A.Furman

Когда солнце тонет в колодце кирпичных многоэтажек,

Лучами цепляясь отчаянно за провода,

Город полночи ждёт — свет течёт из замочных скважин,

Собираясь на крыше в сумрачного кота.

Как вильнет он хвостом, в сплетенье антенн заиграют искры,

Белый шум и помехи — его вина.

А в глазищах, похожих на круглые яркие миски,

С боку на бок из левого в правый скользит луна.

Кот бессонницу лечит, прыгая по карнизам,

Разрывает кошмаров клубки и виденья несказанных слов.

Полуночный герой — вряд ли он попадёт в телевизор,

Хоть, пожалуй, прекраснее всех городских котов.

Так откуда он взялся? Вопрос с подвохом.

Порождение старых легенд и людской молвы.

Пока верят в кота — его уши рыжатся охрой,

Если ждёшь ты кота — видишь только цветные сны.

Прыг да скок — черепица звенит на крыше.

Слышишь? Это не дождь. Где-то в норку забилась мышь.

Стук когтей отдаляется: выше, быстрее, тише —

Кот по трубам уходит, а ты уже сладко спишь.

Грустно воют ветра, в предрассветный туман собирая капли,

Из росы молоко на кошачьих блестит усах,

Кот устал — его мягкие лапы озябли,

Он свернётся клубочком у ночи на чёрных руках.

Пока солнце тонет в колодце кирпичных многоэтажек,

Зацепившись лучами нечаянно за провода,

Город утро уж ждёт — свет дрожит у замочных скважин.

Я в окошке поставлю блюдечко для кота.

Старый пёс по ночам начинает обход.

Каждый день как один: время тащит сутулый хребет

Вверх по лестнице,

В комнату, где скончался хозяин — Уилл.

Старый пёс на посту

Почти сто человечьих лет.

Ветхий дом оживает вместе с плешивым псом.

Шаг за шагом.

Половицы скрипят, выпуская наружу гниль.

/говорят, что хозяин его повредился умом/

Лапы топчут ковер, поднимается пыль.

Ветер гладит траченный молью бесцветный диван.

Пёс провел на нем в бдении много часов.

Пока Уилл со своими гостями играл,

Пса просил охранять засов.

/говорят, пропадали путницы в этих лесах/

Хоть и нету зубов у дворняги — уж больно стар,

Не боится случайных зевак и жадных воров.

Верный дом ему в помощь —

Уилл как гвозди в стену клыки забивал.

Здесь, в гостиной, есть пара рядов.

/говорят, что хозяином был каннибал/

Он объедки под стол бросал,

Старый пёс все обгладывал до костей.

Вкус — чуть слаще свинины.

Тайник у крыльца — все собачьи запасы.

Из новостей:

/говорят, доказательства не нашли/

На обоях царапины, но не пса.

Он не стал бы — дом чувствует боль:

В нем по трубам живое и красное изнутри.

Пес виляет хвостом —

Помнит каждую — женщины без лица.

/говорят, что хозяин их всех убил/

Ваза с трещиной,

В бок деревянный впиталась кровь.

/говорят, что одной почти удалось сбежать/

Старый пёс за собой носит бремя оков,

Он Уилла привык защищать.

/говорят, тот прозрел и пустил себе пулю в рот/

Пахнет хвоей и порохом, как всегда.

На полу, в серых въевшихся пятнах танцует луна.

/говорят, вместе с домом сгнил/

Старый пёс по утру завершает обход —

Проверяет тайник у крыльца.

/а еще говорят... в доме нет никакого пса/

Только воет ночами сбрендивший старый Уилл.

Пальцы, влажные от пота, сомкнулись на горле врага. Воительница откинула со лба надоедливую прядь и чуть не потеряла концентрацию: противник, зажатый бедрами, выскальзывал и вертелся.

Разъяренные женщины подбадривали подругу криками. Они собрались полукругом, наблюдая за ожесточенным сражением. Лица их пылали в предвкушении скорой победы. Каждая страстно желала этого. Каждая в тот вечер не смогла одолеть врага.

Самая упрямая приняла бой последней. Соперник был ловок. Он отчаянно скрипел в руках воительницы, изворачивался, норовил удрать. Но атмосфера схватки, поддержка подруг и жгучее желание торжества, придавали сил.

Воительница наскоро обмотала руку полотенцем и зажала противника крепче. Теперь не упустит.

Она вогнала острый спиральный меч в глотку врага до упора. Крики одобрения зазвенели громче.

Все вокруг погрузилось в туман. Рот воительницы скривился в отчаянном вопле: она расшатывала меч внутри противника, тянула наружу. Пальцы побелели от напряжения. Последнее усилие. Рывок. И красная струйка стекла по телу поверженного.

– Я же говорила! – Объявила воительница под аплодисменты подруг, подняв над головой откупоренную бутылку, – Если женщина хочет выпить – женщина выпьет!

В твоем доме завелся писатель. Кто виноват? Что делать? Когда вызывать экзорциста? Давай разбираться с проблемами по мере их поступления.

1. Отставить панику. Для начала, проверь свои запасы терпения. В ближайшие несколько лет они тебе пригодятся. Все, до последней капли.

2. Забудь такие слова как: "офис", "завод", "работа" и "зарплата". Ни в коем случае не говори их писателю. Последствия могут быть ужасны.

3. Если запрещенка таки-сорвалась с губ, немедленно произнеси вслух контрзаклятие: "я в тебя верю, все получится, деньги не главное". Повторяй скороговорку до полного сдутия писательских щек.

4. Когда писателя посетит "гениальная мысль" – смело оставляй грязную посуду в раковине и вековой слой пыли на полках. В моменты прокрастинации писатели склонны заниматься чем угодно, кроме, собственно, писательства.

5. Эти писательские дни – опасный период. Сопровождаются нытьем на тему "я никчемная бездарность" и носовым хлюпаньем. Заведи календарь, чтобы отслеживать цикл. Спрячь в закромах шоколадку и винишко.

6. Как только польются реки слез, достань заныканное, распечатай, красиво разложи на столе в поле зрения писателя. Медленно уйди. Любые слова, даже контрзаклятие из пункта 3, будут восприняты как издевка.

7. Научись отличать "писательские" от манипуляций ради бухлишка. Проще всего это сделать, используя совет из пункта 5.

8. В случае "неписуна" осторожно подбрось писателю идею. Он должен быть уверен, что родил ее сам. Отползай в сторону огнетушителя. Возгорание клавиатуры неизбежно.

9. Если писатель столкнулся с критикой в интернетах, скажи громко и четко: "они просто глупые, не понимают великий замысел".

10. Писатель прославился. Как быть? Вот теперь вызывай экзорциста. Потому что бегания по потолку под радостные вопли, вскоре сменятся "этими днями" и синдромом самозванца. Таков круговорот вещей в природе.

11. Если писатель сломался, не спеши заводить нового (или облегченно выдыхать). Повтори пункты 1, 3, 6 и 7 последовательно. Поверь, это для твоего же блага.

12. И, конечно же, не забывай кормить писателя трижды в день, выгуливать по вечерам и читать все его шедевры.

Удачи! И знай – однажды тебе воздастся. Но это не точно.

- Почему у вас ребенок без маски? - зампредглавред деловито потер подбородок.

- Безобразие! - заключил он, еще раз взглянув на статую.

- Исправить, немедленно! - для пущей убедительности, запмпредглавред топнул ножкой. Получилось больше забавно, чем сурово, но скульптор побледнел не на шутку.

- Но… как же… Ка же, Валерьян Литрович?.. Материалу ведь только на это выдали...

Зампредглавред поднял вверх указательный палец:

- А сие уже не моя забота.

Будучи главным среди замов, Валерьян Литрович частенько использовал эту фразу и давно наловчился произносить ее так, что все тотчас же понимали - он человек занятой и не намерен тратить время на глупости, вроде решения чужих проблем.

Поправив свою маску - предмет если не роскоши, то особой гордости - такие выдавали лишь важным начальникам, Валерьян Литрович развернулся на пятках и стремительно, насколько позволял маленький рост, зашагал прочь из мастерской.

- Да хранит вас барьер!.. - неуверенно крикнул в спину замвреду скульптор.

Творец понятия не имел, что делать. Комитет по комитетам четко поставил задачу - памятник матери с ребенком. И не менее четко отмерял мрамору.

Скульптор уселся на постамент под вытянутой рукой женщины, сжимающей корону, и принял позу мыслителя. В школе искусств партии им однажды показывали картинку со статуей Родена.

Точно! Картинка! Роден! Хмурое лицо мастера озарилось надеждой. Если где и мог быть ответ, то лишь в одном месте. Быстро натянув выходную марлевую повязку, он подхватил видавший виды портфель и отправился на поиски решения.

В Библиотеке, как и всегда, было людно. Безэмоциональные полулица сновали между рядами, изучая корочки древних фолиантов. С тех пор, как книги исчезли из магазинов, желающих поглазеть на вместилище знаний, развелось много. Едва ли кто-то из зевак всерьез надеялся найти здесь ответы на вечные вопросы, но запах бумаги, приглушенный свет и сама атмосфера старины неизбежно притягивала всякого, кто мнил себя ценителем прекрасного.

Мастер остановился у стойки библиотекарши, переминаясь с ноги на ногу. Та окинула скульптора надменным взглядом. Успев оценить потрепанную обувь, марлю, прикрывающую рот, ношенный кейс и пыльную одежду.

- Святая Корона! - мастер привык к тому, что все вокруг были на ступень выше по социальной лестнице. Люди искусства вообще считались созданиями не от мира сего. И правда, кто в здравом уме станет заниматься подобной ерундой, когда есть вещи поважнее? Например, промышленность или обслуживание госаппарата. Производство масок, в конце-то концов.

- Да хранит вас барьер, - сквозь зубы и дорогую повязку процедила библиотекарша:

- Чем могу?

- Мне бы… - неуверенно начал мастер, - мне бы книжку…

- Так пойдите и полюбуйтесь, - грозная женщина кивнула в сторону стеллажей.

- Мне бы… почитать.

Библиотекарша подалась вперед, изумленно подняв брови. Такие просьбы ей доводилось слышать нечасто.

- Что же, тогда охрана проводит вас в читальный зал, - она нажала кнопку под стойкой, потревожила сторожа на полставки - алкоголика Паленыча, и вернулась в исходное положение, царственно сложив руки на груди.

Мастер долго бродил по секции “Хроники Священной Короны”, в сопровождении подвыпившего охранника. Обложки писаний предков пестрили на полках безо всякой системы. Едва ли кто-то касался их в последние несколько лет и уж тем более открывал. Все здесь выглядело как музейный экспонат. Включая помпезную люстру на потолке и ковровую дорожку под ногами.

В этом отделении любили собираться интеллектуалы-историки. Они горячо спорили, тыкая пальцами в названия книг, доказывая свою правоту. Взять в руки и полистать никому не приходило в голову.

Нужная брошюра обнаружилась в самом конце коридора. Она была тоненькой, бесцветной и неприметной. Мастер вспомнил легенду о том, что когда-то существовали чудные машины, отвечавшие на любые вопросы в считанные секунды. Верно, в те времена и жилось лучше. Разумеется, не считая Великой Пандемии. Но, как известно, за все блага в этом мире нужно платить.

Скульптор зажал находку подмышкой и под удивленные взгляды окружающих проследовал в читальный зал. Сторож Паленыч поворчал и направился следом. Приспичило же кому-то книжки изучать.

В читальном зале было пусто. Единственное тихое место во всей Библиотеке. Паленыч тут же задремал, устроившись в старинном кресле. Мастер огляделся по сторонам и снял марлевую повязку. Даже если кто заглянет, то хоть сразу не признает в нем бедного деятеля. Плюс ко всему, помещение плохо проветривалось и легкие, измученные мраморной пылью, нуждались в притоке кислорода.

Мастер с наслаждением подышал и открыл брошюру “Как сделать маску в домашних условиях”.

***

- Ну вот, это совсем другой разговор! - зампредглавред был доволен и улыбался, судя по морщинам у глаз. Он осмотрел статую со всех сторон - маска на ребенке сидела как влитая.

“Благо не дотянется, чтобы потрогать” - подумал скульптор. Ему пришлось пустить в дело свою парадно-выходную футболку.

- Можете ведь, когда захотите! - продолжил хвалить мастера Валерьян Литрович, - не зря говорят, люди искусства - создания изворотливые.

Он одобрительно поцокал языком еще с полминуты, оценивая работу и, наконец, подписал бумаги приемки.

- Ну-с, Акакий, вы нынче молодец. Пожалуй, выдам вам премию, ежели не забуду, - заключил Валерьян Литрович:

- Сами понимаете, я - человек занятой.

Мастер рьяно закивал головой, в знак согласия - ему не терпелось спровадить начальство.

- Побегу. Побегу, - замвред не заставил долго ждать, - лекция о праведности масочной защиты сама себя не прочитает.

- Святая Корона! - попрощался Акакий.

- Да хранит вас барьер! - Валерьян Литрович скрылся за дверью.

Скульптор стянул марлевый “намордник” и облегченно вздохнул.

Лаванда корпела над зельем. Из котла поднимался пар – густой и едкий. Такой же, какой, казалось, вот-вот пойдет из ушей Лаванды. Ее брови сошлись домиком на лбу, образуя морщинку там, где ей быть еще рано. Тонкие пальчики с силой впивались в палку-мешалку. Волосы растрепались и почти явно поблескивали электричеством. Из всех отваров этот всегда давался Лаванде тяжелее прочих.

Мастер наблюдал за процессом, сложив руки на груди и недовольно поджав губы. По его мнению, юная ведьма была еще слишком молода и неопытна для подобной магии. Однако ее упорство восхищало. Мастер решил на этот раз не вмешиваться. Он знал, что, если все пойдет не по плану, случится взрыв. Небольшой, но достаточно сильный, чтобы научить колдунью уму-разуму лучше всяких советов.

– Запах тополей после дождя. – Лаванда проговаривала вслух каждый ингредиент, чтобы не запутаться. Ее мысленный взор тут же нарисовал картину старого парка в летний вечер.

Полки в небольшой комнате склада зельеварителей ломились от всевозможных пузырьков и колбочек. Они сверкали цветными стеклами. Жидкости в них были разными по виду и консистенции, но простыми по содержанию. Главное правило любого сложного зелья – несложные составляющие. Разумеется, в точных пропорциях.

– Звонкий смех. – Еще один компонент. Добывается только в веселой компании близких и друзей. Например, на концерте сельской самодеятельности.

Варево вспенилось ярко-желтым.

– Музыка родом из детства. – Лаванда тепло улыбнулась. И хоть детство было не столь далеко от нее нынешней, музыка, как известно, не ведала времени.

– Маленькая шалость.

Мастер удивленно округлил глаза, сохраняя при этом обещанное самому себе молчание.

– Долгая прогулка в сумерках. – Лаванда на секунду зажмурилась, выливая концентрат в котел. Она представила себе маленькие уютные домики по обеим сторонам пыльной деревенской дороги.

Дымок от зелья стал прозрачным, серым и чуть сверкающим.

– Разговоры ни о чем. – Самый главный ингредиент в завершении чудесного дня.

Вода забурлила и окрасилась поочередно во все цвета радуги. На поверхности вздулся большой переливающийся пузырь. Лаванда на всякий случай отскочила подальше и забавно зажала ладошками уши. Мастер же, напротив, придвинулся к вареву и заглянул в котел.

Бум! Пузырь лопнул, разбрызгав вокруг несколько лиловых капель. Комнату заполнил аромат счастья. Лаванда восторженно ахнула:

– Сработало! Зелье от беспросветных будней! Я сделала его!

Мастер с гордостью посмотрел на ученицу:

– Ты молодец, – он едва сдерживался, чтобы не рассыпаться в комплиментах, – а почему, знаешь?

Лаванда зачерпнула поварешкой порцию отвара и поднесла к носу, втягивая дивный запах.

– Да, Мастер, – она налила немного зелья в зеленый флакончик и с нежностью прижала его к груди, – потому что самые светлые воспоминания всегда остаются в памяти ассоциациями.

– Умница, – Мастер похлопал сообразительную ведьмочку по плечу, – далеко пойдешь.

В глубине души он верил, что все получится.

Матильда возмущенно ухнула:

- Вы, таки, совсссем ошалели, Петр Васильевич! Как изволите себе это предссставить?

Петр Васильевич отрабатывал кавалерийскую походку от стены к стене вот уже битый час. Не далее, чем сегодня утром, на него снизошла идея гениального романа. Который, по его словам, должен был изменить человечество. И, разумеется, направить род людской на путь истинный. Да только вот новорожденный сюжет пестрил логическими дырами.

На что Петру и намекнула Матильда. Весьма тонко, справедливости ради. Бросив в литературного гения свой ужин - дохлую мышь. Однако, почти сразу пожалела о содеянном. Когда великий автор, схватившись за голову, начал перебирать все возможные варианты «затычек».

- Ну я-то почем знаю, голубушка?? - Петр жевал свои пальцы, как делал всегда в процессе бурного мозгового штурма.

- Какая я вам голубушка? - Матильда грозно расправила крылья, демонстрируя двуногому глубину задетых им чувств.- Голубушка в помоях роется, а я - птица гордая!

- Ох, простите великодушно, - Петр отвесил собеседнице низкий поклон, не переставая грызть ногти.

- То-то же! - Матильда сжалилась, - но, таки, вернемссся к нашей проблеме.

- Ну не знаю я, ей богу, не знаю! - взвыл Петр. - Крыльями его обнять? Или... съесть. Как-нибудь.

- А в зад, прошу пардону, мне его сссебе не затолкать?! - Матильда откровенно паясничала.

Петр просиял.

- Вы, таки, эписсстолярный маньяк??? - птица вытаращила на писателя большие желтые глаза и предостерегающе щелкнула клювом.

- Ох, нет, что вы! Что вы! - Петр замахал руками, пытаясь прогнать неловкую заминку. - Может, все же, съедите?

- Таки это уже невпихуемо ни в какие рамки приличия! - Матильда обиженно отвернулась и приготовилась к прыжку. - Я улетаю от Вассс!

Петр упал на колени:

- Постойте! Не покидайте меня, гол... - он запнулся, - мудрейшая из пернатых! Я еще что-нибудь придумаю!

- Придумает он! Вы только поглядите, каков поц! - лесть не сработала.

Матильда крикнула, спикировала на стол и лапами опрокинула стоящий на нем артефакт. Бирюзовый шарик грохнулся об пол и раскололся надвое. Петр Васильевич жалобно застонал:

- Зачем? Зачем вы так, драгоценная?

Сова приземлилась на освободившееся место, рядом с чернильницей:

- Затем, голубчик, - произнесла она с нажимом на последнее слово, - что последовательно надо повествование весссти, уху! Иначе я вас сама на глобуссс натяну!