Люблю евреев.
Ой-вей, я знаю все, что вы мне сейчас за них скажете. И про Израиль, в который съезди и поживи, тоже. Судя по количеству женщин в жизни моего приятеля Гриши, люблю их не я одна.
У Гриши исторически сложилось три жены, а у каждой жены исторически сложился свой сын от Гриши. Правда в третьем браке Гриша уже почувствовал подвох всего этого мероприятия, и решил не жениться официально.
Парней своих он воспитывает, как завещал Гришин-папа-профессор-матанализа: «Без математики у тебя ничего не будет, понял?!? Ни денег, ни машины, ни женщин! Учи математику, я сказал!»
Сейчас Гриша живет со своей верной многолетней любовницей Маришей, которая на 10 лет старше его третьей жены.
Когда он на моей свадьбе поймал букет невесты и отдал Марише, мы смутно заподозрили, что третьим браком Гришина жизнь не ограничится.
Возраст за полтинник им обоим к лицу, как и образ жизни свободных детей Вудстока, правда хорошо обеспеченных, потому что Гриша папу слушал, математику знает, деньги на Голландию есть.
Не известно, кто кого решил потроллить - пограничники уральского аэропорта Маришу или Мариша пограничников, когда она достала по их просьбе из багажа секс-игрушку и провела им короткую лекцию-ликбез по эксплуатации.
Я выросла в «еврейском квартале», в тихом центре Перми, там, где под крышами живут стрижи, кроны деревьев тихо шумят на уровне пятых этажей, а прогулочный Компрос сверкает огнями витрин совсем рядом, за кондитерским магазином «Белочка».
“Еврейским» его прозвали за высокую концентрацию советской номенклатуры Перми, педагогического состава местных институтов и университета, заселившихся в шестидесятые. Евреев там тоже было много, конечно. Просто в основном это были одни и те же люди. Ну так совпало.
«Алло, это база? Соедините с директором Кацманом... А кто у вас директор? Иванов?!? Э-э-э... Это шо - военная база?!?» -весело и в лицах рассказывала я в школе анекдот, подслушанный у соседей, до тех пор пока меня не попросили рассказать его в учительской. «Хороший анекдот, жизненный,» - сказал
физрук, когда мы вышли с ним оттуда одновременно.
Дворы наших домов выполняли функционал общих гостиных, в которых модно было дружить против соседей с соседних лавочек из-за разности потенциалов в образовании.
- Эмма Евгеньевна, а почему наш квартал называется еврейским? - спрашивала я соседку-юриста с высокой прической голубого оттенка.
- Милая, подите спросите лучше у Германа Львовича, вон он стоит с Израилем Георгиевичем разговаривает, хотя вот и Голенкевичи из подъезда вышли, можете у них спросить...
Когда мне было почти пять, к нам в подъезд подкинули коробку. Я её обнаружила первой, с волнением открывая, нащупав под крышкой что-то тёплое и мягкое. «Аааааа! Там котятки! Что делать?!? - выбежала во двор с коробкой.
Ну что мне ещё могли там посоветовать?
«Продай конечно», - сказала Августа Васильевна, которая летом продавала у строительного техникума гладиолусы собственной селекции в промышленных масштабах.
Через пять минут я уже стояла с открытой коробкой на углу Комсомольского проспекта. Как продавать мне никто не рассказал, но коллективное бессознательное еврейского квартала направило меня навстречу первой выручке в рубль с двадцать.
Ну, и шо вы там мне хотели рассказать за евреев?
