На самом деле Тахон был ему не внук. Старому гному было уже больше трехсот лет, и он уже не помнит, прапрапраправнук ему был Тахон или прапрапрапраправнук, да дело и не в этом. А в том, что родителей у юного гнома не было, и дед взялся за его воспитание в одиночку. Точней, родители-то были, но вот уже три года как они исчезли. Пошли на каменоломню принести булыжников для бани и не вернулись. Пропали. Вся деревня стояла на ушах, искали их и днем, и ночью с факелами. Даже лес весь прочесали на всякий случай. Нету, пропали. Как сквозь землю провалились.
С тех пор молодой гном живет с дедом в его доме. Вспоминает о маме с папой вечерами, но не плачет. Дед не велел плакать. Сказал:
— Не сметь, гномы не плачут, мужчина гном, тем более!
Вот так маленький Тахон и не плачет уже три года. А когда очередной раз он вспоминает о родителях, берет табуретку, подставляет к зеркалу, встает на нее и, глядя на себя, говорит:
— Несмееееть, мы гномы, не плачем!
Дед очередной раз открыл крышку котелка, повалил пар, помешал с умным видом поварешкой и говорит:
— Это самая что ни на есть настоящая мужская еда! На войне мы только ее и ели, — продолжал гном. — Она придает много сил и успокаивает перед сном после кровавых сражений.
— А как называется дедушка?
— Гречневая каша на молоке! — ответил дед.
Тахон почесал нос кулаком, глаза его заблестели, и медленно прошептал:
— Самая мужская еда.
Старый гном сидел в кресле перед камином и уже почти начинал дремать.
— Деда, а деда! Расскажи про войну.
Тахон с утра уже наколол дров, натаскал воды с пруда, накормил свиней во дворе, побил соседского мальчишку за то, что тот строил ему рожицы, и теперь, когда все дела переделаны, ему стало скучно.
Хотя ему было всего одиннадцать лет, но он уже был крепким малым и мог запросто приподнять на несколько секунд взрослую свинью. Гномы вообще очень сильные с детства, а Тахон уже как три года помогает деду в кузне и по хозяйству. Да и есть в кого быть сильным, говорят, его отец в молодости поднимал лошадь на ярмарочной площади в праздники.
Войны давно уже не было, и гномы, дабы подавить в себе инстинкты воина, загружали себя тяжелой физической работой. В основном все работали на каменоломне, кто лес рубил, а кто пахал землю людям, запрягался вместо лошади. Но дед Тахона славился отличным кузнецом, то подковы кому выкует, то гвозди, то калитку фигурную. Тем и зарабатывал помаленьку. Золота в деревнях ни у кого не было. Так, люди кто яичек принесет, кто молочка, а кто и меду. Очень все любили старого гнома.
Тахон очень старался и помогал деду в кузне. Ведь дед обещал, что, если юный гном сам, без помощи, выкует четыре подковы, самолично подкует чью-нибудь лошадку и ему за это заплатят, то дед научит его ковать мечи. Представляете, ковать мечи, от этой мысли у Тахона звенело в ушах.
— Деда, а деда! Расскажи про войну.
— Я тебе уже раз пятьдесят рассказывал, внучок, — ворчал дед.
— Ну, деда, расскажи пятьдесят первый, — настаивал Тахон и удобно уселся на коврике перед камином рядом с креслом дедушки.
— Ну, хорошо, слушай, коль не надоело... Давно это было, лет двести назад... Я тогда был молодым крепким гномом... Мог трёх поросят скушать за ужином и запить бочонком медовухи... Кстати, принеси-ка мне медового кваса из погреба, я пока дровишек в камин подброшу, — старик окончательно поборол дремоту и потянул руки в стороны.
Гном выпил кружку медового кваса залпом. Сел в свое кресло возле камина и, прищурясь, посмотрел на внука.
— Понимаешь, Тахон, времена были другие, двести лет прошло, — начал дед. — Война тогда была... Кровавая война... Жестокая война...
— Умер король Бонумии, и на трон сел его единственный сын Торус, — начал свой рассказ дед. — Наследник был молод и горяч, а самое главное, известен сильной ненавистью к другим расам. Уж очень не любил он эльфов, гномов, хартов, в общем, всех, кто не человек. Люди поговаривают, это оттого, что его бабка была наполовину харткой, и Торусу сильно не давала покоя в себе эта кровь.
— Скажем, в первый же день после коронации он собрал всех гномов на главной площади и отправил в рудниковые шахты. Всех — и детей, и женщин. А тех, кто отказывался, тут же велел повесить на этой же площади. Сотни гномов висели на площади целую неделю, их специально не снимали для устрашения. Ну а тех, кто согласился, тоже ждала участь не легче, — гном встал, налил себе еще кружку пива и снова сел в кресло... — Их кормили раз в три дня, заставляли работать с раннего утра до глубокой ночи без отдыха и били плетьми.
— К счастью, до эльфов дело не дошло, они вовремя поняли, чем пахнет, собрали свои пожитки и, пока новоиспеченный король расправлялся с гномами, сбежали в лес. Кто-то, может, назовет их предателями, конечно, но, как по мне, — продолжал старый гном, — как по мне, если бы они остались и попытались помочь гномам, то жертв было бы еще больше. Они не смогли бы безоружные и без боевого опыта дать отпор хорошо оснащенной армии Бонумии. Ну а хартов он попросту сделал слугами у себя и в домах высокопоставленной знати.
— Но Торус на этом не остановился, он начал сначала небольшие набеги на соседние земли. А потом уже полномасштабный захват, — дед нахмурил брови и продолжил. — Вот и к нашей Гидании он подобрался. К счастью, наша тогдашняя королева Даргона предполагала о будущем нападении и, не будь дурой, собрала армию у границы. На помощь тогда пришли все. Все, кому удалось уцелеть и унести ноги из разгромленных земель. Даже эльфы пришли из леса, они, оказывается, всё это время тренировались стрельбе из лука и стали отличными лучниками. Королева даже велела выдать им прочные луки из королевского арсенала вместо их самодельных.
— Вот и наша деревня вся собралась и пошла добровольцами на подмогу, все, ни один гном не остался, и женщины, и мужчины. Только деток оставили, да у нас знаешь какие детки, быка одним ударом в лоб вырубают, да ты и сам такой, Тахон, гномья кровь. Не пропали бы.
— Да, много тогда славных гномов полегло, — проговорил медленно старый гном... Все тише и тише... И наконец громко захрапел.
Тахон встал, взял пустую кружку из рук деда. Потянул руки в разные стороны, наклонился пять раз, сжал кулаки до хруста и пошел во двор, в свинарник, бороться с хряком.
— Чего хрюкаешь? Давно на лопатках не лежал? Ну держись! — сказал Тахон и прыгнул на взрослого хряка, который весит не меньше трехсот булыжников. — Говори, как тебя зовут! Живо! Я все равно узнаю.
Хорошо посидеть на пруду с удочкой. Даже если не клюет, все равно хорошо. Вечер. Вода теплая, как парное молоко, и видно, как от нее идет пар. Тишина и покой... Душу успокаивает. Только на другом конце пруда надоедливо квакает лягушка.
«Эх, жаль рогатку с собой не взял», — подумал Тахон. — «Ну, квакай, квакай».
А лучше, чем посидеть на пруду с удочкой, может быть только одно — это посидеть там с дедушкой. Вот и в этот раз они сидели вдвоем и ловили рыбу. С самого утра молодой гном накопал червячков. Вообще, он любил копать землю, правда, по началу сломал несколько лопат, никак не мог научиться контролировать свою силу. Ему казалось, он берет ее нежно, совсем легко, а она — хрясь, и черенок надвое.
Пришли мальчишки из соседней деревни тоже рыбачить. Сели напротив, на другом берегу пруда, закинули удочки.
— Сидим... — прошептал дедушка.
— Сидим... — сказал Тахон чуть слышно.
— Клюет? — спросил дедушка.
— Не клюет, — ответил Тахон.
Время пролетело незаметно, прошел час, другой. Как вдруг у деда стало клевать. Да так, что не успевал вытаскивать. Одна за одной.
— Ого, дедушка, — удивился Тахон, — не может быть, а почему у меня не клюет?
— Бывает, — улыбнулся дед.
И тут молодой гном увидел, как дед перехватил удилище другой рукой, и на нем блеснул ярко-синим светом какой-то знак в виде ромба со странной причудливой завитушкой. Помигал-помигал и потух. Странно всё это. Тахон никогда такого не видел раньше и даже немного присел от неожиданности.
Наконец он решил спросить:
— Деда.
— А? Чего расселся? Беги за вторым ведром скорей, — перебил его дед.
— Деда, а что за знак светится у тебя на удочке, а? Расскажи, деда, — спросил юный гном.
— Да тихо ты, — прошептал Старый гном. — Чего орешь, как поросенок, мы тут не одни, потом расскажу.
— Ну, деда, расскажи шепотом, — прошептал Тахон. — Никто не услышит ведь.
— Понимаешь, внучок, — начал дед, — все гномы не восприимчивы к магии, она не может нам нанести существенный урон, да и мы не может ею пользоваться. Но некоторые гномы, их рождается очень мало два-три ребенка за век, могут использовать рунную магию. Вот и я один из таких детей. Такие магические руны накладываются лучшими кузницами и только на лучшее оружие. Для усиления или добавления некоторых свойств. Но тебе рано еще знать, вот выкуешь сам четыре подковы, подкуешь кому-нибудь лошадь и тебе за работу заплатят... вот тогда научу тебя ковать мечи — а там, и про руны расскажу. Ты расти главное поскорей, мне ведь не долго осталось, после трехсот лет я уж сбился со счету сколько мне. Но ни один гном еще не прожил больше четырех веков. Выкуем тебе славное оружие и я наложу на него руны... Самые мощные, что умею... Пока я еще могу... Пока еще живу... — Дед погладил седую бороду и сел на берег. — А та что на удочке, то баловство... Ребячество... Что бы рыба клевала, на удачу в охоте и рыбалке... Она слабая и на несколько минут, вот смотри погасла уже.
Тут Тахон увидел, как мальчишки, что рыбачили на другой стороне пруда, обошли его и подошли к дедушке.
— Здравствуйте, уважаемый гном!
— Привет, ребята, — ответил дед.
— А скажите, дяденька, у вас так хорошо клюет, а на что вы рыбку ловите?
— Как на что? Известно, на что... на козюльки... — сказал старик и переглянулся с Тахоном.
— Известно какие, из носа которые.
Мальчишки побежали к своим удочкам. А дед с внуком посидели еще полчасика на пруду. Уж больно весело им было наблюдать, как мальчишки пальцем ковыряются в носу в надежде найти наживку пожирнее.
Юный Тахон вбежал во двор, чуть не сбив калитку с петель, и, увидев, как дед рубит дрова, стал громко ему рассказывать:
— Де-да, а де-да, предста-вля-ешь! — начал гном, не успев отдышаться, — я сейчас гонял соседских мальчишек вокруг деревни, как обычно, как вдруууг.
— Да тише ты, тише, опять визжишь как поросенок — ответил старый гном. — Сядь вот на пень отдышись. Тренируй в себе хладнокровие, оно тебе еще не раз пригодится в жизни.
— Деда, в деревню пришел воин, — отдышался Тахон. — Весь в стальных доспехах и шлем, и поножи, полный комплект. Настоящий боевой гном. Я о таких только в твоих историях слышал. Вот только оружия при нем не было, вообще никакого. Странно. Я только сейчас понял, что не было.
— И чего ему надо было? — удивился пожилой гном. — Чего хотел-то и где он сейчас?
— Сказал, Архида какого-то ищет, — продолжал рассказывать Тахон с удивленными глазами. — Еще сказал, что знает точно: Архид этот живет в нашей Скалозубке.
Дед вытер пот со лба и, продолжая колоть поленья, проговорил серьезным, как никогда, голосом:
— Тебя зовут Архид? — юный гном смотрел на деда, выпучив глаза.
— Тахон, тебе уже тринадцать лет, и не знаешь, что у каждого гнома есть свое имя? — сказал дед, не переставая рубить. — Меня зовут Архид Скалозуб, по названию деревни нашей, где родился, а тебя зовут Тахон Скалозуб. Впрочем, фамилию ты можешь взять любую, никто слова не скажет, вот только у нас в деревне все Скалозубы, традиция такая.
— Вот это да, — сказал Тахон.
— Вот это да, — сказал дед.
Дед доколол последнее полено, заткнул топор, которым рубил, за пояс и вылил ведро колодезной воды себе на голову. Стряхнул с себя лишнюю воду, быстро подергивая головой и всем телом, как это делают псы после купания. Нахмурил густые брови и сказал Тахону:
— И где же теперь этот воин? ммм...? Веди..
— Так у тетки Альмы он, она повела его к себе обедом кормить, как увидала здорового мужика, так и всё, за руку и утащила.
Деревня Скалозубка была из двух рядов домов, расположенных друг перед другом. И тетка Альма жила на другом ее конце.
— Ну пошли, Тахон, обедать напросимся, а? Или дома останешься?
— Не-е, деда, я с тобой.
Тетка Альма жила одна в большом каменном доме в четыре комнаты и двором под скотину. Муж у нее вот как несколько десятилетий уже умер, и она давно подумывала найти себе порядочного гнома. Чтоб по хозяйству помогал, да и вообще скучно одной. Двор был пустой, скота не было, этим всем муж занимался, а Альма любила больше вкусно готовить, и после смерти мужа переделала две комнаты в постоялый двор. В одной она кормила уставших путников, а в другой поставила кровати для ночевки. Тем и кормилась, благо деревня проездная, и гости частенько у нее останавливались.
Дед вошел в калитку и, положив ладонь на рукоятку топора, крикнул:
— Альма, ты тут? Накормишь нас с внуком твоим знаменитым супом?
Дверь открылась, и в проеме показалась фигура огромного гнома. Все гномы хоть и широкоплечи и коренасты, но небольшого роста, а этот большого, наверное, с человека, и плечи широченные, и руки мускулисты, поэтому он казался огромным. Гном попытался выйти на улицу, но застрял в дверном проеме, потом развернулся боком, и только тогда ему удалось протиснуться.
— Архид Скалозуб! — сказал воин.
— Гурд Дубовая Башка! — сказал дед и убрал руку с ручки топора. — Сколько лет, сколько зим.
Гномы обняли друг друга, да так, что треск пошел. Гурд приподнял Архида над землей, а потом и вовсе поднял на вытянутые руки и покачал несколько раз, как будто штангу.
— Есть еще порох в пороховницах, а? Архид? Ну пойдем скорей, Альма стол накрыла, а они, представляешь, не признаются... Нет, говорят, тут никакого Архида... И отродясь не было... А это кто?
— Ну пойдем, Тахон, мой руки.
Дом Архида был из двух комнатушек с камином, сенями и крытым двором со скотиной. Много кур, три свиньи, хряк и несколько поросят. Кур дед никогда не считал и даже не знал, сколько их у него. Тахон вышел во двор, провел взглядом от калитки до заднего забора, посмотрел, на месте ли его любимый хряк, показал ему кулак и, не оборачиваясь, крикнул дедушке:
— Деда, а сколько у нас курочек?
— Не знаю, — ответил старый гном. — Вот займись и посчитай, пока я в доме буду говорить с Гурдом. Важный разговор у нас, понимаешь.
— Понимаю, — пробормотал Тахон. — Разговаривайте сколько угодно.
Молодой гном принялся считать курочек. Одна, вторая, третья, одиннадцатая, семнадцатая, дедушка научил его считать, чтобы торговцы не обманули. Да и вообще полезно знать, сколько скушал за обедом: две или три тарелки супа? Или сколько раз прокатился по деревне на хряке: три или четыре... Тоже надо знать. Или вот выиграешь у местных мальчишек в «зашвырни кота» пять щелбанов, а дашь только три по неграмотности... Обидно? Конечно, обидно.
— А что, если я одних и тех же курочек считаю несколько раз? — подумал гном. — Они вон все какие, одинаковые. Все белые и похожи одна на другую, наверно, родственники.
— Надо их как-то пометить, — улыбнулся Тахон. — А что? Все соседские куры бегали с пятнами на спинке. У кого зеленое, у кого красное, у кого желтое. Сколько домов, столько цветов. Вот только коричневого ни у кого не было. Точно. Молодой гном поднял деревянную палку с земли и с усердием поболтал ею в свежем навозе. — Ну? Кто первая? В шеренгу становись!
В тусклой комнате потрескивал камин, в котелке выкипала вода. Гномы поставили его, чтобы заварить чаю, но сразу про это забыли и послали внука в погребок за парочкой бочонков медового кваса. Выпили его залпом, закусили вяленой рыбкой из пруда и сели возле камина. Дед уступил свое кресло Гурду, а сам прилег на свою кровать, которая стояла рядом. К слову сказать, сидеть в своем кресле Архид не разрешал даже внуку.
— Ну, рассказывай, дружище, — начал Архид. — Какими судьбами ты в наших краях и где, в конце концов, твой топор? Огромный боевой топор... Двуручный... Я же помню, мой дед нам выковал по топору. Он выковал их одинаковыми, так как мы дружили, и он не хотел, чтобы у кого-то был лучше. Я даже руны на него наложил одинаковые. Как сейчас помню, по три руны: на силу удара, скорость атаки и, как ее там... Ну, ты же помнишь?
— На вес, — пробурчал Гурд.
— Точно на вес, — чуть было не вскочил с кровати дед в кураже. — Для всех топор весил булыжников сто, не меньше. А для хозяина всего один. Ну так где он? Чего бордовый какой стал?
— Долгая история, Архид, — промычал Гурд. — Пойдем-ка еще по бочонку кваса принесем, ночь длинная будет.
Гномы вышли на крыльцо и минут двадцать молча смотрели, как Тахон бегал за курами и мазал их свежим навозом: «Двадцать пятая, двадцать седьмая, тридцать вторая...». — «Деда, наши теперь коричневые, я их пометил...». «Здорово я придумал?»
— Понимаешь, Архид, — начал Гурд. — Я служу старшим гриднем в замке лорда Симона. И его отцу служил, и деду, хорошие были люди, жаль, померли. Ну, как служу, живу я там, харчуюсь, отвечаю за личную безопасность, так сказать. В подчинении аж целый взвод гридней, полсотни защитников, обучаю их военному делу. Муштрую, короче, с утра до ночи. Но, конечно же, с перерывом на обед и послеобеденный сон, дело святое.
Лорд Симон, добрейшей души человек, каждое воскресенье к воротам замка приходили бедняки, и он выходил раздать всем по монетке. В деревеньке близ замка построил деревянную школу, где бесплатно учили детишек его подневольных. Нанял учителя из города, чтоб тот учил считать на пальцах и читать по слогам. Да и сам приходил, когда было время, рассказывал детишкам интересные истории про своего деда и о других невиданных землях и народах. Детишки каждый раз сидели молча с открытыми ртами. Может, им было очень интересно, а может, потому что лорд раздает напоследок пряники и баранки тем ребятам, кто вел себя хорошо.
Люди очень любили Симона, хоть и работали у него не по своей воле, но когда на ежегодный праздник урожая лорд дарил свободу трем подневольным, причем случайным, то они оставались у него работать. Может, потому что домов своих не было и работы мало, может, привыкли просто к своему месту, они же родились тут. Но, скорей всего, они просто его любили, например, если в местном трактире после пары кружек темного ляпнуть что-нибудь нехорошее про Симона, можно запросто отхватить по шее.
— Так вот, каждое утро вместо зарядки мы с моим взводом бежим умываться к горной речке. Аманча слышал, наверное? — обернулся на деда Гурд.
— Слыхал, конечно, — ответил Архид. — Ледянючая, зараза.
— Верно! — продолжил Гурд. — Тысяча шагов туда бежим, обливаемся водичкой, и тысяча обратно, и всё это в полном обмундировании с оружием. Ну, как бежим, ребята бегут, а я в телеге еду, а они вместо лошади: кто тянет, кто толкает. Это для человека тысяча шагов до реки, а для гнома пара тысяч выйдет... Да и отбегали мы уже свое... Да, Архид? Помнишь, как мы под градом стрел?
— Эх, — Архид сжал кулаки до хруста, встал с кровати и в полутьме стал искать свою кружку. — Такое разве забудешь, Гурд.
Комната хоть и освещалась от камина, но дедушка зажег еще большую свечу на столе, налил пива в кружку себе и другу:
— Ну что? Перекусим немного? Уже пару часов ничего не ели, так и похудеть можно, люди засмеют.
Гурд встал с кресла, потянулся, подошел к столу и откусил кусок от огромного окорока:
— Слушай дальше, прибегаем мы, значит, к речке, ребята умываются, как обычно. Ну а мне приспичило, значит, по нужде отойти за деревья. Приставил я свой топор к дереву, а сам в кусты. Небыстро это, пока латы снимешь, пока лопуху наберешь, ну, ты в курсе, чего я рассказываю. Так вот, возвращаюсь, а топора нет. — Ну нет, представляешь... Нету... Вот здесь стоял и нету...
Обошел я, значит, дерево, глядь — записка лежит, а на ней написано:
«Эй, дурачина, приходи через пару дней ночью в лес за топором к старому домику лесника. Не придешь — топор продадим за мешок конфет, и не вздумай кому рассказать... Увидим твоих гридней — можешь попрощаться с оружием».
— Ага, как будто я могу рассказать своим ребятам, что топор увели, это ж позор какой. Гурд укусил еще три раза окорок и запил квасом, хорошо они не вспомнили про него, когда везли меня обратно. Ну, я по приезде отпросился у Симона на неделю, тот, конечно, меня отпустил... Хотя удивился, за десятки лет это первый мой выходной... И даже спросил, не нужна ли какая помощь, но я сказал, что иду друга навестить, и что всё хорошо. Но лорд всё равно не отпустил меня просто так, сказал: «Друг моего друга — мой друг», открыл сундук, наполнил кожаный мешочек монетами и протянул мне: «Выпейте с ним по чарке лучшего вина, что будет в тех местах».
— Кстати, вот он, мешочек, — Гурд отвязал от пояса кошелек и бросил его на стол.
Мешочек тяжело шлепнулся на стол, и Архид, посмотрев на него, сказал:
— Прилично, — пробурчал Гурд. — А где Тахон? Уж за полночь.
— Во дворе спит с поросятами, опять, поди, с хряком боролся, сил ему некуда девать видите ли, — ответил Архид. — Может ты с ним позанимаешься? Покажешь ему пару ударов? Или в замок его к себе пристроишь? А может, в отряд? В гридни? Аааа? На побегушках пока... Ааа? Гурд... Стар я уже. У гнома огромный потенциал... Нужно направить его в нужное русло... Пока местные гномки не свели его с ума... Еще несколько лет, и всё... Парню голову снесет.
— Подумаем, в отряд ему, конечно, рано, но потренировать я его смогу, а там и лорду его покажем, как поднаберется опыта, он мужик... Вооо... Какой! — ответил Гурд, показывая кулак с оттопыренным большим пальцем вверх.
Гномы выпили еще по кружке и начинали уже дремать:
— Архид... Твой топор все еще у тебя? — спросил вдруг Гурд, засыпая. — Он мне сильно нужен сейчас, понимаешь... Они же у нас одинаковые, один в один, как близнецы... Нельзя мне без оружия в лес идти. А если там никого не будет, то и в замок без моего топора мне нельзя, или такого же, как мой, их никто не различит. Это ж позор какой, я прямо так и слышу, как поварихи в замке хохочут, надрывая животики: «Посмотри-ка, идет гном, у которого топор уволокли, пока он лопухи собирал».
— Спи, Гурд, — прохрипел Архид, уже начиная подхрапывать, — утро вечера мудренее.
— Ага, уснешь тут с такими мыслями, — Гурд закрыл глаза и отключился.
Гурд проснулся в кресле перед камином, встал и, прищуря глаза, потянул руки в стороны. Спина и шея жутко болели от долгого сидения. Оглядев комнату, он увидел заправленную кровать, где спал Архид. В доме никого не было. На столе стоял свежий бочонок с медовым квасом, краюха хлеба и три уже холодные, запеченные явно не в камине курочки. Очаг уже совсем не горел, угольки потихоньку в нем дотлевали. Гном хотел зажечь свечу, но передумал и открыл единственное окно. Только когда в полутемную переднюю проник свет, стало видно записку, приколотую ножом к столу. Гурд взял ее в руки и, прищурив сначала левый, потом правый глаз, медленно прочитал вслух, шевеля губами перед каждым слогом:
— У-шел на ка-ме-но-лом-ню, сро-чно выз-ва-ли. Бу-ду зав-тра. Ар-хид.
Гном-ветеран с определенных пор стал читать только по слогам... Ну да, это уже совсем другая история... Как-нибудь расскажу, почему его прозвали Дубовая Башка. Сначала это сильно раздражало, но потом он сделал свое прозвище фамилией, так как все равно не знал, в какой деревне родился и кто его родители.
«Вот это да... Ушел... А как же топор... Мне же сегодня ночью в лес... Я думал, он поможет мне... Эх, Архид», — Гурд открыл дверь на улицу и смачно чихнул, да так, что кастрюлька слетела с полки.
Во дворе копошился Тахон, воду с пруда он уже натаскал, напоил скотину, налил курочкам в блюдечко. Но грядки еще поливать не время, палящее солнце может навредить. Это молодой гном знал от дедушки, как и то, что в полдень работать дед строго-настрого запрещал, говорил:
— Кто не отдыхает в полдень, к тому приходит полудница и заставляет плясать вместе с ней, говорят, так можно несколько часов, пока замертво не упадешь от измождения... А кто выдержит испытание, не сляжет, того она щедро одаряла золотом.
— Дядя Гурд, долго ты спишь, обед уже, — крикнул Тахон. — Дедушка утром ушел, за ним из каменоломни нашей прислали, случилось там что-то.
— Да в курсе уже, читал записку, — произнес огорченно воин. — А скажи мне, дружок, Архид ничего не велел мне передать? Ну, на словах, может?
— Как же... Конечно... Сказал, как ты проснешься, слазить на чердак и показать сундук, что там стоит... И вот еще ключ дал, — молодой гном протянул его и указал на лестницу. — Я не знаю, что там... Дед никогда не открывал его при мне.
На чердаке, как ни странно, было чисто. У входа висел улей диких пчел, которые тут же попадали в обморок от дыхания Гурда после вчерашней медовухи. На другом конце стоял большой сундук, украшенный резными узорами, закрытый на замок. Гном подошел, сунул ключ в замочную скважину и три раза провернул. Крышка открылась. Да... Все верно... На дне лежал завернутый в дорогую красную ткань топор. Точно такой же, один в один.
Гурд взял топор за рукоять и хотел было привычным движением его вынуть, но вдруг почувствовал всю тяжесть оружия. Всё дело в том, что одна из рун, которые когда-то наложил дед Архида, была на вес. Сам топор хоть и весил камней пятнадцать, но под действием чар всего один для хозяина и целых сто для всех остальных. Ну а хозяин — правильно... ушел.
Воин резким движением достал оружие из сундука и спустился вниз. Топор был, конечно, тяжеловат для гнома в годах, но не настолько, чтоб тот не смог им сражаться. Гурд пообедал, подрых пару часиков на дорожку, надел доспехи и, крякнув от натуги, закинул топор на плечо.
— Дедушкин топор, — завороженно проговорил молодой гном, — так вот он какой... И руны до сих пор светятся на рукояти.
— Тахон, скажи Альме, завтра буду, пусть стол накрывает к обеду, — сказал гном, — и приготовит мой любимый суп, да побольше.
Дорогу к домику знали все. Уж лесника он был или нет, никто не знал, но назвали почему-то именно так. Никто не жил там уже давно, дом выглядел старым, покосившимся на одну сторону и жутко скрипел, когда ветер. Люди старались обходить его стороной, и даже детишки, на что уж и любившие всякие такие пугалки, не заходили туда.
Дорога была неблизкой, часа три ходьбы. Гурд любил ходить пешком, мог это делать с утра до вечера, не замечая, как пролетает время. Всё потому, что, когда он шел, он пел песни про себя, мысленно. Но особенно гном любил сочинять на ходу легендарные истории, в которых, конечно же, он главный герой. Хотя героических рассказов можно было про него и не сочинять, их вполне было достаточно в его жизни, но воин любил придумывать свои. Я вам как-нибудь расскажу парочку, если Гурд будет не против.
Тропинка вела через весь лес и соединяла две деревни. Уже порядком стемнело, и Гурд срубил палку, обмотал ее старыми портянками и поджег. Ткань настолько пропиталась гномьим потом и жиром, что вполне подходила для факела. Этот способ здорово выручал на войне. Домик находился немного в стороне от тропы, и Гурд, вычислив, где примерно нужно свернуть, шагнул в сторону. Побродив из стороны в сторону, все-таки наткнулся на домик и громко, стараясь звучать как можно грозно и мужественно, крикнул:
— Эй, кто здесь? Выходи, коль не трус!
Дом выглядел мрачным и пустым, ужасно скрипел на ветру, и ставни бились об окно, наводя страх. Гном еще раз повторил спустя время:
— Ну? Что там? Кто топор уволок? Выходи, пока руки-ноги целы.
Дверь тихонько приоткрылась, и из темноты послышался голос:
— Ну что, дурачина, а-ха-ха, заходи, только топор-то уж опусти, тиссеру.
— Сус асенур, — изумленно ответил Гурд.
Это был пароль и отзыв гномов еще со времен Великой Битвы. Слово «тиссеру» означало на гномьем собственно «пароль», а вот отзыв переводился дословно как «свиная жо..», ну вы поняли, задняя ее часть.
Воин снял с плеча топор и, выставляя факел вперед, зашел в дом. Вот это картина маслом. Перед ним стоит Архид с топором Гурда, а у задней стенки дома сидят на полу связанные гоблины. Девять зеленых и один серый.
— Как? Что? — начал, заикаясь, Гурд. — Ты как это сделал? Дружище.
— Понимаешь, друг, когда ты сказал, что в записке сказано никого с собой не брать и мне с тобой нельзя, — улыбнулся Архид, — я подумал, что мне-то без тебя можно.
— Ну и пришел я сюда утром... Хожу по тропинке... Гуляю... То вглубь зайду, то обратно. Якобы грибы собираю, корзинку вон даже взял с собой для наглядности. Смотрю, эти вон трутся возле домика, явно нервничают. Одна плачет, та, что серая... Наверное, девочка, да вон она сидит. Ну, я подошел незаметно и говорю: «Как пройти в библиотеку?» — и хвать одного за ногу. Остальные испугались, но не убежали, и, дрожа коленками и стуча зубами, продолжали стоять.
— Где, говорю, топор? А? Живо отвечайте, безобразники, а то ноги переломаю... И как зарычу, — продолжил Архид свой рассказ, — давно я так не рычал, а-ха-ха-ха. Та, что серенькая, еще больше заплакала и стала умолять отпустить ее дружка, потом кивнула другим гоблинам и что-то прошептала на своем языке. Не прошло и пяти минут, как они волоком притащили твой топор. Говори с ними сам теперь, если хочешь, или давай просто развяжем и уйдем.
Гурд подошел к гоблинам, развязал девочку и сказал:
— Зачем это всё? Что за шутки? Мы порядочные гномы, с нами нельзя так. Ты знаешь, что я с вами сделал бы, будь вы побольше раза в два? Ммм... Отвечай, как тебя зовут?
— Меня зовут Кáрга, — тихим голосом сказала молодая девочка-гоблин, — а это мои братики, нам нужна ваша помощь, пожалуйста, выслушайте нас, просим.
Гномы переглянулись, и Архид сказал:
— Развязывай остальных, я пока костер разведу, до утра еще долго, послушаем, чего у них случилось.
