный, отравленный идеями, которым не было места в его время, отправился нести знания в массы. И всё бы ничего, не он первый, не он последний. Но! Философ на полном серьезе считал своих спасителей волшебниками.

Их хижину обходили стороной комары, дикие звери и люди. В их очаге никогда не гас огонь, а в плетеных коробах не переводилась еда. Чудесные лампы, не требующие масла, рассеивали ночной мрак, а одежда волшебников всегда оставалась чистой и новой. Женщина пела философу песни, от которых щемило сердце, а мужчина лечил его. Как Христос – наложением рук.

Бесконтактной биорегенерацией мы все владеем, в той или иной степени. Можем унять боль, затянуть неглубокий порез, зарастить трещину в кости. Но в случае со спасенным философом требовалось кое-что посерьезнее, чем навыки медика-любителя.

Природный талант Роя к биорегенерации плюс артистизм определил его место в проекте «Приют для странника» - он отлично умел пускать пыль в глаза и унимать боль. Всё остальное сделала бы универсальная аптечка. Оставалось выбрать жену – именно жену, в самом буквальном смысле этого слова. Потому что философ утверждал, что волшебники определенно были супругами, причем – любящими супругами. Более того, когда он покидал гостеприимную хижину, женщина ждала ребенка.

В принципе, имитировать беременность ничего не стоило – накладные животы были известны с незапамятных времен. Иллюзатор, опять же – его возможности были поистине безграничны. Но сразу три оперативницы заявили, что в камуфляже нет никакой нужды, что они с удовольствием выйдут замуж за Роя Сальдо и родят от него ребенка. И началась Великая Битва, которая вот уже несколько дней сотрясала нашу Службу сверху донизу. Три красавицы, и каждая хороша по-своему. Три крепких профессионала, которые не подведут в самых сложных ситуациях. И никто не хотел уступать.

Бедняга Рой! Не хотел бы я оказаться на его месте. Деморализованный, растерянный, он никак не мог сделать выбор, а шеф, между тем, торопил – перед ним стояла конкретная задача, её было необходимо выполнить, а три разъяренные валькирии, сцепившиеся друг с другом не на жизнь, а на смерть, мешали этому.

Сегодня утром терпению Давида нашего Мартиросяна пришел конец, и он пригрозил, что если дело не будет решено в самое ближайшее время, он своим приказом назначит Рою жену. Что ж, угроза подействовала – за те семь с половиной минут, что меня не было, выбор был сделан, приказ подписан, и проект «Приют для странника» вступил в свою завершающую фазу.

Впрочем, бог с ним, с «Приютом». Гораздо больше меня интересовало, почему была свернута моя тема «Старая ведьма»? Не в этом ли заключается причина зародившегося на моих глазах хроноконфликта? Может быть, предложенная мною тема оказалась гораздо глубже и перспективнее, чем я предполагал? И кто-то из будущего, моего будущего, пытается изменить реальность точно так, как я сам делал это не раз?

С этим надо было разбираться самым тщательным образом. Но скудные оперативные сводки помочь в этом мне не могли, и я, одним глотком допив остывший кофе, отправился в архив.

Я стоял у лифта, когда в просторный холл с улицы ввалилась шумная развеселая толпа, с цветами, воздушными шариками и холодными фейерверками. В центре её шествовал улыбающийся до ушей красавчик Рой в торжественном черном костюме; пару ему составляла эффектная шатенка в белом платье. Очень красивая и совершенно мне незнакомая. И хотя девушка тоже улыбалась, за внешней беззаботностью мне почудилось какое-то напряжение. Между ними шел наш шеф собственной персоной, держа обоих под руки. Увидев меня, Рой махнул рукой.

- Вот! – крикнул он. – Жениться иду! Давай с нами!

- Ладно! – крикнул я в ответ, стараясь перекрыть гомон праздничной толпы. – Начинайте без меня. Я скоро!

В это время двери конференц-зала распахнулись, и толпа втянулась внутрь. А я вошел в лифт и нажал кнопку седьмого этажа. Круглую, между прочим, кнопку, а не квадратную, как это было еще час назад!

По давней традиции, все работники Службы Точного Времени могли узаконить свои отношения прямо в нашем офисе – у шефа были такие полномочия. Многие охотно пользовались такой возможностью, это позволяло здорово сэкономить. Наш конференц-зал роскошью и убранством не уступал любому Дворцу Бракосочетаний, а меню нашей столовки, при наличии соответствующих распоряжений, мог удовлетворить самого привередливого гурмана. И стоило всё это сущие копейки. Так что в том факте, что Рой решил праздновать именно здесь, в родных, так сказать, пенатах, не было ничего необычного. Другое меня удивило. Да что там – поразило до глубины души.

Завтра у Роя старт. Отправиться в прошлое он должен был с женой. Жена, кого бы он ни выбрал, должна быть оперативницей – таковы требования проекта «Приют для странника». Но эта девушка не была оперативницей!

Может быть, она из какого-нибудь другого отдела? Ну, мало ли? Сидела себе где-нибудь в бухгалтерии, скучала, а душа просила приключений. А с Роем, предположим, у нее давние симпатии или даже любовь. Ну как не воспользоваться таким шансом? Своего рода медовый месяц, растянутый на два года. Ей предложили, она согласилась…

Я покачал головой. Нет! Невозможно за короткое время натаскать бухгалтера даже до минимально требуемого уровня, никакие гипно-штучки тут не помогут, нужен конкретный опыт конкретных оперативных действий. Кроме того, я мог поклясться, что никогда прежде эту девушку не видел. Ну, понятное дело, я много кого у нас не видел, точнее, не замечал. Но такую красавицу невозможно было пропустить. Я бы не пропустил.

Оставалось одно – сногсшибательная незнакомка является действующим оперативным сотрудником из другого филиала, коих только по Земле разбросано целых восемь штук. И прикомандирована к нам специально для выполнения нашей миссии. Что же получается? Красотке предложили работу, она согласилась, потом увидела Роя, влюбилась в него без памяти и согласилась на всё остальное? Ну, да, так бывает. В сериалах, например. В жизни я с подобным не сталкивался.

Я с размаху влепил себе кулаком по лбу. Идиот! Кретин тупоголовый! Напридумывал тут, понимаешь, версий, а о главном забыл! Ведь дело гораздо проще – девушка является частью изменений, произошедших с моей реальностью. Гарантию даю – и служит она у нас прилично, и опыт имеет, и вообще на хорошем счету. И знают её все, кроме меня, потому что я в этой новой реальности чужеродный объект, вроде песчинки в теле моллюска. А что делает моллюск с раздражающей его песчинкой? Правильно! Обволакивает перламутром, избавляясь от неприятных ощущений. Песчинка становится жемчужиной, почти своей для моллюска. И меня тоже ждет такая участь, я тоже скоро стану частью новой реальности…

И вот тут мне стало по-настоящему страшно.

Мой номер и в самом деле был не первый, я вообще не понимал, зачем шеф притащил меня сюда – единственного из всех оперативников. Просто приказал явиться, совершенно официально приказал, ну, я и явился. Зачем? Может для того, чтобы морально поддержать Свена? Ведь за эти пять дней мы здорово сблизились. Я даже стал симпатизировать ему – он оказался вовсе не таким тюфяком, как мне представлялось вначале, и у него были острые ситуации в жизни. И пусть его оперативный опыт не шел ни в какое сравнение с моим, моё доверие к этому парню возросло. У меня даже появилась определенная уверенность, что он справится со своей миссией.

Техники возились у стартового стола, а мы стояли в сторонке: шеф, Свен и я. Высокий худой Свен выглядел довольно нелепо в своем мешковатом костюме и соломенной шляпе, но зато в накладных карманах пиджака легко и незаметно поместился скорчер.

Мы молчали – говорить было не о чем, все нужные слова уже были сказаны. Свен сохранял олимпийское спокойствие, а шеф топтался на месте, нетерпеливо поглядывая на техников, и нервно обмахивался своим желтым, изрядно уже замусоленным, конвертом. Один раз он даже уронил его; Свен поднял конверт, рассеянно заглянул внутрь и отдал шефу.

- Черт возьми, ну почему? – пробормотал я. – Почему этот чертов изобретатель оказался настоящим? А не каким-нибудь аферистом, например? Или сумасшедшим?

Шеф вдруг просиял и хлопнул меня по плечу.

- Вот именно! – воскликнул он. – Вот именно!.. Эй, бездельники! – заорал он, обращаясь к техникам. – Скоро вы там?

«Бездельники» заверили, что им осталось буквально пара минут, и что пассажир может уже занимать своё место. Свен пожал руку шефу, обнял меня (для этого ему пришлось нагнуться) и неуклюже забрался в машину. Кинул на пассажирское кресло шляпу, взглянул на нас, улыбнулся и помахал рукой.

- Пока, ребята, - сказал Свен бодро. Чересчур бодро, на мой взгляд. – Держите за меня кулаки!

Шеф кивнул; техники включили установку. Старинный драндулет вздрогнул, на мгновение его очертания поплыли, а через секунду он исчез – Свен отправился в свою первую и последнюю командировку. Тихо, буднично, как и полагается героям.

Свену предстояла большая работа… а для нас уже всё кончилось. Чем бы ни завершилось дело, для нас это было уже в прошлом. Но время пластично, и изменения не произойдут мгновенно. Минута, две… может быть, пять… Мы, прежние, еще будем существовать, еще будем помнить Свена, своих родных и близких… сволочного Фурье будем помнить тоже… И если у Свена ничего не вышло, если Фурье переиграл его, неопытного оперативника, этого мы даже не узнаем, не поймем…

Я огляделся, стараясь вобрать в себя этот мир, застывший в хрупком равновесии. Кто знает, может, и есть что-то там, за пределами земной жизни? И мир, сохранившийся в моей памяти, сумеет воплотиться вновь?

Высокий момент был нарушен самым грубым образом – шеф весьма чувствительно ткнул меня кулаком в ребра.

- Быстро! – крикнул он, приплясывая на месте от возбуждения. – Посмотри, кто изобрел принцип гибернации? Живей, живей!

Знаете, я часто думал о том, ответы на какие вопросы я бы хотел получить в последние минуты своей жизни. Но представить себе, что кого-то будет интересовать подобная ерунда, я не мог. Однако шеф есть шеф, и многолетняя привычка повиноваться приказам оказалась сильнее удивления. Я достал уником, сделал запрос.

- Марсель Аквилини, - прочитал я. – В две тысячи…

- Да! – произнес шеф. Он стоял, закрыв глаза, и улыбался счастливой глупой улыбкой. – Да!

Ничего не понимая, я смотрел на него. Похоже, конец света откладывался. А шеф вдруг встряхнулся и бодрой рысцой устремился к выходу.

- За мной! – рявкнул он на бегу. – Не отставать!

Что бы ни задумал шеф, он подготовился к этому заранее. На крыше нас уже ждал служебный аэромоб. Включив «сигналки» на всех частотах, мы свечой взмыли в верхний, правительственный эшелон и на огромной скорости понеслись куда-то на юго-запад. Впрочем, летели мы недолго, до ближайшего аэродрома, где нас уже ждал гиперзвуковой «Стриж». Который взлетел сразу же, едва мы с шефом заняли свои места.

Конечно же, я пытался выяснить причину подобной сумасшедшей гонки. Но на все мои расспросы шеф только болезненно скалился и рычал. Так что я, обидевшись, отвернулся и стал смотреть в иллюминатор.

Если я хоть чуть-чуть помню географию, приземлились мы на Лазурном побережье Средиземного моря. Опять пересели в аэромоб и помчались вглубь материка. Ещё пять минут – и мы сели на небольшой площади какого-то веселого разноцветного городка. А всего наш путь занял чуть более получаса.

Там нас уже ждали: бригада медиков и здоровенная машина, похожая на краба. Сходство с крабом усиливали две стальные клешни, угрожающе воздетые к небу. Рядом с машиной стоял человек в желтом строительном жилете и в каске. Едва мы с шефом выбрались из аэромоба, к нам бросился старичок. Волосы у него торчали дыбом, седая длинная бородка развевалась на ветру, и вид у старика был растерзанный.

- Не позволю! – фальцетом вопил он, размахивая руками. – С ума сошли? Сам Аквилини! Великий Аквилини! Жил и работал! Тут!

- Заткни его, - бросил шеф и закричал: - Начинайте, начинайте!

Строитель кивнул головой и, не торопясь, полез в свою машину. «Краб» взревел и плавно опустил клешни на стену ближайшего дома – стена сложилась, как хрупкий вафельный торт, подняв кучу пыли.

Понятия не имею, как затыкают стариков, но он, слава бог, заткнулся сам. Как только рухнула стена, так и замолчал, в безмолвном отчаянии наблюдая за творящимся безобразием.

- Вы за это ответите, - вдруг неожиданно спокойно произнес он. – Вам это так с рук не сойдет. Сломать музей Марселя Аквилини… аутентичная постройка, ни одного новодела…Я сам, своими руками… каждую досточку, каждый клочок ткани… Варвары!

На глазах у старика выступили слезы. Он повернулся, чтобы уйти, но шеф удержал его.

- Останьтесь, - ласково попросил он. – Хотите своими глазами увидеть живую историю? Присутствовать при эпохальном историческом событии? Оставайтесь, не пожалеете. Я вам предлагаю место в партере.

Старичок недоверчиво шмыгнул носом и остался, только отошел немного, всем своим видом показывая, что не имеет никакого отношения к вандализму.

Строительная машина, тем временем, расправилась уже с половиной дома и теперь расчищала фундамент от обломков. Шеф кусал губы и нетерпеливо притоптывал ногой. Едва машина, закончив свое разрушительное действо, отъехала в узкий переулок, шеф галопом бросился к руинам музея.

Как ни странно, каменный пол разрушенного строения сохранился отлично. Шеф бродил по каменным плитам, сверяясь с какой-то бумажкой. Из любопытства я заглянул через его плечо: какая-то примитивная схема, явно начерченная от руки; одно место на карте было отмечено красным крестиком. Также на схеме присутствовали рукописные пометки.

- Камин, - бормотал шеф. – Это, наверно, здесь. Угу, угу… Третья плитка по направлению к двери… а где у нас была дверь? Здесь у нас была дверь… Ага, все ясно… Теперь повернуться налево и еще восемь плиток… Здесь! – радостно объявил шеф, тыча пальцем себе под ноги. – Видите? Вот это то самое место!

Я посмотрел и, признаться, ничего особенного не увидел. Плитка как плитка, площадью около полуметра. А старичок вдруг ахнул и упал на колени.

- Как же я её раньше не видел? – возопил он.

- Здесь стояла стена, - очень довольный, объяснил шеф. – Как вы могли её увидеть? Она была скрыта от посторонних глаз.

- Вы правы, - старичок дрожащими руками оглаживал плиту, и на глазах его снова были слезы – слезы счастья. – Я еще удивлялся – зачем Аквилини возвел эту внутреннюю стену, да еще из отвратительных газобетонных блоков? А тут вот оно что!

- Что? – спросил я. Просто ради того, чтобы не стоять тут, дурак дураком.

- Могила, - с умилением сказал старичок. – О, какое открытие! Какое великое открытие!

- Чья могила? – спросил я. – Аквилини?

- Нет, конечно, - с негодованием сказал старичок. – Великий Марсель Аквилини покоится в именном склепе на нашем кладбище. А здесь захоронен его близкий друг и соратник Свен. Видите – надпись… Какое счастье! Мы думали, что могила безвозвратно утрачена, а она…

До меня вдруг дошло.

- Что? – вне себя воскликнул я. – Свен? Наш Свен? Но как это может быть? Ведь он должен был исчезнуть! Вместе с Фурье и изобретателем машины времени! От них даже тел не должно было остаться!

- А так же имени и памяти, - подхватил шеф. – Интересные дела, правда?.. Ну что стоишь, как пыльным мешком ударенный? Закрой рот и беги за ломом.

Я подчинился. Я ничего не понимал. Если у Свена всё получилось, то я не должен был помнить о нём. И о его подвиге тоже. А я помню. Как и шеф, между прочим. И могила… это уже вообще ни в какие ворота не лезет!

А, может, победил негодяй Фурье? Может, мир всё-таки изменился, только я этого не заметил? И я – это не я-прошлый, а кто-то совсем другой?

Голова у меня шла кругом. Я готовился засыпать шефа вопросами, но он рта мне не дал раскрыть. Подчиняясь его указаниям, я аккуратно поднял одну каменную плиту, другую, третью… Скоро в полу образовалась вытянутая яма, действительно похожая на могилу; она была засыпана крупным белым песком. Опустившись на колени, я принялся руками выгребать плотный слежавшийся песок, и очень скоро мои пальцы наткнулись на что-то гладкое и округлое. Череп? Череп Свена?

- Не тормози! – прикрикнул на меня шеф и посмотрел на часы. – Мы разрушили солнечную батарею на крыше, у него энергия скоро кончится.

Еще несколько секунд, и перед нами во всей красе открылась она – капсула гибернации. Примитивная, древняя, корявая самоделка. Вполне достойная носить гордое звание прототипа. А в ней, закрытый прозрачным плексаноловым колпаком, лежал Свен. Живой Свен, лет на десять старше и килограмм на двадцать тяжелее. Да еще с бородой, которая ему совсем не шла.

Старичок рыдал от восторга, призывая на наши головы все блага мира.

- Экспонаты! – вопил он и лез к нам обниматься. – Подумать только, какие экспонаты! Первая в мире капсула гибернации! Мумия знаменитого Свена! Наш музей прогремит на весь мир!

- Открой капсулу, Алекс, - скомандовал шеф. – Иначе нашего Свена и в самом деле останется только замумифицировать.

- Так он жив? – удивился старичок.

- Пока да. И будет благополучно жить дальше, если мой бестолковый сотрудник сделает то, что я ему велел.

Я никогда не имел дела с подобным устройством и понятия не имел, как оно открывается. Но сбоку я заметил кривую стрелку, намалеванную красным маркером. Чуть ли не по плечо просунув руку в этом направлении, я нащупал замок. Миг, и крышка капсулы отошла с тихим шипением. В нос мне ударил затхлый, застоявшийся воздух, но разложением, слава богу, не пахло.

А к нам, оступаясь на обломках, уже спешили медики.

***

- Это вы, - твердил Свен. – Это в самом деле вы!

Он сидел на больничной койке и с умилением разглядывал нас с шефом. Был он уже без своей чудовищной бороды, аккуратно подстрижен и даже немного похудел благодаря лимфодренажным процедурам.

- Можно?

Свен протянул руку и ущипнул меня за нос. От неожиданности я вскрикнул и выругался, а Свен счастливо рассмеялся:

- Настоящий!

Сегодня врачи наконец-то позволили нам навестить нашего героя. В больницу рвались многие, но шеф своею властью ограничил посещения до особого распоряжения. Разумеется, запрет не касался самого шефа и, как ни странно, меня. И я догадывался – почему.

- Ну, ладно, - добродушно сказал шеф. – Побаловались и хватит. Теперь рассказывай, и во всех подробностях.

Свен лег на спину, закинул руки за голову; глаза его увлажнились от воспоминаний.

- Подробности, - мечтательно протянул он. – Да уж, чего-чего, а этого добра у меня хватает. Десять лет сплошных подробностей. Но я постараюсь покороче.

… Точка входа в варион Фурье была обозначена весьма приблизительно. И почти два дня Свен колесил по окрестностям в своем «каблучке», прокачивая навык владения языком и разыскивая Марселя Аквилини – в отличие от меня, он с самого начала знал имя изобретателя машины времени. Легенда у него была такая – мьсё Аквилини взял взаймы у бедного иностранца денег, и теперь он, бедный иностранец, разыскивает мьсё, чтобы стребовать старый должок. Его расчет оправдался – в маленьком городке Блезуа добрые люди охотно указали дом, где проживал разыскиваемый должник, и Свен прямиком направился туда.

Наши психологи разработали для Свена несколько моделей поведения для первого контакта с объектом. Но все они вылетели у Свена из головы, едва он переступил порог дома Аквилини и увидел громоздкое сооружение, занимающее половину комнаты.

- Это она? – сдавленно спросил он. – Машина времени?

- Ну, - настороженно откликнулся изобретатель. – А вам-то что за дело? И кто вы вообще такой, черт вас возьми?

Не отвечая, Свен внимательно осмотрел сооружение. Он, конечно, изучал устройство машины времени на курсах подготовки, но этот агрегат настолько отличался от того, чем пользовались мы, что Свен засомневался.

- Она работает?

От прямого ответа Аквилини уклонился, а вместо этого разразился длинным монологом, в котором жаловался на бедность и отсутствие спонсоров, ругал коллег за косность мышления и сетовал на свою судьбу непризнанного гения.

- Я вижу – мьсе иностранец, - под конец заявил он, с надеждой глядя на Свена. – Не спрашиваю, из какой вы страны, но, может быть, ваше правительство захочет вложиться в мой проект? Уверяю вас – весьма выгодное дельце! К том же, абсолютно беспроигрышное.

- Я не иностранец, - несколько рассеянно сказал Свен, разглядывая недействующую модель машины времени. – Я из будущего.

- О! – выдохнул Аквилини, и глаза его загорелись фанатичным огнем. – Значит, у меня всё получилось? Значит, я и в самом деле гений?

Свен проклял свой длинный язык, но сказанного не воротишь. И он, наплевав на все инструкции, рассказал Марселю Аквилини всё. Всё, что знал: и про угрозу для будущего всего человечества, и про негодяя Фурье.

- Фурье, - пробормотал Аквилини. – Знаю я одного Фурье… отвратительный тип, метит в лидеры консервативной партии, а сам по уши замазан в грязных делишках… Так, значит, он даст мне денег? – уже другим тоном спросил изобретатель. – И я стану знаменитым?

- Не станете, - твердо сказал Свен. – Я этого не допущу.

И показал Аквилини скорчер. Оружие произвело на изобретателя огромное впечатление. И не из-за того, что он испугался смерти. Просто ничего подобного он в жизни не видел и даже не представлял, что такое возможно.

- Теперь я начинаю думать, что вы и в самом деле из будущего, - сказал он, с уважением разглядывая обугленную дыру в стене. – Из, скажем так, альтернативного будущего. Которое станет возможным в том случае, если я не изобрету машину времени… Что ж, предположим. А, прошу прощения, есть у вас ещё доказательства? Кроме этой вашей ужасной пукалки?

- У меня полная машина доказательств, - сказал Свен, вспомнив доверху набитый кузов «каблучка». – Пойдемте, взглянем. Мне и самому интересно, чем снабдили меня мои коллеги.

- А пойдемте, - оживился Аквилини. – Проверим вашу историю на достоверность.

Доказательств обнаружилось с лихвой: еда из будущего, напитки из будущего (в том числе и коньяк), электронные книги и учебники из будущего. И это не считая кучи других приборов и инструментов, при виде которых Аквилини окончательно утратил свой природный скепсис.

- Ну, знаете! – заявил он, с азартом потирая руки. – Это, скажу я вам, что-что с чем-то! Нет, конечно, изготовить убедительные фальшивки при нынешнем уровне развития промышленности ничего не стоит. Но затевать это ради меня одного… ради никому неизвестного меня… - Аквилини схватил руку Свена и торжественно пожал. – Верю! Вот верю, и всё тут!

Кроме всего перечисленного, Свен обнаружил в кузове несколько коробок, оклеенных желтым скотчем. Заглянув в одну из них, он обнаружил аккуратно разложенные пронумерованные узлы и детали, показавшиеся ему смутно знакомыми. Но разбираться с этим он не стал, а, прихватив коробку с коньяком, вернулся вместе с изобретателем в дом. Где и предался рекомендуемому пьянству с тем, чтобы установить доверительные отношения с фигурантом.

Спустя пару часов и одну бутылку коньяка, они были уже прочно на «ты».

- Знаешь, а всё-таки жаль, - грустно сказал Марсель. – Если бы не этот гад Фурье, я бы спокойно изобрел свою машину времени. Стал бы знаменитым. И все было бы хорошо – и у нас, и у вас. Правда ведь? Эх, если бы можно было нейтрализовать Фурье, не убивая его! Дать ему, например, по башке, чтобы у него всю память отшибло. Чтобы он забыл про меня!

- Гм, - сказал Свен. – Интересное предложение. Надо подумать.

Его мозг, слегка разогретый алкогольными парами, напряженно работал. Он пытался вспомнить что-то очень важное, что сперва показалось ему незначительным, а теперь приобретало огромное значение. Вроде кто-то что-то сказал… вот буквально пару фраз… совсем недавно, на днях…

- Вспомнил! – дико вскричал Свен. – Ура! Я вспомнил!

И он пустился в пляс, молодецки гикая и высоко вскидывая ноги. Марсель с опаской смотрел на него.

План, сулящий надежду, основывался на моих, полных горечи словах, которые я произнес незадолго до старта Свена: мол, жаль, что изобретатель машины времени не ловкий аферист и не мошенник.

- Мы всё разработали в деталях, - с гордостью сказал Свен. – План должен был сработать. Я просто не видел причин, почему бы ему не сработать.

Шеф нахмурился.

- Ты очень рисковал, - резко сказал он. – Ты не имел на это права – на кону стояла судьба нашего мира. Я понимаю – ты очень хотел жить. И судьба вариона твоего дружка Аквилини тебе была небезразлична. Но! Если бы Фурье не повелся на вашу уловку, если бы он раскусил вашу примитивную игру…

- … то я бы вернулся к первоначальному плану, - перебил Свен. – Ведь у меня оставался мой скорчер. Последний, так сказать, довод.

На моей памяти, никто не осмеливался перебивать шефа. Но героям позволено многое.

… В день Х, как и было рассчитано, в дом к изобретателю заявился Фурье. Мизансцена к тому времени уже была выстроена: наполовину разобранная машина времени, пьяненький изобретатель за столом и во всю храпящий приятель изобретателя на грязной кровати. Едва Фурье переступил порог, едва задал свой первый вопрос, как Марсель Аквилини с радостным воплем бросился на грудь политику.

- Отец родной! – кричал он, дыша в лицо Фурье свежим перегаром. – Благодетель!

Марсель был многословен и назойлив. Он напропалую хвастался своими достижениями, без ложной скромности величал себя гением, и требовал денег. Много денег. Очень много, чем больше, тем лучше. А взамен обещал все блага мира, причем в самом скором времени. Когда? Через год. Ну, может, через два. Но в течение ближайших десяти лет – точно!

Фурье хватило ненадолго. С трудом вырвавшись из цепких рук прохвоста, он сбежал. А Марсель еще долго бежал за его машиной, выкрикивая мольбы и угрозы. А потом, запыхавшийся, но очень довольный, вернулся домой.

- Ну, как? – гордо спросил он. – Я был хорош?

- Да по тебе «Оскар» плачет горючими слезами, - совершенно искренне ответил Свен, и Марсель покраснел от удовольствия.

- Когда-то я хотел стать актером, - признался он. – Даже в студенческом театре пробовал играть. Правда, режиссер попросил меня пощадить его нервы, ну, я и ушел.

Часть дела была сделана. Оставалось подобрать хвосты, и Свен мог вздохнуть спокойно.

Они с Марселем уничтожили машину времени. Просто разгромили в хлам, а потом облили остатки бензином и подожгли – для верности. Потом Марсель съездил в Институт Экспериментальной Физики, где занимал какую-то должность, и отформатировал жесткий диск своего компьютера. Заодно забрал весь бумажный хлам, скопившийся у него в столе, и торжественно сжег его в камине.

- А твои коллеги? – спросил Свен. – Они не смогут повторить твое изобретение?

Марсель криво улыбнулся.

- Я ведь у них слыву клоуном. Прожектёром. Меня никто всерьез не воспринимает. Так что будь спокоен, дружище.

Своими руками уничтожив надежду на мировую известность, Марсель впал в депрессию и запил.

- Я неудачник, - заливаясь пьяными слезами, жаловался он Свену. – Полное ничтожество! Такой шанс был, такой шанс! А я?

- А ты спас мир. Даже два мира, - утешал его Свен, но Марсель только горестно качал головой и открывал следующую бутылку коньяка.

Свен искренне сочувствовал приятелю, но сделать ничего не мог. К тому же, его одолевали собственные заботы.

Он застрял в этом варионе надолго, если не навсегда, это ясно. И надо было как-то устраиваться – зарабатывать себе на жизнь, делать карьеру… жениться, к конце концов… Да, со временем напряжение поля Шрёдингера в варионе Фурье спадет… собственно, оно уже начало падать. И когда оно достигнет минимума, ребята из Службы Точного Времени смогут засечь своего несчастного коллегу. Засечь и вытащить в привычный мир. Но когда это произойдет? Может быть, к тому времени Свен превратится в глубокого старика или вовсе умрет?

- Если бы у меня была капсула гибернации,- пробормотал Свен. И замер с отвисшей челюстью. – Сиди здесь! – крикнул он пьяно храпящему Марселю. – Никуда не уходи, я скоро!

Свен вспомнил про коробки, оклеенные желтым скотчем, которые ждали своего часа в машине. Перетащив коробки в дом, он распаковал их и дрожащими руками разложил их содержимое на полу. А потом счастливо вздохнул: перед ним были узлы и детали капсулы гибернации, причем важнейшие - такие, без которых не обойтись. И которые нельзя было достать в варионе Фурье, потому что их еще не изобрели.

Свен безжалостно растолкал приятеля и изложил ему новую потрясающую идею.

- Я лишил тебя одной славы, - торжественно сказал он. – Но взамен даю другую! Ты станешь основателем новой перспективной науки.

К чести Аквилини, он быстро разобрался в сути дела. И пришел в восторг. Он даже признался, что идея перемещения во времени была настолько сырая, что он не надеялся увидеть результат при жизни. Зато проблемой гибернации давно занимались смежники, только недалеко продвинулись. И вот, пожалуйста, – такой подарок небес!

- Скажи, ты – бог? – допытывался Марсель, собачьими глазами глядя на Свена, но тот только отмахивался.

- У нас впереди до черта работы, - заявил он. – Так что давай начинать прямо сейчас.

Ну, они и начали.

С помощью Марселя Свен легализовался – тот раздобыл ему документы, устроил на работу к себе в институт старшим лаборантом и поселил у себя дома. Они работали, как проклятые, без отдыха, без отпусков. И через десять лет первая рабочая капсула гибернации была готова. Точнее, вторая – первая, о которой никто ничего не знал, была спрятана в доме приятелей.

К тому времени они знали друг о друге всё.

- Значит, уходишь? – с грустью спросил Марсель.

- Да, - сказал Свен и открыл последнюю, шестую бутылку коньяка. Оставленную им специально для этого случая.

- Жаль, - вздохнул Марсель. – Я, если честно, надеялся… А то остался бы, а? У тебя тут карьера… Филиппа, опять же, на тебя так смотрит, так смотрит…

- Нет, - сказал Свен и разлил коньяк по бокалам.

Приятели вместе вырыли «могилу» для капсулы Свена. Потом Свен написал письмо шефу, где скрупулезно описал всё, что должно попасть вместе с ним в будущее («Я ведь помнил этот ваш желтый конверт, шеф. Вы же им мне буквально в нос тыкали!») Потом Марсель получил последние точные инструкции, клятвенно пообещал выполнить всё в точности, приятели допили коньяк, обнялись, и Свен лег в капсулу гибернации.

- Ну а дальше вы всё знаете, шеф, - так закончил свою невероятную историю Свен. – Марсель оказался человеком слова. Он построил стену на месте моей… хм… могилы. Он сохранил свой дом, передав его частному фонду в качестве музея. Он положил мои записи в большой желтый конверт и передал его на сохранение государственному банку. А те уже, в свою очередь, отправили его вам в определенный день. Я знал, что письмо попадет к вам, хотя убей меня бог, я не понимаю, как это было возможно... Ну? – воскликнул сияющий Свен. – Я ли не умница? Я ли не молодец?

- Драть вас некому, молодой человек. И мне некогда, - сказал шеф и тяжело поднялся со стула. – Рапорт мне на стол и как можно быстрее.

***

Рапорт Свена произвел эффект разорвавшейся бомбы: на бедолагу обрушилось цунами критики, обвинений в некомпетентности и прочего негатива. Поначалу Свен отвечал, и довольно-таки бодро, потом начал огрызаться, а потом и вовсе сбежал, забаррикадировавшись в кабинете шефа и отказываясь оттуда выходить.

Особенно неистовствовал профессор Кржичак.

- Вы понимаете, что натворил этот ваш молокосос, ваш подчиненный? – кричал он, наседая на шефа; тот отмахивался и пятился. – Это вам не какой-нибудь сраный хроноконфликт! Это черт знает что! Надо же было додуматься – отправить себе помощь в прошлое из будущего!

- Из прошлого в будущее, - поправил его шеф.

- Вот именно! – невесть чему обрадовался профессор. – Вот именно! Ничего непонятно: кто, куда, откуда. Это петля времени, уважаемый, и неизвестно еще, чем дело кончится! Очень может быть, что и катастрофой! – Он вдруг ухватил себя за подбородок. – Но какой материал! Боже мой, какой материалище!

И убежал. Подошедший аналитик с усмешкой посмотрел ему вслед.

- Перестраховывается, старик. А на самом деле – ничего страшного. Мы тут посчитали – возмущение статполя совсем небольшое, в пределах статистической погрешности. Все материалы я вам скинул на уником, гляньте на досуге.

- Но ничего срочного? – уточнил шеф.

- Абсолютно ничего, - заверил аналитик, подмигнул мне и ушел.

- А я все равно ничего не понимаю, - пожаловался я. – Как Свен оказался в нашем настоящем? Это же невозможно! Это противоречит здравому смыслу.

Шеф фыркнул.

- Много ты понимаешь в здравом смысле. И вообще, меня пугает твоя дремучая безграмотность. Пожалуй, - задумчиво продолжал он, - надо вам устроить что-то вроде курсов повышения квалификации. А что, хорошая идея, - оживился он. – Просто отличная идея. Закажу-ка я для вас, обалдуев, курс лекций. Надо ведь не только мускулы, но и мозги тренировать. Хотя бы иногда.

Видимо, ужас, отразившийся на моем лице, полностью удовлетворил шефа. И он снизошел до объяснений. Признаться, я мало что понял – половина терминов была мне незнакома. Но главное я уловил - варион Фурье каким-то образом слился с нашим настоящим, став для нас прошлым. Именно поэтому гиберкапсула со Свеном оказалась нам доступна.

… Я потом посмотрел насчет Спиридона Фурье – действительно, был такой нечистый на руку мелкий политик. Запутался в интригах, проворовался и сбежал от справедливого возмездия, покинув Землю. Больше о нем никто ничего не слышал. А весь его демонический потенциал обернулся пшиком – банальной статистической погрешностью.

Что ж, статистическая погрешность – это не страшно. Это как если бы, например, у меня родинка была на правой, а не на левой щеке. Или если бы родители меня назвали не Александром, а каким-нибудь Петром или Николаем. Разницы никакой, главное, что все мои родные и любимые живы и здоровы.

На всякий случай, я позвонил родителям и убедился, что с ними все хорошо. А потом купил роскошный букет, бутылку хорошего вина и отправился к моей Вареньке. Пора уже было нанести официальный визит родителям моей невесты. Сколько уже можно откладывать, в самом деле!

Мое же мнение такое: хроноконфликты – вот бич современного человечества. Никто не знает, откуда они берутся – версий множество, разной степени достоверности и остроумия. Но зато все знают, чем они грозят каждому из нас лично. Вам, например, или мне.

Возьмем такой случай: вдруг выясняется, что ваша прабабушка не вышла замуж за вашего прадедушку, и вы, лично вы, их прямой генетический потомок, живущий здесь и сейчас, не имеете права на существование. Вы просто не родились… не могли родиться… Ну, не знаю, как это описать, но уверен, что вы меня поняли. Так случилось, например, с моим шефом, Давидом Мартиросяном. В тот раз хроноконфликт удалось устранить. Я просто смотался в прошлое, выяснил причину размолвки между Элен Гонсалес и Бенджамином Мартиросяном, и уладил дело. Свадьба состоялась, у Элен и Бена родились дети, а мой шеф, их правнук, продолжил жить, но уже, так сказать, на законных основаниях. Как его дети и внуки, кстати.

Вы спросите, что было бы, если бы хроноконфликт не был устранен? А я вам скажу – да ничего хорошего. Во всяком случае, для моего глубокоуважаемого шефа: Давид Мартиросян, как и все его кровные родственники, просто исчезли бы. Для нас их просто не рождалось бы, их как бы и не было никогда. Моим шефом стал бы кто-нибудь другой, тот же Тадеуш, например. Время очень пластично, подобные раны оно затягивает мгновенно и без следа. Был человек – нет человека, и на глобальном уровне это не сказывается никак. Даже если этот человек мировая знаменитость и совершил какое-нибудь эпохальное открытие. Что ж, вместо него открытие совершит кто-нибудь другой, раньше или позже, но совершит обязательно.

Так, во всяком случае, объяснил мне один псих из теоретиков, когда я сдуру сунулся к нему с вопросами.

- Мы все знаем о Ньютоне, - возбужденно блестя очками, разглагольствовал он, крепко держа меня за рукав. – Все мы изучали три закона Ньютона. Мы этот исторический факт прекрасно помним, он зафиксирован во всех учебниках, во всех справочниках. Но это сегодня. А что было вчера? В буквальном смысле вчера, сутки назад? Может, вчера не было никакого Ньютона, а был какой-нибудь Перкинс? А что будет завтра? Мы проснемся и будем твердо убеждены, что честь открытия трех законов принадлежит лорду Бэкону, а Ньютон всего лишь придворный интриган и скверный рифмоплет! И что все это означает?

- Что? – спросил я, и псих торжествующе рассмеялся.

- Только одно! Мы, люди, ни что иное, как инструмент самопознания Вселенной! А как личности, как индивидуумы, мы для нее не интересны. Помните, как в том анекдоте? «Господи, в чем смысл моей жизни? Для чего я жил?» - «Помнишь, ты как-то передал солонку соседу по столу?» - «Помню. Ну и что?» - «Ну и всё!»

Он держал крепко, но я вырвался и сбежал. Я подобных разговоров не люблю, у меня от них депрессия начинается. Одно я понял – все эти хроноабберации скорее правило, чем исключение. Они были, есть и будут. И остается только радоваться, что я родился после изобретения машины времени – теперь, если что не так, всегда есть возможность откорректировать мое личное прошлое с тем, чтобы я жил и радовался долгие годы. И дожил до преклонных лет, вместо того, чтобы бесследно раствориться в бесконечной вариабельности Вселенной.

Эта мысль меня утешает и придает мне оптимизма. Впрочем, я отвлекся.

В то утро шеф собрал нас в своем кабинете.

- Обнаружен хроноконфликт, - объявил он. – Очень серьезный хроноконфликт, ведущий в перспективе к полному изменению известного всем нам настоящего. Другими словами, дорогие мои коллеги, мы с вами можем исчезнуть. Вместе с чадами и домочадцами. Разумеется, человечеству, как таковому, ничего не грозит, вместо нас родятся другие люди. Но меня это нисколько не утешает. Уверен, что и вас тоже.

Мы навострили уши и потребовали подробностей. Шеф величественным жестом указал на жмущегося к стеночке молоденького парнишку из аналитического отдела; тот выглядел очень несчастным. Понукаемый шефом, заикаясь и смущаясь, он поведал нам суть дела.

Как известно, машину времени изобрел Бенджамин Мартиросян. Не единолично, разумеется, но он в этом деле играл ведущую роль, поэтому в умах обывателей, далеких от науки, он был и остается Главным Изобретателем. Напомню, первый запуск машины произошел около ста лет назад; именно тогда тридцатилетний Бен заглянул одним глазком в свое будущее, что чуть не привело к катастрофе в семействе Мартиросянов, но это сейчас не главное. Главное то, что приоритет изобретателя никем и никогда не оспаривался. Он был Первым и Единственным, и оставался таковым на протяжении всех этих ста лет.

Что заставило парнишку-аналитика проследить линии вероятностей этого эпохального события, никто не знает. Сам он утверждал, что заметил незначительные отклонения в точках квантовых сопряжений (вроде так, если я ничего не путаю), и он из любопытства сунулся проверять отклонения расчетных показателей от наблюдаемых.

Результаты проверки его изрядно озадачили. По всему выходило, что кто-то за несколько десятилетий до Мартиросяна уже пытался изобрести машину времени. И что из того, что в истории сей факт не сохранился? Мало ли гениев, опередивших свое время, канули в безвестность, не сумев довести начатое до конца? Главное, что такая попытка была – приборы врать не могли. На всякий случай аналитик измерил напряжение поля Шрёдингера (оно было слабоположительным), составил докладную записку и отправил её начальству. Начальство с докладом ознакомилось, поблагодарило въедливого аналитика и поставило ситуацию на контроль. Просто на всякий случай.

Раз в неделю аналитик (Толик Пожарский, как представился он нам) замерял поле Шрёдингера, и каждый раз фиксировал рост напряжения. Это вызывало беспокойство, и когда напряжение достигло тридцати процентов вероятности, стало понятно, что с этим надо что-то делать.

Строго говоря, сам факт того, что машина времени появилась бы чуть раньше, ничем серьезным нам не грозил. Вспомнить хотя бы историю изобретения биоблокады – там тоже все обошлось благополучно. Единственным пострадавшим в данной ситуации стал бы Бенджамин Мартиросян, но тут уж ничего не поделаешь. Дело было в другом: современником изобретателя был некий Спиридон Фурье, молодой, амбициозный и абсолютно беспринципный политик из ультра левых. Попади машина времени в его грязные ручонки (а, судя по росту показателей поля Шрёдингера, к этому всё и шло), на будущем человечества можно было ставить крест. Имеется в виду, конечно, наше будущее, которое мы знаем и к которому привыкли. Срочно привлекли психологов, и их вердикт был неутешительным: у Спиридона Фурье наличествуют некорректируемые аберрации психики мессианского типа. И вот это уже было серьезно! Люди, подобные Фурье, дорвавшись до власти, обычно погружают мир в кровавый кошмар, и все во имя великой идеи всеобщего блага.

Что ж, нам, оперативникам, не впервой было корректировать прошлое самыми жесткими методами. Случаи эти были крайне редкими, но они были. Кровавый диктатор Чонг, например, - он погиб в семнадцатилетнем возрасте. Или сумасшедший отец Авель, полностью отбитый на голову религиозный фанатик, поднявший на бунт Марсианскую провинцию, - он и вовсе не родился. И, похоже, Спиридона Фурье ждала та же участь – быть вычеркнутым из истории человечества.

Я был к этому готов. Мы все были к этому готовы, каждый из нас. На нашей службе невозможно сохранить чистоту рук и девственность морали. Удивляло одно – какого черта шеф устроил это совещание? Это совсем не было на него похоже; обычно он лично выбирал подходящего оперативника и ставил перед ним задачу. Так зачем же этот общий сбор?

И, кстати, не общий! Не было Андрея – самого опытного, самого старшего из нас. Не было Лайзы, чья легендарная везучесть с лихвой возмещала недостаток практики. Не было… да много кого не было! И это было чертовски странно. Создавалось впечатление, что шеф отобрал нас, присутствующих здесь, по каким-то своим, неведомым нам критериям.

Всё объяснилось очень быстро: это была командировка в один конец, и возвращения из неё не предусматривалось. Шефу требовался смертник-доброволец. Конечно, он мог бы просто приказать. Скажи он, например: ребята, вот вам ножи, давайте сдирайте с себя кожу, так надо. И мы бы подчинились, не рассуждая. И не потому, что он этакий большой белый бвана, а мы его бесправные рабы. Просто мы знали – шефу виднее. Бывали, знаете ли, прецеденты.

Если надо для дела, шеф, не задумываясь, послал бы любого из нас на смерть. Справедливости ради скажу, что и себя бы он не пощадил. Я это точно знаю. И, собрав у себя в кабинете именно нас – неженатых и бездетных мужчин старше двадцати пяти лет, шеф проявил тем самым неслыханную гуманность.

- Если у кого-то есть беременная невеста, тот может встать и уйти, - объявил он. – Если у кого-то есть опекунские обязательства, тот может встать и уйти. И вообще, если вы не готовы умереть, добро пожаловать на выход. А оставшиеся дадут мне подписку о неразглашении, и мы продолжим.

Тотчас поднялись двое и, бормоча невнятные извинения, покинули кабинет. Они знали, что отказ от участия в операции ничем им не грозит – шеф очень рачительно относился к людским ресурсам. А я с некоторой грустью вспомнил о Бетти – месяц назад я застал её за изучением каталогов свадебных салонов. И хотя она яростно доказывала, что делала это из простого женского любопытства, рисковать я не хотел, и мы расстались.

Моя совесть чиста – я никогда ничего не обещал девушке. Да и сама она, как мне казалось, вовсе не горела желанием посвятить свою жизнь одному-единственному мужчине. Конечно, когда-нибудь, наверное, настанет день, когда я подставлю безымянный палец под кольцо, а шею под хомут семейной жизни. И, может быть, даже с радостью. Но пока я к этому не готов. Пока мне слишком дорога моя свобода, даже если за это придется заплатить собственной жизнью.

Понимаете, я ведь был на сто процентов уверен, что роль героя-самоубийцы достанется именно мне. В этом кабинете я самый старший (если не считать шефа), самый опытный (если не считать его же), я бездетен, не женат и нахожусь в прекрасной физической форме. Так кто же, если не я?

С некоторым сожалением выбросив из головы мысли Бетти и о нашем несостоявшемся совместном будущем, я сосредоточился на словах шефа. А говорил он серьезные, по-настоящему важные вещи.

- Этот чертов Фурье оказался в суперпозиции с Бенджамином Мартиросяном. Если кто не понял, то поясню коротко: в истории должен остаться кто-то один. По понятным причинам я голосую за своего прадеда. Полагаю, и вы тоже: останься Фурье, и будущее изменится самым кардинальным образом. Социологи утверждают, что это будут крайне неприятные изменения: запрет науки и искусства, радикализация ортодоксальных религий и, как следствие, всплеск религиозных войн, причем с использованием оружия массового поражения… О таких мелочах, как свобода личности, я даже говорить не буду… хотя и личностей тех останется с гулькин чих: бешеный рост рождаемости не будет поспевать за ростом смертности. В общем, ребята, нашему миру настанет полный и окончательный пердимонокль. И мы обязаны это предотвратить!

- У вас есть план, шеф? – поинтересовался кто-то.

- Есть, - кивнул тот и заглянул в большой желтый конверт.

Этот конверт с самого начала мозолил мне глаза. И не мне одному. Шеф буквально не выпускал его из рук: расхаживал с ним по кабинету, обмахивался им, как веером, ронял на пол и тут же поднимал… Создавалось впечатление, что он специально привлекал наше внимание к этому загадочному предмету, и я ломал голову, что бы это могло значить. Спросить напрямую – а что это у вас за конверт, шеф? Так не ответит, зуб даю! Он тот еще кремень, наш Давид Мартиросян, на него где сядешь, там и слезешь. Информацию он выдает порционно: столько, сколько считает нужным, и тогда, когда считает нужным. Так что если он еще не объявил во всеуслышание, что это за таинственный конверт и в чем его смысл, то нужно просто набраться терпения и ждать.

- План простой – надо уничтожить этого сукина сына Фурье. К сожалению, его суперпозиция вкупе с возросшим напряжением поля Шрёдингера, сильно ограничивает наши возможности. Аналитики рассчитали несколько пространственно-временных точек, когда он будет уязвим для наших воздействий, и все они не дают стопроцентную гарантию нужного нам результата. Еще раз к сожалению: тот варион, где родился этот злодей, представляет собой что-то вроде грыжи континнума. Варион этот существует в единственном экземпляре, ничего хотя бы приблизительно похожего наши аналитики не нашли. Более того, сам Спиридон Фурье уникален, второго такого нет ни в одной из вероятностей. Отсюда вывод: нужный нам варион и Фурье взаимозависимы. Другими словами, уничтожив Фурье, мы уничтожим его варион со всем его содержимым. Включая нашего героя-добровольца. Вот так обстоят дела, ребята, - заключил шеф, и что-то вроде простого человеческого сочувствия промелькнуло в его глазах. Впрочем, я мог и ошибиться. - А теперь приступим к обсуждению деталей операции.

Если у меня и теплилась какая-то надежда – мол, исхитрюсь и выкручусь как-нибудь, найду способ вернуться домой, то после этих его слов она рассыпалась в прах.

В истории нашей службы бывали случаи, когда безвестные герои жертвовали собой во имя будущего всего человечества. Почему безвестные? Очень просто. Когда схлопывается варион, подобный вариону Фурье («грыжа», как изящно выразился шеф), от живущих в нем не остается ничего. Даже памяти. Даже от тех, кто прибыл туда из будущего. Пространственно-временной континуум очень пластичен, я уже говорил, и подобные прорехи он заращивает мгновенно и без следа. Точнее, получается так, что и прорех никаких никогда не было… как не было и наших героев. Они просто никогда не рождались, вот и все. Мы не знаем их имен, но мы знаем, что они были – те, кто ценой собственной жизни избавил нас от страшной участи. Об этом факте свидетельствуют тонкие колебания каких-то там инерционных полей и, как говорят, эти колебания пребудут с нами до конца Вселенной.

Я не теоретик, я сугубый практик. Я не умею объяснить всего этого доступно и понятно, потому что я сам ни черта в этом не понимаю. И если кому-то не нравятся мои объяснения, то добро пожаловать к нам, в аналитический отдел. А я, с вашего позволения, вернусь к делам куда более важным.

Обсуждение деталей предстоящей операции не заняло слишком много времени. Впрочем, так бывает всегда, когда за дело берутся профессионалы. Общими усилиями мы определились с точкой входа – день, когда Фурье навестит нашего изобретателя («Как хоть его зовут-то, шеф?» - спросил я, но шеф сделал вид, что не услышал. Ну и ладно, не очень-то и хотелось). В тот день Фурье, на тот момент уже довольно известный политический деятель, будет практически без охраны. Оставив своих телохранителей на пороге, он в одиночку зайдет в дом изобретателя, где между ними состоится разговор. Исторический разговор, после которого в руках Фурье окажется страшное оружие.

- И это будет наш шанс, - объявил шеф. – Если наш… гм… доброволец окажется рядом с домом изобретателя… а еще лучше – в самом доме… Ну, вы не дети, сами все понимаете.

- Предлагаю отправить нашего парня дней на десять пораньше, - сказал я. – Или даже недельки на две. Знаю я их, этих изобретателей. Нервные они, шеф, тонкие натуры. К ним подход нужен, чтобы не спугнуть. Случайная встреча, душевный разговор… стаканчик-другой в кабаке… а там, глядишь, и доверие появится, можно будет напроситься в гости.

- Разумно, - одобрил шеф и поглядел на Свена: - А ты что скажешь?

На мой взгляд, он слишком много внимания уделял этому парню – постоянно к нему обращался, задавал вопросы, спрашивал его мнение. У меня это вызывало глухое раздражение, я-то готовил операцию под себя! При чем тут какой-то Свен? Кто он такой вообще, этот Свен? Новичок, без году неделя у нас, ни одной самостоятельной операции. Говорят, перешел к нам из технического отдела; говорят, ерундой какой-то занимался, вроде гибернации.

Вообще-то, гибернация в свое время была очень перспективной темой, космическая отрасль возлагала на неё большие надежды. Но потом, с изобретением гипердвигателя, надобность в ней отпала. И в самом деле, кому она нужна, если любое, даже самое значительное расстояние можно преодолеть за считанные дни? Ну, за считанные недели, в самом крайнем случае. Так что лично я смысла в глубоком сне не видел. И Свен, скорее всего, тоже, раз уж он бросил бесперспективное направление и перешел в оперативный отдел.

Наверное, он был по-своему хорош и обладал массой достоинств – отбор у нас жесточайший, случайных людей здесь не встретишь. Наверное, мое предвзятое мнение основывалось на том, что он новичок и никак пока еще себя не проявил. И вот этого новичка начальство начинает активно продвигать вперед, игнорируя опытных специалистов. Обидно же, ёлки-палки!

В тот момент я как-то позабыл, чем должно закончиться это дело. Ну, то есть, не забыл, конечно, такое не забудешь. Но мне стало как-то все равно. Черт возьми, да я драться был готов за свое право сложить голову во имя человечества! И никакие свены мне не были помехой!

- Хватит ходить вокруг да около, шеф, - решительно сказал я. – Берите добровольцем меня, и дело с концом! Всё равно лучшей кандидатуры вам не найти.

Свен ужасно обрадовался и откровенно перевел дух – он же не полный придурок и понимал, куда клонит начальство. А вот само начальство не обратило на мои слова никакого внимания: шеф продолжал долдонить свое, нудно цепляясь к малозначительным, на мой взгляд, деталям.

Удивленный и, чего там, обиженный, я заткнулся и принялся демонстративно разглядывать потолок. Коллеги украдкой переглядывались и пожимали плечами – не мне одному поведение шефа казалось странным. В это время раздался колокольный перезвон – это напольные часы, подарок шефу на юбилей, отбили два часа пополудни. Шеф шумно выдохнул и хлопнул ладонями по столу.

- Всё! – с явным облегчением объявил он. – Совещание окончено, попрошу всех очистить кабинет. А ты и ты, - шеф ткнул пальцем сначала в меня, потом в Свена, - вы останьтесь.

Обалдевшие от такого поворота, мы подчинились. Коллег словно ветром вымело из кабинета начальства, а мы со Свеном остались сидеть на своих местах, дураки дураками, и только молча таращились на шефа. Мы ничего не понимали. Ну я-то уж точно. А шеф с любовью огладил желтый конверт, сунул его в стол и посмотрел на нас.

- Ну? – негромко спросил он. – Всё понятно?

- Так точно, - бодро доложил я. – Мы идем вдвоем.

Это меня только что осенило. Свен просиял, да и я был доволен – с моим участием в операции шансы на благополучный исход возрастали на несколько порядков. Скажу без ложной скромности – успех нам был обеспечен.

- Нет, - отрезал шеф. – Свен идет один. И не надо спорить, я всё решил! А твоя задача, Алекс, натаскать его по боевой части. Подберешь ему оружие по руке, погоняешь в тире… ну и что там еще сочтешь нужным… Срок у нас, ребята, пять дней. Успеем! – шеф улыбнулся с деланной бодростью. – Должны успеть… Ты, Свен, отправляйся сейчас к историкам, они там для тебя целую программу обучения составили. А к тебе, Алекс, у меня еще пара вопросов.

Едва за Свеном закрылась дверь, шеф словно бы сдулся. Из него словно стержень вынули, и вся его показная бодрость улетучилась. Он устало откинулся на спинку кресла и прикрыл глаза.

- Не хотел я говорить при нем, - с усилием выговорил он. – Ему и так несладко, нечего парня лишний раз грузить… Алекс, а ведь у нас только одна попытка.

Я сперва даже не понял, о чем он, а потом до меня дошло, и я весь покрылся холодным потом.

- Не может быть, - просипел я. – Как это? Почему?

Давид Мартиросян покивал:

- Может, Алекс, еще как может. Это всё поле, это чертово поле. Его напряжение растет бешеными темпами. Еще немного, и оно станет как перекаченный воздушный шарик – пальцем ткни, и рванет к чертовой матери. Так что второй попытки у нас не будет, всё надо сделать с первого раза… Ты уж постарайся, дружище, натаскай Свена. Он, вроде, парень неглупый. Спортсмен, опять же…

Я встал.

- Идти надо мне! – с силой сказал я и для убедительности стукнул себя кулаком в грудь. – Ну, вы же всё понимаете!

- Не могу! – с мукой в голосе почти выкрикнул шеф и скривился, как от внезапной зубной боли. – Хотел бы, но – не могу. Никак. Так надо, ты уж поверь старику. – Он вдруг рассвирепел. – Что ты мне нервы мотаешь? Заняться больше нечем? Уйди с глаз моих долой, не трави душу!

Он что-то знал. Что-то очень важное, решающее, но ни с кем этим своим знанием не мог поделиться. Так случается, если ты начальник и на твоих плечах лежит величайшая ответственность. Мне стало его жалко.

- Я пойду, - мягко сказал я. – Всё будет хорошо, Давид Георгиевич.

Уже стоя в дверях, я обернулся.

- А что там у вас в конверте, шеф? – спросил я небрежно. Но он не ответил.

***

Обычно, когда кто-нибудь из нас отправляется в прошлое с каким-нибудь заданием, он предварительно совершает несколько разведвылазок. Ну, чтобы осмотреться, оценить обстановку, подготовиться должным образом. Разведчику нельзя выглядеть белой вороной, он должен быть своим среди своих в любой точке времени и пространства, куда занес его долг. Но в этот раз всё было не так. Проклятое поле Шрёдингера росло с угрожающей скоростью, поэтому ни о какой разведке речи не шло. У нас была только одна попытка, чтобы спасти наш мир.

Ребята из аналитического отдела совершили чудо – из разрозненных, размазанных по всем вероятностям битов информации они слепили более менее единую картинку вариона Фурье. Разумеется, о стопроцентной достоверности говорить не приходилось, но нам это и не требовалось: Свен должен был не слишком выделяться из толпы, и только-то. Слава богу, маловыразительных белобрысых физиономий и в том варионе было предостаточно.

Самую большую проблему представлял, как всегда, язык аборигенов. Наше время и варион Фурье разделяло чуть менее двух сотен лет. За такой период ни один язык не может измениться до неузнаваемости. Но ведь всегда существуют нюансы! Особенности произношения, жаргонные словечки и прочие тонкости, незнание которых с легкостью выдаст в вас чужака. Дело осложнялось ещё и тем, что в местности, где жил безвестный изобретатель, говорили на французском, а именно этот язык Свен знал на уровне «гарсон, миль пардон», да еще и произношение у него было ужасным. Конечно, будь это обычная операция, за две недели Свен научился бы болтать по-французски не хуже Гюго или Бодлера, но времени у нас, как я уже говорил, не было. Поэтому бедолаге Свену имплантировали универсальный стимулятор в зону Брока и этим ограничились.

- Центр Брока отвечает за моторную организацию речи, связанную с фонологической и синтаксической кодификациями, - заявил один из наших ученых умников. – Его стимуляция позволит повысить адаптационные возможности мозга испытуемого. Другими словами, его способность к языкам возрастет многократно. Метод экспериментальный, - добавил он со зловещей улыбочкой, - но в некоторых случаях давал превосходные результаты.

Пока что единственным результатом была мигрень, на которую жаловался Свен. Впрочем, мне на это было наплевать, у меня были свои задачи.

За пять дней сделать из среднестатистического обывателя классного снайпера – это из области фантастики. Да и за пятьдесят пять тоже. К счастью, нам это и не требовалось. Поразмыслив, я выбрал следующую тактику: Свен напрашивается в гости к изобретателю машины времени, дожидается там появления Фурье и немедленно открывает огонь из скорчера, едва Фурье переступит порог.

По моим указаниям построили тренажер: дом со множеством комнат, коридоров, порталов и дверей. То тут, то там, бессистемно и хаотично, появлялись голографические мишени в виде людей. И я безжалостно гонял Свена в тренажере по три часа в день, добиваясь стопроцентного поражения мишеней. А во время отдыха я делился с ним своим богатым профессиональным опытом, рассказывая конкретные случаи из своей жизни; Свен жадно внимал и задавал вопросы. Очень много самых разных вопросов, на которые я отвечал честно и без утайки.

- Слушай, - как-то спросил он. – А что если просто уничтожить эту чертову машину времени? Тогда Фурье станет безопасным!

Я понимал, о чём он не договаривает: если машина времени никогда не попадет в грязные ручонки Фурье, если его дьявольское желание власти останется нереализованным, то необходимости в его смерти не будет. Варион, даже в виде «грыжи», продолжит свое существование, а у Свена появится шанс возвратиться домой.

- Нет, - мягко сказал я, - это не выход. Несложно воссоздать уничтоженную установку, если остался жив изобретатель. Тебе придется убить и его тоже.

- А какая мне разница, кого убивать? - возразил Свен. – Он же так и так умрет. Как только я убью Фурье, тут же перестанет существовать его варион. Вместе с изобретателем.

- И с миллионами других людей, - согласился я. – В том, что ты говоришь, есть здравый смысл. Но теперь поставь себя на место Фурье: до тебя доходят слухи о гениальном ученом и его машине времени. Ты являешься, чтобы лично убедиться в этом. И что ты видишь? Разрушенную установку. Убитого изобретателя. Что ты подумаешь на месте Фурье? Что эти слухи основаны на правде, и что изобретателя просто напросто убрали. Кто – неважно. Злобные инопланетяне, религиозные фанатики, члены таинственного Союза Девяти Мудрецов… Кто угодно, в том числе и пришелец из будущего. И всё лишь для того, чтобы не дать Фурье возможность завладеть машиной времени. Что сделает в таком случае Фурье? Что бы я сделал на его месте? Конечно, приложил бы все силы, чтобы восстановить уничтоженное!

- Это будет непросто,- ухмыльнулся Свен, поглаживая рубчатую рукоять скорчера. – Я разнесу эту штуку на атомы!

Я вздохнул. Очень неприятно было отбирать у парня шанс на выживание, я от этого последним мерзавцем себя чувствовал, подонком. Но выбора у меня не было – слишком многое стояло на кону.

- Ну ты же сам ученый, - сказал я. – Должен же понимать – никакое открытие, никакое изобретение не делается на чистом вдохновении. Этому всегда предшествует громадная работа целого коллектива… куча чертежей, записей, файлов… Ну, да, наш изобретатель мог, в принципе, построить машину времени, пользуясь этими материалами. Предположим, он на шаг…черт с ним - на несколько шагов!.. опередил своих коллег. И что? Кто помешает Фурье завладеть этими материалами? Принудить целый научный коллектив работать на него? Поверь мне – останься Фурье в живых, изобретение машины времени станет неизбежным… Это не я так думаю, - воскликнул я, видя, как помрачнел Свен. – Это наши аналитики рассчитали… и если даже они ошибаются, рисковать мы не имеем права!

- Да, - грустно ответил Свен. – Я понимаю. И все сделаю, как надо, можешь не сомневаться. Только… глупо это всё как-то, не находишь?

Очень мне не нравилось это его настроение! Мы, рядовые исполнители, не имеем права колебаться и рефлексировать, когда перед нами стоит конкретная задача. Приказ есть приказ, и мы обязаны его выполнить. А рассуждать будем потом. Главное, чтобы оно было, это «потом». Если не для нас, то для других.

Своими сомнениями я поделился с шефом, добавив, что по-прежнему готов заменить Свена.

- Об этом не может быть и речи, - отрезал шеф.

Выглядел он плохо – похудел, осунулся, под глазами набрякли мешки. А на его рабочем столе появилось голофото его жены. И этот факт о многом сказал мне.

Шеф никогда не отличался сентиментальностью; внешне, во всяком случае, это никак не проявлялось. А сейчас он смотрел в глаза жены так, словно прощался с нею. Я проглотил комок в горле, откашлялся.

- Но ведь надежда есть? – спросил я, и прозвучало это так по-детски беспомощно, что я немедленно разозлился на себя.

Не распускай нюни, парень! Мы еще поборемся! И если нам суждено погибнуть, так пусть это будет гибель в бою!

- Со щитом или на щите, - кивнул шеф. – Да, Алекс, именно так. Третьего нам не дано.

Слушатели молчали, переглядывались; некоторые женщины промокали увлажнившиеся глаза платочками. Высказывать свое мнение никто не спешил.

- Забавная историйка, - наконец подал голос пухлый блондин неопределенного возраста и с незапоминающейся физиономией. – Сами придумали? Неплохо, юноша, неплохо. Фантазия у вас есть. Но над стилем надо, конечно, поработать.

Петер возмущенно выпрямился:

- Я… нет! Вы… это… Знаете, что?

Юная Ванда поспешила на помощь любимому супругу:

- Мы ничего не выдумывали, - воинственно вздернув подбородок, заявила она. – Мы эту штуку, - ткнула она пальчиком в планшет, - нашли вчера, на экскурсии. Пит всю ночь провозился, восстанавливая данные – эта штука такая древняя! Я таких и не видела.

Блондин снисходительно улыбался.

- Мы только… ну, это… последний день немножечко поправили, - краснея, сказал Петер. – Потому что… ну…

- Там ужас как было написано, - подхватила Ванда. – Он как будто пьяный был, этот Роджер Грант. Буквы пропускал, слова…. перепрыгивал с пятое на десятое… Настоящая каша, а не текст!

- Ну да, ну да, - ласково покивал Блондин.

Назревающий конфликт погасила Ольга Ким, известный модельер. Энергичная, красивая, ироничная, она становилась центром притяжения любого общества, в котором появлялась. Она ободряюще кивнула молодым супругам, укоризненно качнула головой в сторону Блондина и повернулась к сидящему рядом крепкому старику в белой полотняной паре.

- А вы что скажете, генерал?

Генерал Васильев, не торопясь, достал из кармана кисет и трубку, не торопясь закурил, выпустив облачко крепкого дыма, прикрыл глаза. Остальные терпеливо ждали – отставной генерал пользовался уважением в этой разношерстной компании.

- Ну, - наконец произнес он, - я слышал эту историю. Давно, еще молодым лейтенантом. Я только закончил Академию, получил распределение… В подробности я не вникал, но кое-что знал, конечно. Ходили слухи, что лорд Грант не тот, за кого себя выдает. Что в юности он был связан с бандитами, но избежал наказания благодаря родственным связям… Много чего болтали, когда он исчез самым загадочным образом. В конце концов, его официально признали мертвым, и дело на этом кончилось. Больше о Роджере Гранте никто никогда не слышал.

- То есть, он мог выжить? – взволнованно спросила Ванда. Они с Петером переглянулись, на их раскрасневшихся лицах аршинными буквами было написано: «Сенсация!»

Генерал Васильев помолчал, попыхивая трубкой.

- Маловероятно. Судя по тому, что мы здесь услышали… Корабль явно был сильно поврежден, он находился в гиперпространстве и выйти в физический континуум не мог. Но, конечно, если лорд Грант был на самом деле тем самым Лисом, он должен был разбираться в оборудовании… И все равно, мне трудно представить, как человек в одиночку мог починить…

- Но ведь он пишет, - перебила генерала Ванда, тыча пальчиком в планшет. Она была молода, хороша собой, и генерал снисходительно относился к некоторым вольностям юного создания. – Он пишет, что нашел какой-то выход!

- Корабль сложно, - подал голос Петер. – А, это… ну, капсула…

- Вот именно! – воскликнула Ванда. – Он мог починить свою капсулу! Точно, так оно и было! Он погрузился в эту, как её… в гипнацию…

- В гибернацию, - поправил жену Петер.

- … а потом его кто-то нашел. Случайно! Через много-много лет!

Генерал Васильев отложил трубку и протянул руку:

- Позвольте!

И столько властности было в его тоне, в его жесте, что Ванда не посмела возражать. С большой неохотой она отдала планшет и ревниво следила, как генерал перелистывает страницы. Тот с большим вниманием прочитал описание последнего дня, сделанного самим Грантом, кивнул, посмотрел на притихших молодых людей.

- Вы совершенно правы, - очень серьезно сказал он. – Настоящая каша, а не текст. И это говорит о том, что у писавшего, кем бы он ни был, явно было спутанное сознание. Понимаете? Он бредил… медленно умирал от удушья… В таком случае галлюцинации – обычное дело. Ему могло привидеться всё, что угодно. Хоть целый сонм ангелов-хранителей, явившихся его спасать.

- Да ну, - расстроено протянула Ванда. Ей было до слез жалко несостоявшейся сенсации. И Петер тоже насупился, неприязненно глядя на генерала.

А то сидел, о чем-то задумавшись, и его пальцы выбивали нервный ритм на экране планшета: быстрее, ещё быстрее...

- Прекрасный вечер, - подвела итог Ольга Ким, благосклонно улыбаясь молодым людям. – Интеллектуальные развлечения в наши дни такая редкость… Вернетесь домой, обязательно свяжитесь со мной. Я подумаю, куда можно будет пристроить вашу рукопись.

Она встала, и все остальные, словно подчиняясь неслышной команде, поднялись тоже. Оживленно переговариваясь, народ потянулся к выходу, и вскоре салон опустел. Остались только Петер с Вандой и генерал; он был так глубоко погружен в свои мысли, что не замечал ничего вокруг. Ванда нетерпеливо кашлянула: раз, другой. Генерал очнулся, глубоко вздохнул.

- Где вы это нашли? – требовательно спросил он.

- Говорю же вам – на экскурсии. Вчера.

Ванда потянулась, чтобы взять планшет, но генерал Васильев жестом остановил её.

- Где именно? В каком конкретно месте?

- Ну откуда я знаю? – возмутилась Ванда. – Я вам что, географ? Там дом какой-то был.

- Трек-маршрут, - уточнил Петер. – Бухта Лазурная и это… ну…

- Точно! Орлиное Гнездо! Только до конца мы не дошли, свернули с тропы где-то посередине. Мы… ну, в общем, нам хотелось побыть вдвоем…

Генерал Васильев включил салонный визор, вывел на него объемную карту, нашел нужный экскурсионный трек. По предгорьям, забираясь всё выше и выше, протянулась красная нить, от порта в бухте Лазурная, до гостиницы «Орлиное Гнездо».

- Где? – требовательно спросил генерал. – Показывайте.

Супруги одновременно сунулись к карте, чуть не стукнувшись головами. Ванда с восхищением разглядывала воспроизведенный в мельчайших деталях ландшафт, а Петер, сопя, внимательно изучал маршрут.

- Вот! – с торжеством воскликнул он, ткнув пальцем в лесистый склон километрах в двух от тропы. – Здесь! Дом.

- Дом, - подтвердила Ванда. – Совсем старый, заброшенный. И сад весь зарос. Нам стало интересно, ну мы и вошли. А там – никого. Пусто. И всё в пыли. Ну, мы сразу поняли, что здесь давно никто не живет. Там даже кибер-уборщика не было, представляете?

- Только планшет на столе, - вставил Петер.

- Ага. Вы не подумайте, мы там не рылись нигде. Честное слово, планшет лежал на столе, открыто. Я Петеру говорю: не надо, мол, не бери, это же чужое. А он не послушался, взял.

- Взял, - с гордостью подтвердил Петер. – Интересно же. Такая древность!

- Всю ночь с ним возился, - с упреком сказала Ванда, и Петер виновато потупился.

- И вы больше ничего там не видели? Ничего, скажем так, необычного?

- Ну что значит - ничего? Там полно всякого разного было. Мебель, например. Кресло здоровущее, кожаное. Дерево какое-то в кадке, засохшее… жалко его, кстати…

Генерал Васильев смотрел на Ванду, в сомнении покусывая губу. Он хотел задать один вопрос, но не знал, как это сделать, не напугав юную девушку.

- Может, какое-нибудь тряпьё? Знаете, куча тряпья где-нибудь на полу, на кровати…

- А, так вы о трупах, - догадалась Ванда. - Нет, трупов мы не видели. Правда, мы не искали специально, взяли планшет и ушли… А что? – шепотом спросила Ванда. – Вы думаете, что Роджер Грант… О! – воскликнула она, и глаза её заблестели. – Я поняла! Конечно, он выжил! Его спасли, а он не захотел возвращаться. Он, наверное, даже имя своё скрыл, потому что ему грозила опасность! И он провел остаток своих дней в одиночестве, вдали от людей! Там и умер, в этом доме. Бедняжка, - в порыве сочувствия добавила мягкосердечная Ванда.

- А труп? – резонно возразил Петер. – Где?

- Да где угодно! В саду, например. Вышел древний старичок свежим воздухом подышать, сердце прихватило… ну, он и упал. И до сих пор лежит там!

- Логично, - признал Петер, с восхищением глядя на жену.

- Надо его найти! – решительно объявила Ванда.

- Зачем? – поразился Петер.

- Что значит, зачем? Чтобы похоронить, разумеется. Сообщить родственникам. И поставить точку в этой истории!

- Но мы же не будем… сами… - жалобно спросил Петер.

- Не будете, - согласился генерал Васильев. Он изучал какие-то документы в своем уникоме. – Хотя бы потому, что это – частная собственность. Дом принадлежит некоему Ксавье Д’Эно, и в настоящее время он жив и здоров. Он профессиональный охотник и последние полтора года сопровождает научную экспедицию на другой планете.

- Ага! – возликовала Ванда. – Ну, я же говорила – этот Грант поменял имя!

- И внешность заодно?

- Конечно! Он же уже менял. Что в этом сложного?

- До такой степени?

Генерал показал молодым людям уником, и радость Ванды несколько увяла: с экрана на них смотрел молодой здоровый парень, черный, как смоль, курчавый и белозубый. Но девушка не собиралась так легко сдаваться.

- Это ничего не значит! – заявила она сердито. – Подумаешь! Просто Грант занял пустой дом, вот и всё. Сами же сказали – полтора года… Или нет! Этот ваш Данон в сговоре с Грантом… может быть, даже лично спас его… и разрешил пожить в своём доме! Он не подозревает, что дал приют опасному преступнику. Наверное, думает, что это ужасно одинокий старик, у которого все умерли… А еще может быть, что…

- Достаточно, - мягко сказал генерал, прерывая полет фантазии Ванды. Посмотрел на часы: - Время уже позднее, молодые люди. Не пора ли нам всем на боковую? Утро, как говорится, вечера мудренее.

- Ладно, - неохотно сказала Ванда и встала. Муж с готовностью последовал её примеру.

Ванда протянула руку за планшетом, но генерал не пошевелился.

- Думаю, вы будете не против, если я оставлю его себе. На время.

Судя по виду девушки, она была против, ещё как! Но возразить не посмела и, сердито фыркнув, пулей вылетела из салона. Петер, наспех попрощавшись с генералом, поспешил за женой.

***

Было раннее утро, когда «Звезда Геристока» мягко выбралась на песчаный пляж и плавно опустилась на плоское днище, втянув киль и растопырив опоры. Сонный вахтенный, зевая, смотрел, как по палубе идет генерал Васильев с рюкзаком на плече.

- Вы сегодня ранняя пташка, мон женераль, - поприветствовал он пассажира.

- Да, - отрывисто сказал генерал. – Доброе утро, Серж. Мне нужно в город. Возникли кое-какие срочные дела. Я могу задержаться там. Если я буду опаздывать, не ждите меня, я догоню позже.

- Как скажете, - согласился вахтенный.

Он нажал кнопку; бесшумно выдвинулся трап, и генерал легко, по-юношески, сбежал на берег.

- На ужин у нас сегодня лобстеры и шампанское! В честь дня рождения капитана! – крикнул ему вслед вахтенный, и генерал Васильев, не оборачиваясь, махнул рукой. Скоро он пропал из виду среди цветущих дюн.

На «Звезду Геристока» он больше не вернулся.

***

- Негодяй! – бушевала Ванда. – Подлый обманщик! Бесчестный человек! Он украл наш планшет! Хуже – он украл наше расследование! И теперь вся слава достанется ему!

Она металась по каюте, пинала ни в чем не повинную мебель и в бессильной ярости сжимала кулачки. Петер, забравшись с ногами на кровать, с опаской наблюдал за женой. Успокоить её он даже не пытался – не хотел попасть под горячую руку. Внезапно Ванда замерла, широко раскрыв глаза.

- Я поняла, - шепотом произнесла она. – Ну, конечно! Как же я сразу не догадалась? Пит, это никакой не генерал Васильев! Это сам Роджер Грант собственной персоной!

- Да ну? – усомнился Петер.

- Ну, да! Точно тебе говорю! Смотри, как логично всё получается: Грант находит выход, ему удается спастись… мы не знаем, как он это сделал, но сейчас это неважно. Главное, он жив, он скрывается от этого, как его… от Принца! Он добрался до Геристока, осел здесь под чужим именем, он чувствует себя в безопасности. Тем более, что на родине его официально признали умершим. И тут – бац! Нам в руки попадает его дневник! Ему снова грозит разоблачение. Что ему делать? Только бежать. Нагло украв наш планшет!

- Его планшет, - поправил Петер, но Ванда отмахнулась.

- Надо найти этого Данона, - решительно сказала она. – Ну, того, который охотник. И расспросить его. Если он действительно поселил у себя беглого Гранта, то понятно, как его дневник оказался в том заброшенном доме… Пит, мы должны вернуться! И хорошенько там пошарить. Кто знает, что мы еще там обнаружим?

- А свадебное путешествие? – жалобно спросил Питер. – Как же?

- Глупый! У нас потрясающее свадебное путешествие! То, что надо. Такие приключения! Нам все обзавидуются, ты уж мне поверь… Кстати, любимый, ты должен раздобыть фотографию этого Гранта. И Васильева тоже, для сравнения. Сдается мне, тут нас ждет сюрприз… Боже мой, какая удача! Мы напишем книгу, мы станем знаменитыми! Черт, как жалко, что мы не догадались сделать копию дневника Роджера Гранта. Ну, ничего! Мы найдем нашего генерала, мы вытрясем из него всё!

От недавней ярости Ванды не осталось и следа. Сейчас её лицо пылало от радостного возбуждения, глаза сияли. Она вглядывалась в блистающие перспективы, она строила грандиозные планы, она командовала армиями частных детективов и полицейскими департаментами.

Она была великолепна в этот миг.

Петер душераздирающе вздохнул. Свадебное путешествие - такое размеренное, такое домашнее - накрывалось медным тазом, это ясно. Но на что только ни пойдешь ради счастья любимой? Даже на жертвы.

- Копия, - печально сказал он. – Я сделал.

Счастливый вопль послужил ему наградой.

- Милый! – кричала Ванда, осыпая мужа поцелуями. – Ты великолепен! Ты мой герой!

… Через два дня молодые супруги получили письмо от генерала Васильева: генерал пространно извинялся за свое внезапное исчезновение, от лица полиции благодарил за предоставленные бесценные сведения, но никаких подробностей не сообщал, ссылаясь на тайну следствия.

- Ну, вот, - расстроено сказала Ванда. – Обскакал нас старик. На кривой козе объехал. Ну и черт с ним. Правда, милый?

Петер не ответил, он задумчиво разглядывал две фотографии: лорда Гранта и генерала Васильева. Программа идентификации выдала неопределенные пятьдесят процентов, и теперь Петер гадал: один человек перед ним или два? Спору нет, оба старикана были похожи, но ведь и различия имелись! Вопрос только в том, природные это различия или результат пластической операции?

Говорят, у каждого из нас есть двойник, подумал Петер. Он пожал плечами, стер файлы из уникома и с облегчением выкинул эту историю из головы.

Два дня изнурительной войны; два дня бесконечных сражений с превосходящими силами противника. Я бился на пределе своих сил, но я проигрывал рубеж за рубежом. Ценой неимоверных усилий мне удалось закрепиться на крошечном плацдарме – рубка, медицинский отсек и соединяющий их технический коридор. На всем остальном корабле царили темнота, холод и вакуум. Во всяком случае, такое положение дел бесстрастно фиксировал корабельный компьютер.

Я был разбит в пух и прах, я был смертельно измучен, но сдаваться я не собирался: у меня оставался еще один, последний козырь. Который я приберегал на самый крайний случай. И вот его время пришло.

- Ласт, - позвал я, и сам поразился, какой хриплый у меня голос, как жалко и неубедительно он прозвучал. Я откашлялся, сделал глоток воды, и дело пошло лучше. – Слушай, Ласт. Я не знаю, где ты прячешься. Я понятия не имею, как ты всё это провернул, но проделано было ловко, надо отдать тебе должное. Я тебя недооценил. Полагаю, я тоже сумел удивить тебя. Так вот, мне это всё порядком надоело. Я устал и хочу домой. И я предлагаю тебе капитуляцию. Безо всяких условий.

Я замолчал, давая Ласту обдумать сказанное. Я ждал ответа, но не дождался. Что ж, ладно.

- Ты прекрасно знаешь, что у нас есть химические атмосферные двигатели. И знаешь, что случится, если подать на них всё топливо, которое есть, - они взорвутся. Разрушив корабль к чертовой матери. Где бы ты ни укрывался сейчас, ты должен понимать, что твое убежище будет разрушено. Моё – скорее всего тоже, но мне на это плевать. Я сделаю это, Ласт. Клянусь, я это сделаю!

Я повернул механический тумблер на пульте. Под палубой загудело, завибрировало – сперва тихонько, а потом все сильнее и сильнее. Это качалось топливо в движки.

- Пять минут, - повысив голос, сказал я. – У тебя есть пять минут, Ласт, дружище. А потом движки зальются, и я дам команду на старт. Мы взорвемся, Ласт. Зачем тебе это нужно? Зачем ты это затеял? Ты мне мстишь? За мертвую девушку, которую ты даже не знал? А ведь у тебя есть невеста, я знаю. Красивая, молодая. У вас могли быть дети. У вас будут дети, Ласт, если ты сейчас сдашься! Не дури, слышишь? Подумай хотя бы о матери! Каково ей будет остаться одной в старости?

Тишина. Тишина в ответ. И я тоже молчал, только смотрел на столбики диаграммы, которые ползли вверх, потихоньку наливаясь красным, - это топливо заполняло камеры сгорания. Скоро они будут полными. Сам того не осознавая, я чуть повернул тумблер, уменьшая поток, увеличивая оставшееся время жизни.

Не хочу умирать, подумал я. Не хочу! С какой стати я должен умирать? Я – старик, дайте мне дожить оставшееся, больше я от вас ничего не прошу!

Глупец тот, кто думает, что прошлое исчезло навсегда. Это не так! Иногда прошлое становится настоящим и зачеркивает твое будущее.

Тогда, тридцать с лишним лет назад… Я был уверен, что проделал всё безупречно: неуловимый Лис, гроза космических трасс, исчез, сгорел вместе со своим кораблем. А Роджер Грант, двадцать девятый в славном роду Грантов, бывший позор семьи, встал на праведный путь.

Я не стал принародно каяться и бросаться в объятия родственников. Мне не нужна была шумиха. Нет! Роджер Грант, блудный сын, жил очень скромно. Осел в одном из провинциальных миров, остепенился, занялся благотворительностью. Женился, родил ребенка, увлекся политикой.

Я убил на это лет десять, и оно того стоило. Я стал известным, всеми уважаемым человеком, я легализовал и приумножил своё состояние. И, наконец, я воссоединился с семьей.

… Я не боялся, что кто-то узнает во мне Лиса. Все, кто мог это сделать, были частью перебиты, частью арестованы и приговорены судом к замене личности. Я внимательно отслеживал судьбы своих бывших подельников, это было нетрудно – процесс был громким, долгим, СМИ буквально с ума сходили, вываливая на головы ошеломленных обывателей терабайты информации разной степени достоверности. К тому же серия мелких, не вызывающих подозрения пластических операций изменила мою внешность. Не настолько, чтобы меня не узнали родственники. Но вполне достаточно для того, чтобы полицейские программы идентификации забуксовали, приди кому-то в голову идея сравнить личности давно погибшего пирата и ныне здравствующего лорда Гранта. Совпадение пятьдесят процентов? Не смешите меня! Просто похожие люди, просто один тип лица. И вообще, вы знаете, что у каждого из нас есть двойник?

Последние двадцать лет моей жизни прошли под девизом «Спокойствие и благоденствие». И мне это нравилось, очень нравилось! Я наслаждался настоящим, без страха смотрел в будущее и не вспоминал прошлое. Мне казалось, что я надежно запер его в дальнем чулане памяти, запер и выбросил ключ. А вот сегодня прошлое нанесло мне смертельный удар.

… Угрожающе запищали алармы, сигнализируя о том, что уровень топлива превысил критически допустимую отметку. Наступил момент икс. А Ласт молчал! У меня всё сжалось внутри, я весь покрылся холодным потом. Дрожащей рукой я потянулся к ключу зажигания.

- Будь ты проклят, - пробормотал я.

Бежали секунды, а я все не мог повернуть ключ. Я словно бы оцепенел. Мне было страшно до тошноты. Ведь это конец! Полный и окончательный конец, верная гибель! Сейчас я умру, и умру от своей руки. Исчезну в грозном ревущем пламени…

Нет, это невозможно! Я не могу умереть, я не хочу умирать! Даже если за компанию со мной сдохнет ненавистный Ласт!

Я закрыл глаза. Я собирался с духом, выскребывая крохи решимости со дна своей души. Сейчас. Вот сейчас. Еще немного – один вдох, один удар сердца…

Мне бы глоточек коньяка! В последний раз затянуться сигарой… Я малодушно оттягивал неизбежное, я был противен сам себе, но страх смерти слишком глубоко пророс корнями в мое сердце, и я ничего не мог с этим поделать! Тридцать лет мирной жизни, это тридцать лет мирной жизни. Они изменили меня, и не в лучшую сторону.

Сукин сын Ласт! Ты предвидел это? Ты рассчитывал на это? Как ты меня спросил тогда? «Вы боитесь умереть, сэр Роджер?» Да, черт тебя возьми, боюсь! Но я справлюсь, даже не сомневайся! Очень скоро ты в этом убедишься. Сейчас, вот прям сейчас…

Не знаю, сумел бы я повернуть ключ зажигания. Надеюсь, что да. Хотелось бы верить в это. Но мне помешали. Заныл сигнал вызова, замигал красным сенсор связи – кто-то оттуда, снаружи, настойчиво пытался достучаться до меня.

Это было как в плохом кино – спасение, явившееся в последний момент. Но это было!

Я с трудом разжал пальцы, закостеневшие на ключе зажигания. Я вытер мокрые ладони о штаны. Я откашлялся и ткнул в сенсор вызова. Проклятый махаон исчез с обзорника, а на его месте возникло лицо Энтони Фокса, начальника моей личной службы безопасности.

Если ангел-хранитель существует, то он выглядит в точности как Энтони Фокс!

Я разрыдался. Честное слово, я рыдал как потерянный и найденный ребенок. И мне не было стыдно! А Фокс молчал и сочувственно улыбался. Он терпеливо ждал. А когда я успокоился, когда огромное сияющее счастье захлестнуло меня с головой, он заговорил.

- Ну, здравствуй, Лис, - сказал Энтони Фокс. И улыбка его из сочувственной стала насмешливой.

Я был ошеломлен. Я был сбит, как бывает сбита влёт птица. Но, знаете что? Я сразу понял, кто это! Понял, но не узнал! Куда подевался тот черноглазый черноволосый юнец, горячий как в любви, так и в ненависти? Сейчас передо мной сидел зрелый мужчина, спокойный, уверенный в себе. Немножко грузный, абсолютно лысый… глубоко посаженные глаза прячутся под нависшими бровями, и нет никакой возможности разглядеть их цвет… Но все же это был он, мальчик из прошлого, который больше жизни любил девочку-бабочку. Я даже имя его вспомнил… точнее, прозвище – Принц. Даже странно, как я мог это забыть. Наверное, я просто очень хотел забыть, и мне это удалось.

А вот теперь прошлое восстало из праха. И не памятью – живой плотью!

- Не может быть, - хрипло сказал я. – Ты же умер. Я это точно знаю!

- Вот как? Ну, будем считать, что я воскрес.

- Ты меня убьешь?

Это был глупый вопрос. Конечно, убьет, иначе зачем он здесь? Я задал его от растерянности, и ответа не ждал. Но Принц ответил.

- Да, - очень серьезно сказал он. – Ты умрешь точно так же, как когда-то она. Я все рассчитал: у тебя воздуха примерно столько же, сколько было у нее. Ты будешь медленно задыхаться и сходить с ума от отчаяния. Я так решил.

Я покосился на ключ зажигания, и Принц рассмеялся – весело и совершенно искренне.

- Нет, Лис! На быструю чистую смерть не надейся! Твой корабль в моих руках, я управляю им дистанционно. И поверь, топливо уже стравлено. Твои химические движки сейчас безобидны, как детские погремушки. Неужели ты не понял? Я хочу, чтобы ты испытал все муки, какие испытала она; пережил всё то, что пережила она. Я не сумел ее спасти… но отомстить за нее я сумею! Ты мне веришь?

- Ты сумасшедший! Псих!

- Может быть, - не стал спорить он. – Только тебе ли не всё равно?

Я смотрел в его глаза и не видел ни малейших признаков безумия. Передо мной сидел человек, полностью отдающий отчет в своих действиях, уверенный в своей правоте… немного уставший от трудной работы и полностью удовлетворенный, потому что работа подходила к концу.

Он хотел, чтобы я испытывал отчаяние? Что ж, я был близок к этому. И всё же я не мог поверить до конца, мне нужны были доказательства!

- Ты врешь, - сказал я. – Тот мальчик, Принц… Я читал отчеты – он был приговорен к замене личности и покончил с собой в тюрьме. Я не знаю, кто ты есть на самом деле, но ты не он!

- Хочешь знать, как я выжил? Что ж, я расскажу. Мне и самому этого хочется.

И он рассказал.

… Серьезных претензий к Принцу у правосудия не было: к банде он примкнул недавно, ни в чем серьезном поучаствовать не успел, рук кровью не испачкал. Прибавьте сюда молодость, искреннее раскаяние, желание сотрудничать… Ему дали пять лет исправительных работ, и за эти пять лет он показал себя с самой лучшей стороны. Он даже получил образование, чем заслужил особую благосклонность тюремной администрации. Психологи подтвердили – возврата к прошлому не будет, очень скоро общество получит новую полноценную единицу. И, чтобы облегчить дальнейшую жизнь юноши, его включили в программу реабилитации. Принц получил новое лицо, новую биографию, и из тюрьмы вышел в прямом смысле новый человек. А в новостные ленты была помещена краткая заметка о самоубийстве Принца.

- Я загнал свою ненависть внутрь. Я так хорошо её спрятал, что никакой мозгоправ не смог её обнаружить. Все думали, что я встал на путь исправления и всё такое. Они радовались, ну и я радовался тоже. Потому что выжил, потому что на свободе. Потому что у меня появился шанс найти тебя и отомстить. Знаешь, Лис, я ни на секунду не поверил, что ты погиб. Я знал, что ты выжил. Доказательства твоей смерти? улики? показания свидетелей? – обман! Инсценировка. Ты продумал всё заранее и ловко вышел из игры. Ты обманул всех, но не меня. Я знал, что мы еще встретимся.

… Он не искал меня – таких возможностей у него просто не было. Мотаться по всем обитаемым мирам, наводить справки, нанимать частных детективов – на это могло уйти целое состояние. Нет, Принц поступил умнее. Он сел в засаду.

- Я не сомневался, что рано или поздно ты вылезешь из своей норы. Чтобы такой человек, как Лис, провел остаток своей жизни в забвении? Я в это не верил. И оказался прав. – Принц мечтательно улыбнулся; воспоминания явно доставляли ему удовольствие. – Знаешь, Лис, когда я впервые за много лет вновь увидел тебя, то на радостях надрался до поросячьего визга. Кстати, надо отдать тебе должное, ты хорошо поработал над собой. Ты даже от привычек своих избавился, от характерных жестов, словечек… Совсем же другой человек! Новый, как и я. Тебе удалось одурачить всех. Всех, кроме меня! Я слишком ненавидел тебя, чтобы ошибиться. Знаешь, Лис, ненависть здорово освежает память.

… Он устроился ко мне в охрану. Молодой, неглупый, энергичный, он отлично показал себя, и за несколько лет прошел путь от рядового охранника до начальника моей личной службы безопасности. Он с таким рвением заботился о моем благополучии, что порой это страшно утомляло и раздражало. Я считал его сторожевым псом – верным, преданным, в любой момент готовым сдохнуть ради хозяина.

- Кто бы мог подумать… - пробормотал я. – Ты же рисковал жизнью ради меня! Помнишь, тогда, на Селии? Когда сумасшедшие фанатики захватили мэрию и взяли нас в заложники? Я ведь уже считал себя покойником, мне жить оставалось несколько секунд… Слушай, если ты так хотел отомстить мне, не проще ли было…

- Не проще, - холодно отрезал Принц. – Я хранил тебя для себя. Ты же понимаешь, мне мало было просто убить тебя или позволить тебе погибнуть быстро и безболезненно - это было бы неоправданное милосердие с моей стороны. Нет, ты должен был мучиться. Физически, и, главное, морально. Вспоминать. Люто сожалеть о своих ошибках. Судорожно искать пути спасения. И чтобы отчаяние потихоньку затапливало тебя с головой. Вот так высоко я поднял планку своей мести. Поэтому я не торопился. Мне нужен был идеальный план, и время тут не имело особого значения. Ну, да, я фактически подарил тебе несколько лишних лет жизни. Но меня это ничуть не огорчает. Веришь? Потому что теперь ты полностью в моей власти, и я наслаждаюсь этим… Между прочим, Лис, ты мне очень помог. Да что там – ты фактически всё сделал за меня!

- Понимаю, - с горечью откликнулся я. – Когда я поделился с тобой своей задумкой, ты сразу увидел в этом шанс. И ухватился за него обеими руками.

Дурак я, дурак! Старый, самодовольный, уверовавший в собственную исключительность дурак! Скучно мне стало жить, понимаешь! Перчинки захотелось! И великий режиссер лорд Грант ставит камерный спектакль для одного-единственного зрителя – для себя. Сюжетец был прост, даже примитивен – пятеро людей оказываются в смертельной ловушке, пятеро людей борются за жизнь… спасают друг друга и предают, жертвуют собой и наносят подлые удары исподтишка…

Всё было задумано как мелодрама с элементами фарса. Я собирался наслаждаться кипением страстей, бурей эмоций... И, главное, никто не должен был умереть! Когда же всё пошло не так? Почему драма превратилась в трагедию?

- Ты перехватил инициативу, - сказал я. - Где я ошибся? В чем?

- Твой сценарий, - объяснил Принц. – Он оказался слишком сложным. Ты столько раз его менял… Даже ты не мог удержать в голове все изменения! Что уж говорить о других? И я стал потихонечку вносить свои правки. Ты подписывал, не вникая. Не читая даже. Ты мне доверял.

- Я тебе доверял, - согласился я. – И в этом моя главная ошибка. – Я помолчал. – Что ж, ты добился своего – твоя возлюбленная отомщена. Вопрос только вот в чем – рада ли она? Ведь погибли люди. Ни в чем не повинные люди. Тогда чем ты лучше меня? Да, я бросил Махаона умирать, и сделал это сознательно: двоим нам было не спастись, а мне очень хотелось жить. Я – подлец, убийца… но ведь и ты тоже, Принц! Ты тоже! Из-за тебя погибли Ласт и А’Пойк; из-за тебя Молли оказалась в лапах грязного бродяги. Ты знаешь, где она сейчас? Какова её судьба? Про Джорджа я молчу… но, говорят, андроиды умеют чувствовать…

Принц вдруг рассмеялся. Искренне, от души.

- Да, бедолага Боб. Как ему пришлось выкручиваться, чтобы позволить себя уговорить и принять на борт Молли! Я, видишь ли, хотел вывести её из игры первой – зачем страдать нежной хрупкой девушке? Сейчас она наслаждается жизнью на дорогом курорте, и все её драгоценные побрякушки при ней… Кстати, Боб тебе кланяется и благодарит за вино.

Я промолчал.

- Что касается Ласта и А’Пойка… Конечно, они живы и здоровы. Джордж в точности следовал сценарию. Моему сценарию, разумеется. Вместо яда А’Пойк принял мощный седативный коктейль и благополучно погрузился в летаргию. С капитаном вышло немного сложнее – Джорджу пришлось сперва вырубить его ударом по шее, а потом, когда ты заперся в своей каюте, ввел ему снотворное. Очень жаль, что Джордж так сильно пострадал, это на самом деле моя вина – я должен был знать, что ты будешь вооружен. Как бы то ни было, у него хватило сил поместить капитана и его помощника в спасательную шлюпку. Я подобрал их, так что бравые вояки в данный момент у меня на борту. Они здорово злы на тебя, Лис, и жаждут поговорить с тобой по-свойски. У них бедное чувство юмора, и твой розыгрыш они не оценили.

Я молчал. Проклятая старость! Проклятая память! Как я мог забыть про шлюпку? Конечно, Джорджу не было нужды пользоваться стыковочным шлюзом или утилизатором, чтобы избавиться от тел. Он бережно перенес потерявших сознание людей в шлюпку, включил спас-программу… А дальше ничего не стоит дистанционно пристыковать терпящую бедствие шлюпку к любому кораблю, я и сам легко могу это проделать.

- Ты давно здесь?

Вопрос вышел не слишком вразумительным, но Принц понял.

- С самого начала… Не будь дураком, Лис! Если я затеял месть, я хочу сполна насладиться ею! Вы вышли в физический континуум в рассчитанной мною точке. Я дрейфовал поблизости. Ты напичкал «Королеву мира» камерами, так что я видел и слышал всё! И, поверь, я получил огромное удовольствие от твоего спектакля.

- Думаешь, тебе это сойдет с рук?

- Почему нет? – искренне удивился Принц. - Посуди сам: ты придумал розыгрыш, его сценарий, подписанный тобой лично, лежит у тебя в офисе. Второй экземпляр – у киношников. Всё прошло по плану… а любые отклонения от него заранее одобрены тобой лично. Помнишь? Пункт восьмой второго параграфа – «о возможности импровизации». Нет, Лис, с юридической точки зрения всё безупречно.

Я оскалился. Я чувствовал себя зверем, загнанным в ловушку, но сдаваться не собирался. Мы еще поборемся, Принц! Мы еще посмотрим, кто кого!

- То есть, ты уйдешь и оставишь меня умирать здесь. Что ж, я тебя понимаю и даже не осуждаю. Но – капитан Ласт? Помощник А’Пойк? Думаешь, они согласятся бросить меня здесь на верную смерть? Как бы эти парни ко мне ни относились, они не дураки. Они прекрасно понимают, чем это им грозит! И если они всего лишь лишатся погон… черт возьми, они легко отделаются! Будет разбирательство, Принц, очень серьезное разбирательство: все-таки я лорд Грант! У меня имя, у меня связи. Адвокаты, в конце концов! Если они почувствуют ложь, малейший намек на ложь, они Ласта наизнанку вывернут! Знаешь, что такое принудительное ментоскопирование? Конечно, знаешь. Правда всплывет по любому, и тебе придется отвечать перед законом. Даже если к тому времени я буду мертв.

- Нет, Лис. – Принц вдруг стал очень серьезным, вся его веселость куда-то улетучилась. – Капитану Ласту не придется лгать. Он расскажет всю правду. Всё, что знает. Но что он знает? Он – статист, актер поневоле, как и все остальные. Что произошло с его точки зрения? Спятивший дворецкий насмерть травит помощника. А потом нападает на него самого. Вот что он расскажет. А’Пойк знает и того меньше, для него всё закончилось пьянкой. Про Молли я вообще молчу. – Принц усмехнулся. - Посмотри на ситуацию непредвзято, Лис, и ты поймешь, что я прав. Лорд Грант, будучи в преклонном возрасте, очевидно, слегка тронулся умом. Во всяком случае, он задумывает весьма сомнительный с моральной точки зрения и очень опасный розыгрыш. Как подчиненное лицо, я в точности следую полученным мною инструкциям. Я прибываю в указанное место; я вывожу на сцену нанятого актера, и тот забирает с борта «Королевы мира» Молли. Далее, получив условный сигнал, я эвакуирую бесчувственных капитана и помощника к себе на борт. И жду. Тоже согласно инструкции. Лорд Грант и андроид-дворецкий остаются на борту. Что там происходит, никому не известно, на связь «Королева мира» не выходит. Через два дня я, заподозрив неладное, собираюсь нарушить инструкции и подняться на борт «Королевы». И тут происходит нечто непонятное, не предусмотренное сценарием: корабль берет разгон и уходит в гиперпространство. Я бросаюсь в погоню, но мой корабль не идет ни в какое сравнение с яхтой лорда Гранта, и я безнадежно опаздываю… Скажи, Лис, можно ли отследить курс корабля в гиперпространстве?

Я скорчился в кресле. Меня буквально корежило от бессильной ненависти. Черт возьми, как же ловко этот негодяй обвел меня вокруг пальца! Старею, старею… Но он не мог предусмотреть всего, это никому не под силу! Я найду выход, я выживу.

- Ты! – прохрипел я. – Ты за это ответишь! Я лично вырву твое сердце!

- Это вряд ли, - после небольшой паузы откликнулся Принц. Его лицо было сосредоточенным, пальцы быстро бегали по сенсорам пульта… Вдруг он поднял голову. Посмотрел мне прямо в глаза и улыбнулся. – Ну вот и всё, Лис. Прощай. Это будет твой последний полет.

Корабль вздрогнул, набирая скорость: быстрее, еще быстрее. Меня вдавило в кресло, у меня потемнело в глазах, и я закричал. Я плохо переношу перегрузки, и уже на 7G потерял сознание. А когда очнулся, на обзорнике клубилась серая муть гиперспатиума.

Ничего! Это еще не конец! Мы еще поборемся – ведь у меня есть капсула гибернации! Она настроена только на мой ген-индекс. И воспользоваться ею никто, кроме меня, не может. Даже мои родные дети. И перепрограммировать её нельзя. Без моего личного участия, я имею в виду. Даже когда техники проводят плановую профилактику, я вынужден лежать внутри. И два-три часа скуки я считаю невысокой платой за безопасность.

Чувствуя боль во всем теле, я выбрался из кресла пилота и кое-как проковылял в медотсек. Я не собирался прямо вот сейчас, немедленно, погружаться в анабиоз, я просто хотел убедиться, что с капсулой всё в порядке.

Положив левую руку на сканер, правой я набрал известную только мне команду. Вот сейчас засветится экран, предлагая мне выбрать длительность и глубину сна…

Экран засветился, и сердце у меня оборвалось.

«Добро пожаловать в ад»

Я смотрел на экран и не чувствовал ничего. Я был мертв. Я еще дышал, я еще мыслил, но я уже умер. Проклятый Принц убил меня так же верно, как если бы вонзил нож мне в сердце.

День двадцать первый

Не знаю, сколько прожила Махаон после того, как я ее оставил на той заброшенной орбитальной станции. Вряд ли больше недели – уж слишком спертый там был воздух. Впрочем, если она вдруг, случайно нашла баллоны с кислородом… К черту! Не хочу об этом думать!

Что ты сделал с моей капсулой, Принц? Какую бомбу заложил? Может быть, я мгновенно умру, если лягу в неё? Нет, вряд ли – в легкой быстрой смерти ты мне отказал. Значит, я буду умирать долго и мучительно.

«Добро пожаловать в ад»

Но и ты, вернувшийся с того света, не всемогущ! Ты не мог предвидеть всего, всё просчитать.

Я верил в это, потому что больше мне верить было не во что. Я искал лазейку, спасительную щель, не замеченную тобой. Все эти дни, мучаясь головными болями, страдая от невыносимой трупной вони разлагающегося андроида, я искал.

И нашел!

Двадцать один, моё любимое число. Моё счастливое число, мой талисман ещё с далекой юности. Оно меня никогда не подводило, не подвело и сейчас. Сегодня, на двадцать первый день полета, я увидел впереди свет надежды. Может быть, ложный, гибельный, как болотные огни. Но это мой единственный шанс, и я собираюсь рискнуть.

Сейчас я допишу свой дневник. Потом побреюсь, приму душ; выпью коньяка, выкурю сигару. И буду готов.

Энтони Фокс, надо же! А ведь я, пожалуй, мог бы и догадаться. Ты - Фокс, я – Лис; ты – Энтони, она – Тония. Грубые, прямые намеки в лоб. Нет, не понял, не догадался. Я и имя-то её вспомнил только сейчас. А жаль, вспомни я его раньше, это уберегло бы меня от неприятностей.

Что ж, Принц, готовься. Я иду к тебе.

Окончание следует

Я был уверен, что не смогу заснуть, меня же буквально трясло от пережитого ужаса. И все же я уснул. Или, скорее, отключился, потеряв сознание. И этот сон нисколько меня не освежил, я чувствовал себя безнадежно старым, больным, заживо похороненным в безымянной могиле. Очень хотелось пить, во рту стоял мерзкий привкус горелого пластика и горелой плоти, и я поковылял в санитарный отсек. Напившись и умывшись, я почувствовал себя немного лучше. У меня даже хватило сил переодеться и побриться.

Закурив (врачи категорически мне это запрещают, ну да плевать), я уселся в кресло и задумался. Очень мешали крики чаек; я раздраженно махнул пультом в сторону панели управления, и иллюзия весеннего утра на моей вилле в Картамейле исчезла.

Итак, я остался один. Один ли? Ну, насчет А’Пойка и Джорджа я уверен. А вот капитан Ласт… В принципе, он мог выжить… ну, чисто теоретически. Предположим, умирающему… да что там – уже мертвому Джорджу… не хватило сил, и он не довел дело до конца. И Ласт в данный момент жив и здоров. Впрочем, насчет «здоров» я бы все-таки поспорил: я хорошо помнил, как резко оборвался крик капитана, а весь мой богатый жизненный опыт говорил о том, что без веской причины такое не происходит. Так что как минимум капитан ранен или покалечен, что уравнивает наши с ним шансы.

Идиот! Кретин! Кисейная барышня, падающая в обморок при виде мыши! Не мог, старый болван, вчера удостовериться в смерти Ласта! Чего испугался? Что, трупов не видел? Видел, и предостаточно! Нет, запаниковал, потерял голову, заперся в каюте, как перепуганный мальчишка… И уником потерял, растяпа. Будь у меня уником, я бы прямо сейчас, не выходя из каюты, провел бы разведку и всё выяснил. А так придется лично: ножками, ручками, глазками… Ладно, что уж теперь, что сделано, то сделано, прошлого не изменить.

… А будет жаль, если Ласт и в самом деле умер, подумал я. Столько вопросов осталось без ответа! Например, сообщники. Ведь не может быть, чтобы Ласт, недалекий прямолинейный служака Ласт, в одиночку провернул такое грандиозное дело! Ни ума у него на это не хватило бы, ни денег. Значит, если я вернусь… нет, не так! Когда я вернусь! Да, когда я вернусь, мне придется самому искать этих сообщников. Я справлюсь, в этом нет никаких сомнений. Но насколько было бы проще, имей я возможность спросить об этом у самого капитана. А спрашивать я умею! Очень хорошо умею! Он бы всё мне выложил, сволочь, всё, до мельчайших деталей!

Улыбаясь, прикрыв глаза, я представил, как бы это могло быть. Я не кровожадный монстр, не извращенец, к пыткам отношусь как к неизбежному злу, и они, пытки, никогда не доставляли мне удовольствия. Но сейчас я наслаждался, представляя мучения этого иуды. Улыбка моя стала похожа на оскал хищника, пальцы скрючились, подобно когтям, и все мое существо охватило предвкушение близкой развязки. И, чтобы не дать себе перегореть, чтобы не начать сомневаться в своих силах, я вскочил и решительно вышел из каюты.

Решительность решительностью, но и об осторожности я не забыл. Я принял стимулятор. Я проверил заряд плазматора и выставил мощность на минимум. Дверь бесшумно скользнула в пазы, и я бесшумно вышел в коридор, настороженный, готовый в любой момент нанести не смертельный, но оглушающий удар.

Меня встретила мертвая тишина, нарушаемая лишь тихим шелестом вентиляции. Запах гари почти выветрился. Я сделал один шаг, второй, присел на корточки (слава богу, колени не хрустнули) и осторожно заглянул в гостиную, где вчера разыгралась бойня. Я был готов ко всему.

Нет, не ко всему! Как оказалось.

Джордж сидел за столом, положив руки на столешницу, и смотрел перед собой. Он был жив – я видел, как подергиваются у него мышцы лица. Он не мог быть жив – я видел сквозную дыру у него в груди. Целую минуту я, обмирая от ужаса, смотрел на своего бессмертного дворецкого. А потом до меня дошло, я с кряхтением встал, прошел в гостиную и сел за стол, напротив Джорджа.

- Значит, ты все-таки андроид, - вздохнул я. – Я, признаться, подозревал.

- Да… сэр… Роджер… - произнес Джордж.

Речь у него была невнятная, с неприятным шипением, и с каждым вздохом что-то вздымалось и опадало в его развороченной груди. Еще сидя за порогом я увидел, что тела Ласта и А’Пойка исчезли; теперь, как следует оглядевшись, я окончательно убедился в этом. Наверное, Джордж их убрал куда-то. Что ж, это хорошо, мне меньше работы. Находиться рядом с разлагающимися трупами удовольствие маленькое, мне бы пришлось в одиночку, надрываясь, волочь их в холодильник. А так все сделал Джордж, и спасибо ему на этом.

- Где эти? – спросил я. – Куда ты их дел?

Джордж хотел ответить, но в груди у него что-то звонко лопнуло, и из дыры потекла густая бурая жижа, заливая белую сорочку и стол. Я не брезглив, но одно дело человек, а совсем другое – андроид. И я поспешил отвернуться, краем глаза спев заметить, как Джордж махнул рукой куда-то в сторону. Ну и слава богу! Надеюсь, у него хватило ума утащить трупы в морозильник, а не в кухонный отсек, например. Ума и сил – как-никак, рана была смертельная, даже для андроида. Удивительно, как он вообще столько прожил! Впрочем, андроиды славятся своей живучестью.

На всякий случай я встал и проверил кухню - там было пусто, если не считать кухонной техники. Еще на полу блестели осколки разбитой бутылки и валялся парализатор капитана. Я поднял его и сунул в карман. Что ж, вот явное доказательство того, что Ласт мертв. Ибо, останься он в живых, ни за что бы не бросил оружие. Я бы, например, не бросил.

За спиной у меня булькал и шипел андроид, и я едва сдерживал тошноту. Он явно умирал, и мне не хотелось этого видеть. Потом вдруг наступила тишина, и я рискнул обернуться.

Тот, кто так верно служил мне, кто отдал за меня жизнь, был мертв. Сидел, навалившись на стол, неестественно вывернув голову. А широко разинутый рот и вываленный язык только добавляли жути. Чертовски неприятное зрелище! Я бросился к комоду, вытащил из ящика тяжелую коричневую скатерть и накрыл мертвого андроида. Мне сразу стало легче.

Итак, я остался один. Уже совершенно точно – один. Мне больше никто не угрожал, но от этого мое положение не слишком изменилось: оно стало проще, это да, но я всё еще находился в смертельной опасности. Я не мог управлять кораблем, я не знал, где нахожусь, и у меня не работала связь. Моя красавица-яхта неслась по инерции в неизвестность, и когда закончится мое путешествие, я не знал. Может, через день-другой, если кто-нибудь засек наш сигнал бедствия. Может, через год, или через десять лет. Или даже через сто, если покойный капитан прав, и нас занесло в малонаселенные области галактики.

У меня был воздух – систему рекупирации Ласт и А’Пойк все-таки починили. У меня была вода – они законсервировали бассейн; кроме того, резервный бак все еще оставался практически нетронутым. С едой тоже все было в порядке – консервы, сублиматы и молекулярный мультиповар способны были обеспечить меня довольно разнообразным меню на добрый десяток лет. Энергию можно экономить – много ли мне одному надо? Так что проживу. Вопрос в другом – сколько я проживу? Хватит ли этих запасов на всю оставшуюся мне жизнь или меня ждет мучительная смерть от голода, жажды или удушья?

Ледяной волной накатила паника; накатила и схлынула, а я с облегчением рассмеялся. Капсула! Моя замечательная, спасительная капсула гибернации! Которую упорно и безрезультатно искали Ласт и А’Пойк. Дураки! Известно же: дерево надо прятать в лесу, среди других деревьев! Эти кретины обшарили весь корабль от киля до клотика… а в медотсек заглянуть даже не подумали. Потому что – ну что там искать? Медицинское оборудование, оно везде медицинское оборудование: диагностический сканер, реанимационный блок, робот-хирург и прочие малопонятные штуки… Бравые космические волки отлично знали свое дело, но ни черта не разбирались в медицине. Откуда им было знать, что реанимационный блок «Королевы мира» немного отличается от таковых на любом другом космическом корабле? Но даже заметь они разницу, что с того?

Мало знать, что в реанимационный блок встроена функция гибернации. Её еще надо суметь активировать! Это несложно, алгоритм самый простой, но его знаю только я!

Джордж ошибся – А’Пойк действительно не собирался убивать меня, отравленный коньяк предназначался самому Джорджу. Я им нужен был живым. Беспомощный старик, лишенный защиты своего дворецкого… конечно, я бы выдал свою тайну, в этом нет никаких сомнений. Их план был прост и надежен – капитан и его помощник собирались по очереди погружаться в анабиоз, тем самым продлевая себе жизнь и увеличивая шансы на спасение. Бывали прецеденты, знаете ли, и успешные.

Я злорадно улыбнулся. Ничего у вас не вышло, друзья! Вы лежите в холодильнике, а я – лягу в свою личную капсулу. Не сейчас, нет. Но в любой момент, когда посчитаю нужным! Капсула полностью автономна, отлично защищена и, чисто теоретически, способна поддерживать моё существование неограниченно долгое время. Выберу цикл лет в пять… или в десять… буду время от времени просыпаться и поглядывать в иллюминатор…

Но, разумеется, я надеялся, что найдут меня гораздо раньше.

Настроение у меня улучшилось. Я приготовил себе отличный завтрак, с удовольствием съел его, и даже вид накрытого скатертью андроида не испортил мне аппетита.

Поймите меня правильно - многие чересчур трепетно относятся к этим существам, считая их чуть ли не ровней нам, людям. И кое-какие основания у них для этого есть. Во всяком случае, высококлассного андроида последнего поколения довольно сложно отличить от человека. Взять хотя бы того же «Джорджа». Но для меня всё просто – это механизмы. Да, удивительно сложные, белковые, оснащенные псевдоинтеллектом и псевдопсихикой, но - механизмы, сделанные людьми и для людей. И переживать из-за своего сломанного дворецкого я не собирался. Как не стал бы расстраиваться из-за сломанного тостера, например. Сломался? На свалку! Купим новый.

За стаканчиком виски мне пришла в голову одна идейка – а не попробовать ли мне починить мою яхту? Нет-нет, ничего такого, я не собирался лезть в двигательный отсек или что-то в этом роде. Я, слава богу, ничего в этом не понимаю. Но если причиной неполадок являлся Ласт… или кто-то, стоящий за спиной Ласта, кто запрограммировал все эти неприятности… то с помощью капитанского ключа можно отменить внесенные изменения. Попробовать, во всяком случае, стоило! Ну а вдруг? По крайней мере, мне будет, чем заняться, чтобы убить время. Которого у меня навалом. Просто надо найти тело капитана и снять с него ключ-карту.

Я допил виски и, полный энтузиазма, отправился на нижнюю палубу, где находились морозильные камеры, но тел Ласта и А'Пойка там не нашел. Ну, конечно! Я совсем забыл, что холодильник не работал! А вот Джордж помнил, андроиды вообще отличаются прекрасной памятью. Скорее всего, у него просто не было сил, чтобы куда-то перетаскивать тяжелые трупы, это было бессмысленно. И он нашел для скоропортящегося… гм… «продукта» другое место.

Тяжело вздохнув, я принялся обходить весь корабль, помещение за помещением: каюты, тренажерный зал, солярий, рубка, медотсек… Я даже в трюм заглянул, не поленился. Никого и ничего! Нигде! И это было странно.

Получается, Джордж спрятал трупы? Но зачем? И где? На моей замечательной яхте, несмотря на внешние габариты, не так много мест, где можно спрятать крупный предмет. Может, он воспользовался утилизатором? Из, так сказать, гигиенических соображений? Трупы ведь будут разлагаться, вонять, хозяину это не понравится… Но утилизатор слишком мал, человек в него целиком точно не поместится. Он что, их расчленил? Но где тогда кровь? Много крови? Убрал? Или все гораздо проще, и Джордж выбросил трупы в космос?

Потратив при этом драгоценный воздух! Мой воздух, между прочим!

Проклиная тупого андроида, я бросился в шлюзовую камеру. И с облегчением убедился, что внутренний люк никто не открывал с тех самых пор, как Молли покинула «Королеву мира».

Было утешительно думать, что услужливый дворецкий использовал утилизатор. Но я отлично понимал, что не имею права надеяться на лучшее. Джордж был основательно поврежден, у него могло замкнуть логические цепи. И очень может быть, что он попросту засунул тела в какое-нибудь укромное место. Через день-другой они начнут попахивать, потом вонь станет невыносимой, мне придется что-то с этим делать… Нет, гораздо проще найти их сейчас и поместить их… ну, в тот же холодильник, например. Ну и что, что сломан? Он герметичен; закрою дверь, и пусть себе разлагаются сколько угодно! Меня это касаться не будет.

Ругаясь сквозь зубы, я отправился на второй обход корабля. Он занял гораздо больше времени: я открывал все шкафы и ящики, я заглядывал под кровати и диваны, я высвечивал фонариком каждую щель, каждую нишу…

Это было очень утомительно, пару раз я делал перерывы, чтобы отдохнуть и подкрепиться, но к восьми вечера по корабельному времени я закончил свою титаническую работу. Ни Ласта, ни А’Пойка на корабле не было! Ни в живом, ни в мертвом виде! И это было чертовски странно.

Я был озадачен. Более того, я был… нет, не испуган, но основательно встревожен. Не люблю, знаете ли, загадок.

Или я себя просто накручиваю? И все гораздо проще? Джордж действительно мог воспользоваться утилизатором – расчленить тела и избавиться от них по частям. А что касается крови… ну, тут тоже можно найти объяснение. Например, ультразвуковой нож для разделки мяса – после него точно никакой крови не останется; готов поспорить, что у меня на кухне есть такая штука – на оснащение своей яхты денег я не жалел.

Да, скорее всего, именно так всё и было. Потому что по-другому быть просто не могло. Конечно, можно предположить, что на моей замечательной яхте есть какая-нибудь потайная комната. Небольшое помещение, о котором я лично ничего не знаю… зато знает наемный слуга-андроид?! Который, между прочим, ранее на яхте не бывал!

Да ну, бред! Чушь собачья! Даже думать о подобном не хочу! Иначе додумаюсь до идеи всегалактического заговора против меня.

Ладно, хватит об этом! Главное, вопрос с двумя трупами закрыт, и слава богу. Теперь надо подумать, что делать с третьим – прибор он там или механизм, а разлагаются мертвые андроиды точно так же, как люди… Да ну его к черту! Завтра. Завтра, прямо с утра оттащу его в холодильник, сегодня у меня нет на это сил. Надеюсь, за ночь он не успеет протухнуть.

День у меня выдался трудный, я был вымотан и физически, и морально. К тому же грязен был с головы до ног – в укромных уголках яхты, куда не добирались киберуборщики, скопилось немало пыли. И, чтобы расслабиться и успокоиться, я решил принять горячую ванну. С массажем, пеной, приятной музыкой и аромотерапией. У меня в каюте есть санитарный отсек, там можно умыться и даже принять душ. Но это – гигиена, чисто техническое действие. А мне хотелось получить настоящее удовольствие. Поэтому я направился в свой «банный дворец», как называла этот отсек Молли. И плевать на экономию! Я – один, на мой век хватит!

Не меньше часа я наслаждался жизнью, выкинув из головы прошлые неприятности и запретив себе думать о неприятностях грядущих. Когда же меня потянуло в сон, я вылез из ванны, обсушился, накинул пушистый мягкий халат прямо на голое тело и, разморенный, полностью удовлетворенный, поплелся в свою каюту, зевая на ходу. Я предвкушал крепкий здоровый сон на чистых прохладных простынях; я мечтал о рюмочке коньяка, которую я выпью перед тем, как лечь в кровать; я был так погружен в свои приятные мысли, что, переступив порог своей каюты, не сразу заметил её.

Она лежала на полу, сложив крылья, - мертвая бабочка, гигантский золотистый махаон.

Всю мою расслабленность как рукой сняло. Рукой сняло? Сдуло ураганом, снесло взрывом! Меня буквально вымело в коридор, и я прижался к стене, выставив перед собой руку с плазматором. Меня трясло, рука ходила ходуном.

Кто это сделал? Кто, черт возьми?! Кто еще живой остался на этом чертовом корабле, кроме меня?!!

Медленно тянулись минуты, но ничего не происходило. Я изо всех сил вслушивался, но не слышал ни чужих крадущихся шагов, ни чужого сдерживаемого дыхания. Я изо всех сил вглядывался, но ни малейшего движения, намека на движения не уловил. Я был один, я мог в этом поклясться.

Я знал, что это не так.

Я сбросил длинный халат, который сковывал мои движения. Крадучись, я пробрался в гостиную; то и дело замирая и оглядываясь, нашел свой уником. Показалось мне, или складки на скатерти, которая скрывала мертвого андроида, раньше были расположены иначе? Может ли такое быть, что «Джордж» обвел меня вокруг пальца, удачно сымитировав смерть? Я не знал. Да и знать, если честно, не хотел. Я просто сжег из плазматора то, что недавно было моим дворецким. Вонь стояла страшная, но я терпел, пока от сволочного андроида не остался спекшийся обугленный бесформенный ком. Потом запустил киберуборщика, а сам отправился в рубку – в самое надежное, самое безопасное место на корабле. По уму, мне надо было сразу это сделать.

В рубке я закрылся, активировал режим полной автономности и включил уником, выведя фасеточную картинку с камер на обзорник. Пока я вынимал из рундука запасной комбинезон, пока натягивал его, подгонял по фигуре, я не отрывал глаз от обзорника. Никого! Ну вот вообще – никого!

Усевшись в командирское кресло, я принял двойную дозу стимулятора. Я не собирался спать этой ночью.

Ничего ещё не кончилось, Лис. Ты понял? Всё только начинается! Ты жаловался на то, что жизнь пресна и спокойна? хотел острых ощущений? Так вот они, ощущения! Острее не бывает! Получи и распишись!

Передо мной был враг – хитрый, опытный, опасный. Вдвойне опасный оттого, что неизвестный. Оставаясь в тени, он играл со мной, как кошка с мышкой, вел меня, как кукловод ведет послушную марионетку. И наслаждался происходящим.

Я доберусь до тебя, с холодным бешенством подумал я. Ты пожалеешь, что связался со мной. Ты пожалеешь, что вообще родился на свет. Я тебя уничтожу – без затей, просто и надежно, и спляшу на твоей могиле. Нет! У тебя и могилы-то не будет, я отказываю тебе в этой милости!

Обзорник вдруг мигнул. Я резко повернулся, и у меня перехватило дыхание – все секторы обзорника показывали мою каюту, где лежал на полу мертвый махаон.

Я засмеялся, и смех мой был страшен. Я включил громкую связь.

- Ласт, - позвал я, и голос мой эхом разнесся по всему кораблю. – Я знаю, это ты. Хорошая шутка, я ее оценил. Не уверен, что у тебя хватит смелости выйти на честный бой со стариком, у тебя другие методы. Что ж, я принимаю вызов. Надеюсь, ты составил завещание?

Кровь бурлила в моих жилах, душа пела в предвкушении славной битвы. И пусть не молодость была тому причиной, а банальная химия – плевать! Главное, я был счастлив. По-настоящему счастлив за последние три десятка лет.