Вот есть такие мужчины, прям небожители. Это когда красавец-умница-владелец крупной компании-спортсмен-перфекционист-мечта почти всех женщин компании и даже некоторых мужиков.
Лично я знаю такого только одного - это генеральный директор компании, в которой я родилась как менеджер по продажам, пережила подростковый протестный возраст, оперилась, встала на крыло, ну и дальше по списку.
В Максима Павловича я влюбилась в тот же день, как первый раз увидела. В нем было идеально все: блондин с прозрачно-голубыми глазами, эстет с красными дипломами, с отстроенной из ничего компанией, которая маячила уже где-то в списке Форбс. И всего на семь лет меня старше.
Любила я его только платонически, потому что на мой взгляд обладать им могла только какая-нибудь такая же как он сам неземная женщина, ну точно не я.
Опции соблазнения в наших отношениях были автоматически отключены ещё в далёком девяносто седьмом, исходя из моей логики Мужа-из-анекдота-про-Дона-Педро. Не помните? Это когда муж, подглядывая в замочную скважину, увидел мускулистого и загорелого красавца Дона Педро и свою бледную невыразительную жену, прошептал: «Хоспаде, перед Доном Педро-то как неудобно.»
Лет десять назад, в мои тридцать три, карьера в компании была уже на пике - я управляла офисом в филиале. На слёт компании в Турции собрали триста сотрудников, из которых больше половины были новичками - их планировалось пропитать за три дня корпоративными ценностями до состояния мякиша.
Пить всем запретил Максим Палыч, и шутить с этим было очень опасно - накануне он депортировал коммерческого директора за пару рюмок. Поэтому треть сотрудников предпочитала не снимать солнцезащитные очки даже при просмотре презентаций в темном конференц-зале. Во избежание.
Накануне почти ночного вылета домой не пить было невозможно. Турецкая ночь горячо шептала в ухо, соблазняя попробовать все то, что бесплатно наливают в пятизвездочных отелях. Главное - не попасться Палычу на глаза.
Сначала мы пили вино на разных балконах с тремя айтишниками, потом объединились, прыгая с балкона на балкон на уровне третьего этажа.
Четыре бокала вина резко добавили мне яркости восприятия и без того прекрасной турецкой ночи - я подбила двух айтишников продолжать пить вино на пляже, лёжа на песке как морские звёзды, обещая им за это мириады звёзд на небе и полумесяц луны, ровно такой же как на всех символах турецкой веры. Программисты сказали, что они это уже видели на ютубе, но я была убедительна.
Я вообще всегда убедительна после четырёх бокалов.
Звезд действительно было нереально много. В небе ежесекундно что-то происходило - зажигалось, улетало, падало, мерцало - и я тоже летела куда-то с ними со скоростью света. Какой-то подвид крабов натыкался на меня, пугался и убегал на двух ногах, балансируя своим панцирем. В тот момент я любила всех - звезды, айтишников и крабов. Это было восхитительно.
...В четыре утра я стояла на ресепшн с чемоданами, загоняя крабов поглубже внутрь сознания. Это было не просто, крабы ждали продолжения банкета, подбивая меня сгонять до бара. Подтягивались к автобусам в аэропорт и невыспавшиеся молодые бойцы менеджмента.
И тут я увидела Максима Павловича. Палыч был на каких-то нереальных алкогольных спидах, он тоже всех сейчас любил одномоментно. За ним справа бежала директор по персоналу Маруся и взывала к совести: «Максим Павлович, пожалуйста сядьте в автобус, я Вас умоляю. Молодые коллеги нас не поймут». В другое ухо ему шпионски гундел тот же текст его-правая-рука-друг-и-товарищ Вадик.
В прозрачно-голубых глазах Палыча бушевала вся мощь иной реальности, которую он сейчас счастливо проживал. Он как будто нёсся на высокой скорости на мотоцикле по кольцевой трассе, ему был ветер в лицо и его волосы красиво развивались по ветру. Мы с Марусей и Вадиком на каком-то повороте периодически появлялись в его зоне зрения, но скорость и шум мотоцикла сильно мешали общению.
Мы с моими крабами восхитились. Потом удивились. Потом возмутились. Стали сомневаться что так вообще было можно.
«А ну пошли вон,»- сказала какая-то внезапно появившаяся в моей голове властная женщина крабам, - «Мне надо срочно с сыном разобраться.» Крабы резко шуганулись в сторону, потом подхватили панцирь и убежали на двух ногах.
Два наших изменённых состояния, мое и Максима Павловича, сложились как сложные пазлы в идеальную картинку.
«А ну быстро в автобус»- сказала я Палычу. В моей изменёной реальности не было ни капли сомнения в успехе мероприятия, там жестко властвовала сущность Мамы Максима Павловича. Она сложила руки калачиком на груди и периодически наставляла меня словами типа «А ну наподдай ему сейчас! Хорошо было.... давай... ещё разок... Все!!! Тормози!!! Не перегни! С ним вообще так нельзя, но сейчас можно.»
Палыч послушно сидел у окна автобусе, смотрел в окно и на мою ногу, заблокировавшую выход на уровне подголовника передних сидений.
С периодичностью в минуту мы проживали три сета его разных состояний. Когда кто-нибудь стучал ему в окно снаружи, Максим Павлович подрывался и пытался выйти, ставя меня перед фактом что ему надо покурить (выпить, обнять - ненужное зачеркнуть). «Сидеть»- обычно говорила во мне Сущность Мамы. Палыч сразу же серьезно расстраивался.
Мне становилось его жалко, и в этот сет я гладила его по щеке и говорила: «Максюша, ты такой красивый. У тебя фантастические глаза. Тебя все девушки компании любят.» «Правда?»- уточнял Максим. «Правда, правда»- отвечала я.
«Где мои деньги?»- без перехода взвивался с сидения вверх Палыч, когда его обсессивно-компульсивное расстройство брало вверх над всемирной любовью. «Скажи ему, что деньги в чемодане, я проверил, он уже пятнадцать раз спрашивал»- суфлировал Вадик между нашими с Палычем сидениями.
Через тридцать сетов наши диалоги с Максом Павловичем сильно сократились:
- Я?
- Нет.
- А где?
- В чемодане. Кстати, ты очень красивый.
- Не врешь?
- Иже еси на небеси.
На паспортный контроль мы шли вчетвером, четко соблюдая боевое построение рыцарей в форме свиньи. Мы с Палычем шли плотно и рядом, с флангов прикрывали Маруся и Вадик.
Мы прошли мимо очереди из двухсот наших коллег, которые с интересом нас разглядывали. «Хорошо что заставила надеть его солнцезащитные очки,» - тревожно сказала внутри меня Мама Максима.
Маруся положила четыре паспорта турецкому пограничнику.
- Фэмили, - прокомментировала я.
- Ви а фэмили правильно вообще-то,- уточнил Вадик.
- We are all relatives. This is one extended family. - пояснил пограничнику Палыч с калифорнийским протяжным акцентом.
«Ни фига се» - удивились мои крабы.
«Почему мы не взлетаем?»- кто-то весело спросил с задних рядов.
В голубых глазах Максима внутренняя стюардесса метнулась за его правами штурмана боинга. Потом она же требовала поговорить с пилотами и уже начать контролировать процесс взлёта. Но Сущность Мамы во мне, этой сильной женщины, ее быстро морально задавила.
«Уважаемые пассажиры, наш полет походит к концу, мы приземляемся в Шереметьево», - сказал пилот и мы с Максимом Павловичем одновременно проснулись.
Палыч с подозрением посмотрел на меня. Потом заглянул куда-то внутрь себя. «Да нееее,»- ответил он себе.
- Слушай, а что насосные заводы действительно генерируют столько прибыли?
- Уф. - сказала я, у меня был доклад на эту тему на слёте. - Слава богу.
Палыч посмотрел на меня внимательно и снова что-то заподозрил.
- Слушай, а почему ты здесь сидишь? - тихо спросил он.
- Думаю, нам Вадик потом расскажет.
...Через пару дней мне позвонила наша местная красавица Лизок и защебетала в трубку встревоженно-ревнивым голосом: «Дорогая, что ты делала с нашим Палычем на слёте, колись, дорогая. Я его спрашиваю как все прошло, а он говорит: Эта Оля у вас Валерьева - шикаааарная женщина.»
Лизок напряжённо помолчала. Я тоже не знала что говорить. «Ну расскажи, а?»- жалобно спросила она.
«Это не в сфере титек» - грустно сказала я.
P.S. Максим Палыч текст прочитал, долго смеялся. Потом сказал: «Да не так все было. Это ты была под спидами, выражаясь твоим сленгом, а я тебя депортировал.».
Причём мои крабы с ним полностью согласны, ведь они тоже влюблены в Палыча.
Хотя откуда им знать как было, их же в самом начале выгнала Мама Максима.
