«Они больше феминистки, чем я». Юристка – о дагестанках и их силе воли
Марина Агальцова – юристка, правозащитница центра «Мемориал» (ликвидирован 5 апреля и признан в России иноагентом). Много лет помогает дагестанцам из поселков Временный и Новый Ирганай добиваться справедливости в российских и международных судах. Она рассказала Даптару, почему бóльшая часть ее заявительниц – женщины и почему в Дагестане можно хотя бы что-то изменить.
В 2014 году, после продолжительной спецоперации в дагестанском посёлке Временный, его жители остались с разрушенными и разграбленными домами. Вместе с правозащитниками посельчане пытаются добиться выплаты компенсаций. В марте 2022 года Московский городской суд удовлетворил апелляцию 562 ирганайцев, пострадавших от затопления при строительстве ГЭС и до сих пор не получивших компенсацию. Теперь власти должны будут в разумные сроки подготовить документы для положенных выплат.
— Я читала о ваших заявительницах из Временного. Мне они показались очень уверенными женщинами. Сильными. И почти феминистками.
— Конечно, они никогда не скажут о себе, что они феминистки. Но по характеру, по тому, как они реагируют на внешние обстоятельства, какие принимают решения – они более феминистки, чем я. После того, как началась работа по поселку Временный, мы начали составлять списки – состав семьи, глава семьи. Так вот, в семье Аминат Супяновой – она, замужняя женщина, указана как глава семьи. А Джамиля Гаджиева развелась с мужем и тоже глава семьи. Или Написат Патахова, местный фельдшер. Когда говоришь с ними, то понимаешь – это не те женщины, которых можно заткнуть.
При этом с самого начала им поступали угрозы. В 2019 году группа из «Мемориала» сняла двухминутный ролик о женщинах поселка Временный. И там жительницы показывают смски с угрозами, которые они все получали.
— А как они реагировали на угрозы?
— Конечно, им было страшно. Я бы сказала, что это была смесь страха и ярости. У Аминат, например, первой реакцией была ярость, но ее вообще невозможно заставить замолчать. Остальные реагировали более спокойно, но я видела, что они переживают: они же тут, на своей земле, до них легко дотянуться.
— Получается, что дагестанские женщины – и есть главная движущая сила протеста против произвола властей?
— У меня два больших дагестанских дела – в одном районе. Но там совершенно разная динамика. Во Временном я общалась в основном с этими потрясающими женщинами. Они принимали решения на всех этапах. Может быть, у них нет образования уровня Высшей школы экономики, но я могла говорить с ними о чем угодно, и они понимали все, что я объясняю им в рамках нашего иска.
В Ирганае – совсем другая ситуация. Заявители там – мужчины, в основном. И с самого начала я общалась с ними, и меня, как правило, сажали за мужской стол. Наверное, потому что нам надо было обсудить дела, а женщины в серьезных делах якобы не участвуют. На самом деле, это не совсем так – я и там познакомилась с женщинами, которые были готовы сражаться за свои права – Нахи Курбановой, Патимат Магомедовой. Но тем не менее, 70 % заявителей по делу об Ирганайской ГЭС – мужчины.
И в какой-то момент мне надоело сидеть за мужским столом, и я ушла в кухню. Там как раз готовился праздник по случаю обрезания хозяйского малыша, и по кухне ходили около двадцати женщин и что-то готовили. Мне хотелось пообщаться с ними, понять, как они смотрят на ситуацию. И я сразу заметила, что девочки помоложе – закрытые и молчаливые. А женщины, что от 50 и старше – очень уверенные в себе. В какой-то момент разговор вывернул на климакс, и то, как свободно – без всяких эвфемизмов – они обсуждали эту «женскую проблему», меня поразило. Мне казалось, что даже в более свободной во многих смыслах России – это не очень принято. И я стала спрашивать, говорят ли они на темы сексуального образования со своими дочками? Узнала, что рассказывают об основных правилах гигиены девочкам в мечети – не все, конечно, но хотя бы основы.
Зато мы поговорили о домашнем насилии. Я спросила их, правда ли, что в их культуре мужчине дана абсолютная власть над женщиной и он может ее наказывать. И одна из женщин (у нее был прикрыт платком даже подбородок) сказала, что «ну, если женщина заслужила наказание, то да». Но остальные сразу зашикали и сказали, что они такое терпеть вообще не собираются и сразу уйдут от мужа.
— Вы говорите – феминизм. Вы же там в семьях жили, разве там есть феминизм?
— Да. Причем сама попросилась в семью, не хотела в отдельной квартире. Ну феминизм, который прямо победил бы патриархальную семейную традицию – это для всей нашей страны еще экзотика. Но какого-то особенного мужского доминирования я не заметила. Вполне паритетные отношения мужа и жены. Особенно в семьях, которым 40-50 лет. А вот среди молодых – да. Тут и вторые жены, и привычка всё решать самому. Довольно большой контраст в отношениях разных поколений.
— То есть в горном Дагестане за права женщин, как ни странно, стоят женщины старшего поколения?
— Я разговорилась с немолодой женщиной, наверное, ей было около 65. И меня поразило, как уверенно и спокойно она рассуждает обо всем. Оказалось, что она вдова, и много лет сама возглавляет семью и решает те проблемы, которые возникают, сама. А после того, как жители Ирганая лишились своих плодородных земель и садов – в большинстве семей зарабатывают женщины. Школы, детские сады, магазины – всё на них. Экономическая независимость тоже придает уверенности.
А вообще, мне бы хотелось, чтобы в Унцукульском районе назвали какую-нибудь улицу не именем какого-нибудь очередного Магомеда-из-властей, а именем какой-нибудь прекрасной женщины, например, Патимат Магомедовой или Аминат Супяновой. Чтобы у местных девочек была перед глазами еще и такая ролевая модель.
Подробнее