«Биндюжник и профессор»
Если бы я не знал, с кого писал Исаак Бабель своего знаменитого Фроима Грача, я был бы абсолютно уверен, что он писал его с Бени Берковича. И это несмотря на то, что Фроим Грач, как известно, был биндюжник, а Беня Беркович — профессор скрипки в нашей консерватории. Все остальное совпадало полностью. Широкоплечий, коренастый, с бычьей шеей и яростными глазами навыкате, Беня, как и Фроим, не отличался особой интеллигентностью. Да и на скрипке, честно говоря, никто не слышал, чтобы он когда-нибудь играл...
Но любая одесская мамаша, обсуждая со знатоками этого дела, кому бы отдать своего отпрыска учиться на будущего Яшу Хейфеца, всегда слышала в ответ одно и то же:
— Бене, и только Бене!.. Все остальное — выброшенные деньги!..
И так утверждали не случайно. Дело в том, что в крупной, поросшей рыжей щетиной Бениной голове постоянно вертелась какая-то странная, непонятно как попавшая туда пластинка с идеальным исполнением самых сложных скрипичных произведений. И пока Беня, прислушиваясь к ней, не добивался от своих учеников хотя бы отдаленного сходства с идеалом, он не успокаивался. Средства воздействия на учеников в данном случае он применял примерно те же, что и Фроим Грач по отношению к лошадям. То есть окрики, понукания и побои.
— Быстрее! Быстрее, я вам говорю!.. — доносилось, бывало, во время занятий из Бениного класса. — Ну кто же в таком темпе играет Чайковского?! Только такой недоношенный мерин, как вы, Рафалович!.. А ну-ка еще быстрее! Еще!.. Пошел, я тебе говорю. Пошел!.. А то как огрею смычком!.. Что, устал? Ну хорошо... Стой! Да стой ты уже, черт бы тебя побрал... Тпру!.. Вот же глупая скотина! То не разгонишь его, то не остановишь... Ладно, отдохни, так уж и быть... Попей водички...
Надо сказать, что такая методика давала совсем не плохие результаты. Почти все Бенины ученики становились приличными скрипачами. Иногда очень приличными. Но, увы, не великими. А Беня хотел воспитать именно великого. То есть такого, который обессмертил бы наконец его как педагога... Почему такой ученик не появлялся у него до сих пор, Беня знал абсолютно точно.
— Вы же бездельники! — рокотал он на своих изможденных каторжным трудом воспитанников. — Ну сколько часов в сутки вы занимаетесь на скрипке? Ну десять-двенадцать. А должны заниматься двадцать шесть! В худшем случае — двадцать пять!
— Но в сутках всего двадцать четыре! — оправдывались ученики.
— Кто вам это сказал? — ярился Беня. — Эту чушь придумали такие же ленивые обезьяны, как вы! А даже если предположить, что действительно двадцать четыре?.. Так вы бы что, занимались все это время? Вы же находите себе любые отговорки! Вам, видите ли, нужно есть, спать... Я знаю, что там еще?.. Студент Ковальчук, говорят, вчера вообще женился. А вот интересно, Ковальчук, расскажите своим товарищам, с кем вы провели эту вашу брачную ночь?
— С женой, естественно...
— Так я и думал! — торжествовал Беня. — А знаете почему? Потому что Ковальчуку было абсолютно все равно, с кем провести эту ночь, только бы не с инструментом! В общем, о чем с вами разговаривать?!
Найти ученика, который мог бы долгие годы заниматься все двадцать четыре часа в сутки, постепенно стало для Бени идеей фикс. И в конце концов счастье ему улыбнулось.
Тихий тщедушный Сенечка, в возрасте семи лет найденный Беней где-то на окраинах Кишинева, был явно одаренным мальчиком.
— Отдайте мне вашего ребенка, — заявил Беня Сенечкиным родителям, — и я сделаю из него второго Яшу Хейфеца, чего бы ему это ни стоило...
— А если из Сенечки все-таки не получится второй Яша? — засомневались родители.
— Значит, вам придется родить себе второго Сенечку! — отрезал Беня.
Короче говоря, вскоре Сенечка был переведен из своей кишиневской коммуналки в Бенину профессорскую квартиру, и великий педагогический эксперимент начался.
Конечно, сразу выйти на полных двадцать четыре часа занятий в сутки не удалось. Как и любому живому организму, какое-то время требовалось Сенечке для приема пусть даже очень скудной пищи. Да и ночью, когда профессор не мог этого контролировать, Сенечка забывался иногда коротким тревожным сном. Но каждое утро ровно в четыре часа его поднимал будильник, и дальше уже все шло по расписанию. С четырех до шести, чтобы не будить Беню с женой, Сеня играл в туалете. Затем, когда хозяева просыпались и шли в туалет, он на полчаса переходил заниматься в ванную, затем на кухню. Потом, пока профессор с женой завтракали на кухне, Сеня совершенствовался в коридоре. И только в восемь, когда все уходили на работу, в его распоряжении оставалась вся квартира, то есть кладовка, где его запирали, чтобы ничто не отвлекало от занятий. И выпускали только вечером, когда Беня возвращался из консерватории и уже лично сам занимался с Сеней по нескольку часов в кабинете, проверяя сделанное ребенком за день и давая ему задание на следующую ночь.
Так прошло Сенино детство, а затем отрочество и юность. Результат был феноменальным. На выпускном экзамене в нашей консерватории, где Сеня якобы занимался на заочном отделении с целью получения официального диплома, он в таком немыслимом темпе сыграл самую виртуозную программу, что обалдевшие члены комиссии еле успели вывести в своих ведомостях пятерки с плюсом. Но дальше нужно было сдавать научный коммунизм!.. А этот предмет, столь необходимый будущему второму Хейфецу, Сеня уже сдать не мог. Поскольку не прочитал в своей жизни ни одной, даже более интересной книги. Три раза пытался он сдавать — и все безрезультатно. И тогда в дело снова вмешался Беня.
— Семен! — сказал он ученику. — Завтра ты в последний раз идешь сдавать научный коммунизм. Я уже договорился с преподавателем. Тебе зададут три вопроса. Вопрос первый, биографический: где ты родился? Ответ: в Кишиневе. Запомнил? Вопрос второй, по культуре: где находится Молдавский театр оперы и балета? Ответ: в Кишиневе. И, наконец, вопрос третий, политический (все-таки это научный коммунизм): как называется столица Молдавской Советской Социалистической Республики? Ответ — Кишинев. Тебе все ясно? Значит, экзамен завтра. То есть у тебя впереди еще целые сутки. Иди, готовься!
И Сеня сдал научный коммунизм! Он получил «четыре». Видимо, какой-то из этих вопросов все-таки вызвал у него затруднения...
Но это было еще не все. Как известно, Яша Хейфец номер один стал тем, кем он стал, только после того, как переехал из России в Америку. Этот же путь предстояло проделать и Хейфецу номер два. Конечно, в семидесятые годы отправить Сенечку в самое логово капитализма было даже для Бени сложнее, чем помочь ему сдать научный коммунизм. Но Беня решил и эту задачу. Уж как он отыскал где-то в Черновцах еще сравнительно молодую вдову, имевшую разрешение на выезд в США с целью объединения с горячо любимой двоюродной тетей, остается загадкой. Но Беня отыскал ее и представил своему ученику в качестве невесты.
— Бе-е-ениамин Моисеевич!.. — взмолился было Сеня, который при виде своей будущей жены сделался на какое-то время заикой.
— Прекрати! — строго прервал его профессор. — Да, она не Мерлин Монро. Но, по-моему, так даже лучше. Во всяком случае, ее внешний вид никогда не будет отвлекать тебя от занятий!
И молодая чета отбыла в Нью-Йорк.
А вся Одесса застыла в ожидании мирового триумфа Сени, а значит, и Бени. И ждала лет пятнадцать. Причем, как оказалось, совершенно напрасно.
Как выяснилось впоследствии, попав в Америку и оглянувшись вокруг, Сеня наотрез отказался ехать в Нью-Йорк, а, наоборот, узнав, что какой-то оркестрик в тихом провинциальном городке остро нуждается в скрипаче на последний пульт вторых скрипок, поехал прямо туда. Услыхав его игру, местный дирижер, естественно, чуть не упал в обморок и сразу же предложил Сене работу солиста. Но Сеня наотрез отказался.
— В гробу я видел так упираться! — заявил он. — Только вторые скрипки! И только последний пульт! Не возьмете — уеду!..
— Да что вы такое говорите! — испугался дирижер. — Конечно, возьмем! В конце концов, Бостонский оркестр славится тем, что у них самая лучшая в мире струнная группа. Чикагский — что духовая. Так мы теперь прославимся тем, что у нас самый лучший в мире последний пульт вторых скрипок!..
— А вот теперь все! — объявил Сеня жене, получив первую зарплату. — С этого дня я начну возвращать себе то, чего меня лишили в детстве!
И начал возвращать. На скрипке он больше не занимался. Играл только на работе. Все остальное время на протяжении нескольких лет Сеня безудержно ел. Пирожные, мороженое, конфеты. Ел и смотрел телевизор. На остальные деньги каждый день покупал себе детские игрушки: машинки, самолетики, танки... Потом начал читать. Выписал из России «Дядю Степу» и «Приключения Незнайки». Годам к сорока прочел «Тимура и его команду» и начал заглядываться на старшеклассниц...
Я встретил его недавно в Америке прямо на улице. В огромном розовощеком толстяке можно было узнать нашего Сенечку, только если предположить, что его кто-то долго и упорно накачивал автомобильным насосом.
— Ты уже сегодня обедал?! — закричал он мне вместо приветствия. — Очень хорошо. Я тоже. Значит, сейчас будем обедать опять. В этой стране вообще глупо обедать один раз в день. Ты посмотри, сколько вокруг всего наготовлено... И обязательно передай Бене, что я ему очень благодарен. Ну, действительно, как тут живет наша эмиграция? Работа, работа и еще раз работа... А я благодаря Бене все свое уже отработал в Одессе. Теперь вот здесь отдыхаю... Было бы ужасно, если б получилось наоборот...
Не передам, думал я, возвращаясь в Одессу. Наверное, Бене это не понравится. Человек так мечтал воспитать второго Яшу Хейфеца — и что получилось?
А может, он сам виноват? Может быть, в деле воспитания гениев и лошадей нужен не только кнут, но и пряник? То есть хотя бы чуточку любви и свободы? Странно, что такой профессор, как Беня, этого не знал. Вот Фроим Грач небось понимал эту простую истину. Может, поэтому Бабель и не писал своего Фроима с нашего Бени? Да, что ни говори, а хорошего биндюжника можно написать не с каждого профессора.
Скрипач
Миша рос ботаном и задротом. Ходил со скрипочкой, драться он не умел.
Но местная гопота его не трогала. Потому что все знали, что его дядя, военспец, однажды показал Мише на курице как перерезать горло смычком.
«Врата учености » (продолжение)
Наш институт первой половины 90-х являл собою жуткое зрелище всего того, что представляло постсоветское пространство. Как говорил один гений : «Все смешалось в доме Облонских». В том плане, что институт посещали не сколько для того, чтобы получить знания (или образование), сколько для того, чтобы получить диплом, откосить от армии, или переждать лихие времена безработицы и прочего негатива. Помимо всего прочего, в педагогический шли еще и потому,что это был самый дешевый ВУЗ, когда дело доходило до «проталкивания» абитуриента. В общем, наш институт был универсален во всех отношениях. Иными словами, публика была еще та.
Вполне объяснимо и то, что в стенах (и закоулках) нашего заведения пышным цветом расцветали разного рода пороки. К примеру, просто «получить в жбан» от импульсивных степных заезжих без всякой на то причины, считалось редкой удачей. Хуже было, если жертву лишали денег, верхней одежды, или каких-то иных ценных вещей. Я принадлежал к самым что ни на есть маргинальным слоям населения. То есть, в виду непрезентабельного вида не только не интересовал гопоту подъездного уровня, но при случае мог и отбиться . Да и дружки меня окружали соответствующие. Один Анпил с «Хлебов» чего стоил. Бррр !... К примеру, идем с ним по проспекту, он мне говорит : «Спорим, я вон того бычка в пуховике серией из двух выстегну ?».
Я ему говорю : « Проспоришь . Тому бычку вся Гагарина вплоть до Юбилейки отмечается.» И тогда мой сумасшедший дружбан направляется прямиком к крепышу. А я бегу к телефонной будке. Жеку Анпила, возможно, я больше уже и не увижу, но «Скорую» вызвать я просто обязан. Даже если я и струсил, но друга, при этом, я не оставлю в одиночестве. Пусть с ним рядом будет хотя бы «Скорая». В общем, я снова отвлекся .
В один из дней мы подъехали на занятия позже обычного. Соответственно, опоздали на первую пару. От скуки пошли за гаражи. Там, обычно собиралась вся испорченная жизнью публика. И уже подходя к проржавевшим корпусам гаражей, услышали громкую возню, гулкие удары , хрипы и прочие звуки насилия. Забегаем, так и есть : какие-то отпетые махновцы толпой утюжат скромного юношу. Бедняга, чем-то напоминающий юного Дориана Грея с иллюстрации самиздатовской книжки, не имел возможности даже отвечать на оплеухи и пинки. Большей частью он старался закрыть собою футляр от скрипки, который цепко держал в изящных ручонках. Со мной, помимо Анпила, были еще двое головорезов. Обманчиво-интеллигентного вида карманник Танат и мой друг детства Жигер, ничем, кроме драк и пьянок, себя не зарекомендовавший. Я так скажу, мы даже не пытались объясниться с нападавшими. Что тут объяснять и выяснять, когда пятеро метелят одного ?! Да еще скрипача. Я спустил Анпила с цепи и махновцы тут же разбежались. Пока мы приводили в чувство скрипача, Танат незаметно успел обшмонать его карманы. Ничего необычного : зачетка, бумажник, пара-тройка купюр. . Анпил , помнится, посмотрел на него с укоризной. Мол, нашел время лопатники толкать !
Пока парнишка отряхивал одежду, мы разговорились. Танат незаметно вернул ему его вещи. Оказалось, скрипач давно знаком с набежавшими шакалятами. Около года они его умеренно, но регулярно доят. И вот, настал день, когда Антон, так звали скрипача, решительно сказал им свое мужское : «Нет !» Уж не знаю, какими понятиями охмуряли его эти бывалые, какие кары рисовали в сознании парнишки, но в итоге пригрозили, что опустят при первой же встрече. Получилось так, что встреча вышла чуть-чуть не по сценарию. Кто же знал, что нас тоже занесет за эти гаражи ?!
- Где их искать ?, - спросил Жигер. И парнишка назвал несколько вариантов. Далеко ходить не надо было. Двое учились на факультете физвоспитания. Спортсмены-рэкетмены, так сказать.
Я не мог тогда сам себе объяснить, для чего, собственно, мы вообще влезли в эту ситуацию. Все пошло как-то спонтанно. Вначале Танат выпас нескольких из них в соседнем корпусе. Потом Анпил отрабатывал на телах несчастных свои прямые и боковые. В финале Жигер , голосом проповедника, внушал ребятам особенность их ошибки. Все эти дни мы таскали скрипача с собой. Все время, пока этот Антон отирался с нами, меня преследовала не отстававшая мысль, что я где-то уже видел его. И когда оказалось, что Антон – внук нашего профессора Коваленко, я, по-моему, даже не удивился. К тому времени мы уже побывали у Антона на хате, несколько раз даже сытно прогуляли несколько семинарских. Родители его оказались людьми вполне себе зачетными . Ну а Антон ... Ну не гнать же было его теперь от нас ?! Парнишка оказался очень порядочный, честный и справедливый. И если поначалу Танат пытался доказать, что наша дружба больше походит на покровительство (мол, Антон – наш новый Халык-Банк) , то я его циничных предположений не разделял. И даже когда Антон узнал о моей тихой войне с его дедом, попросил Скрипача не лезть. Кстати - да , в банде нашей даже Антон не остался без подпольной клички .
А закончилась история моего противостояния с Виталием Сергеевичем тем, что однажды, в воскресный день, мы с Антоном приехали помочь старику на даче. Все наши дружки в тот день были заняты своими делами, и потому мы со Скрипачом до позднего вечера перекапывали сад под яблони. Стою, копаю. Пот струями заливает лицо. Утешает лишь то, что профессор уже разогревает ужин и скоро мы зайдем в дом. Рядом пыхтит Скрипач. Выходит на крыльцо дачного домика дед Антона, то бишь, мой профессор. Задумчиво смотрит на наши потуги и пускает дым из трубки. Я , стараясь не создавать шума ,добросовестно прислушиваюсь .
- Да уж … , - медленно произносит старик, - Один начитанный хам мозолит мне глаза в институте, другой – прямо в доме. И если раньше я видел их поодиночке, то теперь …
Профессор недоуменно качает головой и, словно обращаясь к кому-то , выдавливает :
« И ведь, главное, что у них общего ?!... Что ?... Неужели только чтение и хамство ?!...»
Хитрость
Хитрая одесская мама
Был когда-то такой знаменитый скрипач Буся Гольдштейн. Выборка одесской школы. Так вот этому мальчику в 1934 году было 12 лет, и его в Колонном зале Дома Союзов в Москве сам всесоюзный староста Калинин награждал орденом за победу на каком-то международном музыкальном конкурсе.
Колонный зал, мальчику 12 лет, его мама перед самым началом церемонии отзывает и говорит: «Буся, когда дедушка Калинин пришпилит тебе орден, ты громко скажи: "Дедушка Калинин, приезжайте к нам в гости"». Он говорит: «Мама, неудобно». Она говорит: «Буся, ты скажешь!»
Начинается церемония, Калинин ему пришпиливает орден, мальчик послушно говорит: «Дедушка Калинин, приезжайте к нам в гости!» И тут же из зала хорошо поставленный голос, дикий крик Бусиной мамы: «Буся, что ты говоришь? Мы же живем в коммунальной квартире!» Вы думаете они через неделю получили квартиру? На следующий день!
Ганс Христиан Андерсен, "Всего лишь скрипач"
Человек может забыть чистую свежую воду, которой ему дали утолить жажду, но грязную и горькую он не забудет никогда.
Конкурс для мемоделов: с вас мем — с нас приз
Конкурс мемов объявляется открытым!
Выкручивайте остроумие на максимум и придумайте надпись для стикера из шаблонов ниже. Лучшие идеи войдут в стикерпак, а их авторы получат полугодовую подписку на сервис «Пакет».
Кто сделал и отправил мемас на конкурс — молодец! Результаты конкурса мы объявим уже 3 мая, поделимся лучшими шутками по мнению жюри и ссылкой на стикерпак в телеграме. Полные правила конкурса.
А пока предлагаем посмотреть видео, из которых мы сделали шаблоны для мемов. В главной роли Валентин Выгодный и «Пакет» от Х5 — сервис для выгодных покупок в «Пятёрочке» и «Перекрёстке».
Реклама ООО «Корпоративный центр ИКС 5», ИНН: 7728632689