Статья, которую я написала для газеты "Самарские известия". Это интервью с оператором-документалистом, изобретателем, путешественником Анатолием Хлыстуновым. Возможно, последнее.
Вокруг нас постоянно происходят чудеса. Практически каждый день. Человек, с которым нам посчастливилось познакомиться, знает об этом не понаслышке. Он сам творит такие чудеса.
Несмотря на жуткие воспоминания об эвакуации во время Великой Отечественной войны, на детство в детском доме, на трагедию в личной жизни, на постоянно ухудшающееся здоровье, Анатолий Григорьевич Хлыстунов всегда шел вперед. Выживал, выстаивал, поднимался, преодолевал. Его жизненная история настолько удивительна, что в какой-то момент сама по себе превратилась в чудо.
О детстве
- Я родился в Брянской области, в городе Злынка, - начал свой рассказ Анатолий Григорьевич. - Остался сиротой в шесть месяцев. Папа – директор двух школ – не перенес воспаления легких, мама – врач местной больницы – дизентерии. Родственники не смогли взять меня на воспитание, и я попал в детский дом.
В 1941 году, когда фашисты подошли к городу, нас стали срочно эвакуировать. Мне было четыре года, и я уже многое понимал. Нянечки переносили нас на руках на станцию, чтобы отправить в тыл. У меня был сильный отит. Ехали мы медленно. На остановках к нам подсаживали детей из других детдомов. Никогда не забуду тот авианалет… Наш эшелон почти полностью уничтожили немцы. Больше половины детей и воспитателей погибло. Многих разорвало на куски. Я до сих пор вижу это перед глазами (плачет). Стоял невыносимый крик, стон, визг. Я чудом выжил, у меня задело руку, ногу, позвоночник.
Через сутки собрали новые вагоны, наскоро утеплили мешковиной, и мы поехали дальше.
Постоянно шли бои в небе, танковые сражения. Мы остановились в Липецкой области. Здесь нас подкормили и подлечили. Жили мы в подвалах. Очень редко нас выводили подышать свежим воздухом, так как немцы все время бомбили город. Спали на полу, по нам бегали крысы, жучки, паучки. Я все помню (плачет)…
Через некоторое время нас вновь посадили в теплушки и повезли дальше в тыл. Хотели ехать через Москву, но подступы уже были заняты фашистами. Поэтому поехали на Сталинград. Здесь проходила единственная не занятая врагом дорога. Нас везли очень долго, мы были очень голодные. Бомбили постоянно. Вагон был забит детьми. Мы сидели на двух ярусах – верхнем и нижнем. Чуть поезд рванется - дети сверху падали вниз. Многие разбивались насмерть.
В середине вагона стояла буржуйка. Нянечки все время поддерживали огонь. Кормили как придется. Еды не было. Нас подкармливали солдаты, которые защищали дорогу.
Помню, что у меня все время текла кровь по руке. А у каждого из нас на руках были привязаны бумаги с именем-фамилией, датой и местом рождения. Мои документы промокли насквозь. К счастью, я помнил, как меня зовут, и мог четко произнести. Правда, когда мы приехали в Оренбург, мне там написали другое отчество – Александрович, и другой год рождения – 1940. Я действительно выглядел всего на год с небольшим. Все эти сведения я собрал уже много позже, когда начал искать своих родственников и восстанавливал наш путь.
Я попал в Оренбург, там до 1943 года я находился на излечении, позже меня и еще нескольких израненных детей определили в детский дом спартанского типа. Его возглавлял немец-коммунист, который в тридцатых годах приехал в СССР и попросил здесь политического убежища. Историк и географ по профессии этот немец объездил весь Союз, а потом ему сделали такое предложение.
Мы ходили в походы, учились и работали. Помогали колхозам и совхозам в прополке и уборке урожая. Во время войны с продовольствием было очень и очень тяжело. Дети обеспечивали себя сами, хоть и были изранены. Укрепляли себя этим физически, морально и духовно.
В мирное время
- После окончания школы я поехал в Москву и окончил ВГИК, получил профессию оператора-документалиста, - продолжает Анатолий Григорьевич. - Три года проработал в Южно-Сахалинске. Когда вернулся, начал организовывать туристическую секцию в Кировском районе Самары, тогда Куйбышева. Открыл школу инструкторов, это была первая в Союзе подобная школа. За свои заслуги получил от райкома палатку брезентовую (их не было в свободной продаже) и первый спальный мешок. Рюкзак у меня тогда был самодельный. Я много всего изобретал в советское время. Например, придумал кипятильник, который мог служить и как осветительный прибор. Это изобретение купили у меня австрийцы и немцы. Они мне потом привозили заводской образец на Грушинский фестиваль.
Я был одним из организаторов «Груши». У меня очень много воспоминаний, связанных с Валерой Грушиным. Я был в комиссии по расследованию его смерти, выезжал на то злополучное место… Это отдельная тема. У Валеры, по сути, парализовало ноги. Мы ездили туда, и рыбаки нам рассказывали, что у него ноги были вывернуты. Их сильно свело…
Организовывали мы и первые Жигулевские кругосветки. Готовили школьников весь год, очень тяжелые были тренировки, ведь мы должны были знать, насколько они выносливы, выдержат ли нагрузки, можно ли на них положиться. Занятия были очень напряженными, ведь от действий детей зависела, по сути, их жизнь. Потом сплавлялись на плотах. Тогда еще не было плотины ГЭС, я много снимал там. Видел легендарные пещеры, пока их не затопило.
Новый удар
- Моя невеста погибла в автокатастрофе за день до свадьбы, - с горечью в сердце вспоминает наш собеседник. – Со мной случился удар. Я начал быстро слепнуть. Снова вскрылись старые раны, которые я получил ребенком. Хотя до этого я был совершенно здоров! Мне посоветовали на время уехать, чтобы пережить трагедию, и я отправился к родственникам в Брянскую область.
Год проработал учителем. Водил школьников в походы по партизанским местам. Мы собрали богатейший материал! Организовал музей боевой славы. Он до сих пор работает. Потом меня переманили на мебельную фабрику и отправили в Москву. Я получил юридическое образование и специальность профсоюзного работника. Работал председателем обкома фабрики. А затем… затем меня парализовало.
Я перенес первую операцию. В результате смещения осколка отказали ноги и руки. Хотели меня выписывать доживать домой, но я обратился в суд, и судья обязал областную клиническую больницу отправить меня в Москву для полного обследования и лечения. В столице я пролежал год. Сделали операцию, удалили один из осколков. В итоге все двигательные функции восстановились. Мне посоветовали снова поменять климатические условия, иначе могло повторно парализовать.
Снова в Куйбышеве
- Я вернулся, - улыбается Анатолий Григорьевич. – И снова стал ходить в походы и водить туристов. Пусть я не вижу, но отчётливо слышу шум воды и голос реки, чувствую течение. Отсутствие зрения очень обострило эти чувства. Моя лодка идет первой, все ориентируются по моим движениям. Не хочу хвалиться, но многие места на реке Самаре точно пройду лучше зрячих.
Позже я женился. Кстати, моя дочь родилась в походных условиях. На водопаде Учан-Су в Крыму. Мы с супругой путешествовали, хотели укрепить здоровье перед родами. Нам повезло, что сторож этого стометрового водопада в войну была медсестрой. Она и приняла роды.
Позже появился сын. Сейчас у меня два внука и пять правнуков. Я продолжаю ходить в походы, только несколько лет не вожу группы.
Врачи боятся, приходят ко мне, пытаются отговорить. Мол, вдруг что случится. Но я уверен в себе. Спартанская школа, которую я прошел в детстве, научила меня выживать и приспосабливаться к любым условиям.
В завершении
…Перечитываю и удивляюсь тому, сколько всего может вместить человеческая жизнь, прожитая без страха, жалости к себе и сомнений. Не только верю, но знаю, что, когда Анатолий Григорьевич отправится в свое последнее путешествие, он и по ту сторону жизни останется неутомимым исследователем и искателем приключений. Такие люди не останавливаются.
Но это в будущем. А пока - доброго вам здоровья и долгих лет жизни, последний Спартанец!
Фото Николая Комарова.
