Два еврея в пустыне, один другому:
— Моше, я неделю без еды, сейчас сдохну!
— Хаим, держись, вон верблюд идёт, сейчас зарежем.
— Ты что, он же не кошерный!
— Ну и что? Мы с голодухи сдохнем, а раввин потом скажет: «Ой, какие хорошие евреи были, жаль, не дожили до субботы».
— Ладно, режь. Только если спросят — скажи, что это был террорист в бурке.

***

Еврей на допросе в гестапо:
— Где твои деньги, жид?
— Закопал в лесу, под дубом, метр на север от большой сосны.
Гестаповец записывает, орёт:
— Говори точнее, где?!
— Да шучу я, шучу. Всё уже в швейцарском банке, идите ищите.
— Ах ты…
— Ну ладно, ладно, в Освенциме спросите, там касса осталась.

***

Еврей приходит в синагогу, весь в слезах:
— Ребе, у меня сын крестился! Что делать?
Ребе смотрит в потолок, молчит. Потом вздыхает:
— Ну, я спросил у Бога. Он сказал: «Не парься, у меня та же фигня была».

***

Старый еврей лежит на смертном одре, вокруг кровать — вся семья. Он, еле дыша, шепчет:
— Сара, жена моя, ты тут?
— Да, дорогой, я здесь, — отвечает она, вытирая слёзы.

Поворачивает голову:
— Абрам, сын мой старший, ты где?
— Тут я, отец, рядом стою, — голос дрожит.

Смотрит дальше:
— Изя, младший мой, ты на месте?
— Да, папа, никуда не делся, — отзывается тот.

— Рахиль, невестка, и вы с внуками тут?
— Все здесь, дедушка, все с тобой! — хором отвечают.

Он приподнимается, глаза сверкают, и орёт:
— Тогда какого чёрта на кухне свет горит?!