В жизни у Оруэлла было два главных интереса — литература и политика. И вот, после ухода из Би-би-си, он загорелся идеей написать художественное произведение на политическую тему. Тему вполне конкретную — перерождение революции и установление тоталитаризма под внешним социалистическим фасадом.
Это должно было стать его манифестом. Однако для того, чтобы любой манифест подействовал, его должно услышать достаточно много людей. А история с «Памятью Каталонии» показала, что с этим могут быть проблемы. И тогда Оруэлл решил облечь свою идею в традицию сказочной сатиры, которая со времён Свифта была в Англии в большом почёте.
По легенде, которую писатель изложил в предисловии к изданию, сказка родилась, когда однажды за городом он увидел, как мальчик лет десяти гонит по узкой тропинке громадную упряжную лошадь и хлещет её всякий раз, когда она хотела свернуть. «Мне пришло в голову, — пишет он, — что если бы такие животные осознали свою силу, мы потеряли бы над ними власть, и что люди эксплуатируют животных примерно так же, как богатые эксплуатируют пролетариат».
Так родилась притча о судьбе русской революции. Только вместо реальных исторических персонажей революцию против жестокого фермера-эксплуататора подняли животные, провозгласившие свою собственную звериную республику, где все животные свободны и равны.
На освобождённой от людей ферме они организовали свои порядки. Однако, как оказалось, жажда власти оказалась свойственна не только людям, но и свиньям, которые постепенно захватили власть на ферме.
Это сравнение сталинского окружения со свиньями особенно не нравилось издателям, к которым Оруэлл принёс свою сказку. Ведь в мире всё ещё шла война, и сталинский СССР на восточном фронте теснил огромные силы вермахта, приближая общую победу союзников.
Голланц и другие рекомендовали внести правки и заменить свиней на каких-нибудь других животных. Однако Оруэлл, который раньше послушно уступал издателям, в этот раз упёрся и заявил, что «Скотный двор» должен выйти именно в том виде, в котором он его задумал.
Не желая сидеть без дела, Оруэлл принял приглашение журнала Observer отправиться в освобождённую Европу военным корреспондентом. Следуя за войсками союзников, он прибыл в Париж, где не бывал со времён своей молодости, а затем поехал уже в саму Германию — в Кёльн, где надеялся дождаться выхода своей новой книги.
Однако даже Уорбург, который раньше помог ему напечатать «Памяти Каталонии», по всяческим причинам оттягивал выпуск «Скотного двора» до осени 1945-го. Оруэлл боялся, что издание снова провалится и окажется никому не нужным, но на волне победы над фашизмом оно получило просто фантастический успех.
Первое английское издание насчитывало четыре с половиной тысячи экземпляров и разлетелось буквально за неделю. Тогда Secker & Warburg напечатали второй тираж — вдвое больше. И он тоже распродался моментально. В Америке влиятельный литературный клуб назвал «Скотный двор» книгой месяца и за 1946 год произведение опубликовали суммарным тиражом в шестьсот тысяч экземпляров — большим, чем все предыдущие книги Оруэлла вместе взятые.
Чистый гонорар от продаж составил несколько десятков тысяч долларов. Такая бурная реакция, сравнимая с прорвавшейся плотиной, кажется, превзошла его самые смелые ожидания и, пожалуй, даже немного напугала. Можно было ожидать, что пришедшая, наконец, слава станет причиной звёздной болезни. Однако у Оруэлла была уже вполне земная болезнь.
Полученный ранее туберкулёз так и не отпустил его окончательно, медленно подтачивая силы и здоровье. Сохранилась его большая переписка с друзьями, где он не раз говорит о том, что по всем прогнозам ему осталось жить максимум несколько лет.
Поэтому на вырученные деньги он лишь снял дом на небольшом острове Джура у берегов Шотландии, где намеревался прожить эти несколько лет отшельником. Однако от чего он не собирался отказываться — это от публицистики и литературы.
Я никогда не был в России, и все мои знания о ней ограничиваются тем, что я прочел в книгах и газетах. И будь у меня такая возможность, я всё равно не захотел бы вмешиваться во внутренние советские дела: я не стал бы осуждать Сталина и его соратников только за их недемократические и варварские методы. Вполне возможно, что при том положении, в каком находится страна, они не могли вести себя иначе, даже имея самые лучшие намерения. Но с другой стороны, для меня было крайне важно, чтобы люди в Западной Европе увидели советский режим таким, каков он есть.
С 1930 года я не видел почти никаких признаков того, что СССР движется к социализму в истинном смысле этого слова. Напротив, по всем приметам он превращался в иерархическое общество, где у правителей так же мало оснований отказаться от власти, как у любого другого правящего класса.
Кроме того, рабочие и интеллигенция в такой стране, как Англия, не могут понять, что сегодняшний СССР сильно отличается от того, чем он был в 1917 году. Отчасти они и не хотят этого понимать (то есть хотят верить, что где-то действительно существует социалистическая страна), а отчасти, привыкнув к сравнительной свободе и умеренности в общественной жизни, просто не могут себе представить, что такое тоталитаризм.
Джордж Оруэлл, предисловие к украинскому изданию «Скотного двора», 1947 год.
Последние годы и «1984»
В 1947 году Оруэлл перебрался на остров, где после трёхмесячного перерыва, вызванного новым приступом болезни, продолжил журналистскую работу. Прошедший после выхода «Скотного двора» год оказался самым плодотворным в его жизни. Оруэлл написал сто тридцать статей и рецензий, то есть по две-три статьи в неделю. Помимо журналов Polemic, Horizon и Partisan Review он регулярно писал в четыре газеты: Tribune, Evening Standard, Observer и Manchester Evening News.
Из статей и эссе этого периода особо стоит отметить «Писатели и Левиафан» — о том, как опасно для творческих людей подстраивать свои произведения под какие-то идеологические рамки. А также «Заметки о национализме», в которых он описывал, как идеологические догмы изменяют восприятие и сознание людей.
Однако, несмотря на всю занятость, главной его работой в эти годы стало написание нового последнего романа.
Глядя на детали биографии Оруэлла невольно в голову приходит мысль, что вся его жизнь была подготовкой к написанию этой книги. Все события, переживания, размышления за все предыдущие годы нашли своё отражение в «1984» даже в мелочах: детство, служба в Бирме, бродяжничество, война в Испании, работа на Би-би-си, литературные и интеллектуальные интересы, круг знакомств.
Ошибаются те, кто подобно певице Loun’е говорят, что главную свою книгу писатель «увидел во сне» или создал посредством одного лишь воображения. Сырьё для такого творчества в первой половине ХХ века было разбросано повсюду. Нужно было лишь суметь его разглядеть и собрать вместе.
На мой взгляд, тоталитарные идеи засели в головах интеллигенции повсюду, и я просто пытался довести их до логического завершения. Действие книги происходит в Великобритании, чтобы подчеркнуть, что англоговорящие народы ничуть не лучше прочих и что тоталитаризм, если с ним не бороться, может восторжествовать где угодно.
Джордж Оруэлл, о романе «1984», 1948 год
Пересказывать сюжет романа не имеет смысла. Во-первых, потому что любое произведение в пересказе звучит нелепо, будь то хоть Шекспир, хоть Оруэлл, хоть Толстой. А во-вторых, потому что о произведении тиражом в миллионы экземпляров на десятках языков каждый хоть что-нибудь да слышал.
Достаточно сказать, что такие термины и понятия как «двоемыслие», «новояз», «большой брат» и многие другие стали нарицательными. В черновом рабочем варианте она называлась «Последний человек в Европе». И это название лучше всего передавало безысходность мира, объединившем в себе худшие проявления тоталитаризма, которые Оруэллу довелось увидеть в своей жизни, и возведшем их в энную степень.
К концу 1947-го черновик был готов. И, как будто дожидаясь этого часа, организм Оруэлла сдался под напором болезни. Несколько месяцев с декабря 1947-го по август 1948-го он безвылазно провёл в больницах и санаториях, сражаясь с туберкулёзом. К осени ему как будто стало лучше, и он вернулся на остров, чтобы переписать роман набело. Но и тогда ему приходилось работать в постели. Это последнее усилие окончательно надломило его.
И после того, как в декабре Оруэлл отослал распечатанный на машинке экземпляр издателю, он слёг уже окончательно. Оставшиеся два года жизни он провёл в больничных палатах. Однако финал жизненного пути Оруэлла оказался скорее светлым, чем печальным.
«1984» вышла в свет 8 июня 1949 года. 26 тысяч экземпляров в Англии и 460 тысяч в США только за первый год. Это был полный успех. И главным для писателя здесь были даже не деньги, к которым за короткий срок своей славы он так и не успел привыкнуть, а то, что его предостережение увидит как можно больше людей.
Прямо в больницу ему приходило множество писем — как от простых читателей, так и от коллег-интеллектуалов. Сам Олдос Хаксли, который когда-то преподавал юному Эрику Блэру курсы английской литературы в Итоне, писал, что хотя он и считает свой вариант будущего, представленный в «Дивном новом мире» более вероятным, это не отменяет того, что «1984» — замечательная и важная книга.
В последних своих эссе Оруэлл вывел и опубликовал два условия, которые должны соблюдаться, чтобы воспрепятствовать торжеству тоталитаризма во всём мире. Во-первых, это технический прогресс, без которого не может обходиться уже ни одно государство, и для поддержания которого нужны люди с хорошим образованием.
Во-вторых, это существование на планете сильных государств с либеральной политической традицией, которые одним фактом своего существования будут вынуждать тоталитарные и авторитарные страны оглядываться на эту традицию.
Малоизвестная экранизация 1956 года
Если бы правители всех стран мира, по сговору или из-за какой-нибудь крайней необходимости, согласились раз и навсегда установить тиранию и погрузиться в варварство, только тогда по Оруэллу на планете мог бы восторжествовать тоталитаризм — такой, каким он описан в «1984».
К концу 1949 года Оруэлл страшно ослабел, и уже не мог работать. Последним из опубликованных им текстов стала рецензия на биографию британского премьер-министра Уинстона Черчилля. В ночь на 21 января 1950 года у писателя снова начался сильный приступ болезни, пошла горлом кровь. Врачи ничего не смогли сделать. И той же ночью Эрика Артура Блэра не стало.
Штрихи к портрету и оруэлловское наследие
Официальные биографы на Западе и в России часто представляют Оруэлла рыцарем, который практически в одиночку отражал атаки полчищ советских агентов и шпионов, желавших погубить западную цивилизацию. Это, разумеется, не совсем так. О чём говорит хотя бы невероятный успех «Скотного двора» и «1984», показавший, что спрос на антитоталитарную и антисоветскую литературу в западном обществе всё-таки был, и был немаленьким.
Неправильно было бы также считать Оруэлла святым подвижником, положившим жизнь на алтарь литературы. Были у него вполне человеческие радости, и даже грешки. В 1936 году перед самым отбытием на фронт в Испании он женился на филологе Эйлин О'Шонесси, и на протяжении всех последующих десяти лет брака регулярно изменял жене, о чём сохранилось немало свидетельств.
Оруэлл с приемным сыном Ричардом и его жена, Эйлин О'Шонесси
Также можно припомнить печально знаменитый «Список Оруэлла», с фамилиями симпатизирующих коммунизму людей, который уже находившийся при смерти Оруэлл передал через свою подругу британской правительственной структуре.
Однако в последнем случае те, кто пытаются вменить ему этот список в вину, осознанно или неосознанно воспроизводят логическую ловушку: «Любая левая идеология может быть только коммунистической». Это очень удобно советским коммунистам, но фактически в корне неверно.
Почти вся жизнь Оруэлла после Испании была посвящена поиску варианта общественного устройства, который совмещал бы преимущества социализма и демократических свобод. Об этом буквально кричит почти каждая его статья о политике, написанная после 1938 года. И всерьёз думать о том, что Оруэлл предал сочувствующих советскому коммунизму, могут лишь те, кто плохо знаком с его взглядами и текстами.
К тому же, все указанные в списке люди были довольно известными. Это писатели, журналисты, актёры и другие деятели культуры, которые декларировали свою позицию совершенно открыто. Так что даже простого раскрытия личной тайны тут нет.
Ничего сенсационного в этом списке нет. И вряд ли он скажет твоим друзьям что-то такое, чего бы они сами не знали.
Джордж Оруэлл о «списке Оруэлла», 1949 год
В Советском Союзе его активно не любили ещё со времён участия в гражданской войне в Испании. К концу сороковых к этой антипатии прибавилось также то, что экземпляры своих книг он активно пытался переправить в СССР. Неслучайно, например, одним из первых иностранных переводов «Скотного двора» стал украинский.
Полицейский в Бомбее, судебный пристав, сотрудник прооумовской полиции в Барселоне, потом корреспондент жёлтых газет. Вернее всего назвать такого человека тёмной личностью, проходимцем. А вот английская литература опускается до того, что Оруэлл ходит в писателях. На отбросы здесь сейчас большой спрос.
Иван Анисимов, директор Института мировой литературы СССР, 1947 год
В современной России к Оруэллу относятся двояко. Люди, не знакомые ни с чем, кроме «1984», как правило, превозносят его чуть ли не как пророка и кричат: «Всё так и есть!». Те, кто знаком с антиутопией как с жанром, наоборот, критикуют его за то, что предложенная им модель не такая реалистичная, как, например, у Хаксли или Воннегута.
Чтобы лучше отражать вклад Оруэлла литературу и в культуру в принципе, следует ознакомиться с другими его произведениями и эссе, которые сплошь построены на его личном опыте.
Отказавшись от достатка и статуса, которые давала британская имперская машина, он неизбежно был обречён на бедность. Бедствуя и бродяжничая, он неизбежно пришел к левым социалистическим убеждениям, которые выстрадал буквально на собственной шкуре. Однако как мыслящий человек он не мог не видеть, что советский вариант коммунизма странно мутировал, и уже мало был похож на ту всеобщую утопию, которую обещали, и о которой мечтали левые.
В Британии в 2003 году к столетию со дня рождения писателя переиздали серию его эссе и очерков
Фактически Оруэлл и те, кто в 30-40-е годы, как и он, думали о том, как же построить социализм «с человеческим лицом», по сути, заложили базу для умеренной левой идеологии, которая на рубеже ХХ и ХХI веков возобладала во многих странах Европы. Рыночная экономика, но без дикого капитализма. Социальные обязательства, но без тоталитарного контроля.
О достоинствах и недостатках современной европейской цивилизации можно спорить. Однако нельзя спорить с тем, что какой бы она ни была, это в любом случае лучший вариант, чем гротескный тоталитаризм из середины ХХ века, понимание и описание которого стало делом всей жизни Оруэлла и его наследием для всего будущего человечества.
Источник
Конец второй части.
А еще у нас группа ВКонтакте и свой телеграм-канал!
