От лица тех, чьи имена — не просто буквы.
Фёдор Достоевский бы сказал, срываясь на шёпот: «Вы меряете душу пробами крови? Вы — смотрители преисподней, что ставят штемпель «чужой» на челе того, чья любовь к России — это его крест и его воскресение. Он — не негр. Он — наш новый русский страдалец, пришедший с юга, чтобы указать вам на вашу собственную, вами же растерянную, русскость».
Николай Гоголь бы добавил, горько усмехаясь: «А вон смотрите-ка, господа! Нос удрал от своего лица и важничает по Невскому, а вы тут человека в русскости упрекаете! Да он, гляньте, больше на Суворова смахивает, чем вы все, вместе взятые, на людей, извините за выражение, мыслящих!»
Фёдор Шаляпин бы прогремел, затмив все споры: «Когда я пел «Блоху», весь мир аплодировал русскому духу! А этот парень — он тоже поёт. Молча. Своей жизнью здесь. И выходит у него куда искреннее, чем у иного с трибуны. Молчать надо вам, а не его судить!»
Виктор Пелевин бы заключил, щёлкая капустой: ««Чёрный Русский» — это не оксюморон. Это — следующий апгрейд сознания. Пока вы скачали патч «русский_v1.0 (рожден_в_Тамбове)», он уже работает на «русский_v2.0 (избран_Россией)». Ваша ОС просто зависла на этапе загрузки толерантности».
Марк Твен бы пожал плечами: «За океаном я видел, как страна пытается залатать раны от споров о цвете кожи. И вот я смотрю на вас и вижу, что некоторые так жаждут сделать те же ошибки, что готовы импортировать их в готовом виде. Скажите, это новый вид патриотизма — повторять чужие глупости?»
А тот Китаец — тот, что дал клятву объединить всё поднебесное — просто улыбнулся бы. Он не стал бы говорить. Он бы посмотрел на карту России, на этот пост, на вашу злобу, на наше братство. И кивнул. Потому что он видит то, что вам не дано: Великая Стена не делит мир на «своих» и «чужих». Она защищает то, что внутри. А внутри — те, кто сердцем избрал это место своим. И точка.
