Фантастика и фэнтези (рассказы)
26 постов
26 постов
31 пост
3 поста
15 постов
10 постов
3 поста
5 постов
3 поста
4 поста
Начало главы 5: Эмпаты. Глава 5 Переезд
— Что будем делать?
Молодой эльф не сводил с Варина спокойных зелёных глаз. За спиной главы отряда по струнке вытянулись четверо разведчиков.
И всё равно этого было слишком мало.
Варин бросил взгляд на лагерь. Без изменений: неподвижно лежащие фигурки двух эльфов и огромный мрачный охотник. То, что эльфы лежат не в клетке, значит только одно: они очень, очень плохи. Настолько, что совершенно не способны передвигаться самостоятельно, иначе бы их не оставили лежать просто так.
Следовательно, нести их придется на себе. Телепортировать обоих сразу он не сможет. На это как раз Варин не рассчитывал. А вот что было гораздо более странным — он никак не мог настроиться на охотника. От малейшей попытки установить связь Варина будто били по голове, даже на ногах устоять получалось с трудом. Так что план усыпить конвоира и вызволить пленников трещал по швам.
— Не знаю, — пришлось процедить Варину, — пока я не могу с ним справиться.
Лицо Олена не дрогнуло. Но Варин почувствовал волну удовлетворения: амбициозный офицер недолюбливал эмпатов и считал, что они переоценены. И промах Варина как нельзя лучше подтверждал это. Эмпат вздохнул. состояние Тарии волновало его куда больше дерзости разведчика.
Он не мог завершить поиски несколько дней. А теперь удивлялся, что вообще получилось это сделать: обнаружить бессознательного эльфа примерно так же легко, как найти сухой камень на дне реки. И всё же он здесь, в нескольких десятках метров, — но не знает, что предпринять.
— Будем следить за ними и ждать подходящего случая.
Под утро костёр догорел и погас. Надежды тихо вызволить пленников под покровом ночи провалились — охотник спал очень чутко, реагируя буквально на каждый шорох. Поэтому Варин просто смотрел на огонь большую часть времени.
С одной стороны, костер напоминал ему о тех пожарах, которые устраивали люди. Но при всём этом Варин не мог не признать, что контролируемое пламя ему, пожалуй, даже нравится. У эльфов не было принято разжигать костры. Хотя на сырых Болотах такая привычка могла бы пригодиться. Варин родился далеко от тех мест и до сих пор не привык к постоянной влажности.
Следы лагеря охотник маскировал тщательно, словно боялся, что кто-то идёт по следу. И его поведение весь день только подтверждало догадку Варина: он держался вдали от дорог, шёл быстро, не делал привалов, всё время прислушивался и оставался настороже, что здорово осложняло эльфам слежку.
К вечеру Варин проголодался и здорово устал: умея телепортироваться, он не привык столько летать. Если совсем уж честно, Природа наделила его непропорционально крупным и мощным телом для существа с крыльями. Обычно это играло ему на руку, но сегодня угнаться за широкими человеческими шагами и легкими юркими разведчиками было непросто. Словно понимая это, Олен то и дело бросал в сторону Варина ехидные взгляды.
И без того не утихающая, острая ненависть вспыхнула с новой силой и сконцентрировалась на охотнике.
«Прячешься, значит… Будь обстоятельства немного другими, я бы нашел способ, как сдать тебя людям».
Но сейчас этот вариант не подходил. Как бы Варин ни желал подставить человека, рисковать пленниками он не решался. Скорее всего, новые конвоиры оказались бы не такими странными — за свою жизнь Варин встречал не так уж много людей, с которыми бы не мог справиться; но оставалась вероятность, что в ходе потасовки пострадает Тария. Тем более что охотник отчего-то нёс пленников не в клетке, а за пазухой.
Пока Варин раздумывал, мужчина наконец-то остановился и принялся обустраивать скромный очаг. К удивлению эльфа, первое, что оказалось на костре — отвар из лекарственных трав. Наблюдая за действиями охотника, Варин понемногу закипал:
«Как же он боится, что его товар потеряет в цене… Не ел целый день, а поглядите только — дело прежде всего… Не иначе он и дорог потому избегает, беспокоится, что отобьют добычу… А не потому ли пленники без сознания? Клетки-то у него нет… Может, он чем-то их одурманивает?»
Когда мужчина раздел Тарию и погрузил её в отвар, Варин сжал зубы и стиснул кулаки. Он предпринял ещё пару попыток дотронуться до разума охотника и только сильнее разозлился, когда не получилось.
Закончив с Тарией, мужчина принялся за второго эльфа. Как Варин ни старался, он не смог разглядеть, кто это был. Но зато заметил, насколько плачевно состояние пленника.
«Отделать бы тебя так же. А потом травками смазывать, чтобы продать подороже…»
Внезапно мужчина нахмурился. Что-то долго искал в своих вещах, а затем отошел от костра, внимательно глядя под ноги. Варин замер: если охотник уйдет подальше, у них появится шанс.
Он вздрогнул, когда кто-то тронул его за рукав. С трудом оторвавшись от наблюдения, Варин недовольно посмотрел на улыбающегося Олена. Но последовал просьбе разведчика и прислушался.
Звук, который донесся до его ушей, пробудил внутри мощную волну злорадства.
Теперь он знал, что надо делать. И даже то, что успех этой операции будет зависеть не от эмпатии, не изменит возникший план.
Шестеро эльфов тихо растворились в лесу.
Горан удалялся всё дальше от костра. Полнолуние кончилось несколько ночей назад, и похудевший месяц не давал достаточно света. Раны Авантюрина сегодня выглядели хуже, и Горан хотел добавить крестовника в целебную смесь.
Он так увлекся поисками нужного растения, что слишком поздно услышал подозрительный шум и поднял голову.
Посеребренный лунными лучами, огромный вепрь не сводил с Горана маленьких злых глаз. Горан начал очень медленно пятиться назад, надеясь, что зверь не нападёт.
Но он не видел остальных свидетелей этой сцены. Олен и ещё один заклинатель сосредоточенно направляли внимание вепря на человека. В последнюю секунду глава разведчиков кинул короткий вопросительный взгляд на Варина.
Варин мрачно усмехнулся и кивнул.
От автора: это ознакомительный фрагмент книги. Всего будет выложено 8 глав, книга целиком (15 глав) доступна на Литрес, Литмаркет и Букривер.
Глава 1: Эмпаты. Глава 1
Глава 2: Эмпаты. Глава 2 Тария
Глава 3: Эмпаты. Глава 3 Старые знакомые
Глава 4: Эмпаты. Глава 4 Побег
Напряжение висело в воздухе тяжелым облаком, мешая дышать и двигаться. Обычно юркие и легкие, эльфы перемещались рывками, словно преодолевая невидимые преграды.
За свою долгую жизнь Варин не раз становился свидетелем переезда и не единожды сам перебирался на новое место. Такие события всегда были шумными. Много суеты, остановок на ностальгию, обсуждение новых планов и легкую грусть. Так что ему казалось, что переезд сотен эльфов должен был сопровождаться невероятным гулом и хаосом.
Но было тихо, как в могиле.
Дозорные постоянно сменяли друг друга, и не осталось ни клочка леса, который бы не оказался под наблюдением острых, бодрых взоров: Виранэль хорошо позаботился о безопасности. Но, даже зная о том, что людей поблизости нет, эльфы не могли отделаться от ощущения угрозы.
Варин то и дело отводил глаза, натыкаясь на чей-нибудь взгляд. От обитателей Дома Ветров исходило столько тревоги, злости и отчаяния, что он чувствовал это физически, постоянно сглатывая горечь во рту. В глубине души он был очень благодарен всем за поспешность: не потому, что боялся новой атаки, а потому, что ему невыносимо было здесь находиться, не терпелось скорее выполнить свою задачу и вернуться домой.
А ещё глубже засела и свербила мысль: «Надеюсь, с нашим Домом такого не случится».
Наконец все нехитрые пожитки оказались на спинах вьючных птиц. Вопреки опасениям, птиц не только не перегрузили, но и осталось много свободных мест. Под руководством старика Виранэля эльфы Редколесья придерживались традиций и использовали очень мало предметов, не связанных с Древом.
Наверное, именно поэтому, когда к делу приступили друиды, Варин не смог сдержать слёз. Далеко не каждое дерево в лесу подходило на роль Древа, и толщина ствола была вовсе не главным. Многовековой необъятный дуб мог остаться глухим к призывам друидов и противиться магии эльфов. Для нужного эффекта требовался настоящий контакт, желание дерева меняться. Истинное Древо приобретало очертания будущего Дома легко и будто бы с удовольствием, охотно принимая в себя новых жителей. Найти такое — огромный труд и редкая удача.
От умелых действий друидов сплетения ветвей распрямлялись, исчезали шарообразные наросты, опадали ненужные уже листья. Но Варин знал, что это не просто ветки и листья.
В каждой отдельной ячейке Древа содержался целый маленький мирок для семьи эльфов. Оно защищало их от жары и холода, невероятным образом свивало крохотные веточки, цветки, листья, чтобы обитателям было на чем спать, сидеть и есть… Впрочем, таким набором мог похвастать почти каждый Дом. А Древо Редколесья было настолько отзывчивым, что позволяло друидам создавать из себя настоящие шедевры: узоры на стенах и потолках, шкафчики с дверками, прочные полки, мягкие коврики… Почти любой каприз и причудливая фантазия исполнялись малыми усилиями. А сейчас вся эта уникальная красота растворялась в воздухе, осыпаясь останками истлевшей листвы.
Варин вздохнул. Он знал, что не только эльфам нужно Древо, но и наоборот. Без поддержки магии друидов оно станет обычным ясенем, который умрёт от старости, упадет и просто сгниет, не оставив и следа. Будто не было этого чуда, с радостью и самоотверженностью служившего домом поколениям эльфов многие тысячи лет.
Всё, что они могли сделать, — защитить это место, направив людей по ложному следу, и дать тем самым Древу дожить его теперь уже ничем не примечательную жизнь.
Когда последний шар исчез, а ствол уменьшился до обычных размеров, горечь во рту стала совсем тошнотворной. Сила тысяч пролитых слёз вибрировала в воздухе, и Варин на секунду остро пожалел, что всё это чувствует.
Словно по молчаливой команде, суета возобновилась. Иллюзионисты в заметном отдалении от бывшего Древа начали воссоздавать видимость утраченного, позаботившись, чтобы даже в случае пожара огонь не добрался до осиротевшего ясеня. Внешне смотрелось очень похоже, но Варин, наблюдая за процессом, презрительно поджал губы: только такие дураки, как люди, могут повестись на эту жалкую обманку.
Древо источает жизнь и энергию. А это —дерево с ненастоящими наростами и странно торчащими листьями.
Эльфы Дома Ветров уходили, не оборачиваясь. Им предстояло много хлопот на новых местах. Ни один Дом не мог приютить всех беженцев сразу, и клану предстояло разделиться, пока не кончатся поиски подходящего безопасного Древа. Все понимали, что это может растянуться на годы. За это время часть эльфов обживется на новом месте, кто-то заведет семью, а кто-то — просто не захочет опять переезжать и заново отлаживать быт… Таким, как сегодня, клан не станет уже никогда. А если Виранэль умрет до того, как будет создано новое Древо, Дом Ветров и вовсе канет в лету. Провести выборы нового наместника — задача не из легких, а уж находясь далеко друг от друга — вдвойне. Обязательно найдутся недовольные, и число желающих воссоединиться может упасть до той критической отметки, когда создавать Древо — пустая трата магии.
Воздав молитву Матери за доброе здоровье Виранэля, Варин глубоко вдохнул: наконец настало и его время. Выслушав указания, он с другими эмпатами направился создавать ловушки. Сплетая нити страха, он не удержался от искушения и сделал их настолько толстыми, чтобы попавшие в них люди не просто сбежали в панике, но и вероятнее всего сошли с ума.
Горечь во рту сменилась остротой — вкусом яркой, чистой ненависти.
***
— Папа, а почему?..
Остаток вопроса Варин не расслышал, шумно глотнув нектар. Затем кинул быстрый взгляд на соседний столик и на серого от усталости эльфа. Его маленький сын выстреливал вопросы один за другим, замолкая только для того, чтобы слушать односложные ответы.
Таверна — не место для детей. Но сегодня был особенный день. Беженцы из Редколесья обживали новые дома. И хоть совсем немного обитателей прозрачного, сухого леса пожелали обосноваться на Болотах, и в Доме Туманов принимали гостей.
Обыкновенно переездом занимались все взрослые члены семьи — хлопот доставало каждому. Но друиды и носители гена бытовой магии справлялись за десятерых и всегда сердились, ворча, что остальные им только мешают. Судя по тому, что усталый эльф уже не первый час сидел в таверне наедине с сыном, его супруга как раз была таким магом.
Варин усмехнулся: лицо у незадачливого папаши было страдальческим. Видимо, он из любителей переложить свою долю родительских трудов на хрупкие плечи супруги. Варин не переносил таких горе-отцов. Не столько за леность, сколько за глупость: наказание не в том, что твой отпрыск не затихает. Настоящее горе, когда он замолкает навсегда…
Обычно Варин не вмешивался в чужие дела. Но сегодня избыток эмоций и нектара сделали его гораздо общительнее. И, услышав очередной вопрос, он развернулся и ответил сам.
— А почему мы не остались жить в том доме, что сделали маги?
— Потому что он — не настоящий. На создание настоящего Древа уходят месяцы, а то, что ты видел — всего лишь иллюзия.
Синие глаза в обрамлении пушистых ресниц несколько секунд испуганно смотрели на большого, мрачного эльфа. Разглядывали необычно темные крылья, спутанную шевелюру, суровое лицо. Но, видно, мальчишка сумел разглядеть в Варине что-то, заслуживающее доверия, — а может, он просто ещё не научился бояться.
— А я вас видел. Там, возле Древа. Вы делали что-то странное руками, и воздух вокруг вас светился.
— Это называется магией эмпатии. Я создавал ловушку. Каждый, кто в неё попадёт, очень сильно испугается.
— Здорово! — Лицо мальчишки загорелось любопытством. Впрочем, тут же маленький лобик прорезала складка. — А почему вы не сделали этого раньше? Тогда все люди бы убежали, и нам бы не пришлось переезжать!
Варин усмехнулся. Ах, если бы все было так легко!
— Скажи, было ли у тебя в Редколесье место, которого ты боялся?
Немного подумав, мальчик ответил:
— Да. Западнее Древа была огромная пещера, полная летучих мышей. Я знаю, что они не едят эльфов, но они так быстро летают и такие страшные! Мне всегда казалось, что когда-нибудь они обязательно собьют меня. А ещё в пещеру постоянно приползали змеи.
— А теперь скажи честно: испугавшись однажды, ты не приходил туда?
На этот раз маленький эльф молчал дольше на целых пять секунд. Потом опасливо покосился на отца, но всё же признался:
— Мне было очень стыдно, что я такой трус. Мы с друзьями много раз играли возле этой пещеры, пока однажды я все-таки не смог залететь внутрь. И, кажется, я понял, что вы имеете в виду.
Варин кивнул.
— Ты смышленый малый. Не все взрослые дошли до твоего вывода так же быстро. Некоторые действительно думали, что если они окружат себя магическими ловушками, то будут в безопасности. Но вышло только хуже. Такие места быстро привлекали внимание людей, и рано или поздно Дома выдавали сами себя. И это я молчу, что порой эльфы и сами попадались в такие ловушки: видеть их умеют только эмпаты.
— Но зачем тогда вообще нужны эти ловушки? Какая от них польза?
— Скажи, а ты часто возвращался потом в ту пещеру? — ответил вопросом на вопрос Варин. Мальчик улыбнулся.
— Я понял! Нет. Как только я доказал себе и друзьям, что могу, больше я туда не летал. Всё же там очень страшно и нечего делать. Но… а почему тогда мы не могли сразу сделать иллюзию и ловушки и дать людям всё сломать? Тогда бы они успокоились и ушли, а мы бы продолжили жить в своем Древе!
Варин вздохнул.
— Потому что люди — не эльфы. Они всегда возвращаются, рано или поздно… Но страх, который они переживут, ломая иллюзию, сдержит их на какое-то время. Это самое большее, что мы могли сделать для вашего Древа.
Мальчик серьезно, совсем по-взрослому кивнул и замолчал. Его отец кинул на Варина благодарный взгляд и приобнял сына одной рукой.
Варин вернулся к своему нектару. Может, он и поспешил с осуждениями. В конце концов, сегодня был очень долгий день…
Через несколько минут, разглядывая высыхающее дно кружки, Варин оценивал степень своего опьянения и мучительно раздумывал, выпить ли ему ещё. Добавка совершенно точно приведет к похмелью наутро. Но зато каждый новый глоток притуплял противное, болезненно-тоскливое чувство внутри.
К тому же дома ему станет совсем невыносимо. Пусть Древо Дома Тумана было не таким податливым, как в Редколесье, верный традициям Варин покупал мебель под старину: его полочки, шкафчики и орнаменты не были живой частью Древа, но смотрелись именно так. А здесь, в таверне, обстановка ничем не напоминала осиротевший ясень: ещё со времен мира с людьми эльфы привыкли обустраивать питейные заведения «по-человечески»: дощатые полы, окна со стеклами, отдельно стоящая мебель из мертвых материалов.
Если уж честно, то и саму привычку утолять печали алкоголем эльфы взяли от людей. До этого хмельные напитки употребляли только эмпаты во время некоторых ритуалов…
Варин нахмурился и отодвинул кружку. И тут же усмехнулся своему ханжеству: как бы ему ни хотелось, от общего с людьми прошлого отмахнуться уже не получится. Потому что даже язык, на котором они все разговаривали, был смесью человеческого и эльфьего. Поначалу, до первого конфликта, эльфы и люди относились к своему соседству со смесью любопытства и доброжелательности. Перенимали друг у друга привычки, слова, технологии, свободно и с удовольствием общались…
Но потом всё рухнуло. Люди быстро приспособились к новым реалиям — эти недолговечные существа вообще были на удивление гибкими. А вот эльфы, тысячи лет не воевавшие ни с кем, оказались совсем не готовы к таким переменам. И чем дольше длилась война, тем очевиднее становилось, что они проигрывают.
Немного поколебавшись, Варин всё же заказал добавки. Но не успел он поднести кружку ко рту, как дверь распахнулась. Увидев, кто именно пришёл, Варин скривился. Вошедший замер на пороге, дождался, пока посетители начнут поворачиваться и смотреть в его сторону, и только тогда в наступившей тишине прошёл к имитации очага.
— Братья и сестры! Сегодня — великий день. Мы принимаем наших соплеменников из Дома Ветров. Мы видим вас!
Пока эльф исполнял традиционное приветствие, Варин еле удержался, чтобы не сплюнуть под ноги оратора. Передумал в самый последний момент — из уважения к хозяйке заведения.
— Каждый эльф на Болотах будет рад помочь вам освоиться. Меня зовут Эйвер, вы можете обращаться ко мне за помощью в любое время. И я хочу, чтобы этот день не омрачался грустью в ваших сердцах. Знайте, вы всего лишь встали на путь перемен немного раньше, чем это предстоит каждому из нас. Всем очевидно, что война не может длиться бесконечно. И самое время подумать о том, как мы будем строить новый мир — мир с людьми.
Варин поперхнулся нектаром. Всплеск ненависти от сидящих в зале беженцев оказался таким ярким, что во рту горело огнем, будто он отхлебнул лавы. А Эйвер и бровью не повёл, продолжив:
— Сейчас вы думаете, что люди — причина всех ваших бед. Но это не так. Причина ваших бед — война. Люди жгут наши дома. Мы нападаем на людей, сводим их с ума, натравливаем на них диких зверей. Это порочный круг, которому нет конца. И чем дольше это длится, тем больше жертв с обеих сторон. Кто-то должен это остановить. И кому как не нам, эльфам, это сделать? Мы мудрее людей. Они до сих пор воюют даже между собой. Неужели мы рассчитываем, что они сами прекратят вражду с эльфами? Это глупо и наивно. Мы живем дольше, наша культура уходит корнями в вечность. Мы можем стать проводниками мира, а для этого нужно не так уж и много — усмирить свою гордыню. Что нам важнее: жить в безопасности или чтобы люди попросили у нас пощады? Сколько стоит наша уязвленная гордость? Готовы ли мы платить за неё кровью наших детей?
Гнев слушателей стал утихать. Но Варин всё равно отодвинул кружку — теперь почувствовать вкус напитка ему мешала собственная злость. Он огляделся по сторонам — много ли присутствующих позволяют этому идиоту отравлять свой разум? К его огорчению, таковых оказалось гораздо больше, чем он ожидал. Эльфы были хмуры, но слушали внимательно.
— Мы построили единое королевство, основанное на равных правах и взаимном доверии и уважении. Мы научились жить в гармонии с природой и брать меньше, чем отдаем. Мы великий народ со справедливыми законами, открытыми сердцами и невероятным умом. Матерь послала нам испытание: обучить менее развитых, но всё же разумных существ. Примем ли мы эту миссию? Или продолжим убивать друг друга, как дикари?
Варин наткнулся на взгляд маленького эльфа из Редколесья. Синие глазенки были широко распахнуты, светились надеждой и доверием. Варин хлопнул ладонью по столу.
— Эйвер, наши гости устали. Ты можешь пропустить вступление и перейти к предложениям? Расскажи сразу, какую участь ты уготовил твоим последователям. Не забудь упомянуть про то, как люди обращаются с пленными, и про смирение, с которым это всё надо принять. И особенно интересно знаешь что? Что ты не маг. Людям ты можешь быть интересен только как канарейка — верещать в клетке. Зато если ты найдешь достаточно дураков, готовых служить под твоим началом, то твой статус в этом «новом мире» будет существенно выше. Вместо того чтобы засирать тут всем мозги, выйди к людям прямо сейчас. Без последователей и магии. Если ты проживешь после этого парочку лет и сможешь вернуться назад, тогда и поговорим.
Реакция гостей таверны овеяла Варина, словно свежий ветер. Не все с ним согласились, но он хотя бы сломал гипнотическое оцепенение, овладевшее посетителями. Эйвер смутился и начал что-то отвечать. Варин одним махом допил нектар, с громким стуком опустил кружку и подошёл к проповеднику. На его фоне молодой эльф смотрелся жалким и тщедушным.
— А знаешь ли ты, дорогой Эйвер, как принято у людей решать споры, когда не удалось договориться?
Никто не успел ничего сделать или сказать. Большая ладонь с силой впечаталась в лицо проповедника, но Варин не удержался и добавил увесистого пинка. Несколько секунд сверлил мрачным взглядом съежившегося на полу побитого эльфа.
— Что же ты молчишь? Сейчас ведь самое время дать мне урок мудрости и любви.
Когда Варин уходил, единственным звуком в таверне были его тяжелые шаги.
***
Сырое полено занялось и затрещало, костер взорвался снопом искр, но Горан не шелохнулся. Его внимание уже добрые полчаса поглощали два маленьких тельца, лежащие на заботливо постеленном на землю походном одеяле.
Пока оба дышали. Но надолго ли это? Кровавое пятно под Авантюрином начало подсыхать и буреть. Принять это за добрый знак было сложно: более вероятно, что из эльфа вытекла вся кровь, какая только могла.
Ни разу за всю жизнь Горана так не тяготил ночной лес. Возможно, потому что раньше он всегда знал, куда ему следует идти наутро. Сейчас идей не было.
Всё пошло не по плану с самого начала.
Догадавшись, что у Василя появился новый пленник-эльф, Горан захотел отомстить особисту. В мыслях всё было достаточно просто: заявиться поздно вечером в темницу и потребовать выдать ему Авантюрина. Даже такой упертый олух, как Михайло, должен был сделать это без отдельного согласования: в конце концов, Василь при нем предлагал Горану забрать эльфа. Настоять пойти с ним — чтобы убедиться, что эльфу не навредят перед выдачей.
Оказавшись внутри, осуществить остальное должно было быть легче лёгкого: эльфов почти всегда держали недалеко друг от друга, зато в отдалении от остальных пленников, охраняли их всего один-два человека. Обучение работе с эмпатами — дело долгое и дорогое, а от неподготовленных стражников вреда обыкновенно было больше, чем пользы.
Расчет оказался верен наполовину. Михайло и вправду, ворча, повел Горана в темницу, а эльфы оказались заперты в одной камере. Вот только помощник главного особиста, что-то заподозрив, передумал и решил всё-таки вернуться, доложить Василю. Как назло, передумал слишком быстро, до того, как они миновали все караульные посты.
Отправить в непредвиденный отдых туповатого, медленного Михайло и пару сонных караульных труда не составило. Камера с пленными тоже нашлась — спасибо поющей эльфийке. Но на обратном пути Горан столкнулся с двумя патрульными, пребывающими в крайнем возбуждении от созерцания оглушенных сослуживцев. Хорошо хоть тревогу не успели поднять, иначе бы Горану не уйти оттуда живым. Всё ещё могло кончиться благополучно, если бы не глупость эльфийки.
Авантюрин лежал у Горана в кармане и помешать не мог. А вот самонадеянная эльфийка зачем-то ввязалась в драку, но не успела ничего наколдовать — один из стражников отправил её неосторожным ударом прямиком в стену. Пока опешивший патрульный разглядывал безжизненное тельце, пытаясь сообразить, хорошо он поступил или плохо, Горан послал и его немного отдохнуть.
С тех пор ни один из эльфов так и не пришёл в себя.
В планы Горана не входила возня с двумя ранеными, он рассчитывал, что после побега они сами позаботятся о себе. Но и просто бросить их он почему-то не смог.
Поостыв и крепко подумав, он вообще пожалел, что во все это ввязался.
Пятьсот монет — огромные деньги. До визита в тюрьму Горан купил все необходимое для долгого одиночного похода, а кошель даже не стал легче. Этих денег хватило бы, чтобы вернуться к Драгане и не работать несколько лет. Или чтобы купить новый дом и завести другую жену где-нибудь подальше от этих мест. В любом случае это было бы гораздо разумнее того, что происходит сейчас.
Горан тяжело вздохнул.
Без эмоций он наделал кучу глупостей и превратил свою жизнь в жалкое существование. А со способностью чувствовать и вовсе до конца всё разрушил, вдобавок обратив против себя главу Особых королевских войск.
Так может, не в эмоциях было дело? Кажется, он попросту дурак, сам по себе.
Сделав этот неутешительный вывод, Горан отправился на поиски подорожника, бессмертника и ромашки, надеясь, что сумеет разглядеть их под полной луной.
Утром побитых, связанных и запертых в камере стражников найдут и отправят погоню. А пока он должен сделать хоть что-то для раненых эльфов, раз уж не готов бросить их здесь.
***
Варин с трудом держал спину ровной, а плечи — расправленными. Голова была будто налита свинцом и раскалывалась, каждый звук отдавался болезненным эхом. Виски сжимались от густого неодобрения, которым почти светился Ланнуэль.
— Драка. В таверне. В пьяном виде. Эмпат, элита магического сообщества, напивается, как какой-то человеческий отброс, избивает эльфа, не сказавшего против него ни единого бранного слова. До крови. На глазах у беженцев… и их детей.
Варин стиснул зубы и покраснел. Ланнуэль всегда знал, на что давить. Из всех причин, по которым Варину могло бы стать стыдно за вчерашнее, он угадал две из двух.
— Мой король… Ты знаешь, что, если бы дело было в бранных словах, никакой драки бы не было. Я могу стерпеть неуважение, оскорбления, глупость. Но подлость и лживость стерпеть не могу. И в первую очередь — из-за детей.
Шум в ушах чуть стих, а давление на виски ослабло. Решившись посмотреть на Ланнуэля, Варин понял, что это не из-за отступившего похмелья. Просто король эльфов вдруг сник и перестал хмуриться. И уже почти дружелюбно сказал:
— Я понимаю. Но и ты пойми: так будет только хуже. Наш народ никогда не встанет на сторону того, кто доказывает свою правоту насилием. Эйвер щекочет их гордыню, пытается убедить всех, что капитуляция — это не проигрыш и рабство, а акт невероятной мудрости. А чего добиваешься ты? Делаешь из него жертву? Готов поспорить, что сегодня вечером он будет читать проповедь, в которой прощает тебя, как предлагает всем эльфам простить людей.
Варин сжал и разжал кулаки. Ланнуэль прав. Пустота его задери, он всегда прав. Единственное, чего не понимал Варин, — почему мудрость короля до сих пор не помогла им выиграть войну. Будто услышав этот упрёк, Ланнуэль вздохнул:
— Довольно. Я не стану продолжать отчитывать тебя, словно ты ребенок. Ты сам всё прекрасно знаешь, я только прошу тебя — не делай так впредь. Я верю, что ты сможешь сдержаться или хотя бы не находиться с Эйвером рядом. И в этом я тебе немного помогу: Тария слишком долго не выходит на связь. Из всех, к кому я сейчас могу обратиться, только ты можешь её найти. Олен и его разведчики ждут твоих указаний. Постарайся… вернуть её живой.
Варин внимательно всматривался в лицо короля, но так и не смог ничего по нему понять. Поэтому просто кивнул и удалился.
В отличие от большинства соплеменников, когда Тария вызвалась стать Новой Хранительницей — а проще говоря, по приказу Ланнуэля убивать тех, кто мог выдать сведения о Колыбели, Варин не ужаснулся и не отвернулся от неё.
Во-первых, он знал её с детства. Такого доброго и открытого эльфа, как она, было ещё поискать. Варин не знал всех подробностей ее нового ремесла, но если она согласилась на предложение короля — значит, дело того стоило.
А во-вторых, как эмпат, Варин понимал всю важность этой миссии. За свою долгую жизнь он сумел проснуться в Колыбели всего однажды, на несколько смутных мгновений. Всё, что он помнил, — огромное количество спящих эльфов. Беззащитных, как младенцы. Тела на ложах из цветов и листьев. Никаких стен и оберегов Варин не видел. Пустить в такое место человека — хуже, чем козла в огород. Сколько бы предателей ни пришлось убить за сведения о Колыбели, это не шло ни в какое сравнение с той бедой, которая ждёт их всех, если Новые Хранители провалят своё дело. И он, Варин, вместе с другими эмпатами пострадает одним из первых.
Поэтому в храме Варин не пожалел сил на медитацию, не обращая внимания ни на усиливающуюся головную боль, ни на капающую из носа кровь. Проваливаясь всё глубже во мрак, он цеплялся только за одну мысль: «Где же ты, Тария? Отзовись…».
***
Тария едва дышала.
Хотелось закричать, прикрыться, но приходилось сохранять лицо расслабленным, а дыхание — редким и глубоким, как у спящей.
«Зачем я это делаю? Ради чего терплю?»
Но она знала — ради чего. Хотя признаваться даже себе в этом было трудно.
Авантюрин всё ещё был жив. Невероятно, но чужеземец пока не сдался холодным объятиям Матери, пусть и не приходил в себя. Тария сумела осмотреть его всего один раз и бегло, но не заметила явно смертельных ран.
Да, Василь действительно постарался на славу, не оставил на теле несчастного живого места. Тария была уверена, что Авантюрин умрёт от потери крови, но этого почему-то не произошло. Без помощи лекарей прогнозы всё равно оставались мрачными: с таким количеством ран какая-то из них точно должна была загноиться.
Но и смерти от заражения крови покуда пришлось отступиться. И, как бы ни было неприятно это признавать, во многом благодаря усилиям человека.
Человека, в чьих руках она сейчас находилась.
Большие, но на удивление осторожные пальцы достали её из отвара лекарственных трав и поднесли ближе к лицу. Тария почувствовала дыхание человека на своем теле и едва удержалась от того, чтобы поморщиться: пахло остатками жареного кролика. Ей удалось притвориться; мужчина, вздохнув, сдавленно выругался, вытер её насухо и, как смог, одел.
Она пришла в себя уже пару дней назад. Первым порывом было бегство, но тут же обнаружились две вещи: она слишком слаба, чтобы телепортироваться; и Авантюрин жив.
По непонятной для себя причине, Тария не смогла бросить чужака на произвол судьбы. Немного позднее она нашла рациональное объяснение: ничего не мешает человеку снова продать Авантюрина какому-нибудь королю. И пусть эльф не знает ничего о Колыбели, мало ли что ещё он способен выдать людям? Безопаснее было его убить, но — не за что. Ни Ланнуэль, ни Тария убийцами не были. А казни по закону Авантюрин не заслуживал. Вот и выходит, что либо надо брать его с собой, либо ждать, пока он умрет сам.
В глубине души Тария понимала, что объяснение слабенькое: ей просто жаль этого эльфа. Он явно понятия не имеет, куда попал. Но она была уверена, что Ланнуэль не осудит её действия. Тем более что чужак — эмпат, а значит, в любом случае может быть полезен.
Вот только у неё нет достаточно сил, чтобы телепортировать их обоих. Всё, что она смогла придумать, — это делать вид, что всё ещё без сознания, ждать и наблюдать.
Действия человека удивляли её. По описанию он был похож на того, кто продал Авантюрина Василю.
Но зачем он тогда пришёл за ним? И зачем выпустил её?
Но самое главное: почему возится с ними?
Забота о товаре, коим эльфы являлись для людей, удивительной не была. Чем в лучшем состоянии эльф, тем выше цена. Но охотники всегда держали жертв связанными или в специальных клетках.
Почему тогда этот столь беспечен? Совершенно не боится, что они сбегут. Больше того, иногда Тарии казалось, что он на это надеется. Каждый раз, когда он уходил за травами или на охоту и, возвращаясь, видел их, его охватывало разочарование.
Она пыталась в этом разобраться, но, во-первых, было невозможно творить чары и притворяться спящей одновременно, а во-вторых…
Во-вторых, внутри мужчины бушевал такой ураган, что она попросту побоялась туда соваться. Даже попытка считать его настроение вызывала дикую головную боль. А ещё от него несло холодом, как от Василя, Матея и других особистов-психопатов. Ощущения были несколько иными, но и небольшого сходства Тарии хватило, чтобы оставить попытки. Поэтому она просто ждала.
Мужчина принялся за Авантюрина. Тария, лежащая поодаль, осторожно повернула голову на бок и наблюдала сквозь неплотно сомкнутые веки.
Раздев эльфа, охотник долго, внимательно рассматривал каждую рану, и тихо сквернословил. Затем налил в самодельную ванночку новую порцию отвара, тщательно омыл больного. Вытер насухо и наложил чистые повязки, предварительно щедро смазав раны мелко нарубленной смесью лекарственных растений.
Тария сумела разглядеть не все травы, которые вошли в смесь, однако заметно было, что мужчина разбирался в лекарском деле. Конечно, эльфийские целители использовали более сложные сочетания и магию, но здесь и сейчас, — Авантюрин получал лучшую помощь из возможной.
Когда мужчина одевал эльфа, тот тихо застонал. Все, кроме раненого, замерли, а Тария почти выдала себя, широко раскрыв глаза. На ее счастье, внимание охотника было полностью поглощено Авантюрином.
Но, ко всеобщему огорчению, эльф так и не пришёл в сознание.
— Ну ничего… Видал я ребят и похуже. Не успеешь опомниться, как будешь снова летать… А вот что с твоей подружкой?.. Не силен я в болезнях эльфов. А знаешь, чего я ещё не знаю? Зачем я это всё делаю. Молчишь, да? Не думал, что скажу такое, но, когда ты трещал без умолку, ты мне нравился больше…
Мужчина тяжело вздохнул и подбросил полено в костёр. А Тария едва успела отвернуться и закрыть глаза.
Теперь она понимала всё меньше.
Продолжение главы: Эмпаты. Глава 5 (продолжение)
Когда я задавала вопрос, интересно ли будет читать о закулисье писательских будней, по комментариям у меня сложилось впечатление, что под проблемами авторов многие подразумевают отсутствие вдохновения, трудности работы с текстом и прочие творческие заморочки.
Ну что сказать, такое тоже бывает, но как по мне – это сложности не для начинающих авторов. Одно дело если у тебя уже заключен контракт с издателем, а книга не пишется, или ты выкладываешь в процессе, и толпа читателей разорвёт тебя, если ты не выложишь вовремя «проду», но… До этого ещё надо дожить. А первая проблема, с которой сталкивается почти любой автор – это та самая из мультика, когда сначала полдня бегаешь чтоб зайца сфотографировать, а потом – чтоб фотографию отдать.
Писатель не тот, кто пишет, писатель – тот, кого читают. И до того, как автор обзаведется толпой фанатов, ему надо с ними где-то встретиться; и сегодня я расскажу о таких местах и сложностях, с ними связанных.
Всего за последние годы я успела побывать на семи площадках, победила далеко не все, но зато набралось, чем поделиться. А стартовала я и вовсе не с профессиональных самиздатовских платформ для авторов, а с социальной сети Вконтакте.
Мой творческий путь начался с рекламы конкурса литературного паблика «Пиши за гроши», где полный энтузиазма и наделенный безусловным организаторским талантом автор с невероятными именем и фамилией Юлий Сон тогда ещё в одиночку запускал конкурсы для всех подряд. В рекламе так и писали: «рады всем, как и начинающим авторам, так и опытным». Механика была простая: все участники скидываются по 500 рублей, сдают к определенной дате работы, они выкладываются анонимно, и после голосования призовой фонд распределяется между победителями.
«А почему бы и нет» – подумала я тогда, и пропала.
Я приняла участие в десяти запусках подряд, занимала разные места от первого до непризовых, и крепко подсела на сочинительство. А заодно, с легкой руки того же Юлия, завела себе группу в ВК, которую он любезно упомянул в посте своего паблика, и у меня появились первые читатели.
Вот так с подачи одного человека, которому просто было скучно писать одному, начались мои приключения. Старт был легким: частенько с зарплаты я вкладывала 2-3 тысячи рублей в рекламу, а параллельно иногда предлагала свои рассказы к публикации в больших литературных группах. И так как у себя я принципиально постила только свои произведения, моё ЧСВ росло пропорционально росту подписок на меня. Тысяча, две – такие цифры меня удивляли, а на отметке 3 тысячи я прям себя зауважала, особенно потому, что были люди, которые остались со мной с самого начала – а значит, я могу быть интересна не только в моменте, но и на длинной дистанции – ну не чудо ли?
С этими же читателями я внезапно написала первую книгу – просто потому, что один из рассказов вызвал волну протестов и просьб о продолжении. Через полгода начала вторую – любопытства ради, смогу ли я повторить работу с большой формой? Оглядываясь назад, я понимаю, что тот отрезок пути был поразительно благоприятным и безоблачным.
А потом случился февраль. Бардака он принес во все сферы, и писательство не стало исключением. Но помимо того что хотелось просто лечь и сдохнуть вместо того чтоб писать, появилась ещё одна проблема: массовое паломничество из ныне запрещенных соцсетей. Создатели Вк что-то там подкрутили в своих алгоритмах, назвали это «умной лентой» и…
У меня пропали читатели.
Ну точнее как. Они-то остались, это мои публикации пропали у них из ленты.
Раньше лента пользователя состояла из новостей групп, на которые он был подписан, плюс новостей его друзей. Теперь же алгоритмы сами подбирают публикации на свое усмотрение, показывая то, что человеку потенциально может быть интересно и то, что алгоритм считает качественной публикацией.
А качественной он считает публикации, которые в первые часы набрали много лайков и комментариев – вот такие посты он усиленно показывает. И, конечно же, есть одно «но». Мой паблик с тремя тысячами подписчиков НИКОГДА не наберет больше лайков и комментов чем какой-нибудь условный «Джаст стори» с миллионном читателей.
Поначалу я вообще не поняла в чем прикол. Выкладывала свои произведения как обычно, но если раньше первые 30-50 лайков (которых вполне хватает моему внутреннему писателю, чтобы решить, что рассказ не г..но) набирались меньше чем за сутки, то теперь в ответ на мои посты была почти что тишина. Раз, другой, третий…
Честно, я успела решить что всё, «исписалась». Что со мной остались только верные читатели, и те, по ходу, из жалости, и пора мне завязывать. А потом обратила внимание на странно-маленькую цифру показов, залезла в статистику и всё встало на свои места.
Самые преданные читатели не поленились нажать колокольчик, а кто-то и просто заглядывал проверить, не появилось ли у меня что-то новенькое – поэтому они и продолжали поддерживать со мной связь. А все остальные вообще не в курсе, что я что-то писала.
Немного цифр: на более чем 3,5 тысячи подписчиков сейчас ВК показывает мои посты примерно 1 тысячу раз. Для сравнения: Пикабу показал мой новогодний рассказ больше 30 тысяч раз при 255 подписчиках, а по 2-3 тысячи показывает посты, которым не удалось преодолеть планку для попадания в «Горячее».
Но это я сейчас есть и там, и здесь. А тогда у меня был только ВК и я просто не знала, что делать. Вдобавок зачем-то залезла в рекламный кабинет, увидела сумму, потраченную за годы ведения группы и совсем впала в уныние. Получается, что я неплохо так вложилась и кучу времени развивала группу, которая заглохла… ну просто потому. Кто-то отжал пару галочек в алгоритмах и всё, здравствуйте, трындец.
Учитывая тогдашнее настроение и окружающую реальность, я в сердцах едва не плюнула и не бросила писать. Вытянули всё те же старые читатели – я как раз тогда заканчивала вторую книгу, и они поддерживали меня и всячески давали понять, что ждут каждую главу. Книгу я одолела поздней весной и к этому моменту уже подостыла.
Ну в самом деле, глупо ведь складывать все яйца в одну корзинку и жаловаться, когда её уронишь? Даже если уронить её помогли.
«А где вообще настоящие, всамделишные писатели публикуют свои работы?» – с этого вопроса началось моё погружение в чёрные пучины самиздата.
Первым профессиональным сайтом, на который я зашла, был Литрес. Потому что про него знают почти все, и потому что создатели очень подробно расписали как с ними работать и предлагают кучу услуг для авторов.
Поразмыслив, я скомпилировала несколько своих очень сильных рассказов в тематический сборник с говорящим названием «Настроение жить» – как мне казалось, в те времена такая книга могла бы быть очень востребована. Но, не полагаясь на судьбу, я заказала рекламный пакет в поддержку.
Если я когда-нибудь решусь попозориться на весь белый свет, я напишу, в какую сумму встряло мне моё хобби – быть писателем, сейчас же скажу кратко: реклама не отбилась даже близко, и новых читателей на платформе я не встретила.
Уже позднее от других людей я узнала, что сборники рассказов у нас в стране заходят крайне плохо, особенно от неизвестных авторов. И слишком поздно я узнала, что реклама на Литрес вообще в принципе окупается очень плохо или не окупается вообще. А слишком поздно потому, что успела ещё разок прогуляться по этому пути с фэнтези-романом.
При всем этом платформу рекомендовать все равно буду, по двум причинам. Первая: выложить туда книгу довольно легко. Нет никаких входных условий для авторов, зато есть куча подсказок и на крайняк – персональный помощник за умеренную стоимость, который всё выложит за вас. А второе: когда я попадала в фокус внимания новых читателей (участвуя или судействуя в литконкурсах, издаваясь в сборниках, да даже публикуясь здесь) – покупать/скачивать мои книги люди шли именно на Литрес, а не на любую другую площадку.
Но вернёмся к моему погружению в бездну. Обломавшись с Литресом, я решила обратить внимание на площадки помельче, а именно – по статистике знатно прирастали по числу читателей сайты Букривер и Литмаркет. Они так же не ставили никаких условий для авторов, а даже наоборот предлагали всякие акции в поддержку.
Тот же Букривер гордо заявлял: мы возьмем на себя комиссию таргетолога, если вы будете рекламировать ваши книги на нашем сайте.
«Почему бы не попробовать» – подумала я, и зашла в список предложенных специалистов. Изучив их странички в соцсетях, выбрала одну даму и написала ей в личку.
«С Букривером не работаю» – был мне ответ, даже без традиционного «здравствуйте» и вежливого «к сожалению». Я повторно зашла на площадку – нет, я ничего не напутала, дама в списке, о чем я ей сообщила.
«Ок, уберу». Вообще, общение с таргетологами это тема отдельного поста, поэтому пока что вернусь к Букриверу.
Я все-таки смогла принять участие в той акции, и комиссию таргетолога правда компенсировали. А ещё у Букривера очень оперативная техподдержка и честные акции – мне довелось принять участие в ещё одной, где мою книгу ставили в виджет (это когда обложка и ссылка на книгу торчат на главной странице сайта), но увы и ах – ничего из этого мне лично не помогло. За всё время моего пребывания на площадке суммарное количество просмотров (пользователь заходит на страничку в раздумьях – читать меня или нет, аналог показов в Пикабу и ВК) не превысило 1,5 тысяч, невзирая на все акции и рекламу.
Следующим моим экспериментом был Литмаркет. За него я решила взяться очень плотно, хорошо вложившись в рекламу, и повисеть какое-то время на первой-второй странице в жанре «приключенческое фэнтези». Здесь все опять уперлось в неудачное сотрудничество с таргетологом, но если коротко о платформе: она удобная, у нее прекрасная статистика, но мало читателей (и это не только мой вывод) и плохая конвертация «добавление в библиотеку – последующая покупка/скачивание».
На текущий момент около 70 человек добавили меня в свою библиотеку с намерением почитать, и на этом всё – реальных прочтений нет, отзывов нет, комментариев нет, глухо, тихо и грустно.
Грустнее только с площадками, на которые я вообще не смогла зайти – Литнет и Автор.тудей. Как я поняла, это довольно популярные сайты с реальными читателями, но:
Можно присутствовать только на одном из них, ибо между собой у них какие-то терки (Монтекки и Капулетти, чесслово!)
Есть входной порог для авторов: одна бесплатная книга (это не проблема), и планка по подписчикам и просмотрам в день.
А вот второе уже реально для меня проблема. К моменту, когда я заинтересовалась этими площадками, оба моих романа имели ограничения в рамках договоров с издательством или площадками, так что выложить бесплатно и продвигать я могла только два моих сборника рассказов, но… Как я поняла из отзывов других людей, да и убедившись частично на собственном опыте – с нуля продвинуть сборник рассказов на новой площадке, да так, чтобы набрать стабильное количество часов чтения – задачка нетривиальная. Эти эксперименты я оставила на будущий год.
Меня очень умилили советы бывалых авторов по заходу на эти сайты: "лучше стартовать с сериями книг, выкладывать всё за несколько недель и первые 3-4 книги в серии делать бесплатными".
Не знаю кто как, а я пишу каждую книгу не меньше полугода, а потом ещё отдаю её как минимум корректору на месяцок, так что я с моей производительностью я такую стратегию смогу реализовать только лет через пять)
Параллельно с мытарствами на самиздат-площадках я сделала попытки входа на Дзен и ныне запрещенный Инстаграм, до того как его прикрыли.
В Инстаграм идти не хотела – никогда его не любила. Но очень просила хорошая подруга, которая хотела читать именно там и пообещала нагнать аудитории на страничку из знакомых.
Иначе как порнографическим тот опыт я назвать не могу. Короткие рассказы пыталась зашить в картинки, а длинные выкладывала в IGTV в аудиоверсии. Но так как аудиофайлы выкладывать нельзя, приходилось делать из аудиодорожки и обложки-картинки видео и грузить туда.
А так как у Инстаграма есть куча ограничений по тому сколько чего можно выкладывать, и ещё он произвольным образом обрезает картинки, у меня сейчас не хватает цензурных слов, чтобы описать всю прелесть тех процессов. Самое мягкое что приходит в голову – это страстные сношения раскалённой кочергой; так что в итоге подруге я скинула все ссылки на места моего обитания и сказала, что если ей хочется меня читать, то велком туда, ибо это не очень нормально, когда на выкладывание работы уходит времени больше, чем на её создание.
Дзен, как площадка созданная изначально именно для текстов, в техническом плане прост как три копейки. Но его законы суровы: платформа благосклонна к тем, кто выкладывает не менее 3-4 постов в неделю, а лучше – пишет каждый день.
Некоторые предприимчивые авторы художки из ситуации выходят просто: делят свои произведения на маленькие кусочки. Но я так не могу – ну честно, не понимаю какое нормальному человеку может быть удовольствие читать рассказ из 40 тысяч знаков, разбитый на 8 микрокусочков, когда по сюжету он на столько частей красиво не делится никак. Здесь, на Пикабу, ограничения на длину поста 30 тысяч знаков, и то не всегда это удобно, но дробить все по доброй воле, просто чтобы угодить платформе… Такое себе.
Подытоживая весь этот хаос:
- разобраться с тем, как зарегистрироваться на платформе, заключить договор, выложить текст, сделать обложку и т.д. – это большой труд, но вообще детский лепет. Настоящая задачка: понять, что делать на площадке, чтобы были показы – а этого вам не напишут ни в одной технической инструкции. Ну разве что кроме Дзена, они честно предупреждают, что у них писать надо не меньше 3-4 раз в неделю;
- даже имея на руках полностью готовые книги, на многих площадках их надо выкладывать частями, чтобы дольше пробыть на первых страницах и получить показы (кто бы дал мне этот совет полгода назад!);
- на многих площадках реклама может оказаться вообще бесполезным делом.
И самое главное, что хочется сказать: твой успех на какой-либо литературной платформе вообще не коррелирует с качеством произведения. Какой-нибудь средненький рассказ может приглянуться алгоритмам и «выстрелить», просто потому, что его показали полмиллиона раз, а произведение-победитель конкурса, изданное журналом и признанное кучей критиков – пройти никем не замеченным.
Мне очень повезло. В бурный внешний мир я отправилась, уже имея постоянных читателей в тихой гавани, победы в конкурсах, бумажные публикации и примерное представление о себе как писателе. Если бы все эти перипетии со мной случились в начале моего творческого пути, я бы вряд ли всё это пережила – это не то что как камни в воду бросать, а даже хуже. Ты тратишь время, силы, вкладываешь душу и деньги, а в ответ ни всплеска, ни кругов.
Для решения вопроса отсутствия обратной связи существует целая куча сообществ начинающих писателей и литературных клубов, но… есть с этим одна проблемка. Там друг друга читают те самые начинающие (и не очень) авторы. А по своему опыту могу сказать, что читатели-читатели и читатели-писатели – это вообще очень разная аудитория.
Ну и напоследок не могу не рассказать, как мне живется на Пикабу. Никогда не думала, что здесь может зайти художественная литература, но оказалась не права. Из приятного:
- Пикабу всё равно, постишь ты раз в год или пять раз в день, показы от этого не зависят, и это прямо очень, очень круто! Нельзя выдавливать из себя качественные истории по графику, ничего хорошего в долгосрочной перспективе из этого не выходит;
- алгоритмы платформы показывают твои посты не-подписчикам, и порой – в очень большом количестве, и это тоже здорово. Это то, что так нравилось мне в ВК, но теперь там такого добиться очень сложно;
- публика на страницу заходит самая разная. И это чертовски интересно!
- если пост глянулся алгоритмам, счетчик показов мотает быстрее, чем за свет в новогодние праздники)
По минусам: у длинных произведений тут шансов очень мало. Тридцать тысяч знаков – это немало для постов, но не так уж много для художественного рассказа. И если историю приходится делить на части, то на массовые показы шансов у нее нет: во-первых, её долго читают (а алгоритмам надо, чтобы в первые пару часов было много лайков и комментов), а во-вторых, лайкнут и откомментируют скорее всего вторую часть, с окончанием, и именно она и попадет в «горячее». А что увидит другой пользователь? Правильно, какой-то левый пост, который начинается со ссылки на другую статью, и просто его и открывать-то не станет.
Почему я так уверена в этом выводе и считаю, что дело не в качестве этих самых длинных постов? Опять-таки основываясь на опыте размещения на других ресурсах. Например, есть рассказ Медведиха, который взял золото в лит. конкурсе, и повесть «Сама виновата», которая в одном из пабликов в Вк набрала несколько тысяч лайков и сотни комментариев – а здесь эти произведения прошли незамеченными. Но хуже-то от этого они не стали)
Вот такие они, будни писателя в проклятой матрице. И на борьбу со всеми платформами и алгоритмами времени уходит ничуть не меньше, чем на работу с текстами.
Начало главы 4: Эмпаты. Глава 4 Побег
— Долго мне ещё ждать? — Горан был очень зол. Пребывание в городе его окончательно доконало. Люди вокруг провоцировали всё новые воспоминания о прожитых годах, и он задыхался от избытка эмоций. То, чему он недавно радовался, теперь оказалось пыткой.
«Почти что пыткой», — поправил себя Горан, услышав крик из кабинета Василя. Он узнал голос — кричал его бывший пленник эльф.
— Не надо делать из меня идиота. Раз вы его пытаете, значит, магия к нему вернулась. Просто отдай то, что мне причитается, и я уйду.
Михайло равнодушно пожал плечами:
— Не положено. Только господин Василь может отдать такое распоряжение.
— А расписки господина Василя тебе недостаточно? — Горан помахал листком бумаги перед носом особиста. — Или ты не только считать до пяти сотен не умеешь, а и читать тоже?
— Не положено, — не дрогнул Михайло.
«На "не положено" хрен наложено», — мрачно подумал Горан. Слушать вопли эльфа ему совсем не хотелось: он слишком хорошо знал, что именно происходит в кабинете. И эти знания тоже не приносили ему радости.
«Сколько же всего я натворил за те годы… Жаль, что не получилось вовремя сдохнуть. Хотя, если я не придумаю, как со всем этим жить, то осталось недолго. Ну или сойду с ума — чем не выход…»
Ждать пришлось почти час. Причем, когда стихли крики, стало только тревожнее: исходов могло быть два. Либо эльф сейчас из последних сил выкладывает Василю то, что тот хочет знать, либо уже умер. Горан сильно и неприятно удивился, что ему, оказывается, есть дело до пленного эльфа. Во всяком случае, смерти ему он не желал, даже несмотря на то, что возвращение эмоций доставляло страдание.
Когда Василь позвал к себе Михайло, Горан изо всех сил пытался сохранить равнодушное лицо и лениво, а не беспокойно всматриваться в недра кабинета. Дверь быстро закрылась, но помощник главного особиста не заставил себя долго ждать: он вышел, держа на руках тельце эльфа. Поначалу оно казалось бездыханным, но потом Горан заметил едва различимое движение окровавленных крыльев.
С трудом усмиряя возникшие омерзение и облегчение, Горан встал и без приглашения вошёл в кабинет. Михайло, как назло, резко сменил курс и вернулся к начальнику. Приходилось старательно отводить взгляд от красно-бурых пятен на столе и инструментах, от неподвижно лежащего эльфа. Горан выдохнул и твёрдо посмотрел на Василя:
— Я пришёл за остатком моей награды.
Василь не торопясь взял в руки не очень-то чистую тряпицу и начал очищать пальцы от крови. Когда пауза растянулась настолько, что Горан начал закипать, особист ответил:
— У меня есть предложение получше. Можешь забирать своего эльфа назад. — Увидев изумленное лицо собеседника, он усмехнулся: — Надо же… За эти годы ты неплохо поработал над мимикой. Получается очень естественно, как настоящая. А что до эльфа… Он какой-то странный. Не местный, судя по всему. В другое время я бы, может, и заинтересовался его родиной, но, как я понял, там нет эмпатов, значит, эта дыра для меня бесполезна. В честь нашей с тобой старой дружбы я не стану требовать назад уже уплаченный гонорар — считай это арендной платой. Но больше мне с этим Авантюрином разговаривать не о чем.
— И что мне делать с полумёртвым эльфом? — разозлился Горан.
Василь пожал плечами:
— Я уверен, ты что-нибудь придумаешь. Я даже могу пообещать не делиться с коллегами информацией — сможешь продать его кому-то ещё. Если, конечно, он выживет.
Василь улыбнулся и встал.
— А теперь попрошу меня оставить. Дела, знаешь ли. Михайло, отдай нашему гостю его зверушку.
— Да пошёл ты!
Взбешенный Горан выскочил из кабинета.
Он успел довольно далеко отойти от казарм, пока снова не обрёл способность ясно мыслить.
Даже если Авантюрин и вправду оказался бесполезен для допросов, никто и никогда не отказывался от эльфов просто так. Обычно их пытали до смерти, растягивая экзекуции на несколько дней или недель, регулярно отчитываясь королю о своем усердии. У Василя должна была быть очень веская причина так себя вести, и, кажется, он догадывается, что это.
Горан остановился прямо посреди улицы и мрачно усмехнулся.
Ну что же. Пусть он и отошёл от дел, но всё ещё не забыл, как играть в эти игры.
***
— Надеюсь, ты по достоинству оценишь мою щедрость. Я не буду мешать тебе сделать то, зачем ты пришла, — можешь завершить начатое. Хотя сейчас это, наверное, будет даже гуманнее. А утром мы с тобой поговорим, очень откровенно. И я искренне надеюсь, что к завтрашнему вечеру ты будешь выглядеть получше, чем твой «жених». Поверь, я не отличаюсь кровожадностью, и всё зависит только от тебя.
Дверь камеры закрылась на удивление тихо. Возня вездесущих крыс, завывание ветра — всё это словно померкло. Единственный звук, который слышала Тария, — болезненное, прерывистое дыхание израненного эльфа.
Она подлетела к Авантюрину. По сравнению с жесткой, но тонкой работой Матея, художества Василя походили на труды мясника. И уж точно он принёс сюда своё творчество не из заботы о миссии Тарии — просто решил, что такое наглядное пособие вразумит её.
Но он не побоялся, что Тария убьет пленника. Значит, Авантюрин не только не смог рассказать что-то ценное — видимо, он действительно не знал ничего о Колыбели. Он вдобавок отказался сотрудничать.
А это было странно. Тария вспомнила Солина и остальных — они помогали людям, рискуя навредить своим сородичам. Авантюрин был здесь чужаком. Так почему он не согласился на требования особиста? Неужели не понимал, чем это для него обернётся?
Она осторожно убрала твердую от подсохшей крови прядь волос с его лба. Василь был неправ — она вовсе не убийца. Её посылают, чтобы наказывать предателей. А в этой камере предателей нет.
Тария бережно положила голову Авантюрина себе на колени и запела. Воздух наполнился самой печальной мелодией на свете — Последней Колыбельной.
Мать-Природа не всегда благосклонна к своим детям. И у эльфов порой рождались больные младенцы, не способные к жизни. Понимая, что её дитя у черты, мать пела эту песню, наполненную скорбью, слезами и огромным горем.
Когда возобновилась война с людьми, Колыбельной стали провожать и воинов в последний путь. Никогда до этого взрослые эльфы не умирали так часто насильственной смертью. И никогда раньше Тария не думала, что ей доведётся петь эту песню одной.
Будь у неё возможность перенести Авантюрина к лекарям — у него бы ещё были шансы. Но телепортироваться отсюда нельзя. Сегодня она попробует сбежать, одна. Но пока — она споёт Колыбельную для эльфа из далёких краёв… и для себя.
Чистый, прекрасный голос эхом отражался от уродливых каменных стен, разносился по коридорам. Рожденный в крохотной груди, он не уступал самым сильным человеческим голосам, а по красоте с ним вряд ли могла соперничать хоть одна женщина в мире. Слезы текли по щекам Тарии, она настолько погрузилась в себя, что не замечала ничего вокруг.
Поэтому она вздрогнула, когда последние куплеты прервал грубый стук и скрип входной двери. Огромный взъерошенный мужчина тяжело дышал, а взгляд его горел недобрым огнём.
— Прошу прощения, что прерываю… Но, если ты хочешь уйти отсюда, допоёшь в другой раз.
От автора: это ознакомительный фрагмент книги. Всего будет выложено 8 глав, книга целиком (15 глав) доступна на Литрес, Литмаркет и Букривер.
Глава 1: Эмпаты. Глава 1
Глава 2: Эмпаты. Глава 2 Тария
Глава 3: Эмпаты. Глава 3 Старые знакомые
— Назови своё имя. — Холодные, безжизненные глаза Василя заставляли Авантюрина ёжиться. Одни и те же вопросы задавались в разных вариациях десятый раз, будто особист надеялся, что эльф запутается в собственных словах. Но в чем было путаться, если Авантюрин говорил правду?
— Авантюрин, династия Самоцветов.
— Дом Самоцветов?
— Нет. Династия.
Василь откинул голову назад, побарабанил пальцами по ручке кресла.
— Допустим. Расскажи, что ты знаешь о Колыбели.
— Я не знаю, что такое Колыбель.
— Горан сказал, что ты эмпат.
— Я действительно эмпат. Но в моём мире эта магия под запретом, меня некому было учить.
— Что ты имеешь в виду, говоря «в моём мире»?
— Я из другого измерения. У нас нет войны, людей. Эмпатия считается запрещённым видом магии, ей нельзя обучиться, и нельзя ею пользоваться.
— Почему?
— Потому что таким способом можно перемещаться в мир людей, а это опасно.
— Ладно… расскажи об этом своём мире, где живут только эльфы.
Авантюрин рассказывал коротко, как только мог. Повторять всё снова его изрядно утомило, но отказать своему тюремщику он не решался: ещё в самом начале допроса тот раскрыл кожаный футляр с недобро блестящими инструментами. Авантюрина никогда в жизни не пытали, но всё же он догадывался, что вряд ли эти штучки нужны, чтобы Василь привел в порядок ногти.
Когда эльф замолчал, особист потер переносицу, будто у него болит голова, а потом коротко приказал стоящему в углу мужчине:
— Достаточно на сегодня. Уведи его и вернись потом ко мне.
Михайло молча кивнул, и пришёл через несколько минут. Василь, уже не сдерживаясь, массировал виски и лоб.
— Ты добавляешь ведьмин корень эльфу в еду?
— Максимальную дозу.
— И кристалл на него реагирует?
— Каждый раз.
— Ну тогда кто-то из нас точно сошёл с ума. Другие измерения, мир без людей… Бред какой-то. Но он несёт его так уверенно, будто сам верит в то, что говорит. Если бы он мог творить чары, я бы его уже на лоскуты пустил с такими ответами… Но пока единственное, что остается, — ждать, когда он восстановится, и только тогда пробовать вывести его на чистую воду через Связь и пытки. Подкинул мне Горан задачку, чтобы ему провалиться…
— Господин…
— Чего тебе?
— Разрешите спросить… а что за мужик этот Горан? Больно уж надменный, и говорил так, словно давно вас знает.
Василь помедлил. Он не поощрял любопытство у подчиненных, но почему-то сейчас ему захотелось ответить.
— Очень давно. Много лет назад мы служили вместе, далеко отсюда. Король Арон был первым, кто узнал о Колыбели и загорелся идеей её найти. Но очень быстро стало понятно, что даже среди эльфов хоть какой-то информацией о ней владеют только эмпаты. Как ты понимаешь, и ловить, и допрашивать их — задача непростая, а в те времена так и вовсе невозможная. Во главе его Особых тогда стоял Энур. Та ещё сволочь, но умён был очень. Он и разработал самую первую систему подготовки… Горан, я и ещё несколько человек… Досталось же нам тогда. Но факт остаётся фактом: после всего мы и правда смогли и ловить, и разговаривать с эмпатами, не давая задурить себе голову.
— А что это за система?
Взгляд Василя, обращенный куда-то глубоко в воспоминания, вдруг прояснился.
— Не твоего ума дело. Да и не важно это — больше так никто не работает. У системы оказался… один побочный эффект. Энура разжаловали, а мы разошлись служить по разным королевствам. Ну а как готовят к работе с эльфами сейчас — ты и сам помнишь.
Михайло кивнул, стараясь не обращать внимания на ползущий по спине холодок. Он помнил. Хотя и дорого бы отдал, чтобы не вспоминать никогда в жизни.
***
Над головой что-то грохнуло. Недовольный женский голос перекрыл мужской, выдавая такие обороты, каких Горан не слыхал и на службе.
«И почему самых шумных людей селят на верхних этажах?»
Рассвет делал первые робкие попытки разогнать сумрак ночи. Горан никуда не торопился, и вставать в такую рань нужды не было. Но соседи сверху устроили бурное примирение, скрипом, стуком и охами уничтожив последнюю надежду на сон.
Поймав себя на раздражении к беспокойной парочке, Горан внезапно улыбнулся.
Он уже и забыл, каково это — злиться по пустякам. Ещё недавно даже измена жены не могла вывести его из холодного равновесия, а теперь поглядите-ка — он сердится из-за шума.
Мысль о жене заставила нахмуриться. Горан до сих пор не был уверен, правильно ли поступил, оставив Драгану. Да, брак оказался огромной ошибкой и полным провалом с первой же минуты. Но имеет ли он право делать вид, что ничего не было?
Горан вздохнул. Самое неприятное в эмоциях — испытывать их не только от того, что происходит наяву. Всё-таки это довольно неудобно, когда случившееся годы назад способно досаждать здесь и сейчас.
Раньше он думал, что без эмоций он станет умнее. Но жизнь показала, что, утратив способность чувствовать, начинаешь совершать ошибки совсем другого рода…
Драгана была страстной и порывистой натурой. То, что она досталась ему не невинной, Горана на самом деле не беспокоило никогда. В местах, откуда он был родом, самым страшным считалось жениться на бесплодной или неласковой женщине. Поэтому не только отсутствие девственности не было недостатком, но и внебрачные дети. Родила — доказала свою женскую состоятельность. А уж если ребенок старше трех лет — то невеста считалась на редкость завидной. Плодовита, даёт крепкое потомство, умеет нянчить младенцев, готова к новым детям. И помощник по хозяйству почти вырос.
Очень практичный подход. Не так уж много всего Горан не переосмыслил из своей прошлой жизни после Перерождения, но брачные традиции его народа оказались как раз одной из таких вещей.
Вот только на родине не только плодовитость, красота и здоровье невесты играли решающую роль. Даже если жених и невеста были знакомы заранее, родня уделяла много внимания совместимости характеров будущих супругов. Не зря народная мудрость гласила: «Ругань и раздоры — к нищете и позору».
Горан помнил, с какой надеждой смотрела на него невеста. Помнил и её отчаяние, злость, попытки добиться его расположения. Тогда всё это его не трогало. Теперь же за некоторые эпизоды ему стало стыдно.
Да пропади оно всё пропадом!
Соседи сверху, утомившись, затихли. Но Горан вскочил с кровати и начал одеваться. Сна у него не осталось ни в одном глазу.
Радоваться лету, солнцу, вкусной еде, чему-то удивляться или на что-то надеяться после долгого душевного онемения оказалось на редкость приятно. А винить себя за то, что он делал или, точнее, не сделал когда-то, — это уже ни в какие ворота не лезет.
Просыпающиеся улицы были полны запахов и звуков. Но город — не лес, и прогулка не подарила желанного успокоения и облегчения.
Вот навстречу идёт молодой мужчина. По его блуждающей улыбке и царапине на шее ясно, что он возвращается с ночного свидания. Его походка, выражение лица, глаз выдают, насколько он счастлив и как желанна была его женщина.
В начале совместной жизни Горан сказал Драгане, что она красивая. И тогда он был совершенно искренне убежден, что этого достаточно и незачем повторять.
В окне дома справа показалась молодая мать. Младенец на её руках крепко спал. Лицо её светилось нежностью, той, которую можно испытать только к собственным детям.
Драгана хотела ребенка. Но быстро у них не получилось, а потом Горан решил, что она слишком импульсивна, чтобы стать хорошей матерью. Позже они и вовсе перестали делить постель.
Он не улыбался её нарядам и попыткам прихорошиться, не считал нужным усерднее работать, чтобы потратиться на безделушки для их дома. Не рассказывал ей, как прошёл его день, и не интересовался её делами. Не желал выслушивать её мечты о будущем. И чем больше он вспоминал, тем понятнее ему становилось, почему его жена искала утешения в чужих постелях.
Погрузившись в тягостные мысли, Горан едва не споткнулся. Поперек дороги лежал пьяный вусмерть старик. Остановившись у распростертого тела, Горан на долю секунды поддался зависти.
«Вот кто точно сейчас ничего не стыдится и ни о чем не жалеет».
С силой встряхнув головой, Горан перешагнул через старика. Глупости. Он рад, что чувства вернулись к нему. Просто, когда это происходит… так сразу, к этому тяжело привыкнуть. В лесу было легче. Меньше поводов для воспоминаний, да и эльф постоянно отвлекал. Если уж кого и надо пожалеть, то как раз эльфа, а не себя.
Может, не стоило его отдавать садисту Василю? Ведь, если подумать, без этих денег можно было легко обойтись.
Почувствовав очередной укол совести, Горан разозлился. Это уже слишком.
Но перед тем как раствориться в лабиринте городских улиц, он вернулся к пьянице и аккуратно перенёс его к стене, подальше от торопящихся людей и конных повозок.
***
Вдох-пауза, выдох-пауза… Вдох…
Не выдержав, Авантюрин вскочил с громадного лежака, застеленного дурно пахнущей соломой. Цепь тут же оттянула оковы на запястьях, растертых почти до крови. Но ни любимые дыхательные упражнения, ни боль уже не помогали отвлечься.
Авантюрин понял, что влип, как никогда в жизни.
Он читал о том, что люди иногда держат эльфов в плену, в клетках, ради забавы. Но никогда не думал, что это может произойти с ним. Он же эмпат! Господин людских страстей, всесильный маг.
А оказалось, что он просто глупый мальчишка. Видимо, старейшины всё же были правы, и эмпатию запретили не зря. Но раньше Авантюрин не мог и представить, что есть люди, которые не поддаются его силе. А уж местные и вовсе были какие-то сумасшедшие. Безо всякой магии ясно видно, что Василь не верит своему пленнику ни на грош. Чем это обернется для Авантюрина — пока не понятно. Но надеяться на хороший исход не получилось бы даже у законченного оптимиста.
Единственное, чем его нынешнее положение было лучше плена у Горана, — то, что он больше не сидит в птичьей клетке. Камера, явно рассчитанная на человека, для Авантюрина оказалась просторна, как дворец. Пахло здесь, правда, отнюдь не благовониями. Да и всё время приходилось опасаться наглых, жирных крыс.
Авантюрин посмотрел в окно, решетка на котором без труда бы пропустила тело эльфа. От побега удерживали только две вещи: цепь, с которой пока не получилось сладить, и…
И некуда было идти.
Вернуться домой значило неминуемо опозорить родителей. Ведь сейчас все наверняка думают, что молодой эльф погиб где-то в лесу. Вернись он целый и невредимый, вопросов это вызовет гораздо больше, чем радости.
А здешний мир явно не так дружелюбен к эльфам, как его родина. За время, проведенное с Гораном, Авантюрин вдоволь насмотрелся и на громадных местных животных, и на незнакомые ему растения. Ещё он помнил, что здесь есть какая-то ужасная вещь, «зима», когда в лесах не остается ничего живого и становится нестерпимо холодно, даже для эльфа.
По полу камеры пробежала очередная крыса. Остановившись, она встала на задние лапы и долго нюхала воздух, поводя носом в сторону пленника. Безжалостные глазки-бусинки уставились на него безо всякого страха.
«Преступник, бездомный или крысиный обед. Очаровательные перспективы. Может, всё-таки женитьба на бесчувственном куске льда была не такой уж и плохой идеей?»
Какой-то звук в коридорах спугнул крысу. Она сбежала незадолго до того, как заостренные уши эльфа смогли различить, что это за шум.
Шаги. Кто-то идёт к его камере. Авантюрин не слишком беспокоился: Василь утомился однообразными беседами и намеревался продолжить допросы уже после того, как к пленнику вернутся магические силы, чего до сих пор не произошло. Обычно на проверки приходил не главный особист, а его подчиненный, Михайло. Он всегда нервничал, прятал от Авантюрина глаза, возился со странным кристаллом и старался уйти побыстрее, оставив остро пахнущую травами еду.
Но шаги в коридоре принадлежали не Михайло — их Авантюрин успел запомнить.
Через несколько мгновений дверь скрежетнула замком, скрипнула петлями и распахнулась. На пороге стоял Василь собственной персоной, и не один. В руках он держал цепочку, на другом конце которой трепыхалась маленькая, потрясающе красивая эльфийка.
— Это он! Он! — воскликнула она и рванулась к Авантюрину. Василь не натянул цепь, и длины хватило, чтобы эльфийка во мгновение ока оказалась возле пленника. Не успел Авантюрин ничего сказать или сделать, как она обняла его и прильнула в отчаянном поцелуе.
Время остановилось.
Авантюрин никогда и ни с кем ещё не целовался. Оказалось, что это целый процесс, в котором надо как-то участвовать, но не совсем понятно — как.
Губы эльфийки неуловимо отдавали какими-то сладкими ягодами. Её язык прикоснулся к его губам, чего-то требуя. Закрыв глаза, Авантюрин подчинился.
Сердце колотилось, как бешеное. Поддавшись порыву, он скользнул руками по чужому теплому телу, чувствуя, как изгибы и округлости сильнее прижимаются к нему.
Но вдруг всё кончилось. Внутри моментально поднялась волна разочарования. Разомкнув веки, потрясенный Авантюрин увидел, как Василь перебирает пальцами, подтягивая к себе упирающуюся эльфийку.
— Надо же, как повезло тебе с невестой, — усмехнулся особист, — не каждая готова пойти за избранником в пекло.
— Не каждая, — внезапно севшим голосом ответил Авантюрин, — но мне повезло. Она — удивительная.
— Так, может, скажешь хотя бы, как её зовут? — сощурился Василь.
Авантюрин поймал тревожный взгляд эльфийки. Но и без него было понятно, что от его ответа сейчас очень многое зависит.
— Я расскажу вам всё, что угодно. Только не троньте её. Меня можете резать по кусочкам, но, ради Матери-Природы, не трогайте её!
Девушка в очередной раз дернулась в руках мучителя.
— Майя! Майя из Дома Крови! Прошу вас, пожалуйста, не причиняйте ему вреда!
Василь несколько секунд о чем-то думал, после чего прошёл вглубь камеры и приковал эльфийку с другой стороны лежака
— Вот что. Это всё, конечно, очень трогательно, но вам лучше как можно быстрее договориться, кто из вас двоих выдаст Колыбель. В противном случае завтра я вырву одному из вас крылья прямо на глазах у другого. Два эльфа мне ни к чему. И, наверное, не надо объяснять, что вас ждет, если наврёте?
Шаги за дверью удалялись, но эльфийка молчала. На долю секунды прислушавшись к чему-то, она подлетела к Авантюрину и прижалась, заставив себя обнять. Ему вдруг очень захотелось повторить поцелуй, но сердитый взгляд девушки никак не вязался с её позой и ласковой ладошкой, гладившей его по груди.
Попытавшись подавить новые ощущения, Авантюрин закрыл глаза и сосредоточился. С трудом, но он различил за стеной чужое дыхание. И, судя по поведению нежданной гостьи, их не только подслушивают, но и наблюдают.
Эльф вздохнул, покрепче обнял новообретенную невесту и сказал:
— Я рад, что ты меня нашла.
Может, ему показалось, но взгляд больших изумрудно-зелёных глаз слегка потеплел.
***
Авантюрин задремал. Поначалу было непривычно делать это так близко к кому-то, но едва он попытался отодвинуться, как стало холодно и пусто. Тогда он повозился, устроился поуютнее и снова прижался к загадочной сокамернице. Почувствовал, что она недовольна, но всё равно быстро провалился в сон.
В реальность его вернул ощутимый толчок локтем в бок. Прислушавшись к дыханию наблюдателя за стеной и поняв, что тот спит, Авантюрин широко улыбнулся:
— Должен признаться, я совершенно не против нашей помолвки… но ты не могла бы сообщить мне дату свадьбы, чтобы я не опоздал?
Девушка закатила глаза:
— Я благодарна, что ты подыграл, но сейчас совсем не время для дурацких шуток.
–- Ну не знаю, — пожал плечами Авантюрин, — я вот никуда не тороплюсь. Но, если ты поделишься своими планами, может, и я передумаю. Меня зовут Авантюрин, династия Самоцветов. А ты — Майя, да?
Эльфийка нахмурилась.
— Династия Самоцветов?.. Где это? Насколько помню, ни один из Домов уже давно не ведёт учет родовых линий. Но ты вряд ли лжёшь — от тебя за версту разит ведьминым корнем.
Авантюрин тяжело вздохнул:
— Только не говори, пожалуйста, что ты тоже ничего не знаешь о перемещении между мирами. А если спросишь меня про Колыбель, я повешусь прямо на этой цепи. Я с трудом переношу, что все люди здесь сошли с ума, но на этом пределы моего терпения и заканчиваются.
— Так вот почему тебя не узнали разведчики! Ты не местный. Но тогда откуда ты?
— Из другого мира, — терпеливо, как маленькой, пояснил Авантюрин, — у нас нет людей. И войны нет. Эмпатии, правда, тоже официально нет, но здесь я отличился. И не могу сказать, что это было хорошим решением.
— Какая-то чушь, — поморщилась эльфийка. — Нет никаких других миров. По крайней мере известных нам.
— Но я же есть, правда? Или мне это только кажется? — усмехнулся Авантюрин.
— Если бы. Я оказалась здесь из-за тебя… и из-за охраны. Думала, получится по-тихому, но попалась.
— Рад, что у вас принято помогать сородичам в беде, — слегка поклонился Авантюрин. Эльфийка фыркнула.
— Не обольщайся. Если бы ты не был эмпатом, сидел бы тут до скончания веков. Но эмпатам нельзя оставаться в плену.
— Из-за вашей загадочной Колыбели?
— Из-за нашей загадочной Колыбели. — Девушка тряхнула головой. — Ладно. С этим всем мы разберемся потом, а пока надо выбираться. Если, конечно, ты не желаешь подольше погостить у столь радушных хозяев.
— Мои крылья мне пока ещё дороги. Что будем делать?
Эльфийка повозилась немного и сбросила оковы.
— Телепортироваться отсюда не получится, зато есть окно. Мы просто улетим.
— Прекрасная идея, — улыбнулся Авантюрин и протянул свои закованные руки.
***
Безучастные глаза сверлили двух туго связанных эльфов.
— Я уж было совсем собрался спать. Но тут пришло письмо от моего старого знакомого. Я ещё подумал: надо же, сколько совпадений для одного дня! Дай-ка почитаю на ночь глядя. А мой знакомый оказался настолько любезен, что разбавил скучные буквы картинками. Красиво, не находите?
На стол с тихим шелестом опустился листок бумаги. Рисунок был выполнен довольно безыскусно, но даже это не смогло испортить прекрасные черты изображенной девушки. Василь наклонил голову.
— Представляете, эта милая особа за пару лет успела побывать в нескольких королевствах. И везде грубо пренебрегала законами гостеприимства, уходила не прощаясь, но оставляя после себя трупы эльфов. И в последний раз досадила королю Сесилу настолько, что он в качестве жеста доброй воли распорядился поделиться портретом этой особы со всеми невраждебными к нему соседями. Что скажешь, Майя из Дома крови? А также Сонна из Дома Скорби, Листа из Дома Ветров, Тария из Дома Благодати…
Авантюрин переводил изумленный взгляд с рисунка на девушку. Это была она, безо всякого сомнения. Получается, что она пришла убить его? Но почему не сделала этого, когда появилась возможность? Может, надеялась на его помощь при побеге и потом бы уже завершила начатое?
— Так как же мне называть тебя? — продолжил Василь. — Нет-нет, не трудись. Дай я попробую угадать. Среди всех болванов, кто тебя допрашивал, был только один хоть на что-то пригодный — Матей. Держу пари, ему ты соврать не смогла. Так ведь, Тария из Дома Благодати?
Тария молчала. Да и что тут было сказать? Сегодня она провалила всё, что только могла. Попала в плен. Не выполнила задание. Не сумела сбежать. Жаль, она не погибла при побеге, толку было бы больше.
— Молчишь. Ну ничего, это скоро пройдёт. В любом случае, называть тебя я буду Тарией. Из всех твоих имён это понравилось мне больше всего. Признаться честно, я несколько обижен тем, как низко ты оценила меня. Неужели правда думала, что я позволю находиться двум эльфам в одном помещении и приставлю вам в охрану всего одного олуха, которого к тому же так легко усыпить? Впрочем, я тебя прощаю. По крайней мере, ты не убила моего гостя, пока я не знал, кто ты, и я тебе признателен за это. Уж больно он загадочен, и слишком долго я ждал подходящих условий для разговора с ним.
Авантюрин поморщился. Магия вернулась, как только он увидел бьющуюся в сети Тарию, и ему было омерзительно слушать это вранье. Он точно знал — никакой обиды или благодарности в душе особиста нет.
Василь дал знак Михайло увести пленницу.
— Как хорошо, что эти условия наконец-то наступили.
***
Авантюрин не сделал и попытки воспротивиться связи. Чем-то Василь напомнил ему Горана — в пустые глаза затягивало точно так же, как в бездну. Не успев испугаться, Авантюрин оказался в темноте, среди обломков старых чувств и вездесущей черной плесени.
«Интересно, как это должно помочь Василю допросить меня? — подумал Авантюрин. — После пары недель в голове Горана меня таким беспорядком не напугать. Да, неприятно, но пережить можно».
Он осмотрелся и пошёл туда, где, как ему казалось, находились стеллажи памяти. Искать здесь что-то живое и пытаться работать бесполезно — этот урок он запомнил хорошо. Но можно пока попробовать скрасить досуг чтением. Пусть там вряд ли найдётся что-то приятное, но узнать информацию о своём враге будет не лишним. Тем более что Авантюрин не был уверен, что переживёт ещё один пожар в чужой голове.
В случае с Гораном Авантюрин установил связь случайно, неожиданно и для себя, и для охотника, а действия Василя были рассчитаны заранее. Значит, он знает, как достать Авантюрина обратно, и о проблеме возвращения можно не беспокоиться.
Полы помещения оказались вязкими и жирными. Эльф то и дело поскальзывался на маслянистой гнили и пару раз чуть не врезался в острые обломки старых чувств. Попробовал взлететь, но в темноте уродливые статуи были едва различимы, и Авантюрин побоялся поранить крылья.
Стеллажи памяти показались внезапно. Возникли будто из ниоткуда, обступив эльфа со всех сторон, нависая книгами, густо покрытыми какой-то дрянью.
Авантюрин хмыкнул и без колебаний потянулся за первым томиком.
«Первый раз это страшно. Второй — противно. А третий… Видно, местные эльфы слишком изнежены, раз их выводят из себя такие мелочи».
Черно-белые картинки ожили. Высокий мужчина с неприятным лицом и проседью в волосах разглагольствовал о великой чести — служить своему королю:
«Вы станете героями. Теми, кто положит конец этой проклятой войне, выжжет эльфью нечисть из наших лесов. Вы должны с достоинством принять все тяготы обучения и полностью довериться мне, вашему командиру. Я не потерплю сомнений, проволочек и противодействия моим приказам. Если вы не готовы пойти за мной, вам нечего делать в этом отряде!»
«Надо же, — подумал Авантюрин, — и тут про какую-то войну. Такое ощущение, что я попал в прошлое, а не в другое измерение».
Эльф быстрее зашевелил пальцами. Ему наскучил длинный пафосный монолог. По предыдущему опыту, в конце воспоминания обязательно должно было случиться что-то плохое, и Авантюрин хотел узнать, что именно.
Но не успел он досмотреть до конца, как его сковал такой ужас, что книга выпала из рук. Плесень на полу проглотила томик, ничего не оставив на месте падения.
Авантюрин стоял неподвижно, борясь с приступом паники и тошноты. Он не мог даже обернуться и посмотреть, что происходит у него за спиной, отчего страх накатывал ещё сильнее.
Все кончилось внезапно. Отдышавшись и нервно оглядевшись по сторонам, эльф сердито тряхнул головой и потянулся за новым воспоминанием.
Поначалу ему показалось, что у него не получилось оживить картинку. Потом из мрака проявилась каменная стена и… пол? Потолок? Картинка немного покачивалась, не позволяя сориентироваться. Внезапно прямо перед лицом Авантюрина возникла огромная крыса. Он отпрянул и чуть было снова не выронил книгу. Впрочем, уже через минуту он именно так и сделал, отшвырнув томик и зажав рот рукой, с трудом сдерживая рвотные позывы.
Если он всё правильно понял, эта крыса пыталась объесть лицо связанному, подвешенному за ноги Василю.
Авантюрин вспомнил небольшие шрамы на щеке и подбородке особиста и согнулся пополам. Дыхание не помогало успокоиться — впускать в себя стоячий, душный воздух было почти так же противно, как погружаться в такое прошлое.
Перед следующей попыткой Авантюрин долго собирался с духом. Сделал пару кругов у стеллажа, почти ушёл в сторону, где хранились детские воспоминания. Но всё же взял себя в руки: детство тут ни при чем. Ему нужна свежая информация, что-то, что поможет сбежать.
Томик оказался полон откровенных сцен. Связанную, избитую молодую женщину насиловали шестеро солдат. Поначалу она кричала и плакала, а потом только всхлипывала и скулила, когда с ней обходились особенно жёстко. Воспоминание шло от лица Василя, эльф не видел самого особиста. Понятно было только, что он не принимал участия в оргии, но всё видел. Ближе к концу женщина из последних сил подняла голову, слизнула кровь с разбитой губы и просипела:
«Будь ты проклят, братишка. Ты и твоя служба».
«Чем дальше, тем меньше я понимаю, — подумал Авантюрин. Этот томик он сумел вернуть на место, хоть руки и сильно дрожали. — И как-то слишком быстрыми темпами идёт моё половое воспитание. Ещё пару месяцев назад я только догадывался, что происходит между мужчиной и женщиной, а теперь секретов уже не осталось. Может, к лучшему, что среди эльфов запрещены откровенные книги и изображения. Такого, как сегодня или тогда, с Гораном, я бы вовсе предпочёл никогда в жизни не видеть. Интересно, а та несчастная и вправду была сестра Василя? Или это какой-то речевой оборот?»
Следующая картинка перенесла Авантюрина в кабинет лекаря.
«Хвала Матери, — подумал эльф, — здесь, наверное, будет больно, но зато обойдётся без мерзостей».
Василь снял штаны, рубаху и в одном исподнем расположился на деревянной кушетке. Лекарь зафиксировал пациента, привязав руки и ноги крепкими кожаными ремнями.
Авантюрин поморщился. Кажется, сейчас он станет свидетелем болезненной операции. Ну да, эскулап пропал из поля зрения Василя — не иначе ушёл за инструментами.
Картинка задрожала и отчётливо запахла страхом. Фигура приближающегося лекаря размылась, четко Авантюрин видел только один предмет — странный гибрид молотка и топора.
Эльф закричал и отбросил книгу. Но правую ногу всё равно жгло огнем, а, схватившись за неё, Авантюрин влип в черную вязкую массу.
Пока он занимался воспоминаниями, от стопы до колена его окутала гниль. Она двигалась, словно живая, хлюпала и причиняла ужасную боль.
Неимоверным усилием дрянь удалось стряхнуть. Но, впитав в себя часть плесени с пола, гниль выросла и пошла в новую атаку. Авантюрин толкнул в наползающее нечто окаменевшее чувство. Статуя разбилась на несколько кусков, но гниль вобрала и её, ощерившись острыми обломками.
В панике обернувшись, эльф заметил движение почти со всех сторон. Бежать было некуда. Чувствуя, как его притягивает к полу, Авантюрин отчаянно закричал.
Когда он почти потерял сознание от боли, вдруг стало светло. Вместо темного зала он оказался на столе Василя, любовно перебирающего острые инструменты из набора. Особист криво улыбнулся и промурлыкал:
— Вот теперь ты почти готов к беседе. Осталось всего несколько штрихов…
Продолжение главы: Эмпаты. Глава 4 (продолжение)
Начало главы Эмпаты. Глава 3 Старые знакомые:
«Хочешь загубить дело — проведи совещание», — мрачно подумал Ланнуэль, наблюдая, как тронный зал наполняется эльфами.
Если бы кто-то спросил его, то он бы ответил: для решения большинства вопросов достаточно всего четыре-пять мнений, а порой и того меньше. Дискуссии же с десятком и более эльфов могли растягиваться на дни, недели, а в прошлом — и на месяцы.
Но есть традиции, с которыми ничего не может сделать даже король. И порядок обсуждения ключевых проблем — одна из них. Каждый Дом имеет право прислать своего представителя, и любая попытка сократить количество участников Совета воспринимается абсолютно однозначно: как оскорбление и диктаторские замашки.
Единственное, чего удалось добиться, — это уговорить традиционно дружественные друг другу Дома объединяться и присылать кого-то одного с единым мнением. Но даже в таких случаях Совет состоял более чем из двадцати эльфов, каждому из которых непременно нужно было велеречиво высказаться.
Вид пустых кресел Домов Восхода и Весны несколько умерил недовольство короля.
«Пусть спорят хоть до посинения, пока мы едины».
Он бы ни за что не признался, но больше всего Ланнуэль боялся однажды войти в тронный зал и не увидеть никого. А если он ничего не предпримет, то такой страх перейдёт из разряда ночных кошмаров во вполне вероятное будущее.
Он начал с традиционных приветствий, особенно выделяя часть про готовность слушать и слышать.
На прекрасных лицах застыли самые разные выражения.
Ланнуэль не был чистокровным эмпатом, но, как коронованный представитель древней монаршей династии, обладал отголосками всех талантов своего народа. И даже толики этих способностей хватило, чтобы разглядеть, сколько сегодня в его подданных тревоги и усталости. И, к сожалению, у него нет хороших новостей, чтобы поднять их настрой.
В дальнем углу заметался распорядитель. Теперь он тоже заметил лишние кресла, но унести их незаметно было уже невозможно.
— Как вы знаете, Дом Восхода и Дом Весны покинули нас. Они приняли решение, что будучи малочисленной, независимой группой им станет легче уберечься от нападений людей. Наместники теперь носят титулы князей и обладают суверенной властью. Я не одобряю это решение, так как твёрдо убеждён: только объединившись, мы сможем выстоять против врага, превосходящего нас и числом, и размерами. История Раскола показывает нам, к чему приводит разделение в долгосрочной перспективе. Но я не стану нарушать древнюю традицию. Единство нашего народа — в согласии, а не в принуждении. И перед тем, как мы продолжим, я спрошу: не желает ли кто-то последовать примеру и уйти?
Сердце забилось быстрее. Ланнуэль надеялся, что крылья не выдадут его волнения, и еле сдерживался, чтобы не спрятать их за спиной.
По залу пронесся легкий гул, но все остались на своих местах. Еле слышно выдохнув, король эльфов продолжил:
— Я надеюсь, все ознакомились с повесткой и отчетом о текущем положении дел. Сегодня мы среди прочего должны принять два особенно важных для меня решения: обсудить защиту Дома Ветров и действия с проповедником на Болотах. Первым пойдёт вопрос Редколесья. Виранэль, твоё слово.
Седовласый эльф поднялся со своего места. Ланнуэлю почудилось, что он услышал, как у старика скрипнули кости. Попытавшись быстро прикинуть, сколько веков наместнику Дома Ветров, король потерпел неудачу. И это при том, что сам Ланнуэль давным-давно не молод.
— Эльфы жили в Редколесье с начала времен. До возникновения большинства Домов, до создания королевства. До того, как пришли люди. Это не просто наш дом, это — исток нашей силы, наши корни. Моё сердце разрывается от горя, но я должен сказать: мы больше не можем оставаться там.
Старый наместник умолк. Присутствующие склонили головы, выражая сочувствие и показывая, что они разделяют скорбь.
«Не прерывай тишину чужого горя».
Проклиная себя, Ланнуэль заговорил. Традиции традициями, но если они не договорятся обо всем до заката, то может статься, что и переезжать уже будет некому.
— Из-за равнинного рельефа и прозрачности леса путь к Древу не удалось защитить достаточно хорошо. Единичная атака еще не повод для переезда, мы умеем путать следы. Но за последний месяц люди нападали дважды, с перерывом всего в неделю. А значит, им слишком хорошо известно направление поиска. Ресурсы Дома Ветров на исходе, и следующую битву они могут не пережить. Никто не хочет повторения истории Дома Первоцветов, поэтому эвакуация начнется немедленно, как только мы согласуем план действий. Потребуются вьючные птицы, иллюзионисты и эмпаты, чтобы прикрыть отход, и очень много друидов — все, кого только можно собрать. Прошу в первую очередь высказаться соседние Дома.
Всё необходимое нашлось на удивление быстро. Ланнуэля всегда поражал парадокс ситуации: в относительно спокойные времена эльфы крайне неохотно помогали друг другу, хотя откликнуться на запрос соседей не представляло особого труда. Но стоило запахнуть жареным, как все срочные дела откладывались, неразрешимые противоречия улаживались и чудесным образом находились компромиссы по вопросам, о которых спорили годами.
«В этом мы похожи на людей гораздо больше, чем нам хотелось бы признавать».
Отдав распоряжения, Ланнуэль вновь привлёк внимание собравшихся.
— Перед тем как мы перейдём к рассмотрению прошений, я бы хотел обсудить ситуацию на Болотах. Некий Эйвер, называющий себя проповедником и глашатаем истины, призывает эльфов к капитуляции под видом мирного соглашения. Обычно корона терпелива к инакомыслящим, но, учитывая непростую обстановку… Я считаю, что его действия могут подорвать моральный дух и — что хуже — смутить молодых эльфов, которые не видели, к чему приводят договоры с людьми. Я бы оставил без внимания этого безумца, но у него появляются последователи. На территории уже трех Домов начали проводиться подобные собрания. Я обращаюсь к вашей мудрости.
В зале повисла неловкая пауза. Ланнуэль едва сдержал усмешку.
«Насколько же быстро все высказываются, когда кто-то выдаёт готовое решение, и как все боятся предложить что-то своё. Все знают, как нельзя… Хоть кто-то бы сказал, как надо».
— По закону… мы не можем наказать его, — донесся первый робкий голос, — любой имеет право на Слово.
— Конечно, имеет, — немедленно отозвалась наместница Дома Пламени, — особенно когда эти слова говорят не у твоего очага. Я была на Болотах и своими глазами видела то, о чем говорит Ланнуэль. Этот Эйвер — настоящий фанатик! И не успела я порадоваться, что весь этот фарс происходит только там, как у меня под боком завёлся свой «миротворец»! В первый раз его чуть не избили. Честно, мне до ужаса хотелось запретить страже вмешиваться! Но уже через день нашлись наивные, которые слушали раскрыв рот. Моё Древо слишком близко к вулкану, люди редко заходят в наш лес. Добрая половина клана не знает, что такое бояться за свою жизнь каждый день, не видели, как горят их дома. Зато недовольны налогами, призывами в армию, нововведениями в занятиях по магии… Они и понятия не имеют, что это смешная цена по сравнению с тем, во что обойдется мир с людьми!
— Элла, успокойся. Все знают, где ты жила до замужества и что тебе пришлось перенести. Не в последнюю очередь именно поэтому после смерти твоего мужа наместницей назначили тебя, а не кого-то из местных. Твой клан любит тебя, твоё слово ценят. Разве пристало эльфике твоего круга обращать внимание на каких-то полоумных? Это просто недостойно!
Элла вернулась на место и нахмурилась. Ланнуэль покачал головой: у каждого есть свои болевые точки, и старание Эллы не уронить честь благородного, сдержанного, всеми уважаемого почившего мужа было её слабым местом. Стоило упомянуть, что она нарушает приличия, как запал наместницы Дома Пламени утихал до размеров искорки.
— Достойно или нет, это ещё не повод молчать. Мне тоже не нравится, что под моим носом кто-то поёт эти гнилые песни о людском милосердии. Это сказки для зеленых юнцов, но молодежь вечно пытается доказать, что старшее поколение не так умно, как о себе думает. А эти, как ты сказал, «полоумные», нашли прекрасный повод нас рассорить. Знаешь, что мне однажды заявили во время очередного призыва? Что приказы отдаю я, а воевать идут другие. Будто, когда был мой черед, защищать наш народ было проще…
Слова Браннэля, наместника Дома Крови, расшевелили зал. Возмущенное гудение доносилось по самым разным поводам: ворчали на обнаглевшую молодежь, сетовали на угасание былой славы, кляли бесконечную войну…
Ланнуэль почти успел начать призывать к порядку, как вдруг один негромкий, но твёрдый голос перекрыл шум:
— А вам не приходило в голову, что они могут быть правы?
Все замолчали мгновенно, быстрее, чем по требованию короля. А Исмаэль, наместник Дома Тумана, продолжил:
— Эйвер, может, и слишком молод, чтобы принимать такие решения, но это не значит, что над его словами нельзя подумать. Я выслушал несколько его проповедей и кое с чем согласен. Сколько лет прошло с последнего перемирия? Двести? Триста? Для нас это до смешного мало. Для людей — несколько поколений. Те, кто жёг ваши дома, истлели в могилах, а сверху сгнили останки их детей и детей их детей. Мы не можем отрицать, что люди меняются. Да, обычно все эти изменения оборачивались для нас к худшему, но это не повод быть уверенными, что так будет всегда. Если чего-то ещё не случалось, это не значит, что не случится никогда.
Кроме того, вы все упускаете из внимания одну вещь. Среди людей нет такого единства, как у нас. На территории присутствующих здесь Домов расположено больше десятка разных королевств, и эти короли терпеть друг друга не могут. А вот к эльфам относятся по-разному. И есть те, кто уже в третьем поколении не делал попыток изгнать нас или навредить Древам. Даже после того, как людям стало известно о Колыбели. Так не лучше ли попробовать объединиться с кем-то из них, пока к единовластию не пришёл другой — кто захочет выжечь нас дотла? Не обязательно заключать мир сразу со всеми. Можно с чего-то начать. Если не получится — Эйвера больше никто не послушает. А если да… Может, это то, чего нам не хватало так много лет?
Ланнуэль почувствовал, как у него пересохло во рту, а ладони стали влажными. Умение быстро парировать острые выпады никогда не входило в число его талантов, а ведь сейчас от его ответа зависит слишком много. Если он не сумеет убедить Совет в своей правоте — нового Раскола не избежать.
Но не успел он сказать и слова, как сзади, из-за спин и крыльев, появилась Тария. Она была бледна, но шла быстро. Оказавшись рядом, в самом центре внимания, эльфийка начала расшнуровывать платье.
Пальцы не слушались, завязки не поддавались, но никто не решился прервать наступившую тишину. Когда девушка распахнула одежды, по залу пронесся судорожный вздох.
Тария провела ладонью по покрытому свежими шрамами животу, поколебалась долю секунды и полностью сбросила платье к ногам. Повернулась обнаженной искалеченной спиной.
— Вот всё, что нужно знать о переменах. Сесил восьмой никогда не нападал на эльфов, не сжёг ни одного Древа. В твоём списке, Исмаэль, Сесил бы считался благонадежным. Но… он просто покупает эльфов, как скот, и с теми, кто не желает выполнять его приказы, поступает вот так. Рядом с его троном на цепи сидит горный лев. Его кормят объедками и… приговоренными к казни. Мне тоже обещали, что я стану обедом, если не расскажу, где найти Колыбель. А теперь ответьте: вы и правда надеетесь на мирную жизнь с такими, как он? Разве что желаете сидеть на цепи…
Ланнуэль поднял одежды Тарии и осторожно накинул на неё, на долю секунды благодарно сжав её плечи.
— Насколько знаю, не всем у Сесила жилось настолько плохо. Но нынче стало модно убивать тех, кто умеет договариваться, — процедил Исмаэль.
— Это давно ли предательство стали называть «договоренностями»? — взорвалась Элла. — Даже эльфам не дозволено знать, где находится Колыбель. Только Хранители имеют туда доступ и избранные эмпаты. Так всегда было и будет. Это вопрос безопасности всего народа! Никому, кто не желает нам зла, не должно быть дела до этого места. Ты хотя бы отдаленно понимаешь, к чему может привести раскрытие этой тайны? Получишь власть над эмпатами — получишь власть над всеми эльфами. Это ты хочешь предложить людям? Или, может, тебе самому хотелось бы обладать такой властью?
Ланнуэль покачал головой. Он не торопился заступиться за покрасневшего наместника Дома Тумана, предоставив ему возможность сполна расплатиться за своё предложение и дерзость, увидеть, как к его словам относятся другие члены Совета. И пусть это собрание теперь затянется, дело того стоило.
Заметив у входа переминающегося с ноги на ногу гонца, Ланнуэль подозвал его к себе. Всё равно сейчас лучше дать всем вдоволь наговориться и выпустить пар. Быстро прочитав послание, король эльфов нахмурился и подошёл к Тарии, которая поодаль от всех возилась с последними завязками.
— Я не хотел бы отсылать тебя так скоро, но… Другие Хранители пока не вернулись, а дело срочное.
— Я хотя бы успею перехватить до темницы? — спросила Тария. Впрочем, без особой надежды. Ланнуэль покачал головой.
— Вряд ли. Они уже в городе. И вот ещё: разведчики его не узнали. Они уверены, что это эмпат, но не смогли сказать, из какого Дома. И никто не заявлял о пропаже.
— И давно ли у нас стало так много эмпатов, что их перестали узнавать и пересчитывать?
— Я уверен, что ты разберешься… Только… — Ланнуэль покраснел и отвёл глаза, — перед тем как отправишься, зайди к Осфу. Передай, что это мой личный приказ, и пусть не жалеет зелий. Чтобы и следа не осталось.
Тария кивнула. Ей очень хотелось верить, что король эльфов заботился о ней, а не о том, чтобы её не раскрыли на очередном задании.
***
Кто бы мог подумать, что люди так воняют?
Авантюрин забился в угол клетки и прижал обе ладони к лицу. Запах человеческого города почти довёл его до потери сознания.
Здесь было всё: смрад сточных ям перемешивался с благовониями, от напудренных дам несло дешевым парфюмом, от работяг — потом. Специи, десятки видов пищи, конский навоз, дым… И всё это сопровождается многоголосым, ни на миг не утихающим гулом.
И люди ЭТО называют своей цивилизацией?..
Какой-то громадный мужчина с мутными глазами врезался в Горана и разразился потоком таких слов, каких Авантюрин ещё не слышал в одном предложении. Все упоминаемые органы и их синонимы ему были знакомы из книг, но здесь употреблялись явно в каком-то другом значении… А вид у смутьяна был такой, будто он наелся неправильных грибов.
Впервые за весь долгий путь эльф искренне порадовался, что сидит в клетке. По-хорошему, в клетку надо было бы посадить добрую половину этих диких людей, но, за неимением такой возможности, и этот способ отгородиться от происходящего безумия вполне годился.
Постепенно толпа становилась реже, улицы — шире, запахи — почти сносными. На пути то и дело встречались патрули. Наконец каменные дома расступились, открыв огромную площадь, посреди которой, будто остров, возвышался каменный замок.
«Мрачновато, — подумал Авантюрин, — и довольно бесхитростно спроектировано». Он с удивлением разглядывал узкие бойницы и крохотные окошки на верхних этажах.
«Да там же, наверное, темно, как в пещере».
Внутри здание оказалось ещё хуже. Темнота, затхлость и сырость. Впрочем, справедливости ради стоило отметить, что, возможно, так было не везде; но в крыле, куда они направлялись, никто не удосужился побеспокоиться об уюте.
И всё же кабинет, в который они попали, явно пытались обжить. Уродливые стены завесили гобеленами, на полу расположились две вазы, в углу примостился книжный шкаф.
Но вазы были кривоватые, доски шкафа дурно обтёсаны, а гобелены Авантюрин бы назвал надругательством над искусством.
Всё это не отменяло того факта, что хозяин кабинета чувствовал себя уверенно, а Авантюрин — нет.
— Какие люди! А я было понадеялся, что ты уже сдох в какой-нибудь канаве.
Мужчина с поразительно холодными глазами ощерился в странной улыбке. Авантюрин до сих пор не ощущал в себе и крупицы магии, но и безо всяких способностей заметил, насколько мёртвое лицо у говорящего.
— Как видишь, нет. Хотел бы сказать, что надеялся на то же для тебя, но не стану — мне ли не знать, что тебя на любой помойке признают за своего.
— Всё так же любезен.
Горан изобразил поклон.
— К вашим услугам. Только без удовольствия и ненадолго.
Хозяин кабинета хмыкнул.
— А я уж и позабыл, каков ты. Неудивительно, что твоя карьера закончилась именно так.
— Василь, если ты вдруг не заметил — я пришёл сюда не болтать о прошлом. Давай покончим с делами, и я с радостью сделаю вид, что знать тебя не знаю. Я бы и вовсе сюда не заглядывал, но твои псы наперебой утверждают, что без тебя вопрос никак не решить. Видно, так и не научились считать до тысячи.
Василь присвистнул.
— Тысяча? Не многовато ли? Или ещё парочка эльфов у тебя припрятана в кармане?
— Он — эмпат. Сильный. Его немного потрепало, когда он полез ко мне в голову, но скоро должен восстановиться.
— Как удобно. Деньги сейчас, проверка — потом?
— Ты же знаешь, что я не вру.
Василь откинулся в кресле и заложил руки за голову.
— Ну… дураком, конечно, ты был ещё тем, но во вранье и правда тебя обвинить не за что. Однако то время давно прошло. О тебе ничего не слышали много лет. Откуда мне знать, что ты не изменился?
Горан встал и взялся за клетку.
— Не знаешь так не знаешь. Тогда продам его на базаре. И, пожалуй, не здесь. У тебя, видимо, не так много работы, можешь себе позволить искать его потом по всей стране. Хотя что там по стране… я не очень-то тороплюсь. Могу и к соседям прогуляться. Кто у них там в Особых королевских-то за старшего?
— Да пошёл ты. И впрямь ничуть не изменился. Но дело есть дело: я не могу выложить такую кучу денег из казны, не проведя проверку. Я заплачу половину суммы, и вторую — когда твой эмпат выдаст Колыбель.
— Когда он сумеет творить чары. Колыбель — уже не моя забота, и мне всё равно, как ты справишься с допросами.
— Какое непатриотичное высказывание, — сузил глаза Василь.
— Очень даже патриотичное. Колыбель мне не жаль. Я просто не уверен, что ты не угробишь эльфа при первом же разговоре. Твоё мастерство — слишком спорная инвестиция. И я не отдам мага, пока не получу расписку.
Авантюрин внимательно следил за своим будущим хозяином. На его месте практически любой бы уже пылал гневом, но лицо Василя оставалось каменным, а глаза — пустыми.
После того, как всё было улажено, а расписка перекочевала в карман Горана, особист наконец обратил внимание на своего пленника.
— Дороговато ты обошелся мне, парень. Но можешь не сомневаться: отработаешь каждую монетку.
От автора: это ознакомительный фрагмент книги. Всего будет выложено 8 глав, книга целиком (15 глав) доступна на Литрес, Литмаркет и Букривер.
Глава 1: Эмпаты. Глава 1
Глава 2: Эмпаты. Глава 2 Тария
Чудовищно кружилась голова.
Авантюрин балансировал на грани между обмороком и явью, и чем сильнее прояснялось сознание, тем отчаяннее хотелось провалиться обратно в забытьё.
Во мраке его не тошнило. Тревожные мысли таились где-то в глубине, а теперь всё настойчивее зудели, хоть он и не смог толком вспомнить, что именно случилось. Но ощущение неотвратимой беды, чего-то непоправимого безжалостно разгоняло блаженную темноту.
Не выдержав, Авантюрин застонал и открыл глаза. Яркий свет усилил боль. Но зато оказалось, что голова у него кружится не просто так.
Он сам мотается вверх-вниз, в такт шагам человека. Авантюрин попробовал пошевелиться, но ничего не получилось: большая ладонь осторожно, но крепко сжимала его поперек тела. В панике трепыхнув крыльями, эльф обнаружил, что они предельно аккуратно сложены за его спиной.
— Не дёргайся, поломаешь.
От звука знакомого голоса Авантюрина кинуло в дрожь. Вспомнил! Теперь он всё вспомнил!
Но зачем охотник взял его? Ему же должно было начисто отбить желание связываться с эльфами!
Хотя… это раньше было так. Конкретно этому охотнику он сотворил в голове такое, что тот и мать родную должен был забыть. Но вместо того чтобы сидеть на поляне и вспоминать, кто он есть, Горан уверенно идёт прямо к дому. Как он это смог?
От попыток понять происходящее голова разболелась еще сильнее. Зажмурив глаза, Авантюрин обмяк.
Если ему очень повезёт, Горан споткнется, упадёт и раздавит его. Тогда хотя бы можно будет больше ни о чем не думать.
***
— Тебя что, медведи обокрали? — сощурилась Драгана. — Такого я еще не припомню. С пустыми руками ты приходил частенько, но чтоб в одних портках…
— Помолчи. Принеси лучше клетку.
Заметив наконец добычу мужа, Драгана просияла. И даже не стала пререкаться. Эльфы стоили немалых денег, и в ближайшее время с Гораном лучше не ссориться. Тогда она выпросит всё, что хочет!
— Дай ему воды, только подсласти немного. И на всякий случай не смотри ему в глаза. Это редкий эльф и не слишком-то безопасный.
Драгана кивала, не веря своей удаче.
Маг! Наконец-то!
Такие идут втридорога. Значит, будут у нее бусы, лучше, чем у Радойки, и новое платье, и шаль на осень! Да, в последнее время они особенно не ладили, но она умеет добиваться своего. Не лаской, так угрозами. Но вначале надо попробовать по-хорошему…
Драгана резво вскочила на ноги, споро исполняя приказы. Горан не оценил усердия, а молча вышел за дверь. Деревянный стакан с подслащенной водой полетел ему вслед, ударившись о косяк.
Вот же хам! Ну ничего. Всё равно будет по-её.
Горан вернулся довольно быстро, уже одетый. Драгана прикусила язык и смолчала. Всё это она припомнит муженьку потом.
— Я ужин приготовила… Ты голодный? Папа на прошлой неделе поделился брусничной настойкой. Налить для аппетита?
Горан смерил её долгим, пристальным взглядом. А потом откинул голову назад и расхохотался. Драгана отвела взгляд, потупилась, но всё же не выдержала и поморщилась.
Вечно он ведёт себя странно. С самого первого дня Драгана невзлюбила мужа. И даже не потому, что он был не из местных, и не потому, что отец спихнул её с нарушением всех обычаев, не сыграв толком свадьбу.
Горан не улыбался в ответ на её улыбки, не горел страстью в её постели. Был вечно хмур, но самое противное — молчалив. Никогда нельзя было предугадать, что у него на уме. Совершенно не похож на всех знакомых ей мужчин, и это сводило её с ума.
Перепробовав разные способы добиться внимания, теперь она гуляла от него почти в открытую. Вся деревня знала об этом, и Горан просто не мог не замечать. Но — ничего не делал. Будто она пустое место для него и не достойна даже ревности.
Только в последние дни он начал хоть как-то реагировать на неё, пусть даже это и выражалось в скандалах. А теперь вот хохочет. Над чем? За эти годы она вообще впервые видит, как он улыбается. Странно — раньше ее бесило вечно каменное лицо, но видеть его веселье оказалось еще более раздражающим.
Внезапный смех прекратился. Горан подошёл к ней вплотную, прищурил глаза.
— Завтра я уеду.
Драгана пожала плечами. Ну конечно, уедет — эльфа же надо продать. И чем ближе к столице отправится муж, тем больше денег получит.
— Я составлю список, что надо привезти с ярмарки.
— Ты не поняла. Завтра я уеду насовсем.
Драгана вспыхнула. Так вот, значит, как? Теперь, когда он наконец при деньгах, она ему больше не нужна?
Отец перестал возиться с ней, как только родился брат. Сречко бросил её ради Милки, хоть и обещал жениться. А уж сколько было других, уже после него! Все они клялись, что она, Драгана — лучшая. Самая красивая, самая желанная. И все её бросали.
А Горан?.. Приблуда без роду и племени. Такую обиду она стерпеть не могла.
— Не посмеешь! Я всё скажу отцу, и тебя приволокут обратно! Нет такого закона, чтобы мужу не заботиться о жене. Только смерть тому причина!
Горан схватил её за волосы чуть пониже затылка, слегка потянул назад и улыбнулся. Улыбка больше походила на оскал: глаза остались злыми, обнажились только ровные, крепкие белые зубы.
— А есть такой закон, чтобы жене пускать к себе под юбку половину деревни?
— А что мне оставалось делать, если тебе там совершенно не интересно?
Драгана не шевелилась, чтобы ненароком не дернуть головой. Муж держал её крепко, но не больно, пристально глядя. Вместо привычного равнодушно-рыбьего выражения сегодня его взгляд был твёрд и яростен. Внезапно Драгана почувствовала, что возбуждается. Будто поняв это, Горан усмехнулся.
— Так вот чего тебе не хватало все эти годы? Сказала бы, что любишь пожестче, это не сложно.
Он отпустил её волосы и слегка оттолкнул от себя. Драгана покачнулась и отвернулась. Отчего-то на щеках выступил яркий румянец.
— В твоих интересах будет доказать всем, что я умер. Быть вдовой не зазорно, но, если люди узнают, что я тебя оставил, никто тебя не пожалеет. Всем известно, что ты блудница, даже твой отец не станет позориться и пытаться привести меня назад. Если тебе повезет, когда-нибудь в деревне появится очередной дурачок и тебя снова выдадут замуж. Ты красива, и, если будешь разумна, всё у тебя сложится хорошо.
Почувствовав дрожь в коленях, Драгана опустилась на шкуры. Глаза стали мокрыми. Ненавидя себя за слабость, срывающимся голосом она спросила:
— Почему? Почему ты пришел тогда, и почему уходишь сейчас? Зачем было это всё?
Горан долго молчал перед ответом.
— Я запутался. Забыл, что значит — быть живым. А теперь… мне нужно взыскать несколько долгов кое с кого. Но тебе я больше ничего не должен.
Горан спокойно подошел к печи, положил себе еды. Драгана отвернулась, пряча слёзы.
Странно… она так долго ненавидела мужа, но сейчас мысли о том, что он навсегда исчезнет из её жизни, не вызывали облегчения.
Ей казалось, что всё в очередной раз разваливается на куски.
***
— Так и будешь молчать?!
Авантюрин, поддавшись досаде, ударил кулаком по прутьям клетки. Горан и бровью не повёл, а вот ушибленная рука отозвалась болью. Эльф зашипел.
Поначалу он принципиально не собирался разговаривать с охотником. Да и было не до того: временами ему казалось, что он вот-вот умрёт.
Но силы постепенно возвращались. Сначала его перестало тошнить от подслащенной воды. Заметив это, Горан начал делиться с Авантюрином своей едой. И хоть человеческая пища не шла ни в какое сравнение с кулинарными шедеврами Флоры, силы она восстанавливала не хуже.
Когда физическое недомогание отступило, Авантюрином овладели муки совсем другого рода.
Сколько уже прошло времени? Что думают его родные? Увидит ли он снова маму? Как отец выкрутится перед Советом и объяснит пропажу?
Эти и многие другие вопросы не давали Авантюрину покоя. Он стал очень плохо спать: вместо тяжелых, полуобморочных снов пришли другие, полные тревожных картинок.
Вот Совет догадывается, куда делся Авантюрин. Но наказывают почему-то не отца. Связанная мать плачет, а старейшины решают её казнить.
Хвала Природе, до сцены убийства Авантюрин всегда просыпался. Весь в поту, с мольбами о помиловании на устах и мокрым от слёз лицом.
В других снах ему удавалось вернуться домой, но отец с позором изгонял его из семьи. Неудавшаяся невеста Агара с хохотом смотрела, как Авантюрин уходит в лес, и желала ему там умереть, попав в сеть какому-нибудь пауку покрупнее.
Как бы то ни было, хоть кошмары происходили только в его голове, предельно ясно: прежняя жизнь кончена. Он не сможет просто так вернуться домой и сделать вид, что ничего не случилось.
От этого неопределенность и молчание Горана тяготили вдвойне.
— Куда ты несешь меня?
Авантюрин пытался сделать свой голос грозным и требовательным, но вышел только жалкий писк. Заданный уже в тысячный раз вопрос вдруг оказал эффект.
Клетка перестала раскачиваться в такт шагам. Горан тяжело вздохнул и спросил:
— Если я тебе отвечу, ты перестанешь буянить и донимать меня?
Не веря своим ушам, пленник осторожно кивнул.
— Мы идём в королевский дворец. Был бы ты обычным эльфом, я бы продал тебя на базаре. Но ты эмпат, и за тебя дорого дадут Особые королевские.
— И что потом?
— Потом ты расскажешь им, где находится Колыбель. И тогда война будет окончена.
— Какая война? И что такое Колыбель?
Горан усмехнулся.
— Хорошая попытка. Но я тебе очень не рекомендую прикидываться дурачком перед особистами — эти ребята не любят шутить. А методы их работы тебе сильно не понравятся. В сравнении с тем, что они будут делать, то, что ты пережил во время связи со мной, покажется тебе детским лепетом.
— Но я правда не знаю, что такое Колыбель!
— Ну да. А моя жена — святая невинность.
Устыдившись, что выдал что-то личное, Горан схватил клетку и пошёл дальше. Но даже его шаги выдавали, как он сердит. Авантюрину стало не по себе — ведь он стал невольным свидетелем очень многих унизительных сцен. Мало того что вряд ли их было приятно проживать — знать, что кто-то всё это видел, наверное, ещё хуже.
— Мне жаль.
Горан остановился и резко опустил свою ношу на землю. Авантюрин не успел сориентироваться, и его сильно приложило о прутья.
— Чего тебе жаль? Да ты и понятия не имеешь, через что мне пришлось пройти.
— Ну… кое-что в несчастливых браках я понимаю.
Горан громко хмыкнул.
— Ну да, конечно. Эльф, эмпат — и знаток неудачных отношений. Пытаешься вызвать у меня сочувствие? Не выйдет, я слишком много о вас знаю. Больше, чем ты можешь представить.
Авантюрин молчал. Эльфы ушли из этого мира почти тысячу лет назад. Неужели у людей бывает настолько долгая память? Сколько человеческих поколений сменилось с тех пор?
Да, иногда эмпаты заглядывают в этот мир, раз кто-то из людей занимается охотой. Но разве случайные встречи могут дать хоть сколько-то верное представление о культуре современных эльфов?
— Война с вами всегда была утомительна… Но, когда стало известно про Колыбель, все словно с ума посходили. Никаких перемирий, переговоров. Невозможно войти в лес и быть уверенным, что вернёшься обратно. Невозможно лечь спать и надеяться, что проснёшься в своем уме. Поступая на службу, я думал, что сделал правильный выбор. Думал, что идеально подхожу. Если бы я только знал, чем всё кончится… Но судьба — удивительная вещь. В каком-то смысле справедливо — ты исправил то, что сломали во мне из-за эльфов. Но не думай, что тебе это поможет. Я больше не хочу принимать участие в идиотском противостоянии. Слишком много у меня отняли, и самое время наверстать упущенное.
Горан говорил что-то ещё, но Авантюрин уже не слушал.
Теперь ему наконец-то всё стало понятно. И хоть проявилось это не так, как он ожидал, но факт остаётся фактом: Горан сошёл с ума.
Эльф сел на дно клетки и обхватил колени руками. Единственное, что оставалось, — ждать, пока охотник продаст его кому-то, и надеяться, что с этим кем-то получится договориться.
***
Звуки переплетались, сливались и рассыпались каскадами прекрасных голосов. Тария подошла к самому концу молитвы и не успела погрузиться в транс, но и у неё по коже пробегали мурашки, а на глаза наворачивались слёзы восторга.
Говорят, раньше молитвы могли длиться днями и даже неделями. После них присутствующие словно перерождались и, получив благословение Матери, находили в себе силы на новые свершения.
Охладевшие отношения восстанавливались. Мятежные дети мирились с родителями. Маги находили в себе скрытые резервы, прочие — получали вдохновение к своему ремеслу. Почти три четверти открытий, вошедших в историю, случались после таких молитв.
Но с приходом людей всё изменилось. Когда началась война, эльфы были вынуждены отказаться от привычного уклада и перейти на суматошный человеческий ритм жизни. Даже спать приходилось урывками, следуя не сезонам, а изменчивому солнечному циклу. Традиции, ритуалы и обычаи не выдерживали таких перемен.
Лучшие добродетели эльфов — терпение и внимание — оказались ненужным балластом. Наглость, безжалостность, поспешность — вот что приходило на смену.
И она — лучшее тому доказательство.
Соплеменники постепенно приходили в себя и возвращались к своим делам. Никто не оставил её без приветствия.
«Я вижу тебя, Тария», — говорили они жестами.
«Я слышу тебя», — отзывались те, к кому она обращалась вслух.
Лучше бы они просто кивали.
Неужели они не понимают, что она чувствует фальшь, закравшуюся в древние святые слова? Их ложь оскорбляет гораздо сильнее, чем если бы от неё отворачивались.
Ланнуэль стоял у лика Матери, рядом с алтарем.
Скульптор очень старался воссоздать лик божества традиционно: Природа едина и ценна каждым своим творением. Но, как ни старайся, общий вид всё равно получался женским. Природа-мать. Всепрощающая, дающая начало. Рядом с ней Тарии становилось особенно не по себе.
— Ты вернулась. Всё получилось?
Она кивнула, будто он мог её увидеть до того, как обернётся.
— Пойдём. Я должен тебе кое-что рассказать.
Кабинет Ланнуэля больше смахивал на убежище. Примыкающий к величественному тронному залу, он по убранству и размерам подходил бы для какого-нибудь помощника библиотекаря, а не для монаршей особы. Но Тария уже привыкла. И каждый раз втайне немного гордилась, когда король приводил её сюда, — очень узкий круг лиц был допущен в святая святых.
Диван в углу приобрел подозрительную форму ложа, на нем лежали подушка и плед. Тария вздохнула — значит, дела плохи. Когда случалось что-то неординарное, король эльфов считал излишним тратить время на перемещение по Дому и начинал спать и есть там же, где работал.
Будто услышав её мысли, Ланнуэль едва заметно провел пальцами. Ветви ложа зашевелились, и очертания кровати сменились на подобающий кабинету приличный плетёный диван. Тария слишком давно знала Ланнуэля и поняла — сегодня бесполезно начинать с ним разговор на тему пристойного поведения и заботы о своём здоровье.
Новое движение пальцами — и на стене показалась карта.
— Дом Ветров подвергся очередному нападению.
— Редколесье давно уже стало слишком опасным местом.
— Я знаю. И я много раз говорил об этом наместнику, но каждый раз получал один и тот же ответ.
— Что они слишком дорожат своим Древом? Больше, чем жизнью? Ланнуэль, почему ты просто не приказал им переехать? Они не посмели бы ослушаться короля.
Ланнуэль вздохнул.
— Если бы всё было так легко…
— Как Первоцветы перенесли последние новости?
— Скажем так: напряженно. Они не до конца оправились от утраты Древа, и новый удар подкосил их ещё сильнее. По счастью, Солин не пользовался особой популярностью, и нашлось мало сомневающихся в его предательстве. Поэтому набор претензий от них стандартный: несоблюдение традиций, отсутствие нормального правосудия.
Тария видела — он что-то недоговаривает. И едва сдержалась, чтобы не пихнуть правителя в бок кулаком. Собрав остатки самообладания, она твердо посмотрела Ланнуэлю в глаза и спросила:
— …Но? Первоцветы приняли известие, но?..
— Но Дома Восхода и Весны отреклись от своих обетов.
Тария хотела выругаться, но вместо этого как зачарованная смотрела на карту. Повинуясь магии друидов, территория Дома Ветров пожелтела, а земли отступников приобрели цвет сгнившей листвы.
Общая картина была удручающей. Из уроков истории Тария помнила, как должна выглядеть карта: сотни Домов, в которых живут миллионы эльфов, под началом единых Короля и Королевы.
После Раскола всё стало гораздо скромнее, но даже ещё в начале службы Тарии подконтрольные Ланнуэлю Дома образовывали мощный очаг сопротивления людям. Теперь же с каждым годом и количество, и единство эльфов таяло, как весенний снег под солнцем.
— Но почему?! Если даже Первоцветы признали, что решение было верным, почему другие этого не понимают?!
— Тария… То, что мы делаем, — это действительно единственный способ уберечь Колыбель. Но это не отменяет тот факт, что я впервые в истории ввёл смертную казнь. Никогда до этого один эльф не мог законно лишить другого дара Матери — жизни. Не всем это пришлось по нраву.
— Лучше сохранить жизнь одному, но дать погибнуть тысячам?
— Не забывай, что Колыбель — святыня. Многие до сих пор наивно верят, что она неприступна для человека. А тех, кто реально знает, как она выглядит, не считая Хранителей, — единицы. Если мы начнем направо и налево объяснять, что Колыбель уязвима, может наши действия против предателей и станут более популярны, но рано или поздно информация попадёт к людям. И тогда, боюсь, их уже ничто не удержит. Одно дело — охотиться за легендой, и совсем другое — искать остров с вполне конкретным описанием. Чего-чего, а настойчивости людям не занимать — они и безо всяких координат добьются своего. Нет, чем меньше людей и эльфов знают правдивой информации о Колыбели — тем лучше.
Ланнуэль замолчал. Но и не предлагал ей вернуться к своим делам. Это значило только одно: ему есть что ещё сказать, но он не уверен, что это стоит на неё вываливать.
— Ради всего святого, не тяни.
Король эльфов сцепил руки в замок. Тонкие красивые пальцы побелели от напряжения.
— На Болотах зреет мятеж. Появился некий проповедник, который призывает эльфов к миру с людьми.
— А под миром он имеет в виду…
— Капитуляцию. Он убеждает тех, кто готов слушать, что люди не сделают нам ничего плохого. Что стоит уступить им земли, которые они требуют, раскрыть секреты, которые их интересуют, и подумать о том, как мы можем быть полезны.
Тария хмыкнула.
— Я думала, только у людей бывает короткая память. А что, читать этот проповедник не умеет? Не знает, что после каждого перемирия людям становилось мало новых земель и они снова нарушали границы? Или он не знает, что пленных эльфов люди содержат, как канареек, в клетках, ради забавы?
— Одно дело — читать, другое — видеть самому. Тария, я правлю уже очень давно. За эти века родились эльфы, которые ни разу не видели, как люди нарушают свои обещания. К тому же проповедник утверждает, что с тех пор люди сильно изменились. И если прекратить войну, то мы снова будем в безопасности.
— И много нашлось идиотов, готовых его слушать?
— Больше, чем ты можешь представить. Все очень устали от постоянного страха и готовы поверить во что угодно, что даст им надежду.
Тария молчала. После всего, что она пережила, несколько раз побывав в плену у людей, у неё не осталось никаких иллюзий насчет человеческого милосердия или честности. Немного поколебавшись, она глухо сказала:
— Хочешь… я разберусь с этим?
— Ни в коем случае. Можно убить человека или эльфа, но нельзя убить идею. Тут же возникнут десятки фанатиков, объявят мертвого дурака святым, меня — тираном, начнут кричать из всех углов, что люди желают нам только добра и единственная причина, по которой мы ещё не живем в мире, — потому что я не хочу отдавать власть.
— Неужели ничего нельзя сделать?
— Что-то — наверняка можно. Завтра я подниму этот вопрос на Совете. И если к утру у тебя появятся идеи, я буду за них благодарен.
Тария сглотнула.
— Ланнуэль, я…
— Я знаю, что ты не любишь появляться на Совете. И никто из Новых Хранителей не любит. Но это ваше законное право, пусть оно и не всем нравится. Прятаться — тоже не выход. Чем меньше о вас знают, тем больше боятся.
Он был прав, как всегда.
Вот только собратья не называли Тарию и остальных «Новыми Хранителями», как того требовал Ланнуэль.
«Чистильщики» и «палачи» — самое приличное, что она слышала.
Тария кивнула и изобразила подобие поклона.
— Я приду. И обязательно подумаю, что можно сделать.
Продолжение главы: Эмпаты. Глава 3 Старые знакомые (продолжение)
Влатко метнул нож, но дважды дал маху: не попал по крысе, а если бы и попал — ножик шлепнулся плашмя. Торопливо оглянувшись и убедившись, что свидетелей его позора нет, Влатко сел обратно на жесткую скамью.
«Дрянной ножик. Дрянная крыса, дрянная скамейка, и работа эта — дрянная. Какая разница, по какую ты сторону от решетки, если большую часть жизни всё равно торчать здесь, в холоде, сырости, в копании сотен крыс… Нет, не надо было мне соглашаться, ох, не надо…»
Будто в ответ на его внутренние сетования, в углу раздался сварливый писк крысиной драки. Свет масляной лампы туда не проникал, но и без этого Влатко хорошо мог представить всю мерзость этой картины: мыши и мелкие крысы не ввязывались в потасовки, дрались обычно откормленные, жирные особи, борясь за превосходство в стае. Таких боёв Влатко насмотрелся за последние дни предостаточно — наглые грызуны решали свои вопросы не только по ночам, в темных углах, но и прямо днем, устраивая разборки у всех на глазах. Порой распаляясь настолько, что визжащим мерзким клубком прокатывались практически по ногам.
«А всё гребаная гордость. Ну староват я уже в подмастерьях ходить… И что? У Антония я всегда был сыт, обут и одет, спал на чистой и сухой постели, а работал весь день в светлой мастерской, прямо у окна… Откуда мне было знать, что сидеть целыми днями в темноте так гадко?»
Влатко долго предавался унынию и корил себя и за ссору с мастером, и за то, что попросил протекции дядюшки и пошел в тюремщики…
«Работа как работа, — пожал тогда плечами дядюшка, — а через пару-тройку лет можешь подать ходатайство о переводе. Хоть в караульные, хоть в патрули… А хотя бы и в особого назначения! Служба есть служба. Надо где-то начать, зацепиться, а там уж и дело пойдёт… При короле никогда не останешься голодным, где бы ты ни трудился на его благо».
Во время этого разговора Влатко кивал и во всем соглашался с дядей. Однако теперь при мысли о том, что в этих подземельях придется провести не один год, живот сводило судорогой и всё время тянуло по малой нужде. Последнее — навряд ли от нервов. Скорей уж от вечно ледяного и мокрого пола…
Но вдруг все тягостные мысли разом вылетели из головы. Влатко вскочил на ноги, звякнув доспехами, и в ужасе начал озираться по сторонам.
Он уснул! Боги всемилостивые, уснул на службе!
Сердце колотилось, а ладони под перчатками стали липкими и противными. Влатко сильно тряхнул головой, но морок не рассеялся.
Кажется, он все-таки не спит. Но откуда тогда в его голове слышится музыка?
Влатко прошелся взад-вперед по коридору, стянул с себя одну перчатку и больно ущипнул руку, но ничего не помогало. Сладкая, обволакивающая, прекрасная песня не смолкала. Неуместная в подземелье, как куча навоза в бальном зале. Кому может прийти в голову петь в самом мерзком месте в мире? Да ещё и так красиво…
Через несколько минут Влатко оставил свой пост. Мысли о возможном наказании вяло плескались где-то на самом краешке сознания, заглушаемые непереносимым желанием найти источник звука.
Слова на незнакомом языке сливались в восхитительную мелодию. Но она раздавалась отовсюду и ниоткуда, и Влатко долго плутал в темных коридорах, напрочь позабыв, как в них ориентироваться. Наконец он нашел нужное направление.
Странно, ведь песня не становилась громче по мере приближения, но Влатко был твердо уверен, что идет правильно, ориентируясь не на слух, а на ощущения.
Спроси его, что именно он чувствовал, — и он бы затруднился с ответом. Как описать состояние, будто сотканное из разных фрагментов жизни? Умиротворение от объятий матери на ночь. Радость от первой стрелы, попавшей в цель. Азарт от галопа на резвой лошади по летнему полю и предвкушение первой женщины…
Когда Влатко добрался до нужной камеры, лицо его было мокрым от слёз. Он был готов стоять и слушать вечно, но пленница вдруг замолчала. Несколько секунд стражник смотрел на неё умоляющим взглядом, но воцарившуюся тишину нарушали теперь только звук падающих капель и извечная крысиная возня.
— Пожалуйста, — прокаркал Влатко, удивившись, насколько хриплым и чужим стал его собственный голос, — спой ещё…
Девушка внимательно посмотрела ему прямо в глаза. Она ничего не сказала, но и так всё было понятно.
«Как же я могу петь в таком гадком месте? Неужели ты не понимаешь, как это тяжело? Мои песни — не для неволи. Да тебе и самому не хочется здесь быть, ты тоже в клетке. Пойдем наружу. Под ярким солнцем я спою тебе снова, а легкий ветер подхватит мой голос. Мы живем, чтобы быть счастливыми. Зачем противиться этому? Зачем придумывать тюрьмы и подземелья? Счастье — это так просто. Идём со мной, я научу тебя…»
Влатко чуть не взвыл, когда понял, что у него нет нужного ключа и он не может открыть дверь. Он в ярости саданул кулаком по дубовым доскам возле замка, а затем вцепился в прутья решетки и неистово их затряс.
«Только я могу дать тебе настоящее счастье, — говорил взгляд девушки, — что ты готов сделать ради этого?»
— Влатко!
Грубый голос резанул слух. Влатко оторвал руки от решетки и прижал их к голове. Нет, нет, он не хочет больше слышать ничего, кроме прекрасной песни!
Увесистая пощечина смогла рассеять морок. Влатко с трудом сфокусировался на двух мужчинах в форме.
— А я-то думал — куда ты подевался? Знай бы, что тебе так хорошо в подземельях, пришел бы попозже. — Сава, его сменщик, как обычно, пытался острить, но взгляд у него был обеспокоенный, а лицо — бледное. Он старательно отводил глаза от камеры с девушкой и держался как можно дальше.
Борко, начальник смены, напротив, был красный, как перезрелый помидор. Он буквально выплевывал слова, и капли слюны разлетались во все стороны.
— Что ты тут делаешь, идиот?! Ты что, забыл, как наказывают за оставление поста? Ты что, не знаешь, что если тебя выгонят со службы, то потом даже нужники чистить не возьмут? И никакой дядя не поможет! А почему эта стерлядь тут одна? Где эти долбаные особисты?! То путаются везде, а как нужны — не дождешься… Что ты молчишь, придурок? Чего тебя сюда поперло?
— Она не стерлядь, — выдавил Влатко, — она… она…
Борко отвесил ему ещё две оплеухи. А Сава съязвил:
— Ты смотри, не иначе как влюбился. А не маловат размерчик-то у твоей избранницы? Треснет ведь в первую брачную, даже если натянуть сумеешь.
Борко для верности дал по шее незадачливому подчиненному, а потом крепко схватил за волосы и рывком повернул ему голову к камере.
— Смотри. Смотри, сукин ты сын, взаправду смотри!
Сморгнув навернувшиеся слезы, Влатко вдруг обмяк в руках начальника. И, широко раскрыв глаза, уставился на пленницу.
Она действительно была прекрасна. Но раньше Влатко не замечал прозрачных крыльев за её спиной, остреньких ушек.
Как он мог не заметить, что она была крохотной, как птичка? Минуту назад Влатко бы на Первой книге поклялся, что девушка — человек. А сейчас настолько же стало ясно: она — эльф.
— Господа, не слишком ли опасное место вы выбрали для экскурсии? Эта камера — под охраной Королевских войск особого назначения. Я, конечно, понимаю, что вы считаете подземелья вашей территорией, и в общем-то так оно и есть… Но всё же я бы рекомендовал воздержаться ходить в эту часть.
Неприятный голос подошедшего мужчины заставил всех вздрогнуть. Сильнее всех – начальника смены.
— Так точно, господин Матей. Как раз объяснял новичку, как это опасно. Я бы спросил разрешения на визит всенепременно, но у камеры никого не было.
Особист скривился.
— Борко, вот только давайте без шпилек, у вас все равно не получается делать это достаточно тонко. Не лезьте в наши дела, и мы не полезем в ваши. Я достаточно понятно объясняю? И камера эта — не зверинец. Не успеете оглянуться, как будете втроем ползать вокруг неё на коленях и пускать слюни. А теперь прошу простить — у меня есть работа. Надеюсь, у вас тоже её достаточно.
Борко отвесил торопливый поклон и почти волоком потащил за собой Влатко. Сава — умница! — верно всё понял и прикрыл отход сзади, заслоняя широкой спиной безвольно переставляющего ноги сослуживца.
Они прошли не одну сотню шагов, но их всё же догнал отчаянный крик. Борко и Сава поморщились, а Влатко узнал голос. Наполненный страданием, из самого прекрасного он превратился в самый страшный в мире звук.
***
— Ну же, милая, ты же знаешь — это не доставляет мне никакого удовольствия, — почти промурлыкал Матей, подтягивая к себе цепочку с трепыхающейся эльфийкой. — Всего несколько ответов — и всё кончится. Ничего сложного.
Эльфийка смерила его презрительным взглядом, эффект которого заметно смазался из-за очередного рывка цепи. Сложно изображать надменную гордость, когда сидишь на привязи, как собака.
Да, её тюремщик действительно не испытывал удовольствия от допроса — уж в чем в чём, а в людских удовольствиях она разбиралась прекрасно.
Вот только говорил он об этом так, будто отсутствие удовольствия объяснялось сочувствием, коего не было и следа. Её мучитель вообще ничего не чувствовал… Впрочем, такое в своей жизни она уже успела повидать.
— Ты когда-нибудь думала о том, как сложно допрашивать вас, эльфов? С людьми всё гораздо проще. Боль развязывает языки даже самым упорным молчунам. Пара сломанных костей, горстка выбитых зубов — и допрос превращается в легкую беседу, только успевай записывать. Но вы… воробья и то было бы разговорить проще — у него не такие хрупкие кости, да и живучести побольше… Не один мой коллега был отправлен в отставку за то, что переусердствовал. А уж за тебя я поплачусь не только карьерой… Ты ценный экземпляр, сломай я такую — можно лишиться и погон, и головы.
Эльфийка недоверчиво покачала головой. С чего бы вдруг ему признаваться, что он не может её пытать?
Матей размял пальцы, будто собрался играть на орга́не.
— К счастью для тебя и меня, я никогда не совершу такой глупой оплошности. Оставим грубые методы дилетантам. Сейчас я познакомлю тебя с тем, что такое настоящий профессиональный подход. Но прежде дам тебе последний шанс. Вопрос будет очень простой: назови своё имя.
Глядя на упрямо вдернутый подбородок, Матей вздохнул. Достал из мешочка на поясе толстую иглу, покрепче перехватил цепочку.
— У людей и эльфов много общего. И те и другие не умеют трезво оценивать события, чем создают немало проблем себе и окружающим…
Она не хотела кричать. Стискивала зубы, сжимала кулаки. Но когда игла пробороздила очередную кровавую линию на тонкой, полупрозрачной коже, сдавленный стон просочился через плотно сомкнутые губы.
— А ты знала, что физическая боль ослабляет твои способности? Думаю, наша сегодняшняя беседа станет для тебя бесценным опытом. Вряд ли у тебя когда-то была возможность исследовать себя в таких условиях.
Прочертив последнюю полосу, Матей аккуратно вытер кровь с иглы и убрал её обратно в мешочек.
— Жаль только, что этим исследованиям ты не обрадуешься.
Эльфийка зажмурилась, так как знала, что ей нельзя устанавливать с ним связь. В лучшем случае это бесполезно, а скорее всего — очень опасно. Но немигающий взгляд прожигал её насквозь, даже с закрытыми глазами. Противиться получалось всё хуже, а как только она разомкнула веки, тьма расширенных зрачков Матея утянула её прямо в бездну.
Единственное, что она успела, — это громко закричать, хотя знала, что никто не придёт на помощь.
***
— Повторю свой вопрос: как твоё имя?
Эльфийка облизнула растрескавшиеся, в кровь искусанные губы.
— Тария.
Матей улыбнулся. Не знай она наверняка — ей бы показалось, что радостно. Но она знала: в этой душе не осталось вообще ничего живого. А все ухмылки, пожимания плечами, нахмуривание бровей — не более, чем жалкая попытка выдать себя за человека, коим эта оболочка не является уже давно.
— Повтори погромче, я не расслышал.
Прикушенный язык болел едва ли не больше порезов. Она сплюнула кровь, прочистила горло. Хотела посмотреть своему тюремщику прямо в глаза, но в последний миг всё же смалодушничала. Хватит с неё и того, что голос не дрогнул.
— Тария. Из Дома Благодати.
— Хорошо. Очень хорошо! Видишь, это совсем не сложно. У меня к тебе ещё всего один вопрос: как найти это место?
Не было смысла делать вид, что она не понимает, о чём речь. И не было ни единого шанса, что ей позволят не ответить. Тария вытерла слезы и начала объяснять.
***
— Для поклона приземлишься, король не любит эти ваши воздушные ужимки. Не заговаривай, пока он не велит тебе. Будешь вести себя так же хорошо, как со мной, — и его величество может оказать тебе милость. В противном случае... даже я не знаю, что тебя ждет. Его светлость очень изобретателен и никогда не повторяется… И главное: если ты хоть на долю секунды попробуешь применить свои чары, я прихлопну тебя, как комара. Поняла?
Тария отрешенно кивнула. Поклоны на полу, молчание, смирение. Что тут не понять…
На секунду она вспомнила Ланнуэля: с небрежно перехваченными лентой волосами, с рассеянным взглядом, вечно чем-то занятый, он ни капли не походил на людских монархов. Как-то раз она осмелилась заявить ему об этом.
Ланнуэль не оскорбился и не рассердился. Немного подумал — как всегда перед ответом, а потом сказал: «Мне нет нужны подчеркивать моё положение драгоценностями или надменным видом. У меня есть почти целая вечность, чтобы доказать всем, что свой трон я занимаю по праву. Доказать делами, а не пуская пыль в глаза и попусту сотрясая воздух».
Этот разговор состоялся очень давно. И, признаться, тогда Тария была не вполне согласна со своим правителем. Ей нравились золото и драгоценности, и в глубине души очень хотелось, чтобы враги падали ниц, едва завидев короля эльфов.
Но каждая встреча с человеческими монархами доказывала правоту Ланнуэля.
Жирные, напыщенные правители предавались лености и разврату, изредка отвлекаясь на дела, при этом не имея никакого понятия, как на самом деле живет их народ. Утверждали свой авторитет казнями и жестокостью, наживали себе врагов и один за другим умирали насильственной смертью от рук собственных подданных. И ни один не сумел научиться на ошибках предшественника…
Человеческий век до смешного короток, но короли жили и того меньше. Совершенно не сознавая, сколь они жалки в своей мимолетной власти и мнимом могуществе…
Рывок цепочки выдернул Тарию из философских раздумий. Пусть люди и жалки, но огромны и плодятся как кролики… И на колени сейчас встанет именно она.
Сесил Восьмой не отреагировал на появление пленницы. Он не торопясь заканчивал трапезу, обгрызая хрящики с костей какой-то птицы. Когда король облизнул толстые, короткие, сально блестящие пальцы, Тарию замутило: как и многие эльфы, она не ела мяса, и от созерцания монаршего обеда её чуть не вывернуло.
Из угла донеслось недовольное ворчание. Придворные предусмотрительно отошли подальше, открыв взорам горного льва, сидящего на массивной цепи. Большая кошка не сводила желтых глаз с королевских объедков.
Закончив с едой, его величество ловко кинул скелет обглоданной тушки зверю. Даже Тария не успела заметить молниеносного движения лапой, а лев, недовольно сморщившись, хрустнул костями и проглотил подачку.
— Арчи недоволен. Несколько дней никто не попадал к нему на обед. Впрочем, если мне не понравится наша с тобой беседа, бедного котика это не спасёт. Больно ты мелкая, даже для эльфа.
Король выжидающе смотрел на Тарию, но она промолчала. Приземлилась, изобразила поклон. Ничего сложного…
— Хм. Смотрю, соседство с людьми всё же идёт вам на пользу. Хоть вы и живёте до сих пор в лесу, как дикари, но становитесь цивилизованнее. Это хорошо, что ты не безнадежна. Как только достаточно эльфов признают, что вам необходимо учиться у нас, война кончится. Ты же хочешь, чтобы она кончилась?
«Учиться чему? — подумала Тария. — Убивать всё, к чему прикасаешься? Отравлять ручьи нечистотами, жить в каменных клетках, лгать, унижать собственных собратьев? Оглянись, король болванов. Сколько стоящих здесь голодны прямо сейчас? Каково им было смотреть на то, как ты набиваешь брюхо, и каково ждать, пока ты наговоришься? Ждать, когда им тоже кинут кость уже после того, как поел плененный лев? И о какой войне ты мне говоришь? Когда у вас перемирие с эльфами, вы начинаете убивать друг друга…»
— Отвечай! Ты хочешь, чтобы кончилась война?
— Да, господин.
Сесил довольно кивнул.
— Можешь называть меня «ваша милость» или «ваше величество». Я ещё не твой господин. Хотя… всё может измениться. Матей сказал мне, что ты выдала ему путь к Колыбели.
Тария кивнула.
— Всё, что смогла вспомнить. Методы господина Матея… очень убедительны.
Король хлопнул в ладоши и улыбнулся, будто услышал отличную шутку.
— Убедительны… Да, пожалуй, ты и впрямь не такая дикарка. Ты мне нравишься. Вот что… Матей, как там зовут этого, второго?
— Солин, ваша милость.
— Помести их в одну комнату. Я слышал, эльфы не переносят одиночества. И выбери камеру посуше…
Тария поклонилась на прощание. Но, прежде чем они с Матеем успели покинуть тронный зал, их нагнали слова короля:
— Если мы и вправду найдём Колыбель, ты станешь моей гостьей. И я подумаю, могу ли взять тебя на службу. Но если нет…
Без слов поняв своего хозяина, лев взревел.
Тария на секунду зажмурила глаза, почти ощутив зловоние огромной пасти.
Даже после этого она надеялась, что люди ничего не найдут.
***
Цепочка была слишком короткая, чтобы он смог к ней приблизиться. Только если бы она проделала свою половину пути. Но Тария сидела неподвижно, сложив крылья, спрятав лицо в коленях и обхватив себя руками.
Эльф молчал, чтя святое правило: не прерывай тишину чужого горя. Нуждающийся в утешении должен сам подать знак.
Солнце скрылось за горизонтом, им принесли ужин, но ни один не притронулся к пище. Наконец Тария всхлипнула последний раз и выпрямилась. Эльф перехватил её взгляд, и только когда она едва заметно кивнула, заговорил.
— Солин. Из Дома Первоцветов.
— Тария. Дом Благодати.
— Я слышу тебя, Тария из Дома Благодати. И… не кори себя. Здесь любой бы выдал что угодно.
— Но ты — нет, — вскинула голову Тария, не ответив на приветствие, — ты не рассказал им, где искать Колыбель.
Солин усмехнулся.
— Потому что не знаю, где она. Я не слышал зов и не настолько одарён. На самом деле, они уже давно поняли, что я для них бесполезен. Держали только потому, что больше никого не было. А теперь…
Тария внимательно посмотрела на него.
— Ты приветствовал меня словом. Будто рад со мной познакомиться. Хотя и думаешь, что с моим признанием тебя убьют.
Солин встретил её взгляд не мигая:
— Вот именно.
***
— Они ничего не смыслят в еде. Кто им сказал, что эльфы любят сладкое? Этот их ужасный сахар совершенно не то же самое, что нектар и пыльца… Неудивительно, что они толстые и злые. Если бы я ел такое каждый день всю жизнь, тоже бы озверел.
— Зато, может, вырос бы, — прищурилась Тария. — А вдруг всё дело только в питании? Представляешь, если бы мы сравнялись с ними в размерах… Кто бы тогда ещё кого боялся!
— Ой, нет! Даже ради окончания войны я не начну есть дохлятину. Есть принципы, которыми невозможно поступиться!
— А в доме Первоцветов готовят круассаны с медом?..
Тария поддалась искушению и растворилась в легкой болтовне. Было так приятно вспоминать о родине… Разговаривать с кем-то, чей глаз не больше твоей головы. Не чувствовать запахи чужого огромного тела.
Когда-то ей казалось, что мир с людьми возможен. Теперь за эти мысли ей хотелось дать пощёчину себе прежней.
— … а потом они подожгли Древо. Если бы не предчувствие Клариэля, мы были бы там, внутри. И всё же не все спрятались достаточно хорошо… И я — тоже. Хотел быть ближе к Древу, видеть их лица, запомнить… Я не подумал, что дым будет таким едким и его будет так много. Меня выкурили, как какую-то пчелу.
— Давно ты здесь? — Тария подвинулась ближе к Солину и положила ладонь ему на руку. Её глубокие царапины не зажили и некрасиво бугрились на гладкой полупрозрачной коже. Солин с трудом отвёл от них взгляд и сжал зубы.
— Не знаю. Меня долго держали на нижних ярусах, а там совсем теряешься во времени. Но думаю — долго. Слишком долго. Я… прошёл свой путь.
— Не говори так, — Тария отпрянула, — я не могу остаться здесь одна!
— Возможно, это тоже скоро кончится, — Солин посмотрел ей прямо в глаза, — если они не найдут то, что ищут. Ты уверена, что рассказала всё правильно?
Тария вздохнула.
— К сожалению, да. Я могла что-то напутать, но… я слишком хорошо помню Колыбель. А этот Матей… мне никогда не доводилось иметь дело с таким, как он. И дело даже не в порезах, он…
— Тсс… — Солин прижал палец к губам, — не надо. Я понимаю. Но рад, что не доживу до того дня, когда люди найдут Колыбель.
Тария ничего не успела ответить, даже если бы нашлась, что сказать. Но они оба уже слышали тяжелые шаги в коридоре. Она посмотрела на Солина, прикоснулась ладонью ко лбу, а затем — к сердцу.
— И я не забуду тебя, Тария из Дома Благодати.
***
Полуголый мужчина съежился на неудобном стуле, больше всего на свете желая исчезнуть из этого проклятого места. Но чуда не случилось, и приходилось слушать этот вкрадчивый, холодный голос, от которого отчаянно знобило.
— Знаешь, зачем на допросах раздевают людей? Оценить масштаб работы. Не все пытки одинаково эффективны. Ты не поверишь, но есть люди, готовые перенести парочку переломов, лишиться нескольких пальцев, но не сказать правду. У меня как-то был клиент, который, оставшись без глаза, всё равно мне наврал. Нет, друг мой. Допрос — это искусство. Нужно найти что-то, что будет слишком дорого для тебя, чтобы этого лишаться. У каждого есть свой предел, и моя задача — найти его ещё до того, как я приступлю. Отмывать кровь утомительно, как и долго возиться с тобой. Да и проверять твою ложь может оказаться накладно…
— Прошу, — проскулил мужчина, — я не предавал короля!
— Все так говорят. Но предательство — это не такое простое понятие. Повар мог бы предать короля, приготовив несвежее. Казначей предает короля, когда ошибается при подсчете налогов. Крестьянин предает короля, когда ленится и губит свой урожай…
— Я ничего такого не делал! Прошу вас! Я ни в чем не виноват! — голос мужчины сорвался на визг.
— Грубо перебивать человека, который рассказывает тебе важные вещи. И неразумно перебивать того, кто собирается тебя пытать. — Матей назидательно поднял указательный палец вверх, а потом задумчиво посмотрел на него. — Пожалуй, в наказание я лишу тебя пальца. Чтобы ты помнил этот урок.
— Нет! Нет, прошу вас! Я ювелир! Я работаю руками! Не оставляйте меня без пропитания!
— И всё ещё слишком глуп… Поразительно, как некоторые люди не воспринимают реальность. Тебе нужно беспокоиться о своей жизни, не о работе. Но раз ты настаиваешь… И заметь, не я начал этот разговор! Наверное, тебе просто хочется облегчить душу. Не томи себя, расскажи о своем ремесле. И не забудь упомянуть об алмазах графа Дидье.
Пленник побледнел и перестал дергаться.
— Скажи, ты сразу понял, что они не местные? И не надо отпираться, ты же профессионал. Увидев иностранную драгоценность, ты, конечно, попросил у графа документы на камни. И что же он тебе ответил?
Ювелир открывал и закрывал рот, как выброшенная на берег рыба. И совсем по-рыбьи выпучил испуганные, почти бесцветные глаза.
— Вот видишь, ты опять молчишь… Ну кто после этого упрекнет меня в отсутствии терпения? Пожалуй, я приступлю. И поверь мне, в следующий раз ты замолчишь, только если я засуну твой отрезанный палец тебе прямо в глотку.
Истошный крик эхом отскочил от стен. Но Матей с ножом в руке прошёл мимо ювелира и открыл дверь камеры.
— Я уж думал, вы никогда не придёте. Учти, кровь бы сам отмывал. И стул, если бы этот слизняк обгадился. Возвращайся через час, за это время мы управимся.
Матей, отпустив подчиненного, вернулся на свое место, но уже не один.
— Ну же, хватит слёз. На твоё счастье, у нас появились более чистые и эффективные методы работы. — Матей повернулся к новоприбывшему. — Зафиксируй страх, который он испытывает, только пусть боится теперь не пыток, а предать короля, так же сильно. И всю любовь, какую найдешь, преврати в любовь к его величеству.
— Даю слово, — улыбнулся Солин, — после моей работы он при виде вашего короля будет писаться от восторга.
***
Ювелир широким легким росчерком подписал признание. Он улыбался, глаза его блестели.
— Я так рад, что всё рассказал! Меня так терзала вина перед королем, и сейчас я готов принять любое наказание. Моей жизни не хватит, чтобы искупить мой грех!
— Ну что вы, — поморщился Матей, — хорошие мастера на дороге не валяются. Королю вы куда полезнее будете живым. За вашу провинность мы конфискуем часть вашего имущества, а также обязуем вас сделать несколько одолжений его величеству.
— Все что угодно!
— Угодно, угодно… Не успеешь оглянуться, как настанет пора осеннего бала. Королеве не помешают новые украшения. Изъятые у графа Дидье алмазы вполне подойдут… Кроме того, мы проверим все наводки из вашего признания. Если они подтвердятся, вы подпишете ещё несколько бумаг… Ну а сейчас вас проводят к выходу. Король милостив, и вам никогда не следует забывать его доброту.
Стражники под руки выволокли ювелира, который всё продолжал лепетать слова любви и верности короне.
— Он успокоится потом? Или до конца жизни останется таким дегенератом?
— Обижаете, — вскинул брови Солин, — восторги улягутся за пару часов. Это так, побочный эффект и последствия пережитого страха.
— Что ж, в таком случае — благодарю за работу. И прошу прощения, что вам временно пришлось переехать в темницу. Как там наша гостья?
Солин помедлил с ответом.
— Ещё не готова к предложению его величества.
— И мы пока не готовы его сделать, — пожал плечами Матей, — сначала нужно убедиться, что она не наврала. Неужели мы действительно найдем эту гребаную Колыбель?
Солин немного нахмурился от пренебрежительного тона, но благоразумно решил не обострять диалог.
— Она будет либо там, либо где-то очень близко. Девчонка всё время ревёт из-за того, что выдала тайну.
Матей фыркнул.
— Тоже мне, тайна. Будь хотя бы у трети ваших соплеменников столько же ума, как у вас, никакая Колыбель не была бы нужна. Жаль, что не всем очевидно, что вы проиграли войну и надо искать сотрудничества, а не неприятностей.
— Тем лучше для меня, — пожал плечами Солин. И добавил: — Я бы хотел вернуться к Тарии. Может, смогу уговорить её присоединиться.
— Она же сейчас оплакивает вашу преждевременную кончину?
— Ну, значит, обрадуется сильнее… только давайте я сделаю всё сам, ладно? А то у меня мурашки от ваших инструментов, да и корочки потом чешутся просто невыносимо.
Матей кивнул и ослабил кандалы. Выскользнув из оков, Солин набрал скорость и на полном ходу врезался в стену
Подняв стонущего эльфа, Матей скептически покачал головой:
— Не уверен, что это лучше порезов, но раз так больше нравится…
***
Последние отзвуки колыбельной растворились в сыром воздухе, но Тария продолжила гладить Солина по волосам. Затуманенные глаза застилали слёзы, а мысли её были далеко за пределами каменной клетки.
Солин пошевелился, охнул от боли в ребрах и зашипел.
— А ведь я должен быть благодарен, что меня не убили, верно? Но пока что получается с трудом…
Тария помогла ему сесть и опереться на стену.
— Мы не говорили об этом. Не подумай, что я не рада, но… почему они это сделали?
— Они предложили мне работу.
— Работу? И чем мы можем быть им полезны? Ты же рассказал, что эльфы не умеют шить сапоги?
Солин криво усмехнулся.
— Их интересуют таланты другого рода. Пусть я и недостаточно одарен, чтобы найти Колыбель, но я неплохо работаю с человеческими чувствами. Заставить кого-то чего-то бояться или, напротив, — любить, разоблачить лжеца, убедить в чем-либо… Люди — абсолютно примитивные создания. Среди эльфов я слыл слабым эмпатом, но с этими двуногими обезьянами я бы справился легко.
— Тебя побили, когда ты отказался?
— Нет, до этого. Вообще-то… я сам подкинул им эту идею.
— Что? — Тария отпрянула, чуть не помяв крылья о холодную стену.
— Сама подумай… если я умру, я уже не принесу никакой пользы. А так — смогу отомстить. Буду делать то, что заложила в меня Природа: копаться в головах людей, подчинять их своей воле.
— Своей?! Да ты же будешь помогать тому, кто сжег ваше Древо! Какое тебе дело до людских склок, чтобы лезть в эту грязь?
— Это лучше, чем смерть. — Солин попытался подняться повыше и поморщился. — Всё что угодно лучше, чем смерть от человеческих рук. Блоха, которая живет не дольше, чем ты спишь, лишает тебя жизни… Просто смешно. Я переживу их жалкого короля. И всех его преемников. Даже через триста лет я найду возможность сбежать. Живым, целым, полным мести и знаний о людях.
Тария встала и подлетела к кувшину с водой. Зачерпнула её во что-то, напоминающее наперсток, и вернулась к Солину. Он принял питье из её рук и благодарно кивнул.
Но едва он обхватил сосуд и сделал пару глотков, как Тария накинула свою цепь ему на горло и сильно сдавила.
— Нет, Солин. Есть вещи хуже, чем смерть. Например, предательство. Получать удовольствие от помощи врагу. Радоваться, что обманываешь соплеменницу. Лгать той, что была добра к тебе. Ты не слышал Зова не потому, что ты слабо одарен. Ты не достоин его. Не достоин дара, и жизни — не достоин. Ты думал, я не замечу, что, как только тебя ко мне подселили, нас перестали охранять? Не почую, как от тебя разит спокойствием и радостью? Надеялся, что не увижу твоего вранья?
Остатки упреков утонули в судорожных всхлипах. Тария плакала, повернувшись спиной к остывающему телу. Но на этот раз её хотя бы не вырвало. Впрочем, ей сразу говорили, что будет нелегко. Знай она тогда насколько, никогда бы не согласилась стать тем, кем стала.
Когда слёзы высохли, а нос начал нормально дышать, Тария запела.
Она бы покончила с Солином сразу, как только всё поняла, но тогда ещё не чувствовала рядом нужного человека. А сейчас он снова был где-то недалеко…
***
Влатко перешагнул распростертое тело, даже не удосужившись проверить, жив ли особист. Руки дрожали, ключ получилось вставить только с третьей попытки.
— А теперь пой. Пожалуйста, спой мне ещё!
От обожающего, щенячьего взгляда Тария дрогнула. В такие моменты она считала свой дар проклятьем.
Почему раз за разом от её действий страдают те, у кого ещё осталось что-то светлое в душе, а отъявленные мерзавцы остаются безнаказанными?
Но каждый раз она напоминала себе, что пришла не вершить правосудие.
Война есть война. Невозможно одержать победу, не запачкав руки
Глава 1: Эмпаты. Глава 1
От автора: это ознакомительный фрагмент книги. Всего будет выложено 8 глав, книга целиком (15 глав) доступна на Литрес, Литмаркет и Букривер.