
Рецепты лентяя
4 поста
4 поста
16 постов
7 постов
5 постов
Приключения продолжаются
Странный костер потрескивал жутковатыми черными искрами мрака, уносясь в сиреневое небо протуберанцами иномирного зеленого огня вспыхивая синими языками едкого пламени.
Расплывшееся по небу горбатое, кривое на один бок желтое солнце, вместо положенного ему природой и богами слепящего жара, заливало поляну жутким полярным, проникающим в самую душу холодом. Трава под ногами хрустела искрящимся антрацитом, обламываясь, осыпаясь сверкающей пылью на сапоги.
- Что? Необычно? – Вместо приветствия обратился к Федограну могучий седой старик, сжимая в руках раздвоенную от середины полыхающую электрическими разрядами молнию, вместо посоха. Тяжело шагнув на встречу, он взял парня за плечо и дружелюбно сжав в мощной ладони, развернул к костру, у которого сидела черная женщина, в черном облаке кресла, опустив голову.
– Добро пожаловать в Правь, мой мальчик. Жалко, что ты видишь все простыми человеческими глазами, искажающими суть, и не можешь насладиться всем великолепием окружающего тебя мира. Увы, но это не дано смертному. Как ты наверно уже понял, я Перун, а вон та потрясающей красоты дама, сидящая в кресле у костра — это Морена. Она специально поднялась сюда из мрака Нави, чтобы поговорить с тобой.
Черные глаза богини смерти оторвались от созерцания огня и взглянули из-под длинных черных ресниц прямо в душу Федора. Черные как смоль, вьющиеся, распущенные волосы до пояса, оттеняющие неестественно-белое лицо, и: черные губы, черные брови, черные длинные, ухоженные ногти на пальцах, черное, воздушное, свободное, клубящееся мраком на легком солнечном ветре платье, и черный кулон на шее с каплями кровавых рубинов в глазницах черепа на черной цепочке.
Она была действительно невероятно красива. Красива той пугающей божественной суровостью, которую невозможно описать простыми человеческими словами, это все равно, что описывать вдохновение поэта или художника, попробовать можно, конечно, но лучше не стоит, все равно не получится.
- Присаживайся мальчик. – Ее рука порхнула, указывая на выросший в то же мгновение из антрацитовой травы круглый черный табурет, с тремя кровавыми витыми ножками и облачком белого тумана вместо сиденья. – Нам надо поговорить.
- Здравствуй богиня и тебе здравия, Перун? – Федор с почтением склонил голову и сел, не испытывая при этом ни страха, ни трепета. Он смотрел на все происходящее как статист. Ведь это был всего лишь сон. Он твердо знал это. Богатырь, уже не единожды, несмотря на свои семнадцать лет, смотрел в лицо смерти и побеждал. Сколько раз, за прошедший год, с того самого момента, как он попал в далекое прошлое, проходил он по самому жалу острого лезвия судьбы, где с каждой стороны пропасть. Так чего же ему бояться простых ночных видений.
- Молодец. – Похвалил Перун, опускаясь рядом на такой же табурет. – Не тушуешься. Но это не совсем сон, как ты думаешь. Ты действительно сейчас в Прави. Там, где еще ни разу не был ни один смертный. Ты исключения из правил, которые нам с Мореной пришлось нарушить. Мы на время выдернули твою бессмертную сущность из смертного, на данный момент отдыхающего в кровати тела и перенесли сюда.
- То есть вы снова решили поменять мою судьбу, как год назад? И снова не поинтересовавшись моим мнением. – Спросил Федор, с суждением и твердо посмотрев в переливающиеся молниями глаза богу.
- Не дерзи! Думай с кем говоришь! – Вспылил тот вскочив и засверкав искрами гнева в белоснежной одежде.
- Сядь, Перун. – Улыбнулась богиня. – Твоя вспыльчивость сейчас не уместна, и мальчик по-своему прав. – Она перевела взгляд, на Федора. – Тебя призвали в мир богов, лишь только для разговора, после этого ты вновь окажешься в своем смертном теле.
- От тебя сейчас зависит будущее этого мира. – Успокоившийся Перун снова сел рядом. - Я ни буду тебя ни о чем просить, и ничего требовать. Я не имею на это права. Я просто расскажу, что происходит сейчас и что будет в будущем, если ничего не поменять. Решения же ты примешь сам, и не сейчас, а потом, когда придет время и ты на что-то решишься:
Наша вселенная, созданная высшим богом-Родом, изменилась. Родилась новая, незапланированная при создании этого мироздания, реальность. Раньше было только три сущности высшей божественной воли: Навь – загробный мир, Явь – Мир людей, и Правь – мир богов. Теперь же появилось что-то новое - неизвестное, то, что рушит старый миропорядок.
Задумано это так Родом или происходит помимо его воли мы не знаем, но это убивает наш привычный мир, и мы не можем остаться в стороне, простыми наблюдателями. Но у нас очень мало для этого сил.
Появился новый бог. Он называет себя: «Богом истинных воинов», обещает вечную жизнь погибшим ради его славы. Обещает им после смерти, вечный, непрекращающийся пир за столом изобилия, в окружении прекрасных дев. Обещает вечное наслаждение. Он поощряет любую подлость ради служения ему и достижения цели. Он смеется над словом: «Честь», называя его атавизмом.
Такое понятие как: «Слава», подменилось на: «Целесообразность». Нет, называние у него все то же красивое: «Слава», вот только суть другая, она теперь не говорит о совести, жертвенности и чести, а подразумевает под собой: эгоизм, подлость, и обогащение любой ценой. Все перевернуто с ног на голову. Мирозданье рушится.
У этого бога все больше и больше адептов. Люди слабы. Личное, сиюминутное желание, для них важнее, чем какое-то там эфемерное понятие единства, и обвинять их в этом нельзя. Они созданы такими, а мы боги, слишком уверовали в свою исключительность, и забыли, что созданы для заботы о них, получая взамен, наполняющие нас жизненной силой молитвы. Чем меньше Веры в Бога, тем он слабее. Вот и уходят люди под крыло лжи и лести, предавая веру своих отцов.
Все больше их верят в Чернобога - этого подлого, рогатого выскочку. Все меньше молятся нам, истинным детям высшего бога, создателя этого мира - Рода. Мы умираем, и с нами умирают духи, населяющие Явь, связанные с нами невидимыми нитями судеб. Умирает старый мир. Конечно, мы сами виноваты в этом. Но не на столько, чтобы погибнуть. Еще можно все исправить.
Мы нашли причину, по которой появился новый бог, и по которой так быстро набирает силу. Причина этого - перекрытый подлостью доступ к скрижали Завета Рода, на священной горе Аргоран. Выход божественной воли заблокирован двумя предателями Горыном и Кацикином, это и позволило появиться из небытия Чернобогу в нашей вселенной.
Тебя вырвали из привычного мира освободить божественный артефакт. Убить предателей, или прогнать, это не важно. Важно вновь впустить в мир силу Рода. Для этого тебя призвали, и для этого все светлые боги помогают тебе.
Перун замолчал, опустив седую голову.
- Но мы не в праве тебе приказывать, мы можем только просить. Таковы условия. Даже к твоему появлению в этом времени мы имеем самое минимальное отношение, мы скорее не помогали, а не мешали Чащуну с Ягирой в их планах.
- Думай. – Заговорила молчавшая до этого Морена. – Мы примем любое решение и не будем торопить. Время у тебя есть. Такие процессы не происходят быстро.
Но если ты всё-таки решишься выступить на нашей стороне, то для борьбы тебе понадобятся доспехи и оружие, с силой богов внутри. Ты должен будешь их собрать. Мы будем подсказывать, где их найти, но помогать тебе сможем лишь незначительно и то не своим личным присутствием.
И еще. Чернобог знает о тебе и твоих возможностях и наверняка попытается убить. Он, так же как мы, не может непосредственно этого сделать сам и пошлет или человека, или нежить. Будь осторожен, не верь никому, подлость и ложь уже гуляют по земле в образе невидимых духов, и они будут верными помощниками убийцы.
Вот, пожалуй, и все. – Она встала, окутавшись тающим мраком. – Думай богатырь.
Темнота окружила в ту же секунду Федора, и он провалился в глубокий сон без сновидений.
***
- Ты там живой или как?! – Сквозь отступающую дрему Федогран услышал голос смеющегося шишка. – Хватит дрыхнуть! Князь на завтрак зовет, там уже все собрались и накачиваются медом, гася пожар похмелья. Вставай тунеядец, пока я не полил тебя сверху водичкой как растение на грядке.
- Отстань мелкий, дай поспать. Не хочу я есть. – Парень попытался лягнуть Ильку ногой, но промахнулся и больно ударился об спинку кровати. – Морена тебя забери. – Зашипел он, потирая ушиб. – Прибью тебя когда-нибудь, зараза, за твои выходки.
- Убьешь своего брата?! – Шишок в неестественном испуге округлил глаза. – Совести у тебя нет. – Сделал он обиженное лицо, но потом стал серьезен. – Ладно, насчет завтрака и: «опохмелится» я пошутил. Но князь действительно к себе зовет. Дело какое-то у него важное к нам. Там гонец прискакал с приграничья. Беда у них. Только не спрашивай какая, все равно не знаю. Меня к тебе отправили, потому я не в курсе происходящего. Да вставай ты наконец, а то за ухо укушу.
- Трепло ты, шишок. – Федор давно уже встал и натягивал рубаху. – Прыгай на плече и пошли. Только умоюсь. Князь ждать не любит.
Третий день подряд, после изгнания Всельня, друзья жили в выделенных им в тереме покоях. Третий день нескончаемого пира и веселья всего города, празднующего возвращение князя в реальную жизнь из замутненного сознания и изгнания мрака из столицы. Чащун исчез сразу после произошедших событий. Никто не видел, как он ушел. Словно растворился не попрощавшись. Но он всегда был странным - этот Дух Жизни, то вскипающий гневным вулканом, то становясь ласковым нежным дедушкой. Всегда сам по себе, всегда один, даже в компании. Такова его суть.
Войдя в покои князя, Федор уткнулся в направленный в него, обеспокоенный взгляд хозяина.
- Проходи, богатырь присаживайся. – Кивнул ему Сослав.
Парень склонил голову, здороваясь с ним и присутствующими тут воинами, прошел в светелку и устроился рядом с друзьями: Вулом и Бером, на лавке, поставленной вдоль стены.
- Что случилось? – Задал он шепотом вопрос, сразу обоим нахмуренным братьям.
- Война. – Ответил угрюмый Вул. - Англуссы идут. Гонец говорит тьма их. Уже первый город на меч взяли. Что творят, словами не опишешь. Нелюди. Хоть я и сам не человек, а оборотень, но другого определения им не нахожу. Детей новорожденных об угол дома… Я в ярости брат. От куда в них столько злобы? – Сверкнул глазами Вул и отвернулся.
- Зубами рвать буду. – Прошипел, смотря в пол Бер. – Пока все не сдохнут или меня не упокоят, не остановлюсь. – Он поднял влажные глаза. – Это же дети… - И его кулак врезал в бревенчатую стену брызнув щепками и кровью. – Убью! – Выдохнул он сквозь зубы и опустил голову.
- Решение за тобой. – Прозвучал внезапно тихий голос Морены в голове. – Думай.
- Собрал я вас здесь, други не для того, чтобы принимать какие-то решения. – Заговорил глухо князь. - Тут и так все ясно. Собрал я вас как гонцов, которые сейчас отправятся по городам и селам, поднимать народ и собирать в столицу все воеводские дружины. Будем войско готовить. Дадим напавшей на наше княжество погани отпор. Сделать это надо быстро, пока супостат еще бед не натворил.
Каждому я поставлю задачу отдельно. Каждому будет дана лошадь из моей личной конюшни, чтобы не задерживаться и идти двуконно, меняя одну на другую для отдыха, заводная лошадь очень вам поможет побыстрее справиться с задачей.
Сейчас прошу всех удалиться, буду вызывать по очереди и ставить задачу. Остаться прошу пока четверку Федограна.
Вот так вот, с чьей-то легкой руки, теперь стали называть наших героических друзей. Кто так первым их назвал, никто уже не помнит. Но теперь их величали никак не иначе, как: «Федогранова четверка», или «Братья неразлучники». Где увидишь одного, непременно и обнаружишь остальных.
Один раз, как-то, заезжий, незнакомый с последними событиями воин, считавший себя непревзойдённым бойцом на «кулачках», и непобедимым поденщиком в дуэльной сече, решил в харчевне задраться с Федограном, посчитав того сопливым мальчишкой. Повеселится хотел, да перед подавальщицей кушаний, красавицей Феклой, покрасоваться. Подошел к троице молодых ребят, обедающих без хмельного, за соседним столом, и говорит с ехидной улыбкой сидящему к нему спиной парню:
- Ты чего так на меня подозрительно щенок смотришь?
Федор даже сначала не понял, что тот к нему обращаются. Вздрогнул от неожиданности и повернул голову, удивленно посмотрев на стоящего за спиной воина.
— Это ты мне!
- А кому же еще. – Засмеялся тот, и с превосходством посмотрел вокруг себя, словно ища подходящего соперника, для поединка.
- Ты бы шел отсюда, дядя. – Проглотив кусок мяса, которое только, что жевал, пробурчал незлобно Вул. – Видишь мы кушаем. Пойди на улицу, да приставай там, пока тебе морду не набьют или стражники не повяжут. Раз ты буйный такой.
- А то, что...? – Задира, сощурил глаза и наклонившись над столом, плюнул в тарелку с только что принесенным супом. Ну дурак, что с него возьмешь.
Последнее, что он смог вспомнить, в избе лечившего ему сломанную челюсть знахаря, это боль от впившегося ему в ухо зубов шишка, и кулак Бера, выключившего сознание. Воин этот, кстати, потом еще и гордился этим происшествием, но это уже после того, как весь город перестал над ним смеяться.
Но я увлекся описанием случая, не имеющего к нашему рассказу никакого в общем-то отношения.
Угрюмый князь дождался, когда все, кроме четверки покинут помещение, встал с кресла и подошел к, поднявшимся со своих мест и вставшим в один ряд друзьям, ожидающих приказа и пояснений. Посмотрел каждому внимательно в глаза, кивнул, соглашаясь со своими невысказанными вслух мыслями и вернувшись медленно на место, сел.
- Вы первые из всех отправитесь в путь. Поедите в отличие от остальных все сразу. Не смогу объяснить вам такое свое решение. Вроде бы простое задание: «Передать приказ и вернуться». Справился бы любой из вас одиночку. Но… - Он снова задумался. - Но интуиция подсказывает мне, что вас нельзя разлучать, а я ей привык доверять.
Сейчас пойдете на конюшню и выберите себе заводных коней, получите харчи на три дня и выдвигайтесь незамедлительно. Жду дружину и ополчение из Новгора не позже, чем через десять дней. Пусть Митрох поторопится. Если вопросов нет, то я вас больше не задерживаю. Перун вам в помощь. – Махнул он рукой.
Федогран выбрал себе великолепную, высокую, белоснежную кобылу, с заплетенной в мелкую косичку гривой, и сильными длинными ногами, на что тут же выслушал ехидные высказывания шишка:
- Теперь точно не доедем. – Вздохнул горько Илька, всем видом изобразив вселенскую скорбь.
— Это почему. – Захлопал глазами, удивленный Бер.
- А ты посмотри на Чепрака, как он злобно косится на своего хозяина, а потом на влюбленно смотрящего на свою заводную кобылу Федограна… Ну… - Он сделал паузу ожидая ответ. – Неужели еще не понял?
- Нет. Что тут можно понять? – Пожал плечами медведь.
- Не умеешь ты работать головой. – Вновь вздохнул шишок.
- Почему это я не умею. Доску дубовую в два пальца толщиной легко ломаю. – Пробасил тот в ответ, улыбаясь и самодовольно оглядываясь, ища поддержки у друзей.
- Дурак ты медведь. – Констатировал шишок. – А недоедаем мы, потому что Чепрак убьет хозяина по дороге.
- Глупость какая. Я и в правду подумал, что ты серьезное что-то скажешь, засмеялся Вул. – А ты просто трепло. С чего ему Федограна-то убивать.
- Не с чего, а из-за чего. – Поучительно поднял палец вверх Илька. И произнес торжественно и громко. – Из-за ревности.
Из ворот столицы четверка друзей выезжала, держась за животы от хохота.
***
- Я принимаю вашу сторону. – Подумал Федогран. – Этот мир должен остаться таким какой он есть.
- Мы верили в тебя. – Прозвучали в голове голоса двух богов сразу.
Новые приключения богатыря Федограна начались.
Вся книга тут: https://author.today/work/269726
Вальс снежинок за окном,
Хоровод гуляет вьюга.
Манит ручкой за стеклом
Сказка, добрая подруга.
Горе прочь, долой тоску,
В этот день приходит чудо.
Главное, поверь в мечту
Даже если это трудно.
Водопадом мишуры,
Добрыми огней глазами,
Смотрят детские мечты,
Из еловых лап шарами.
Вот уже двенадцать раз,
Сердце гулко простучало
Прогремело в небесах,
Году новому начало.
Скрипнули мечтой полозья,
Пургой скатились с неба сани,
Спрыгнул в снег веселый Дед
Тот, кого мы долго ждали.
На плечах его мешок,
Рукавицы на руках,
На устах любви стишок,
Внучка в расписных санях
Песни трелят бубенцами.
Из искрящихся саней,
Он идет дарить подарки,
Верь в него, или не верь.
Сквозь утреннюю дрему Федор почувствовал неприятный дискомфорт. Стало как-то вдруг неудобно и жестко. Что-то надавило и закололо в боку, на котором он лежал. Прерывать сон совершенно не хотелось, поэтому он игнорировал такую мелкую неприятность. Также довольно резко похолодало. Причем спина замерзла, словно мама открыла форточку для проветривания комнаты, и сквозняк мурашками забегал по коже, а переднюю часть тела, наоборот, обогревало приятным пеплом. Такое ощущение, что юноша оказался на Черноморском пляже, под палящими лучами солнца, которое по странному стечению обстоятельств, светило только в лицо, игнорируя при этом все остальное слегка замерзшее тело.
- Мам, закрой, пожалуйста, окно. Дует. – Пробормотал он, не открывая глаз. И причмокнув по-детски губами, вновь попытался погрузится в объятия Морфея, перевернувшись на другой бок, и засунув ладони под щеку.
- Кхе. – Донесся до него приглушенный смешок.
Федор разлепил один глаз, и улыбнувшись увиденному, приняв странную действительность за видения не проснувшегося еще разума, вновь закрыл. Юношеский сон крепок, не просто вырвать из его лап посапывающего ребенка, а наш парень, как не кичился своей великовозрастностью, но был все еще по своей сути дитем.
- Какой сон. – прошептал он, блаженно потягиваясь и садясь на почему-то ставшей твердой постели, все еще не поднимая век, в попытке продлить удовольствия ночного отдыха. – Лес, костер, гномы, еще бы форточку кто закрыл. Мам, ты тут? – Он передернулся ознобом, и наконец открыл глаза.
Шок от увиденной никак не ожидаемой действительности, разом парализовал и разум, и тело. У каждого человека, при таких нестандартных, обстоятельствах (и это еще очень мягко сказано - нестандартных), своя реакция. Кто-то неистово начнет себя щипать, до кровавых синяков, при этом крестясь двумя руками одновременно, кто-то, перебирая в прыжке ногами, рванет наутек, вопя: «Мамочка!». Но я думаю, что большинство, так же как и наш герой, зависнет в ступоре. В этом нет ничего пред рассудительного. Никогда не знаешь, что предпримешь, когда испытаешь подобное, да еще столь неожиданно. Ведь ложась спать дома в теплою постель, вы наверняка не ожидаете, что проснетесь на голой земле, в предрассветном лесу у костра, в обществе улыбающегося гнома, и злобной Бабы Яги.
Да, именно так. Вокруг нашего, широко раскрывшего в испуге глаза, и прекратившего даже дышать, героя, шелестела, покачиваемая легким ветром, еловая сумрачная чащоба. Темные конусы деревьев, на фоне голубого, подсвеченного бордовым пламенем восхода солнца неба, пугали парня почему-то больше, чем непроглядный мрак, обступающего вокруг леса, и зловещего костра, с двумя бомжеватыми с виду персонажами.
Один из них малюсенького росточка дедок, еле достающий, своей широкополой шляпой, в форме гриба подосиновика, только грязно-зеленого цвета, до колена Федора. Более-менее точно измерить рост этого персонажа, было бы возможно, но это только в том случае, если бы он хотя бы встал, но тот сидел на поваленном стволе дерева, угрюмо ковыряясь сучковатой палкой в пламени костра. Как ни странно, но тот отвечал ему, словно живой, недовольным потрескиванием, и плевками искр, в предрассветное небо.
На лице, наглухо заросшем седыми волосами, соединившими в одно целое, и прическу, и брови, и усы, и бороду, выступали только две вещи: большой, мясистый, красный нос-картошина, со здоровенной коричневой, рыхлой бородавкой, и загнутая книзу, опускающаяся между ног, вместе с длинной переплетенной с лесным мусором, бородой, огромная курительная трубка, пускающая редкие кольца дыма. Нет, было еще, то, что пугало больше всего Федора - немигающие глаза, отражающие свет костра, красными жуткими отблесками потустороннего пламени.
- И всё-таки ты дура. – Густой, хриплый бас, никак не вяжущийся с обликом говорившего, прозвучал прямо из седых зарослей бороды. – Я просил тебя, о богатыре Федогране, а ты приволокла сюда этого сморчка. Столько сил и трудов насмарку. – Он тяжело вздохнул, и со злостью бросил палку в костер. - Что мне теперь с этим подобием человека делать прикажешь?
- Что просил, то и получай. – Заскрипела голосом пенопласта по стеклу, сидящая напротив худющая старуха.
Федор перевел с деда на нее немигающие от ужаса глаза, и едва не потерял сознание. Не осуждайте его за это. На березовом пне, положив голову на сложенные ладони, обхватывающие загнутый в виде змеи крюк посоха, сидела сама смерть. И одного взгляда парня, хватило на то, чтобы это осознать.
Высокая бабка, на столько худая, что кажется каждое ее движение сопровождалось стуком костей, не мигая смотрела в костер черными, бездонными глазами, состоящими из одних зрачков с мерцающими там искрами отражающегося пламени. Перепутанная шевелюра рыжих с прядями седины волос, опускалась ушами пуделя на плечи, и дальше, волнами накатывалась на торчащие острые холмики грудей, прикрытые серым, с черными кляксами гниющей ткани, и неровными заплатками, платьем. Она громко сопела, с трудом втягивая воздух, длинным прямым носом, крючком загнутом внизу, к нижней тонкой губе, наползающей на верхнюю, создавая тем самым гримасу вечного недовольства.
Подрагивающий свет костра, гулял всполохами и тенями по ее изрезанному морщинами лицу, создавая видимость, то милой улыбки, то хищного оскала. Она медленно повернула голову и не мигая посмотрела на Федора, и вдруг внезапно рассмеялась, каркающие и натужно, выплевывая звуки, из широко раскрываемого рта, с двумя одинокими пораженными пародонтозом, желтыми зубами, в разных его углах.
- Что, касатик, так на меня влюбленно смотришь? Никак понравилась тебе? Так не стесняйся, я еще баба хоть куда, на все согласная. Даже замуж пойду. Меня даже звать не надо.
- Уймись, Ягира. Только тут твоего тупого юмора недостает. Наворотила делов непотребных, теперь ржет как кобыла перед случкой. – Дед злобно сплюнул в костер, и тот ответил ему не менее злобным шипением, заскворчав на раскаленном угле слюной. – Он ходьбы понимает нас? – внезапно, крючковатый палец с обгрызенным ногтем, на неестественно вытянувшейся руке, больно ткнул парня в грудь. Бабка, все еще смеясь, закивала головой.
- Понимает, понимает, как не понять. Я поковырялась там, в его черепушке. Поправила кое, что. Только вот, что я тебе скажу. Больше я туда не полезу, что хочешь мне посули, но не полезу. Там такое наворочено, что я с трудом назад выбралась:
Дома кругом каменные, ну прям как у англуссов в поселениях, но с теми то понятно все, от бедности это у них. Только вот камень тот, в отличие от племен тех диких, все больше ровный, да гладкий, словно шлифованный, и в слюде весь, в прозрачной. Как они еще там все зимой не померли от холода? Я сколь не кумекала, не разобралась. И зачем каменные, если деревьев вокруг пруд пруди. Тут для меня старой вообще непонимание полное. Еще там…
- Да заткнись ты ворона! – Рявкнул дед. – Я тебя только спросил: «Понимает он по-нашему, али нет? А ты развела канитель.»
- Ты, Чащун гонор свой непотребный окороти. Не с девочкой чай разговариваешь, и не со слугами своими. Я ведь и обидеться могу. – Ягира повысила голос, который стал внезапно твердым и звенящим как церковный колокол.
- Ладно. Забудем. – Дед примирительно махнул рукой и выпустил струю густого дыма из бороды. – Сама же видишь, что не получилось у нас ничего. – Пробормотал он едва слышно себе в усы.
- Ты на меня-то не кивай. Я все, что ты по уговору просил - выполнила, а в остальном не моя забота. – Смягчилась бабка, но в голосе явно послышались нотки ехидства. – Привык понимаешь, старый хрыч, командовать. В лесу своем свирепствуй, а ко мне не лезь. Я тут в ельнике хозяйка. – Забрюзжала она монотонным голосом.
- Где же выполнила-то. Я тебя о чем просил? Я тебя о Федогране просил, о богатыре, а ты мне какого-то сморчка приволокла. – Внезапно взорвался дед и подскочив воткнулся в бабку злющим взглядом. Та не осталась в долгу, и то же подпрыгнула, непонятно каким образом оттолкнувшись от земли, и крутанув в руках посохом, нависла над ним серым приведением, с клубящимися из гниющих прорех в платье черными облачками то ли тумана, то ли марева.
- Не нравится, я себе заберу. – Вновь загремел ее голос. – Мне для куража пригодится, да и задумка у меня одна есть кулинарная, как раз для такой вот немощи подходящая. А за Калинов мост сам за покойниками бегай, а я несогласная. У меня с Перуном договор, я в Навь не лезу, а он меня за это в Яви не трогает. Твой Федогран давно за столом Триглава пирует к отправке в Правь готовится, а этот вот. – Клюка старухи вытянулась в сторону отползающего в сторону Федора. – Потомок его, чистой крови, так, что договор выполнен.
- Шиш тебе, карга старая! Не признаю я завершения договора. – Скрутил «фигу» дед, сунув ее в птичий нос старухи.
Внезапно воздух на поляне стал густым, и запахло озоном. Со стороны Чащуна взошло солнце, заполнив пространство ярким светом и теплом, а со стороны Ягиры стеной встал могильный, ледяной мрак, не отступая, но и не двигаясь вперед. Ровная прямая линия разделения ночи и дня, одной своей стороной опиралась на взревевший пламенем костер, а вторая, утонула в бесконечности неба.
Наш герой, отталкиваясь трясущимися от страха руками, попятился к лесу, в надежде спрятаться там от разразившегося внезапно скандала двух непонятных существ, грозящего перерасти в побоище, в слабой надежде забиться там под любой, даже самый маленький и чахлый кустик, и постараться как минимум не умереть от охватившего ужаса. О спасении он уже и не мечтал.
- Стоять! – Рявкнули на него дуэтом два голоса, и две пары глаз намертво пригвоздили его к земле. Одни, сверкающие голубым гневом, принадлежали деду-коротышке, а вторые, полыхающие огнем, костлявой бабке. Посох в руках последней взлетел в воздух, и обернувшись щелкнувшей, на пастуший манер плетью, обвился вокруг шеи Федора.
- Не сметь! Мое! – Взревел Чащун, и врезал кулаком, по мгновенно ставшей вновь посохом плети, а начавший уже задыхаться Федор, с жадностью втянул в себя густой наполненный почему-то запахом крови, воздух, и растянулся пластом на мокрой от утренней росы траве.
Шляпа-подосиновик на голове деда постепенно начала наливаться зеленым сиянием, а у бабки из глаз потянулись витыми жгутами, два кроваво-красных, полыхающих пламенеющей ненавистью, жгута. Ягира быстро начала вытягиваться в верх, словно была сделана из резины, а Чащун раздаваться вширь, словно он, быстро заполняемый воздухом, латексный шарик.
Несмотря на то, что все действия этих жутких существ, произошли молниеносно, герой нашего рассказа прожил за это, промелькнувшее метеоритной каплей время, целую жизнь. Во всяком случае, именно так он написал в своем дневнике, вспоминая эти, пережитые, секунды, и те ощущения страха, и безысходности, накатившие на разум мальчишки, вырванного из тепличных условий того, доброго и ласкового мира в котором он существовал до сих пор, и зашвырнув сюда, в мир ужаса.
Все закончилось внезапно. Бабка вернулась к нормальным размерам, и вскочив на свой посох, который обернулся клубящимся черным облаком, в виде осла, обожгла Федора ненавидящим взглядом, и прокаркала:
- Повезло тебе сегодня касатик аж два раза. Первый, это когда я тебя через темную материю безвременья живого перетащила, а второй, когда этот убогий коротышка. – Она кивнула, не поворачивая головы в сторону сдувшегося до обычных размеров деда. - Решил дать тебе шанс повзрослеть до нормального состояния, достойного твоего возраста. Но, он будет вынужден соблюдать условия, выдвинутые мной, и подтвержденные богами, во время нашей совместной клятвы. Запомни. У тебя есть ровно год. Если ты не станешь за это время хорошим воином, то по окончании срока, станешь моей собственностью. Запомни!
Она рассмеялась, подняв на дыбы своего осла, словно это было не упрямое животное, а горячий жеребец, и пришпорив бока, клубящегося маревом скакуна, босыми грязными пятками, взлетела в воздух, где быстро удалилась, растворившись вдали светлеющего восходом неба.
Чащун с кряхтением опустился на поваленное дерево около костра, и хлопнув ладонью около себя, устало кивнув головой, пригласил Федора.
- Иди сюда. Садись не бойся. Все страшное уже позади. Хотя… – Он задумчиво окинул поднимающегося с земли парня затуманенным взором, и видимо, что-то решив про себя, продолжил уже более уверенно. – Нет, пожалуй, надо всё-таки дать тебе этот шанс. Пусть и небольшой, но все же. Физически ты, конечно, немощен, даже боюсь спрашивать, где так уродуют мужчин. Но вот твои глаза мне нравятся. Есть в них что-то от ушедшего по Калинову мосту Федограна. И если старая карга не врет, а с нее станется, то кровь предка должна помочь выправить перекосы в твоей душе и теле. Ну что встал чуркой бесхребетной! – Рявкнул он на вздрогнувшего от неожиданности Федора. – Показал же, тебе, чтобы садился рядом. – Он вновь хлопнул ладонью по стволу дерева, рядом с собой. - Говорить будем.
Чащун задумался, выпустив струю табачного дыма, и так и сидел, не обращая никакого внимания на подошедшего на дрожащих ногах, и опустившегося рядом с ним парня.
- А ты не прячься там, изображая из себя кустик сирени, все равно не похож. – Произнес он, непонятно к кому обращаясь. – Тебе, тебе говорю, не строй из себя более глупое создание, чем ты есть на самом деле.
Справа, из-под склоненной до земли еловой ветки выполз огромный волк, и на полусогнутых лапах, практически касаясь пузом земли, подполз к старику, и опустил морду тому на колени, зарывшись по самые уши в седой бороде. Дед, положив руку на мощную шею зверя почесал тому холку и улыбнувшись приподнявшимися усами, вновь выпустив дым.
- Испугался, Вул. Ничего, я сам струхнул слегка. Давно мы с Ягирой так не собачились. Вон даже Перуна побеспокоили, уж на сколько он терпеливый бог, а и то не удержался, сам нас мирить пожаловал.
Он вновь задумался и замолчал, пуская дым из перепутанной бороды и почесывая холку, рычащего от удовольствия волку. Сколько он так просидел, может полчаса, может больше, Федор сказать не мог. Время остановилось, как и остановились все мысли в голове. После всего пережитого, он сидел в состоянии полного отупения, рассматривая немигающим взором костер, и приходил в себя.
- Ну что же. – Прервал молчание Чащун, и повернул к парню голову. – Давай знакомится.
Вся книга тут: https://author.today/work/260521
Если вы посчитаете, что всё, написанное далее - вымысел автора, то вы глубоко ошибаетесь. Всё нижеизложенное - всё истинная правда, вычитанная и в дальнейшем описанная, а также являющаяся результатом моей неугомонной любознательности, ну и, конечно же, огромной удачи. Этот рассказ не обо мне. Как бы мне ни хотелось стать главным героем тех удивительных приключений, но, увы, совесть не позволит присвоить себе лавры путешественника в далёкое прошлое.
А ведь всё началось с того, что, подстрекаемый врождённым любопытством, я наткнулся в интернете на "Перуновы Веды". Да, именно те самые золотые пластинки, которым более сорока тысяч лет. Можете верить или кривиться в скептической улыбке, называя меня дилетантом и лжецом, объясняя с пеной у рта, что все эти Славяно-Арийские записи лишь грубая подделка, но именно с их помощью я смог узнать такую вот удивительную историю.
Естественно, что я увлёкся изучением сего артефакта. Скопировал изображённые на них буквы-иероглифы на рабочий стол компьютера, а затем зачем-то вставил изображения в нейросеть, с запросом обработки и перевода. Почему я так поступил? Не спрашивайте, не знаю, просто так захотелось, видимо, интуиция сработала, но результат оказался неожиданным и поразительным. Ваш покорный слуга минут пятнадцать, если не больше, сидел с открытым ртом, ежеминутно протирая глаза, ибо не верил в произошедшее. На мониторе появился текст на русском языке. Вы только вдумайтесь. На табличках, которым сорок тысяч лет, современный текст, написанный в виде дневника – мемуаров от некого Фёдора.
Представляете: на древних пластинках описывалась удивительная история нашего с вами современника, волею судьбы заброшенного в доисторический мир. Прочитав текст, я поразился не только его невероятным приключениям, но и тому, насколько, оказывается, неправильными являются знания современных учёных о тех стародавних временах. Насколько мы ничего не знаем о том мире из нашего с вами прошлого. Насколько, оказывается, правдивы сказки и легенды, сохранившиеся до наших дней.
Я понял, что мне представилась уникальная возможность открыть завесу невежества. И тогда, обуреваемый самыми искренними желаниями принести в мир истину, я кинулся в институты и университеты, специализирующиеся на изучении истории. Махал перед носами профессоров и академиков распечатанными на бумаге дневниками Фёдора. Доказывал заблуждения мастодонтов от науки, кривящих лица в скепсисе, в их знаниях истории человечества. Пытался им объяснить, что они неправы, отстаивая с пеной у рта свою правоту.
Как же я ошибался. Меня подняли на смех и отправили в ближайшую редакцию, специализирующуюся на «жёлтой прессе», с пожеланиями напечатать свои каракули под подобающим видом бредовой фантастики, а не отвлекать научные умы от серьёзных изысканий своими вымыслами. Так ничего и не добившись в мире науки, я решил опубликовать дневники, выставив их, таким образом, на всеобщее обозрение. Но и здесь потерпел полное фиаско.
Первый же редактор книжного издательства объяснил мне: «История у вас просто замечательная, конечно. Но вот её подача. Очень сильно, понимаете ли, и это ещё очень мягко сказано, хромает. Нелитературным языком написана. Ошибок много. Не заинтересуется массовый читатель таким произведением, а нам такое невыгодно. Так что извините». Намаялся я, в общем, с этим дневником. Оставались мне в итоге только два варианта развития дальнейших событий. Первый - плюнуть и забыть, а второй - переписать всю историю Фёдора, попытавшись придать ей более-менее читабельный вид. Вот вторым вариантом я и занялся. Что из этого получилось? Не знаю, судить вам, дорогие мои читатели.
Понимаю, конечно, ваше нетерпение и желание скорее узнать эту удивительную историю. Но прошу немножко потерпеть моё занудство. Мне кажется, важным пояснить, в какой именно мир попал мой герой, и поверьте, это я делаю не из вредности и не для того, чтобы затянуть рассказ, а лишь для того, чтобы в последующем не отвлекаться от повествования, давая нудные пояснения.
Наверно многие начнут меня ругать, что это всё не так, и на самом деле, все исторические исследования доказывают обратное. Не буду спорить, не историк, я лишь пересказываю то, что прочитал в "Ведах". Согласно дневнику, в те доисторические времена земля наша ничем не отличалась от современной, разве что только климат был более сухим и немного холодным, но это и не удивительно, ледниковый период как раз свирепствовал на севере нашего голубого шарика. В остальном же в плане географии всё было так же, как и сейчас, может быть, только с малюсенькими отклонениями, практически не меняющими облик планеты.
Глобальные движения материков к тому времени давно закончились, образовав привычные нам континенты, моря и океаны. Великие реки давно пробили свои русла и если и поменяли, так сказать, свой путь, то столь незначительно, что даже говорить об этом не стоит. Леса стали лесами, степи – степями, а пустыни – пустынями. Всё то же самое, что и сейчас, конечно же, с небольшими нюансами, но настолько незначительными, что даже отвлекаться на их описание не имеет смысла. Ведь даже в наше время изменения ландшафта происходят постоянно, что уж тут говорить о сроке в сорок тысяч лет.
Животный же мир был другим, очень непохожим на привычный нам современный. Конечно, в описание каждой существовавшей в те стародавние времена зверюшки я погружаться не буду, ибо тогда затяну и так немаленькое вступление, скажу только, что сочетание мамонтов, саблезубых тигров, пещерных медведей и вполне современных лошадей и собак были неотъемлемыми реалиями того времени.
Ещё одной особенностью того исторического периода существования нашей земли было создание в то время новых цивилизаций, которые образовывались на обломках уничтоженных триста пятьдесят лет назад более древних империй Атлантов и ещё какой-то, не оставившей даже своего названия. Воюя друг с другом, они применили какое-то жуткое оружие, чем-то похожее по своей сокрушительной мощи на атомное или водородное, и едва не уничтожили всю планету. Но ко времени попадания в тот мир нашего героя о них сохранились только отдельные легенды, да ещё заброшенные руины некогда огромных городов да заросших дорог.
Что поделать. Человеческая память коротка, тем более, когда не остаётся письменных подтверждений. Считающие себя победителями расы переворачивают прошлое под свои, часто меркантильные нужды, при этом стремительно ассимилируясь с более примитивными племенами, перенимая их опыт выживания и деградируя до уровня зачастую каменного века. Старые знания уходят вместе с культурой и обычаями. Два-три поколения и всё: технологии утеряны, учения забыты, искусство кануло в небытие, а из того, что осталось, уже нарождается что-то новое, пусть чем-то и напоминающее уходящее старое, но уже своё, другое и неповторимое.
Вот в такие вот времена и попал наш герой. Простой школьник десятого класса, шестнадцатилетний парень, ничем особым не отличающийся от своих сверстников, разве что только более упрямым и авантюрным нравом, да высоким ростом.
Фигура парня, в силу возраста ещё не сформировавшаяся окончательно, выглядела несуразно и забавно. Как, в общем-то, и у всех подростков во время физиологического созревания, тем более не особо уделяющих внимания занятиям спортом и более предпочитающим онлайн-игры и соцсети, а зачастую и сигарету с пивом.
От многочасового сидения за компьютером, а также от держания рук в карманах сутулая спина нашего героя казалась хилым продолжением затылка, и это несмотря на внушительный размах плеч, доставшихся по наследству от деда – казака. Увы, сочетание богатырских плеч и скукоженной впалой груди выделяло острые выпирающие лопатки, образовывавшие своеобразный горб на спине. Вьющаяся грива чёрных, длинных, с синеватым отливом волос на голове спадала волнами на кряжистую мускулистую шею, словно взятую от донора-тяжелоатлета и прилепленную к несуразному телу червяка. Длинные, худые ноги ещё более визуально увеличивали худобу и угловатость фигуры нашего героя.
Он не был красавчиком в общепринятом понимании этого слова, но и, конечно же, уродливой его внешность назвать было нельзя. Приятное, притягивающее взоры девушек, правда, слегка бледное, с синеватым оттенком век лицо, хотя, возможно, это просто создавалось такое впечатление из-за незагорелой кожи и чёрной, контрастирующей ей шевелюры.
Высокий, слегка покатый лоб, греческий, немного великоватый, с горбинкой нос. Тонкая верхняя губа с тёмным пушком первых пробивающихся усов, при улыбке открывающая белоснежные, крупные зубы и пухлая нижняя, при сжимании образующая с верхней сестрой нитку бараньего упрямства. Широкие скулы – верный признак затаившейся где-то в глубине души, воли и целеустремлённости, и довольно внушительный подбородок, называемый в народе упрямым.
Несмотря на своего рода посредственность и инфантильность, во внешности было всё-таки что-то такое, что создавало впечатление существовавшего стержня внутренней интеллигентности, или, наверно, точнее, будет сказать, породистости.
Возможно, причиной этому были глаза. Ярко-синие, с какой-то неестественной глубиной и поволокой мудрости. Они смотрели на окружающий мир с поразительной жёсткостью и несгибаемой волей, что совершенно нехарактерно для его шестнадцатилетнего возраста, и это заставляло отводить взор, даже у арестовавшего его однажды полицейского.
Не сказать, что Фёдор был хулиган. Совсем нет. Просто характер он имел довольно авантюрный, за что частенько и страдал от ремня отца, который тот применял с регулярным постоянством, частенько разрисовывая задницу сына и пытаясь таким образом внушить уважение к общепринятым правилам жизни.
Не блистая особыми успехами в общеобразовательных дисциплинах в школе, парень, однако, был довольно знаменит своими нестандартными выходками и довольно колкими на язык шутками. Особую популярность он приобрёл, когда угнал у собственного отца автомобиль. Глупейшая выходка, за которую ему было нестерпимо стыдно, и на это он никогда бы не решился, если бы не спор с одноклассником в присутствии красавицы Ленки, к которой испытывал чувства первой юношеской любви и неосмотрительно пообещал вывезти за город, на шашлыки, на машине.
Запланированный пикник не состоялся по причине дежурившего на выезде из города поста ДПС. В итоге Фёдор, Ленка и друг по проказам - Ванька с его подругой, веснушчатой хохотушкой Светкой, были безжалостно задержаны и провели в полицейском участке шесть часов, пока стражи порядка разыскивали родителей и составляли протоколы.
Наш герой ещё к тому же отличился тем, что гнусавым голосом продекламировал небезызвестные стихи: «Сижу за решёткой в темнице сырой», чем вызывал одобрительный хохот у сидящего в соседней камере-клетке мужика самой бандитской наружности с выбитым зубом и огромным синяком под глазом, а также явное раздражение у дежурившего за пультом капитана, нервно хватающегося за дубинку на поясе.
Итогом этого глупейшего приключения стали синяки на заднем месте, старательно нарисованные взбешённым отцом, и прозвище «Отморозок», с придыханием и благоговейным шёпотом произносимое за спиной Фёдора учениками младших классов, провожающих парня восхищёнными взорами.
Ну вот, наверно, и всё. Хватит предисловий, моих пояснений и описаний, перейдём, пожалуй, к самому дневнику и окунёмся в наше доисторическое прошлое вместе с нашим героем:
Этот день начался обычно, так же, как и все предыдущие. Ничего странного и сверхъестественного, если не считать опоздание на первый урок физики в школе из-за банальной причины - крепкого сна и неработающего будильника.
Сегодня вечером он договорился встретиться с Ленкой в парке, и предстоящее событие полностью заполняло сознание Фёдора, затуманивая мечтами разум и делая парня рассеянным. Это было уже не первое их свидание, они даже целовались три раза в подъезде дома, когда он провожал девушку до дверей квартиры, но оттого было не менее желанным. Промечтав шесть уроков и отвлекаясь от этого приятного занятия только на перемены, Фёдор вернулся домой. Пообедал разогретыми в микроволновке щами, сделал быстренько и нехотя уроки и засел до вечера за подаренным отцом на день рождения ноутбуком, с головой погрузившись в очередную стрелялку.
Время пролетело быстро. «Вот почему так? Когда что-то интересное, то летит птицей, а когда делаешь что-то нудное, то ползёт черепахой. Несправедливо». – С такими мыслями он проглотил приготовленный матерью ужин и чмокнул в щеку, буркнув на прощание: «Спасибо». Быстро переоделся, расчесал непослушные вихры волос у зеркала в прихожей и выскочил на улицу.
До назначенного свидания оставалось ещё полчаса, но ноги сами собой летели вперёд и потому он добежал до места за десять минут, а потом ждал свою белокурую принцессу ещё полтора часа. Так было всегда. Ленка опаздывала постоянно, заставляя страдать сгорающее от любви сердце в томительных, еле бредущих по циферблату часов, минутах.
Потом долгое гуляние по аллеям парка в обнимку, обхватив неуклюже, дрожащей рукой, тонкую талию и втягивая носом еле различимый запах духов, заставляющий трепетать сердце. Жаркие поцелуи нежных податливых губ с привкусом клубники на прощание у дверей квартиры. Затем ставшее уже семейным ритуалом выслушивание нотаций от матери, за позднее возвращение домой и, наконец, сон в мягкой, благоухающей свежестью чистого белья, постели.
Сладкий, полный волшебных иллюзий юношеский сон с непременными героическими свершениями. Победами над полчищами врагов и с последующими за этим чествованиями на торжественных пирах великого героя Фёдора, совершившего какой-то уже забытый, потонувший и растворившийся в небытие Морфея подвиг. Конечно же, непременные объятия и поцелуи принцессы-девушки в белоснежном подвенечном платье, её восхищённые глаза и губы, шепчущие слова благодарности за спасение из лап злодея.
Прекрасны эти юношеские, полные романтизма, сны. Но вот пробуждение не всегда бывает таким приятным. Можно даже сказать, жестоким бывает.
Вся книг тут, бесплатно: https://author.today/work/260521
Доброго времени суток, друзья мои пикабушники. Обращусь к вам с наверно необычной просьбой. Мой рассказ "А был ли Дед Мороз" участвует в конкурсе на АТ.
Поддержите дедушку вниманием. Лайки комментарии, время чтения рассказа, там все учитывается.
Буду очень благодарен)
Он поскрипывал ставнями на ветру, словно вздыхая с сожалением о прошедшей жизни. Смотрел пожелтевшими стеклами окон на суетящихся во дворе людей. Ему было грустно, но он не плакал. Деревянный дом не умеет плакать. Ему этого не дано.
Новые хозяева суетились, спорили, даже ругались с прорабом, который привез вагончик для жилья и бригаду строителей. Они еще ничего не делали, а ему уже больно. Он знает, что дальше произойдет. Был свидетелем, как его соседа, такой же старый дом, разобрали, раскатали по бревнышкам, и сожгли на погребальном костре, грея с улыбками замёрзшие на морозе руки.
Теперь на месте старого друга стоит дворец. Кирпичный красавец, гордо сверкающий пластиковыми окнами. Ухоженный, пижон. Все у него есть, и газ, и отопление, и уход сторожа с горничными, а вот души нет. Холодному камню некого греть в своих стенах. Он один. У хозяина ни семьи, ни детей, только куча денег и амбиций.
Приедет, девок распутных навезет, напьется, с соседями поругается, по банкам с ружья постреляет и уедет. Не жизнь, а пакость. Тьфу.
То ли дело раньше. Даже ни тогда, когда еще дышала деревня, а когда живы были старики, старые хозяева… Смех беготня, внуки, как оглашенные, по двору бегают, в войну играют, дед им крапивиной грозит, а сам в усы улыбается, бабка пирогами пахнет, печку топит.
Вот это жизнь.
А Новый Год. Прямо во дворе елка ряженая. Чего там старик с ней удумал непонятно, но не растет она в высь, словно в детстве осталась, заморозилась. Дед вообще большой затейник, у него сад, как куколка, и яблоки, и груши, и сливы, и даже виноград. А варенье какое из всего этого получается. Бывало, бабка на завтрак блинов целое блюдо и в варенье макнуть, да чаем со своей колодезной водички. Сладкая, сахару не надо.
Вот времена, не то что сейчас. Все вроде есть, а души нет. Пусто, хоть и живут люди. Много ли через двухметровый забор наговоришь? Новости теперь от соседа, к соседу не бегают, теперь им лень, они по интернету, онлайн, не вставая с дивана сплетничают.
Снесут его теперь, сожгут на костре, а пепел по ветру пустят, как память предков пустили. Жаль, конечно, себя, но что поделать, видимо срок подошел. Не нужны теперь никому старики.
А что это новый хозяин у елки остановился? Стоит, думает, лоб чешет. Во, к прорабу развернулся. Чего говорит? Плохо слышу.
- Все отменяю! Дом сносить не будем! Отремонтируем, воду проведем, газ. И сад рубить не дам. Пусть все как есть останется. Живое тут все. Нельзя душу убивать. Пусть мои дети к корням прикоснуться.
Жизнь — это еще и память.
Толик лежал на диване перед телевизором, но не видел, что показывал праздничный голубой экран. Грустно. Новый год. Скоро будут бить куранты, а он один.
Мама на работе. Она плакала и просила прощения, когда уходила. Он не в обиде. Он понимает. Он уже взрослый, ему одиннадцать лет. Но он не на столько взрослый, чтобы зарабатывать деньги, а их надо много.
Болезнь съела все накопления, и ненасытно пожирает все остальные заработки семьи. Ей приходиться много работать. Может, если бы у него был отец, то было бы проще, но его нет и никогда не было. Толик знает, что детей находят ни в капусте и их не приносит аист, и папа был, но мама ни говорит о нем ничего.
Это последний Новый год, который он празднует. Он подслушал разговор врача. Нечаянно. Не специально. Он не хотел. Просто тот шептал очень громко.
«Жаль, что вы не нашли денег, очень жаль. Обратитесь в благотворительные фонды, еще раз. Время неумолимо, у вас два месяца, а потом будет поздно, и мальчик не доживет до следующего Нового года». – Входная дверь хлопнула, а мама вернулась из коридора, где провожала врача с улыбкой и с красными от слез глазами.
На улице зазвенели колокольчики, вернув мальчика из задумчивости. Любопытство присуще всем детям, и он пошел к окну, посмотреть: «Что там?». Прижался к холодному стеклу лбом, и оно сразу запотело. Толик провел ладонью и стер влажный налет горячего дыхания. У подъезда стоял олень, запряженный в нарядные сани. Огромные рога, со светящимися огоньками на кончиках, покачивались, словно пританцовывали под неслышимую музыку.
- К кому-то приехало проплаченное чудо. – Грустно улыбнулся мальчик, произнеся слова вслух. – Красиво. – Он отстранился от окна. Хотел вновь сесть на диван, смотреть телевизор, но звонок в дверь не дал этого сделать.
- Кто там? – Толик посмотрел в глазок. – За порогом стоял улыбающийся Дед Мороз, держа за руку Снегурочку.
- С Новым годом! – Прозвучал густой мелодичный голос. – Открывай, пусти чудо в дом.
- Вы ошиблись адресом. – Мальчик приоткрыл двери и выглянул в щелку. – Мы не заказывали аниматоров.
- Я никогда не ошибаюсь. – Улыбнулся еще шире дед. – Я всегда знаю, кто и что у меня просит, и прихожу точно к адресату.
Неужели мама потратила на этих артистов последние деньги? Зачем? Они с таким трудом ей достаются.
- Проходите. – Вздохнул мальчик и распахнул дверь.
Дед Мороз, нетрепливо, важно постукивая посохом, вошел в квартиру, остановился у празднично накрытого бутылкой лимонада, салатом и маленьким тортиком стола, и нахмурился.
- Я же говорила тебе, – загадочно прошептала вошедшая следом Снегурочка, склонившись к уху деда, — а ты не верил.
- Мне спеть, станцевать, или рассказать стишок? – Улыбнулся грустно Толик.
- Зачем? – Удивленно вскинул брови Мороз.
- Так вроде положено. Мой дедушка всегда этого просил, когда приходил наряженный на праздник, перед тем как дарил игрушку. Жалко, но больше не придет. Он умер в этом году.
- Не надо ничего. Мы просто посидим, поговорим, и отпразднуем. – Дед Мороз скинул с плеча мешок, раскрыл его и вытащил на стол мандарины, яблоки, конфеты, пирожные и огромный торт с горящими свечами. – Вот. Это тебе. – Улыбнулся он, расставляя угощения. – Можешь ответить мне на один вопрос? - Он сел на скрипнувший табурет. И не дожидаясь согласия спросил – Почему такое желание загадал?
- Какое? Я, вроде, ничего не просил? – Удивился мальчик.
- Телефон последний модели, для мамы. – С какой-то затаенной грустью в глазах посмотрел на него дед. – Почему не для себя?
- От куда вы знаете, я никому этого не говорил?
- На то я и Дед Мороз. Ну так почему?
- У мамы уже старый, с разбитым, потрескавшимся экраном, а мне не надо, мне уже все рвано, и так доживу.
- Ну а для себя-то ты, чего хочешь?
- То, что я хочу, несбыточная мечта.
- И все же?
- Папу хочу. Выздороветь хочу. Телефон. И еще… машинку на пульте. Большую. Но у нас всё равно на нее нет денег.
- А что важнее всего?
- Папу. Не хочу, чтобы мама осталась одна.
- С этим проще. – Улыбнулся дед, у вас с мамой одинаковые желания. Папа, телефон и «выздороветь» будут предоставлены в объединенном исполнении, в свое время, а вот насчет машинки… – Он залез в свой мешок и начал в нем рыться, чем-то позвякивая и по-стариковски пыхтя, и бормоча. – Вот. – Наконец произнес он, выныривая из недр шуршащей ткани. – Еле нашел. Такая?
На столе оказалась огромная игрушечная машина и пульт управления к ней, она гулко просигналила клаксоном и замигала фарами. Как же Толик мечтал о такой… Исполнилось.
- Здоровается. – Улыбнулся Дед Мороз. – Ты ей понравился.
— Это правда мне? – Не веря в чудо прошептал мальчик.
- Правда. – Улыбнулась Снегурочка и погладила его по голове так, как делала это мама. – Мечты иногда сбываются, только надо искренне хотеть и верить. – Пойдем дедушка, мы выполнили все желания, и нам пора. – И они растаяли.
- Сон. – Толик открыл глаза и разочарованно вздохнул. – Только сон. Он потянулся и приподнял голову с подлокотника дивана. – Как я так успел уснуть?..
И тут на столе прогудел клаксон, а входные двери загремели ключами. В комнату вошла мама, и следом за ней высокий дяденька.
- Смотри, что мне подарили. – Она подсела к нему на диван и достала из сумочки новый телефон. – Это дядя Сережа подарил, он руководитель благотворительного фонда, и согласился нам помочь. Я пригласила его к нам в гости, отпраздновать Новый Год, и он согласился. Ты не против. Познакомься.
- Ну что, мужчина, будем знакомы. – Дяденька подошел и протянул большую ладонь, в которой утонула маленькая ладошка. – Да ты богатырь! – Улыбнулся он.
- Вы будите моим папой? – Мальчик посмотрел в глаза, а он засмеялся, обернулся к покрасневшей маме, подмигнул и ответил.
- Если она согласиться, то да.
А был ли Дед Мороз?
- Чудеса случаются, просто в них надо верить. – Прозвучал в голове Толика густой бас. – С Новым Годом!
«Откуда у меня седая прядь в челке? Ты не поверишь. Но так и быть, расскажу.
История эта произошла во время празднования Нового года, в бытность мою окончания бесшабашного студенчества.
Я тогда закончил «Пироговку» и поступал в ординатуру, ну и пока суд да дело устроился санитаром в морг. И денег подзаработать и хоть какая-то практика.
Дежурство выпало на праздник, что в общем-то не сильно меня расстроило, так как в бригаде работала санитарочка Варя, симпатичная брюнетка с веселым нравом, и четвертым размером, явно положившая на меня глаз. Правда картину портил Георгич, нудный и сварливый дед, вечно лезущий со своими нотациями о правильном и неправильном.
Но и тут был положительный момент, он никогда не отказывался выпить, и делал это часто и самозабвенно. Так что его помехой я не считал, просто надо было подольше посидеть за столом и наливать почаще и побольше.
Подготовились мы знатно, стол «ломился». Бутылка шампанского (Это само собой, среди нас ведь дама). Дальше литр спирта (Медики мы, или нет?), водичкой его разбавили пополам, туда ампулу глюкозы для мягкости, получилась ядреная смесь, пробирающая до пяток, ну да мы привычны, нам оно, то, что надо.
Салатик из кулинарии, пирожки оттуда же, курочка жареная в микроволновке разогретая, даже тортик, вафельный такой, тот, что в супермаркетах в коробках продают, и тот, что никогда не портится. Чуток яблочек, мандаринок, огурчиков, маринованных в баночке. В общем все, как и положено для встречи нового счастья.
Сели, по первой разлили, для проводов уходящего. Тяпнули, крякнули, огурчиками только захрустели, и тут напасть. Труп привезли. Ну вот что ему не жилось под новый год? Пакостный видимо был человек, любил людям настроение портить.
Фельдшерица, которую на вызов тоже видимо из-за стола подняли, слегка заплетающимся языком, поведала такую вот историю:
«Вызвали нас по экстренной, остановка сердца. Приезжаем, накрытый стол, на нем труп, рядом плачущая жена и пьяные в стельку гости.
До этого, наш пациент, приняв на грудь, решил показать, как он танцует лезгинку, забрался на стол, сделал несколько «Па», и рухнул, без признаков жизни.
Его обильно полили водой из крана, грудь помяли, изобразив искусственное дыхание, вроде даже ребра сломали, в рот впрыснули сорокоградусной, что тоже танцора нисколько не привело в чувства, ну вот от безысходности и вызвали нас.
Ну а что мы? Уже больше получаса прошло. Дыханья нет, пульса нет, чего тут гадать? Констатировали смерть, составили бумаги, и к вам привезли. Принимайте.»
До встречи Нового года оставалось полчаса. Мы быстренько раздели труп, водичкой окатили, и на каталке в холодильник спровадили. Ему теперь спешить некуда, а у нас скоро куранты бить начнут. Вон уже президент отчитывается как у нас хорошо жить стало, и что дальше еще лучше будет, только потерпите.
Хорошо посидели. Около часа я Георгича в состояние анабиоза приводил, но он зараза никак не падал. Мало того, он еще и раздухарился, к Варе начал клинья подбивать. Есенина прочитал, потом «Мдельштапа», тьфу дьявол, вот же фамилия, Мандельштама так вроде правильно. Серенаду какую-то пропел, анекдот рассказал. Козел.
Чувствую я, что меня штормит. Стенки плывут, и пальцев на руке почему-то десять. Нет, думаю, так дело не пойдет. Если я сейчас не охлажусь, то этот старый гад, выиграет спиртовое соревнование, и получит девушку в виде приза. А я закончу праздник в салате, или в мандаринах.
Встал, и уверенно, с помощью качающихся стенок, с третьего раза, двери у нас узкие, сразу не попадешь, вышел подышать морозцем. Где-то кот заорал, тень какая-то по стене пробежала, мрачно у нас, лампочки тусклые в коридоре. Жутко чего-то стало, но я ко всей этой чертовщине отношусь с усмешкой. В сказки не верю. Хмыкнул сам себе, да пошел.
Где у нас самая стужа? Ты думаешь на улице? Я наверно трезвым, тоже бы так подумал, но в той ситуации, для меня самым холодным местом почему-то был холодильник.
Зашел, присел рядом с недавно поступившим клиентом. Что-то мне в нем показалось неправильным. Кожа нормального цвета, синяя, пар как у меня изо рта не идет, но все равно какой-то червячок меня пониже спины покусывает. Что-то не так. Мурашки на коже. Замерз что ли бедолага?
Встал я, склонился над ним, в лицо заглянул:
- Привет, — говорю. – Как дела?
И тут глаза открываются, страшные, в них сама смерть, и он мне отвечает:
- Нормально, только холодно. А где это я?
Очнулся я на кушетке, в кабинете, от жжения в глазах. Это Георгич стаканы перепутал, и плеснул в меня не водой, а спиртом. Рядом сидит довольный покойник, похмеляется с нашим дедом, и пыхтит сигаретой.
- Тяжелый ты брат, – говорит мне. - Еле дотащил. Руки на холоде совсем онемели.
В общем ошиблись там на скорой, и мы второпях, да на грудь приняв, недоглядели. Пьяный тот мужик был в стельку. Проспался да от холода очнулся. Вот такие вот дела. С тех пор у меня седая прядь, и зарок: «На работе ни-ни!».
Вот такой был у нас «Новый год!».