OlgaSvoboda

Солнце светило ласково, в воздухе дрожало мерное жужжание насекомых и далеко разлетались беззаботные птичьи трели. Он вслушивался до изнеможения.

Нет, только насекомые, шелест листьев, птицы и ветер, больше ничего.

Никакого гула трассы. Хотя этот звук преследовал его всю жизнь, от квартиры до загородных пикников. Казалось, невозможно куда-то уехать, чтобы не было слышно трассу. А от шума техники вообще нельзя было скрыться нигде: в самых далеких его командировках, в наиболее диких местах планеты то и дело были слышны самолёты.

Больше этих звуков не было.

Откуда-то он знал, что должен идти вперёд, к холмам на горизонте. При ближайшем рассмотрении холмы оказались руинами города. Полуразрушенные высотки полностью покрылись зеленью. Дом справа от него зарос клематисами – видимо кто-то выращивал их на клумбах. А он даже и не подозревал, что у клематисов бывают настолько крупные цветки.

Рядом пролетела огромная бабочка. Он мог на память перечислить почти сто видов и подвидов бабочек, но названия этой не знал.

Сзади раздался шорох. Обернувшись, мужчина увидел большого оленя. Зверь проявлял любопытство, но не страх. Мужчина осторожно пошёл к нему. Под ногами что-то хрустнуло, и олень, недовольно фыркнув, убежал.

Предмет, спугнувший оленя, оказался старым человеческим черепом. Из его глазницы рос прекрасный фиолетовый цветок.

***

Стив открыл глаза, с трудом восстанавливая дыхание и пульс. Он всегда просыпался именно на этом месте. Будильник показывал 6.50. В принципе, уже можно вставать.

Он не торопясь выполнял все утренние ритуалы, медленно передвигаясь по небольшой квартире, все стены которой закрывали большие красочные плакаты. Леса Мадагаскара, реки Камчатки, степи Аризоны… На кухне на него грустно смотрел синий ара. В спальне висели портреты игривых лемуров и лупоглазого лори.

Даже тем кто не знал Стивена, в его квартире несложно было бы догадаться, что в прошлом он был активным экологом-исследователем.

«Профессия с мёртвым будущим» - печально говорила его жена, Эми. И была права. Как всегда.

Он переучился на вирусолога, но Эми этого уже не увидела, сгорев от рака буквально за три месяца несколько лет назад. Рак вообще был персональным проклятием Стива – от него же умерли мать и отец.

Статистика говорила, что это нормально. По последним данным, если не будет изобретено лекарство, через 20 лет каждый второй будет умирать именно от рака.

В исследования вкладывались миллиарды всех валют мира. А Стив мог назвать причину и бесплатно: всё, что люди ели и пили последние 30 лет, было отравлено.

«Искусственное мясо», «Биодобавки», «Ароматизаторы», «Растворимый… (кофе, суп, каша, чай, хлеб, бифштекс, помидор, (нужное подчеркнуть)» - говорили они.

«Отрава» - коротко комментировал Стив.

Но купить что-то действительно настоящее уже не было никакой возможности.

«Натуральные продукты – изжиток прошлого» - с таким лозунгом прошла одна из вошедших в историю мировых конференций. Ну что сказать, она действительно изменила всё.

Не осталось голодающих. Корпорации озолотились. Все фермерские хозяйства разорились. Чуть позже люди стали дохнуть, как мухи. Последнее, впрочем, никак не было связано с питанием, что убедительно доказывала сотня проплаченных исследований.

Но решительно никому до этого не было дела.

Когда ты можешь сделать себе вкусный, пусть и из-за пищевых добавок, ужин за 1 минуту и 0,25 доллара, это само по себе достаточно веский аргумент. Особенно в условиях безработицы: всё больше профессий осваивали роботы, и количество  людей, которые недостаточно умны и талантливы, чтобы стать программистами, операторами искусственного интеллекта или кем-то ещё вместо подсобного рабочего, кассира или водителя, стремительно росло. Они оказались буквально на обочине жизни. И быть бы революциям, но искусственные продукты и управление климатом, которое позволило строить крайне дешёвое жилье, исправили положение. Теперь каждый желающий мог сносно жить на пособие по безработице, попивая вечерком растворимое «Шато». Жить практически в картонной коробке, но не беспокоясь ни о чём.

Бесплатные телевидение и интернет тоже заметно повышают лояльность населения.

При желании в этом же интернете каждый мог увидеть, что из-за изменения климата почти умер крупнейший живой организм планеты – Барьерный риф. И что в колыбели жизни – бассейне реки Амазонки – под угрозой вымирания больше 80% видов. На Камчатку больше не приходит лосось на нерест, а Байкал стал похож на болото.

Но это были очень некрасивые фотографии, и они набирали мало просмотров.

Впрочем, Стивену жаловаться не следовало. С его коэффициентом интеллекта после прекращения финансирования экопрограмм он легко смог выучиться на вирусолога. А это было воистину золотое дно, шедшее в рейтинге сразу после исследований рака.

Планета старалась выжить. Испанка, птичий грипп, свиной грипп, эбола, коронавирус, американка, болезнь Сорона… С начала 20 века и до сегодняшнего дня каждая следующая эпидемия всё настойчивее пыталась отрегулировать растущее население.

То, что ледники Арктики стремительно таяли, не было закрытой информацией. Но далеко не все знали, что в тоннах льда таились десятки неизвестных науке опасных вирусов.

Как бывшему экологу, Стиву доверили проект по их исследованию. Добрая половина его коллег падала в обморок только от мысли, что нужно будет летать туда в командировки – ведь там невозможно поддерживать те 22 градуса по Цельсию, к которым уже привык почти весь мир. Поэтому часто Стив оставался один на один со своими пробирками, что его ни капли не огорчало. Кончилось всё тем, что ему добавили роботов-лаборантов, зарплату, и практически оставили в покое, предоставив полный карт-бланш.

Карьера была на подъёме. И именно тогда ему начал сниться этот сводящий с ума, повторяющийся сон.

На выходе из квартиры Стив поймал в зеркале своё отражение. Аккуратная прическа, строгий костюм, гладко выбритое лицо. И красные воспаленные глаза. Покачав головой, он отправился в офис.

***

- Хелло, Гринпис! – хлопнул его по плечу Барри, догнав на входе в здание. Стив вздохнул. Кое-что всё-таки не меняется: Барри был тупой как сапожок, но зато с хорошими связями, которые и обеспечили ему место в конторе. Он регулярно становился причиной ошибок в программах роботов, пару раз, пока его не отстранили, едва не допустил утечку смертельно опасного вещества в канализацию, но ему всё сходило с рук.

- Добрый день, Барри, - нарочито ровно ответил Стивен. Он знал, что если Барри почует хоть намёк на вовлеченность в беседу, рабочий день можно смело похоронить: он уже не отойдёт ни на шаг, и будет болтать без умолку.

- Ты слышал новости? – Барри был счастлив, как ребёнок, - срок моего отстранения истёк. Вчера ходил к боссу. Представляешь, мы теперь напарники!

Стив остолбенел.

- Отлично, да? Я реально рад, бро. Ты единственный нормальный среди этих чудиков. Они вечно орут на меня и не дают ничего делать. А с тобой-то мы точно сработаемся! – ещё раз похлопав его по плечу, Барри радостно направился в сторону лаборатории. ЕГО лаборатории.

- Стивен, - боссу, к которому Стив незамедлительно направился, явно было не по себе, - я действительно тебя понимаю. Но больше мне его пока деть некуда. От вирусов, которые разморозятся в ближайшие четыре года, вакцины уже готовы и запущены в производство. А для остальных у тебя ещё есть время, мы совсем не будем вас торопить. Ну пойми ты, не могу я его уволить! – тон начальника стал совсем умоляющим, - я добавлю тебе десять, нет, пятнадцать процентов к стоимости контракта! Ты значительно опережаешь график работ, и мне это согласуют. Я прошу тебя, хотя бы на полгода! Не дай ему ничего натворить! А потом я переведу его к иммунологам. По рукам?

Стиву было нечего ответить. Честно сказать, счастье что босс вообще согласился поговорить с ним. Карьерное перемещение сотрудников не было коллективным решением, и все переводы осуществлялись исключительно по воле руководителей. Стив молча кивнул, и вышел из кабинета.

Первое, что он обнаружил в лаборатории – распакованную пачку чипсов на столе для работы с реагентами. День обещал быть долгим…

***

В этот раз всё было не как обычно.

Олень не отреагировал на хруст старого черепа, и продолжил с любопытством разглядывать Стива. Дал приблизиться почти на расстояние вытянутой руки, но всё же убежал в последний момент. Но и на этом сон не кончился. Стив заходил всё дальше в разрушенный город. Здесь встречались здания, не так сильно пострадавшие от времени. По ним он понял, что «высотка» слишком громкое слово, и все эти дома и в лучшие свои годы не были небоскрёбами. На одном из них сохранился знак с адресом. На нём было написано кириллицей «Гидропроектовская ул, д.3». Стив понял, что это за место и сразу проснулся.

Припять!

Разгадка тайны его сна оказалась банальной и скучной. Во время исследований на прошлой работе Стив трижды был в Чернобыле, и обошёл всю Припять вдоль и поперёк десять раз. Его тогда очень сильно поразило, насколько быстро природа восстанавливается даже после ядерной катастрофы. Тогда, конечно, город выглядел менее заросшим и диким, чем в его сне, но фауна там полностью восстановилась уже через пятьдесят лет после аварии, а уж ко времени его командировки и вовсе можно было открывать заповедник.

Может теперь, когда он всё понял, ему удастся нормально высыпаться? Сейчас это актуально как никогда: помимо рабочих обязанностей ему теперь приходилось ежесекундно следить за Барри, а это было непросто. Кроме дурацкого чувства юмора, Барри обладал талантом выводить из строя всё, что оказывалось в его поле зрения. А ещё Барри хотел подружиться со Стивом.

Что делало пребывание на работе абсолютно невыносимым.

Зная о его прошлом, Барри взял за правило ежедневно раскапывать сводки новостей на тему экологии и зачитывать их Стиву. Признаться, это был нелегкий труд. В начале и середине 21 века, когда было модно заботиться об экологии, были даже отдельные журналы и каналы, где постоянно обновляли информацию об охраняемых видах и выпускали документалки о животных. Теперь же такие данные было найти сложно – они изредка проскакивали между строк в новостях, посвящённых совсем другим темам. «Опасные дикие обезьяны помешали заготовке леса для строительства детского приюта», или вроде того. Но по закону о достоверности информации, изданию приходилось в конце статьи давать сводку, что это были за обезьяны, к какому виду они относятся, и сколько их ещё осталось. В общем, задачка ещё та.

Но Барри был настойчив.

Теперь почти каждый день Стив узнавал, какой вид исчез с лица планеты, или близок к этому. Разговоры о том, что его такие новости расстраивают, ни к чему не привели. Барри искренне обижался, ведь он так старается для него! Было проще смириться, чем объяснить.

Тем более что несмотря на все усилия, в глубине души Стивену не было все равно. Совсем не было.

Стив не воспользовался поблажкой от начальства, и ещё усерднее окунулся в работу. Ведь в противном случае у него было бы слишком много времени на общение с Барри. А тот, закончив сводку экологических катастроф, с чистой совестью («Бро, о твоих хобби мы уже поговорили. Теперь давай о моих. И новости обсудим!») принимался болтать о всякой ерунде, чем доводил Стива до состояния тихого бешенства.

«Бро, ты слышал, они всё-таки смогли сделать порошковый «Стейк Рибай»! Пятнадцать лет у них не получалось, а теперь – тот самый вкус!»

«Зацени, мой ай-кот вчера такой ржачный баг словил!»

«Сегодня сто лет со всемирного перехода на метрическую систему. А что такое фунт и эта, как её… вер-ста? Надо же, какое глупое слово… Верстааа… Верррстаааа…. Смешно, да?»

«Ты прикинь, цены на обновление секс-андроидов подскочили! Обещают +20 поз, но я сейчас совсем на мели… Бро, ну че ты на меня так смотришь, типа у тебя своего нет?»

Единственный способ заткнуть Барри без конфликта – с головой уйти в работу. Когда он видел, что Стивен действительно его не слышит потому что занят, он находил себе другое развлечение.

В последние дни погружаться в работу стало значительно проще. Вирус H1N12 с прогнозом оттаивания в горизонте 5 лет оказался чрезвычайно интересным.

Первые исследования показали, что он будет передаваться и контактным, и воздушно-капельным путём. Зона распространения – больше 70 метров от носителя. Стив начал исследование по живучести на разных типах поверхности и устойчивости к средам: воздушной, влажной, водной, кислотной и щелочной.

Наблюдения шли уже вторую неделю. На всех поверхностях и во всех средах вирус был ещё жив.

Такая стойкость просто поражала! Стив начал серию тестов на лабораторных животных, но там пока не было ничего примечательного – они становились носителями, но никто не проявил признаков заболевания.

Исследования и написание отчетов помогали хоть немного избегать внимания Барри.

А вот со снами становилось только хуже.

После Припяти были сны о Мадагаскаре. Во времена его поездок туда от лесов уже почти ничего не осталось, а во сне на главной улице Антананариву он разглядывал маленького лори – единственный вид ядовитых млекопитающих. С чертовски милыми глазами.

На набережной Байкальска отдыхали нерпы, хотя Стив знал, что ещё 5 лет назад их осталось всего 200 особей на всё озеро.

На огромном кешью в джунглях громко кричали красные ара, официально вымершие в конце 21 века. Стив затруднялся опознать место, но было похоже на Сан-Хосе.

Каждый такой сон приводил его в отчаяние, заставляя просыпаться в холодном поту, с бешено колотящимся сердцем и слезами на лице. Эми бы обняла и успокоила его – ему и раньше снились кошмары. Но Эми больше не было рядом.

Зато рядом, куда ближе чем хотелось бы, был Барри.

Исследования H1N12 подходили к концу. Несмотря на сверхъестественную живучесть - от 3 до 8 недель жизни вне носителя, вирус никак не влиял на животных. И не мутировал на них, будто спал. Оставалась последняя стадия работы – загрузить итоги экспериментов, а также данные о структурах вируса в Дейзи, главного аналитика его лаборатории, и через пару дней получить прогнозы о влиянии на человека. Стив сделал бы это и раньше, но он прятал Дейзи от Барри, боясь, что он её сломает или повредит. У Барри вообще были напряженные односторонние отношения с роботами и искусственным интеллектом. Классическая безответная любовь – Барри не мог пройти мимо, а устройства могли баговать от одного его присутствия, что вообще не поддавалось никаким законам логики.

Но на этой неделе Барри в отпуске, так что никто не помешает завершить работу.

***

Стив проклинал тот миг, когда он решил включить новости. Сегодня мейн-стримом стали два сообщения.

Рождение 25-миллиардного человека на планете. И решение Совета-100 об упразднении законов об охране окружающей среды в мировом праве.

Стив понимал, что всё к этому и идёт, ещё после того как Гринпис было отказано в финансировании. Но всё же услышать об этом было больно. Упразднение означало, что с этой минуты на всей Земле нет ни одного уголка, который был бы под охраной от человека.

«Нельзя, чтобы интересы низших существ подрывали благополучие людей. Этот день войдёт в историю как официальное закрепление статуса человека как высшего существа на планете» - вещал диктор.

«Заткнись!» - и телевизор отключился. Эту голосовую команду он выучил уже давно.

Стив встретился взглядом с голубым ара на плакате. Не выдержав, сорвал его со стены. А заодно все остальные, изорвав их на мелкие клочки.

***

Стив уже пятый раз перечитывал отчёт Дейзи и перепроверял данные, которые он вводил на входе. Ошибки не было.

H1N12, показавший полную безвредность для животных, мог убить человека за несколько часов. А учитывая его живучесть, легкость распространения и вариативный инкубационный период, прогнозное время уничтожения человечества составляло от шести до восьми недель.

Принимая во внимание устойчивость к различным средам и веществам, вероятность изготовления лекарства менее 10%.

«У планеты всё-таки был запасной план» - подумал Стив и переименовал папку с отчётом Дейзи.

«Бич человечества».

Подумав ещё немного, снял с шеи замысловатый кулон, который оказался страшно старомодным девайсом: USB-накопителем. Эми всегда смеялась над ним, но Стив уверял её, что это теперь единственный способ хранить данные без мониторинга спецслужб. Кроме, конечно, бумаги, но как эколог этот вариант он даже не рассматривал.

Дейзи имела USB-порт на случай использования старых засекреченных внеоблачных источников. Стив ввёл в систему данные из файлов, добавив несколько параметров, и отправил задачу на обработку.

***

Сегодня ему снилась Эми. Они стояли на краю Гранд-каньона и наблюдали за полётом кондоров. Стиву всегда было от них жутковато, а Эми не понимала, как можно не восхищаться птицей с размахом крыльев больше трёх метров.

Но сейчас не кондоры заботили Стива. Он чётко сознавал, что это всё ненастоящее. Хоть в 21 веке и удалось восстановить популяцию калифорнийских кондоров, почти вымерших в двадцатом, последняя пара умерла в том же году, что и Эми. Но во сне они были молоды, Гранд-каньон ещё был заповедником, а в небе парили самые крупные птицы, способные летать.

Стив боялся, что если скажет хоть что-то, видение исчезнет.

Эми украдкой смахнула слезу. Ей, как обычно, было неловко за слёзы восторга, хотя он миллион раз говорил ей: это не повод для стеснения, а признак её огромного сердца.

Ещё немного полюбовавшись, Эми повернулась к нему и серьёзно спросила:

- Ты уже решил?

- Ещё нет, - ответил Стив, не понимая, о чём речь.

- Осталось не так много времени. Ещё можно изменить всё. Ты же понял, что я показывала тебе?

Не зная, что ответить, Стив на всякий случай сказал «Да».

- Хорошо. – Эми успокоилась и прижалась спиной к его груди, закопошилась, заворачиваясь в края его расстёгнутой куртки. – Я люблю тебя.

Он проснулся, не успев ответить.

***

Сегодня Дейзи дала отчёт по его запросу.

И вышел из отпуска Барри.

Ему явно не терпелось поделиться впечатлениями, и даже отстранённость Стива не убавляла его болтливости. Будучи совершенно не в себе от сегодняшнего сна, Стив нарушил свою же заповедь об уважительном общении с коллегами.

- Барри! Я прошу тебя: заткнись. Я не хочу слушать трёп про грави-сёрф и другое дерьмо. Мне нужно работать. Хоть кто-то из нас двоих должен приносить пользу!

Лицо Барри сначала вытянулось, а затем начало краснеть.

- Вот значит ты как, бро... А я-то думал, ты лучше остальных яйцеголовых в этой конторе. Считаешь, что умнее меня? Очнись, Гринпис! Таких как я – миллиарды. А такие старые фрики как ты нужны только для того, чтобы такие как я жили лучше. Да если бы не я, с тобой бы только твои проклятые роботы и разговаривали! А тебе видно больше и не надо! Ты сумасшедший, на всю голову больной! Если тебя завтра не станет, никто и не вспомнит что ты тут вообще был!

Стив смотрел на Барри как загипнотизированный. Таких как он – миллиарды. Рыхлых, слабых, с кожей, не знавшей загара. Не понимающих, что это за продолговатая зелёная штука нарисована на последней рекламе порошкового горошка. Не знающих, как выглядела корова, из которой делали Рибай. Вкус которого так упорно не поддавался жалкой подделке.

«Никто не вспомнит что ты тут был».

Утром Стивен переживал только о том, что не успел сказать Эми, как сильно он её любит и скучает. Весь остальной диалог ускользал от его внимания. Теперь он понял, что она показывала ему. И о каком решении шла речь.

Под вопли Барри он подошёл к сейфу и взял пробирки с «Бичом человечества». Затем сделал немыслимое – впервые за много лет распечатал отчёт на бумаге. Взяв всё, молча вышел из лаборатории. Стив знал, что Барри не поднимет тревогу из-за его отсутствия в рабочее время. А переживать за судьбу пробирок ему и вовсе не хватит мозгов.

«А всё же есть некоторые плюсы в технологиях» - меланхолично подумал Стив, когда всего за пару часов такси доставило его к Скалистым горам. У таких поездок был ещё один плюс – на длинных одиночных маршрутах, хоть и управлял машиной автопилот, полагалось наличие живого оператора-человека на водительском кресле.

- Что, хочешь погулять напоследок? – усмехнулся пожилой водитель. - Скоро тут и куста не останется. Жалко конечно, я по этим местам ребёнком ещё в походы с отцом ходил… но зато обещают падение цен на жильё на тридцать процентов. У меня дочка в недвижимости работает, держи визитку, может ещё поселишься здесь!

Стив молча взял пластиковую карточку. «Земля для человека, а не человек для Земли» - было написано на ней под контактами менеджера.

Сидя на берегу, он читал отчёт Дейзи. Обработаны данные, которые он собирал всю свою жизнь. Только раньше Стив не знал временны́х параметров, а теперь – знает. Он читал не торопясь, внимательно просматривая детали расчётов и не стремясь быстрее увидеть выводы – их он уже видел.

В условиях отсутствия юридической защиты окружающей среды и растущего населения начнётся стремительное сокращение видового разнообразия флоры и фауны.

Прогноз № 1

Заданный параметр времени: 5 лет.

Заданный параметр потребления: 100%

Сокращение фауны: 95% видов

Восстановление невозможно

Сокращение флоры: 80% видов

Восстановление невозможно

Прогноз № 2

Заданный параметр времени: 2 месяца

Заданный параметр потребления: 100%

Сокращение фауны: 4% видов

Полное восстановление при наличии хотя бы 2000 особей, при параметре потребления 0%.

Обнаружен дефицит данных ряда популяций. Допускается возможность восстановления видов, официально признанных вымершими, при параметре потребления 0%.

Сокращение флоры отсутствует.

Стив достал три пробирки из кармана. Они были пусты. Жидкость из первой отправилась в питьевой фонтан его конторы. Содержимое второй - в вентиляционную систему международного аэропорта. Третью он опустошил в такси.

Стив подошёл к реке и, широко размахнувшись, бросил пробирки в воды Колорадо. Сел на землю, потому что стоять было уже тяжело – первые признаки болезни давали о себе знать.

До водохранилища Мид было несколько сотен километров.

До воплощения его снов – несколько десятков лет.

В дальнем углу ресторана за уютным столиком друг напротив друга сидели две женщины.

Эффектная брюнетка в неподражаемо-изящной манере пила дорогое белое вино из красивого бокала, изредка притрагиваясь к овощному салату. Она постоянно отвлекалась от беседы, водя по экрану смартфона последней модели известного бренда наманикюренными пальчиками в поисках входящих сообщений. На её шее блестела нитка жемчуга, а платье-футляр сидело как влитое.

Стороннему наблюдателю было бы совсем не ясно, что общего у брюнетки с её собеседницей, и почему они сидят вместе уже добрых два часа.

Цвет волос второй женщины в народе носил хлёсткое обидное название «мышиный блондин». Одета она была просто – джинсы и неброский свитер. Из украшений только кольцо на безымянном пальце правой руки. Обувь без каблука, минимум косметики.

И всё же, несмотря на их очевидные различия, беседа не прерывалась неловкими паузами, хотя и крутилась в последние добрые минут сорок вокруг одной лишь темы – мужчин.

– И представляешь, Марин, он такой: «ты не против, если мы разделим счёт пополам?». Да конечно я, блин, против! Я две тыщи на маникюр потратила, и ещё полторы на укладку! Он же начальник в банке, солидный человек, и ресторан дорогой, не могла ж я туда как лохушка прийти… Да если я б знала, что он меня платить заставит, ни за что бы не согласилась на это грёбаное свидание… Но что самое обидное: я на диете, заказала себе зелёный чай и салат. А он – мраморный стейк, пиво, мясной салат и закуску. Это я, получается, еще и покормила его бесплатно… И откуда только берутся эти жмоты?? Вот разве возьмёт нормальный мужчина с женщины денег на свидании?

Но Лёлька знала, что её старая подруга думает по этому поводу, поэтому ответа от Марины дожидаться не стала.

– А потом ещё удивился так, что я его на кофе к себе не пригласила… А на той неделе так вообще кадр попался. Я, говорит, женюсь только на работающей женщине. Домохозяйки меня не привлекают. А я ему: а ты детей-то хочешь, мил человек? А воспитывать их кто будет, няньки? А он мне: ну многие женщины же справляются с ролью и жены, и матери, и сотрудника? А он-то на фига тогда сдался, если я одна буду за троих?

Лёля откинула тонкими пальцами непослушную прядь волос со лба, и залпом допила вино, что означало крайнюю степень раздражения.

– Так что держись Маринка за Вовчика своего двумя руками, видишь, как мужик нынче обмельчал. Повезло тебе. Кто же знал, что ты тогда такой лотерейный билет вытянула. Счастливая!

Марина только улыбнулась. Она могла бы рассказать Лёле пару историй, но понимала, что ни к чему это не приведёт.

С Володей они познакомились ещё студентами. Отношения складывались легко. Неприметная на фоне яркой подруги Марина радовалась вниманию и заботе. Лёлька тогда только презрительно фыркала, потому что студентов за мужчин она не считала: «тоже мне мужик – днём со мной, а вечером к мамке. Дешевые билеты в кино раз в месяц, и в кафе на мороженое со стипендии…»

Вообще-то Лёля была вовсе не плохим человеком. Чутким, внимательным. Много чем увлекалась, легко сходилась с людьми, весело и заразительно смеялась и восхитительно готовила. Но почему-то, как только дело доходило до общения с мужчинами, в неё словно бес вселялся. Любой, кто не имел стабильно высокого дохода, собственной жилплощади и автомобиля, за человека не считался.

Марина всегда только тихо удивлялась, что такого тётя Света смогла вдолбить Лёльке в голову, но спорить было бесполезно. Благо саму Марину мальчики интересовать начали уже ближе к 18 годам, а к этому времени они с Лёлей уже так долго дружили, что разные подходы в вопросах о делах сердечных рассорить их не смогли.

Неловко было только, когда Лёлька отшивала на улице потенциальных кавалеров – грубо и сквозь зубы. Удивительно слушать истории о её романах со взрослыми женатыми мужчинами («пока не найду подходящий вариант»). В остальном это была всё та же Лёлька – веселая и родная.

Хотя из-за Володи они однажды чуть было не разругались.

Как-то раз Лёлька в его присутствии выдала очередную тираду про студентов-нищебродов, а давно привычная к таким вещам Марина пропустила всё мимо ушей, не заметив, как помрачнел Володя.

Зато она заметила, что они вдруг стали реже видеться. И что он всё время какой-то отстраненный и вялый.

Марина уже было совсем расстроилась и решила, что это начало конца, как Володя пригласил её в шикарный ресторан, а там подарил золотую цепочку с очень красивым кулоном.

Оказалось, что он набрал подработок, чтобы у него было больше денег на неё.

Марина сначала расхохоталась. И никак не могла успокоиться, несмотря на косящихся на них с неодобрением людей.

Потом они поссорились, потому что она настаивала на том, чтобы украшения сдать обратно в магазин, а с подработками завязать: ведь он ей нужен часто и вменяемый, а не редко, и засыпающий на ходу. В итоге сошлись на компромиссе – кулон остался у неё, но и подход к дополнительным заработкам Володя пересмотрел.

А с Лёлей разговор был очень коротким.

– Никогда, слышишь, никогда не смей при нём толкать свою философию о деньгах, – сказала ей Марина. Лёля было начала язвить, но, увидев выражение лица подруги, благоразумно замолчала. Фыркать, правда, не перестала, но только когда Володи рядом не было.

После университета Лёля активно окунулась в светскую жизнь, в поисках своего идеального варианта. Не гнушаясь, впрочем, и «временными». Марина пыталась как-то образумить подругу, но натыкалась на глухую стену непонимания. В итоге каждая осталась при своём: Марина вышла за Володю и начала строить своё счастье, а Лёля порхала от одного богатого ухажёра к другому в поисках своего.

А когда Марина собралась поднять вопрос о детях, у Володи на работе начались проблемы.

– Мой босс – идиот! – разговоры подобного содержания велись теперь практически каждый вечер. – Если он не перестанет так внаглую наживаться на клиентах, мы скоро растеряем их всех! «Почему мы не выиграли тот тендер» – передразнил он, – да потому что ты, придурок, цену заломил на двадцать процентов выше конкурентов, и не дал мне опуститься на переторжке! Ни сам не соображает ничего, ни мне не даёт работать нормально! Сколько он мне уже сделок сорвал! Если бы я только я мог не согласовывать с ним это всё!

– Володь, его фирма, он и решает, – не удержалась как-то Марина. А Володя задумался.

И через несколько дней завёл разговор о создании собственной компании.

– Я поговорил с заводом-производителем. Куратор на моей стороне, дистрибьюторство мне дадут. Вот только без оборотки далеко не уедешь, большинство крупных клиентов по предоплате не работают. Но я уже всё посчитал, если взять кредит на развитие хотя бы миллионов десять, то уже через год я смогу в плюс выйти.

Они долго обсуждали этот вариант. Самый очевидный риск был в том, что Володя на какое-то время останется без стабильного заработка.

Но на деле оказалось хуже. Кредит молодой фирме не дали, и Володе пришлось его брать на себя, как частному лицу, под высокий процент, чтобы влить средства в виде займа учредителя. Мало того, что у него не было доходов, несколько месяцев Марине пришлось тащить на себе всё: и семейный бюджет, и расходы на кредит. Она тогда работала в крупной компании, и стала хвататься за все подряд проекты, лишь бы получилось побольше заработать.

Тяжело было всем. Марине – потому что она еле справлялась с нагрузкой. Володя тоже с утра до ночи пропадал в своем новом офисе, почти не помогал с домашними делами, и крайне болезненно переживал первые неудачи и то, что на доходность не получилось выйти так быстро, как он планировал. Стал раздражительным, нервным, и очень щепетильным в вопросе финансов.

Марина старалась как могла. Наслушавшись советов психологов всегда делала так, чтобы в общественных местах Володя мог расплачиваться своей картой, и никому из знакомых про всю эту ситуацию не рассказывала.

Как-то раз они оказалась в магазине уже ближе к полуночи – дома совсем закончилась еда, а с работы они оба приехали очень поздно. Замотанная вконец Марина автоматически расплатилась за покупки со своей карты, и вдруг поймала взгляд мужа – подавленный и обиженный.

А Лёля тогда встречалась с итальянцем, уехала к нему в гости и каждый день «радовала» подругу фотографиями с Сицилии. Марина не была в отпуске уже два года.

«Кто за что боролся, – горько подумалось ей, – кто-то – по курортам, а кто-то – пашет как лошадь, чтобы потом стоять полночи у плиты, но при этом ещё и не дай Бог что сделать или как посмотреть, чтоб не обидеть…»

Она уже было приготовилась к скандалу в машине, но Володя молчал. А дома помог разобрать продукты, вздохнул тяжело, поцеловал её в макушку и сказал:

– Иди спи, сам приготовлю.

А Марина не знала, что ей делать – плакать или смеяться. Не испортив, Володя мог готовить только яичницу. Но злиться на него расхотелось.

А потом всё постепенно наладилось.

Сначала его доходов стало хватать на кредит. Потом он с гордостью принёс первые деньги, забыв оставить себе на бензин и мобильную связь.

А ещё через три месяца они полетели на Сицилию, с премии от удачно закрытой сделки.

Фирма росла, Володя нанял еще несколько менеджеров, а чуть позднее – помощницу, потому что они уже не справлялись с документооборотом.

Увидев её впервые, Марина обомлела: секретарём оказалась яркая блондинка с цепким взглядом и внушительным бюстом.

Вот только придраться к тому, что муж повёлся на внешность, было нельзя, потому что и интеллектом природа её не обделила.

Красивая, хваткая и уверенная Неля одинаково хорошо справлялась с документами, разруливала трудности и флиртовала с коллегами.

Особенно с Володей.

Марина тогда уже уволилась с работы, потому что выдерживать двенадцатичасовые офисные марафоны больше не могла. Володя её поддержал – его доходов вполне хватало на тот уровень жизни, к которому они привыкли. Поэтому она часто бывала у мужа: то приезжала, чтобы вместе пообедать, то заглядывала просто так, если оказывалась недалеко по делам.

И как-то раз вошла в кабинет, когда Неля заливисто хохотала над какой-то шуткой Володи, чуть согнувшись будто бы от смеха, но «невзначай» демонстрируя её супругу всё, чем так щедро одарила её природа…

Марина тогда вообще забыла, зачем пришла.

А дома долго стояла у зеркала. Рассматривала тусклые волосы, ничем не примечательное лицо, скромный первый размер и немного поплывшие от вечных поздних ужинов талию и попу.

Устроить скандал? Глупо. Неля – действительно ценный сотрудник, увольнять которого из-за её, Марининых, комплексов – неразумно. Поговорить с Володей?

А о чём? О том, что ей кажется, будто Неля к нему неровно дышит? И что?

Две недели Марина ходила как в воду опущенная. Записалась в спортзал и сделала новую стрижку. Стрижка не спасла, а красить волосы она не решилась – её всегда пугала перспектива того, что потом каждый месяц нужно будет бегать повторять процедуру. Марина боялась, что и без того тонкие волосы таких мытарств не переживут и станут еще хуже.

Тренажеры тоже никакого быстрого чуда не сотворили. После каждой тренировки Марина придирчиво осматривала себя на предмет хоть каких-то изменений, но с грустью отмечала, что таковых не наблюдалось.

Зато изменения были в поведении Володи. Он часто стал приходить с работы в дурном настроении.

А однажды Марина прямо с порога поняла, что что-то случилось.

«Господи, дай мне пережить это достойно» – с ужасом подумала она, уверенная, что сейчас у неё попросят развод.

– Марин, а у тебя никто из знакомых работу секретаря не ищет? – спросил её Володя чуть позже за ужином. Марина так удивилась, что не смогла ответить. Видя её лицо, муж помрачнел ещё сильнее, но всё же признался:

– Я Нелю уволил сегодня, одним днем. Представляешь, полезла ко мне в штаны. Буквально. Принесла кофе, и пока накрывала… Я давно замечал, что она как-то странно ведёт себя, но даже не думал…. Марин, а ты чего ржёшь? – обиженно закончил он.

А Марина, отсмеявшись, спросила:

– Володя… А ты не хочешь вернуться к вопросу о детях?

Через год с небольшим Лёлька впервые на памяти Марины пропустила важное для неё событие: не приехала на выписку из роддома. Но Марина не обижалась, потому что тогда Лёлька была в Америке, куда уехала на месяц, покорять очередного ухажёра русской кухней.

С тех пор уже много воды утекло.

Вот только всё чаще Лёлька сетовала на судьбу и современных мужчин, а пластинка о том, как повезло подруге, стала её любимой. Вот и сейчас, сидя в ресторане, об этом она упомянула минимум в третий раз.

– Лёля, а ты знаешь, что такое «дистрибьюторство»? – вдруг спросила Марина.

Лёля пожала красивыми плечами.

Марина улыбнулась. В принципе, это ничего не меняло. Она всё равно была согласна с подругой: ей и правда очень повезло.

«Так ей, стерве, и надо. Вы видели, с какой рожей она с девушками разговаривала? Посмотрим, куда она сама теперь глаза станет прятать»

«Бьюти-блогер… господи, да одной дурой больше, одной меньше, делов-то»

«Не, ну а она как думала? Этот канал столько неадекватов смотрит, вот и ей заинтересовались. Могла бы хоть поаккуратнее быть, с ней ведь люди опытом делились»

«Да небось просто затусила на какой-то вписке… а полиция зазря время тратит»

«Жалко. Красивая была соска, новая хуже»

Антон с трудом подавил желание швырнуть смартфон об стену. Уже который день он не мог остановиться, выискивал подобного рода комментарии и бесился. Его и раньше злило подобное, сейчас же от прочитанного темнело в глазах и перехватывало дыхание. Ну как, как можно быть такими тупыми и бессердечными??

А ведь они с Викой так толком и не помирились. После той странной сцены все сделали вид, что ничего необычного не произошло. Антон не требовал объясниться, но и не навязывался в провожатые, Вика общалась с ним как обычно ровно, но не извинилась, а Герка с Дариной и вовсе не поднимали эту тему.

Зря он тогда промолчал. Неважно, что бы ещё наговорила ему Вика, но он бы нашёл способ всё объяснить и по-прежнему провожать её после съёмок. Ну и подумаешь, в высоту не вышел – по крайней мере, если б он не отбил Вику, остался бы свидетелем…

Видимо, он не такой хороший друг, как о себе возомнил. На тему роста его не подкалывал только ленивый, и даже Герка шутил много раз. Но ни на кого из них Антон не обижался всерьёз. А на Вику почему-то обиделся…

– Ты идёшь? Долго мы тебя ждать будем?

Недовольный голос Дарины выдернул из нелёгких размышлений. Выглядела она необычно – Антон никак не мог отделаться от ощущения, что она косплеит Вику, но получается это плохо. Антон вообще считал, что сейчас не время заниматься новым контентом, но Гера его переубедил:

«Помочь мы ничем не можем. Зато из-за пропажи Вики у нас в десять раз подписчиков больше стало, и с каждым сюжетом число растет. Если почаще показывать фотографии и просить помочь – это может сработать. А забьём на это дело - и про Вику уже через неделю забудут. Думаешь, на полицию рассчитывать надёжнее?»

Антон изо всех сил пытался затолкать поглубже мысль, что если бы не все эти съёмки – ничего бы не случилось.

– Иду.

Дарина закатила глаза и скрылась за дверью. От подозрения, что её не волнует пропажа Вики отделаться было всё сложнее…

***

Кровать с продавленной сеткой, матрас, подушка, плед, стол, светильник на потолке, ведро и рулон туалетной бумаги. Ничего, что могло бы ей помочь сориентироваться или тем более – выбраться отсюда.

Не было даже окна и выключателя.

Свет зажигали один раз в сутки и гасили на ночь. Точнее, Вика думала, что на ночь. А на самом деле похитители могли играть со светильником как угодно – ощущение времени исчезло сразу после пробуждения.

Можно было бы сравнивать отрезки света и темноты с чувствами голода или усталости, но это работало тоже плохо. Спать Вике хотелось каждый раз после того, как она плакала. Есть не хотелось вовсе; но она заставляла себя, чтобы не растерять остатки сил.

Один раз во время включенного света дверь приоткрывалась, чтобы кто-то торопливо пропихнул в образовавшуюся щель еду и пятилитровую бутыль с водой.

Когда дверь открылась в первый раз, Вика не справилась со страхом, залезла на кровать с ногами и закрыла глаза, далеко не сразу сообразив, что никто к ней так и не зашел. Через пару дней она смогла не отводить взгляд, а ещё погодя – начала оставлять мусор и ведро у порога. Мусор забирали, ведро сменялось новым, пустым, а еда всегда подавалась в мягких ланчбоксах с пластиковыми хрупкими приборами, что исключало возможность использовать их хоть как-то ещё. Хлипкая вилочка могла запросто поломаться о кусок курицы, и вряд ли послужила бы защитой, если кто-то всё же решит наведаться внутрь.

Ещё через несколько дней Вика кинулась к приоткрытой двери и попыталась рвануть её на себя в отчаянной и безрассудной попытке побега. Дверь захлопнулась так быстро и сильно, что Вика потеряла равновесие и ударилась лицом. Еду после этого не приносили два дня.

Иногда от абсурдности ситуации накатывал истерический смех. Если бы её изнасиловали там, на дороге, она бы не обрадовалась, но хотя бы всё понимала. Но… похищение? Она что, дочка шейха? Выкупа, который бы могли собрать все её родные и знакомые, не хватило бы и на «хрущёвку» на задворках города… Смех оканчивался рыданиями, а они – беспокойным тяжёлым сном.

Иногда Вика разговаривала с дверью, обращаясь к похитителям. Мольбы сменялись оскорблениями, угрозами, проклятьями – но ни разу в ответ не донеслось ни звука.

Чтобы не сойти с ума окончательно, Вика сосредоточилась на решаемых проблемах: как удобнее устраиваться на продавленной кровати, куда приткнуть ведро, чтобы поменьше пахло, как размять застоявшиеся мышцы.

Иногда принималась цитировать вслух стихи. Один раз попробовала петь, но любимая мелодия так гадостно отскакивала от осточертевших стен, что от этой идеи пришлось отказаться. Когда получалось поспать без кошмаров, Вика придумывала разные челленджи: съесть принесенную еду на ходу за сто пятьдесят шагов, присесть две сотни раз, не плакать, пока не выключат свет…

В прошлой жизни Вике было интересно, почему одиночная камера считалась страшным наказанием – ведь заключенные представляли опасность друг для друга. Все эти драки, насилие… разве одному, в безопасности, не будет лучше?

Сейчас она начинала понимать, что без дня и ночи, в замкнутом пространстве и молчании постепенно утрачивается чувство реальности. Поэтому она придумала себе новый челлендж: перед сном, покуда хватит сил, до отупения повторять одну и ту же фразу:

«Меня обязательно найдут».

***

Дверь не скрипела.

Вика сама не знала, зачем ей так нужно было наблюдать за процессом просовывания еды в её тюрьму. Она уже твёрдо знала, что если пытаться открыть дверь шире или выглянуть наружу – ничего не получится, только останешься голодной. То же самое с ведром: поставь его чуть дальше от входа, и будешь копить свои нечистоты лишние сутки.

Маленькая щель – чтобы просунуть бутыль и ланчбокс, две секунды. Ещё одна – на ведро. Но почему-то не пропустить эти моменты стало важным. А чёртова дверь не скрипела, вынуждая всё чаще сидеть и ждать, доводя себя до полугипнотического состояния…

Позже Вика научилась различать тихий щелчок перед открытием. Было ли это звуком замка, засова или дверной ручки – определить не получалось, но сам звук закрепился в сознании настолько, что она даже просыпалась от него.

Когда это случилось впервые, она горько усмехнулась, распаковывая подачку: «один-в-один собака Павлова».

Но сегодня новообретённая суперспособность дала сбой. Открыв глаза от знакомого звука, Вика подумала, что ей послышалось – в комнате было темно. Ни разу за всё время никто не приходил к ней ночью.

«Ну вот, отлично. Теперь у меня начались галлюцинации».

Чем больше Вика пробуждалась, тем сильнее уверялась в своём выводе: тьма вокруг была не кромешно-чёрной как обычно, а наполненной слабым дрожащим свечением, как от ночника. И хоть свет исходил как положено, от лампы на потолке, это не успокаивало – вряд ли у неё вдруг волшебным образом появился третий режим кроме «вкл» и «выкл».

Окончательных очков в пользу галлюцинации добавила злосчастная дверь – она открылась на всю ширину.

«Мне это всё чудится. Или я просто сплю»

Вика почти не испугалась тёмной фигуры в проходе. Её очертания расплывались, пульсируя вместе с неверным светом, но больше ничего не происходило. В висках тяжелело, предвещая скорую головную боль, и отчего-то тянуло низ живота.

«Мало того что мне снится кошмар и сейчас будет страшно, так ещё и больно» – недовольно подумала Вика и прижала руку к животу. На удивление, рука легко отреагировала на команду – обыкновенно, когда Вике снились кошмары, даже если получалось осознать, что это сон, конечности становились ватными.

Вика попробовала пошевелить ногой. Она слушалась идеально, а сетка кровати возмущённо хрустнула.

Фигура в проходе прекратила расплываться, сделала два шага внутрь. Дверь почти бесшумно закрылась.

До ноздрей донёсся запах спиртных паров. Такое особое амбре было знакомо Вике по студенческим вечеринкам, она называла его «почему я вовремя не остановился». Ещё не перегар трезвеющего человека, но и не близкий к изначальному оттенок самого алкоголя, когда выпил немного и недавно. Запах человека, который употребил сверх меры и назавтра пожалеет и об этом, и обо всём, что ещё только натворит.

Обыкновенно почуяв такой «аромат», она ретировалась подальше от его источника, предпочитая слушать истории о похождениях, нежели участвовать в них – в любой роли. Но бежать было некуда. Вика села на кровати, отодвинулась поближе к изголовью и подтянула колени к груди. Если это сон, то ей лучше немедленно проснуться.

Визитёр обрастал всё новыми деталями облика. Черная футболка, обычные синие джинсы, темные волосы. И – почему-то – повязанная вокруг лица тряпка, от подбородка почти до самых глаз. Боль в животе и висках усилилась, Вика ущипнула себя за руку, но морок не исчезал.

Когда кровать негодующе заскрипела под тяжестью второго тела, а бесцеремонная рука схватилась за лодыжку, Вика поняла – это не сон. Страх выбил воздух из легких, затопил сознание и заставил оцепенеть на несколько мгновений – достаточных, чтобы нежданный гость подтянул её поближе и начал задирать подол платья.

Ощутив чужую руку на внутренней стороне бедра, Вика очнулась и попыталась лягнуть мужчину свободной ногой. Удар вышел слабым и оказал эффект обратный желаемому – её не отпустили, а прижали к кровати, навалившись крепким тяжелым телом.

Уже набрав воздуха в грудь, Вика с пугающей ясностью осознала – кричать бесполезно. Никто ей не поможет, рассчитывать можно только на себя.

На удары по спине и голове мужчина не реагировал, тем более что выходили они слишком слабыми – из-за неудобного положения не получалось как следует размахнуться. Вика не дралась ни разу в своей жизни, и открытие, что не так уж просто причинить боль другому человеку, её сейчас совершенно не обрадовало.

«Бей по уязвимым местам»

Безусловно умный совет из прошлого реализовать не вышло. Мужчина давил на неё корпусом, сидя на кровати полубоком, и его пах был недоступен для удара. Из всех «уязвимостей» оставалось лицо, но попытки вцепиться в глаза закончились для Вики плачевно: обе её руки теперь железной хваткой удерживались у неё над головой, и каждый рывок отзывался болью. О том, что два тонких женских запястья легко умещаются под большой мужской ладонью, она тоже никогда раньше не думала.

Зато во время интервью с жертвами насилия она много думала о другом: что они недостаточно активно сопротивлялись. Что нужно пробовать все средства: пинаться, кусаться, кричать, извиваться, до тех пор, пока насильник не отступится.

Что она-то уж точно ни за что не даст себя в обиду.

Поняв, что её силы на исходе, Вика притихла.

«Ему придётся повернуться ко мне полностью… Вот тогда-то я и пну его коленом»

Словно услышав её мысли, насильник воспользовался затишьем совсем не так как она планировала. Вместо того чтобы подставиться под удар, он сделал всего три движения: рывком перевернул её спиной вверх, прижал коленом и перехватил руки, фиксируя ещё крепче и больнее.

Вика поняла, что это конец. Обе её ладони скованы – у него одна полностью свободна, кусаться и пинаться теперь тоже не выйдет. Чувствуя, как ей задирают подол, а чужое колено раздвигает ей бедра, Вика всё-таки закричала – но и крик вышел жалким и ничтожным, утонув в подушке.

Но вдруг хватка ослабла. Отвратительные наглые пальцы перестали ощупывать промежность, послышались сдавленные ругательства и стало легче дышать.

Дверь открылась и снова захлопнулась. Но Вика не могла заставить себя подняться, захлебываясь слезами. Болели руки, бок, спина, тело ныло от усталости, раскалывалась голова и отчего-то резало низ живота, хотя проникновения не случилось.

И лишь спустя целую вечность Вика смогла успокоиться и сесть на кровати, почти сразу обнаружив причину своего странного недомогания и неожиданного освобождения – на белье, подоле платья и внутренней поверхности бедра алели следы свежей крови.

Вика зашлась в припадке истерического смеха – никогда она ещё так не радовалась наступлению месячных. Какое счастье, что её ночной визитёр оказался из брезгливых.

***

– Я не буду это снимать и монтировать. Это какое-то грёбаное шоу. Ты вообще в своём уме?! Что ты собираешься устроить?

Антон с размаху отбросил пачку листов со сценарием. Несколько нижних вырвались из-под скрепки, но Гера и глазом не моргнул, собирая распечатку.

– Чего ты так бесишься? Неужели не хочешь ей помочь?

Упрёк сработал сродни удару. Антон скривился.

– И чем же, мать твою, это поможет?

– Смотри сам. Мы после каждого выпуска – а выпусков у нас теперь много! – показываем Викины фотографии и просим поделиться любой информацией. Но пока нам не сообщили ничего ценного, а с каждым разом и просто писем в поддержку становится меньше… Значит, люди забывают. Нельзя дать им это сделать. Поэтому это же очевидно, что надо выпустить сюжет о Вике! Расскажем, какая она добрая, порядочная. Обо всех её привычках, о местах, где она любила бывать, о её семье… Будет много просмотров, лайков, репостов. Чем больше людей увидят ролик, тем больше шансов её найти!

Антон выдохнул. В словах друга была логика, но все эти лайки, репосты… Он кинул взгляд на сценарий. Вика обязательно найдётся – он верил в это всем сердцем. Но каково ей будет от того, что вся её жизнь в мельчайших деталях станет достоянием общественности? В сценарии были моменты, о которых знали только самые близкие друзья. А Гера предлагал это вывалить на всеобщее обозрение…

– А можно убрать оттуда хотя бы самое личное?

– Нельзя, придурок. В том вся и суть. Если проникнутся, люди будут лучше стараться.

После тяжёлого вздоха Антон снова взял в руки распечатку и принялся читать дальше.

– Откуда ты это всё знаешь?

– Связался с подружками детства.

– А родители?

Гера пожал плечами.

– Они тоже ничего не понимают в соцсетях, поэтому отказались.

У Антона зачесались ладони. Так значит, и они против?.. Захотелось снова отложить материалы, но он удержался.

В студию впорхнула Дарина. Выглядела она с каждым разом всё лучше – мальчишеские наряды канули в лету, и, кажется, она поработала со стилистом – вряд ли бы сама смогла так грамотно краситься. Да и причёску вроде бы сменила…

– Мальчики, готовы? Я нашла актрису на роль Вики. Немного не похожа по фигуре, Тош, надо будет попотеть над ракурсами… Зато на лицо с хорошим мейком – прямо копия. Некоторые кадры вообще сможем подать как видео из личного архива… Таня, ну где ты там? Заходи!

Вошедшая девушка и впрямь немножко походила на Вику – тот же цвет волос, глаз, овал лица. Антону вдруг стало противно до дрожи.

– Я не могу.

На его тихую реплику поначалу никто не обратил внимания, пришлось повторять громче.

– Я не могу это снимать.

Лицо Геры исказилось презрительной гримасой.

– И что ты будешь делать? Сидеть и ныть, как обычно? Неудивительно, что у тебя с Викой так ничего и не вышло.

– Да пошёл ты.

Закрывая дверь, Антон услышал недовольно-протяжное «ну блиииин… и где нам по-быстрому оператора найти?»

***

Вика судорожно вдохнула и с усилием потерла глаза. После визита ночного гостя она ни разу не смогла нормально уснуть, и сейчас накопленная усталость путала сознание.

Следить за временем стало тяжелее. Ей больше не выключали на ночь свет, так и оставив это мерзкое полутёмное состояние лампы. Менструация заметно ослабевала – а значит, прошло три или четыре дня, и её отсрочка на исходе.

Вика много раз прокручивала в голове сцену нападения, приходя к одному и тому же выводу – в замкнутом помещении у неё нет ни единого шанса. Насильник крупнее, сильнее, выносливее, и если она и сможет нанести ему один или два удачных удара, это никак её не спасёт. Единственная надежда – вырубить его достаточно надолго, чтобы попробовать сбежать.

Вот только голыми руками она это не сделает.

Вика не удивилась бы, если после той ночи её перестали бы кормить. Но ланчбоксы появлялись, разве что теперь в них не было даже пластиковой вилки. А куском пенопласта много не навоюешь…

Хватит.

Она больше не вынесет. А значит, нужно выбираться на свободу – как угодно, что бы для этого ни пришлось делать.

Вика откинула матрас с многострадальной кровати. А что, если вытащить проволоку из сетки?

В памяти сразу всплыли сцены из голливудских детективов, как злодеи душат свои жертв. Металлической проволокой можно пережать шею даже взрослому мужчине…

Вика долго ковырялась в кровати, стараясь не думать о том, что никто не позволит ей подкрадываться сзади, и уж точно не станет дожидаться пока она набросит удавку. Не говоря о том, что у нее не получится удержать сопротивляющегося человека… Главное – добыть что-то, годящееся для самозащиты или нападения. Со способами она разберется потом…

Единственное, чего получилось добиться спустя десяток попыток – в кровь разодрать руки и сломать несколько ногтей. А от выискивания уязвимостей в сетке под неверным светом отчаянно рябило в глазах. Вика с ненавистью уставилась на чёртов светильник – ну почему он не может работать как следует??

Внезапная мысль заставила сглотнуть.

Стекло. Если разбить светильник, у нее будет осколок стекла.

На то, чтобы подтащить стол к центру комнаты, ушло меньше минуты. Ещё быстрее Вика залезла наверх, ничуть не смущаясь от мысли, что ей нечем ударить. Она почти не почувствовала боли, колотя сжатым кулаком, не боясь порезаться.

Плафон сдался быстро, выскочил из пазов, обнажив еле светящуюся, противно мерцающую лампу. Вика не успела схватить его скользкими от крови руками, и он ударился об пол, издав прощальное «дзыньк».

От мысли, что все осколки могу оказаться слишком мелкими, Вика спешно спрыгнула, не заботясь о безопасности приземления. Оступилась, упала, зашипела, но тут же начала осматриваться по сторонам.

Края подходящего осколка больно впились в ладонь. Если ей придётся отбиваться им, не поздоровится не только насильнику…

Вика не успела обдумать, как ей лучше распорядиться обретённым оружием. Дверь открылась, впустив в себя двоих мужчин. Вика отпрянула к стене, неловко вытянув вперед руку с зажатым в ней стеклом.

– Лучше убери.

От тона голоса Вику пробрала дрожь.

В нём не было страха или раздражения. Он словно говорил «всё равно всё будет по-нашему. И чем больше ты будешь сопротивляться, тем тебе же хуже».

Это даже нельзя было назвать угрозой. Скорее – усталое пренебрежение сильного перед слабым… Услышь она это несколько недель назад – впала бы в ярость. Пыталась бы защититься до последнего… Но одиночество, страх и недавнее унижение сделали своё дело. Вика разжала ладонь и закрыла глаза.

Она не сопротивлялась, когда её подняли с пола, набросили что-то на голову. Не противилась, когда куда-то повели. И, неловко наступив на уже подвёрнутую ногу, дала острой вспышки боли утянуть себя в благословенную темноту.

Сознание возвращалось медленно. Вика была готова ко многому, но не к тому, что увидела – она лежала на земле у границы лесополосы. Всего в нескольких сотнях метров впереди, за деревьями шумела дорога и неслись по своим делам десятки машин.

Её сумка с деньгами и документами лежала рядом. Но вместо того чтобы схватить вещи и сделать последний рывок на свободу, Вика разрыдалась.

***

Он не пришёл навестить её в больницу. Не пришёл и домой, не позвонил и не написал. Конечно, он давным-давно уже не злился – разве что только на себя.

За то, что не проводил её тогда. За то, что ничем не мог помочь следствию. За то что даже Герка со своими полубезумными идеями делал хоть что-то…

Из всех мест, где они могли встретиться, он выбрал самое неудачное. Но узнав от Геры, что Вика придёт в студию, почему-то сразу решил, что тоже появится, несмотря на все свои прежние слова. Может, он просто хотел проводить её хотя бы на этот раз?

Но пока до этого было далеко. Он так и не смог заставить себя войти внутрь, невольно подслушивая разгоравшийся спор.

– Ты вообще понимаешь, насколько твоя история нужна зрителям? Они переживали за тебя, поддерживали канал. Ты – лучший пример того, что такое случиться может с каждой, безо всякой на то провокации.

Вика потёрла переносицу с чётко наметившейся за последние недели морщиной.

– Гер, я не пример. И не олицетворение. Я – человек, понимаешь? И как человек, я не хочу выдерживать весь тот поток говна, который на меня польётся. Я читала комментарии под вашими публикациями. Меня уже неплохо так прополоскали, ещё больше я не выдержу.

Но Гера не собирался сдаваться просто так. С одной стороны, ему жаль Вику. Она сильно похудела и осунулась, совсем перестала пользоваться косметикой. Она не походила на прежнюю Вику-без-мейкапа. Это была какая-то незнакомая ему девушка… Но с другой стороны…

– Вика. Ты брала интервью у десятков девчонок. Неужели ты трусливее их?

От ответного взгляда Гера дрогнул, но глаз не отвёл.

– А кто тебе сказал, что я собираюсь с ними соревноваться? Тем более что многие пережили всё давным-давно, а не пару недель назад.

– Ты же знаешь, что через несколько месяцев история потеряет актуальность… для подписчиков.

– Знаю. Поэтому и говорю тебе сразу – нет. Чтобы никто не питал ложных надежд. У вас с Дариной всё прекрасно получается, и вы без проблем продолжите без меня.

Дарина поморщилась, словно откусила от чего-то кислого. Сегодня она не выглядела замухрышкой по сравнению с Викой – напротив.

– Люди нас с потрохами съедят, если мы не проведём интервью с тобой. Это очень сильно навредит репутации канала.

Вика недобро прищурилась.

– Ты правда считаешь, что сейчас меня так сильно волнует репутация канала?

Дарина фыркнула.

– Лучше бы волновала. В конце концов – это ваше детище, твоё, Геры и Антона. Я только не дала всему пропасть в твоё отсутствие… И заметь, мы ни слова не сказали о том, что ты забросила свой бьюти-блог – это твоё личное дело. Но этот канал… Это не развлекательный контент. У него была важная социальная миссия, если ты вдруг забыла. И всего одним разговором ты можешь сделать огромный вклад. А ведёшь себя так, словно тебя не в подвале держали, а насиловала рота солдат.

Гера сглотнул. В целом он был согласен со смыслом слов Дарины, но прозвучало это всё… как-то слишком жёстко.

– Если это детище нас троих, то где же Антон? Сдаётся мне, и он не дотянул до вашего контент-плана? И вообще. С чего ты взяла, что меня не насиловали?

Вопрос произвёл неожиданный эффект. Гера застыл, раскрыв рот, Дарина побледнела, а Антон замер на пороге – ещё полсекунды назад, при упоминании его имени, он решил что это самый удачный момент чтоб войти. Теперь его просто не заметили.

– Ч-что ты имеешь в виду? – выдавил из себя Гера. Это же было… похищение?

– Я не стала рассказывать об этом полиции – потому что всё равно не смогу это доказать, даже если этих подонков и найдут, в чём я сомневаюсь. Не стала рассказывать родителям – им хватило и без того. Но тебе же нужны истории, верно? Ну так слушай!

Каждое слово Вики вызывало у Антона приступ вины. Ну почему, почему он не проводил её в тот вечер? А когда она дошла до событий злосчастной ночи, его едва не вырвало. Было невыносимо видеть Вику и слышать эти слова, которые просто не могли быть о ней…

Он не мог отвести глаз от её лица – жёсткого и злого. И поэтому не видел, что происходило с Герой и Дариной.

Дарина белела всё сильнее, хотя раньше её сложно было назвать чувствительной натурой. Но совсем странное творилось с Герой – он буквально окаменел. И побледнел так же, как мраморная статуя. А потом почему-то кинул вороватый взгляд на Дарину. Та пошла пятнами и взвизгнула:

– Ты всё врёшь! Не могло такого быть! Он бы никогда…

Она замолчала и зажала себе рот рукой, но было слишком поздно.

– Кто – он? И откуда ты знаешь, что со мной могло произойти, а что – нет?

На этот растерянное переглядывание Геры и Дарины не скрылось ни от кого. И Гера впервые посмотрел на свою девушку без обожания, а с усталостью, и сказал тихо:

– Дура.

Антону словно выключили свет на секунду. А когда сознание прояснилось, он уже нависал над Герой, поднимая его за грудки. Весь мир сузился до странно-виноватого лица лучшего друга. И было всё равно то, что недавно казалось важным: как не выглядеть глупо, как наладить отношения с друзьями, что о нём думает Вика… Единственное, что имело значение – ответы, которые он хотел получить. Даже если их придётся вытрясти силой.

Но Гера обмяк и не делал и попытки сопротивляться. Он каким-то чудом смотрел не на внезапно появившегося Антона, а почти сквозь него – на Вику.

– Никто не должен был тебя и пальцем трогать. Всего лишь подержать немного взаперти. Я каждый день заказывал еду из кафе, а те парни… Это Даринин двоюродный брат и его знакомый. Мы обещали поделиться с ними прибылью с монетизации. Во время твоего отсутствия канал просто взлетел, и ещё нам постоянно донатили… Ты должна была побыть там несколько недель, а потом вернуться и рассказать историю, как на тебя напали на улице. Я и подумать не мог, что всё обернётся вот так…

– Придурок! – Дарина взвизгнула и подлетела к парням. – Что ты несёшь! Нас же всех посадят из-за этой сучки!

Движение рук было молниеносным. Отпущенный Гера рухнул обратно на диван, а Дарина схватилась за лицо. Антон удивился – он и не думал, что ударить девушку будет так легко. И вытер тыльную сторону ладони, будто вляпался во что-то мерзкое.

Вика взирала на эту сцену, кусая губы. Она должна была злиться, пытаться выцарапать глаза этим идиотам, но хотелось только одного: плакать.

– Катитесь к дьяволу. Никто вас не посадит, не хватало мне из-за вас по судам таскаться. Но если я хоть раз ещё вас увижу или что-то услышу – передумаю. А ты… хотя бы ты в этом не участвовал?

Антон покачал головой.

– Прости, что я не навестил тебя. Не знал, как подойти, и было стыдно, что не оказался рядом тогда.

Вика зажмурилась – из глаз всё же полились непрошенные слёзы.

– Пожалуйста… проводи меня сегодня.

– Я стояла на остановке, ждала автобус. Было очень рано, где-то половина шестого. Мне далеко добираться до колледжа.

– Ты была одна?

– Нет, ещё человек десять наверное.

– Тоже студенты?

– Нет. В основном все взрослые.

– Мужчины были?

– Да. Не помню точно сколько, может двое или трое.

– Опиши подробно, что именно произошло.

– Я просто стояла на остановке со всеми. К нам подъехала тонированная «девятка», затормозила резко, с визгом. Окна были приоткрыты, и было слышно, как внутри громко играет музыка.

– Помнишь, какая?

– Что-то из «Сектора газа»… Пару минут ничего не происходило. Потом открылась задняя дверь, оттуда вышел мужчина. И он сразу подошёл ко мне, схватил за руку и потащил в машину.

– Он что-то говорил тебе?

– Да. Сказал «поехали с нами, покатаемся». Я тогда поняла что их много, и очень испугалась.

– Ты звала на помощь?

– Да. Я закричала и начала отбиваться.

– И?

– И он сильнее сжал моё запястье. У меня синяки потом две недели не сходили, было очень больно. Я думала, он мне руку сломает.

– Кто-то пробовал тебе помочь?

– Нет. Все сделали вид, что ничего не происходит. Я помню, как от меня отвернулся мужчина, который стоял ближе всех. Просто отвёл глаза…

– Как ты отбилась?

– А я не отбилась. Из машины вышли ещё мужчины, и они между собой поругались. И меня отпустили.

– И что ты сделала?

– В это время как раз автобус подъехал. Я сразу в него залезла, и всю дорогу плакала. А никто из тех кто со мной на остановке был ничего не сказал, только отворачивались…

– Я должна спросить, потому что это всегда интересно людям: во что ты была одета?

На Вику уставились печальные карие глаза. Как у щенка.

– А какая разница? Разве это повод, чтобы меня запихнуть в машину?

Вика сглотнула, изо всех сил стараясь сохранить невозмутимое лицо.

– И всё же?

– Платье, и кофта сверху. По утрам даже летом холодно.

На выходе из студии Неля столкнулась со следующим гостем. Гера настаивал, чтобы они давали интервью вдвоём, но Вика категорически воспротивилась: «у нас тут не ток-шоу, чтобы очные ставки устраивать».

Неля не отреагировала на вошедшего – видимо, запомнила одно лицо – своего несостоявшегося похитителя. Зато мужчина её узнал и покраснел, хотя и знал заранее, что она здесь будет.

Обычно до начала съемки Вика разговаривала с гостями, пытаясь снизить стресс от работы с камерой. В этот раз она молча кивнула на кресло и не проронила ни слова, пока Антон не подал сигнал. Все инструкции пришлось давать Гере, который напоследок кинул на Вику убийственный взгляд: «беспристрастность, не забыла?».

– Кирилл, вы узнали нашу гостью?

– Да. Я не знаю, как её зовут, но мы встречались.

– Расскажете, при каких обстоятельствах?

– Это было пару лет назад… Мы с друзьями катались на машине и… развлекались.

– По развлечением вы имеете в виду алкоголь?

– Да… все, кроме водителя, естественно, – торопливо добавил Кирилл. И покраснел ещё сильнее. Вика разозлилась, но незаметно выдохнула, чтобы не выдать своего состояния.

– И что было дальше?

– Прогулка… затянулась. Мы заезжали в пару разных мест, к другим знакомым. Там нас тоже угощали… Уже рассвело, а мы всё катались. И тогда мы увидели ту девушку… точнее, Перец увидел.

– Перец? Он ваш друг?

– Не то чтобы друг, скорее так, приятель… Я тогда уже почти уснул. Проснулся от того, что мы остановились. Перец вышел из машины и подошёл к девушке. Я подумал, что она его знакомая.

– Почему вы так решили?

– Потому что он взял её за руку и повел к машине.

– Повёл? То есть она сама пошла?

Кирилл опустил глаза.

– Я же говорю, я был тогда сонный. Сначала мне показалось, что да. Только разговаривали они как-то громко. Я поздно понял, что она пытается вырваться.

– И что вы сделали?

– Посмотрел на остальных – они же не проспали начало, может, они в курсе, что происходит? Но они так же глазели друг на друга и не понимали, что вообще делается. Тогда мы вышли из машины, и спросили, какого рожна он творит.

– И что ваш… приятель вам ответил?

– Что дальше мы будем кататься с девчонками, и первую он уже нашёл. И что она поедет у него на коленках. Честно, я с трудом соображал. Я не спал всю ночь, и довольно много выпил. Мы все много выпили. Люди на остановке стояли молча, Перец тоже был абсолютно спокоен, будто ничего необычного тут нет. Но девушка кричала и вырывалась.

– И что вы сделали?

– Мы попросили его отпустить её.

– И он согласился?

– Нет. Он сказал, что она ещё не знает, от чего отказывается, а когда узнает, ей понравится. И сказал ей, что никто её так не поимеет, как он.

Вика не выдержала и скривилась. Она видела, как за кадром Гера сделал какую-то пометку в блокноте – видимо, запикать неприличное слово.

– Что было дальше?

– А дальше мы уже все окончательно поняли, что творится какая-то дичь. Сказали, что он перегибает палку, и чтобы отпустил девчонку немедленно. И он отпустил.

– Вы что-то предприняли потом?

– Нет. Всю обратную дорогу он повторял нам, что мы обломали весь кайф. А мы молчали. Больше я с Перцем старался в одну компанию не попадать.

– Почему вы согласились дать это интервью?

Кирилл выпрямился и посмотрел Вике прямо в глаза.

– Понимаете, я не горжусь тем, что я тогда был в машине, тем, что мы сделали. И чего я не сделал потом. Но сильнее всего меня поразило то, что на остановке было полно народу. И никто, слышите? Никто и слова не пикнул, когда пьяный придурок тащил девчонку в машину. У меня есть сёстры, родная и двоюродные. И с тех пор мне за них по-настоящему страшно.

***

Пицца остыла и заветрилась, растеряв последние шансы быть съеденной. На этот раз аппетита не было даже у Геры. А Вика всё серьёзнее подумывала о том, чтобы поднять вопрос об отмене таких вот посиделок после съёмок – возвращаться домой одной становилось страшнее, а неподозрительные предлоги для просьб её проводить иссякли. Попросить напрямую она почему-то не решалась, а парни – не предлагали. Возможно потому, что в своё время она со смехом пресекала эти попытки на корню…

– Думаю, мы набрали достаточно опыта и аудитории, чтобы искать истории посерьёзнее, – прервал паузу Гера. Антон поперхнулся – сегодняшний сюжет произвёл на него настолько гнетущее впечатление, что так и хотелось крикнуть: «горшочек, не вари». Но жизнь – не детская сказка, и в общем-то Герка прав – они едва начали приближаться к тому, ради чего всё и затеяли.

По лицу Вики пробежала тень.

– Ребят, я что-то устала сегодня… Давайте в другой раз обсудим?

Антон вдруг отметил, что макияж Вики становится всё замудрёней и приблизился к той грани, после которой на фотографиях «до» и «после» получаются совершенно непохожие друг на друга девушки. Не успев осмыслить такие метаморфозы, он неожиданно даже для себя сказал:

– Поздно уже. Давай провожу?

И ещё большим сюрпризом оказалось услышать в ответ тихое «да».

***

«Прорывного» сюжета так и не случилось. Желающих поделиться с начинающими блогерами историями реального насилия не находилось. Зато вереницей шли жертвы эксгибиционистов, харрастмента, сексистского буллинга… И, словно мало было копаться во всём этом, пришлось выстраивать контент-план чтобы схожие сюжеты не шли подряд, и отказывать желающим, потому что подобных интервью вышло слишком много.

Вика никак не могла проникнуться важностью их новой миссии, и поймала себя на том, что на интервью становится всё стервознее, а на улице – пугливее. Доказательства того, что на неприятности не нужно «нарываться» и найти тебя они могут сами, на психику влияли не самым благоприятным образом.

Антон по-прежнему болезненно воспринимал негативные комментарии и обзавёлся парочкой персональных хейтеров, которые были настолько несогласны с его рыцарски-защитнической позицией, что не поленились разыскать его канал про ремонт и начать писать гадости и там.

А ещё он теперь регулярно провожал её, если они засиживались до темноты – то есть каждый раз. Вика была благодарна за это, и в то же время злилась. Понимала в глубине души, что злится не на Антона, а на несправедливость мира, но поделать с собой ничего не могла.

И когда Герка наконец заявился с новостями, хорошими их посчитал только он.

– Вика, я тебя умоляю, поаккуратнее с ней! А то ты в последние дни… жестковата. Нет, я, конечно, понимаю, что слёзы жертвы в эфире произведут бомбический эффект, но нам таких трудов стоило уговорить Лилю! Нужно, чтобы другие девушки после этого интервью тоже не побоялись к нам обращаться.

– Да, ты не жести уж там, – поддакнула Дарина. Вика стиснула зубы. По абсолютно необъяснимой причине Дарину она невзлюбила с первого взгляда. То ли за излишнюю категоричность, то ли за то, что она всегда занимала слишком много места в беседах… Но сегодня она злила ещё по одной причине.

Уже две недели Вика не могла заставить себя выйти на улицу без макияжа. Раньше она делала его только для фотографий своего блога, интервью и изредка – на какие-то праздники. Теперь же без уловок, делающих её лицо более строгим и холодным она чувствовала себя… голой. Дошло до того, что она купила себе очки с простыми стеклами без диоптрий… Вика злилась на себя за глупость, за трату времени впустую, но поделать ничего не могла. И при виде ненакрашенной Дарины в душе колыхалось возмущение – как она может знать всё, что знает Вика, но чувствовать себя свободно и непринуждённо?

– Сделай это сама, а? Это ведь ты её нашла – Вика пыталась ответить спокойно, но выглядело так, словно она огрызнулась. Если бы она могла, дала бы сама себе пинка… Но Дарина лишь мило улыбнулась.

– Коней на переправе не меняют. Боюсь, ты собрала зрителей, которые воспримут в качестве ведущей только тебя. Уверена, ты справишься.

Вика торопливо схватила стакан с соком, чтобы занять чем-то руки и рот. Вот как это у Дарины выходит? Вроде ничего плохого не сказала, но тон голоса и выражение лица такое, что хочется придушить… Впрочем, Антон сидит совершенно спокойно, а Герка и вовсе в рот ей заглядывает. Может, дело не в Дарине? Вика вздохнула и ответила:

– Справлюсь. Но вы уверены, что история не выдуманная? Как я поняла, дело так и не завели. А если кто-то догадается, о ком речь? Не придёт ли к нам потом тот парень с претензией?

– Не придёт, – отрезала Дарина. – А придёт – ему же хуже.

***

Когда Вика увидела гостью, от сердца отлегло. После чтения сюжета почему-то казалось, что Лиля похожа на заморыша-Карину, и слушать её будет совсем тяжело. Но Лиля выглядела как те, про кого обычно и говорят «сама виновата» - яркий безвкусный мейк, глубокий вырез. При виде её бровей Вика не удержалась и поморщилась – вместо того, чтобы подчеркнуть собственные, гостья сбрила их и сделала татуаж у безрукого мастера, который нарисовал двух жирных гусениц над глазницами.

«Надо написать пару статей по уходу за бровями» – подумала Вика и тут же порадовалась. Давненько её не посещало вдохновение для собственного блога.

– Спасибо, что согласилась рассказать свою историю. Не каждая бы на это решилась.

Под уродливыми гусеницами вдруг зажёгся почти детский взгляд – обиженный и печальный.

– Я подумала что мой опыт будет полезен многим. При слове «изнасилование» в первую очередь представляется сцена с маньяком в тёмном парке… Никто не думает, что это может произойти в компании людей, с кем ты дружила с детства.

– Начни по порядку.

– Я никогда никуда не переезжала и росла в окружении одних и тех же людей. Мы ходили в один садик, учились в одной школе. Конечно, иногда были какие-то потери или пополнения, но в целом компания сколотилась давно. Я думала, что мы друг другу как родные. Когда всем перевалило за четырнадцать, начались стандартные подростковые развлечения – пиво по подъездам, украденные у родителей сигареты… У нас было принято прикрывать друг друга, отмазывать перед родаками, доводить до дома тех кто перебрал… Не сказать, что мы были образцовыми детишками, но зато дружными.

– Как это относится к тому, что с тобой случилось?

– Напрямую. С этими людьми я чувствовала себя в полной безопасности. Помимо алкогольных, начались и амурные похождения. Конечно, иногда бывало что сходились ребята из компании, но в целом никто не возражал если вливались новые люди, которые встречались с кем-то из наших. Было всего одно правило – когда «наши» расставались с чужаками, то с бывшими общаться было нельзя, какими бы интересными они ни были. Этакая поддержка от друзей… Вот она-то и вышла мне боком.

Лиля ненадолго замолчала. Вика заметила, как на груди девушки появляются красные неровные пятна. Видимо, нервничает она куда больше, чем хочет показать.

– Как всё случилось?

– Я рассталась с парнем. Сейчас я и фамилию-то его не вспомню, но тогда для меня это была целая трагедия. Я напилась так, что лыка не вязала. А все мне только подливали и сочувствовали. Больше всех усердствовал Гармак – старожил компашки. Я его чуть не с пеленок знала… Не помню, о чем мы говорили, но он весь вечер возле меня тёрся. А потом сказал: «Лиля, поздно уже, а ты пьяная в дупель. Пойдем, провертишься немножко». И я пошла…. За гаражи, подальше от костра и наших.

Вика знала, что надо задать следующий вопрос, но не могла. Внутри неё боролись две Вики, сочувствующая и осуждающая. Одна пыталась выдать в эфир ехидную фразу: «и чего же ты ждала там, пьяная и за гаражами?!», а вторая качала головой: «но если не доверять лучшим друзьям, то кому тогда?».

Лиля вздохнула и криво улыбнулась.

– Я знаю, как это выглядит. Но я хочу, чтобы все поняли… Это не первый раз, когда я выпивала с теми ребятами. Я верила им как себе. Мы росли вместе, заступались друг за друга… У меня и мысли не было, что с ними со мной произойдёт что-то дурное. Поэтому когда Гармак начал с меня стягивать штаны, я вообще не могла понять что он делает и зачем. А он всё приговаривал: «ну тихо, тихо, сейчас будет хорошо…»

– Ты не сопротивлялась?

– Поначалу нет. Я правда была очень пьяная и соображала с трудом. Лепетала только что-то вроде «нет, не надо, я не хочу». Но когда он всё-таки снял с меня джинсы, я немного протрезвела. Помню, что была роса, стало холодно и мокро и я вдруг поняла – это всё не какой-то прикол.

– Что было дальше?

– Дальше? – Лиля цинично усмехнулась. – А дальше «было». Я попыталась закричать, и он зажал мне рот. Сначала стало очень больно «там», а потом уже не до того – голова кружилась, и я думала о том, что если меня стошнит, то я захлебнусь. Не знаю, сколько всё продолжалось. Когда он меня отпустил, я могла только плакать. А он вытер мне слёзы и сказал «давай домой провожу. Нечего реветь, с тебя не убудет».

– И ты пошла с ним?!

– Да. Я всё еще была пьяна, мне было плохо и я не хотела идти обратно к костру. Осознание пришло наутро, вместе с похмельем. Я была в ужасе. Особенно от того, что не могу ничего сделать. В полиции мне бы никто не поверил, родители бы убили. Я впервые решилась рассказать об этом только девчонкам из той же компании, и то спустя несколько недель.

– Они тебе поверили?

– Ещё как. Оказалось, что я не первая, кого вот так поимели. И всех примерно одинаково – тихонечко, когда никто не видел, по пьяни. Но домогался не до каждой, а до тех, кто уже лишился девственности. Но со мной он просчитался – хоть я тогда и рассталась с парнем, у меня с ним ничего не было.

Вика застыла. Этой подробности у неё не было в описании сюжета. И образ Лили с глубоким вырезом и диким макияжем гораздо больше подходил для всей этой истории, чем образ невинной девчонки.

– Он лишил тебя девственности?

– Да. Потом я старалась избегать его как могла, но сама понимаешь – мы жили в одном дворе, ходили в одну школу. Он извинился даже – подошёл и буркнул «я не знал». Как будто это что-то меняет. Словно если ты разок побывала с мужчиной, это повод принуждать тебя.

Вика сглотнула. И порадовалась, что на ней слой грима – за время интервью они и краснела, и бледнела, но этого не было видно. Осознание придало сил, и она задала последний вопрос:

– Лиля, а Гармак – это кличка? Очень редкая. Что ты думаешь о том, что твой насильник или его знакомые могут увидеть твоё интервью?

Лиля выпрямилась и посмотрела прямо в камеру. Её лицо приобрело очень жёсткое выражение, и её образ внезапно стал вполне гармоничным, даже неумело нарисованные брови.

– Гармак – это фамилия. Я надеюсь, что он увидит это интервью. И от всей души хочу пожелать: гори в аду, скотина. Я ничего не забыла и никогда тебя не прощу.

***

– Вика, ты была просто великолепна! – Гера светился радостью.

– Смотришься супер! Настоящая звезда! – вторила ему Дарина, положив руку Вике на плечо. Вика с трудом удержалась, чтобы её не сбросить. Надо сказать Гере, чтобы прекратил таскать свою подружку на каждую съёмку… Дарина уже давно не поставщик ньюсмейкеров – теперь желающих рассказать свои истории у них хватает и без неё.

Лиля открыла ящик Пандоры. Сюжет имел резонанс во всех направлениях: прибавилось желающих делиться своими историями, взлетели показы, набежали подписчики. Аудитория канала в десятки раз превышала и Викин блог, и Геры с Антоном вместе взятых. Новообретённая популярность Вику не радовала совершенно – она уже не первую неделю думала о том, как лучше сообщить Герке, что она больше не хочет этим заниматься. Точнее, не может…

– Я просмотрел заявки, которые нам поступили. Стали писать жертвы домашнего насилия и инцеста, но им я отказал – это всё-таки не совсем то. Ясное дело, что ребёнок ни в чем не виноват и никого не провоцировал… Пожалуй, в ближайшие выпуски пойдут зимние изнасилования. И по сезону, и в тему – ну чем виновата девушка в болоньевых штанах и куртке до колен?

Вика вздрогнула. Ну конечно. Те жертвы, не те жертвы… Как у Герки получается так спокойно сортировать? И как работают люди в полиции, видя каждый день всю мерзость и гниль изнанки общества?

– Пойдём? – Антон возник из ниоткуда, держа в руках Викину шубку. Красивую женственную шубку, подарок мамы на новый год.

– Да что ты таскаешься-то за мной постоянно?

Удивлённое выражение на лицах друзей разозлило ещё сильнее. Вика понимала, что Антон ни в чём не виноват – никто не виноват, что она не вывозит, но трусит в этом сознаться.

– Тоже мне, защитник выискался. Метр с кепкой. Ты живешь вообще в другой стороне, вот и катись в своё Алтуфьево.

Обида в глазах Антона оказала странный эффект. Вика вырвала шубу у него из рук, прошипев напоследок:

– Отвали.

В коридоре по дороге к выходу её догнали насмешливые слова Дарины:

– И впрямь – звезда…

***

Долгожданная весна не принесла радости. Тепло никак не приходило, снег скукожился грязными сугробами, но цепко держался за мёрзлую землю. Даже прибавления светового дня заметно не было: постоянная пасмурная промозглая погода сливала ночи и дни в серую круговерть.

Стук каблуков эхом отскакивал от стен. Вика поморщилась: ноги устали ещё часа четыре назад. Зачем она вообще носит эти треклятые сапоги? Она поймала своё отражение в темной витрине и не узнала себя.

Банковский ТОП-менеджер, не меньше. И когда она только успела превратиться в такую фифу?

Сначала этот грим для съёмок и внутренняя потребность выглядеть старше и строже. Потом мама, обрадованная преображением дочери, со своими подарками… Шуба, платья, модная обувь – всё это сидело как влитое и смотрелось очень эффектно, но это не она. Всё, что она делает в последнее время – не она. Насколько бы красиво или полезно это ни было.

Завтра. Завтра же она скажет Гере и Антону, что больше не может. Дарина постоянно крутится в студии, так что знает, что надо делать. Вика даже готова её гримировать, если уж так важно чтобы в кадре был кто-то яркий и ухоженный… Наплевать на подписчиков, рейтинги. И на саму проблему – наплевать. Проведи они хоть сотню интервью, вряд ли это что-то изменит. Всегда будут желающие осуждать. И всегда будут те, кого нельзя было спасти…

Принятое решение словно камень с души сняло. Вика остановилась, задрала голову к тёмному небу и позволила нескольким дожде-снежинкам упасть на лицо. После глубокого вдоха она и услышала это.

Шаги.

Ещё год назад Вика мало обращала внимания, кто и где ходит возле неё. Но теперь она обернулась, и вид двух мужчин за её спиной заставил сердце биться быстрее.

«Провалился бы Герка со своим виктимблеймингом… так и до нервного срыва недалеко».

На ближайшем перекрестке Вике нужно было повернуть налево, вглубь дворов. Но, отчаянно ругая себя, она повернула направо – туда, где через несколько сотен метров начиналась освещенная оживленная улица. Усталые ноги протестующе заныли, но Вика не обратила на них внимания, ускорив шаг.

Мужчины за её спиной тоже заторопились. Или так только казалось? Не решаясь обернуться, Вика плюнула на здравый смысл, поддалась охватившей панике и рванула навстречу свету.

За шумом собственных шагов и дыхания она не услышала, как её догоняют. Рывок за полы шубы был таким неожиданным, что она моментально споткнулась, потеряла равновесие и полетела вперед, проехав всем телом по склизкому асфальту. Шапочка слетела и покатилась дальше, впитывая мутную грязь белым мехом. Но прежде чем она остановилась и упала набок, удар по голове прервал Викин короткий вскрик.

– Виктимблейминг

– Что?

– Виктимблейминг – обвинение жертвы.

Антон смотрел на старого друга, как на инопланетянина. Чем дольше тот встречался со своей новой девушкой, тем больше тараканов в его голове устраивали митинги во имя мира во всём мире.

– Гер, где ты этих слов-то нахватался?

Гера уже так распалился, что проигнорировал и реплику, и отсутствие интереса своего собеседника.

– А ты знаешь, какой самый частый вопрос задают женщинам, пережившим насилие?

Антон уныло поболтал остатки пива на донышке бутылки и тоскливо вздохнул – знай он, куда зайдёт этот разговор, взял бы литр. А лучше – два…

– «Во что ты была одета?». Ты представляешь? Не «в порядке ли ты», «как ты себя чувствуешь?», «могу ли я тебе чем-то помочь», а про одежду! А зачем они так делают?

Гера выдержал паузу, пытаясь усилить эффект своих следующих слов.

– Потому что плевать они хотели, как она себя чувствует! Они хотят ей сказать, что она сама виновата!

Не то чтобы Антона совсем не волновали жертвы насилия – скорее, он просто о них никогда не думал. Это не имело к нему никакого отношения, как и последний выпуск новостей, из-за которого почему-то так распсиховался Гера. Куда больше Антона заботила наступающая сессия, и то что Владленыч ни за что не поставит ему зачёт из-за прогулов… И ведь не объяснишь же старому зануде, что его пары совпадали с Антоновыми сменами в сервисе. Почему-то то, что студенты могут подрабатывать не по специальности, Вениамин Владиленович воспринимал как личное оскорбление. Задумавшись о том, какое оправдание его многочисленным пропускам преподаватель сочтёт достаточно уважительной причиной, чтобы допустить к зачёту, Антон окончательно выпал из реальности. Но по затянувшейся тишине и взгляду друга понял, что тот его о чем-то спросил.

– Антон, ты меня вообще слушаешь? А ты что думаешь по этому поводу?

На счастье Антона, наконец-то пришла Вика.

– Привет! Простите, что опоздала – никак не могла вырваться пораньше.

Гера тут же услужливо пододвинул для неё кресло, а Антон забрал куртку и потащил к вешалке в углу. Хотя оба делали это уже скорее по инерции, чем надеясь впечатлить.

Но так было не всегда. Три года назад многолетняя дружба Геры и Антона налетела на коварный риф с поэтичным именем Виктория. Ни до, ни после того случая они никогда не влюблялись в одну и ту же девушку. И дело было не только в мужских принципах, скорее в разных вкусах. Антон предпочитал простых девчонок, с которыми можно попить пива и поговорить о футболе. И из-за невысокого роста всегда присматривался к маленьким и худеньким.

Геру же сводили с ума дамы-амазонки – высокие, крепкие, с выдающимися формами. Антон предпочитал блондинок, Гера – жгучих брюнеток.

Но Вика оказалась вне стандартов. Среднего роста, средней комплекции, с обычными русыми волосами и карими глазами, она не должна была привлечь внимание старых друзей. Так оно и получалось – сначала.

А потом… На первой сессии обнаружилось, что у неё самые подробные конспекты по всем предметам, и она охотно делится со всеми страждущими. На попойке в честь первого семестра выяснилось, что Вика легко сходится с людьми, заразительно смеётся, может перепить матёрых старшекурсников, хорошо разбирается в машинах, и всегда знает, как сыграли «наши».

Первым дрогнул Антон. Рассудив, что он вполне способен смириться с пятью сантиметрами разницы в росте, он набрался храбрости и позвал Вику на свидание.

Она удивилась предложению и отказала так мягко, что он даже не обиделся тогда. Только ломал голову, как же все-таки уговорить даму сердца дать ему шанс, увлёкся своими терзаниями и совсем упустил что и Гера потерял голову от обаятельной сокурсницы. Когда Антон узнал о попытках Геры охмурить Вику, дело чуть было не дошло до драки. Спасли дружбу обоснованные в общем-то претензии Геры о том, что Антону следовало бы делиться своими планами и неудачами…

С тех пор много воды утекло. Соперничество и попытки ухаживаний сошли на нет сами собой – Вика никак не выделяла ни одного из друзей, общалась с ними так же ровно, как с девчонками-сокурсницами. Поначалу было обидно, но потом стало даже удобно – в конце концов, а у кого ещё можно попросить женского совета или задать вопросы про всякие девчачьи заморочки.

Но по-настоящему много общаться они трое начали на почве совместного хобби.

Будучи заядлым поклонником РПГ, Гера как-то выложил в сеть пару роликов с прохождением сложного квеста одной популярной тогда игры. На удивление, видео набрало довольно прилично просмотров и положительных комментариев, воодушевив «ГерРыча» на создание своего канала. Не то чтобы ему удалось стать популярным блогером, но небольшая постоянная аудитория у него была, как и скромный, но всё же доход.

Антон угодил на ютуб по доброте душевной. В конце первого курса он нашёл подработку в автосервисе, и по просьбе знакомых, оставшихся в его далеком родном городе, записывал иногда видео с пошаговыми инструкциями мелких ремонтов, которые и легли в основу его канала.

Вика не снимала видео и в блогеры никогда не стремилась. Но однажды, повинуясь минутному душевному порыву, написала длинную статью про то, что современные женщины совсем с ума посходили в попытках соответствовать нелепым стандартам красоты, а нормальному человеку нужна энциклопедия, чтобы разобраться во всех нынешних косметологических примочках. В конце опуса содержалось несколько простых советов для несложного, но красивого макияжа. Волей случая, статья чем-то приглянулась алгоритму платформы, и всего через пару месяцев Вика вышла на скромную монетизацию, продолжая писать эмоциональные тексты с тегом #красивадлясебя, хоть и морщилась, когда её называли «бьюти-блогером».

Гера и Антон не упускали случая подколоть её, особенно за фото где она была «при параде». Та Вика из статей совсем не была похожа на Вику, которую они видели каждый день. И ни один из них ни разу так и не признался, что без макияжа она нравится им куда больше…

– О чем говорили?

Антон как раз возвращался за столик и отчаянно замахал у Геры за спиной руками, подавая Вике знак замолчать, но уже было поздно – отвлёкшийся было друг снова поймал волну.

– Ты видела новости?

– Судя по твоему лицу, ты не про курс рубля поговорить хочешь. И что конкретно тебя так взволновало?

Антон не выдержал и ответил раньше Геры.

– Да у какого-то маньяка срок закончился, и я почти час слушаю лекцию по этому поводу.

– А, да, что-то было. Этот тот, который двух девчонок в подвале держал? Так они вроде сами в машину сели, да ещё и выпивали с ним…

– И ты туда же! – Гера посмотрел на Вику так, будто у неё вдруг выросли хвост и рога. – Вот не думал, что ты тоже… из этих.

– Из каких – этих?

– Так, ну хватит уже. Сейчас Герка опять материться страшными словами начнёт. Мы можем о чём-то ещё поговорить?

– Боже, и этих бесчувственных людей я называю своими друзьями, – Гера окинул собеседников скорбным взглядом и поджал губы.

– Мне кто-то может внятно объяснить, что тут происходит? – возмутилась Вика.

Гера обиженно молчал. Антон тяжело вздохнул.

– Наш… дорогой друг весьма опечален тем, что дамы, пострадавшие от насилия, подвергаются остракизму со стороны жестокого общества. И был столь любезен, что поделился со мной термином, определяющим сие прискорбное явление. Увы, мой скудный ум то слово не запомнил…

– Ну конечно, смейтесь. Это же так забавно, когда тебя не касается, – на этот раз Гера действительно разозлился. – Посмотрел бы я на вас, если бы это случилось с вами или вашими близкими!

– А, вот теперь я, кажется, поняла. Это очередная идея фикс твоей подружки?

– Причем тут Дарина! – огрызнулся Гера, но немного сник.

– Да притом, что такие пламенные речи ты толкаешь только когда она тебе мозги промоет. Гер, я, конечно, понимаю, что для парня, который всё свободное время в комп залипает, вдруг получить источник регулярного секса это как Святой Грааль найти, но своей головой тоже иногда думать надо.

– А что, я, по-твоему, не могу быть обеспокоен тем, что мужик, по которому электрический стул плачет, на свободе разгуливает?

– По-моему, тебя никогда в жизни не волновали вопросы феминизма, равноправия, виктимблейминга и всего, что связано с положением женщин в обществе. А последние полгода с тобой кроме этого всего и поговорить не о чем. Ей-богу, когда ты часами про «Ведьмака» трындел, и то было лучше!

Антон поспешно опустил глаза на остатки пива на донышке бутылки. Он и сам давно уже хотел поговорить с другом о том, что тот сам не свой после встречи с Дариной, но собирался это сделать как-то… поделикатнее что ли. А вот Вика никогда не ходила вокруг да около…

На удивление, Гера не обиделся. Помолчал, переваривая услышанное, а потом сказал:

– Ладно, признаю, иногда я правда перегибал палку. Но в этот раз это не из-за Дарины, честно. Меня серьёзно зацепило. Почему есть люди, которые вместо того чтобы пожалеть несчастных девчонок за все те ужасы, что им пришлось пережить, их обвиняют? Несколько лет жить в подвале, сотни раз быть битыми, изнасилованными… И когда всё кончилось и можно пытаться вернуться к нормальной жизни, находятся умники, поливают их грязью и задним числом рассказывают, как надо себя вести!

– Гер, ну серьёзно – когда садишься ночью в машину к незнакомому мужику, да ещё и пьёшь с ним, чего-то хорошего ждать не приходится. Да, то, через что они прошли – ужасно, но голова-то на плечах должна быть!

– От кого-кого, но от тебя не ожидал. Ты же сама девушка!

– Именно. И поэтому знаю, чего делать ни в коем случае нельзя. Например, пить с незнакомыми людьми! И садиться в чужие машины!

Герины глаза загорелись. Наблюдая, как друг опять входит в раж, Антон заказал ещё пива – кажется, сегодня они будут обсуждать исключительно маньяков и изнасилования.

– Но это же дискриминация в чистом виде! Получается, что права девушек и женщин по всему миру ущемляют в угоду преступников! Подумай сама: если в городе появляется маньяк, то власти рекомендуют женщинам не выходить из дома в одиночестве и в тёмное время суток. А где-то даже вводят комендантские часы. Но это же бред! То есть маньяк спокойно ходит по городу, а женщины должны сидеть взаперти? Где логика-то?

Вика пожала плечами, и широкая горловина футболки кокетливо съехала, открыв черную бретельку.

– Логика в том, что лучше посидеть дома, целой и живой, чем на свежем воздухе, но с перерезанной глоткой! Да, я согласна что это не очень честно, но кому это доказывать? Маньяку что ли? Любой девочке почти с рождения родители объясняют правила безопасного поведения. И если кто-то ищет себе неприятности на пятую точку, то почему им потом все должны сочувствовать? Вот если ты напился с вечера, ты же не будешь утром доказывать своей голове, что она не права, потому что болит.

– Это совсем не одно и то же! И виноват в преступлении всегда преступник, а не его жертва! А эти все советы и приводят к тому, что жертв насильников потом травят – ну, мол, её же предупреждали! И что теперь? Девушкам на улицу не выходить и носить паранджу?

– Ты утрируешь. Я же хожу, и ничего. И все мои знакомые ходят, и родственницы. И ни с кем ничего плохого не случилось, потому что у всех есть голова на плечах. А у кого нет – жалко, их, конечно, но не то чтобы очень.

– Вика, ты явно не особо в курса́х. Слышала про выставку «Во что она была одета»? Как раз для таких как ты. Там в качестве экспонатов выставлена одежда девушек-жертв нападений, и их истории. Чего там только нет! Да, платьица и купальники есть. Брюки, джинсы, штаны цвета хаки, пуханы до колен! Нет никакой «специальной одежды» для изнасилований. И то, что можно избежать нападения просто как-то одевшись – это миф! Очень вредный миф, который и приводит к тому, что девушкам, пережившим насилие, потом ещё приходится и терпеть травлю от тех, кто по-хорошему должен был их поддерживать!

Вика полезла в телефон – гуглить про выставку. Антон сделал очередной глоток, с удивлением заметив, что пенного ему совсем больше не хочется. Все эти разговоры нагоняли на него тоску вперемешку с тягучей жалостью и отголосками вселенской несправедливости. Он вообще не представлял, как можно взять девушку против её воли, когда она кричит, плачет и просит её отпустить. Одна мысль об этом вызывала тошноту.

– Ну и что ты собираешься с этим делать?

– В каком смысле?

– В прямом. – Антон окинул мрачным взглядом недопитое пиво, сглотнул мерзкий комок в горле и отставил бутылку подальше, – ты уже час мусолишь эту тему. Ну да, всё что ты сказал – правильно. Девушек жаль. И что дальше? Мир такой, какой он есть, пусть и довольно гадкий в этом ракурсе. Если с этим нельзя ничего сделать, то и говорить об этом бессмысленно.

Вика подняла глаза от смартфона и странно посмотрела на Антона. За все годы их знакомства он не видел у неё такого выражения в свой адрес – уважения и… интереса? Но подумать об этом он не успел. Гера вдруг хлопнул ладонью по столу.

– А ведь ты чертовски прав. Пока что это пустой трёп. Но я и правда хочу что-то сделать. Я не могу повлиять на утырков, нападающих на женщин, но я могу повлиять на общественное мнение! Зачем ещё в конце концов нужен блог? – увидев две пары глаз, уставившихся на него в явном удивлении, Гера досадливо поморщился. – Ну что вы на меня так пялитесь?

– Наверное потому, что ты ведёшь блог о видеоиграх? – ехидно заметила Вика, – не думаю, что твою аудиторию очень уж волнуют сюжеты об изнасилованиях.

– Зато могут заинтересовать твою.

Прежде чем Вика начала возражать, Гера торопливо добавил:

– Подумай сама, твои читательницы в основном женщины. Кто-то из них даже может и сам пережил насилие. Им полезно будет услышать о том, что их никто не должен ни в чём обвинять!

– Как у тебя всё интересно получается, – Вика откинулась на спинку кресла и наклонила голову, – идея твоя, а размещать материал должна я? А если он провалится?

– Он не провалится. И в любом случае, без твоей помощи мне не обойтись. Мне кажется, это должна быть не просто статья… Чтобы это зашло, надо сделать интервью, собрать реальные истории, так, чтобы за душу брало… Думаешь, девушки станут со мной делиться?

– Тоже мне, Дудь нашёлся, – фыркнула Вика. – Интервью ему подавай…

– Бери выше, претендую на Опру.

– Претендовать ты можешь на что угодно, но не на мой канал. Я не буду размещать материалы по чужой указке, да ещё с которыми не согласна.

– А я размещу.

– Ты? На канале о ремонте авто?

Антон вздохнул.

– Ну не будут смотреть их, и ладно. В отличие от вас я на этом канале ничего не зарабатываю, так что и выкладывать могу что хочу. В принципе, тема социально-полезная, да и для Герки это важно. А что я за друг, если его не поддержу.

На последней фразе Вика слегка покраснела.

– Гер, тебе это правда важно? Это точно не очередная блажь?

Гера кивнул. Вика пожала плечами.

– Ладно, тогда я тоже помогу…

Остаток вечера прошел в творческих дебатах. Сошлись на том, что это будет серия статей и интервью с жертвами насилия, и вести их будет Вика. Но так как она наотрез отказалась морализаторствовать на тему «виктимбейминг – это плохо», то договорились подойти к вопросу в лучших традициях журналистики – объективно и беспристрастно, а зритель уже сам пусть примет решение, как к этому всему относиться.

Ньюсмейкеров обещал найти Гера, а Антон взялся помочь со съёмкой, впрочем, не скрывая своего скепсиса:

– Учитывая кто наши с тобой подписчики, где ты возьмешь девушек для интервью? Тем более если ты хочешь, чтобы не нашлось желающих её осуждать, это должна быть очень порядочная леди. А такие, как мне кажется, после нападений ходят к психологам и стараются обо всём забыть. А не бегают кричать о своем позоре на каждом углу…

– Найду, – Гера был полон оптимизма, – не обязательно начинать сразу с каких-то громких случаев. Будем разогревать постепенно… Моя задача: показать миру, что нет «правильного» и «неправильного поведения», что жертвой может стать каждая. И что лучшее, что мы можем сделать – не усугублять чужое горе своим осуждением. Начнём с каких-то относительно безобидных историй. И на отдельном канале. Набьем руку, посмотрим, как это делается, поднаберем соответствующую аудиторию…

***

Вика бы никогда не призналась, что у неё есть повод стать героиней первого интервью. Нет, хвала небесам, маньяков и насильников на её жизненном пути не встречалось. Но всё же она немного лукавила, когда говорила Гере, что если соблюдать правила безопасности, то с тобой не случится ничего плохого.

Несмотря на то, что прошло уже несколько лет, вспоминать о том дне было довольно неприятно.

Май месяц. Первая сессия, дифференцированный зачёт… Вика не помнила, по какому предмету. Помнила только, что много учила и боялась не сдать. Даже в душной электричке она ни на секунду не расставалась с конспектами, хотя от чтения укачивало.

Зачет стоял в расписании третьей парой, и в это время электричка была полупустой. Вика сидела у окна, обложившись тетрадями и книгами. Когда напротив неё сел мужчина, она не обратила на него никакого внимания.

Вообще-то Вика никогда не была особо чувствительной. Как она тогда поняла, что на неё смотрят, до сих пор оставалось загадкой. Может потому, что смотрели прямо и в упор?

Как бы то ни было, странное ощущение выдернуло её из паутины срок, написанных торопливым неровным почерком. Вика начала поднимать глаза, но замерла, едва взгляд поднялся чуть выше края тетради.

Зрелище было таким неожиданным, что она моргнула несколько раз. Не помогло. Прямо перед ней торчал член. Наглый и голый, он никак не исчезал и после того как Вика помотала головой, отгоняя морок. С трудом посмотрев выше, Вика споткнулась о тяжелый взгляд сидящего напротив мужчины. Заметив, что она на него смотрит, мужчина недобро усмехнулся и провёл ладонью по своему хозяйству – вверх-вниз.

Анализируя ситуацию позднее, Вика понимала, что ей стоило закричать, позвать на помощь – ведь в вагоне были ещё люди! Ну или устроить скандал, попытаться пристыдить наглеца. Но все умны задним числом… Тогда она так опешила, что молча сгребла свои вещи и ушла в другой вагон, не остановившись даже когда из охапки выпала библиотечная методичка.

И хоть тот мужчина не притронулся к ней и пальцем, Вика долго не могла выкинуть всю эту историю из головы. Штраф в библиотеке, с трудом сданный зачёт, муки совести что она никому не сообщила – а вдруг это был какой-то разыскиваемый маньяк?

Убедив себя в том, что это был всего лишь безобидный эксгибиционист, Вика взяла в привычку никогда не садиться на пустые скамейки в транспорте, по возможности всегда выбирая место рядом с другими пассажирками. А мысль о том, что кто-то может отколоть такой вот номер среди бела дня безо всяких на то провокаций, Вика затолкала поглубже в самые тёмные уголки памяти.

Ведь один случай ещё ничего не доказывает, верно?

Но обещание помочь Гере с его просветительской миссией всколыхнуло неприятные воспоминания. Желающих сняться в интервью пока не нашлось, но Гера нарыл несколько историй, из которых попросил Вику составить статью.

Читать всё это было гадко. Особенно потому, что это было похоже на её случай. Гера и Антон сомневались в достоверности присланного материала – неужели девчонок могут вывести из равновесия такие пустяки? Вика не стала объяснять друзьям, что дело тут не в оголённом органе – в конце концов каждая женщина его рано или поздно увидит и не раз. Дело в нарушении границ, в том, что её никто не спрашивал, хочет ли она сейчас смотреть на что-то подобное. В том, что мужчина не боится наказания и ведёт себя непристойно просто потому, что ему так хочется и он уверен, что ничего ему за это не будет…

Двадцатилетняя Марина пожаловалась, что когда она с подругой ждала автобус, к ним подъехал мужчина и спросил, как проехать в травмпункт. А пока они пытались объяснить дорогу и спрашивали, что случилось, он начал удовлетворять себя. По её словам, они не сразу поняли, что происходит, а когда сообразили, им пришлось спрятаться в магазин за остановкой. На автобус они, конечно же, опоздали.

У подростка Инны история была куда более неприятная. Возвращаясь с классом с экскурсии в Москве на электричке в пригород, они попали в час пик. Сзади Инны оказался мужчина, который всю дорогу терся о её ягодицы, а ей было страшно и стыдно. Она побоялась, что если скажет кому-то об этом, над ней будут издеваться одноклассники, поэтому молча терпела. Больше Инна на экскурсии общественным транспортом не ездила, хоть и пришлось из-за этого поругаться с мамой… маме, кстати, она тоже ничего не рассказала.

Теория «веди себя правильно, и с тобой ничего не случится» рассыпа́лась. Тяжело вздохнув, Вика положила пальцы на клавиатуру.

«Я ничего не знаю об этих девочках, кроме того, что они все очень молоды. Может, они были одеты, как проститутки на панели, вот мужики к ним и липли»

.

Эта мысль немного приободрила, и Вика принялась за статью.

***

– Вика, у нас будет первое интервью!

Новость Вика восприняла без энтузиазма. С начала проекта она написала пять статей, которые сильно подняли посещаемость их нового блога. Горячие холивары подписчиц выливались в сотни комментариев, а с ними неуклонно росло количество показов.

С помощью Геры, придирчиво и многократно вычитывающего её тексты, Вике удавалось одновременно и сочувствовать своим героиням, и призывать к осторожности – как они и договаривались в самом начале.

Вика так и не смогла до конца разобраться, чью сторону она готова принять в этой войне: тех, кто считает, что у женщин есть право одеваться как им нравится и ходить когда и где угодно, или всё-таки тех, кто готов пожертвовать частью свободы во имя безопасности. Однозначных историй, каких жаждал Гера – показывающих, что «правильное» поведение не дает желанных результатов, у них до сих пор не появилось, так как хулиганские выходки из присланных сюжетов не тянули на какой-то серьёзный вред.

– Кто героиня?

– Знакомая Дарины. На неё в прошлом году напали по дороге к дому. Она читала твои статьи, и решила поделиться.

– А ты уверен, что она не врёт?

Каждый раз при упоминании Дарины Вика едва сдерживалась, чтобы не морщиться. «И что у Геры общего с этой психанутой феминисткой-активисткой?».

Впрочем, если врёт, то Вика её на этом подловит. Тоже неплохой сюжет…

Для съёмок Гера раскошелился на аренду студии. После небольших колебаний Вика решила сниматься при полном бьюти-параде – не столько чтобы соответствовать антуражу, сколько для того, чтобы спрятаться за чужим для неё образом.

На фоне со вкусом одетой и накрашенной Вики приглашенная девочка совсем потерялась. Представить её в роли жертвы нападения было по-настоящему сложно: худенькая, маленькая и нескладная, она скорее походила на мальчика-подростка, чем на предмет чьего-то страстного непреодолимого вожделения.

– Расскажи немного о себе, – в голосе Вики неожиданно оказалось куда больше сочувствия, чем она того хотела.

– Нечего особенно рассказывать… Меня зовут Карина. Мне двадцать четыре года. Работаю, живу с мамой. Папа ушёл из семьи давно, я его и не помню почти. Братьев и сестёр нет.

– Многие считают, что жертвы нападений сами провоцируют своих насильников. Скажи, что ты об этом думаешь?

Правое веко Карины отчётливо дёрнулось. Она растерянно моргнула, помолчала, и ответила коротко.

– Я с этим не согласна.

– Расскажи о нападении.

– Я возвращалась с работы. Был конец октября, и поэтому темно, хоть и не поздно. Где-то часов девять вечера. Я говорила с мамой по телефону.

– И в момент нападения тоже?

– И тогда тоже. На самом деле, я не заметила, как и откуда он появился. Мы что-то обсуждали с мамой, и я не смотрела по сторонам. Он подошёл сзади и схватил меня.

– И что ты сделала?

– Я отчётливо помню, как подумала: «мама ничем не может мне помочь. Даже если она побежит меня искать, будет слишком поздно». Поэтому я как смогла спокойно сказала, что перезвоню ей, и нажала «отбой».

– Но она же могла вызвать полицию?

– И что? Когда бы они приехали? Через час, два? И что бы все это время делала мама? У неё год назад была операция на сердце. Я побоялась, что ей станет плохо.

– Ты сказала, что было не поздно. Неужели на улице не было прохожих?

– Пешеходов – нет. Но я шла по тротуару вдоль дороги, и машин мимо проехало много.

– И никто не остановился?

– Даже не притормозили.

Вика ненадолго замолчала. То, что рассказывала Карина, было откровенно неприятно слышать.

– Что было потом?

– Я не кричала – понимала, что бесполезно. Руками я отбиваться не могла – он держал меня сзади, обхватив чуть выше локтя, и тащил в какую-то подворотню. Тогда я начала пинаться.

– Ты пробовала ударить его каблуком?

– Я не ношу каблуков.

Вика не выдержала и на секунду отвела взгляд. Девочка-заморыш возвращается после работы. Октябрь, темно и холодно. Ни одна машина не останавливается, видя как отбивающуюся девчонку куда-то тащат…

– Как думаешь, почему он выбрал тебя?

Карина горько усмехнулась.

– Наверное думал, что у меня не хватит сил отбиться.

– Куда он нёс тебя?

– В сторону, подальше от фонарей и дороги. Я тогда ещё подумала – если у него получится, там мне уже точно не спастись. Ударит разок головой об стену, и привет.

– И что ты сделала?

– Начала сильнее вырываться, вертеться как червяк. Прекратила переставлять ноги, чтобы было сложнее меня нести. Ему было очень неудобно, и в какой-то момент он меня выпустил.

– Что было потом?

– А потом он посмотрел на меня, развернулся и ушёл в подворотню. Один.

– Ушёл?

– Да, не торопясь. Будто не сделал ничего плохого.

– А ты?

– А я побежала домой. Мне и оставалось-то всего три минуты. Когда зашла в подъезд, поняла, что меня всю колотит. Написала маме, что встретила знакомую и приду позже. Никак не получалось дописать и отправить, руки тряслись. Поднялась на последний этаж и сидела там, пока не успокоилась.

– Ты сообщала в полицию?

– И что бы я сказала? Камер там нет. Как доказать, что он хотел меня изнасиловать? Он ничего у меня не украл. У меня даже синяка ни одного не осталось! Из-за куртки.

– Ты была одета в куртку?

– Да. Я всегда очень мёрзну, поэтому куртка длинная, до колен. И джинсы с кроссовками.

– Почему ты согласилась поделиться своей историей?

Карина вдруг отвела глаза от Вики и посмотрела прямо в камеру за её спиной.

– Потому что мне стыдно, что я не рассказала ничего полиции. Может он попытается напасть на кого-то ещё, и у него это получится. А ещё потому, что мне всегда советовали: разговаривай по телефону, это уменьшает вероятность, что на тебя нападут. Так вот: это не работает. Наоборот, когда ты говоришь по телефону, ты даже не заметишь, что за тобой кто-то идёт.

***

– Знаешь… я и рад, что подписался из-за тебя на это всё, и одновременно об этом жалею. – Антон посмотрел на исходящую паром пиццу. Аппетита не было совсем. Гера же явно терзания не разделял, и воевал с приличным куском, не желающим отрываться от собратьев и цепляющимся за них расплавленным сыром.

– Поясни.

– Я раньше про этот… виктимблейминг и не слышал никогда. А сейчас понял, что это действительно проблема. Вот взять эту Карину: кощеева тень. Шла с работы домой, никого не трогала. Казалось бы, только посочувствовать девчонке! Ан нет. Ты посмотри, что пишут…

Антон открыл комментарии к ролику на смартфоне, полистал и поморщился.

– В чем её только не обвиняют. «Дура, что матери не сказала», «Зря не кричала», «А не фиг по темноте шляться, что, такси нельзя было взять?»… Да какое такси, девчонка работать недавно начала! Откуда у нее деньги на такси каждый день после работы ездить? А это, ты полюбуйся: «я б такой и за десять тыщ не вдул». Ну серьёзно? Что не так с ними со всеми? Их же изолировать надо вместе с тем недоумком, который на неё напал! Чем они лучше?

– А я тебе о чём говорил? – торжествующе посмотрел на него Гера, – Травля жертв в соцсетях наносит вреда не меньше, чем сами нападения! Нам нужно больше таких героинь, как Карина. Беда в том, что они редко дают интервью. Дают те, кто на другой день после подачи заявления в полицию на вписках голые задницы в инстаграм выкладывают! И конечно у людей формируется неправильное мнение!

Молчавшая весь вечер Вика вдруг подала голос:

– Как Карина реагирует на все эти комментарии?

– Нормально. Она же подруга Дарины, забыла? Вы на неё наезжаете, что она в акциях протеста участвует и в разных движениях. Но как ещё привлечь внимание к таким вот проблемам? Эти девочки реально меняют мир. И мы теперь – тоже.

Вика вздохнула и посмотрела в темноту за окном, мимо воодушевлённого Геры.

– Кстати, у меня есть материал для нового сюжета. Бомбический! Там не только девушка, на которую напали, а ещё знакомый нападавшего! Осветим историю с разных точек зрения, по-журналистски, как и хотели.

– Я немного тороплюсь сегодня. Давай ты меня проводишь, и по дороге все расскажешь?

Гера кивнул, торопливо доедая пиццу. Антон проницательно посмотрел на Вику, но ничего не сказал.

На самом деле она никуда не торопилась. Но сегодня идти одной по тёмной улице отчего-то совсем не хотелось.

Продолжение истории: Сама виновата (часть 2)

Начало истории: Бюро добрых дел

Глядя на безупречно прямую спину, Сашка перебирал в уме все возможные свои косяки. Ну разве что кто-то всё-таки видел сегодня его с Иваном? Но тогда бы он уже наверняка услышал коронное «прошу на выход»…

«Да ну к черту! – вдруг зло подумалось ему, – выгонят, так выгонят. Жаль только мама расстроится…».

Вся бравада улетучилась, когда они остановились у кабинета управляющего. Алевтина открыла дверь, кивнула, но сама не пошла.

Казимир Михайлович отвлекся от монитора и посмотрел прямо на Сашку. И не отвёл, по обыкновению, взгляд, когда заговорил.

– Ну что, Васильев Александр, вот почти и кончилась твоя стажировка. Рад за тебя, что продолжил ты лучше, чем начал. Ни единого опоздания, жалобы, нарушения правил. Исполнительность, дисциплина, скромность, скорость. Алевтина Игоревна тобой очень довольна, да и я тоже. Мы долго думали, кому поручить это задание, и помним твой интерес к волшебству. Думаю, лучшего кандидата не найти.

Управляющий встал и подошёл к большой металлической двери. Приложил свою карточку, ввёл код, дал отсканировать сетчатку. Но даже после этого дверь открылась не сразу и как бы нехотя.

– Тебя, наверное, удивляет, почему наши клиенты заказывают так мало чудес, и почему волшебство такое дорогое?

Сашка вошёл вслед за Казимиром Михайловичем и огляделся по сторонам. Помещение было битком набито обычными с виду вещами, и только один предмет отличался и приковывал взгляд – что-то отдаленно похожее на аквариум, больше чем наполовину наполненный странным, чуть светящимся песком.

Неужели это…?

Перехватив Сашкин взгляд, управляющий кивнул.

– Да, ты всё правильно понял. Это – наше волшебное хранилище. Всё здесь заряжено магической пылью, а там – она сама. Как видишь, её немного. Крайне затратная в производстве штука, должен я сказать! И крайне неэффективная. Вот смотри, – управляющий двумя пальцами, брезгливо, поднял за голенища пару красивых сапог, – сапоги-скороходы. Стоят в десять раз дороже электросамоката, а прослужат в тысячу раз меньше. Ковры-самолёты, скатерти-самобранки – с современными изобретениями и сервисами – бесполезное барахло. Продавая такое, много не заработаешь.

– А как же настоящие чудеса?! – не выдержал Сашка.

– Настоящие? – усмехнулся управляющий, – а это какие? Лечебный эффект у пыли ненадежный, равно как и косметический. Медицина лучше справляется. А то срастишь ты себе открытый перелом таким порошком, через месяц его действие кончится, а ткани-то и не регенерировали до конца… Или красавица опять старой и толстой просыпается поутру… Скандал!

– А почему тогда про ваше волшебство так много пишут?

– Маркетинг. Рейтинг, это, конечно, здорово, но недостаточно. Людям нравится быть причастными к чему-то особенному… А здесь любой имеет возможность побыть в некотором роде магом. Разве ты сам не за этим к нам пришёл?

Сашка кивнул и спросил:

– Но неужели волшебная пыль совсем не может ничего особенного?

– Отчего же, – улыбнулся управляющий, – ещё как может. Помочь влюбить кого-то, что-то навсегда забыть, убедить в чем-то. На самом деле, на сознание она действует куда лучше, чем на предметы или органы. Вот только это всё незаконно. У Бюро, которые нарушают правило неприкосновенности разума, отнимают лицензии. Но – спасибо что спросил. Собственно, за этим мы с тобой сюда и пришли. Скажи, хочешь ли ты лично совершить настоящее чудо?

В горле застрял ком, но Сашка всё-таки нашёл в себе силы и кивнул. Казимир Михайлович аккуратно зачерпнул лопаткой волшебной пыли и спрятал её в маленьком мешочке, туго затянув завязки.

– Не хотелось бы поручать такое дело стажеру, но есть некоторые нюансы. Тот, на кого накладывается заклинание, должен быть расслаблен и доверять. Открытый разум очень важен! А в моем случае, боюсь, такого эффекта уже не добиться.

У Сашки во рту вдруг пересохло. Он, кажется, понял, о ком пойдёт речь.

– Мы звонили нашему «другу», под видом опроса по качеству сервиса. Просили назвать курьера, который ему больше всего понравился. Догадываешься, чью фамилию он назвал? Это будет твоим последним заданием. Справишься – завершишь стажировку досрочно. От себя лично обещаю, что в твои смены все заказы, связанные с волшебством, будут доставаться тебе. Но если провалишься, или, что хуже – попадешься, я буду все отрицать и скажу, что пыль ты украл. О краже заявлять не стану, пойдём на мировую, но работать ни в одном из Бюро добрых дел ты потом не сможешь, даже за границей.

Сашка, не мигая, смотрел на мешочек с волшебной пылью. Разве не за этим он сюда пришёл? Прикоснуться к настоящей магии. Вот она – только руку протяни. Да ещё и запретная.

– Пусть Иван передумает насчет бесплатных добрых дел. Захочет к нам курьером, переехать, уйти в монастырь, да хоть с моста спрыгнуть – неважно. Главное, чтобы больше не мешал нам работать.

Мешочек лёг в протянутую ладонь. Хоть волшебная пыль и была похожа на песок, но оказалась гораздо легче, почти невесомой. И светилась даже сквозь плотную ткань.

Дело оставалось за малым – пустить её в ход.

***

– Я так тобой горжусь! – сияющая мама подлила в тарелку борща. Жирного, наваристого. Такого пира Сашка не помнил уже давно. – Вот получишь первую зарплату, сразу расплатимся за коммуналку наконец. И соседу долг отдадим. И может даже тёте Тане. А со следующей – обувь зимнюю купим, и тебе и мне – ну сколько можно в латанном-перелатанном ходить, а? А там, глядишь, и ремонт сделаем… А может я даже с одной из работ уволиться смогу. Сашка, какой ты у меня молодец! Иногда так тяжело было, думала уж и не дотяну. Бывало, тебя уложу, поплачу, и в ночную иду… Как же быстро ты вырос! Настоящий мужчина!

В качестве дополнительной мотивации к мешочку с пылью Сашке выдали оффер. Пыль он спрятал в карман, а вот оффер – не догадался, так и пришёл домой, растерянно прижимая бумажку к груди.

Глядя на счастливую маму, он не смог сказать, что его приём на работу еще пока под вопросом. Молчал, когда она побежала к его крёстной – в очередной раз занять денег, смотрел, как хлопотала на облезлой кухоньке…

Сашка вдруг увидел их квартиру будто в первый раз. Продавленные диваны, стулья с настолько изношенными сиденьями, что они давным-давно перестали быть мягкими. Всё потрескавшееся, до безобразия старое.

Единственная статья расходов, по которой у них не было долгов – это ипотека, иначе б их давно выгнали из дома. На всё остальное время от времени приходилось занимать – на экстренную починку обуви и одежды, на лекарства, иногда даже на еду. Долги росли быстро, а отдавались очень медленно.

Сашка был единственным в классе, кто не мечтал стать выше. Потому что каждые несколько сантиметров роста означали, что ему нужны новые вещи, в то время как его мама будет в пятый раз носить в ремонт зимние сапоги. Каждая отметка на двери была прочно связана с острым стыдом, за то, что он снова вверг семью в траты. Странное дело – ведь мама никогда не попрекала его ничем. Даже когда он однажды порвал недавно купленные штаны, зацепившись за гвоздь на скамейке.

Но он и сам очень быстро понял, как ей тяжело, насколько они бедны, и как дорого он обходится.

Теперь можно было поставить точку в истории беспросветной нищеты. Бюро очень хорошо платило даже курьерам, а уж если получится подняться повыше…

Сашка долго не мог уснуть. Незаслуженный борщ давил на желудок, а в комнате вдруг оказалось нестерпимо жарко. Не выдержав, Сашка тихонько встал, оделся и вышел на улицу.

Адрес Ивана он помнил наизусть.

Волшебная пыль в кармане стала вдруг тяжелой. Сашка никак не мог перестать думать о словах управляющего. Неужели магия и правда стала настолько ненужной?

Вот проехала мимо машина – ковёр-самолет. Из кафе на улицу высыпалась смеющаяся компания. Радовались ли бы они больше, если бы вместо повара еду им сотворила скатерть-самобранка?

Волшебство стоит дорого. Магия не окупается…

– Молодой человек!

Сашка замер. Подошедший к нему полицейский козырнул, представился и спросил:

– А что это вы так поздно делаете на улице, а? И что у вас там, в кармане? Тааак… а документы на этот порошочек у вас есть? Пройдёмте-ка со мной…

Каждая трещинка в побелке на потолке была знакома Сашке наизусть. А вон то желтое пятно осталось с тех пор, как у тёти Кати прорвало трубу. Сон отпускал постепенно, но Сашка вдруг резко сел на кровати, стряхивая прилипшую простынь.

От осознания, что патрульный ему только приснился, накатило не облегчение, а разочарование. Кляня себя за трусость, Сашка схватил вещи и выскочил в коридор. Часы показывали четыре часа ночи, но это не остановило. В крайнем случае, он дождется утра во дворе у Ивана.

Когда он пешком добрался до нужного дома, начало светать. Солнце разгоняло сизые сумерки, согревало, наполняло решимостью. Её хватило, чтобы пройти мимо скамейки во дворе, войти в подъезд, постучать в дверь. Последняя отчаянная надежда что Иван не проснётся, не откроет, не сбылась. Немного помятый и удивлённый, он распахнул дверь пошире.

– Заходи. Ты чего так рано?

***

Сашка и не думал, что всё пройдет так быстро. Что выбор будет сделать так легко. С плеч будто гора свалилась, а голова немного гудела.

Невесомый мешочек лежал на ладони. Повозившись с завязками, Сашка вдруг засомневался на секунду – но может хотя бы…?

За окном квартиры на первом этаже включили телевизор. Волшебное зеркало в 4К.

Зажмурившись, Сашка вытряхнул пыль. Она долго не оседала, сверкая и переливаясь на утреннем солнце. Так долго, что он даже загадал желание, хоть и без особой надежды.

«Пусть мама меня простит и на расстраивается. Я обязательно помогу ей. Но… как-нибудь по-другому».

Сашка вытер мокрые ладони о потрепанные, но чистые штаны – самые приличные, которые у него были.

Он уже несколько минут мялся на крыльце, не решаясь войти. Прокручивал в голове: что скажет, как поздоровается, куда будет смотреть и куда денет руки, которые имеют подлую привычку становиться в такие моменты будто чужими, мешать и нелепо болтаться вдоль тела.

Над головой вспыхнула вывеска: «Бюро добрых дел». Сашка вздрогнул: раз включили подсветку, значит скоро откроются. Надо идти! Но страшно. Как же всё-таки хочется произвести приятное впечатление, запомниться! Он не может себе позволить провалить эту стажировку. И дело не только в матери, которая уже надорвалась на своих трёх работах, и не в многочисленных их долгах. Дело в том, что на эту работу Сашка бы пошёл, даже если бы был миллионером.

Набрав побольше воздуха в грудь, он толкнул дверь вперёд и тут же неловко ввалился в прохладу торгового зала, запнувшись одной ногой о другую. Но не успел он пролепетать и трёх слов, как его остановили:

– Молодой человек! Мы ещё закрыты. – Мужчина в безупречном костюме-тройке окинул Сашку оценивающим взглядом, – А, вы новенький. Вход для персонала с другой стороны здания. Прошу запомнить. Посетители не должны видеть курьеров, это дурно влияет на выручку. Дважды повторять не стану.

Сашка постарался скрыться с глаз как только мог быстро, но вопрос всё же догнал его у самого порога:

– Как вас зовут, молодой человек?

– Александр Васильев, – обреченно ответил Сашка.

Ну вот его и запомнили. К сожалению, не так, как хотелось бы.

***

Конкурс на стажировку был просто огромным. Каждый видел в этой возможности что-то своё: кто-то – стабильный заработок, кто-то – удобный график, престижного работодателя. Но Сашка хотел сюда по другой причине.

Как только он научился читать, истории о магии и супергероях стали его самыми любимыми. Всеми правдами и неправдами он добывал редкие издания биографий богатырей, личные интервью Супермена, ранние дневники Бэтмена… Денег на это в их семье не было, особенно после того, как ушёл отец. Но что-то можно было взять в библиотеке, одолжить, выиграть, выменять, найти в интернете…

Сашка страшно жалел, что появился на свет в эпоху вырождения магии. Драконы и волшебники давным-давно вымерли, на русской земле уже сотни лет не рождались благословлённые природой. Разве что за океаном, в Америке, еще осталась магия. Да и то с натяжкой – Супермен все-таки был инопланетянином, добрая часть героев – мутантами, а Бэтмен так и вообще обычным человеком, просто богатым и технически продвинутым. Скука.

Попасть за океан Сашка и не мечтал. На родине же только в одном месте уцелели крупицы магии – в сети «Бюро добрых дел». Жалкие крохи, буквально пыль, но она была. И ради того, чтобы прикоснуться к этому чуду, Сашка был готов работать всю жизнь и забесплатно. Но, на его счастье, за эту работу платили – если не завалишь стажировку и попадёшь в штат, конечно.

Полдела уже было сделано. Едва Сашке исполнилось семнадцать, он тут же подал заявку, и стал самым молодым кандидатом в курьеры из всех прошедших конкурс в этом году. И за своё место он готов был бороться.

Даже если надо было бороться с собой.

Проглотив горечь обиды и разочарования, Сашка направился к задней двери, изо всех сил делая вид, что такая неудачная встреча с управляющим его не расстроила. У Казимира Михайловича была репутация человека сурового и резкого, любезного к клиентам, но не к работникам. Так что надо будет здорово постараться, чтобы Сашкина оплошность не сыграла против него через полгода, в день принятия решения.

И как он только мог упустить такую важную деталь, как отдельный вход для персонала?

– Добро пожаловать в «Бюро добрых дел»! – сухо проговорила женщина в форменном костюме. – Для начала хочу напомнить, что из всех вас, – она окинула взглядом несколько десятков собравшихся, – в штат попадёт не больше пяти человек. Все наши сотрудники очень ценят свои места, и вакансий у нас появляется мало. При принятии решения будет учитываться всё. И начнём мы с пунктуальности. Вы, вы и вы, – аккуратный наманикюренный пальчик выцепил троих из толпы. – Вы вошли в зал уже после начала рабочего дня.

– Но я же ничего не пропустил! Я слышал каждое ваше слово! – попробовал было возмутиться один из несчастных.

– Инструктаж я начала в девять ноль две. Вы вошли в девять ноль одну. Добрые дела не могут ждать. Прошу на выход.

Бейджи незадачливых стажеров загорелись красным, не давая им ни шанса затеряться и остаться в здании.

– Это правило касается не только опозданий на работу. У вас будут заказы, которые нужно выполнить к определённому часу, срочные доставки… Скорость – одно из важнейших достоинств курьера добрых дел. Ни пробки, ни погодные условия не станут вашим оправданием. Мы ценим железную дисциплину и безупречную исполнительность.

Суровый взгляд добрался до каждого, усиливая эффект слов. Сашке захотелось втянуть голову в плечи. Может и хорошо, что он попался управляющему. Кажется, эта дама просто отправила бы его прочь безо всяких разговоров.

– Меня зовут Алевтина Игоревна. Я ваш наставник, и буду делать из вас настоящих курьеров добрых дел – из тех, из кого вообще возможно сделать хоть что-то путное. Прошу за мной.

К концу двухчасового инструктажа голова у Сашки кружилась. Он и представить себе не мог, что между ним и волшебством будет столько… бюрократии.

– И напоследок. Помните, что те поступки, которые вы будете совершать – это не ваши добрые дела. Это – дела наших клиентов. Вы просто те, кто доставляет поступок от заказчика к получателю. Точка. Вы не герои, ваше время и действия оплачены другими людьми, поэтому не стоит заблуждаться и приписывать себе чужие заслуги. На сегодня у меня всё. Вопросы?

Вопрос у Сашки был только один: когда он сможет увидеть или поработать с волшебной пылью. Но задавать его было страшно. Пока он собирался с духом, рыжий парень рядом с ним поднял руку.

– А нам выдадут униформу?

Алевтина Игоревна смерила его долгим взглядом и ответила лаконично:

– Нет. Ещё вопросы?

Через несколько минут Сашка решился. Алевтина Игоревна усмехнулась.

– Обычно стажёры не работают с волшебной пылью, разве что в виде исключения. Могу сказать, что и в дальнейшем вы будете сталкиваться с ней крайне редко. Как правило, добрые дела обходятся безо всякого волшебства… но вы это скоро поймёте. Если вам удастся остаться с нами к этому времени. В отличие, например, он вашего соседа. Да-да, вы.

Рыжий парень покрылся пунцовыми пятнами.

– В своих сотрудниках мы ценим сообразительность. Как я уже говорила, курьер – просто посредник между клиентом и получателем. Он не должен оттягивать на себя славу клиентов, а следовательно – быть заметным. И естественно, курьеры не носят униформу, которая бы выделила их из толпы. Ваш вопрос был самым глупым из всех, которые я услышала сегодня. Всего доброго.

– Н-но… я имел в виду, а как же клиенты поймут, кто мы? Впустят нас в дом, например? – пролепетал рыжий.

– Для этого у вас будут удостоверения. Точнее, – наставница обвела рукой присутствующих, – у них будут. У вас – уже нет. Прошу на выход.

Не обращая больше внимания на изгнанного, она продолжила:

– Пора приступать к работе, мы и так потеряли непозволительно много времени. Вы впятером сегодня стажируетесь в отделе технической поддержки. Вы, вы и вы – будете помогать обрабатывать онлайн заказы….

Когда очередь дошла до Сашки, Алевтина Игоревна снова едва заметно усмехнулась.

– Мечтатель пойдёт стажироваться в торговый зал. Пойдёте один, посетителям незачем смотреть на толпу стажеров. И вам крупно повезло: сегодня на кассе сам управляющий. Любит он у нас быть ближе к клиентам. Говорит, что это помогает вести дела.

***

– Здесь, должно быть, какая-то ошибка! – толстоватый мужчина явно нервничал и потел несмотря на то, что в зале было ощутимо прохладно.

– Петр Алексеевич, никакой ошибки нет. В прошлом месяце у вас заказов меньше чем на десять тысяч, равно как и в двух предыдущих. Количество дел также не дотягивает до порогового значения. На основании квартальных данных по двум основным показателям ваш рейтинг пересмотрен.

Пётр Алексеевич вытер лоб тыльной стороной ладони.

– Это просто возмутительно! Я ваш клиент уже столько лет! Неужели нельзя было сделать исключение?

Казимир Михайлович беззвучно вздохнул. Две трети жителей города были их клиентами, а почти вся остальная треть – получателями услуг. Если всем делать исключения, то что станет с системой?

– Вы же знаете – правила есть правила. Но есть довольно простое решение: увеличить объемы добрых дел, и статус «уважаемый гражданин» будет снова ваш.

Пётр Алексеевич покраснел.

– Дорого, знаете ли, обходятся ваши добрые дела. А у меня и своих забот хватает. Дети, ипотека, собака вот заболела…

– В таком случае могу предложить вам изменить форму участия с «благодетель» на «получатель», – немного ехидно предложил управляющий.

– Что я вам, нищий? – взорвался клиент, – Рыбкины не принимают подачек! Мой отец, мой дед были уважаемыми гражданами! Не «рядовыми гражданами». «Уважаемыми»! Вы понимаете, что это значит?

– Наверное то, что мне следует показать вам каталог наших обновлений? – вкрадчиво предложил Казимир Михайлович. Пётр Алексеевич сник.

– Показывайте.

– В прошлом месяце в городе запустили две новые дороги, и, следовательно, добавились новые точки услуги «Перевести бабушку». Кстати, о бабушках – увеличилось число одиноких пенсионеров, нуждающихся в помощи. Мы сделали скидку на услугу «проводить до поликлиники» и объединили в выгодный пакет «привезти лекарств» и «сходить в магазин за продуктами». Также появились новые предложения по уходу за бездомными животными…

– Нет, – поморщился Пётр Алексеевич, – возни с животными мне и дома хватит. Давайте бабушку. Сколько раз надо к ней сходить, чтобы статус вернулся?..

С сожалением протянув карточку для оплаты, клиент, ворча, ушёл.

– Видишь ли, какая штука, – вполголоса сказал Казимир Михайлович, не глядя на Сашку, – все хотят быть добрыми, щедрыми, благородными, уважаемыми. Но никто не хочет для этого реально что-то делать. И вот казалось бы: появились мы. Больше не нужно стараться самому. Хочешь прослыть спасителем животных, но боишься подхватить лишай? Наши курьеры сделают всё за тебя, а мы позаботимся, чтобы весь город знал, что Вася Пупкин или, вот, скажем, Петя Рыбкин – благодетель всех брошенных собак в округе. Но хорошая репутация стоит дорого. Хочешь выделиться, быть не как все – плати больше остальных. Так нет же, не хотят… И вот здесь наступает время для искусства. Знаешь, в чем состоит задача человека за этой стойкой?

Управляющий вдруг повернулся и посмотрел прямо на Сашку. Пока Сашка думал, как правильно ответить на вопрос, Казимир Михайлович продолжил сам, назидательно подняв вверх указательный палец:

– Задача состоит в том, чтобы клиент заплатил. Потратил больше, чем собирался, и продолжал платить дальше. И вёл себя так, чтобы платили и остальные. Никто же не хочет быть неудачником, нуждающимся в чужой помощи, а? Или иметь репутацию бессердечного человека, которого не печалят горести ближнего. Потребность в благородстве – хитрая вещь. И нужно уметь на ней зарабатывать… Учись, мальчик, учись делать деньги на добрых делах…

Сашка энергично кивал. Хотя в глубине души и не понимал, зачем всё так усложнять. Хочешь сделать доброе дело – сделай. Зачем все эти рейтинги и пляска вокруг таких простых, обыденных вещей вроде переведения бабушки через дорогу? Вот то ли дело – настоящее волшебство. Но за весь день никто ни разу не заказал ничего магического.

Казимир Михайлович глянул на часы. До закрытия оставалось десять минут.

– Думаю, сегодня ты уже ничего полезного здесь не увидишь. Но если хочешь, могу дать тебе первый заказ. Давай немного поддержим нашего Петра Алексеевича. Вот путевой лист, нужно будет сходить в магазин и аптеку для почтенной дамы. Если денег она не даст, то покупка пойдёт в счет клиента, лимиты расходов указаны на обороте. И пусть получательница напишет письмо своему благодетелю – клиенты это любят. Только проверь, какой у нее почерк, если некрасивый – пусть постарается, переписывает, пока не получится поприличнее. На всякий случай дам несколько бланков. Завтра поместим в рамку и отправим Рыбкину, пусть повесит на стенку и радуется. Вопросы?

Сашка мотнул головой. У него не было вопросов, ему не терпелось как можно быстрее выполнить задание и сгладить утренний конфуз.

Глядя ему вслед, Казимир Михайлович так же негромко, обращаясь к неведомому собеседнику сказал:

– Пётр Алексеевич хочет казаться добряком и готов отдавать чуть ли не последнее. Мальчишка хочет произвести хорошее впечатление, и готов без вопросов стараться бесплатно, после окончания рабочего дня, у чёрта на рогах. Государство сокращает социальных работников и приюты, и даёт нам налоговые льготы. Воистину, разбираясь в людях, никогда не останешься без прибыли…

***

Адресатом услуги оказалась такая древняя бабуля, что Сашка и не взялся бы определить её возраст. Сощурясь подслеповатыми глазами на его удостоверение, она спешно открыла дверь.

– Ой, а я и не думала, что кто-то так быстро придёт… Спасибо тебе, от всей души спасибо! У меня же всё записано – и что в аптеке взять, и в магазине… Мне-то не дойти уже, совсем негодная стала…

Когда Сашка вернулся с продуктами и лекарствами, бабуля попросила его донести пакет до кухни, где на столе исходил паром горячий чайничек, а в щербатой вазочке был налит до краёв душистый мёд.

Сашка вдруг вспомнил, что не ел сегодня целый день. Стажёров не кормили бесплатно, а на столовую денег у него не было.

– Уважь бабушку, посиди со мной. Внучек мой всегда любил горбушку с мёдом…

Торопиться, в общем-то, было уже некуда. В булочной Сашка постарался выбрать самый свежий хлеб, и при мыслях о хрустящей горбушке со сладким чаем желудок громко заурчал.

Стараясь не накинуться на угощение как голодный бродяга, Сашка слушал рассказы бабушки о её прошлом. Несмотря на возраст, ум у неё был всё еще ясный, рассказывала она хорошо, и постепенно каждая фотография на стене обретала смысл и свою историю.

– А потом как-то так получилось… Сынок мой от инсульта вперёд меня прибрался, внук на машине разбился… Невестка к сестре жить уехала. Хорошая она, но до неё теперь километров больше тыщи… А тут ноги совсем отказывать начали. Вышла на той неделе за хлебом и крупой, а голова кружится, коленки подкашиваются… Думаю – хорошо, если сразу помереть, а если упаду и поломаюсь? Благо вот мир не без добрых людей. А ты ко мне теперь всегда приходить станешь?

Разомлевший от чая и беседы Сашка вдруг встрепенулся:

– Наталья Ивановна, тут же какое дело! Не меня вам благодарить надо! Я же просто курьер! Меня к вам Пётр Алексеевич Рыбкин направил, и на лекарства денег тоже он добавил! А давайте ему письмо напишем, а? Ему приятно будет!

Наталья Ивановна вдруг усмехнулась, показавшись лет на тридцать моложе. Даже старушечий выговор почти пропал.

– Да знаю, знаю я. Чай не вчера родилась, а конторе вашей-то уже не один десяток. Я и сама когда-то благодетельницей была. Да вот только пустое это всё. Не Пётр Алексеевич ко мне пришёл, сумки таскал, разговоры разговаривал, а ты. Но порядок есть порядок. Тебе же, наверное, и бумажку красивую дали? Чтоб потом в рамку вставлять…

Вместо того чтобы обрадоваться тому, что всё так легко уладилось, Сашка, протягивая заготовленный бланк, отчего-то мучительно покраснел.

***

Прошло уже три месяца, а Сашка так и не увидел ни волшебной пыли, ни магических предметов. Как и обещала наставница, добрые дела в большинстве своём оказались вполне обыденными. За столько времени ни один клиент бюро в Сашкину смену не захотел сделать для кого-то настоящее чудо.

Чудеса стоили дорого. Очень дорого. И, как объяснили стажерам, были не очень-то выгодным делом для клиентов: рейтинг можно заработать подвигами попроще и подешевле.

До стажировки Сашка и подумать не мог, что рейтинг так сильно влияет на всё. Нет, он, конечно, знал, что за дела дают баллы, и что у каждого участника есть возможность видеть свой прогресс, сравнивать себя с остальными, что есть какие-то звания… Но это казалось побочным прикольным эффектом, игрой, развлечением.

На деле же оказалось, что без этого «развлечения» львиная доля клиентов вообще бы не вкладывалась ни в какие добрые дела.

«Вы не понимаете! – трагично заламывала руки нервная женщина лет сорока с хвостиком, – За Кариночкой ухаживает такой положительный мужчина! Порядочный, обеспеченный. С безупречным статусом! Он же помешан на благотворительности, и не свяжет себя с девушкой с низким рейтингом! А у нас сейчас столько расходов! Неужели мы не можем получить какую-нибудь скидку?»

«Тут… это, – скрёб щетину мужчина, будто вышедший из фильма про бандитов из девяностых, – клиент не хочет со мной работать, потому что меня нет в программе вашей. Говорит, плохо, что обо мне данных нет, сомневается в моей порядочности. Кому здесь заплатить надо, чтобы статус сразу хороший был?».

Родители школьников приходили обеспечить своим чадам положительную характеристику для поступления в ВУЗ. Сами студенты тратили в Бюро стипендию в надежде впечатлить предмет воздыхания своим великодушием. А для кого-то статус в программе был сродни индульгенции – неважно, что ты развалила семью сына, неважно, что от тебя шарахается собственная собака. Зато восемьдесят процентов жителей города могут увидеть, что Мария Ивановна – почётная гражданка, сделавшая так много хорошего!

Две недели Сашка провёл в отделе по работе с жалобами и претензиями, и ещё две – в отделе контроля качества. В контроле качества было скучно. Клиенты не интересовались исполненными заказами, им было всё равно, что сталось с получателями, если заявка закрывалась в срок. Заявления от получателей же рассматривались только письменные, и с одной точки зрения: не пострадают ли от этого продажи?

А вот от жалоб телефоны разрывались: почему я оплатил заказ вчера, а рейтинг не обновился? Почему некорректно отобразился список дел за прошлый месяц? Почему так сильно подорожала услуга «покормить бездомное животное? В смысле – они не хотят столько есть, слишком много желающих?? Выдавайте порции поменьше!»…

Сашка и раньше осознавал, что волшебства в его работе будет не очень много. Но почему-то считал, что хотя бы делать что-то хорошее для других будет приятно. И быть окруженным людьми, которые заботятся о других – тоже.

Реальность оказалась иной. Несколько курьеров вылетели со стажировки за то, что получатели доброго дела начинали горячо благодарить их прилюдно, и это дошло до руководства. Наученный таким опытом, Сашка теперь старался для заказов, которые надо было выполнить на улице, находить самые безлюдные места. Пару раз он этим даже пугал адресатов.

Но до счастья адресатов редко кому было дело, пока не выходило каких-то публичных конфузов или скандалов.

– Саша! Саша, вот здорово, что я тебя встретила!

Знакомый голос выдернул Сашку из тягостных раздумий. Он с удивлением увидел Наталью Ивановну, к которой последнее время частенько захаживал.

– Соблазнилась я хорошей погодой, вышла на лавочке посидеть, а подняться обратно не могу! И все мимо бегут, всем некогда! Не поможешь по лестнице взобраться?

Сашка автоматически глянул на часы, тут же ощутив укол совести. Но быстро оправдал себя: ему нельзя опаздывать с заказами! Но сейчас время у него ещё было, и он ответил:

– Конечно помогу. Я вас понимаю, я бы и сам в такую погоду дома не захотел сидеть… А лестница-то у вас и правда высокая у подъезда, редко где такие увидишь.

Едва они начали подъём, мимо промчался один из курьеров.

– А ты чего тут возишься? У нас же нет такой услуги?.. Видел сообщение? все заказы приостановили на сегодня, какое-то срочное совещание!

Сашка схватился за телефон. И правда, заболтавшись с Натальей Ивановной, он пропустил входящее. Увидев время сбора и прикинув в уме маршрут, Сашка с тоской глянул на оставшиеся ступеньки. Нет, опоздать никак нельзя!

Будто почувствовав его смятение, Наталья Ивановна вдруг перестала опираться на его руку.

– Саша, ты иди. Я же все понимаю. Торопишься ты, да и не заплатят тебе за это… Не обращай на меня внимания, я старая уже, забываюсь иногда. В моей молодости добро было принято делать даром и тихо… Сейчас по-другому. Ты беги, а то опоздаешь и совсем ко мне потом не придёшь – выгонят.

Сашке вдруг дико захотелось задержаться и помочь одолеть проклятые ступеньки. Но их оставалось еще много, поднималась старушка еле-еле, а времени не было совсем.

«Ты все сделал правильно» – сказал внутренний голос. Но – как-то неубедительно.

***

Зал гудел и вибрировал. Сашка впервые видел всех сотрудников сразу, от курьеров до заместителя управляющего. Как удалось уловить из обрывков разговоров, такие собрания не были обычным делом, значит, произошло что-то неординарное. Обеспокоена была даже невозмутимая Алевтина Прошу-на-выход, которую вне инструктажей все стажёры обходили по кривой дуге – на всякий случай.

Казимир Михайлович вошёл в зал последним, и сразу встал за трибуну. Он начал говорить, не дожидаясь тишины, в своей обыкновенной манере – вполголоса, ни на кого не глядя. Присутствующие тут же смолкли в попытках расслышать речь начальника.

– Вы все знаете, что я не люблю такие собрания, и считаю их тратой времени. У каждого присутствующего есть своё место и информация, которой он должен обладать. Всё остальное – пустое просиживание штанов, потеря эффективности и прибыли. Но сегодня – особый случай. То, о чём я скажу, относится ко всем присутствующим, и более того – ставит под угрозу наше существование в принципе. Один из горожан начал делать добрые дела бесплатно.

По залу прокатился удивлённо-возмущенный вздох. Сашка недоуменно оглянулся. И эта новость стоила целого собрания?? Лучше бы он с Натальей Ивановной остался…

– Кому-то из вас это может показаться незначительным. Ну делает и делает, подумаешь. В конце концов, всплески альтруизма бывают почти у каждого. Но здесь другой случай. Это не эпизодическая доброта, тот человек делает много, часто и целенаправленно. И – о нём уже начали говорить. То есть, он приобрёл репутацию бесплатно. Вне системы! И оттого она ещё ценнее. Его пример стал заразителен. Замеры альтруизма в том районе впервые за десятки лет приблизились к пороговым значениям. Вы же понимаете, что это означает для нас?

Сашка завертел головой в поисках других стажеров, приглядываясь к выражению их лиц. Он один не понимает, что происходит, или всё-таки нет? На счастье, вопрос оказался риторическим.

– Если люди начнут делать добро сами, и сами формировать мнение о репутации друг друга, спрос на наши услуги упадёт. Мы потеряем свою идентичность и уникальность, обесценимся. И мы не можем этого допустить.

«Но разве ваша уникальность не в умении творить волшебство?» – крутилось на языке, но Сашка молчал. Он прекрасно помнил, что бывает с людьми, задающими неправильные вопросы.

На проекторе появилась фотография молодого мужчины. Сашка узнал его – это был один из их клиентов. Точнее, один из адресатов услуг. После тяжелой аварии он нуждался в помощи, а родных у него не было. Сашка заходил к нему всего однажды, в самом начале стажировки, но запомнил. Немудрено: врачи после аварии обещали, что пациент никогда не сможет нормально ходить, а мужчина уже тогда добился таких результатов, что все только руками разводили. Как говорится, если пациент хочет жить, медицина бессильна…

– Это – враг нашей организации. Злейший враг. Он был в нашей системе, пользовался добротой наших клиентов. А теперь причиняет нам вред. С ним пробовали разговаривать, но он отказывается понимать последствия своих действий.

С этого дня обязанность каждого присутствующего в зале – помешать. Но действовать надо тихо. Если мы начнём противиться в открытую, наша репутация пострадает, а его станут уважать ещё больше. Соблюдайте максимальную осторожность! Мешайте там, где можно помешать, дискредитируйте, распускайте слухи, умаляйте заслуги. Запомните, Иван Смолин – враг нашей системы, и долг каждого – испортить ему репутацию, и не допустить распространения его влияния. Вопросы?

***

Дождь был мелкий, но ужасно мерзкий. Да еще и шёл с самого утра.

Мокрый Сашка уныло брёл по городской окраине, завершив последнюю на сегодня доставку. До конца стажировки оставалось всего несколько дней, но радости он не испытывал.

Ему удалось избежать гнева Алевтины Игоревны и остаться в десятке финалистов. Мама была просто в восторге, и уже думала, на что потратит первую Сашкину зарплату. Маме помочь хотелось.

Но еще больше хотелось прекратить стажировку и уйти.

Сашка так и не смог определиться, что его злило больше всего: невозможность принять благодарность людей, которым он помогал, отсутствие волшебства, получатели, принимающие добрые дела с таким лицом, будто Сашка у них занял денег и не отдал, истеричные равнодушные клиенты, или крысиная возня из-за Смолина.

В отделе жалоб даже разработали специальный скрипт, как отвечать на такого рода претензии.

«Почему я должна платить вам каждый месяц, а какого-то выскочку пригласили на интервью на местный телеканал?»

«Почему мои соседи знаю о нём, а обо мне – нет?»

«Почему вы не можете сбавить цены на свои услуги, если есть люди, которые вообще помогают бесплатно?»

«Я готов сам делать добрые дела, а вам буду платить, только чтобы об этом узнавали другие. Сколько такое будет стоить?».

Несколько стажёров вылетели из-за того, чем грешил и сам Сашка – помощи вне путевого листа. Выгоняли их публично, и не Алевтина Игоревна, а сам управляющий.

«Что вы о себе возомнили? – непривычно громко вопил он, – Вы собираетесь работать в организации, которая зарабатывает на коммерческих добрых делах! Как мы будем платить сотрудникам зарплату, если вы будете вредить рынку? Что? Вас получатели попросили о дополнительной помощи? И что? Вас попросили, потому что вы неправильно себя вели! Настоящий курьер добрых дел обязан позиционировать себя правильно! Не вы герои-добряки, щедрые люди! А клиенты, заплатившие за этот заказ! Ваша задача – выполнить заявку и заработать репутацию для клиента! Для клиента, не для себя! А вы чем занимаетесь??»

Сашка думал, что идёт работать в одно из лучших мест в мире. А попал в какой-то цирк…

– Парень! Эй, парень, подойди сюда, пожалуйста!

Двое мужчин, грязных с головы до ног, стояли сзади ржавенькой «Волги».

– Машина застряла, а вдвоём не вытолкать, помоги!

Сашка замер на полпути. «Помощь на дорогах» была в каталоге услуг их сети. Он уже открыл рот, чтобы порекомендовать оформить заявку и пообещать, что курьер от кого-то из горожан будет здесь в самое ближайшее время… да так его и закрыл. Потому что одним из мужчин оказался Иван Смолин собственной персоной.

– О, а я тебя помню! – радостно улыбнулся «злейший враг организации», – ты курьер добрых дел. Ну, так и будешь стоять, или всё-таки поможешь? Или ты не при исполнении мимо человека в беде пройдешь, а?

Пристроившись в лужу за машиной, Сашка всё же украдкой оглянулся. Но улица была пуста – мерзкий дождь разогнал всех по домам.

Радостный водитель спасённого автомобиля весело бибикнул, прощаясь. А Иван протянул Сашке пачку сигарет.

– Не хочешь?... Да, я тоже не курю. Бросил. Но с собой ношу, на всякий случай, вдруг кого угостить надо. А я тебя правда помню. Ты приходил ко мне тогда, навестить.

– Зачем вы это всё делаете? – выпалил Сашка. Ему вдруг стало всё равно, что его могут заметить рядом с Иваном. А тот невесело улыбнулся, безуспешно пытаясь хоть немного стряхнуть с джинсов налипшую грязь.

– Знаешь, когда тебе в тридцать с небольшим говорят, что ты не сможешь ходить, это здорово заставляет задуматься. Да и времени в больничке на это предостаточно… Я же всю жизнь пахал как проклятый, всё хотел побыстрее денег заработать, на машину, квартиру, чтоб без ипотеки и кредитов. С друзьями встречаться некогда было, так и растерял всех. Даже девушку не заводил, всё думал: вот сейчас ещё немного, и сразу буду искать, чтоб жениться.

А потом всё. Секунда – и вся жизнь псу под хвост. Сбережения на лечение ушли, а меня даже проведать некому было. Вот только из вашей конторы и приходили иногда. А знаешь, как я тебя запомнил?

Сашка мотнул головой.

– Ты же один раз всего приходил. Но был единственным, кто со мной разговаривать начал. Нормально, а не только по делу. Поддержал. Не помню, о чём мы говорили даже, но помню, как мне легче стало. И я тогда понял, что не только в апельсинах принесённых дело, и не в том что мне размяться кто-то поможет. Отношение важно. Личное участие. Вот мы сейчас этому мужику помогли – лично, от души. А он нам спасибо сказал – тоже от души. А когда к тебе кто-то с пряниками приходит, потому что ему за это денег дали… А дающему тому и дела нет, жив я или помер давно – ну разве это правильно? Вот и загадал, что если восстановлюсь – обязательно людям помогать буду. Сам. А начальники твои мне теперь весь мозг вынесли. Говорят, что из-за меня количество добрых дел уменьшится. Только я вот с ними не согласен.

Сашка вдруг понял, что дождь кончился. Пожав протянутую руку, он побрел к остановке – нужно было сдать путевые листы и заполнить отчеты. Иначе у заказчиков не обновится вовремя рейтинг…

***

В курьерской было на редкость шумно. Один из стажёров взахлеб рассказывал о доставке скатерти-самобранки. Его с интересом слушали даже опытные сотрудники – такие заказы были в диковинку.

– А он мне такой: и что, ко мне теперь приходить никто не будет? А я ему – да вам и не надо! Вы у этой скатерти всё что угодно попросить можете – хоть еду, хоть лекарства! Её раз на двадцать должно хватить, а то и больше, если без изысков! И скатёрка сама у вас останется, даже когда волшебство закончится. На память.

– А он что?

– Да ну его, чудака старого! Сказал, что лучше б кто-то заглядывал к нему, а то помрёт – и не узнает никто. Блин, ему на старости лет такое счастье привалило, а он не оценил! Еле уговорил благодарственное написать…

Разговор прервала внезапно вошедшая Алевтина Игоревна. Беседа смолкла как по волшебству, все даже замерли.

– Васильев, прошу за мной.

Продолжение истории: Бюро добрых дел (продолжение)