324090391123

«Прибрать, наверное, надо» - подумал Михаил Иванович, и присел на влажную скамейку во дворике.

«Кого бы попросить?» - стал он думать, доставая таблетку валидола.

До парадного ещё идти и идти дворами, минут двадцать. Ещё полгода назад, пока был жив Ремарк, это был ежедневный прогулочный маршрут. Два раза в день, утром и вечером, Михаил Иванович с Ремарком, в любую погоду шли до Удельного парка дворами. Ремарк шаркал лапами и вилял обвисшим хвостом, а Михаил Иванович думал, что в окна пятиэтажек на них смотрят люди с мыслью «Какие старые!».

Какие есть!

Потом Ремарк умер, а Михаил Иванович, по многолетней привычке несколько раз ходил гулять один. Но, встречаемые друзья Ремарка нюхали его брюки и глядя в глаза молча спрашивали: «А где Ремарк?». И Михаил Иванович изменил привычке.

У мусорных баков стоял председатель ТСЖ Виктор Владимирович и смотрел как дворник Улугбек укладывает в коробки вынесенные кем-то из жильцов собрания сочинений.

- Мое почтение Михаил Иванович! – первым сказал председатель.

Михаил Иванович, знавший Виктора Владимировича с детства, откликнулся:

- Здравствуй, Витя, - и приостановился.

- Что это вы с такими сумками? С Уделки наверное? – спросил Виктор Владимирович чтобы поддержать разговор, - Вы напрасно отказываетесь от социального работника Михаил Иванович, сами бы не таскали…

Михаил Иванович поджал губы от неудовольствия и неожиданно спросил:

- Скажи мне, Витя, кто бы мог прибраться в квартире? За деньги?

- В вашей? Да вот к Улугбеку приехала жена, пока без патента – ходит по уборкам. Очень хорошая узбечка! Аккуратная. Подойдёт?

- А сейчас она может? – с надеждой спросил Михаил Иванович.

Виктор Владимирович подошёл к Улугбеку и стал договариваться о Гулнозе. После нескольких фраз Улугбек снял перчатки и почти опрометью побежал в лифтовую.

- Сейчас, Михаил Иванович, он её разбудит и приведёт, - терпеливо сказал председатель ТСЖ, - Она ночью магазин моет.

Через три минуты радостный Улугбек привёл заспанную жену с ведром в котором лежали губки, тряпки, распылители, перчатки.

- Здрастуйте… - сказала маленькая и субтильная девушка всем извиняющимся тоном.

- Это Гуля, - лично Михаилу Ивановичу представил жену Улугбек, - Мой жена. Делает уборка хорошо. Русский понимает, но не говорит.

- Спасибо, Витя, - сказал Михаил Иванович искренне, и добавил - Пойдёмте, Гуля.

Проворная Гуля два часа металась по квартире Михаила Ивановича, терла-брызгала-мыла. Когда стёкла стали прозрачными, а ванна – белой, Михаил Иванович осознал, как у него было грязно. Чтобы не мешать Гуле он сидел на кухонном диване и тяготился присутствием постороннего человека.

Сумки с покупками он уже разобрал и просто ждал её ухода.

Увидев куклу в розовом платье (ужасный ширпотреб с Уделки, произведение китайской промышленности) Гуля оживилась и спросила:

- Можно?

Получив позволительный кивок в ответ она взяла куклу на руки и стала делать баюкающие движения и приговаривать «Киз».

Когда Гуля сложила тряпки-перчатки в ведро Михаил Иванович дал ей тысячу за труды. Неожиданно, в пороге, Гуля стала делать баюкающие движения без всякой куклы и говорить:

- Мой даром. Халява. Киз качать.

Только закрыв за ней двери Михаил Иванович понял, что Гуля согласна бесплатно нянчить маленькую девочку. Видимо, очень скучала по своим детям.

Осмотревшись в убранной квартире Михаил Иванович подумал, что в последний раз окна мыла ещё Варя, сама. Много лет назад.

С самого знакомства, в войну, и до последних дней Варя была активной.

«Запустил я квартирку!» - с сожалением подумал Михаил Иванович и переставил на комоде ретушированный портрет Вари в шинели.

В девяносто четыре года Михаил Иванович был реалистом – приезд французской правнучки первый и последний в его жизни. И пятилетняя Беатрис (интересно, а как её зовут дома, Беа? Триси?) больше никогда не увидит русского прадеда.

Чтобы ей такое памятное подарить? Михаилу Ивановичу очень хотелось чтобы незнакомая правнучка запомнила его навсегда.

Он с досадой убрал покупки с глаз: вряд ли французские гости поймут прелесть абхазских мандарин и липецкой антоновки!

Внучка Надя (Надин) была пару раз в Питере, ещё при Вариной жизни. Она почти не понимала по-русски и откровенно скучала, а накупив на Невском ушанок-матрёшек и маек со Шнуром, радостно уезжала домой.

Михаил Иванович разобрал кровать, надел полосатую байковую пижаму и по привычке взялся просматривать муниципальную газету. Но, «Чёрная речка» и раньше не захватывала, а уж сегодня!

«Чтобы ей такое купить? Впечатляющее» - думал Михаил Иванович уткнувшись в газету. Неожиданно, глаза в бифокальных очках заметили на жёлтом паркете у этажерки предмет. Открытка или карточка выпали из чего-то пока Гуля стирала многолетнюю пыль.

«Подниму, выброшу» - подумал аккуратный Михаил Иванович и, нехотя, встал.

На фотокарточке почти шестидесятилетней давности был он, красивая и живая Варя, и пятилетняя Туся на высоком стуле со спинкой.

Михаил Иванович вспомнил вдруг, как фотограф уговаривал Тусю смотреть в объектив и обещал, что:

- Сейчас вылетит птичка!

И как Варя терпеливо завязывала огромный бант на жидкие волосики Туси, а бант смешно сползал на левое ушко. И как дома потом бережно снимали с Туси выходное платьице чтобы не испачкала палочками…

Стоп! Палочки, кукурузные палочки!

Вот оно!

«Во Франции точно нет таких!» - подумал Михаил Иванович и отчётливо вспомнил счастливую пятилетнюю Тусю которая ищет ручкой в картонной коробке палочек комочек сахарной пудры.

«Завтра, нет – сегодня, забуду» - лихорадочно стал соображать Михаил Иванович. И подумал про маленький частный магазинчик на перекрёстке, там, вроде бы, он видел новую версию советских днепропетровских палочек.

«Там кажется до десяти…» - подумал Михаил Иванович и стал, торопясь, одевать пальто прямо на пижаму.

Захлопнув двери он торопливо вызвал лифт.

Между фонарём и облетевшим каштаном, на детской площадке у парадного, нетвёрдо стоял мужчина и мочился на деревянную фигурку медведя.

- Молодой человек! – громко сказал Михаил Иванович, - Что вы творите! Здесь утром будут дети!

- Что?! – сказал бритый на лысо пьяный и застегнув ширинку пошёл к Михаилу Ивановичу.

Михаил Иванович с презрением смотрел на перекошенное водкой лицо подошедшего и не застёгнутую куртку. Между полами выглядывало волосатое пузо.

- Старый хрыч! – сказал подошедший с ненавистью и вдруг резко ударил Михаила Ивановича чем-то в правый бок.

Михаил Иванович жил ещё полчаса. Скрёб пальцами правой руки примёрзший к асфальту жёлтый каштановый лист и ждал. Что вот-вот придёт сандружинница Варя - двадцатилетняя, красивая и идейная.

И - спасёт.

Писать мне некому.

Не потому, что я заносчива или социопатична, а потому, что трудно завести друзей при 75 часовой занятости в неделю.

Времени не остаётся.

Прямые родственники – Алиса и кот Мышаня – рядом ежедневно: глупо писать открытки на соседний диван, да? А других у меня нет.

Поэтому емаил, а тем более адрес съёмной квартиры, знают немногие. В основном - сети магазинов. И то, только благодаря Алисиной тяге к обретению дисконтных карт.

Создание Алисой блога (это блог?) на Pikabu позволило завести нескольких виртуальных друзей. В разных странах.

Но, на дружбу нужно время!

Поэтому «дружба» происходит в основном в 25 автобусе, по пути на работу.

Однако, есть одно письмо, на тетрадном листе, осязаемое, которым я очень дорожу. Из неведомого мне посёлка Первомайский:

(авторская орфография сохранена намеренно)

«Здравствуйте, Лёля!

Мы Ваши читатели Наташа и Лера.

Лера зацепилась глазами за Ваш пост давно, когда Вы ещё только завели кота. И теперь мы читаем Вас и ждем.

Благодарим за возможность написать лично.

Хотим попросить Вас - не пишите больше печального, смешное выходит лучше. И передайте привет от Леры Алисе.

Дайте, пожалуйста, нам адрес Светы и Юрика, Ваших знакомых, тех у которых кот Васька. Из «Самого удивительного повара». Лера-колясочница, а поэтому много общается, может ей будет интересно с Юриком. Или – нет. Но, всё-таки, дайте. Мы плакали вдвоём когда читали, хотим им что-нибудь вкусное прислать. Такое, чего нет у Вас в Питере.

Выслали и Вам бандероль: сушёные грушки, вишнёвое варенье и сало. Всё своё, мы небогатые, зато от всей души.

Примите – не обидьтесь!

Спасибо, Лёля!»

Когда выручка на третьей точке питания превысила самые смелые ожидания Владимир решил расти дальше.

В четвёртую точку.

И - начал поиск помещения.

После недельного объезда вариантов от Авито (с остатками продуктов, трудовыми коллективами, тараканами, гастроёмкостями, голодными клиентами, обещавшими постоянный поток), которые сдавались «от нехватки времени», «профессионального выгорания» и обещали «помощь бывшего собственника в ведении бизнеса» в светлое будущее, нашлось желаемое.

Но – в непривычном месте.

В ВУЗе.

Между двумя станциями метро.

На семейном совете (с женой-соратником) Владимир делился сомнениями. Его смущал контингент гостей и давили стены альма матер.

- Вовик! Какая разница! – с досадой сказала умная жена, - Преподаватели просто люди и едят. То же что и автомеханики.

(Все три успешных точки семейного бизнеса располагались при автосалонах.)

Академия бизнеса страдала обилием помещений и недостатком денег много лет.

Наконец, после летней вступительной компании, когда конкурс на платное отделение достиг 0,47 человека на место, решила предприимчиво сдать читальный зал хоть кому-то. За зверские 2500 рублей/м.кв. в месяц.

И спасти профессорско-преподавательский состав от голодной смерти.

Меню в академии бизнеса Владимиром планировалось обычное. По образу и подобию трёх действующих точек: каши-омлеты-блинчики – на завтрак, и обычная ленинградская еда на обед. Рассольники-борщи, тефтели, киевские-венские котлеты и компот.

В кассиры и повара раздачи Владимир выбрал самого лучшего сотрудника своей маленькой сети – Олю.

Оля была приезжей, с ипотекой и безалиментными детьми. Мало того, десять лет в торговле  развили в Оле крайнюю убедительность и безграничное, ангельское терпение.

Готовить в читальном зале было затруднительно, пищу предполагалось привозить из вне и скармливать гостям за бывшими письменными столами.

Но, коммунальные за читальный зал были велики – невероятно. И проректор по хозяйственной части Виолетта Карловна намекнула Владимиру:

- Можно договориться…

И предложила ежедневно (безвозмездно) кормить избранных.

Себя, первого проректора Илью Муромича, проректора по международным связям Бахтияра Шохруховича, декана факультета менеджмента (вакансия) и конечно, ректора.

В обмен на вменяемую сумму коммунальных.

Владимир, не имевший высшего образования, но долго работавший официантом в литературном ресторане, радостно согласился. Потому что был уверен, что интеллигентные люди едят мало. От воспитания.

Ровно в 10.00 в кафе приходил гонец-разведчик (менеджер заочного отделения и адъютант ректора) Светлана Ивановна. С блокадным блеском в глазах она конспектировала меню и уносила сведения на научно-педагогический совет.

На тему «Что мы будем есть?».

Через 20-25 минут от руководства академии бизнеса поступал заказ.

С количеством порций и спецпожеланиями (Солянка N пор. (пожиже), Борщ украинский N пор. (с мясом), Котлета венская N пор., Котлета по-киевски N пор., Салат «Цезарь» N пор., Салат «Сельдь под шубой» N пор.). Гарниров в списке не было.

Скрипя зубами Владимир собирал вывозное питание на пять человек. Но – не долго.

К.э.н., Магдалена Ивановна, ошибочно не включенная ВУЗом в список избранных к бесплатному питанию стала писать. Во все инстанции. От имени участницы Великой Отечественной войны, Ивановой А.М., которая, по легенде, живёт как раз над кафе-читальным залом.

Воображаемая Иванова А.М. в письмах-доносах страдала от шума и вони внутри заведения, нашествия тараканов, громкой узбекской речи и полчищ раскормленных кафешными объедками бездомных котов у парадного.

(Которые, возможно, больны бешенством и вот-вот искусают достойную заявительницу.)

После трёх писем и пяти проверок различных ведомств, руководство ВУЗа осознало ошибку, вычислило автора и расширило список питающихся на одного к.э.н.

Доносы в инстанции прекратились.

И - Владимир стал кормить шестерых. Лучшими эскалопами, салатами и котлетами. Без гарнира.

Владимир воспрял духом – жизненный опыт подсказывал ему что самое плохое позади.

Но, он ошибся.

Заботливо взрощенные кадры небольшой сети из трёх точек стали роптать.

После десятиминутного разъяснения сорокалетней заведующей кафедры «Политология» разницы между яичницей и омлетом виртуоз продаж Оля пришла просить о переводе.

Назад, к милым и простым автомеханикам.

Или - об увольнении.

Мало того, после замечаний крайне образованной леди (не той, что начинала заказ пирожков с собственного б/у контейнера и слов:

- А положьте, мне…)

А той, что со значком «Заслуженный...» на лацкане пиджака, громко и демонстративно изрекала ежедневно:

- Милочка, писать «Плов с курицей» не корректно!

Или:

- Не «Куриные котлеты», невежда, а - «Котлеты из кур»!

Оля наотрез отказывалась писать меню на доске, и даже боялась взять в руки маркер.

Владимир попытался убедить Олю, что всё не так плохо и увеличить дневную ставку на 200 рублей. Но, Оля, в слезах, сказала, что даже за дополнительных 300 рублей больше не может отвечать на интеллектуальные вопросы гостей, вроде:

- Малосольный огурчик? А как он выглядит?

Или:

- А печёночные оладьи без глютена?

И, наконец:

- Есть ли у вас кофе без кофеина с растительными сливками и выпечка утренней свежести, в комплексе в пределах 45 рублей?

Студенты академии трудностей не доставляли, но и прибыли не приносили.

Бюджетники, польстившиеся на койко-место в общежитии и 1272 рубля стипендии, покупали сосиски в тесте и пирожки с капустой. Всё, что не дороже 40 рублей. Платники, ни на пары, ни в кафе не ходили – они ожидали получения диплома на дому.

А вот преподаватели, со ставкой 12740 рублей, требовали особого отношения – столов с табличкой «Только для преподавателей академии!» и непрерывного совершенствования блюд.

За прежнюю цену.

Откушав предложенного и страдая от необходимости лично нести поднос к мойке, гости подходили к Оле и передавали пожелания повару:

- Скажите повару, что в блинчиках с капустой и яйцом слишком много/мало капусты/яйца..

- Передайте повару, что «Мимозу» я дома делаю иначе. Я беру…

- Диаметр бифштекса в «Бифштексе с яйцом» должен быть больше. Вот мы обедали в ресторане на Невском…

Ангельски терпеливая Оля записывала пожелания гостей на лист. И, изо всех сил, улыбалась.

Ресторанный повар Мария, костяк кадров трёх точек, за две тысячи в день готова была на многое. Руководить на украинском языке узбекским персоналом, заказывать продукты и работать как вол.

Но, после передачи листа преподавательских пожеланий Мария пообещала, что, если подобное повторится, она снимет китель и перейдёт через дорогу/через квартал и будет получать две тысячи у кого-нибудь другого.

Менее претензионного и внимательного к гостям.

И вообще, за двадцать лет ресторанного срока она кормила не только к.э.н по 12740 за штуку в месяц, но - и королевских особ.

И - всех всё устраивало.

Ухода Марии Владимир испугался и прекратил переписку «Гости-повар» навсегда. Повысив дневную ставку Оле на 350 рублей за сохранение тайны.

Бизнес в читальном зале уже приносил Владимиру многое: убыток и головную боль, но - ещё теплилась надежда на банкеты.

На которых платёжеспособные заочники выражают благодарность за многолетний посев доброго/вечного и долгожданный диплом преподавателям, и лично, наконец, с ними знакомятся.

Но, после первого и последнего банкета, где староста группы заочников-правоведов пытался уложиться в 400 рублей на человека (с молочным поросёнком, креветками и горбушей в меню), а скромный зав.кафедрой массовых коммуникаций Иван Тихонович (кушавший в небанкетные дни только свеколку с черносливом за 30 рублей), не рассчитал ёмкость желудка и был госпитализирован, Владимир приуныл.

Надо было уходить.

Всё решилось само собой: самая первая точка питания Владимира, наконец, размножилась и родила филиал № 2. Где слесари, сварщики и автомеханики хотели обедать украинским борщом, зразами и «шубой», без особых претензий и пожеланий, за деньги.

И - Владимир переехал туда (к великой радости буфетчицы Оли), оставив читальный зал ВУЗа в покое.

Возможно, для использования по прямому назначению.

- Сперва у меня жить будут, - сказала Тамара и подтянула к себе пустую этажерку, - У меня ж двухкомнатная! Мы с Галкой в зале, им - спальня. А ты тётку к себе заберёшь, дом то тебе отписан. Вот!

- А потом? – спросила Катя и перестала снимать батоны с конвейера, - Дети пойдут, а угла своего нет.

- Дура ты Катька! – весело сказала Тамара, - Всё посчитано. Вот смотри: мы вдвоём за зиму теткину хату подделаем, газ проведём. И к весне молодые в свой дом пойдут. А тетка сляжет – ты её доглядишь.

- А если не сляжет? Она ещё по весне крышу сама ремонтировала, - тревожно спросила Катя.

- Сляжет! – уверенно ответила Тамара и потянулась за новой этажеркой.

По дороге домой, в третий подъезд обшарпанной заводской девятиэтажки, Катя и Тома горячо обсуждали будущее. Все пятнадцать минут пути.

- А с работой-то как? Совсем же худо. Куда ты Лёху денешь? - взволнованно спросила Катя, - Оксанка моя совсем фигню в садике получает, на одну мало.

- Не боись, Катюха! – радостно ответила Тамара, - Всё придумано! В пятницу он придет из армии, а в понедельник пойдёт в транспортный. Я к Васильпетровичу всё лето за местом хожу.

- Это на место Кузьмича что ли? – спросила Катя и приостановилась, -Так там же копейки!

- Обижаешь подруга, - гордо ответила Тамара, - На место Моисеева, там нормально и плюс соляра дармовая.

- А Моисеев куда? – с округлившимися глазами спросила Катя.

- А тебе не пофиг? Место твоему зятю освободит и – ладно. Про Моисеева она думает…

Вечером каждая думала своё.

Тамара, сделав уроки с Галкой, растянулась на диване и под любимый сериал из жизни миллионеров гордилась собой. Мысленно.

«Молодец я! Женю Лёху по-быстрому… Пока не разбаловался… А то начнёт тягаться по шалавам… Возьмёт старую и с выводком.»

Тут она с радостью вспомнила дуру-Верку из кондитерского, которая вовремя не женила своего Серёгу на хорошей девочке.

«Овца! Не то что я! Получай сейчас Марицу-вдовицу в невестки с двумя чужими спиногрызами… И без алиментов! А Оксанка – ничего, воспитательница. И - вяжет. Будет меня мамой называть, а не «Верой Павловной»» - и заулыбалась своим мыслям.

Катя, тоже у телевизора, глядя на Оксану с клубками красной шерсти в кресле, тревожилась.

«А ну как Лёха в отца пойдёт… Биться будет и бухать! Женька, покойник, чемерный был! Томка по соседям пряталась пока тот в сугробе не замёрз… Оксана моя застенчивая, сдачи дать не сможет… Застесняется. Закодировать его!»

- Оксана! – неожиданно громко сказала Катя, - Где газета с объявлениями?

- Так коробку с луком накрыла ей, - медленно, как во сне, ответила Оксана и повернула вязание.

Катя быстро нашла газету и стала читать раздел «Лечение алкоголизма». Убедившись, что совершенно трезвый зять - это не дорого, успокоилась. Тем более без его ведома и со 100 % гарантией.

Утром, ещё до смены, в раздевалке, Катя неожиданно спросила Тамару:

- Как ты думаешь: кто у них родится? Я тут сон видела давеча: Оксанка родила мальчика, Ваську. Родила, значит, и подходит ко мне с Васькой на ручках и говорит…

Тамара перестала закалывать волосы под белый колпак и обернулась:

- Мальчика? Мальчик во сне – это маяться. Им, Катька, девочку рожать надо. Во-первых, у меня от Галки коляска розовая осталась, ещё ничего. Знаешь почём теперь коляски? Ого-го! А во-вторых, Галка девочку лучше няньчить будет. И ползунки все лежат в гараже. Девочковые.

И они вместе пошли по коридору в цех. Обсуждая внучку.

В пятницу дали аванс, дембельнулся Лёха и состоялись гости.

Ровно в семь часов вечера семья Сидоровых в полном составе: мать и дочь, пересекла порог двухкомнатной квартиры на шестом этаже своего же парадного. Приехав на лифте с четвёртого.

Раскрасневшаяся от плиты и слёз встречи Тамара встретила гостей в Т-образной прихожей. В кофте с газовыми рукавами и комнатных тапках-собаках.

- К столу! Уж заждались, - на одном дыхании выпалила Тамара, но потом поправилась, - Здравствуй, Оксаночка! Лёша! Лёша!! К нам тётя Катя с Оксаной пришли!

На материнский отчаянный крик из спальни выглянул Лёша, худой от не домашней пищи и нервный. От смены обстановки.

- Здрассте…

Катя, видевшая Лёху целый год только издали, на групповых фотографиях в одежде цвета «хаки», стала в упор изучать будущего зятя.

«Носатый, как Женька-покойник!» - с досадой подумала Катя, «Какие тут внучки! Кто их замуж возьмёт – с таким шнобелем… Ваську пусть рожают!».

Оксана, и так понимавшая, что поездка на лифте в гости – не спроста, застеснялась. И, порозовев в тон платью, потупившись стала рассматривать тапки. Свои и чужие: мамины, тетитомины. На Лёхины тапки она смотреть стеснялась.

Тамара, мысленно примерив Оксану к своему Лёхе, наоборот, осталась довольна – «Жопастая, Лёха таких любит! Гулять не будет в отличии от батьки…».

Пауза в прихожей грозила затянуться, но тут, на молчание, из кухни вышла семилетняя Галка, благополучно домазавшая бутерброды с некрасной икрой.

- Здравствуйте Оксана Ивановна! И тётя Катя, - сказала Галка нараспев.

- Привет, Галчонок! – почти закричала Оксана своей бывшей воспитаннице. Она порядком устала от сканирования тапок.

- За стол! За стол! – чуть не подпрыгивая от нетерпения звала Тамара.

(Ей уже очень-очень хотелось рюмочку успокоительного.)

Часам к девяти, несколько выпившие Лёха и Оксана перестали делать вид что не замечают друг друга и даже стали перебрасываться короткими фразами.

Совершенно размякшие мамы-коллеги, устав от обсуждения личной жизни Пугачёвой, сплетен-событий по хлебозаводу и вкуса приготовленных изысков восприняли это как знак. Свыше.

- Оксана, дочечка, - неожиданно громко сказала уверенная в себе от водки Тамара, - А оставайся у нас ночевать! Чего там… не чужая … Я вам с Лёшиком в спальне постелю.

Оксана, с недоверием посмотрела на неё, потом, с надеждой, на мать.

- Тётя Тома от всего сердца! – не нашла ничего умнее мать-Катя.

- Тетя Тома, что вы! Да у меня и ночнушки с собой нет, - испуганно прошептала Оксана.

- Так я дам! Новую, в кружавчиках, - сказала Тамара с водочной уверенностью в голосе. И резво встав из-за стола кинулась искать ночнушку.

Пока нареченные жених и невеста мыли тарелки в шестиметровой кухне стараясь не встречаться взглядом, в Т-образной прихожей прощались мамы. С объятиями и поцелуями.

- Катя! Свашенька! – плакала водкой Тамара.

(Катя крутила в голове народную мудрость «Сваха свахе сраный друг» ни с того ни с сего возникшую.)

И поэтому - молча плакала. От радости.

Катя ехала из гостей домой. Лифтом, целых два этажа.

И уже совершенно спокойно думала: «Припутила Оксанку-то!» и «Васька родится. Сон в руку – чувствую».

- Ты что, вчера опять эту шмару домой тащил? Упилась, падла? – язвительно-сожалеюще спрашивает Мария Петровна.

(Мария Петровна – самый ценный кадр в нашем ресторане - «фея чистоты». Мойщица, но - русская. И даже больше: петербурженка.

За символические деньги она приходит на два часа утром, до открытия, и на два вечером, после закрытия. Моет всё что видит, сплетничает со всем что движется и уходит домой, через дорогу. Дома делать ей совершенно нечего, семья состоит только из пуделя Тоши, в деньгах она особенно не нуждается: блокадница с приличной пенсией. Но остро нуждается в общении, поэтому спит в две смены – до закрытия ресторана, днём, и после закрытия, под утро.)

- Ей с сердцем плохо было! Она не пьяная! – багровеет Димка, - Она на работу выйдет!

- Как же! Наташка выйдет на работу! Разбежится! – довольная Мария Петровна наконец нашла тему для беседы и аудиторию в виде меня.

- Я сам разберусь! Это наше дело! Не смейте оскорблять мою мать! - максимально громко говорит Димка и отворачивается к мойке всем корпусом.

Он уже почти взрослый, стесняется, когда плачет.

Я уже слышала Димкину историю от не русской мойщицы Фирузы.

Ещё на стажировке. И поэтому спешно смываюсь от словоохотливой Марии Петровны.

Я привыкла видеть на мойке гражданок южных республик или местных алкоголичек-петербурженок. Старушек, студентов, наконец.

А тут мальчик!

- Фируза, скажите, а что это за мальчик на мойке? – спросила я, стажируясь на перспективное место холодного повара.

Польщённая вежливым обращением на «вы» Фируза ответила:

- Так это ж Димка! Он поваром будет.

И путаясь в русских падежах и склонениях рассказала полуторамесячную Димкину историю.

Мария Петровна привела на работу Наташу, когда новый шеф Денис уволил старую мойщицу. За комплекс хамства, пьянства, безделья и потрясающей грязи.

Уволил по-хорошему, даже за бой не удержал.

Наташа, соседка Марии Петровны, по коммуналке. И она снова решила бросить пить, ради сына, Димки. И даже работать, как все.

Больше за тысячу в смену привести было некого, и Наташу условно взяли. С испытательным сроком - до первой пьянки. И выдали халат.

Через две испытательных смены, к одиннадцати часам, вместо Наташи, пришёл мальчик и сказал:

- Мама болеет, я за неё. Я - Димка.

(Мыть посуду желающих больше не было – и никто не возражал.)

Мария Петровна очень хочет посвятить меня в ужасающие подробности Наташкиного вчерашнего поведения и упорно продолжает:

- Эта скотина…

Но, тут на кухню входит шеф и избавляет от потока словесных помоев.

- Всем доброе утро! Здравствуй Дима! Почему ты опять в бабьем халате? Где китель? Фируза, вы постирали Димке китель?

- Да, шеф. Сейчас поглажу, - спешно отвечает Фируза и сникает в подсобку.

Мария Петровна с сожалением возвращается к своим прямым обязанностям: тереть раковины и пол. Однажды, когда она вдохновенно рассказывала о бурной алкогольной личной жизни Димкиной матери мойщице Фирузе и заготовщику Нурику шеф твёрдо пресёк:

- Мария Петровна! Это – ресторан, а вы - приличная женщина. Уймитесь! Я тоже из плохой семьи. И это не о чём не говорит.

(Денис, новый тридцатилетний шеф ресторана, старший сын многодетной семьи из десятитысячного Зажопинска под Рязанью. Работает лет с тринадцати, как Димка. Это первый ресторан, в котором он шефствует.)

- Как работа, Дима? Успеваешь? – спрашивает шеф.

- Всё нормально, шеф. Мне можно сегодня с Нуриком? – отвечает Димка, одевая старенький, выглаженный Фирузой китель.

(Китель – подарок с шефского плеча.)

- Да, к двум привезут креветок. Смотри как делает Нурик, но не забывай про кишечник. Помнишь чёрную нитку?

- Есть, шеф, помню, - радостно отвечает Димка, закатывая слишком длинные рукава кителя, - А потом?

- Потом? Переберёте с Нуриком шпинат, если у тебя не будет посуды. Фирузе картошку чистить не помогай – там нечему учиться. Можете разбирать салат на миксы или курицу на стаф из бульона. Кости и шкурки сразу забери Мишане, не спрашивай разрешения каждый раз, понял?

(Повар-заготовщик Нурик уезжает в ноябре, к семье, в теплый Узбекистан. И единственный человек который мечтает о 150 рублях в час и его вакансии – Димка. Денис-шеф поручает Димке под руководством Нурика разные работы, для обретения практических навыков.)

- Я тебе книгу принёс, но на смене не читай! Дома, - говорит Денис и достаёт из портфеля «Практическое пособие для повара 3 разряда».

- «Прак-ти-чес-кое …», - по слогам читает он, - И я буду поваром, шеф? – спрашивает Димка с потрёпанной книгой в руках.

- Конечно, Димка, будешь, - уверенно отвечает Денис уходя.

Закончив смену Димка уходит домой, в семиметровую комнату на Петроградке, собрав за смену всё вкусное, но не доеденное гостями до конца, в банку из-под сыра «Cremette».

- Для Мишани, - говорит он, стесняясь, и закрывает банку.

Понедельник начинался с главного – с планёрки.

В святейшем месте. В кабинете начальника.

Прямо под всевидящим оком президента страны – он хитро и строго смотрит с портрета каждому из присутствующих прямо в глаза. Как не повернись!

И спрашивает взглядом «Куда ты дел бюджетные деньги, а?» или «Бездельничаешь?» - в зависимости от чина присутствовавшего.

Ровно в 9.00 трудовой коллектив из двенадцати человек рассаживается на ореховые стулья (настоящий орех!) с бархатным сиденьем. И, избегая всевидящего ока главы страны, с надеждой смотрит на начальницу.

(Стулья первоначально приобретались для детского дома семейного типа, но бархатное сиденье было так комфортно, что детский дом обошёлся.)

Начальница, долго выбирает удобнейшее положение в кожаном кресле, и, наконец, достигнув совершенства, начинает.

Планёрку.

С важного вопроса:

- Как настроение? Рабочее? Впереди напряженная неделя!

Присутствующий трудовой коллектив сменяет маску надежды на лицах (полная копия морды бездомной кошки при общении с сердобольной пенсионеркой-гуманисткой) на маску крайнего интереса (та же кошка, но при просмотре содержимого пакета с едой).

И, в практически в один голос говорит:

- Да! Да!

Главный бухгалтер Нина Ивановна, которой по чину положено быть самой озабоченной, со вздохом (как по безвременно усопшему), добавляет:

- А в четверг: отчёт! – и с торжеством оглядывает присутствующих.

(Она всегда работает больше всех, демонстративно и на износ. Совершенно не жалея себя задерживается на работе - чтобы полистать папки. Пока её не заберёт домой муж: к готовому ужину.)

- В первую очередь надо помнить о важности нашей работы, - продолжает начальница, - Вы знаете, что творится в мире?

И тут она начинает пересказ увиденных по телевизору за выходные новостей: поимку отечественных шпионов за границей, распад замечательной страны на две не замечательных, смерть великого киноактёра. И все новости сопровождаются личными выводами и моралью.

(Выводы и мораль озвучить дома ей не кому.)

Потом она переходит к насыщенности выходных: магазины, телефонные разговоры, телесериалы. И наконец, в финале планёрочного монолога, к сказке об идеальности своего брака.

(Присутствующим на планёрке опасно участвовать в конкурсах «На самые насыщенные выходные» и «На самую идеальную ячейку общества», но – слушать обязательно.)

Когда, наконец, от описания воскресного просмотра семейной комедии полным составом начальничьей семьи (включая кота Огги), хочется прослезиться от умиления, она передаёт слово замам.

Замов много. Три.

Вообще, из двенадцать человек отдела пятеро – начальники.

Три зама и главный бухгалтер, по очереди и иерархии, старательно блекло (блистать опасно!) рассказывают о проведенных выходных. Чужие смерти, беды и радости в интерпретации СМИ.

Выводы замов и главбуха по всем событиям полностью совпадают с выводами начальницы.

Ровно в 10.00 мировые новости разобраны на пазлы и обсуждены до мелочей. Семья начальницы получила 10 из 10 по шкале идеальности.

Поэтому, она начинает о бренном.

- В районе невиданный урожай моркови. Это экспотрноориентированный проект. Хозяйства района просят помощи. Мне напомнить вам, что госслужащий и военнообязанный одно и то же? – говорит начальница тоном Бога.

Поездка на экспортноориентированные сельхозпроекты дело интересное: свежий деревенский воздух, поле с урожаем морковки/капусты выращенной из импортных семян и возможность неформально пообщаться с сотрудниками различных организаций в процессе сбора урожая.

Главный специалист по планированию Виктор Иванович оживляется. Перспектива выпить в поле его окрыляет.

(Виктор Иванович последние двадцать лет живёт в бабьем мире.

На работе его окружают одиннадцать тёток разных возрастов, дома – четыре (жена, дочки и тёща). От непрерывного пребывания в женском обществе он утратил почти все мужские черты и привычки. Разве что бреется не в тех местах где окружающие.

Он с удовольствием поддерживает служебные беседы о стрижках, прочности колготок и трёт пальцем ароматизированные странички каталогов косметики. Свой человек!

Дамы-госслужащие, в оплачиваемое страной время, меряют при нём наряды и даже просят застегнуть-расстегнуть. И яростно обсуждают мужей и немужей.)

- А сколько трудодней надо отработать? – крайне заинтересованно спрашивает единственный мужчина-госслужащий коллектива.

- На наш отдел – семь, - находит начальница нужную циферку в табличке-наряде.

Оставшуюся часть планёрки Виктор Иванович проводит в предвкушении. Четыре дня в поле! С совершенно законным правом выпить «для сугрева» и «с устатку», без баб.

Выражение лица Виктора Ивановича блаженное, уже вне зависимости от того что говорят: он улыбается морковно-водочным мыслям.

Но, Виктора Ивановича мало, нужны ещё морковные жертвы, для массовости. Начальникам (их 42 %), помогать хозяйствам в экспортноориентированных проектах некогда. У них на рабочих компьютерах есть интернет, где много куда более интересного. И - не по рангу.

Дальше, по схеме отбора хефтлингов в газовые камеры (но – наоборот), ищут самых здоровых сотрудников на морковь. По предоставленным справкам.

Каждый уважающий себя госслужащий имеет справку о состоянии здоровья. Такую, чтобы препятствовала выполнению экспортноориентированных проектов на свежем деревенском воздухе. И рекомендовала сидячий, спокойный труд в кабинете.

Со справкой – кому как повезло.

Самые ушлые добыли инвалидность. Но, их мало.

У остальных артериальная гипертензия различных степеней, острейший остеохондроз, миозиты мышц и т.д. Они хотят помочь родине заработать валюту, но – не могут.

Выбрав двух здоровяков с блеклой ВСД и безопасной язвой желудка (в ремиссии) на помощь хозяйствам в сборе моркови начальница переходит к главному в понедельничной планёрке.

К поиску виновных.

Начинает она с нагнетания обстановки страшными словами:

- Бюджетные деньги! Часть нашего общего дела! Государственная программа! Личный контроль Президента! Нецелевое использование! Виновные будут наказаны! Возместить ущерб и т.д.

Доведя себя до лёгкого покраснения через слой пудры, она излагает суть – надо написать акт. С выездом на место преступления. Очень убедительный, чтобы поверило вышестоящее начальство. Разоблачающий всех и вся. С указанием виновных лиц.

(Дело обычное и не стоит никаких покраснений.

Из деревни Миничи почему-то стало уезжать население. Причём – трудоспособное, которое вполне могло работать в местном колхозе. И – семьями, вместе с подрастающими ударниками труда и лицами, могущими нарожать новых кадров.

Трудоспособное население заколачивало дома, между закрытыми в целях экономии средств магазином, почтой, школой-садом и ехало лишь бы куда. Несмотря на обилие свежего воздуха, нетронутой природы и работы в колхозе.

Опасаясь кадрового голода, мудрый глава района решил заинтересовать население Минич. Организацией досуга.

И - отремонтировать сельский клуб. Бывший отчий дом пана Кучинского, первоначально трансформированный советской властью в конюшню.

На ремонт усадьбы пана Кучинского ушла половина городского бюджета – заинтересованные селяне, перестав укладывать чемоданы, ждали финала. Вдруг?

Мало того, окрылённый реконструкцией особняка глава района попросил из областного бюджета дотацию. На приобретение очень нужной в будущем танцевальном зале сельского дома культуры хрустальной люстры, весом в триста килограмм.

Областной бюджет денег на люстру дал, но пообещал выслать проверку целевого использования средств. Потом, когда начнутся танцы.

И, вдруг, случилось страшное.

Стропильная система дома пана Кучинского (1851 года возведения) не вынесла подвесного потолка и обилия осветительных приборов. И – рухнула. Вместе с крышей. Но, без человеческих жертв, ночью. Когда пьяный сторож мирно спал в будущем гимнастическом зале (бывший винный погреб пана).

Убытки были ужасающие!

Нужно было срочно найти виновных.

По единственно верному (предварительному) заключению главы района во всём был виновен жук.

Жук-древоточец.

Подло источивший стропильную систему особняка и лишивший Миничи будущего.

Оставалось признать очевидное комиссией и описать так, чтобы поверила область. Высокохудожественным актом.)

Для написания убедительных актов в отделе есть специальный человек.

Я.

Два рабочих дня из пяти я проведу на сборе морковки, которая потом сгниёт в ангаре. Ещё два дня – в Миничах, буду описывать злодеяния жука-древоточца.

На сегодня - всё.

Планёрка закончена, роли распределены.

Мы покидаем кабинет начальницы.

Под дверями моего кабинета негодующая очередь из простых, занятых осязаемыми делами людей. Которые ждут уже полтора часа – им нужна справка.

Продавщица, оставившая на напарницу две кассы и полный торговый зал покупателей, прямо в униформе-мушкетёрке; слесарь автосервиса у которого с каждой минутой утекают клиенты и деньги, и, бабуля-пенсионерка, которой совершенно никуда не надо (кабачки на даче убраны, кот накормлен, до пятничного УЗИ брюшной полости – уйма времени).

Важная справка – об уплате средств в бюджет; для нотариуса, который не верит банковской квитанции и требует ещё подтверждений.

Справки учитываются в трёх журналах: журнал обращения граждан, журнал учёта фирменных бланков организации и журнал-реестр квитанций.

И – без ведения этих журналов жизнь в мире остановится.

Наверное.

Целый день я страдала от неусыпного внимания.

Первой позвонила секта.

Ровно в 8.01 (по санкт-петербургскому времени) незнакомая мне женщина, и несостоявшаяся сестра по вере, с именем Наталья, позвонила. Чтобы пожелать от имени остальных несостоявшихся родственников важных вещей. Ангела-первопроходца во всех моих начинаниях, Божьего благословения в их продолжениях и вообще. Уточнить: может я приду ещё?

Как-нибудь.

На концерт, где каждая песня с припевом «Аллилуйя» или на фильм с прекрасным хеппи-эндом.

А если у меня нет времени (на несостоявшихся родственников), то, может, есть деньги? Ведь куда-то я деваю это время? А если они есть – не хочу ли я спасти душу? Недорого.

Мне стало приятно!

Хоть кто-то беспокоится о моём материальном положении.

Потом мне уделили внимание более близкие люди.

«Лента», «Улыбка радуги», «7я» и т.д.

(Там, в отличии от секты, я бывала неоднократно.)

Эти хорошие знакомые вдруг прислали письма на емаил, который я указала при оформлении дисконтной карты. Желали всяких благ ни с того ни с сего, и, между прочим, тоже хотели знать моё материальное положение. Вдруг! У них сплошные акции. Если что.

Странно…

Потом, в бесплатном приложении для Android, разработанном специально для владельцев малого бизнеса (которым я пользуюсь как бизнесмен-голодранец для связи с исторической родиной), мне стали приходить картиночки/открыточки. От людей, которых я уже не помню, но, видимо, раньше знала.

Помня, что благодарность за открыточку расценивается пославшим её, как приглашение пожить ко мне в Санкт-Петербург, недолго, недели на три-четыре, я в ужасе сбежала.

От земляческого внимания.

Но – не тут-то было!

После обеда в двери позвонили. Хорошие, добрые люди.

Дама.

Оказывается, мне несказанно повезло. Именно сегодня, только я, могу купить у милой дамы, по акции, взрослого кота (вот он, в корзинке) за совершенно символические десять тысяч.

Согласно документам, товар был чистым британцем, просто по скромности ничем не отличался (внешне) от моего бездокументного Мышани.

Убедив даму (меньше чем за минуту) в том, что если бы у меня было свободных десять тысяч, то, мой кот, при моей провинциальной пронырливости, имел бы не только паспорт британца, но и рекомендательное письмо от самой Елизаветы II, я заволновалась.

Столько внимания!

Но – всё равно, мне всё ещё было приятно: меня опять приняли за состоятельную гражданку.

Размышляя на тему – что же такое я нарушила во вселенной и почему полилось внимание, я решила дожить день максимально спокойно. В закрытой квартире. Без общения и, даже, без хлеба.

И - дожила.

На ночь я решила почитать – что-нибудь спокойное.

Себя, например.

Почитав себя (в трёхмесячной давности) я - содрогнулась.

Ужас! И сделать же ничего нельзя.

Но, руки просили понятной, спокойной, бумажной книженции.

Под описание подходил только паспорт.

(Потому что, из литературы в доме только беспокойные поварские пособия и сборники рецептурных норм. Или Алисины справочники лекарств со страшными рассказами о симптомах и побочных действиях. Или газеты «Метро» - их читает безграмотный кот. Сразу четырьмя лапами. До тех пор, пока «Метро» не превратится в «Конфетти».)

При прочтении стр.№ 33 синего белорусского паспорта серии РР всё прояснилось.

Оказалось, что весь долгий день у меня был День Рождения.