Тридцатилетняя война

Военная пропаганда существует столько, сколько человечество вообще занимается войнами. Но в XVI веке, благодаря распространению печати, она выходит совсем на новый уровень. И в ходе Тридцатилетней войны (1618-1648) все участвовавшие в конфликте государства так или иначе прибегали к печатной пропаганде. Самый распространенный троп – мы войско Божье, идем раздавать люлей неверным еретикам. Однако Дания в Тридцатилетней войне выступала на стороне протестантов. Поэтому и пропаганда у её было особенная.

Начать надо издалека. С того, что Ольденбургская монархия конца XVI – начала XVII веков – это весьма занятное политическое образование. Вместе с датским королевством туда входят Норвегия, Исландия, а также провинции Халланд, Блекинге и Сконе на юге современной Швеции. Но также короли Дании являлись герцогами Священной Римской Империи, потому как им принадлежало герцогство Гольштейн.

С 1536 года в Дании существовала форма правления, которую поздние историки называют "adelsvælden" – дворянское правление. Если вкратце – все было так и не так одновременно. В реальности Дания была диархией, которая управлялась двумя органами власти – королем и королевским же советом (ригсродом). Эта система работала почти без сбоев многие десятилетия, и взошедший на престол в 1596 году король Кристиан IV был воспитан в атмосфере глубокого уважения к этой системе. Он регулярно советовался с ригсродом о принятии важных решений, проводил реформы в согласии с ним и особо не ссорился. Так, когда до него дошли слухи о неком профессоре Дибварде, что восхвалял абсолютную монархию, то просто арестовал диссидента. Мол, нечего еретические идеи о превосходстве короля рассказывать!

С началом Тридцатилетней войны ситуация несколько поменялась. Еще при отце Кристиана Фредерике II, Дания зарекомендовала себя в качестве лидера немецких протестантов. Кристиан IV эту роль примерять не спешил, действуя в пределах Священной Римской империи как светский герцог, а не религиозный лидер. Когда в 1618 году до короля дошли вести о восстании протестантов в Богемии против императора, тот осудил бунтовщиков и не стал помогать мятежникам. Таким вот Кристиан IV был легитимистом – любое восстание он считал незаконным.

Однако, когда армии католических герцогств Священной Римской империи начали подбираться к северу Германии, Кристиан IV стал гораздо более внимательным. Во-первых, Англия с Голландией умоляли его вступить в протестантскую коалицию, обещая снабдить деньгами. Во-вторых, присутствие большой католической армии угрожало его приобретениям в Северной Германии. Да и в конце концов – он же имперский герцог и имеет право на независимую политику. А имперские армии эту независимость наверняка подавят и перекрестят его Гольштейн в католичество – неправильно и нечестно!

Потратив без малого год на споры с королевским советом, который не хотел лезть в войну, Кристиан IV махнул рукой и вступил в нее от имени Гольштейна, а не Дании. В 1625 году он собирает коалицию северо-германских городов и выступает на войну. И никакой "датской интервенции" не случилось – сама страна-то в войну не вступила. А Кристиан IV рассчитывал в своих авантюрах лишь на Гольштейн и средства регионов Северной Германии.

Тут и начинает вертеться машина пропаганды, в которой активное участие приняла церковь. Ведь в Дании уже почти сто лет как на начало Тридцатилетней войны церковь была верной союзницей короны. Государи помогали протестантам гонять католиков, спонсировали ее и регулярно проставляли на нужные позиции своих сторонников, как делал еще Фредерик II. И Кристиан IV решил воспользоваться результатами этой поддержки.

Король приказал проводить так называемые "bededage" – "молитвенные дни". В эти дни жители Дании должны были специально приходить в церкви, чтобы молиться за короля и его победу в войне. Практика эта существовала и раньше, однако не в таких количествах. Сначала ходить надо было три раза в месяц. Однако после крупного поражения армии Кристиана в битве при Луттере (27.08.1626), молиться нужно было уже каждую среду (для крестьян) и пятницу (для горожан).

Выглядело это так. Утром и вечером подданные должны посещать особую службу и обязательно какое-то время этого дня они должны посвятить самостоятельному чтению Писания. Молитвы же были особенными – за успех короля в Немецкой войне. Их составляли специально обученные священники, печатали их и раздавали всем пришедшим на службу. Но было в этих листовках кое-что необычное.

Датская пропаганда времен Тридцатилетней войны работала не во вне, как в Швеции. А наоборот – внутрь. И война объявлялась наказанием за грехи датчан.

Да-да – именно грехи. Не священная война против неверных, но ровно наоборот. Где-то там – в Германии – неверные поднялись против этого мира и скоро прибудут в Данию, карая её за совершенные грехи. Но, к счастью, Господь послал на землю своего рыцаря. Чемпиона благочестия и истинной веры – короля Кристиана IV. Он, чуть ли не уподобляясь Иисусу Христу, берет на себя вес грехов своих подданных и искупает их, воюя за свое королевство. Он – герой, верный слову Божьему, и защитник церкви, уподобляющийся древним королям вроде Давида или Соломона.

Складывается очень забавная картинка, где король – единственный, за кого надо молиться. За дворян и королевский совет молиться не надо. Ведь не они взяли на себя тяжкую юдоль защиты страны, верно? Кристиан IV предстает как король-мученик – один стоящий против вызовов этого мира. И знаете, предсказания таки сработали!

В 1627 года имперская армия вторгается на территорию Данию. Именно с этого момента можно говорить об участии самого королевства в Тридцатилетней войне. Как и обещали проповеди – было больно. Иимперские войска Альбрехта фон Валленштейна оккупировали весь полуостров Ютланд, опустошая захваченные территории. С этого момента появляется между Кристианом и королевским советом появляется очевидный конфликт. Личная авантюра короля обернулась проблемами для всей страны.

Однако государь справился. На личной харизме и прокачанной дипломатии он вывез не только относительно успешную кампанию по освобождению страны, но и приемлемый мир. Его подписали в 1629 году в городе Любеке, и Дания должна была сделать всего две вещи:

- выплатить императору солидную сумму денег;

- пообещать больше не вмешиваться в войну.

И все. Ни лишения герцогского титула, ни территориальных потерь. Не очень-то похоже на настоящее поражение. По крайне мере так был представлен "подвиг" Кристиана IV в глазах его подданных. Да и сложилось все красиво. Войска неверных обещали? Обещали. Они пришли, наказали датчан за грехи, но Бог умилостивился и помог королю прогнать захватчиков. Идеальная работа.

Именно с 1629 года ведет свой отсчет постепенный закат "дворянского правления". Мирного сотрудничества между королем и ригсродом уже не будет, так как ни одна, ни другая сторона не доверяли друг другу. В том же году горожане Ютланда соберутся в городе Рю и подадут королю петицию с обещанием поддержать его, если он когда-нибудь захочет свергнуть королевский совет. Кристиан IV на это не пошел. Все же мужик был уже в возрасте, да и уважение к системе у него сохранялось. Однако кампании по повышению авторитета короля среди горожан и крестьян продолжались вплоть до конца его правления.

Само же "аdelsvælden" в конечном счете не умрет при Кристиане IV. До самого конца дело доведет его сын Фредерик III входе конституционного переворота 1660 года. По его итогам король Дании получит абсолютную власть, а поддержат его в этом начинания горожане и духовенство.

Датская пропаганда времен Тридцатилетней войны это ни на что не похожий пример военной пропаганды того времени. Ведь сами датчане во всей кампании Кристиана IV не воевали. Однако были вовлечены в борьбу внутри страны, благодаря грамотным действиям короля. А кроме того, такой подход продемонстрировал, насколько важны были поддержка и контроль церкви в качестве орудия монархии в Дании, и как они повлияли на последующее установление абсолютизма. Такие дела.

Что же касается телят, то всю первую четверть XVII века в Дании была распространена своего рода бульварная теологическая литература, описывающая знамения, которые господь насылал на землю, чтобы предупредить датчан о том, что он ими недоволен. Знамения включали в себя:

• кровавый дождь;

• огни в небесах;

• пришествия ангелов на землю;

• и самое интересное - свидетельство одного крестьянина о том, как у коровы родился теленок с головой человека и потребовал от крестьянина раскаяться в грехах.

Что почитать?

1. Lockhart P.D. Political language and wartime propaganda in Denmark, 1625-1629. 2001.

2. Jespersen L. Revolution From Above? Power State in 16th and 17th century Scandinavia. 2000.
   

«Бои за Историю» в ВК: https://vk.com/com_pour_his

«Бои за Историю» в Телеграме: https://t.me/com_pour_his

Это, как можно понять, мне было скучно на работе...

Персонажа, я думаю, узнают многие.

Тридцатилетний конфликт в первую очередь известен не многочисленными сражениями в Центральной Европе, а хаотичным характером войны из-за недисциплинированных наемников, кошмаривших мирное население.

Происходившие тогда бесчинства передают нам писатели-современники, вроде Гриммельсгаузена, а также художники на детальных полотнах - Вранкс, например. О том, что они изображают реальную картину, а не только свое эмоциональное восприятие, становится понятно благодаря статистике. И она, как оказалось, куда страшнее картин художников : за 30 лет войны по разным причинам (от насильственной смерти, военных лишений, болезней, голода) погибло ок. 700 тысяч военных и 7 миллионов мирных! Причем вторых считали по отчетным книгам германских земель до конфликта и после него, поэтому статистика страдает погрешностью. И, возможно, жертв было больше.

Именно поэтому военные разборки первой половины XVII века, затронувшие почти всю Европу, но развернувшиеся в германских землях и Богемии, считаются самой бесчеловечной войной в истории. Красноречивее статистики природу той войны передают заметки немецкого наемника Петера Хагендорфа, непосредственного участника этой заварушки.

Ландскнехт, прошедший с 1625 года до самого конца войны более 22.000 км, оставил труд на 192 страницах и простым языком, без словесных блесток, написал обо всем, с чем он столкнулся, будучи обычным наемным солдатом.

Сражался Петер в основном в составе армии Готфрида Паппенгейма (католическая лига). Но это не столь важно, поскольку выбор стороны определяла, как правило, звонкая монета, а не религиозные предпочтения. "Нам пришлось сдаться, так как помощь не приходила" - пишет Хагендорф. И уже через какое-то время: "Мы были зачислены в шведскую армию" (протестанты). Так наемники переходили из одной армии в другую, но продолжали грабить. Особенно буйствовали они, когда начинались перебои в финансировании.

Очередное ограбление деревни воспринималось ими как что-то обыденное, нормальное, или даже как заслуженная награда после тяжелой битвы. С таким же чувством они пользовались всем, что попадалось им под руку. И сильно удивлялись, когда жертвы бесчинств оказывали сопротивление. "Крестьяне так упорно обороняли погост, что мы ничего не смогли сделать без пушек. Поэтому мы ушли, так как их там было около тысячи. Но деревню их все-таки сожгли дотла". Таких деревень, по современным подсчетам, в Германии было уничтожено ок. 18 тысяч.

В той войне не было места человечности. Грабежами промышляли все. Самого Хагендорфа, имевшего неосторожность отстать от полка, как-то подловили трое крестьян, избили и отобрали все, что только можно было отобрать. "В лагере надо мной только посмеялись", - записал он в своем дневнике.

Еще интереснее его сообщения, связанные с осадой Магдебурга в 1631 году и последующим его разорением, ставшим символом беспредела Тридцатилетней войны. Город тогда пал под натиском католических сил. Те, пробив бреши в обороне, массово хлынули в город, улочки которого превратились в разрозненные очаги насилия.

Взять ситуацию под контроль было просто невозможно - графы Тилли и Паппенгейм, предводители этой разбойничавшей массы, лишь издали наблюдали за происходящим. Как сообщал очевидец, известный философ и физик Отто фон Герике, бывший в ту пору чиновником Магдебурга, солдаты вламывались в каждый дом. И лишь грозного их взгляда хватало, чтобы хозяин понял, что гостя надо задобрить чем-то ценным. При этом следующих визитеров не сильно беспокоило текущее финансовое состояние владельца дома. "Настоящие страдания начались, когда горожанам нечего было дать наемникам" - писал фон Герике. После разорения 30-тысячное население Магдебурга сократилось почти на две трети. Паппенгейм позднее в письме по этому случаю отметил: "Мои солдаты разбогатели", - и заключил известной фразой "Gott mit uns".

Петер Хагендорф к тому моменту еще числился в армии Паппенгейма. Но среди разорителей нашего ландскнехта не было по той простой причине, что его тяжело ранили прямо у городских ворот. Пока однополчане "богатели", Хагендорфа в лагере осматривал хирург. Но Петер такой момент упускать не собирался. Дело в том, что многие наемники отправлялись в поход с семьями, которые следовали за марширующей армией в обозе. "Когда меня перевязывали, жена, несмотря то что весь город был в огне, пошла туда". Таким образом проблему и решили.

Конец Тридцатилетней войны, закрепленный Вестфальским миром в 1648 году, Петер Хагендорф встретил без энтузиазма. Даже с некоторым огорчением - ведь он, по сути, потерял источник неплохого заработка. Вследствие чего ему приходилось перебиваться неквалифицированным трудом, вроде работы ночного сторожа. Дневник ландскнехта прерывается на годе 1649.

Больше военной истории найдете в нашем телеграм-канале: t.me/isbattlez

Сегодня я бы хотел поведать вам об очень курьезной странице в истории Франции, когда столица страны была на волосок от захвата врагом и лишь полнейшая нелепость уберегла город и страну от незавидной участи. Но обо всем по порядку...

Интересующие нас события развернулись в XVII веке, во время Тридцатилетней войны (1618-1648 год). Франция времен Людовика XIII, кардинала Ришелье и "Трех мушкетеров" оказалась в непростом положении.

Со всех сторон государство окружали подмявшие по себя почти всю Европу династии Габсбургов. И военная кампания вынудила воевать вдоль всей границы разом, располагая в качестве союзников лишь Англией (м-да, надо ли говорить, что союзник этот всегда загребает жар чужими руками и лишь присваивает плоды побед), восставшими против Габсбургов Нидерландами и Швецией, которая на начальном этапе войны получала знатных люля-кебабов и сама отчаянно нуждалась в помощи.

По закону подлости, беда не приходит одна - троюродный брат Людовика XIII - Людовик де Бурбон, граф де Суассон в 1641 году поднял восстание, собрав 9-тысячную армию под Седаном. С этой относительно небольшой силой граф двинулся на Париж. 6 июля граф де Суассон ведет сражение с 12-тысячной армией, собранной королем и кардиналом.

Войско вступило в бой с ходу, после утомительного марша, что и стало причиной сокрушительного поражения последнего оплота королевской власти. Войска Франции в это время сражались в Испании, больше сил для подавления мятежа у Людовика XIII не было. Граф де Суассон вполне мог взять Париж, укокошить ненавистного ему Ришелье, заточить в тюрьму или тоже "отправить в расход" своего венценосного братца...

Французский рейтар времен Тридцатилетней войны

Но... После сражения графу "приспичило" попить, одной рукой он берет поданную кем-то из свиты чашу. Только вот незадача, вторая рука у нашего героя держит пистолет, а на голове - тяжеленный шлем с закрытым забралом. Граф не придумал ничего умнее, чем дулом пистолета приподнять забрало, дабы утолить жажду))) Оружие, как Вы уже догадались выстрелило, граф де Суассон бездыханным повалился на сырую землю-матушку с простреленной черепушкой.

"Пара-пара-пам! Фьють!"

Лишенные предводителя мятежники попросту разбежались. Париж был спасен стараниями того, кто, собственно, и пытался его взять.

Французы вскоре одержат победу над испанцами при Рокруа (да, было время, когда не были смешными шутки про французскую армию). Благодаря "спонсорской помощи" Англии, поднимут восстание испанцы в Каталонии. А Швеция откажется от войска наемников, создаст регулярную национальную армию, которая будет сильнейшей в Европе вплоть до поражений от России в ходе Северной войне. Габсбурги потерпят сокрушительное поражение в ходе Тридцатилетней войны, гегемоном в политике континентальной Европы надолго станет Франция...

В начале 17 века в Европе было неспокойно - шла «Тридцатилетняя война». Франция была одним из основных участников конфликта, и воевала едва ли не против половины Европы. В самой Франции тоже было тревожно - зрели заговоры и плелись интриги различной степени успешности. В престолы решил поиграть и герой нашей статьи - Людовик де Бурбон, граф де Суассон - французский принц крови, единственный сын 1-го графа Суассонского, троюродный брат Людовика XIII.

Надо сказать, что одним из важнейших лиц во Франции того времени был кардинал Ришелье. Суассон же ненавидел его издавна. Ещё в юности он рассчитывал взять в жёны одну из дочерей короля Генриха IV либо, на худой конец, дочь и наследницу герцога Монпансье. Однако кардинал имел на этот счёт своё мнение и подобрал для обеих девушек более выгодные партии. Суассон затаил обиду и попытался с помощью интриг сместить Ришелье, но раз за разом терпел неудачу. В конце концов, он так надоел кардиналу, что тот приказал приставить к нему охрану. Почувствовав, что дело пахнет жареным, Суассон бежал из Парижа при помощи испанцев (с которыми Франция воевала). Сказочный патриот!

В Седанском княжестве Суассон при помощи испанцев за короткое время создал армию из оппозиционно настроеных дворян, еретиков (нет, не тех, которые свет Императора отвергли), испанцев и немецких наёмников. Такие солдаты входили в армию мятежного принца:

Получилась мощная армия численностью около 12.000 человек (грозная сила по меркам того времени!). Не теряя времени, мятежники выступили на Париж. Настречу им выступила армия маршала Гаспара де Колиньи, отличавшегося горячим нравом и считавшего себя безжалостно эффективным.

Маршал Шатильон (Гаспар III де Колиньи):

6 июля 1641 года армии, примерно равные по численности, сошлись у деревни Ла-Марфе недалеко от Парижа. Маршал Колиньи проявил "незаурядные" полководческие таланты: поздним вечером, в дождь, прямо с марша атаковал укрепленные позиции мятежников. Пехотная и кавалеристская атака были отбиты, а затем конница гугенотов контратаковала королевскую кавалерию, которая панически бежала, растоптав свою же пехоту. Армия маршала Колиньи была наголову разбита. Несмотря на небольшие потери (200-300 человек), королевская армия потеряла пленными более 4 тысяч человек, всю артиллерию, полковую казну и обоз. Всё сражение заняло меньше часа.

Граф Суассон ликовал. Дорога на Париж была открыта, а сам город был почти беззащитен. Граф скакал по полю боя на коне и размахивал пистолетом. Вскоре он почувствовал жажду и попросил воды. Суассон любил понтоваться перед свитой, поднимая забрало шлема дулом пистолета. Не изменил своей привычке он и в этот раз. Но... Что-то пошло не так, и граф выстрелил себе в лицо в упор на глазах у всей армии.

Гравюра, посвященная смерти Суассона:

37-летний принц погиб моментально. Его армия была деморализована. Офицеры пытались убедить солдат в том, что Суассон был убит шпионом, посланным Ришелье. Однако  ̶с̶о̶в̶р̶е̶м̶е̶н̶н̶ы̶е̶ ̶и̶с̶т̶о̶р̶и̶к̶и̶ ̶в̶ы̶я̶с̶н̶и̶л̶и̶,̶ ̶ч̶т̶о̶ ̶э̶т̶о̶ ̶б̶ы̶л̶ ̶х̶и̶т̶р̶ы̶й̶ ̶п̶л̶а̶н̶ ̶Т̶з̶и̶н̶ч̶а̶ ̶и̶ ̶А̶л̶ь̶ф̶а̶-̶л̶е̶г̶и̶о̶н̶а̶ армия мятежников почти моментально разбежалась. Париж был спасён.

P. S.  С праздником, Пикабу!