OlgaSvoboda

– Ну не только же у тебя есть эксклюзивное на это право! Не нравится, можешь опять сделать это сама. Или сейчас не получится – ты же предупредила! А это ведь совсем не в твоем стиле – предупреждать, прежде чем уйти!

– Никуда я не уйду. – Софи потерла подозрительно повлажневшие глаза, – Я люблю тебя. И никуда больше не уйду. Слышишь?

Её взгляд умолял об ответном признании, но отчего-то нужные слова застряли у Серёги поперёк глотки. Он злился, и не мог понять из-за чего – в конце концов, он даже уже не помнил, почему они начали ругаться.

– Я сегодня переночую у себя.

Закрыв за собой дверь, Серёга испытал странную смесь облегчения и вины.

«Да что со мной не так? Почему я просто не остался у неё?»

***

Сбросив очередной звонок, Серёга отхлебнул прямо из горлышка бутылки, закашлялся и вытер рот рукавом. Горько усмехнулся: «Поздравляю тебя, братец. Ты не только м***к, теперь ты ещё и алкаш».

Справедливости ради, закуска у него всё же была. Наспех нарезанная колбаса уже начала заветриваться, но Серёга к ней так и не притронулся, несмотря на то что пустой желудок протестовал против водки. Но неприятные физические ощущения хоть как-то перебивали невыносимую гадливость от самого себя.

Не было никакой Надежды Павловны.

В очередной раз осознав, что ему до смерти надоела Софи, Серёга захотел поговорить с колдуньей и попробовать разобраться, что же с ним происходит. И попросил у Лили адрес.

Но ни Лиля, ни Артём не поняли, о ком он спрашивает.

А значило это только одно – он, Серёга, редкостная сволочь. Он столько времени сох по Софи только потому, что она не подпускала его близко – и правильно, оказывается, делала. А как только она ответила ему взаимностью – он к ней охладел.

Зачем он бросил её первый раз, Серёга ещё мог понять. И даже зачем вернулся. Но потом…

Он начинал скучать по ней, если они долго не виделись, но ещё больше он потом скучал в её компании. А её влюблённые глаза и заглядывание ему в рот откровенно раздражали. Чем сильнее Софи старалась угодить, тем невыносимее становилась.

Так почему он не может её отпустить?

В этот раз было даже хуже, чем обычно. Едва им стоило помириться после крупной ссоры и Софи обняла его, Серёга почувствовал тоску и отвращение от одного её прикосновения.

И буквально на следующий же день спровоцировал новый скандал, чтобы уехать.

Бутылка опустела.

Алкоголь не принёс облегчения, разве что притупил чувство вины.

Борясь между желанием уснуть и тошнотой, Серёга решил пройтись.

Он долго петлял знакомыми, а после – незнакомыми улицами, будто нарочно нарываясь на неприятности. Но желающие выяснить с какого он района ему так и не встретились.

Остановившись у невзрачного и ничем не примечательного на вид здания, Серёга замер, пронзённый слишком ясной для его хмельной головы мыслью: «Но я же перечислял кому-то деньги».

Непослушные пальцы никак не хотели попадать в цифры пароля, а интернет постоянно отваливался. Но стремительно трезвеющий Серёга добился своего, и разыскал тот злополучный перевод.

«Но почему Лиля с Артёмом всё отрицали?».

Мрачные думы о странном поведении друзей прервал подозрительно знакомый глубокий голос.

– Всё-таки вернулся? Поднимайся, дверь открыта. Двести тринадцатый кабинет.

Окно захлопнулось прежде чем Серёга успел разглядеть женщину в проёме, но сомневаться не приходилось. И о том, каким именно образом во всём огромном городе он оказался именно здесь, думать тоже не хотелось. Почувствовав внезапный прилив сил, Серёга быстро добрался до обшарпанной белой дверки и вошёл без стука.

Надежда Павловна осмотрела его с головы до ног и усмехнулась.

– Что, надоела тебе свобода?

Серёга вспыхнул.

– Да разве это свобода? По факту же не поменялось ничего. Я как не мог жить без неё, так и не могу. Разве что теперь и с ней не хочу тоже… Что за халтуру вы сотворили?

Колдунья не смутилась и не рассердилась.

– Как же ничего не поменялось? Разве тебе всё так же отвратительны другие женщины?

Серёга удивленно покачал головой. Он раньше как-то и не думал об этом, но ведь и правда… Да, все его подружки так и не смогли запасть ему в душу, но чужие запахи и тела больше не вызывали у него отторжения.

– С этим да, стало легче… Но меня по-прежнему тянет к ней!

– Так уж и по-прежнему? Так чего ж ты ещё не женился тогда до сих пор? Ведь она теперь точно не против, – хитро сощурилась Надежда Павловна. Серёга не выдержал взгляд и отвёл глаза.

– Надеюсь этот вопрос мы с тобой закрыли. А тянет тебя теперь не Софи твоя, а Настоящая любовь. Манит, как лампа мотылька. Красивая она, яркая, притягательная. Да и чисто по-человечески приятно, когда тебя любят… А потом побьёшься-побьёшься об стекло, да понимаешь – не твоё это. Не загорается ответный огонёк, пусто и холодно внутри. Вот и тянет уйти.

– А почему вернуться тянет?

– Да потому что ничего лучше не нашёл. Вот встретил бы ту, которую тоже полюбить смог, сразу бы все метания прекратились. Но шансов на взаимную Настоящую любовь в наше время – ох как мало.

– И что теперь делать?

– Я тебе ещё в первый раз всё сказала. Уничтожить такое чувство нельзя. Только поменяться.

Серёга долго молчал, а потом с усилием потёр уставшие воспалённые глаза.

– Верните всё как было.

Почему-то он ждал, что колдунья начнёт его отговаривать. Или хотя бы попросит обосновать своё решение. Но Надежда Павловна улыбнулась уголками губ – едва заметно, но как-то очень по-доброму, понимающе. Подошла к нему, положила обе руки на грудь.

Серёга зажмурился, когда услышал первые слова заклинания. Почувствовал только, как в него возвращается Настоящая любовь – острая, огромная настолько, что едва помещалась внутри, тяжёлая, но яркая, горячая и горько-сладкая.

С трудом вдохнув, Серёга открыл глаза. Надежда Павловна внимательно смотрела на него.

– Хочешь что-нибудь спросить напоследок?

–Да. Почему Лиля с Артёмом делали вид, что вас не знают?

Кажется, ему всё-таки удалось удивить колдунью – не такого вопроса она ждала.

– От твоей подруги слишком уж много клиентов было, мне столько не надо. Если хочешь, ты тоже можешь обо мне забыть. Только вернуться сюда тогда уже не получится.

Серёга прикоснулся ко всё ещё ноющей груди. Дыхание оставалось поверхностным – любовь так вольготно расположилась внутри, что почти не оставляла места, даже для воздуха.

– Я не вернусь. Но если можно, то хотел бы помнить.

– Да нет, по адресу пришли.

Серёга открыл рот, но поспешно его захлопнул. Он готов был поклясться, что ничего не говорил вслух – но с другой стороны, а чего он ожидал? Конечно, сейчас будут применяться разные штучки и фокусы, чтобы задурить ему голову. Он, правда, ожидал встретить более… аутентичный антураж, но это же очевидно. Вот она и играет на этом несовпадении, никакой мистики!

– Присаживайтесь.

Идя к предложенному стулу, Серёга украдкой оглянулся. Не знай он наверняка, подумал бы, что здесь выдают какие-нибудь справки. Пыльные допотопные стеллажи с папками, чахлый фикус на подоконнике соседствует с двумя унылыми кактусами. С потолка льётся холодный свет казённых светильников. И ни одного, даже самого завалящего хрустального шара. Ну или сушеной головы ящерицы, или ещё какой дряни… Чему там положено быть у колдунов, ясновидящих и прочей братии мошенников?

Поёжился он раньше, чем понял от чего. Взгляд хозяйки кабинета пронизывал до костей, будто она слышит все его нелестные мысли.

– Спрашивать тебя зачем ты пришёл не буду. Ты съязвишь, что я и так должна это знать. Знаю – из-за девушки. И да, конечно, это ничего не доказывает – чего ради ко мне мог прийти такой молодой мужчина. Доказывать я тебе ничего не собираюсь, не в суде. Хочешь помощи – проси. Нет – выматывайся, у меня бумажной работы полно. Тоже мне, Серж нашёлся…

Серёга вздрогнул, как от удара. Серж. Так его называла только она…

София. Впрочем, девушка относилась к своему полному имени презрительно-снисходительно, переиначив его на французский лад – Софи. И Серёгу, невзирая на его исключительно-рязанскую физиономию, прозвала Сержем.

На Сержа Серёга не тянул ни в профиль, ни в анфас. Как не дотягивал и до Софи, и до всего, что её окружало. Серёга вообще не понимал, как его угораздило так вляпаться. Он всегда предпочитал простых девчонок без заморочек, которые не морщат носы от разливного пива, а между музеем и кинотеатром всегда выберут второе...

Софи в такой расклад не вписывалась. Они и познакомиться-то не должны были никогда, но всё решил случай. Мать Софи, давно и бесповоротно разошедшаяся с первым мужем и оставившая ему половину детей в виде сына Артёма, вдруг решила вместо отпуска в Европе наведаться в родной город – навестить отпрыска, который уже скоро должен был закончить школу. Мнение дочери относительно поездки сильно расходилось с маминым, но в расчёт не принималось: «ты должна увидеться с братом. Если не ради него, постарайся хотя бы ради меня».

Артём, не видевший сестру добрый десяток лет, в восторге не был. И, избегая неловкого молчания наедине, активно таскал её по всем знакомым. Серёге, как лучшему другу Артёма, честь развлекать заезжую гостью перепадала чаще прочих. А однажды пришлось провести с ней целый день – мама Артёма твёрдо вознамерилась убедить сына вместо техникума поступать в институт в столице, и решила, что проведя с ней побольше времени тет-а-тет, будущий студент капитулирует. Скучающую Софи вручили Серёге под честное слово и даже сунули денег – на культурный досуг.

С тех пор прошло уже столько лет, что сложно было вспомнить, тогда он влюбился, или всё-таки позже. Но что она не такая, как все, понятно стало сразу.

Софи не пила алкоголь и не ругалась матом. Её волосы не пахли сигаретами – ни чужими, ни «на меня друзья надышали». Свободно владела английским и французским, постоянно вставляя какие-то словечки. Не смотрела популярные фильмы и сериалы, не знала современных песен. Но и на заучку похожа не была.

Серёге до сих пор было сложно описать, чем его так зацепила Софи, и сложно описать её саму. «Другая». Это единственное слово, которое приходило на ум. Ей были чужды мечты большинства знакомых ему девчонок об удачном замужестве – хотя Серёга был уверен, что мама нашла бы ей стоящего жениха в два счёта. Карьера Софи тоже не очень волновала, при том что она была круглой отличницей и закончила хороший ВУЗ с красным дипломом.

Она с головой окуналась в то, что считала интересным, и без оглядки бросала то, к чему не лежала душа. Проявлялось это даже в мелочах. Она могла встать и уйти в середине фильма, если посчитала его скучным. Не говорила «я перезвоню позже», если не собиралась перезванивать.

Как-то раз к Артёму заглянули друзья, общение с которыми у Софи не задалось. Прощаясь, один из них из вежливости пробормотал, что ему было приятно познакомиться и они будут рады увидеться ещё. Глядя на его ясными голубыми глазами, Софи твёрдо сказала: «Ну зачем вы врёте. Видно же, что не будете».

Но её нельзя было назвать грубой или бессердечной. Софи волонтёрствовала в приюте для животных, участвовала в спасательных операциях «Лизы Алерт».

А ещё побывала во всех дорогих ресторанах Парижа, но с того памятного лета приезжала к отцу минимум два раза в год, гуляя с Артёмом и его друзьями, подпевая вечерами нестройному хору у костра песням, которые до этого никогда не слушала…

– Это всё очень занимательно, но что конкретно ты хочешь?

Сочное контральто хозяйки кабинета вернуло Серёгу с небес на землю. Почему эта дама вела себя так, будто слышала весь его внутренний монолог? И чего это вдруг он так размечтался?

– Хочу, чтобы всё кончилось, – вдруг выпалил Серёга и покраснел.

Но это на самом деле было тем, что он хотел.

Она поцеловала его тогда, перед отъездом. Сама. Тогда Серёга решил, что ему тоже надо срочно поступать в институт с Артёмом. Никто не ожидал от него такого рвения, но он всё же поступил, хоть и в другой ВУЗ, и переехал с другом в Москву.

Софи сделала вид, что ничего между ними не было. А ухаживания Серёги не замечала вовсе.

Помучившись несколько недель, Серёга ударился в учёбу – а чем ещё было заняться в чужом городе? Восторгов вырвавшихся из-под опеки родителей первокурсников он не разделял – ему и дома жилось вполне привольно, а пьянкам в общаге было ох как далеко до ночевок с друзьями у костра.

После зимней сессии Софи пришла к нему. Вернее, он к ней пришёл – домой, по приглашению. В квартире не оказалось никого, кроме неё.

В тот первый раз он так волновался, что едва всё не испортил. У Серёги и раньше были девушки, но не было такой как она.

Через две недели она перестала отвечать на его звонки и сообщения. А когда он подкараулил её у дома, пожала плечами и сказала: «Я думала, ты сам всё понимаешь».

Что он должен понимать, Серёга так до сих пор и не знал. Что она не будет с таким, как он? Что ей просто хотелось развлечься?

Когда Артём отмечал свой второй московский День рождения, она была там. Логично – ведь он её брат. А вот что было не логично – проснулись Серёга и Софи в одной постели. Но и только. Второй раз он пережил проще, чем первый, и даже почти не удивился.

Хотя кому он врёт… С тех пор они много раз сходились и расходились. Если можно считать разрывом, когда тебя бросают без единого слова и без предупреждения. Он пытался делать вид что ему всё равно, но гордости хватило примерно на пару лет, после чего Серёга в очередное затишье написал: «Я так не могу. Бросаешь – бросай насовсем».

Она не ответила. Зато написала через два месяца: «Если хочешь – приходи сегодня».

И он пришёл.

Проклиная себя, её, даже Артёма и его маму. Но – пришёл. И приходил всегда, когда она звала. Будто так и надо, будто и его это устраивает.

Софи никогда не спрашивала, есть ли у него кто-то ещё кроме неё – скорее всего, ей было всё равно. Серёга не спрашивал, потому что всё знал. Каждый раз убеждал себя не смотреть её страницы в соцсетях, ничего не спрашивать у общих друзей, но каждый раз срывался.

Несколько раз он пытался забыться в чужих объятьях. Опыт оказался неутешительным: ему оказались противны чужие поцелуи, ненавистен чужой запах.

Софи могла звонить ему каждый день несколько недель подряд, а потом пропасть на полгода. Когда ей исполнилось двадцать пять, они провстречались восемь месяцев. Серёга решил, что она наконец успокоилась, и собрался делать предложение.

Кольцо до сих пор лежало в дальнем углу тумбочки. А то комбо оборвалось поездкой Софи в Америку на год. Серёгу с собой не приглашали.

– Надо же, что-то новенькое. Даже не попросишь приворот?

От насмешливого взгляда хотелось и злиться, и съежиться. Как он вообще тут очутился??

Хотя выбор был в общем-то невелик. Либо сюда, либо в психушку. Ну или с моста вниз головой…

– Ну ладно тебе, – внезапно мягко сказала женщина, – зачем такие радикальные меры. Давай соблюдём формальности. Я – Надежда Павловна, потомственная колдунья.

Если бы Серёга не был так подавлен, он бы поморщился.

Прийти сюда его уговорила жена Артёма. Лиля долго пыталась забеременеть, и, обойдя лучших гинекологов, репродуктивных психологов, пережив три неудачных ЭКО, по совету какой-то знакомой обратилась к Надежде Павловне.

Две заветные полоски на тесте она увидела через месяц, и с тех пор твёрдо уверовала в магическую мощь колдуньи. Кажется, там были какие-то истории чудесным образом исцелённых Лилькиных подруг и родственников, снятые венцы безбрачия и еще какая-то ересь, Серёга сильно не вникал. Он бы и не узнал никогда про Надежду Павловну, если б не перебрал в честь двадцать третьего февраля и не остался ночевать у Артёма, внезапно распустив пьяные сопли у него на кухне. Сердобольная Лиля тут же сосватала к этой своей колдунье, а отказаться уже было неудобно.

– Сергей.

Серёга не стал спрашивать, откуда «колдунья» знает про Сержа. Очевидно же, что от Лили. Но не удержался от другого вопроса:

– А почему у вас тут… так? – не найдя подходящего слова, он обвёл руками помещение.

– А что, без хрустального шара и чёрных штор тебе неуютно? Не люблю полумрак. От него зрение садится, а мне отчёты заполнять.

– Это перед кем же вы отчитываетесь? – искренне удивился Серёга.

– Ни перед кем. Для кандидатской нужно.

Уточнять про кандидатскую уже не хотелось. Надежда Павловна наконец отодвинула от себя бумаги и сказала:

– А теперь подробнее – какая именно помощь тебе нужна? Только давай без лирических отступлений, общая канва мне ясна.

На этот раз Серёга тщательно обдумал свой ответ и не отвлекался на воспоминания:

– Вы можете сделать так, чтобы я её разлюбил? Она меня не отпускает. То зовёт, то отталкивает. Я пытался с ней договориться, но она говорит, что я же сам прихожу – значит на всё согласен. А я не согласен! Но и не приходить не могу. Чертовщина какая-то…

Колдунья усмехнулась:

– Ну а кто сказал, что Настоящая любовь – это счастье?

– Да разве это любовь? – разозлился Серёга, – это издевательство какое-то! Лучше уж совсем одному, чем так…

– Любовь, еще какая. Настоящая. Тяжелый случай. Хуже бывает только Безусловная, но такая обычно только к родителям приходит, да и то не ко всем. Проще было бы, если бы у вас была Влюбленность, или Страсть, или обычная Любовь с ограничениями…

– Какая-какая?

– С ограничениями. Это когда есть нейтрализатор. Измена например, или старость, или ещё какое условие. Стоит его найти и показать человеку – даже просто в его голове, иллюзией, и всю любовь как рукой снимает. Это работа простая. А вот такие как ты редко встречаются…

– Значит, не поможете? – Серёга удивился тому разочарованию, которое обожгло его изнутри. Он же не верил во всю эту чушь с магией. Или всё-таки верил?

– Отчего же, помогу. Только не так, как ты просишь. Такое чувство как у тебя, нельзя просто уничтожить. Но можно провести рокировку.

На этот раз Серёга не удивился. От этой женщины в сером пиджаке странно было ожидать какого-то «очищения» или там «отворота». Рокировка так рокировка…

– Как это?

– Любовь останется такой как есть. Но я поменяю вас местами. Ты будешь свободен, как и хочешь, а вот она…

– Она меня полюбит?

На короткий миг Серёге до дрожи захотелось и правда поверить во все происходящее.

– Можно и так сказать. Она будет относиться к тебе так, как ты к ней сейчас, а ты – как она. Согласен?

Серёга кивнул и потянулся ко внутреннему карману – достать фотографию Софи. Но Надежда Павловна его опередила, нетерпеливо взмахнув рукой:

– Ну как так можно: ведь сам же смеешься над всей этой чушью, и сам же её подкармливаешь. Зачем мне фото? Свечкой вокруг поводить?

Ответить Серёга не успел. Надежда Павловна посмотрела ему в глаза, что-то тихо сказала и…

И он проснулся в своей постели.

***

«Приснится же такое»

Часы на стене мерно тикали. Время они показывали неправильно, но ни отнести в ремонт, ни выкинуть их Серёга так и не собрался. Чтобы узнать время у него был телефон, а часы… Он бы никогда никому не признался, но ему просто нравился этот звук. Тик-так, ты-тут, мы тут, жизнь идёт, пусть так, тик-так…

Но Софи и друзьям он говорил, что ему лень лезть за ними.

Туман в голове рассеивался, и Серёга вдруг понял, что не помнит какой сегодня день. Дата на календаре в телефоне озадачила: 24 февраля, десять утра. Благо что суббота.

Но он же вчера пил у Артема и остался у него ночевать? А наутро ездил к Надежде Павловне?

Или не ездил?

Пока Серёга оценивал правдоподобность вариантов, телефон завибрировал входящим сообщением.

«Приезжай сегодня»

Значит, Надежда Павловна ему точно приснилась.

Всё как всегда. Софи никогда не назначала встречи заранее, только день-в-день. Будто у Серёги нет никакой личной жизни, и он готов всё бросить и примчаться по первому зову.

Хотя так оно и было.

Раздражённо потерев щетину на подбородке, Серёга решил не бриться. Софи не любила колючие поцелуи, ну и пусть помучается. Маленькая, но всё же месть…

Метро выплюнуло Серёгу на нужной станции через час. Он по привычке зашёл в магазин и кинул в корзинку стандартный набор – виноград, сухое вино, сыр с плесенью и горький шоколад.

Но на полпути к кассе вдруг остановился. Всё это любила Софи. Серёга же считал сухое вино кислятиной, горький шоколад – извращением, а сыр с плесенью вряд ли вообще можно называть едой.

Серёга развернулся и решительно направился обратно к прилавкам.

Палка колбасы («отрава»), молочный шоколад с орехами («невкусно») и красное полусладкое («компот») весело пикали в руках кассира, вызывая у Серёги чувство мрачного удовлетворения.

– На карте недостаточно средств.

– Давайте попробуем ещё раз, – растерялся Серёга. Да, зарплата будет только в среду, но он совершенно точно помнил, что на карте деньги оставались. Уж по крайней мере на такой нехитрый набор должно хватить.

Вторая и третья попытки провалились, как и первая. Краснея под сочувствующим взглядом кассира и нетерпеливыми – людей из очереди, Серёга полез в паспорт за кредиткой.

Покинув магазин, Серёга открыл приложение мобильного банка. Денег на карте и правда почти не было, и, согласно истории, десять тысяч ушли на счет Надежде Павловне М. Особенно странно, что случилось это в 9.45 утра, когда Серёга спал в своей кровати.

Ситуация становилась нелепее с каждой секундой. Если он не был у колдуньи, то зачем переводил ей денег? А если был, то как оказался дома? Единственный способ восстановить события – позвонить Артёму или Лиле. Но выглядеть совсем пропащим алкашом, который не может вспомнить что делал, Серёга не хотел.

«Ну, как говорится, спасибо, что взяли деньгами».

Было бы хуже проснуться в обезьяннике. Или в больничке с обмороженными ногами.

Усмехнувшись ничтожеству попыток себя успокоить, Серёга направился по знакомому пути. Как бы то ни было, деньги уже вряд ли получится вернуть, а на сегодня у него планы…

Домофон услужливо открыл дверь на извечный пароль «это я». Продрогший Серёга расстегнул куртку, позволяя теплому воздуху окутать его и отлепить от тела последние клочки сырого холода. Подъезд дома Софи стыдно было называть «подъездом». Петербуржское «парадная» подошло бы лучше. Подъезды пахнут кошками, не очень чистым лифтом и гремучей смесью еды из разных квартир. А сверкающий вопреки слякоти кафель, раскидистые цветы в пузатых кадках и картины в рамках на стене – ну какой же это «подъезд»…

Однажды, сам не зная почему, Серёга притащил на свою лестничную клетку три больших фикуса. Вечером к нему пришла ругаться соседка по площадке: «наставил ерунды, пройти нельзя». На уговоры соседки ушло полчаса, но, как оказалось, зря – наутро от фикусов не осталось и следа, а вдобавок неизвестные ещё и лампочку разбили, тем самым навсегда поставив точку в вопросе облагораживания общедомовой территории.

Нажав кнопку звонка, Серёга прислушался. Никакого пошлого «дзынь». Хитрое устройство имело в своём арсенале с десяток классических мелодий, выдавая их по своему усмотрению. Сегодня Серёгин визит ознаменовала композиция Поля Мориа «Toccata». Хотя в этот раз Софи открыла быстро, прервав приобщение к прекрасному.

– Привет! Хорошо, что ты пришёл. Я соскучилась.

«А зачем так долго тянула? Позвонила бы раньше», – подумал Серёга, но промолчал. И быстро оттаял от крепкого поцелуя, особенно потому, что Софи даже не поморщилась от его щетины, хотя бывало, что она отправляла его бриться прямо с порога.

– А я смотрю, у нас продовольственная революция? – прокомментировала она покупки. Серёга замер в ожидании язвительных шуточек. – Впрочем, это тоже съедобно. А я всегда любила бунтарей.

Время пролетело незаметно. Серёга не воспринимал и половины того, что Софи ему рассказывала – как обычно, он был совершенно заворожен мелодией её голоса, живой мимикой, улыбкой. Вот кто настоящая колдунья… Софи выглядела и вела себя так, будто не было всех этих лет с их первой встречи. Время не тронуло её красоты, не зачерствило душу. Она напоминала родник с хрустально-чистой водой, и Серёга впитывал драгоценную влагу, вслушивался в ласковое журчание…

– Завтра я встречаюсь с мамой, а в понедельник работаю допоздна. Придёшь ко мне во вторник вечером? – сказала ему Софи напоследок.

– Да, конечно, – ответил Серёга.

«А ведь она впервые за все эти годы назначила встречу заранее» – подумал он. И улыбнулся.

***

Жизнь стремительно налаживалась.

С Софи они теперь виделись несколько раз в неделю, и даже начали вместе «выходить в люди», чего не случалось давно. Серёга получил зарплату, залатал дыру в бюджете и почти забыл ту странную историю.

На Пасху они с Софи приезжали в гости к её маме, где были и Артём с Лилей. Про ситуацию с колдуньей никто не заикался, равно как и про очередное воссоединение. Все делали вид, что так и надо, и они очень рады.

Впрочем, Серёга не делал вид. Он и правда был счастлив.

***

– Сееерж, ну пойдём отсюда, мне скучно!

– Может хоть этот досмотрим до конца?

Серёга всерьёз начинал злиться. Нет, вообще он уважал способность Софи закрывать неинтересную книгу, не досматривать скучные фильмы, не общаться с неприятными людьми… Но сегодня она превзошла сама себя – они третий раз купили билеты на сеанс, и третий раз подряд она теребила его за рукав и требовала уйти.

– Зачем, если это – скучно?

– А мне нравится. – решительно заявил Серёга. Софи надулась.

– Ну и ладно. А я хотела тебя позвать домой. Мне вчера доставка пришла из «Victoria’s Secret»…

Серёга тяжело вздохнул. На самом деле этот фильм ему нравился меньше чем тот, на который они шли изначально. И даже меньше, чем второй, а уходить из зала он отказался скорее назло. Но обрисованная перспектива была привлекательнее унылого действа на экране, и он капитулировал.

Квартира Софи встретила их звонким лаем и резким запахом.

– Бони, ну что ты натворил!

Несуразный щенок вилял хвостом, радуясь их приходу, и даже выплюнул по этому поводу порядком изжёванные туфли.

– Это вообще-то были мои любимые… А это что… Фу! Ну неужели не мог потерпеть немного?

Серёга молча начал искать поводок. Такая история случалась не впервые.

Когда в приюте, где волонтёрствовала Софи, не хватало мест, она иногда брала к себе животных на передержку. Но обычно ничего хорошего из этого не получалось – после первых ми-ми-ми наступали суровые будни. Котята царапали дорогущие кожаные диваны, щенки жрали обувь, предпочитая исключительно дизайнерскую, и все они оставляли пахучие лужицы и кучки – с приучением питомцев к туалету дела у Софи не складывались.

Серёга знал, что сейчас он погуляет немного со щенком, Софи уберётся в квартире и торжественно похоронит туфли, а через несколько дней всё вернётся на круги своя. Правда, сегодняшний тройничок для него, Софи и секретов Виктории явно отменяется…

Чувствуя настроение Серёги, пёс жалобно заскулил.

– Что брат, вкусные были туфли? Эх ты, сосиска с хвостиком…

***

Серёга долго смотрел на солидный камень, вертя кольцо в руках. Они с Софи встречались четыре месяца, и на этот раз, кажется, всё было по-настоящему серьёзно.

Она не отменяла свидания, перестала опаздывать и назначать встречи день-в-день. В её холодильнике появились продукты, которые он тоже считал съедобными, и она даже начала иногда готовить. Несколько раз просила его остаться ночевать, чего раньше очень не любила.

Лучшего момента для предложения ещё не было. Но что-то глубоко внутри не давало Серёге покоя. Что-то слишком смутное и неясное, он даже не мог точно себе объяснить, что именно это было.

Страх отказа? Желание подождать ещё немного? Боязнь перемен?

Вдруг разозлившись, Серёга захлопнул коробочку. Какая ерунда! Он взрослый мужик, а мается какой-то дурью.

Коробочка решительно отправилась в карман.

….—и ты представляешь, он сказал, что у меня «ненормированный рабочий день»! и что я обязана работать столько, сколько нужно, пока не закончится проект. А я ему ответила, что крепостное право отменили уже давно, а «ненормированный» означает «периодические задержки на работе», а не график 12/12!

Серёга вяло кивал. Он знал, что ответа от него в общем-то и не требуется – Софи просто нужно было выговориться. Кажется, она скоро уволится. Опять.

Обычно ему было всё равно, но сегодня он ощущал лёгкую досаду. Может, потому что коробочке с кольцом пока точно было суждено остаться в кармане?

А может и потому, что ему не хотелось сочувствовать. Серёга недавно получил повышение до начальника отдела, и он действительно очень много для этого работал. И задерживался тогда, когда нужно, и на сколько нужно.

С другой стороны, не всем же делать карьеру? Хотя в глубине души Серёга был уверен, что скоро Софи станет сложно найти работу невзирая ни на мамины связи, ни на красный диплом – её трудовая книжка пестрела записями, ни одна из которых не фиксировала срок работы больше года.

Серёга вздохнул. Речь Софи сейчас не напоминала горный ручеёк, напротив, неприятно царапала слух истеричными нотками. Нащупав бархатистую твердую поверхность коробочки, Серёга сжал её: «Ничего страшного. Спрошу в более подходящий момент».

***

Подходящего момента всё не случалось.

Хотя Софи уволилась и стала проводить с Серёгой больше времени. Но что-то неуловимо изменилось…

Серёга наконец-то начал внимательно слушать саму Софи, а не просто её голос. Оказалось, что большую часть времени она говорит о моде, театре и о книгах, которые Серёга не читал. Благо ей всё так же не нужны были его ответы – достаточно было вовремя кивать.

Интересно, а она всегда так много болтала?

Серёга гнал от себя крамольные мысли, но их становилось всё больше.

Она никогда не спрашивала, как у него дела.

Он никак не мог запомнить её подружек, потому что они менялись каждые полгода.

Софи не нашла новую работу и постоянно жаловалась на то, что мама начала попрекать её деньгами.

А ещё его отчего-то вдруг стало дико раздражать, когда она называла его «Сержем».

Будто назло, именно в этот момент Софи сказала:

– Серж! Ну ты совсем меня не слушаешь! Ладно, уже поздно. Останешься на ночь?

– Не могу, обещал помочь другу с переездом завтра рано утром, – зачем-то сказал Серёга и покраснел.

***

«Это конец».

Серёга никак не мог уснуть. Софи спала рядом, раскинувшись каким-то чудом на три четверти огромной кровати. Но так много места она занимала не только в спальне. Её внимание начало душить Серёгу.

Он всё чаще врал ей и отказывался от встреч, а сегодня… А сегодня она намекнула ему о том, что хочет замуж.

Кольцо до сих пор лежало у него в кармане, перекочевав из ветровки в осеннюю куртку. И после намёка Софи у Серёги не возникло ни единого порыва достать изрядно потрепавшуюся коробочку.

Как же это случилось? И главное – когда?

Всё было как обычно. Лучше чем обычно. Вполне себе хорошо… Они почти не ссорились, проводили вместе много времени, но…

Серёга всё чаще стал замечать то, чего не видел раньше. То, что казалось ему в Софи милым и очаровательным, стало отталкивать. Её «сила воли» и умение бросать что-то на полпути подозрительно походило на взбаломошность и легкомыслие, прямота и честность смахивали на грубость и безразличие. А ещё у них совершенно не было ничего общего.

Материальный вопрос тоже исключать не стоило. Софи привыкла жить, ни в чем себе не отказывая. И хоть Серёга и получал уже вполне приличную зарплату, его квартального дохода бы не хватило на диван, который Софи недавно выбросила, потому что его немного поцарапал очередной котёнок.

С работой у Софи по-прежнему не ладилось, и вряд ли его будущая тёща продолжит содержать дочь после свадьбы…

Чем больше он думал о будущем, тем очевиднее становилось, что его просто нет.

Каким же надо было быть идиотом, чтобы не понять этого сразу!

Но как сказать Софи?

Серёга посмотрел на неё. Мягкая нежная щёчка едва виднелась, прикрытая шелковистыми волосами.

Он просто не сможет объяснить свой уход. Что бы он не сказал, всё могло разбиться об один вопрос: «а о чём ты думал раньше?». А как ответить на это, Серёга не знал.

Поэтому он тихонько выбрался из постели, оделся и вышел из квартиры.

«Она умная. Она всё поймёт сама».

***

– Ты мог хотя бы записку ей оставить?

Серёга никогда не видел Артёма таким злым и растерянным одновременно.

– Я понимаю, что она часто поступала с тобой плохо, но это не повод вести себя так… по-скотски! Ты же мужчина! Или решил отомстить?

Серёга пожал плечами:

– Нет. Я просто понял, что у нас нет будущего, и не знал, как ей это объяснить. Решил, что она поймёт всё сама.

Артём стиснул зубы.

– Слушай, я в курсе, что вы взрослые люди, но и ты меня пойми… Она всё-таки моя сестра. Ты бы её видел! Делает вид, что всё в порядке, а у самой глаза каждый день заплаканные. Даже Лилька её жалеть стала, хотя раньше терпеть не могла. И они обе мне мозг выедают чайной ложечкой, чтобы я с тобой поговорил. Вот только о чем я с тобой должен разговаривать? Идиотизм какой-то…

Серёга вздохнул. Перспектива разговора с Софи совсем не радовала, но и Артёма подводить не хотелось.

– Считай, что поговорил. Я разберусь…

***

«Больной щенок».

Если бы нужно было дать название взгляду Софи, Серёга бы окрестил его именно так. Гремучая смесь обиды, боли, надежды и страха плескалась в её глазах, то и дело грозя пролиться слезами.

Женских слёз Серёга не любил, обыкновенно теряясь и бестолково лепеча банальности. Но сегодня не хотелось ни смущаться, ни подбирать правильные слова. Он злился – на себя, на Софи, на Артёма.

– Я думал, ты всё поймёшь, – сказал Серёга.

– Серж… – начала Софи.

– Не называй меня так. Всегда это бесило, – неожиданно даже для себя выпалил Серёга. И ушёл, пока не успел сморозить что-нибудь ещё более обидное.

***

– Тебе понравилось?

– Честно – не очень, – смущенно отвела глаза Рита, – я в середине фильма перестала понимать, что происходит.

– А почему не сказала?

Рита пожала плечами.

– Ну не уходить же.

Серёга вздохнул – который раз за вечер. Нет, Рита была неплохой девушкой, только… Какой-то нерешительной. Она не предлагала ничего сама, начиная с выбора места досуга, заканчивая заказом блюд в ресторане. В целом Серёга ничего не имел против, но… Рита могла молча ковыряться полчаса в тарелке, чтобы потом на его вопрос робко ответить, что она не ест грибы. Не признаться, что ей холодно, и заболеть на следующий день после свидания. Рядом с ней всё время приходилось гадать – всё ли в порядке, всё ли ей нравится? И это было довольно утомительно. Жаль, что она не могла прямо сказать, что её что-то не устраивает.

Как Софи.

Как бы Серёга ни старался, но не мог удержаться и не сравнивать своих новых пассий с Софи. У Лены не такой приятный голос, Рита слишком робкая, Таня не так хороша в постели… За последние полгода Серёга перепробовал больше женщин, чем за всю свою жизнь до этого, но радости по этому поводу не испытывал. Ему не слишком-то хотелось прыгать по чужим койкам, просто так получалось, что ни одна из девушек так и не смогла его зацепить.

Проводив Риту до дома, Серёга отказался от приглашения зайти, хотя «кофе» в целом хотелось.

Только вот не с ней.

Поздно вечером, лежа на кровати, он долго крутил в руках телефон, не в силах заснуть. Из открытого окна доносились трели соловьёв, отчаянно жаждавших любви. Раздражённо откинув одеяло, Серёга написал короткое сообщение.

«Если хочешь, приезжай».

***

– Я так рада, что у вас всё наладилось!

Серёга неловко улыбнулся и пожал плечами. Мама Софи подмигнула и ушла к гостям. Он обратно не торопился, стоя у входа в банкетный зал.

Юбилей Лариса Михайловна отмечала с размахом. Разодетые приглашенные чинно восседали за щедро накрытыми столами и жиденько хлопали приглашенным артистам. Только один человек не аплодировал, если ему не нравилось, и выражал восторг после удачных выступлений.

Серёга с удовольствием смотрел на Софи. Ей необычайно шло светлое платье, и трудно было не представить её в белом.

От ресторана с кучей гостей им не отвертеться, но он это переживёт. Но свадебное путешествие они выберут сами.

А ведь они никогда вместе не отдыхали!

Задумавшись, Серёга пропустил момент, когда она подошла к нему.

– Поедем сегодня к тебе? Что-то я подустала от пафоса, хочется чего-то попроще – улыбнулась Софи.

Серёга напрягся. Он понимал, что она ничего такого не имела в виду, но всё равно стало обидно за своё жилище.

Взгляд её голубых глаз был таким чистым и любящим, что Серёга удержался от ехидной шутки. Но, кивнув, сделал себе мысленную отметку: хотя бы коробочку для кольца надо всё-таки купить новую.

Продолжение: Рокировка (продолжение)

Почти все окна самого большого дома в селе оказались приоткрыты. Достаточно, чтобы в придачу к порции свежего воздуха впустить двух хмурых эльфов. Быстро сориентировавшись, эльфы разделились, понимая друг друга без слов.

Фенрису достались двое взрослых. На его счастье, и муж, и жена как раз находились в середине цикла.

Без особого труда он проник в грёзы мужчины. Блеклые образы не таили в себе ничего тревожного, что совсем не устраивало ловца снов.

Не так давно Фенрис занимался тем, что избавлял других эльфов от кошмаров и помогал трактовать сновидения. Но оказалось, что переучиться, при наличии желания, не так уж сложно.

У Фенриса такого желания было в избытке.

Домашний пёс из сна быстро превратился в огромного монстра, терзающего плоть хозяина. Мужчина дернулся в попытке пробуждения, но эльф знал своё дело. Зациклив сон и усилив яркость ощущений, Фенрис перешёл к женщине.

Центром её видений были дети. Румяные и счастливые, они во что-то играли, а мать сидела на крыльце и наблюдала за ними. Поначалу эльф решил наслать кошмар о травме, но потом решил, что этого недостаточно. Это у эльфов, чьим пределом становится рождение одного или двух детей, травма каждого — огромная катастрофа. Местные люди рожают и по десятку за свои крохотные жизни, так что поломка парочки может не оказать должного эффекта. Поэтому в петлю попал целый калейдоскоп из переломов, болезней и мертворожденных младенцев. Завершая цикл, Фенрис содрогнулся от отвращения, но быстро подавил это чувство.

Что бы он ни сделал, они заслужили это всё, и даже больше.

Подлетев ко второй постели, он тихо спросил:

— Пора?

Его напарник ответил не сразу. На лбу Леграна выступил пот, на шее вздулись вены. По правде, он был недостаточно силён для такой работы, но никогда бы в этом не признался.

В конце концов, любые побочные эффекты не только допускались, но и приветствовались.

Спустя несколько мучительных минут, не теряя концентрации, Легран просипел:

— Давай!

От силы сотворенного заклинания старуха должна была немедленно проснуться. Но Фенрис, отдав последние крупицы магии, заставил её провалиться обратно в сон. Фенрис не был эмпатом, но даже он ощутил, сколько ненависти поселилось в разуме жертвы стараниями Леграна.

Они покинули дом, не оглядываясь.

Иногда Фенрис жалел, что они не увидят плоды своих трудов.

Задушит ли бабка своих внуков при пробуждении, как того добивался Легран? Или поутру её ненависть поугаснет, и она просто невзлюбит их? Одержимый страхом, убьет ли мужчина своего верного пса? Особенно когда услышит, что творится у соседей. Промучившись несколько часов ужасными кошмарами без возможности пробуждения и осознания нереальности, сойдёт ли с ума женщина?

Эльфы стягивались со всего села — усталые, обессиленные, но переполненные мрачного удовлетворения.

Наутро людей ждёт на редкость бодрое пробуждение. Те, чьё сердце не остановится от кошмаров, а разум выдержит все насланные видения, будут защищаться: от обезумевших домашних зверей там, где поработали заклинатели, и друг от друга — там, где трудились эмпаты. По самым скромным подсчетам, не меньше половины сельчан не доживут до конца дня.

Эльфы заплатили за это немалую цену. Многие из них не смогут творить чары несколько недель, а кто-то, увлекшись местью и заработав магическое истощение, не вернется в прежнюю форму никогда.

Но если у кого-то и возникнет сожаление по этому поводу, то точно не сегодня. Сегодня Дом Весны был отомщён сполна.

***

Вздрогнув, Ланнуэль проснулся.

Несколько секунд собирался с мыслями, вспоминая, где он и что делал до того, как уснул. С трудом выпрямился, разминая затекшие конечности, медленно встал из-за рабочего стола и перебрался на диван.

Интересно, сколько ночей подряд он уже засыпает вот так, над бумагами?

«Тария бы меня отчитала».

Внезапная мысль заставила улыбнуться. Почему-то нравоучения эльфийки всегда оказывали на Ланнуэля странный эффект: он не сердился за дерзость, но и не стыдился, хотя она была права по большей части. Это всё, скорее, забавляло его и напоминало, что он всё ещё жив и в мире есть что-то кроме вечных проблем и бесконечных писем. Например, правила приличия. Или сон в кровати.

Мимолетная улыбка быстро растаяла.

Как давно он не видел Тарию?

С тех пор как она вернулась с последнего задания, прошло довольно много времени. Но пока разведчики не выяснили, кому именно стало известно о её миссии, направлять её куда-то было небезопасно.

Наверное, стоило увидеться с ней просто так, не по делу?

Ланнуэль вздохнул.

Времени и внимания не хватало ни на что. А в последние дни, после атаки на Дом Весны, ещё не хватало и сил. Даже безупречно деликатный Осф начал ворчать на короля, уверяя, что у него недостаточно таланта поддерживать доброе здоровье настолько истощенного монарха.

И вдруг Ланнуэль понял, что́ на самом деле его разбудило.

Тупая ноющая боль отступила, а туман в голове рассеялся, уступив место обыкновенной усталости. Ланнуэль покосился на лежащий на столе венец.

Несколько веков назад он бы решил, что облегчение наступило от отсутствия физического контакта с артефактом. Но Ланнуэль не в первый раз проходил через что-то подобное и знал: он связан с короной силой магии, и хоть выброси её из окна — это не помешает ему чувствовать горечь своего народа.

Однако сегодня по совершенно непонятной причине ему стало легче.

Неужели Элла всё-таки направила помощь Дому Весны, несмотря на прямой запрет?

В длинном списке дел появился ещё один пункт.

Но это подождет до утра. А пока Ланнуэль наконец поддался изнеможению и позволил себе провалиться в спокойный сон без сновидений.

Конец ознакомительного фрагмента. Книга целиком доступна на сайтах Литрес, Букривер и Литмаркет ("Эмпаты", автор Ольга Свобода)

Глава 1: Эмпаты. Глава 1

Глава 2: Эмпаты. Глава 2 Тария

Глава 3: Эмпаты. Глава 3 Старые знакомые

Глава 4: Эмпаты. Глава 4 Побег

Глава 5: Эмпаты. Глава 5 Переезд

Глава 6: Эмпаты. Глава 6 Есть что вспомнить

Глава 7: Эмпаты. Глава 7 Второй шанс

— Господин… Все уже прибыли.

Хозяин кабинета встал. Слуга поклялся бы, что услышал, как скрипнули суставы. Вздохнул ещё раз: после заседания надо обязательно привести сюда лекаря. До того как дверь закрылась, слуга торопливо выгнал жука: если этого не сделать, насекомое успеет обустроить тут гнездо, завести жену и детей, и даже тогда король может этого всего не заметить, если только личинки не начнут грызть донесения разведчиков.

По дороге к залу заседаний Ланнуэль остановился у питьевого фонтана и, презрев все правила приличий, умыл лицо, с силой растирая холодную воду по коже. Это немного помогло собраться, но обрывки мыслей все равно создавали туман в голове, мешая мыслить ясно. Сегодня этот туман был настолько плотным, что Ланнуэль не смог до конца продумать свою речь.

С учетом того, что он и так не был уверен в решении, на котором собирался настаивать, ситуация складывалась скверная.

Зал гудел, как встревоженный улей.

«Все уже всё знают… И зачем мне нужно повторять это ещё раз вслух?»

Но, аккуратно расправив крылья за спиной, король эльфов исполнил все традиционные приветствия, соблюдая протокол.

— Вы знаете, зачем я созвал вас сегодня. На Дом Весны напали.

Крики. Жар. Запах гари и крови. Смех людей и плач эльфов.

Ланнуэль сморгнул навязчивую, почти реальную картину. Быть королём не так приятно, как принято думать: да, с венцом ты принимаешь практически бессмертие и неиссякаемый магический запас. Но магия, дарованная народом, навсегда связывает с каждым эльфом королевства. И когда происходят такие значимые события, эхо всегда дойдёт до короля. Кошмарами, видениями и грезами наяву.

«Почему мне никогда не мерещатся дни солнцестояния? Или молитвы, или свадьбы, на худой конец… Почему всегда только страдания?»

— А какое нам должно быть дело до Дома Весны? — дерзко спросил кто-то. Из-за того, что отвлекся, Ланнуэль не успел заметить, кто это был.

«Попробуй объяснить моей короне, что нам не должно быть дела», — мрачно подумал Ланнуэль. Древнему артефакту было все равно, что кто-то из эльфов решил нарушить свою клятву. Никакие обряды на это не проводились. Венец чуял кровь — и изо всех сил заставлял монарха вмешаться и что-то сделать. Прекратить страдания своего народа или, бездействуя, страдать вместе с ними.

«Ты должен».

Слова, стучавшие в висках последние несколько суток, мешали Ланнуэлю говорить тихо и мягко, как он делал это всегда.

— Пусть они и вышли из состава королевства по своей воле, но всё же являются дружественным нам Домом. Мы не разрывали торговые и дипломатические связи, не ссорились с наместником. И могли бы помочь из соображений добрососедских отношений.

— Из добрососедских отношений они могут радоваться, что на них напали люди, а не мы. Видит Мать, я бы не возражал, если бы ты отправил свой карательный отряд, чтобы они разобрались со Стратанэлем. Ах, простите, князем Стратанэлем. Говорят, он пережил нападение? Значит, так и не получил должного наказания за свою измену.

Ланнуэль сделал два глубоких вдоха перед ответом. Браннэль всегда был резок в своих высказываниях, но сейчас то ли из-за непрекращающейся головной боли, то ли из-за собственной неуверенности ответ наместника Дома Крови разозлил короля.

— Если под «карательным отрядом» ты имеешь в виду Новых Хранителей, то ты в корне неверно понимаешь их назначение. Они действительно уничтожают изменников, но смысл их существования — защита Колыбели и всего народа эльфов в целом. Не политические дрязги и личная вендетта. Если бы все это понимали, то и относились бы к ним совсем по-другому.

— Я была на месте нападения… после… — Элла, наместница Дома Пламени, говорила непривычно тихо. — Это… ужасно. Мы и вправду должны им помочь. Очень много убитых, раненых. Их застали врасплох. Без нашей поддержки умрет много эльфов, а при первых холодах — ещё больше.

— Они знали, на что шли, покидая нас. Считали, что одни справятся лучше. Ну и пусть справляются, — фыркнул глава Дома Скорби.

«Ты должен».

Голос магии всё отчетливее звучал в голове Ланнуэля, вынуждая вмешаться. Но король молчал, из последних сил стараясь не только слушать, а слышать то, что говорят его подданные. Как обещал. Вот что он действительно был должен…

— Да. Знали. Они и сейчас это знают. Никто из них не послал запросов о помощи — Стратанэль слишком горд для этого. А его эльфы — слишком ему преданы. Они просто тихо умирают недалеко от своего сожженного Древа. Прежде чем говорить, что им не стоит помогать, я искренне рекомендую тебе посмотреть, что там делается. И если у тебя не камень вместо сердца, ты предложил бы хоть что-то.

— Элла, ты же помнишь, что в сложившейся ситуации ты не можешь пригласить к себе беженцев без одобрения короля и Совета? — подозрительно спросил наместник Дома Благодати. Элла поморщилась.

— Помню. Поэтому и прошу. Отказать — проще всего. Но любой мог оказаться на их месте.

— Не любой! Мы не нарушали клятву…

— Неужели у тебя нет там ни родных, ни друзей? Они вышли из состава королевства совсем недавно, у половины Домов есть там родня…

Как это всегда бывало, дискуссия переросла в свалку. Наместники перебивали друг друга, страсти накалялись. Ланнуэлю уже давно следовало прервать их и направить беседу, но он не мог. Туман в голове усиливался, замыливая все убедительные слова и призывы.

«Ты должен».

— Нет.

Во внезапно наступившей, мимолетной тишине, пока спорщики набирали воздуха в грудь для нового витка конфликта, наместник Дома Земли Ферраэль каким-то чудом умудрился взять слово и привлечь к себе внимание.

— Нет, мы не можем направить помощь Дому Весны. И Дому Восхода — тоже, даже если узнаем, что завтра их сотрут с лица земли всех до единого. Не потому, что мы должны наказать их за предательство, не чтобы лелеять свою обиду. Если мы поможем им — королевство развалится быстрее, чем вырастет новое Древо. Все устали от войны, от налогов, от постоянных изменений и лишений. Если кто-то поймет, что можно не делать вклад в общее дело, но тебе все равно придут на помощь — желающих выйти из-под влияния короны станет в разы больше.

— Ты хочешь сказать, — мрачно и нарочито медленно проговорил Браннэль, — что кто-то из здесь присутствующих верен короне исключительно потому, что рассчитывает на помощь в случае нападения? И всё?

— Я хочу сказать, — спокойно выдержал взгляд Ферраэль, — что мы создадим прецедент. Не давай ничего — получай всё. И кто-то может им воспользоваться. Только и всего.

В зале стало тихо. Даже Элла, сильнее всех желавшая направить помощь, нахмурилась и замолчала. Ферраэль был неправ как эльф, но полностью прав как политик. Все это понимали.

А Ланнуэль осознавал с самого начала.

«Ты должен».

Раскатистый голос в голове взорвался тысячей осколков боли. Ланнуэль схватился за край трибуны, чтобы не упасть, и тихо сказал:

— В таком случае мы переходим к следующему вопросу повестки…

***

— Самое главное для любого мага — знать границы своих возможностей. Наибольшая опасность для новичка — его собственное невежество и самонадеянность. Дар вы получаете от самого рождения, но годы уйдут на то, чтобы научиться им распоряжаться. В неумелых руках сила — проклятие, а не благо. Кто расскажет мне о самых вопиющих ошибках молодых магов?

Авантюрин оглянулся. В компании других учеников он чувствовал себя перестарком. К тому же не очень-то умным. Любой из присутствующих знал в разы больше него. На его родине дети были детьми, а занятия начинались только после того, как проявлялся магический дар. Если его не было — не было и учебы. Здесь же считали по-другому. Три десятка смирных маленьких эльфов прилежно слушали, не задумываясь, нужно ли им это.

Кроха с прозрачными, почти невидимыми крыльями подняла руку:

— Сатарис Невежда. Он был магом стихий. Он устроил пожар, находясь возле Древа. Но не позвал на помощь сразу, и пострадало много эльфов.

Учитель довольно кивнул.

— Стихии могут быть разрушительными в неумелых руках. Умелые маги помогают в кузнях, в строительстве, в садах и оранжереях. Их мастерство заключается в том, чтобы научиться обуздывать природу, а не выплескивать силу, как это сделал Сатарис. Наличие талантов сделает вас особенным, только если вы сможете извлечь из них пользу для общества. Кто ещё кого вспомнил?

— Донгвир из Дома Тумана. Из-за его ошибки Древо было почти уничтожено короедами.

— Верно. Донгвир был плохим учеником. Вместо того чтобы постигать суть заклинаний и разбираться в том, как они работают, он слишком увлекся внешней стороной вопроса. Не интересовался ничем, кроме работы с крупными животными, но на них ему не хватало ни знаний, ни таланта. Донгвира не взяли в армию, потому что он завалил экзамен, но доверили защиту Древа от вредителей. Не понимая, какая честь ему оказана и насколько ответственную задачу он выполняет, Донгвир экспериментировал втайне от всех. И однажды навлек на Древо полчища короедов. Насекомые со всего леса устремились к нему. Неудачные чары имели такую силу, что несколько десятков друидов и заклинателей едва смогли спасти Древо. Сам Донгвир, ввиду собственного невежества, не смог не только отменить своё же заклинание, но и объяснить, что именно он сделал, чтобы это остановили другие. Всех насекомых пришлось уничтожить, что впоследствии привело к голоду среди нескольких видов птиц.

Авантюрин заерзал. Интересно, что бы сказал учитель про его эксперименты на людях?

Будто услышав его мысли, Калиосто строго осмотрел всех присутствующих и добавил:

— У каждого вида магии есть граница, за пределами которой маг становится проклятьем для своих соплеменников. Особенно опасны ошибки волшебников, имеющих контакт с чужим разумом: иллюзионистов, ловцов снов и, в первую очередь, — эмпатов. Неумелый эмпат способен нанести непоправимый вред, и последствия его действий невозможно устранить. Поэтому при первых же признаках пробуждения таланта каждый из вас должен немедленно заявить об этом старшим и неукоснительно соблюдать все рекомендации ваших наставников.

С трудом досидев до конца урока, Авантюрин поблагодарил учителя, из последних сил сохраняя невозмутимое выражение лица, и еле справился с желанием как можно быстрее пробраться к выходу.

Возможно, послушай он такие лекции в детстве, он бы не стал втихую упражняться в магии. Интересно, а что сталось с охотниками, с которыми он работал? Хотелось верить, что ничего плохого он не сделал…

Варин встретил его почти у самой двери.

— Ну, как тебе понравилось у наставника Калиосто?

Понимая, что темнокрылый эльф всё равно заметит попытку обмана, Авантюрин тяжело вздохнул.

— Даже если не брать во внимание, что я втрое старше самого маленького ученика, то, что он говорит, вызывает у меня приступы вины.

— Гордыня — это плохо. А вот переосмысление опыта — уже что-то. Надеюсь, это поможет тебе по-другому взглянуть на наши уроки.

Авантюрин кисло кивнул. В последнее время он действительно позволял себе довольно прямо высказывать наставнику все, что было у него на уме. Теперь выражение лица Варина недвусмысленно говорило: «Хочешь учиться у меня, а не с малышнёй — не дерзи». Винить его было не за что — он обещал королю, что займётся обучением гостя, но никто не просил его делать это лично…

— Я всё понял. Сегодня будет что-то ещё, или я свободен?

Оценив покорный и понурый вид ученика, Варин немного оттаял.

— Пойдем. Всё-таки ты уже не ребенок, чтобы просто ходить на лекции, и я не лишу тебя практики.

К удивлению Авантюрина, Варин повёл его не в зал для тренировок, а в одну из комнат для медитации. И даже пригласил сесть рядом с собой.

— Твоя самая большая проблема в том, что ты совершенно не понимаешь, что делаешь. Ты лезешь творить высшие чары, не зная основ. Ты способен телепортироваться на огромные расстояния, но не можешь сотворить простейшее заклинание, поставить барьер и скрыть следы своего присутствия. И главное — не осознаешь проблемы своего невежества.

Авантюрин хотел возразить, но не решился. Не столько из-за боязни снова учиться с детьми, сколько из-за того, что Варин отчасти был прав. Авантюрину всё время казалось, что наставник его недооценивает и не хочет замечать, насколько способный достался ему ученик. Он считал, что Варин к нему придирается, и не всегда внимательно дослушивал объяснения, пропуская мимо ушей половину ворчания… Может, жажда признания и правда помешала ему здраво оценивать свои ошибки?

И всё равно Авантюрину очень хотелось, чтобы Варин оценил, сколь многому удалось ему обучиться тайком и без чьей-либо помощи. Но, кажется, и одобрения, и новых знаний не дождаться. Придётся выбирать что-то одно.

— Объясни мне. Я постараюсь понять.

Варин несколько секунд внимательно разглядывал своего ученика. Наконец он кивнул:

— Я попробую. Первый проблеск эмпатии проявляется в том, что эльф становится более восприимчив к пониманию чужих эмоций. Сосредоточившись, он может без особого труда угадать состояние другого существа — эльфа, человека, и даже зверя. Многие из животных тоже способны испытывать чувства. Следующий уровень — заметить то, что пытаются от тебя скрыть. Затем — сделать это тайно. Высшая степень этого умения: прочитать эмоции того, кто умеет ставить блоки. Ну и, разумеется, настоящий эмпат всегда понимает собственные чувства и умеет наводить порядок в своей голове.

Тогда — и только тогда — наступает следующая стадия обучения: влияние на чужой разум. Здесь есть два направления, и я не могу сказать, что какое-то из них легче или сложнее другого. Но по классу безопасности начинают обучение с влияния без Связи. Ряд эмпатов обладает умением воздействовать через внешние явления. Обычно это песня, танец или — в исключительных случаях — мысленный призыв. Набор чувств, которые можно вызвать такими способами, довольно ограничен, но всё же стоит того, чтобы практиковаться.

— Чего можно добиться такими методами? — спросил Авантюрин. Варин закатил глаза.

— Сегодня я выдам тебе пару книг. Не знаю, что хранилось в ваших библиотеках, но явно какой-то мусор. Или ты просто ленился читать?

Авантюрин не стал спорить или пытаться возражать, и Варин смягчился.

— Например, можно вызвать привязанность. Тогда эльф или человек пожелает исполнить почти любую твою просьбу. Можно вызвать страх, злость, печаль, ненависть. Остальное — редкие исключения, я не стану о них рассказывать, но покажу, где об этом можно прочесть. Один из талантов этого вида магии — воздействие без прямого контакта, так называемые магические ловушки. Попав в твои сети, человек испытает чувство, которое ты пожелал туда заложить. Немногие умеют творить долгоиграющие ловушки, которые не испарились бы за пару дней.

— Ты умеешь?

— Я — да. Мне открыты большинство талантов эмпатии, именно поэтому мне доверяют обучение других. Это не значит, что я одареннее прочих: некоторые вещи я делаю на самом слабом уровне. В чарах важно не столько разнообразие, сколько умение получать от них пользу.

— Следом за внешним воздействием идет талант Связи?

— И телепортация, — кивнул Варин, — это — высшие чары. Более сложным считается только одно — осознанное пробуждение в Колыбели. На такое способны считаные единицы — как правило, они становятся Избранными и уже не возвращаются.

— Кто такие Избранные?

— Не твоего ума дело, — неожиданно резко ответил Варин. — Матерь! Я так и знал, что, если начну рассказывать всё с самого начала, наговорю лишнего. Запомни: всё, что касается Колыбели, тебе лучше не знать. Для твоего же блага, и для нас всех. Но я просто не представляю, с какого бока к тебе подступиться. Ты умеешь то, чего не должен, но не знаешь самых элементарных вещей! Чего стоит одна телепортация… Зато от простейших заданий брякаешься в обморок, как нервная девица!

Авантюрин опустил глаза. В другой день он бы начал спорить с Варином, но теперь отчего-то не хотелось защищаться.

— Калиосто сказал, что для мага самое главное — знать свои границы.

— Правду он сказал. Но твои таланты расползлись так сильно, что границ у них многовато…

Увидев выражение лица ученика, Варин ощутил укол совести. Оказалось, что, когда Авантюрин огрызался или заваливал вопросами, работать с ним было легче.

— Ладно. Не получается с одного конца — попробуем с другого. Я по-прежнему убежден, что тебе не следует заниматься телепортацией, потому что ты понятия не имеешь, как это происходит, но давай поговорим о том, какие там есть ограничения. Раз у тебя не вышло разобраться с маяками, поговорим о барьерах. Как ты, наверное, заметил, металлы и камень препятствуют перемещениям. Телепортация — дар Матери, она не терпит искусственных помех…

***

Авантюрин уже полчаса безучастно разглядывал потолок. Обыкновенно вечерами досуг скрашивали боль и недомогания после уроков Варина, но сегодня наставник оказался необыкновенно мягок.

Скажи кто-то, что Авантюрин будет скучать по страданиям, он бы не поверил. По всему выходило именно так: физические неудобства избавляли от необходимости думать. А остаться наедине со своими мыслями оказалось хуже, чем с болью от тренировок.

Он уже более-менее ориентировался во дворце и мог без труда найти и библиотеку, и таверну, и храм. Местные эльфы были достаточно дружелюбны или, по крайней мере, воспитаны, чтобы ни в одном из этих мест он не был вынужден сидеть в одиночестве. При минимальных усилиях компанию можно найти легко.

Поначалу это радовало Авантюрина. Он знакомился с другими эльфами, пробовал местный нектар, восхищался бесконечным запасом книг и красотой храма Матери.

Но первоначальный восторг иссяк, и на этом месте проросло совсем другое чувство вместе с тревожными вопросами.

Самым неприятным из них был: «что дальше?».

Находясь то в постоянной опасности, то при смерти, Авантюрин мало тосковал по дому. Не считая кошмаров о возможном наказании родителей, если вдруг раскроются истинные причины его исчезновения. Но теперь он здоров, ни в чем не нуждается и…

И совершенно один.

Уроки ясно показали, что хоть ему и удалось зайти довольно далеко, всё равно на обучение полноценному обладанию мастерством эмпатии уйдут годы. И чем сложнее становились занятия, тем громче звучал вопрос.

«Зачем?»

Дома магия была отдушиной. Способом разлечься, а заодно — его большим секретом и гордостью.

В этом мире он мог не скрывать свой талант. Но перестал понимать, зачем он ему нужен.

Авантюрину очень нравилось работать с охотниками. Видеть, как глубоко несчастный и очерствевший человек оживает, было огромным удовольствием. Но вряд ли Варин продолжит его подготовку, если прознает, кто именно получает пользу от талантов ученика.

Конечно, можно помогать эльфам. Вот только, по наблюдениям Авантюрина, среди них таких запущенных случаев не было. Местные обращались к эмпатам задолго то того, как начинали отчаянно нуждаться в помощи.

Оставалось, правда, ещё одно поле, где его таланты оказались бы востребованы.

Но от одной мысли о том, чтобы вредить людям, Авантюрина мутило. Он скорее согласится вовсе никогда не использовать магию, чем применять её… вот так. Даже после всего увиденного он не чувствовал, что готов принять чью-то сторону в войне.

Дома у Авантюрина было место в обществе, предназначение, обязанности… и мама. Начав искать свое место здесь, во дворце, Авантюрин бы окончательно признал, что никогда не собирается возвращаться домой.

Это было бы самым разумным выходом. Но пока он не видел ничего, что стоило вечной разлуки с матерью и отцом, хотя и не представлял, под каким предлогом можно вернуться обратно.

Мысли текли вяло, возникающие идеи были одна хуже другой. Но остановиться Авантюрин не мог, снова и снова вспоминая дом и представляя встречу с родными.

Мама бы обрадовалась. Несмотря ни на что.

Услышав стук в дверь, Авантюрин поймал себя на том, что не хочет никого видеть. Но пока воспитание боролось с желанием побыть одному, в комнату без спроса зашла Тария.

— А я думала, ты спишь, — сказала она и, поколебавшись, всё же села на диван.

«И зачем ты тогда вошла?» — вертелось на языке Авантюрина, но он смолчал. Дурное настроение — не повод грубить, даже если очень хочется.

Тария выглядела довольно расстроенной, но Авантюрин не нашёл в себе силы задать вопрос, что случилось. Нужно — расскажет сама.

— Не хочешь сходить куда-нибудь? Кажется, ты пока не видел питомник редких растений. В него пускают только друидов, но у смотрителя должок передо мной, и для нас сделают исключение.

— Может, в другой раз? — спросил Авантюрин и вздохнул, увидев, что Тария окончательно сникла. Воспитание взяло верх; он поднялся с кровати и сел рядом с гостьей.

— У тебя всё в порядке?

— Не больше, чем у тебя. Что, Варин совсем замучил тебя своими уроками? На тебе лица нет.

— Ты удивишься, но сегодня он был на редкость добр и снисходителен.

— Тебя это так огорчило?

Авантюрин усмехнулся.

— Не то слово. Всегда любил унижения, критику и обмороки. А сейчас будто без сладкого остался. А что у тебя? Соскучилась по пыткам и подземельям?

Тария слегка улыбнулась.

— Получается, что так. После моего назначения я никогда так надолго не оставалась во дворце. И не могу сказать, что очень тосковала по этому месту.

— Если я что-то понимаю в ваших именах, то ты сама не отсюда? Где находится Дом Благодати?

— Далеко. — Тария откинулась на спинку дивана и запрокинула голову, уставившись на потолок, будто узор из веток и листьев её очень интересовал. — Но Хранителям не рекомендуется проводить время где-то ещё… Дома не знают о том, чем именно я занимаюсь. Это всё будет довольно трудно скрыть, если я там задержусь. Как ты заметил, во дворце почти ни для кого не секрет, кто я, но здешние эльфы хотя бы умеют держать язык за зубами. Так что чем меньше времени я провожу за пределами дворца, тем дольше смогу приносить пользу…

— Никогда раньше не видел кого-то, кто бы так переживал по поводу своего отпуска.

На этот раз Тария не оценила иронию. Она перевела взгляд на Авантюрина, и только слепой бы не заметил в нём тоску.

— Глупо, да?

Пауза затягивалась. Тогда Авантюрин сказал:

— Знаешь… В детстве, едва я научился читать, у меня была любимая книга. Сказать по правде, не совсем подходящая для ребенка — хроника тысячелетия. Это был огромный фолиант, почти без иллюстраций, тяжеленный и ужасно неудобный. Сейчас уже и не могу вспомнить, чем же он так меня привлекал. Но я таскал его за собой везде, как дети делают с любимой игрушкой, — на улицу, в гости, за стол, даже спать укладывался с ним. Маму это всё ужасно злило.

Тария улыбнулась.

— Как по мне, гораздо хуже, когда дети вовсе не хотят читать.

— Мама это понимала, поэтому запретить мне не могла. И тогда она пошла на хитрость: заказала у мастера-книжника «детское издание» этой же книги. С яркими картинками, непромокаемыми страницами и нормального размера — такого, чтобы я не выпадал из-за неё к утру из кровати.

— Ты падал с кровати в детстве?

— Вот только давай без намёков, сам вижу, что бесследно это для меня не прошло… Да, падал. Почти каждую ночь. Мама находила меня на полу, а на моем месте лежал огромный том истории. Иногда — накрытый одеялом.

— Ты был очень странным ребенком.

— Не перебивай. Мама любила меня и таким.

— Но книгу все-таки отняла?

— Она переживала, что мне такое читать ещё рано. И что я либо испорчу себе зрение, либо как-нибудь ночью сломаю крылья.

— И чем кончилось дело?

— Когда пришла новая книжка, мама ловко подсунула мне её. И, пользуясь моим любопытством, попросила моего разрешения одолжить старую «одной своей подруге».

— И ты согласился?

— Никогда не был жадным. Тем более я думал, что это ненадолго.

— И что новая книга тебе понравится.

— Но этого не случилось. «Подруга», разумеется, ничего не вернула, а я очень быстро понял, что новая книжка, хоть и красивая, не вызывает у меня ничего, кроме разочарования. А самым ужасным было то, что я согласился на это всё сам.

— Почему ты это мне рассказываешь?

Авантюрин пожал плечами.

— Иногда ты выглядишь так, будто тоже выбрала не ту книгу.

Тария не выдержала взгляд.

— В твоей хотя бы были картинки…

Помолчав немного, она спросила:

— Если ты расстроен не из-за Варина, то из-за чего?

Авантюрин посмотрел на неё и не решился сказать правду. По крайней мере, к нему здесь хорошо относятся, на уроках не приходится причинять кому-то вред, а требовательность Варина нельзя сравнить с сомнительным удовольствием попадать в плен к людям. Если ему и хочется кому-то пожаловаться, Тария для этой роли подходила меньше всего.

— Знаешь… я думал, что моё обучение пойдёт легче. Но на самом деле с каждым днем я всё больше понимаю, что ничего толком не умею. И не уверен, что смогу научиться.

Тария встрепенулась.

— Ну с этим-то я могу тебе помочь. Мне кажется, через такое проходят все маги, а кто-то и не по разу. Поначалу, когда способности только открываются, чувствуешь себя всемогущей. А потом не можешь справиться с каким-либо заданием — один раз, второй, третий… — и начинаешь думать, что Природа посмеялась над тобой, дав вместо дара жалкую его искорку.

— А что не получалось у тебя?

— Связь. Я быстро научилась наблюдать за собой и другими, но установить Связь никак не могла. Отчасти поэтому я отлично умею воздействовать через песни —я долго думала, что это мой предел. А у тебя какие сложности?

Авантюрин поморщился.

— Ночи не хватит, чтобы рассказать.

— Ну например?

— Например, Варин все время ругает меня за то, что я слишком заметно читаю скрытое.

— Знакомая история, — улыбнулась Тария. — Мне сразу вспоминается: идёшь в компании по улице и вдруг замечаешь, что рядом кто-то ведет себя странно. Хочешь, чтобы спутник это тоже увидел, но не пялился очень уж откровенно. Просишь: обернись, только аккуратно.

— И он оборачивается, но по нему сразу видно, зачем он это делает.

— Именно! По-настоящему мимолетный взгляд бросают те, кто чем-то занят. Здесь всё так же: когда ты очень хочешь считать чьё-то настроение, сложно сделать вид, будто тебе это не так интересно.

— Варин объясняет совсем по-другому.

— Не подумай, что я критикую. Варин — отличный учитель, очень многое я узнала именно от него. Но он всегда идёт самым правильным путем, который не всегда самый короткий. Иногда нужна небольшая хитрость. Я сейчас покажу.

Тария повернулась и взяла ладонь Авантюрина в свои руки.

— Меня этому научила мама. Может, у тебя это тоже сработает. Сосредоточься на ощущениях в своей ладони. Теплые ли у меня руки, сильно ли я их сжимаю, не становятся ли они мокрыми — что угодно, но думай только об этом. И когда полностью сконцентрируешься, попробуй отвлечься на мое настроение. Совсем чуть-чуть, легкий импульс, не теряя из внимания моё прикосновение. Можешь даже отвернуться. О моих чувствах тебе должны сказать не глаза, а магия. Не торопись.

Авантюрин глубоко вдохнул. Ладони на его руке были сухими и горячими. Пытаясь сфокусироваться, он пошевелил пальцами, чувствуя, как Тария расслабляет запястья, чтобы ему было удобнее.

Вдох-пауза. Выдох-пауза. Как давно он не работал над дыханием! Ноздри уловили приятный цветочный аромат. И сидеть рядом с Тарией так близко тоже было приятно.

Авантюрин успел послать пару слабых импульсов, прежде чем понял, что слишком сильно отвлекся. Но едва он решил, что пора заканчивать, и открыл глаза, как заклинание сработало.

Усиленный магией, взгляд Тарии завораживал. В глубине зеленых глаз плескалось что-то непривычное, чего раньше он не замечал в ней. Растерянность, неуверенность, одиночество. Это не вязалось с другими её образами: Тарии-воина, Тарии-разведчицы, Тарии-карающей. Вряд ли она хотела раскрыть ему так много, но было уже поздно.

Чувствуя, что она собирается убрать руки, Авантюрин внезапно даже для себя наклонился вперед и поцеловал её.

Удивление было почти осязаемым. Её глаза расширились, а сердце забилось быстрее. Авантюрин вдруг ярко вспомнил, как она прижималась к нему в темнице. И пусть то была всего лишь игра, это не делало воспоминания менее приятными. Он придвинулся ближе, стремясь украсть как можно больше, пока его не оттолкнули.

Но она ответила.

Горячие ладони выпустили его руку и легли на спину. Крепкое гибкое тело прижалось к нему, а его дыхание смешалось с её. Не в силах сдержаться, Авантюрин застонал и отстранился, уверенный, что на этом всё и кончится.

Он ожидал увидеть упрек или обиду, но ничего этого не было. В расширенных зрачках полыхало пламя из эмоций, которые Авантюрин не мог назвать. Но раньше, чем он уловил хоть что-то знакомое, Тария начала расстегивать платье. И поцеловала его. Сама.

Совсем скоро Авантюрин полностью утратил способность связно мыслить. И не смог бы остановиться, даже если бы она попросила.

Но она не просила.

Продолжение главы: Эмпаты. Глава 8 (продолжение)

Впрочем, надолго она там не задержалась. Хозяин вечно выговаривал ей за то, что она работает медленно и недостаточно старательно. Сначала её выгнали из кухни, отправили следить за чистотой комнат и зала, а потом и вовсе начали поручать самую грязную работу. Выносить горшки за проститутками и их клиентами Драгана не собиралась. Не прошло и месяца, как она со скандалом осталась без работы.

Поначалу она не переживала слишком уж сильно: у неё было достаточно любовников, и она не сомневалась, что сможет прожить одна. Но очень быстро оказалось, что все, кто клялись ей в любви, готовы были любить её только до тех пор, пока ей от них ничего не требовалось.

Один так и сказал напоследок: «Я приходил к тебе за лаской. Для упреков и требований у меня есть жена».

Сегодня Драгана бросила в котёл всё, что нашла в кладовой. Если завтра никто не придёт к ней, останется либо голодать, либо идти на поклон к отцу, либо вовсе отправляться в лес и самой искать себе пропитание.

Неаппетитная жижа тихо булькала. Внутри Драганы кипело гораздо сильнее: негодование, обида, ненависть. Она проклинала всех, от отца до Горана, но эти проклятья не делали её ни сытой, ни спокойной.

Когда раздался стук в дверь, она машинально распустила волосы. Подошла к самой дорогой вещи в доме — к зеркалу, — поправила пышную грудь под платьем, потуже затянула пояс.

Кто бы это ни был, отсюда он должен уйти счастливый, опустошённый, с дрожащими коленями и жгучим желанием о ней позаботиться. А иначе она просто пропадёт.

Увидев за порогом незнакомца, Драгана обольстительно улыбнулась. Всегда проще обвести вокруг пальца того, кто видит её впервые. Хотя бы потому, что она всегда умела произвести неизгладимое впечатление на мужчин.

Но, наткнувшись на пустой взгляд незнакомца, Драгана вдруг стушевалась.

— Муж дома?

— Нет, — ответила Драгана, забыв придать голосу бархатность, — он… погиб.

Мужчина несколько секунд рассматривал её своими жуткими глазами, а потом спросил: «Я пройду?» — и сразу вошёл, не дожидаясь согласия. Окинул взглядом убогую обстановку, отчего Драгане захотелось огрызнуться и почему-то поплотнее запахнуть вырез на груди.

— Кто вы и что вам нужно? — резко спросила она, внезапно разозлившись. Как бы то ни было, это — её дом. Не хватало ещё, чтобы ей же здесь становилось неловко.

— Прошу простить мои манеры, — неожиданно учтиво ответил незнакомец. — Меня зовут Василь. Я глава Королевских войск Особого назначения. Мы служили когда-то с вашим супругом.

У Драганы закружилась голова. Всё, что она знала про королевских особистов, — что это были самые жуткие мерзавцы, каких только можно представить. Их власть не ограничивались практически ничем. Если тобой заинтересовались, можешь сразу прощаться с родными — никто и ничто тебе уже не поможет. Хотя, если разобраться, прощаться Драгане было не с кем. Эта мысль несколько отрезвила её, как и новость, что Горан служил с этим типом.

— Чем могу помочь Особым королевским? — хрипло спросила она. Василь расплылся в холодной улыбке, не затронувшей его глаза.

— Приятно видеть такой рвение. Очень похвально. Видите ли… я совершенно точно уверен, что ваш дражайший супруг не погиб. И мне крайне необходимо найти его.

Мурашки поползли по спине, а ладони стали холодными и мокрыми. Перед своим уходом Горан твердил, что ему надо взыскать несколько долгов. Неужели ему хватило ума пойти против Особых королевских?!

— Я не знаю, где он, — поспешно, почти заикаясь, выпалила Драгана. — Я сказала, что он погиб, потому что мне стыдно. Он оставил меня, обещал, что больше не вернётся.

Василь смотрел на неё так, будто хотел прожечь дыру. Драгана молилась всем богам, и, кажется, они её услышали. Особист кивнул, удовлетворившись её ответом.

— Значит, и здесь Горан не смог выполнить до конца взятые обязательства… Что ж, печально, но не удивительно. И всё-таки вы ещё можете мне помочь. Я прошу сейчас вспомнить всё, что подскажет, куда он мог бы направиться…

Несмотря на то, что её гость был неукоснительно любезен, к концу долгой беседы Драгана дрожала, как осиновый лист. Вместе с воспоминаниями из неё словно выжали все силы. Голова кружилась, перед глазами плясали огненные точки. Во рту пересохло, и очень хотелось заплакать.

Василь же сохранял невозмутимое выражение лица. Но наконец он довольно кивнул и откинулся на спинку жалобно скрипнувшего стула.

— Думаю, мы обсудили всё. Если только вы не хотите что-то ещё мне сказать.

Драгана помотала головой.

— Как я и думал. Если ваш супруг передумает и вернётся, я бы хотел, чтобы вы немедленно сообщили мне об этом, отправив гонца. Дайте ему этот перстень, и донесение попадёт сразу ко мне. Разумеется, нашу беседу нужно оставить в тайне и постараться задержать Горана до моего приезда. Это — задаток, и каждый месяц вы будете получать небольшое жалование от короля. В случае успеха вас так же ждёт награда. Уверен, такой потрясающе красивой женщине не составит труда занять мужа на несколько дней, чтобы он не выходил из дома.

Вид золота и комплимент успокоили Драгану. В мёртвой улыбке Василя ей почудилось что-то знакомо-масляное.

Много лет она знала только один способ скреплять сделку с мужчинами. Он не всегда работал как нужно, но всё-таки повышал шансы на сдержанное слово.

Драгана встала и дрожащими пальцами распустила пояс платья. Когда оно стекло к её ногам, она едва удержалась, чтобы не прикрыться. Вместо этого улыбнулась и склонила голову набок, позволив густым черным волосам рассыпаться по плечам и груди. На мгновение ей показалось, что Василь остался абсолютно равнодушен к открывшейся картине.

Но он поднялся со стула и подошёл к ней вплотную. Последнее, что она увидела перед тем, как они слились в поцелуе, — странные мелкие шрамы на его лице.

От автора: это ознакомительный фрагмент книги. Всего будет выложено 8 глав, книга целиком (15 глав) доступна на Литрес, Литмаркет и Букривер.

Глава 1: Эмпаты. Глава 1

Глава 2: Эмпаты. Глава 2 Тария

Глава 3: Эмпаты. Глава 3 Старые знакомые

Глава 4: Эмпаты. Глава 4 Побег

Глава 5: Эмпаты. Глава 5 Переезд

Глава 6: Эмпаты. Глава 6 (продолжение)

— Мне некому было помочь. Ты знаешь, каков твой отец.

Почему ему до этого должно быть дело?! Можно подумать, Горану было кому помочь. А что до отца… Вряд ли мать сама выбрала его в мужья, но, по крайней мере, она могла выбрать, рожать ли от него детей. У женщин больше власти в этом вопросе. Уж точно больше, чем возможностей у ребенка защититься от постоянных побоев. Он не просил приводить его в этот мир. Тем более — в такой…

Горечь и обида вскипели и переполнили его. Он повернулся и зло ответил:

— Знаю. И ты ничем не лучше его. Вы друг друга стоите!

Мать печально покачала головой. Уголки красивых губ опустились вниз, гладкий чистый лоб прорезала складка.

— Когда-нибудь ты поймёшь…

Не дав ей договорить, Горан вскочил на ноги. Слишком часто мать обезображивала маска ненависти, чтобы он сейчас мог стерпеть выражение благородной грусти на почти идеальном лице.

— Пойму — что? Желание вымещать свою злобу на собственном ребенке? Пойму, как можно избивать его, пока не потеряет сознание? Пойму, как можно улыбаться, когда он корчится от боли? Пойму, зачем выискивать поводы для наказаний, даже когда их нет?

— Поймешь, что прощение нужно не мне. Ты должен простить и меня, и себя.

Горан задохнулся от такой наглости. А ему-то, интересно знать, за что просить прощения? За то, что не умер во время очередной порки? Или за то, что вообще родился?

И вдруг он заметил одну очень странную вещь.

Он смотрит на мать сверху вниз. Очень сильно сверху, будто она не дотягивает ему и до плеч.

Он отступил на шаг и помотал головой. Потер лицо и замер, уставившись на свои ладони.

Это его руки. Не Горана-мальчика, не Горана-юноши. Горана — мужчины. Большие, сильные мужские ладони.

Мать не дожила до его зрелости.

Он внимательнее всмотрелся в её лицо.

Как он сразу не увидел? Такой молодой и красивой мама была только в его детстве. До того как печать злости и страданий наложила несмываемый след на её черты. До того как она стала казаться ему настоящей ведьмой.

До того как она улыбнулась ему в самый последний раз, когда он помог ей принести воды из колодца, неловко переваливаясь с ноги на ногу, потому что ведро было слишком огромным и тяжелым для него. Целую вечность назад.

С тех пор он всего один раз видел улыбку на её лице — когда она умирала. И та улыбка сводила его с ума.

— Прости.

Образ матери растворился с последними отголосками звука её голоса. Горан заплакал.

Он очень быстро понял, что его семья — несчастливая. Отец много пил, гулял, не скрываясь, почти ничего не зарабатывал, не утруждал себя особыми заботами по хозяйству и регулярно избивал мать.

Мог ли Горан осуждать её за то, что она делала?

В детстве он был слишком занят выживанием, чтобы думать об этом. Повзрослев, он понял, что она была всего лишь глубоко несчастной, сломленной женщиной, которую никто и никогда не любил. Оправдывало ли это её? Нет.

Но значит то, что ему пришлось вынести, никак не было связано непосредственно с ним. На его месте мог оказаться кто угодно, с таким же исходом. Он вовсе не никчемный, не бездарный, не безнадежный. Невезучий — да. И в этом они с матерью даже похожи.

Наверное, он никогда не смог бы простить её при жизни. Но отравлять своё существование после её смерти… Кажется, он начинал понимать, что она имела в виду.

Как же его командир радовался, что Горан не выразил желания вступиться за своих родителей и спокойно наблюдал за всем!

При поступлении на службу Горан не указал в личном деле все «особенности» своей семейной жизни. Боялся, что его тогда просто не возьмут. Он тогда ещё не знал, что из них будут готовить форменных психопатов.

Тот секрет помог ему сдать «выпускной экзамен».

Горан постоянно думал о том, что стал таким же чудовищем, как мама. Она не испытывала к нему ни любви, ни сострадания. И он отплатил точно тем же. Круг замкнулся.

Каждый новый день с тех пор учил его оставаться холодным ещё к чему-нибудь.

Ловля эльфов. Пытки пленных. Убийства. Шпионаж. Список подвигов рос, а с ним — полная апатия ко всему.

У основания стены, которую он построил внутри себя, был всего один краеугольный камень: он не пожалел умирающую в муках мать.

И когда стена рухнула, это не надолго изменило ситуацию. Потому что его родители были чудовищами. А он — их достойным наследником. Он не заслужил нормальной жизни.

Горан вдруг почувствовал, что с каждой слезинкой, с каждым всхлипом из него выходит всё, что мучило его. Рыдания сотрясали его тело, пока он совсем не обессилел.

А потом стало легко и хорошо. Последний раз ему было так хорошо…

Когда эльф устроил бунт у него в голове.

Горан открыл глаза.

Костёр весело потрескивал, хотя должен был давным-давно догореть. Из котелка пахло не травами, а похлёбкой. Но самое главное — рана на ноге больше не болела. Горан опустил глаза и обомлел. На месте гниющей дыры осталась лишь розовая полоска.

Может, он уже просто умер?

Горан ощупал бедро, чувствуя каждое своё прикосновение. От костра шёл жар, от воздуха — вечерняя прохлада. Всё нормально, кроме того, что такого быть не могло.

— С тобой всё будет хорошо.

Горан повернул голову в сторону звука. Одетый в новую одежду Авантюрин сидел на его вещах, оперевшись локтем на согнутую в колене ногу и беззаботно болтая в воздухе второй.

— Так ты жив, — сказал Горан и закашлялся. И без того не особенно мелодичный голос стал совсем сиплым. — Опять копался у меня в голове? Знал бы, что ты это сделаешь, не полез бы за тобой в тюрьму. Надолго хватит в этот раз, а? Я теперь ничем не лучше последнего пьяницы. Сначала — счастье, а потом руки трясутся… Решил завести себе ручного человека? Лучше б дал спокойно подохнуть…

Выражение веселья на лице эльфа сменилось смущением. Он сел ровно и даже слегка покраснел. Или то блики от костра?..

— Слушай, я… В прошлый раз я не очень понимал, что делаю. Мне никогда не доводилось работать с такими, как ты. И… я немного занервничал.

Горан громко хмыкнул. Авантюрин вздохнул.

— Ладно-ладно… Я был в ужасе. И, как я думал, стёр тебе память. Я не знал, что магия на это не способна. И очень удивился, когда ты почти сразу всё вспомнил.

— Можешь быть уверен, меня ты тоже очень удивил! Что это вообще было?

— Если верить тому, что мне рассказали… Я сделал две вещи. Вернул тебе способность чувствовать и стер всю эмоциональную окраску твоих воспоминаний. И когда ты начал заново их переосмысливать, все разом…

— Едва не сошёл с ума, — закончил фразу Горан. — Отличная работа, что тут сказать…

Авантюрин поерзал, а потом вдруг возмутился:

— А ты вообще продал меня! Да, я пока не мастер эмпатии, но старался как мог. Так что вместо того, чтобы издеваться, может, скажешь спасибо?

Горан замолчал. Отвернулся от эльфа и прислушался к себе. Попытался вспомнить мать, службу, Драгану… И ничего не произошло. Воспоминания были печальными, но вполне сносными.

— Что ты сделал?

— Выбросил в Пустоту твоё чувство вины. Оно такое огромное, что просто душило всё остальное. Нельзя нормально жить в настоящем, когда прошлое занимает столько места.

На небе показались первые звезды. Тишину разбавляли звуки ночного леса. Горан вдохнул свежий, вкусный воздух, смешанный с ароматами похлебки. Спокойствие разливалось по венам, пульсируя с каждым ровным ударом сердца.

— Спасибо.

— Пожалуйста. — Авантюрин посерьезнел. — Старые воспоминания я стянул сетью грусти, они не должны больше расползаться по твоему сознанию. Только не строй внутри себя стену, как раньше. Жуткая гадость! Чувства бывают очень неприятными, но они помогают отличить хорошее от плохого, понять, кто ты есть… И вообще быть живым. Не делай того, от чего потом будет плохо, стремись к тому, от чего хорошо, и умей отпускать, что уже случилось. И тогда тебе больше никогда не потребуется моя помощь.

Горан усмехнулся.

— Звучит не так уж сложно, верно?

Авантюрин улыбнулся в ответ:

— Легче, чем будет на самом деле. Но мне кажется, ты справишься.

— Как твоя подруга?

— В порядке.

— За моё чудесное исцеление тоже надо благодарить тебя?

— И её. На самом деле, её. Меня одного никто бы не послушал.

Горан так долго рассматривал эльфа, что тот смутился и опустил взгляд.

Интересно, почему он вообще помогал ему? И как выразить словами, что эльф сделал для него больше, чем все люди в его жизни, вместе взятые?

Но вместо благодарности Горан неожиданно даже для себя спросил:

— Как думаешь, жена сможет меня простить?

Авантюрин удивился.

— Не думал, что ты захочешь дать ей второй шанс… после всего.

— Если я получил второй шанс после того, что делал, почему это не заслуживает кто-то ещё?

Теперь очередь терпеть долгие разглядывания настала для Горана. Но он выдержал взгляд.

— Вы, люди, весьма интересный народ, — заключил наконец Авантюрин.

— Вы, эльфы, — тоже, — улыбнулся в ответ Горан.

— Твоя жена — очень красивая женщина. И очень несчастная. Если сможешь сделать для неё то же, что я сделал для тебя, — у вас может что-то и получится.

— Я приглашу тебя на золотую свадьбу.

— А я обязательно приду.

Горан улыбался и после того, как эльф исчез, и во время ужина, и когда разглядывал небо. И только сон стёр легкую, едва заметную безмятежную улыбку с его лица.

***

— Так совсем никуда не годится! Ты словно просишь разрешения покопаться у меня в голове! Я не должен замечать твоего присутствия, но понимаю твои намерения ещё до того, как ты устанавливаешь Связь!

Авантюрин стиснул зубы и удержался от того, чтобы огрызнуться.

В глубине души он был очень благодарен Ланнуэлю за гостеприимство, а Варину — за учёбу, но с каждой неудачей благодарность уходила куда-то глубже, а раздражение росло и отдавало болью в висках.

Очередная попытка кончилась провалом, боль вспыхнула с новой силой. Авантюрин вскрикнул и зажмурился. Оранжевые и красные круги застилали взгляд, а затошнило так сильно, что Авантюрин не заметил, как пошла носом кровь.

— Варин, ты уверен, что начинать нужно именно с этого? Это же очень сложные техники, их не освоить новичку…

Самый приятный в мире голос остудил горящие виски. Авантюрин открыл глаза и увидел протянутый платок и участливое лицо Тарии.

Варин нахмурился.

— Если ему хватило таланта перемещаться к нам из какой-то Матерью забытой дали и якшаться с людьми, то не такой уж он и новичок. А уметь быть незаметным и защищать свой разум от встречных атак — долг любого эмпата в наше время. Хотя в последние дни мне упорно кажется, кто-то забыл, что идёт война.

Тария проигнорировала упрёк и пожала плечами:

— Его разум исследовали вдоль и поперёк, в том числе с помощью пыток. И раз уж он не выдал больше меня, то вряд ли нуждается в такой усиленной защите.

Хмурый эльф недовольно поморщился.

— Живя во дворце, он узнает много нового.

— Значит, не надо рассказывать ему ничего опасного, по крайней мере до тех пор, пока он не окрепнет настолько, чтобы пережить твои уроки. Если после учёбы ему опять придётся идти к Осфу, тебя по голове не погладят. Ну же, Варин, месть тебе не к лицу. Давай мы встретимся сегодня вечером и обсудим то, что случилось? Мне кажется это более разумным, чем сживать со света нашего гостя.

Варин коснулся протянутой ладони и, ворча, согласился. Эта девчонка всегда могла найти к нему подход!

— И всё же я хочу напомнить, что его обучение поручили не тебе, а мне.

— И я считаю, что Авантюрину очень повезло — обезоруживающе улыбнулась Тария. — Но несправедливо, что тебе придётся возиться с ним круглые сутки. Давай я расскажу ему сегодня, чем он может заниматься в свободное время без тебя?

Варин с облегчением кивнул. Он давно отвык проводить так много времени с кем-то и правда уже тяготился юным эльфом. Тем более что после инцидента с охотником гость его откровенно раздражал, а количество задаваемых им вопросов превышало предел, который Варин готов был терпеть. Но и одного его оставить тоже не казалось хорошей идеей.

Авантюрин молча шёл за Тарией, внимательно глядя по сторонам, всё больше утверждаясь в своих догадках.

Когда Авантюрин только оказался во дворце, он удивился, насколько враждебно воспринимают его другие эльфы. Стоило ему появиться в коридорах, как он наталкивался на презрительные, агрессивные или просто холодные взгляды.

А потом он понял, что это бывает исключительно в сопровождении Тарии. Едва его отдали на попечение Варину и он стал ходить по дворцу в компании темнокрылого эльфа, всю враждебность как рукой сняло. Дождавшись, пока они войдут в какую-то комнату, Авантюрин спросил:

— Почему тебя не любят другие эльфы?

Тария вздрогнула и быстро закрыла дверь. Забралась с ногами на плетеный диван, повозилась, зарываясь поглубже в упругую листву. Долго не отвечала и не встречалась с Авантюрином взглядом, рассматривая водопад, огибающий статую Матери по замысловатой системе желобков.

— Из-за моей работы. Ты ведь знаешь, зачем я оказалась в темнице с тобой?

— Чтобы убить меня. Я, кстати, так и не сказал тебе спасибо за то, что этого не сделала.

Тария недовольно дернула плечом.

— Не совсем так. Чтобы казнить тебя, если ты выдашь наши тайны или если согласишься работать на людей. Я не убийца. Я всего лишь исполняю законные приказы своего короля.

— Тогда ты не ответила на мой вопрос.

— Понимаешь… Смертная казнь не практиковалась у нас тысячелетиями. Кроме того, не все согласны, что для её исполнения необязательно доставлять преступника во дворец.

Авантюрин подошёл ближе к статуе. Ему очень захотелось прикоснуться к воде, но он не был уверен, что это не запрещено.

— Мне кажется, это детали.

Тария иронично подняла бровь.

— Хотела бы я, чтобы мои соплеменники рассуждали так же. А у вас разрешена смертная казнь?

— Да. Больше того, она не так уж редко практикуется. Несколько веков назад были казнены почти все эмпаты. Меня тоже ждет такая участь, если станет известно о моих похождениях. Да и за другие тяжкие преступления Совет старейшин может вынести такое решение. Содержать тюрьму довольно накладно, так что по факту всё правосудие сводится к одному вопросу: готовы ли мы простить эльфа и разрешить ему снова жить среди других после того, как он отработает своё наказание, или проще отрубить ему голову. На моей памяти казни случались даже из-за обычного воровства — если вор никак не мог исправиться и продолжал нарушать закон.

— Жестоко, — удивилась Тария. — Иногда мне кажется, что Ланнуэль прав относительно твоего происхождения, а иногда я просто не могу в это поверить. Неужели всего за несколько поколений можно так изменить культуру целого народа?

Авантюрин не ответил. Он всё ещё не был готов обсуждать эту тему. Сравнивать свою родину и здешних эльфов было любопытно, а вот думать о том, что половина твоих знаний о мире и истории враньё, — это совсем другое.

— Что такое Колыбель?

Тария вздрогнула.

— Почему ты спрашиваешь?

— Слишком уж часто я слышал это слово, и не в самых благоприятных условиях. Хотелось бы знать, за что меня едва не убили.

— Тебе… небезопасно это знать. И нам тоже. По правде говоря, я положила жизнь, чтобы тайна Колыбели не попала к людям.

— Но могу я услышать хотя бы то, что известно им? Надоело чувствовать себя идиотом, который единственный ничего не понимает.

— Резонно. — Тария вздохнула и опустила ноги на пол, словно ей было неловко говорить о Колыбели, сидя во фривольной позе. — Начну с вопроса… Как ты думаешь, что происходит после того, как ты устанавливаешь с кем-то Связь?

— Ну… — начал Авантюрин, — я никогда не делал этого с эльфами, но с людьми… Мне кажется, словно после этого я оказываюсь у него в голове.

Он покраснел от того, как наивно это звучало. Не может же он и правда верить, что внутри черепа людей есть целые залы и стеллажи с книгами. Даже если представить, что они очень странные существа и состоят не из плоти и крови, внутри них просто нет столько места. Однако же, когда он слился с разумом Горана, его тело куда-то делось. Он смотрел на мир глазами охотника и точно помнил, что снаружи его не осталось!

Тария улыбнулась, почти без снисхождения.

— В каком-то смысле так и есть. Но не физически. Ментально ты растворяешься в разуме другого — не важно, человека или эльфа. А вот твоё тело в этот момент становится уязвимым. Природа мудра и позаботилась о нашей безопасности. Колыбель — это место, куда попадают все эльфы, установившие Связь. Вокруг неё ходит много легенд, но это её предназначение — основное. Защищать, пока творятся высшие чары. Поэтому-то люди и хотят узнать, где она находится. Тогда им больше не нужно будет бояться эмпатов, скорее уж бояться придётся эльфам, потому что выбор будет нелегким — умереть или повиноваться приказам того, кто захватит Колыбель. И жизнь показывает, что в опасной ситуации не для всех решение очевидно…

Авантюрин нахмурился.

— Если во время Связи моё тело переносится в Колыбель, почему Василь пытал меня и тогда, когда я был не в сознании? Я точно помню, что очнулся у него на столе уже раненый.

Тария поморщилась. Не самые приятные воспоминания…

— Такое могут только несколько человек во всем мире. Мы до сих пор не очень понимаем, как это работает, но Связь с ними — не такая, как с другими людьми или эльфами. Твоё тело никуда не переносится, и сам контакт… очень странный. Скажи, что ты видел во время Связи с Василем?

Авантюрин удивился.

— А я мог видеть что-то, что не видели другие?

Тария покачала головой.

— Не знаю, что написано в ваших книгах по магии, но явно ничего толкового. Каждый эмпат видит во время Связи что-то своё. Как это происходит для тебя?

Авантюрин рассказал про залы, окаменевшие чувства, стеллажи памяти. Тария кивала, а потом спросила:

— А чем контакт с Василем отличался от обычного?

— Внутри него не было ничего особенного. Точнее, я так думал. Пустота, холод и сплошные уродливые обломки. А потом на меня напало… нечто. Какая-то мерзкая черная дрянь.

Воспоминание оказалось настолько живым, что Авантюрин съежился. Тария придвинулась ближе и положила руку ему на плечо.

— А у меня это звери. Но не осторожные и предсказуемые, как в лесу, а совершенно безумные. Когда я не в силах защищаться, они рвут меня на части, а я не могу потерять сознание от боли, пока человек не разорвёт Связь. Должна признаться, я теперь стала бояться прогулок в одиночестве. Хоть в наших лесах и нет таких тварей, как в моих видениях, мне хочется упасть в обморок уже от одного вида волка или барсука.

— Я готов составить тебе компанию, — ответил Авантюрин, — если, конечно, тебе не придёт в голову спуститься в какую-нибудь пещеру…

Тария улыбнулась и кивнула.

— Договорились. Но кроме леса и пещер у нас на многое можно посмотреть… Мы с тобой сейчас находимся в зале для медитаций. Во дворце их несколько, самый большой — в Храме Матери. Там никогда не бывает пусто, а это не всем подходит. Для желающих уединиться с собственными мыслями есть такие вот комнаты — здесь не собирается больше четырех эльфов, нет места. Если хочешь, чтобы к тебе вообще никто не присоединялся — закрываешь дверь. И, конечно, если ты видишь закрытую дверь — не входи туда. Никто не любит, когда прерывают его медитацию. Обеденный и тренировочный залы ты уже видел, Храм я покажу. Ещё у нас есть отличная библиотека, три трактира, летний и зимние сады…

Следуя за Тарией, Авантюрин вдруг перестал чувствовать враждебность окружающих. По крайней мере, среди всех недружелюбных взоров, обращенных на эльфийку, был один очень тёплый — его собственный.

***

И без того обыкновенно неулыбчивый, Варин был мрачнее тучи. Наткнувшись на его суровый взгляд, Тария вздохнула:

— Только ты один во всем дворце можешь простить меня за то, что я прикончила десяток эльфов, но не можешь простить за то, что не дала тебе убить одного человека. И кто после этого кровожадный?

— Не утрируй, — отрезал Варин. — Если бы всё ограничилось тем приступом милосердия, я бы не злился. Мало ли насколько сильно тебя ударили по голове. Но когда ты поддержала этого приблудыша и уговорила Ланнуэля помочь человеку… Даже Осф едва не лопнул от возмущения, несмотря на своё безграничное любопытство ко всему новому и любовь ко всему живому.

— О, то была лучшая часть всего предприятия, — усмехнулась Тария. — Я люблю Осфа, но тогда еле сдержалась, чтобы не смеяться.

— Ты позвала меня, чтобы шутить? Я не настроен на светские беседы.

— Ладно, не злись… Слушай, это на самом деле очень сложно объяснить. Честно сказать, у меня не было ни одной логичной причины это сделать, но… Знаешь, мы ведь никогда раньше не говорили с тобой про мою работу.

— Дела короля не всегда касаются простых смертных, — пожал плечами Варин, — и я не могу его за это винить. Он знает больше, чем мы все, а значит, и принимает решения не так, как мы.

— Рада, что ты это понимаешь. И я это понимаю. Поэтому и делаю то, что делаю… Но всё же те, кто обвиняют Ланнуэля, не представляют, о чем говорят. Ни один приговор не был приведен в исполнение, пока не было уверенности в его справедливости. Этим я и занимаюсь: моя задача понять, совершено ли преступление, и если да — не дать ситуации выйти из-под контроля. Обычно для этого приходится вступать в контакт с пленными. Чаще всего заканчивается тем, что я и сама оказываюсь в плену. Так было и на этот раз… Но Авантюрин ничего не рассказал людям.

— Потому что ничего и не знал, — проворчал Варин.

— Может быть, — легко согласилась Тария. — Никогда нельзя заранее знать, что именно ты выдашь под пытками… пока тебя не начнут резать на куски. Но интереснее другое: он вообще не согласился помогать людям, в отличие от Солина и остальных. За что и поплатился — ты видел, в каком состоянии мы его нашли. Когда раны были свежие, выглядело это ещё хуже.

— Восхищен его стойкостью, — пробурчал Варин, — но какое отношение это имеет к человеку?

— Самое непосредственное. Меня раскрыли, Авантюрин был тяжело ранен, а глава Особых королевских оказался умнее многих других. Когда явился охотник, я пела Последнюю Колыбельную. Для Авантюрина и для себя.

— Если я правильно всё понял, то наш найдёныш попал в темницу именно из-за охотника. Не много чести исправить то, что сам натворил. Внезапно проснувшаяся совесть — это, конечно, хорошо, но я бы не был так уверен в его мотивах.

— И снова ты прав, — не выдержала взгляд Тария. — Если бы я могла, ушла бы от него сразу. Но во время побега меня ранили. Когда я очнулась, не могла не то что телепортировать двоих — не уверена, что мне хватило бы сил добраться до дворца самой на своих крыльях. Мне пришлось ждать. И то, что я увидела… очень меня удивило.

— Когда я нашёл тебя, сразу заметил, что вы не в клетках. Я тогда ещё подумал, он чем-то вас одурманивает.

— Нет, — печально покачала головой Тария, — то были только лекарственные травы. Вполне, кстати, годная смесь. Если бы не она, Авантюрин бы не дожил до получения помощи. Каждый вечер Горан возился с нами: варил отвары, менял повязки. И ждал, когда мы уйдём. Не знаю, как объяснить… У меня не получилось установить с ним нормальную Связь, но и без этого чувствовалось: всё, что он делает, — это не для того, чтобы продать нас. Он просто помогал.

— Очень трогательно, — процедил Варин, — но это не отменяет того, что он — наш враг. Как и все они.

— Я знала, что ты вряд ли поймешь. Но должна была попробовать рассказать. Когда вы натравили кабана, я первым делом спрятала Авантюрина. А потом поняла, что не могу сбежать, не узнав, что случилось. Наверное, не попроси Авантюрин Ланнуэля о милосердии, я бы струсила предложить сама. Но я рада, что мы помогли.

Варин сделал большой глоток из кружки с нектаром и поболтал остатки, наблюдая, как лопаются пузырьки на поверхности напитка.

— Ты просто очень добрая. Всегда была, и ничего не изменилось за все эти годы. Ты уверена, что занимаешься своим делом?

— Как дипломатично, — усмехнулась Тария. Варин поднял брови.

— А ты ожидала от меня чего-то другого?

— Нет. И хвала Матери, что хоть у кого-то здесь хватает духу говорить мне правду. Мне не нравится убивать других эльфов. Первый раз меня рвало так, что я чуть не упала в обморок в собственные нечистоты. Теперь уже легче, пусть и все равно ужасно. Но кто-то должен делать это. Я люблю свой народ и безгранично доверяю Ланнуэлю. Если он сказал, что так надо, — значит, так оно и есть.

Варин внимательно посмотрел на Тарию.

— Мне кажется, ты многовато времени проводишь с нашим гостем.

— Не кажется. Кроме тебя и короля здесь не так много эльфов, кто бы не презирал меня. Приятно, знаешь ли, для разнообразия пообщаться с тем, кто не считает тебя чудовищем.

— Думаешь, королю это понравится? — осторожно спросил Варин.

— А ты думаешь, ему есть до этого дело? — наклонила голову Тария. Варин не выдержал взгляд.

— Не знаю. Иногда мне кажется, что он… выделяет тебя.

Тария хмыкнула.

— Ты же понимаешь, что будь это правдой, это всё равно ни к чему не приведёт.

— Знаю, — вздохнул Варин, — но не всегда случается только то, что должно. Впрочем, ты редко бываешь во дворце.

— Редко бывала, — кисло ответила Тария. — Теперь мой портрет есть у половины человеческих королей. И мы до сих пор не знаем точно, у каких именно. Поэтому меня пока не отправляют на задания. Больше того, очень скоро люди поймут, что эльфов небезопасно держать близко друг от друга не только из-за возможных побегов… Чума и ураганы! Мы с таким трудом научились делать то, что делаем, и опять нужно разрабатывать новую тактику… Иногда у меня ощущение, что мы не просто плывём против течения, а пытаемся грести внутри водопада.

— А вода прибивает нас всё глубже и глубже ко дну, — закончил за неё Варин. — Спасибо, что ты позвала меня сегодня. Я понимаю тебя, потому что чувствую то же самое. Наверное, именно поэтому меня так разозлила ваша помощь человеку. Когда проигрываешь войну, хочется, чтобы враги исчезли все до единого, а не разбираться, кто среди них немного лучше остальных. Не могу сказать, что одобряю то, что вы сделали, но мне стало чуть легче.

— Есть шансы, что завтра твой подопечный ни разу не упадёт в обморок? — засмеялась Тария. Варин улыбнулся в ответ.

— Обмороки — обязательная часть моих тренировок. Почему-то, когда ты сама занималась со мной, тебя это не беспокоило.

— Я боялась, что ты не разрешишь мне больше приходить на твои уроки!

— Тебе не обмануть старого эльфа! Ты была готова на что угодно, лишь бы стать лучшей ученицей и утереть всем нос. Не все так усердствовали. У половины моих учеников и голова-то никогда после занятий не болела!

— Ну и что с ними стало?

— То есть ты признаешь, что в моей требовательности нет ничего плохого?

Они спорили и смеялись почти до самого закрытия. Только по дороге домой, ответив на очередное фальшиво-любезное приветствие, Тария вернулась в реальность. Сердце сжалось. Жаль, что нет такой магии, которая бы умела поворачивать вспять время.

Она бы с удовольствием вернулась на несколько десятков лет назад, когда всё было гораздо проще…

***

Любить — это действие.

Как он раньше этого не понимал?

Делать что-то ради другого человека. Слушать. Пытаться угадать желания. Радовать, заботиться… Сотни дел, которые сплетаются в полотно прекрасного чувства.

Его никогда не любили, и он научился понимать, в чем это выражается. Каких поступков не совершали для него. Но он давно уже не ребенок и способен подарить то, чего не давали ему. И одно предвкушение этих поступков заставляло его сердце биться чаще.

Пусть она не сразу примет это, не поверит ему поначалу. У него достанет времени и упорства доказать, что он заслуживает доверия. Что умеет любить.

В конце концов, жить — это тоже действие. И у него есть все шансы преуспеть в этом ремесле.

Кошелёк с золотом приятно оттягивал карман. Солнце припекало голову, полную планов относительно будущего.

Горан до сих пор не обнаружил за собой погоню, но всё равно не собирался рассчитывать на милосердие Василя. Они с Драганой переедут подальше от этих мест. А заодно и от дурных воспоминаний.

Полученная от эльфа безмятежность уступила место радостному нетерпению.

Если бы секрет жизни был описан в какой-то книге, Горан чувствовал себя так, словно прочёл её от корки до корки. Оставалось немного — последовать полученной мудрости и наслаждаться результатом. И будь он проклят, если на этот раз не сделает всё как надо.

Продолжение главы: Эмпаты. Глава 7 (продолжение)

Авантюрин смутился и замолчал. После такого ответа просить помочь человеку казалось безнадежной затеей. К счастью, король быстро перестал на него смотреть и снова погрузился в собственные мысли. Авантюрин украдкой покосился на своих спутников. Тария и Варин не проявляли признаков беспокойства и нетерпения — видимо, Ланнуэль не в первый раз уходил в себя во время бесед. По ощущениям Авантюрина, пауза растянулась на целую вечность, прежде чем король заговорил снова:

— Островитянин. Кажется, это единственное разумное объяснение.

— Но… они же погибли? — неуверенно спросил Варин.

Ланнуэль вздохнул.

— Я тоже так думал. Но посуди сам: где-то живёт целый народ эльфов. Похожий на нас внешне, разделяющий нашу веру, говорящий на нашем языке, владеющий той же магией. Многовато совпадений, не находишь? Даже если допустить, что наш гость не просто телепортируется, а перемещается в некие другие измерения, какова вероятность, что в другом мире эльфы так похожи на нас? — Ланнуэль посмотрел на Авантюрина. — Не обижайся, но мне кажется, всё немного не так, как ты думаешь. Скажи, ты ведь не знаешь, что такое Великий Раскол?

Авантюрин помотал головой. Ему не нравилось, что и король эльфов не верит ему, но он всё же благоразумно решил помолчать и послушать.

— Много веков назад наше положение в войне стало совсем бедственным. Мирранаэль, король эльфов, отправился на переговоры с людьми — просить перемирия — и не вернулся. Мы до сих пор не знаем, что именно с ним случилось. Но вряд ли что-то хорошее… Настали очень сложные времена. И нашлось довольно много тех, кто считал, что надо бежать. Куда-то, где люди нас не найдут, где эльфы будут в безопасности. Тысячи эльфов покинули тогда свои дома. Кто-то уходил практически в одиночку, лишь со своей семьей, другие объединялись в новые кланы и переселялись в самые дикие места… А с кем-то мы и вовсе потеряли всякую связь. Это время вошло в историю. Когда всё успокоилось, оставшиеся провели выборы нового короля.

— Короля Раскола… — удивился Авантюрин. Интересно, а сколько же тогда Ланнуэлю лет? Выглядит он вполне молодо…

— Именно, — кивнул Ланнуэль. — Как мне кажется, твои предки просто сбежали от войны. Переписали те законы, которые им не нравились, а заодно и историю, чтобы их потомки не захотели вдруг вернуться на родину. Это бы многое объяснило. Например, зачем вы ведете такой строгий учет династий — когда речь идет о продолжении рода немногочисленной нации, важно знать, кто с кем в родстве, чтобы не допустить инцеста и вырождения. Понятно, почему у вас нет ни одного Древа — среди беженцев практически не было друидов, они всегда в числе последних покидают свои Дома. Понятно, почему запретили эмпатию — такие, как ты, могли бы стать проводниками для чужаков или претендовать на власть…

Чем больше говорил Ланнуэль, тем сильнее Авантюрину хотелось зажать уши.

Получается, вся его жизнь — пародия на настоящую жизнь эльфа. Обман. Интересно, а знают ли это его родители?

— На континенте нет места, где скопление эльфов сможет так долго скрываться от сородичей. Но магические способности поиска значительно ослабляются там, где есть водная преграда. Океан — не наша стихия. Где-то на острове с мягким климатом и правда можно выстроить другой мир для небольшой колонии эльфов… Но, если захочешь, можешь оставаться здесь. Во дворце найдётся для тебя место, и ты сможешь освоить магию эмпатии.

— Я могу помочь, — вызвалась Тария.

— Нет, — покачал головой Ланнуэль. — Варин… я бы хотел, чтобы ты взял роль наставника на себя. Пожалуйста, сходите сейчас к распорядителю, найдите нашему гостю комнату. Если нужна будет помощь, обращайся напрямую ко мне. Позже мы поговорим ещё, но теперь мне надо подумать. Тария… задержись ненадолго. У меня есть несколько вопросов.

Варин недовольно кивнул. Он хотел остаться на время доклада Тарии, но перечить королю при чужаке не решился.

— Пока вы не ушли… Авантюрин, ты о чем-то хотел меня попросить?

Авантюрин несколько секунд собирался с мыслями. Свалившаяся на него правда выбила его из колеи. Но в то же время робость перед королем и желание соблюдать хоть какие-то приличия тоже пропали.

Он озвучил свою просьбу.

Варин нахмурился. Ланнуэль удивился и сразу потерял царственный вид. А Тария с трудом спрятала улыбку.

***

— Ну хотя бы намекни, что это будет!

Бледный Василь только крепче сжал зубы и помотал головой.

— Придёт время, и ты сам всё узнаешь.

— Весьма похвальный ответ.

Горан и Василь вздрогнули. Хоть голос и был приятным, от него по коже пополз холодок. И немудрено: появление Энура не сулило ничего хорошего. Весь вопрос только в том, кто сейчас пойдёт с ним и что именно придётся пережить сегодня.

— Горан.

Повинуясь односложной команде, Горан пошёл за своим командиром, делая вид, что не слышал вздоха облегчения за своей спиной. Путешествие закончилось в кабинете, и Горан послушно занял место напротив стола.

Энур неторопливо пролистал записи его личного дела и сказал:

— Должен заметить, что я разочарован твоим сегодняшним любопытством. Иногда я убежден, что ты самый способный из всего Особого отряда и почти готов, но иногда ты допускаешь такие нелепые промахи, как сегодня. Пойми, дело не в том, знаю я о твоих чувствах или нет. Дело в том, что они у тебя есть. Эльфы воспользуются ими как слабостью. Нет ничего зазорного в том, чтобы узнавать новую информацию, но я слышал жажду в твоем голосе. А значит, ты не так продвинулся в своем обучении, как я думал. Но скоро мы это исправим. Я удовлетворю твое постыдное любопытство: Василь недавно наведался домой. И тебе это предстоит тоже. Наверное, соскучился по родным?

Горан с трудом открыл глаза. Ему не хотелось возвращаться в сознание, потому что здесь его ждали только озноб и боль, но даже они были гораздо лучше видений из прошлого.

Хотя в каком-то смысле всё было не так уж и плохо. Энур был настолько доволен результатами того испытания, что после него обучение Горана состояло почти только из тренировок и теоретических занятий об эльфах. Матей, Василь и остальные страшно завидовали ему по этому поводу. До тех пор пока не потеряли способность завидовать.

Энур не поскупился на похвалу. И обрадовался, что Горан и её воспринял равнодушно. Так же равнодушно, как смотрел на изнасилование матери. Так же спокойно, как наблюдал за убийством отца.

Энур посчитал, что его методика обучения наконец сработала. Он не знал, что Горана не трогают страдания родителей, потому что они сами годами заставляли страдать его.

Но и злорадства Горан не испытывал. В тот момент он мог думать только о двух вещах: что мать наконец получила по заслугам.

И что он теперь ничем не лучше её.

Впрочем, Энур не был так уж неправ, когда праздновал победу, — Горан действительно с того дня почти ничего не чувствовал. Но с теми, кто продолжил проходить издевательства, именуемые «обучением», случились и другие метаморфозы, пострашнее…

Горан не смог противиться липкой тьме, которая опять утянула его в свои глубины, одаривая не покоем, а очередным кошмаром из прошлого. Поэтому он не увидел небольшие вспышки света, не слышал ожесточённого спора трех маленьких существ.

И не почувствовал, как стягиваются края раны и отступает боль.

От автора: это ознакомительный фрагмент книги. Всего будет выложено 8 глав, книга целиком (15 глав) доступна на Литрес, Литмаркет и Букривер.

Глава 1: Эмпаты. Глава 1

Глава 2: Эмпаты. Глава 2 Тария

Глава 3: Эмпаты. Глава 3 Старые знакомые

Глава 4: Эмпаты. Глава 4 Побег

Глава 5: Эмпаты. Глава 5 Переезд