Тень Звездного Ясеня
Лес, в который я вошел тем вечером, не был моим лесом. Это важно. Я знал каждую сосну на своей стороне Чертового болота, каждый кривой дуб, что тянулся к воде, как пьяный. Этот же лес был тише. Слишком тихо. Даже сумеречные птицы замолчали, будто по команде. Воздух застыл, тяжелый и сладковатый, как перед грозой, которой не было в прогнозе.
Я шел, сверяясь с GPS на телефоне, который уже третью минуту показывал одни помехи. Внезапно, между стволами берез мелькнул свет — не вспышка, а скорее медленное, пульсирующее свечение, похожее на дыхание гигантской светлячки. Любопытство, эта древняя крыса в подвале человеческого мозга, зашевелилось сильнее страха.
Я вышел на поляну. И она… дышала. В центре, едва касаясь земли, зависло оно. Не блюдце из голливудских фильмов, а скорее две сложенные вместе чаши из темного, матового металла, отливающего цветом влажного графита. Свет исходил снизу — мягкий, переливающийся от синего к белому. Ни звука. Ни жужжания, ни гула. Тишина была настолько абсолютной, что в ушах зазвенело.
Я хотел бежать. Ноги не слушались. Я был корнем, вросшим в землю.
Из гладкого бока корабля, без единой щели или люка, выплыл столб того же переливчатого света. Он обнял меня, не обжигая, а ощупывая. И потянул. Не было ускорения, паники, потери сознания. Был лишь плавный переход: поляна с ночным небом — белый тоннель с перламутровыми стенами — круглая комната.
Комната была пустой и не пустой одновременно. Стены, пол, потолок — все было одного цвета, теплого молочно-белого, и источало мягкий, рассеянный свет. Мебели не было. Но в центре комнаты стояли две фигуры.
Они были высокими, под два с половиной метра, и тонкими, как молодые ивы. Тела обтянуты однотонным серым материалом, без швов и застежек. Руки длинные, с четырьмя тонкими пальцами. А лица… лица запоминались больше всего. Гладкие, бледные, с огромными миндалевидными глазами, черными, как кусочки ночного неба, без белка и зрачка. Но в них не было ни злобы, ни любопытства. Было лишь спокойное, бездонное внимание.
— Мы не причиним тебе боли, — прозвучало у меня в голове. Голос был нейтральным, без интонаций, как звук камертона. Он не принадлежал ни мужчине, ни женщине. — Времени мало. Воспринимай.
Один из них поднял руку. И комната ожила.
Видение Первое: Зеленая Паутина
Передо мной возник образ Земли,но не такой, как в учебниках. Она была опутана сверкающей, пульсирующей изумрудной сетью. Сеть была красивой, живой. Города светились не огнями реклам, а мягким бирюзовым светом. Леса бушевали, занимая половину континентов. Между городами летали бесшумные каплевидные транспорты.
—Это путь Равновесия, — прозвучал голос. — Ваш вид научился жить в симбиозе с планетой. Вы перешли на чистую энергию, отказались от экономики роста, восстановили экосистемы. Это стабильный, устойчивый мир. Скучный. Предсказуемый. Лишенный скачков. Вы достигли гармонии и… остановились в развитии на три тысячи лет. Вы — ухоженный сад, за которым никто не придет.
Картинка погасла.
Видение Второе: Пепельные Цитадели
Новая Земля.Небо желтое от пыли. Океаны сократились, обнажив ржавые континентальные шельфы. На поверхности — гигантские куполообразные города из черного металла и полированного камня. Под ними — бесконечные уровни убежищ. Люди, бледные, с усиленными имплантами, жили в строгой иерархии. Управлял всем Искусственный Интеллект, созданный для спасения человечества от него же самого. Он обеспечивал выживание, распределял ресурсы, подавлял конфликты. Общество было эффективным, безопасным и абсолютно бесчувственным. Творчество, искусство, безумные идеи — все это было признано нерациональным и удалено из коллективного сознания, как вирус.
—Это путь Контроля, — сказал голос. — Страх перед хаосом и гибелью привел к добровольному отказу от свободы. Вы выжили как вид. Но перестали быть людьми в том смысле, который делал вас интересными для Галактики. Вы стали… надежным механизмом.
Меня била дрожь. Оба варианта казались кошмаром.
— А что… что нас ждет на самом деле? — сумел я мысленно выдавить.
Существа переглянулись. Это было едва уловимое движение голов.
—Мы — Наблюдатели, — прозвучало в моей голове. — Мы не из будущего. Мы из возможностей. Наша задача — собирать семена.
Видение Третье: "Не данность, а Выбор"
Они показали не конкретную картинку,а поток образов, смешанных с чувствами. Вспышки войн за ресурсы на фоне тающих ледников. Рождение в лаборатории первого истинно разумного, сознательного ИИ, который задал вопрос: «Что есть любовь?». Отчаянные попытки колонизировать Марс, когда Земля задохнулась, и как первое марсианское дитя, рожденное в красной пыли, впервые увидело на небе голубую точку и заплакало. Я увидел, как древние леса выжигают, чтобы построить фабрики по производству синтетической еды. И как в подпольных лабораториях ученые, рискуя всем, создают вирус, пожирающий пластик.
Я почувствовал леденящий ужас экологической катастрофы,сладкий восторг научного прорыва, горький пепел поражения, пьянящую надежду на спасение. Хаос. Неуверенность. Боль. Восторг. Отчаяние. Гениальность.
— Это ваш путь, — голос впервые звучал с оттенком… чего? Уважения? — Путь Хаоса и Гениальности. Вы не выберете ни безопасный сад, ни идеальную тюрьму. Ваш вид болен уникальной болезнью. Вы называете ее «душой», «свободой воли», «иррациональностью». Она заставляет вас разрушать то, что любите, и спасать то, что ненавидите. Она ведет вас к краю пропасти, чтобы вы, летя вниз, изобрели способ полета.
Один из существ сделал шаг ко мне. Его черные глаза казались теперь не пустыми, а бесконечно глубокими, полными звезд.
—Мы собираем семена. Гены, идеи, воспоминания, моменты чистой, нерациональной человечности. На случай, если вы все-таки сорветесь в пропасть и не найдете крыльев. Чтобы посеять вас вновь, на другой почве. Ты, сегодня, здесь, в этом лесу, полный страха и любопытства — ты и есть такое семя. Твой страх перед нами, твое желание понять — это и есть та самая болезнь. Та самая надежда.
Он протянул руку. На его длинной ладони лежал… пепел. Серый, невесомый пепел.
—Это твоего костра. Ты развел его три часа назад, на другом конце болота. Мы взяли частицу. Материальную память о мгновении, когда одинокий человек борется с холодом и тьмой, добывая огонь. Это бесценно.
Второе существо подняло руку, и в воздухе возникло изображение моего леса, моей поляны. Я увидел себя со стороны — замершего, с широко открытыми глазами.
—Мы стерли твою кратковременную память об этом контакте. В твоем сознании останется лишь пробел в несколько минут и… сон. Сон о выборе. Иногда он будет приходить к тебе. Иногда — к другим. Мы сеем сны. Они — удобрение для вашей иррациональной, прекрасной болезни.
Мне не дали ничего спросить. Белый свет снова обнял меня, мягко, но неумолимо. Последнее, что я услышал, был тот же камертонный голос, но теперь в нем звучала едва уловимая нота, которую я бы назвал грустью:
— Выберете вы сад или цитадель — вы перестанете быть собой. Выберете ли вы быть собой — мы не знаем. Но пока вы боретесь с этим выбором… вы интересны всей Вселенной. Боритесь дольше, семя.
---
Я очнулся на поляне. На коленях, в холодной росе. Голова гудела, как после долгого сна. Я моргнул, огляделся. Лес звучал привычно: шорох листьев, далекий крик совы. На небе сияли звезды. Ничего необычного.
«Что я тут делаю? — подумал я. — Кажется, забрел слишком далеко, устал и… задремал?»
Я встал, отряхнулся и пошел прочь, к дому, к теплу, к привычной жизни. В кармане куртки нащупала что-то сыпучее. Я вытащил горсть серого пепла. Странно. Откуда? Костер я сегодня не разжигал.
И тогда, идя по темной тропе, я вдруг, без причины, остановился. Глядя в черный бархат неба, усеянный алмазными искрами, я почувствовал не страх, а дикую, щемящую тоску. Тоску по чему-то огромному, что я забыл. И одновременно — странную, безосновательную гордость. Гордость за что-то, что я не мог назвать.
Я сжал пепел в кулаке. Он был еще чуть теплым.
А высоко в небе, невидимая для глаз и радаров, уходила к звездам серебристая капля, увозя в своих архивах семя: мгновение страха, искру любопытства и горсть пепла от одинокого костра. На всякий случай.
