Не успела Лана опомниться, как свекровь с налёту вцепилась в её шарф и дёрнула со всей силы. Неожиданно в руках этой вечно ноющей о своей немощи женщины оказалась невероятная силища. Петля на шее затянулась, и Лана стала задыхаться.

— Что ты творишь? — Карликовая санитарка вцепилась в рукав пальто Татьяны Валерьевны и повисла на ней, как капризный ребёнок на руке родителя. Ещё секунду и она вгрызлась бы в неё зубами, но свекровь, почувствовав угрозу, отпустила конец шарфа и стряхнула санитарку со своей руки.

— Тебе что надо?

— А тебе?

— Я… я… я мать. А эта дрянь отравила моего сына! — Татьяна Валерьевна грохнулась на кушетку рядом с невесткой и процедила сквозь зубы: — Ничего не получишь. Ничего! Всё Лёне перепишу.

Лана закрыла лицо руками и согнулась пополам. Долго сдерживаемые слёзы вырвались глухим стоном.

— Ничего ни тебе, ни твоему выродку…

— Перестаньте! — сквозь пальцы прошептала Лана.

— Думала, я не знаю. Я всё знаю. Андрей мне всё рассказал.

При этих словах ботаник в запотевших очках отступил на шаг назад и густо покраснел.

— Андрей?! — Лана подняла заплаканное лицо и с интересом посмотрела на деверя.

Толстяк снял запотевшие очки и принялся тереть окуляры о пухлую ладонь. Чувствуя на себе сверлящий взгляд, он неуклюже перевалился с ноги на ногу и развернулся к невестке спиной.

— Ну, я пошла, что ли? — Санитарка грозно посмотрела на сидящих на кушетке плечом к плечу женщин, подхватила ведро и направилась к выходу.

В кармане Ланы нервно завибрировал телефон, одновременно с этим распахнулась деревянная дверь реанимационного отделения, и на пороге показался врач.

— Промыли. Стало чуть лучше, пришёл в себя, но тяжёлый… Тяжелый.

— Можно к нему? — первой опомнилась Лана.

— Вы кто? — уточнил врач.

— Жена. — Лана дёрнулась в сторону двери.

— Куда… — завизжала в спину свекровь и схватила невестку за подол полушубка. — Не пускайте её доктор… Это она… Она отравила… А я — мать… Я пойду.

— Никто никуда не пойдёт, — строго предупредил врач. — Нельзя к нему, говорю же — тяжёлый. Домой идите. Весёлое Рождество выдалось, всю ночь отравленных везут. — Врач скрылся за дверью.

— Чего стала? — тяжёлый кулак впечатался Лане в спину. — Врач ясно сказал, чтоб ты шла отсюда.

— Он нам всем сказал. — Не дожидаясь ответа, Лана выбежала из фойе.

Серое, ещё не до конца проснувшееся утро встретило её на пороге больницы колючими снежинками, которые врезались в лицо с хладнокровием акупунктурщика. Взгляд неожиданно упёрся в тесно прижатые друг к другу знакомые фигуры.

— Ланка, ты уже здесь? С врачом говорила? Как они? — Стелла учащенно заморгала, стараясь сбросить налипшие на ресницы снежинки.

— Они? Ты о ком?

Стелла отступила на шаг и подозрительно прищурила глаза.

— О Крези с Аликом, конечно! Что с тобой? Они живы?

Лана растерянно посмотрела на седую от облепивших снежинок голову Стеллы и отшатнулась. Многие считали художницу некрасивой, но не она. И только сейчас с белёсой копной волос поверх съехавшего на плечи платка, бледным обветренным лицом и фразой «они живы?» Стелла показалась ей не просто некрасивой, а ужасно, ужасно страшной. Словно прообраз смерти стоял перед ней.

— Лана! — Выудив руку из подмышки подруги, Александр Матроскин схватил девушку за плечо и затряс. — Что ты молчишь?

— А причём здесь они?

— Как причём? Их же сюда привезли ночью!

— Кого?

Тревожное переглядывание друзей и повисшая минутная пауза не добавили понимания. Она вспомнила, что звонила Крези ночью, когда Пете стало плохо, но та не ответила. Не ответила. И не перезвонила. Или перезвонила? Когда вышел врач, в её кармане задребезжало. Тогда она проигнорировала звонок и потом забыла проверить, кто звонил. Лана нащупала в кармане телефон, вынула, открыла пропущенные вызовы. Ах, вот кто это! «Котик»!

За спиной раздался треск растягивающейся пружины, и послышались знакомые голоса. Лана быстро спрятала телефон обратно. Дверь размашисто зевнула, выпуская пухляша деверя и растрёпанную свекровь, и оглушительно хлопнула.

— Здравствуйте, Татьяна Валерьевна!

«Костнер» подошел к Андрею и протянул руку. — Вы тоже здесь?

Очкарик крепко сжал протянутую ладонь, обхватив при этом левой рукой локоть Александра.

— А где нам ещё быть? — покосилась в сторону Ланы Татьяна Валерьевна. — Пошли, — обернулась к толстяку, — вон такси подъехало.

— Ладно, Сань, мы пойдём. Врач всё равно к нему не пускает.

— К кому? — прозвучало в унисон и осталось без ответа.

Похоже, погода заблудилась. Серая мгла скрыла абрис такси и мгновенно замела след протектора. Вот бы навсегда. Лана сжала в руке телефон. Холодный металл напомнил — «Котик». Не сейчас.

— Я ничего не понимаю, — Стелла поёжилась и натянула на голову платок, смазывая по волосам растаявшие снежинки.

Так лучше. Теперь это снова её подруга, художница, учительница — Стелла Кёрхельберг.

— Вам кто про Петю сказал?

— Никто нам ничего про Петю не говорил.

— А здесь вы что делаете?

— Приехали узнать, как Алик с Крези себя чувствуют.

— А что с ними?

— А с Петей что?

— Не знаю, врач говорит — отравление. Еле откачали.

— Вот, — Стелла развернулась к своему спутнику. — Скажи мне спасибо, что я тебе пить не давала. Не то, что эта твоя Крези! И Алика не контролировала, и сама накачалась. И ещё хватает совести меня критиковать. «Что ты его контролируешь?» — пропищала Стелла, копируя голос Крези. — Сейчас бы рядом с ними здесь лежал.

— А я что, я ничего, — промямлил Александр, поправляя на шее шарф.

— Так они тоже здесь?!

— Ну да. Мы их сюда вчера привезли. Мы же в одной машине уезжали. По дороге им обоим стало плохо. Алика обездвиженного ещё при тебе в машину загружали. Он уже тогда ноги еле волочил и языком не ворочал, мычал только. Ты же видела.

— Видела. Но он пьяный, как обычно. А с Крези что?

— Её в машине развезло, тошнить стало, живот прихватило так, что она чуть сознание не потеряла. Сказала — везти их сюда. Ей можно верить, просто так она бы не поехала. Раз сказала везти — значит, дело хреновое. Всё-таки она какой-никакой медицинский работник.

— Таааак, — протянула Лана. — А вы как себя чувствуете?

— Да нормально мы себя чувствуем, — Матроскин погладил подбородок. — Мы приехали узнать, как у них дела, и вот тебя встретили. Про Петю не знали ничего. Он вроде немного пил.

— А остальные? Что с ними? Вы что-нибудь знаете?

— Нет. Мы же первой машиной уехали.

— Ребят, надо всех обзвонить, узнать, как они себя чувствуют. Сань, обзвонишь?

— Как скажешь. Только к Алику зайдём. Пойдёшь с нами?

— Нет. К маме поеду, по Витальке соскучилась. Вы лучше мне позвоните потом.

— О'кей.

Накануне Рождества

Последняя ночь

Может и лучше, что её надежды не оправдались. Зато выспалась. Ведь Сочельник. Гости. А на ней весь стол.

— Есть иллюзия парения ангельского, — мужчина с лицом Кевина Костнера дочистил картофелину и плюхнул её в таз с водой.

— Скорее падения. — Кира Алексеевна Сатури скользнула критичным взглядом по скошенному силуэту ангела, выведенному Стеллой Кёрхельберг на окне белой гуашью.

— Я пробую скатиться в миниатюру, а рука-то привыкла к размашистый мазкам. — Попытка оправдаться получилась неуверенной. Стелла бросила кисть в банку с водой и принялась оттирать испачканные пальцы бумажным полотенцем.

— Тебе пора изучить боевую раскраску индейцев, — подмигнул «Костнер».

— Вы, Саша, типичный подкаблучник, — Кира скривила в усмешке рот. — Я лишь высказала своё мнение. Имею право. Воевать со мной не надо.

— А вы критикесса.

— В театре жизни только Богу и ангелам позволено быть зрителями.

— А мне нравится! — Лана протянула Стелле влажную тряпку.

— Вы что-то понимаете в живописи? — холодно отреагировала Кира.

— А вы? — парировала хозяйка.

За дверью послышался весёлый шум, и в кухню ввалился пухлый очкарик с бумажным пакетом в руках. Следом в дверях появились симпатичная молодая женщина лет 30 и невысокий мужчина в чёрных очках.

— Приветики! — Девушка стащила с головы шапочку с кошачьими ушками, поправила укладку и, обойдя таз с картошкой, чмокнула Лану в щёку. — А где Петро?

— В лес ушёл, на лыжах пробежаться.

— Давно? — Юлия Пономарёва, получившая ещё в институте за взбалмошный характер кличку «Крези», скользнула взглядом по нависшему над тазом с картошкой мужчине в тельняшке. — Вдруг волки нападут?

— Не говори ерунду, — Лана бросила обеспокоенный взгляд за окно, — он не один. Серёга с ним.

— Что-то Серёга последнее время от него не отходит. Держи. — Пухлый очкарик протянул Лане пакет.

— Что это?

— Рулька. Копчённая. По дороге на рынок заехал. — Очкарик снял запотевшие очки и поглядел близорукими глазами на таз с картошкой. — На пюре?

— Даже не знаю, — Лана пожала плечами. — Может лучше запечь?

— Конечно, запечь, — поддержала Стелла. — И празднично, и полезно.

— Запечь, запечь, — захлопала в ладоши Крези, отчего креативно выкрашенные пряди заполыхали огнём.

— Интересный колор, — в благодарность за поддержку отвесила холодный комплимент Стелла.

— Колор… — усмехнулась Кира.

— Вам не нравится? — Юля приподняла красные пряди, и все увидели, что у корней волосы жёлтые. — Моя парикмахер лауреат конкурса «Стилист года».

— Оно и видно, — Кира высокомерно отвернулась от вертлявой гостьи. — А картошку лучше запечь, это эстетичней смотрится.

— А я пюре люблю, простенько и со вкусом, — подал голос спутник Юлии, который, пожав руку мужчине в тельняшке и сняв потёртую дублёнку, присел на подоконник.

— Может вам макарон наварить? — тут же переключилась на небритого мужчину Кира.

— А что? Я вот очень даже макароны по-флотски уважаю, — поддержал друга «Костнер».

— Я не удивлена.

— А вас, Кира, вообще очень трудно чем-нибудь удивить. — Стелла подошла к Лане и заглянула в пакет.

— Вам уж точно.

Аромат подкопчённого мяса быстро заполнил кухню.

— Ой, как кушать хочется. Давайте быстрей картошку варить, — засуетилась Крези.

— Так варить или запечь?

— К рульке лучше запечь.

— А вот и нет. Пюре больше подойдёт.

— Петя пюре любит.

— И я.

— И я.

— А я нет.

— Большинство за пюре.

— Какое большинство? Нас здесь меньше половины. Ядвига с Адольфом точно запечённую выберут и Ирэна.

— Зачем вы спорите, можно ведь сделать и так, и так. Я ещё начищу.

— Правильно, — поддержала идею Лана. — А Андрей и Алик тебе помогут.

— Ну нет, я пас, — скрестил руки очкарик. — Я вообще не понимаю, почему нельзя было всё в ресторане заказать.

— Всё бы тебе в ресторане… — Алик, соскочил с подоконника, взял со стола нож, попробовал на остроту пальцем лезвие, придвинул к тазу табурет и сел рядом с другом. — Деньги некуда девать?

— А ты чего жадничаешь, вроде как в средствах не нуждаешься?

— Потому и не нуждаюсь, что умею экономить.

— Не надо вуалировать свою жадность умением разумно распределять средства, — не преминула вставить шпильку Кира.

— Почему вы так плохо обо мне думаете?

— Не льстите себе, я о вас не думаю, просто констатирую факт. — Кира многозначительно перевела взгляд на старую дублёнку, которую Алик аккуратно свернул подкладкой наружу и уложил на сиденье мягкого уголка.

— Констатирую… Вечно вы слова подбираете, будто мы на симпозиуме…

— Мне специально ничего подбирать не нужно, мой вокабулар гораздо богаче вашего.

— Вока… Чего?

— Словарный запас, недоучка.

— Нормальный у меня словарь, — обиделся Алик.

— Примитивный.

— Не будь вы, Кира, экстрасенсом, проще говоря, ведьмой, я бы вам ответил, как подобает…

— Боитесь?

— Опасаюсь. Вы ведь и проклясть можете.

— Ты потому очки не снимаешь? Боишься, что Кира тебя сглазит? — хохотнула Крези.

— Даже напрягаться не буду, — презрительно фыркнула экстрасенс, — просто подсыплю яд в картошку и дело с концом.

— Тьфу на вас! — Алик снял чёрные очки и посмотрел на Киру маленькими поросячьими глазками. — У меня больше шансов вас отравить. Вот, — погрозил Кире картофелиной. — Хорошо, что подсказали. Теперь я вас не боюсь.

— Мне всё равно. Пожалуй, оставлю вас. Хочется тишины. Пойду в гостиную, займусь сервировкой.

Так величественно, словно воспарив, подниматься из глубокого мягкого кресла умела только Кира.

«Не будь она столь ядовитой, можно было бы побеспокоиться за сердца наших мужчин», — ревниво подумала Стелла и покосилась на своего телохранителя. Минутный беспокой был напрасным. Александр Матроскин увлечённо чистил картошку с совершенно бесстрастным выражением лица.

— Вот противная баба. Зачем только её в нашу компанию привели? — проворчал Альберт, как только за Кирой закрылась дверь. Почесал мокрой рукой нос и громко чихнул. — Вот. Правда.

— Петя настоял. — Лана вывернула ручку духовки на 200 градусов, подумала и докрутила до 300. — Она ему помогает в работе и просто по жизни.

— Чем она интересно может ему помочь? Я бы, Ланка, на твоём месте насторожилась, она ведь баба красивая…

— И умная, — добавил очкарик Андрей.

— К тому же экстрасенс. Стелла права — может приворожить.

— Да ну вас, — отмахнулась Лана. — Она ему помогает с конкурентами разобраться и по здоровью тоже. Вот диету ему специальную разработала.

— Диету? — Альбер приподнял лохматую бровь. — Меня отравить грозится.

— Да шутит она, успокойся.

— А по-моему, у неё с чувством юмора проблемы.

— Зато с ней интересно, она много знает такого, о чём я даже представления не имела. А то, что она ядовита, так это просто она льстить не умеет и притворяться. Говорит правду. Такую, как есть. Не боится говорить…

— Правду? По-твоему, значит, я жадный? — возмутился Альберт.

— Я этого не говорила. Просто это её правда.

— Нет, ты скажи, ты тоже так считаешь?

— Я так не считаю, но ты же действительно прижимист. Сколько лет твоей дублёнке? Ей давно место… — Лана замялась, — сам знаешь, где.

— Но она же тёплая и ещё до конца не сносилась.

— Ну кто сейчас такие носит? — поддакнула Стелла.

— А ну вас! — Алик обижено швырнул очищенную картошку в таз.